Hellracer (гет)

Сириус возвращался домой в приподнятом настроении. Ура! Есть! Сегодня Мэри наконец сказала, что любит его, и даже согласилась переехать к нему на квартиру, которую он снимал на юго-востоке столицы, в Бексли. Идя по шумным лондонским улицам, Сириус буквально подпрыгивал от радости и распирающего грудь ликования. Сколько девчонок было в его ещё совсем недолгой жизни? Десятки. Но ни к одной из них он не испытывал таких чувств — искренних, страстных, захлёстывающих с головой. А Мэри оказалась «той самой», хотя ещё пару лет назад Сириус от души посмеялся бы над тем, кто рискнул бы предположить, что они станут парой. А всё потому, что первые курса четыре МакДональд не представляла из себя ничего особенного, будучи если и не гадким утёнком, то, как минимум, бледной мышкой. Однако год за годом она лишь хорошела, а к шестнадцати и вовсе неожиданно превратилась в симпатичную, изящную, но отнюдь не наивную девушку: главным её достоинством, по словам самой Мэри, было то, что она знала себе цену.

Вот тогда-то Сириус ею и увлёкся. Гордый нрав и абсолютное отсутствие какого-либо интереса к его важной персоне не давали известному гриффиндорскому ловеласу покоя ни днём, ни ночью. И если раньше он посмеивался над тем, как Джеймс бегал за своей ненаглядной Эванс и был готов в любую минуту бросить весь мир к её ногам, то теперь, когда сам оказался в роли незадачливого ухажёра, всерьёз озадачился. Все стандартные фишки, которые он применял, чтобы заполучить понравившуюся девчонку — ухмылки, лукавые взгляды и провокации — с Мэри не прокатывали. На его подколы она не реагировала, шуткам — не улыбалась, а когда он с видом чрезвычайно занятого человека обращался к ней якобы по делу (обсудить домашнее задание Флитвика и всё в таком духе), отвечала крайне лаконично и спешила прочь. Так, раз за разом, желанная добыча ускользала из его рук, но Сириус Блэк не был бы собой, если бы взял и прекратил эту охоту, так ничего и не добившись. Нет, завоевание Мэри МакДональд стало делом принципа, ну а в процессе этого азартного мероприятия в его чёрством сердце появились и неподдельные чувства.

И вот теперь, спустя почти год неустанных ухаживаний, романтичных подарков и всяческих других подвигов он добился от неё ответного признания и даже согласия на предложение жить вместе. О первом Сириус догадывался и втайне предвкушал, а вот последнее стало неожиданным бонусом. И, обуреваемый целой гаммой эмоций, он с нетерпением ждал момента, когда сможет поделиться своей радостью с лучшими друзьями, а потому уже почти бегом мчался к тому месту, где припарковал своего верного железного коня. Мэри не особо любила кататься на мотоцикле, предпочитая бешеной и опасной езде спокойные прогулки по набережной, поэтому Сириус, прибывая к месту встречи, оставлял своего летающего друга где-нибудь под деревом и шёл пешком.

Чёрт побери, она моя! Только бы невзначай не отправить Патронуса, только бы дотерпеть до личной встречи с Джеймсом и Ремом!

А для того, чтобы создать Патронус, положительных воспоминаний как нарочно было хоть отбавляй — за один только сегодняшний вечер их хватило бы, чтобы разогнать маленькую армию дементоров.

Сириус вскочил на сиденье и мягко, но уверенно провернул ключ в замке зажигания. Двигатель взревел и довольно заурчал. Сириус поддал газу и съехал с тротуара на проезжую часть.

Путь его лежал параллельно той самой набережной, по которой они с Мэри гуляли целых два часа, и сейчас он, набирая скорость, ехал вдоль самого людного её отрезка — мимо мелькали фонари, многочисленные гуляющие, портретисты с мольбертами, экраны караоке и лотки с мороженым. Но вот краски и звуки отдалились, стало тихо и темно, и аллея (как и дорога) ушла дугой, следуя округлости большого пруда, вокруг которого она была выстроена. Сириус на ходу окинул взглядом высокие туи, как на подбор росшие вдоль аккуратной ограды, отделяющей асфальтовую набережную от песчаного пляжа, и вдруг заметил в глубине аллеи какое-то движение. Да, он очень спешил к друзьям, стремясь сообщить им радостную новость, и ни за какие шоколадные котелки не стал бы не то что останавливаться — даже всматриваться в то, что творилось в этом полумраке (мало ли парочек, желающих спрятаться от чужих глаз?), но его внимание привлекла мелькнувшая в свете фары бежевая сумочка — точь-в-точь такая же, что была у Мэри на плече во время прогулки.

