Я вижу так (джен)

Огромная дверь с вычурным орнаментом открывается перед тобой сама по себе, приглашая зайти внутрь. Осторожно переступаешь порог, потому что сердце восхищённо бухает в груди, и, если ты сделаешь хоть одно резкое движение, оно просто не выдержит. Оказываешься в просторной комнате, меньше всего похожей на комнату. Это целая сказочная страна с убегающими вдаль рядами столов, висящими над ними сотнями свечей и зачарованным потолком, повторяющим рисунок аспидного вечернего неба с яркими созвездиями. Дух захватывает настолько, что ты несколько секунд стоишь в проходе, пытаясь справиться с волнением. Потом начинаешь подмечать детали. Серебряные кубки на длинных столах, камин в боковой стене зала, множество гомонящих голосов, приветливые любопытные взгляды, колченогая табуретка на возвышении возле ещё одного стола и старая потрёпанная шляпа. Страх ледяными мурашками парализует тебя с макушки до кончиков пальцев. И всё же это самая счастливая минута в твоей жизни. Ты подходишь к табурету, берёшь шляпу в руки, садишься и надеваешь её.

— Откуда он у тебя?

Гарри заметно волновался, потому что узнал эту вещь. Омнинокль Колина Криви, утерянный при загадочных обстоятельствах в тот год, когда погиб Дамблдор.

— Поттер, тебе не всё ли равно? Считай, что это презент за помощь.

Малфой криво ухмыльнулся и закинул ногу на ногу.

— И всё же... — Гарри нахмурился. — Ты же знаешь, что Колин погиб. Для его семьи эта вещь бесценна.

— Ты даже не представляешь, насколько она вообще бесценна, — ответил Малфой и задумался, подбирая слова.

* * *

Всё началось с того момента, когда Колин познакомился с Эммой.

Получив несколько тычков детектором Филча, Колин чуть не вприпрыжку понёсся по тропинке вниз от школы. В середине октября ученикам наконец-то разрешили наведаться в Хогсмид, но погода была не самая приятная для прогулок. Шквалистый ветер бросал в лицо заряды мокрого снега с дождём, так что Колин, когда добрался до "Трёх мётел", был насквозь сырым. Здесь он, пройдя к одному из столиков, стряхнул с мантии капли и бережно достал из-за пазухи омнинокль.

Два года назад Гарри Поттер купил на чемпионате мира по квиддичу обычный омнинокль, а потом подарил Колину Криви. Всем было известно, что Колин увлекался фотографией, но его любимая маггловская фотокамера пострадала от взгляда василиска. Новую Колин так и не приобрёл, поэтому Гарри и подарил ему омнинокль, предварительно побывавший в руках Артура Уизли. Теперь омнинокль мог транслировать не только квиддичные матчи, как раньше, а снимать небольшие фильмы на манер маггловской видеокамеры. Встроенный Омут Памяти позволял хранить фильмы и при необходимости их воспроизводить. Для Колина подарок Гарри был настоящим сокровищем.

Друзья прочили Колину карьеру известного журналиста, а он лишь добродушно смеялся и продолжал делать простые репортажи о жизни обычных магов и магглов. Колин вместе с Деннисом возвращались к родителям-магглам в Аскот каждое лето, и оттуда он привозил живописные зарисовки о сельской жизни пригородного Лондона.

Колокольчик над дверью приветливо звякнул, впуская внутрь вместе с порывом ветра новых посетителей. Колин махнул рукой, привлекая внимание Денниса и его спутницы.

— Ну и погодка сегодня, — проворчал Деннис, плюхаясь на стул рядом с Колином и разматывая с шеи шарф.

— Не говори, — согласно кивнул Колин. — Чего вы так долго?

— Филча что ли не знаешь? Это наш первый поход в Хогсмид, сто раз сверялся со списком и разрешениями на посещение.

Тут Деннис спохватился и наконец представил свою подружку, до этого хранившую молчание:

— Колин, познакомься! Это Эмма Доббс. Эмма, мой брат — Колин Криви.

Эмма улыбнулась, обнаружив на щеках милые ямочки, и пожала протянутую руку:

— Очень приятно. Денни много рассказывал про тебя.

— Сливочного пива? — предложил Колин, доставая из кармана мелочь.

— Лучше горячего чаю, — ответила Эмма и стянула с головы шапку, надвинутую на самый лоб.

Две смешные косички делали Эмму похожей на первокурсницу, и Колин, пока Деннис ходил к стойке мадам Розмерты, спросил:

— Ты же на третьем курсе, да?

— Да, — засмеялась Эмма. — Я знаю, о чём ты подумал. У нас это семейное. Мой папа говорит, что маленькая собака — до старости щенок, когда мама сетует, что в магазинах нет мантий её размера. Мы с Деннисом на одном курсе. На зельеварении работаем за одним котлом.

— Твой папа правда может посмотреть мои материалы? — перешёл к главному Колин, заметно волнуясь.

— Да. Я рассказывала о тебе. Он считает, что настоящий репортёр должен обладать особым даром. Видеть то, чего не замечают остальные. Папа много лет работает в "Пророке", он просто помешан на всех новинках камер и всего, что связано с колдографией. Можно мне посмотреть? — спросила Эмма, указывая на омнинокль.

Колин покраснел, а Деннис хлопнул брата по плечу.

Колин что-то покрутил в настройках, заглянул в прибор приёма изображения, нажал зелёную кнопку на шкале между окулярами и протянул Эмме:

— Держи. Смотри сюда. Вот этим регулятором можешь прибавить звук.

Утренняя дымка стелется над лугом, окропляя траву ядрёной росой. Тяжёлые капли на умытой сочной зелени играют солнечными зайчиками, и хочется босиком сбить росу, пробуждаясь от дрёмы сотней уколов в щиколотках. Ты подходишь к калде, пролезаешь под средней жердью и идёшь в приоткрытые ворота фермы, из которых веет теплом и чем-то неуловимо домашним. Чёрно-пёстрая корова косит на тебя своим огромным глазом и тянется мордой к твоему карману — она чувствует, что там лежит горбушка подсоленного чёрного хлеба. Поджарый мужчина с пышными усами беззлобно прикрикивает на свою любимицу, усаживается поудобнее на низенькую скамейку и подставляет под вымя ведро. Тугие струи бьют по дну, вспенивая первые капли. Удары струй становятся всё глуше, вскоре звон пустых стенок заменяется сытым гулом мощных потоков, которые, соединяясь, быстро наполняют ведро молоком. Пена стоит шапкой, когда мужчина отставляет ведро в сторону, протирает вымя коровы сухой тряпицей и легонько хлопает животное по боку.

Он протягивает тебе полную кружку. Ты шумно втягиваешь парное молоко, счастливо улыбаешься и вытираешь рукавом белые усы.

* * *

Всё началось с того момента, когда Грегори познакомился с Драко.

Справедливости ради надо сказать, что их семьи знакомы были и до рождения Грегори и Драко, и мальчишки знали друг друга задолго до поступления в школу. Но именно в Хогвартс-экспрессе они впервые остались без опеки родителей и оказались в окружении таких же напуганных первокурсников, возбуждённо обсуждающих, на какой факультет попадут и как быстро станут выдающимися чародеями.

Так что ничего удивительного не было в том, что уже через час после отправления поезда Драко Малфой уединился в одном купе с Грегори Гойлом и Винсентом Крэббом. Надёжнее держаться вместе