Сириус постарался как можно тише притормозить и достал из рукава волшебную палочку. Что-то подсказывало ему, что дело тут не чисто, и лучше лишний раз проверить — от греха подальше. Он навёл на себя Дезиллюминационные чары, прислонил мотоцикл к стволу раскидистого клёна и, ступая почти бесшумно, направился к тому месту, где, как ему показалось, он заметил знакомый предмет.

В кустах явно происходило какое-то движение, и чем ближе Сириус подходил, тем больше мог разглядеть: вот две тёмные фигуры, наполовину закрытые ветками; вот девичья рука на мужском плече, а его крепкие ладони у неё на талии, а вот — длинные светлые волосы... бежевая сумка... такой знакомый полушёпот-полустон «Ах, Дирк, не останавливайся...»

Это была Мэри. Его Мэри. И стонала она в объятьях их однокурсника Дирка Крессвела — теперь Сириус вспомнил, где он уже видел этот широкий лоб и волевой подбородок. До боли сцепив зубы, чтобы не выдать себя трёхэтажным матом или непростительным заклятием, он бросился назад — впрочем, уже не заботясь о том, слышны его шаги или нет. Вскочил на мотоцикл, завёл мотор и рванул с места с таким визгом колёс, что наверняка отвлёк даже самую увлечённо целующуюся парочку.

Ветер бил в лицо, путая и разметая волосы, но Сириус не обращал на это внимания. Он сходил с ума от ярости, испепеляющей его изнутри.

Вот сучка!.. Чёртова предательница! Как она могла врать мне в глаза, говорить, что любит, а в это время встречаться с другим? И как же я, кретин, не догадался, что все её признания — ложь, что она мутит с кем-то ещё! Мордред, да и с кем? С маглорождённым неудачником Крессвелом! Твою ж мать!..

Он совершенно обезумел от слепой ненависти — к Крессвелу, к Мэри и к себе. Сколько времени было потрачено зря на эту пустышку, на эту грёбаную потаскуху! А он ведь и впрямь втрескался в неё как последний дурак и даже подумывал представить её своим родителям. А она... Дьявол!

Сириус всё сильнее давил на газ, не желая успокаиваться. Высокая скорость с риском для жизни хоть немного прочищала ему мозги; он только сейчас понял, что выехал за пределы густонаселённых районов Лондона и уже несколько минут как мчался по пустынному ночному шоссе. Всё внутри так и кипело от гнева и досады; он не мог смириться с мыслью, что впервые бросили его, а не он. Надо сказать, ощущения были довольно погаными.

Так вот что чувствовали влюблённые в меня девчонки, когда я принимал решение расстаться с ними. И что, выходит, это что-то вроде расплаты за все мои прегрешения? Да к дракклу всё! Я по-настоящему хотел быть с Мэри, а она... она оказалась редкостной тварью! Крутила отношения сразу с двумя — с двумя ли? Пудрила мне мозги! Пользовалась мной!

Сириус ещё сильнее, до предела выжал газ, несясь куда глаза глядят, но даже не думая останавливаться. Только в эти секунды быстрой езды он чувствовал себя свободным, не зависящим от каких бы то ни было обстоятельств, людей и их подлых поступков. Ему было необходимо дать выход своим эмоциям — уж слишком много их было сегодня — и он отпустил руль и привстал с места, держась лишь за счёт коленей, прижатых по сторонам покрытого войлоком сиденья.

— Чёрт! Вот это драйв! — заорал он что есть мочи, но бьющий в лицо ветер тут же унёс его крик. — Иди в задницу, МакДональд, слышишь? Я и без тебя прекрасно справлюсь! Найду другую! И ты мне не нужна, поняла?!

Он поднял средние пальцы на обеих руках, показывая неприличный жест сам не зная кому. В этот момент в зеркале заднего вида что-то мелькнуло, и Сириус, отвлекшись на долю секунды, сразу потерял контроль над ситуацией.

Последнее, что он видел — это горящие глаза Мэри и жуткий хохот, вырывающийся из её искривлённых злорадством губ...

Его нашли утром неподалёку от стадиона «Эмирейтс», что в Ислингтоне. От мотоцикла остались лишь жалкие обломки; тело же его хозяина было изломано, тут и там виднелась запёкшаяся кровь... но на губах застыла улыбка.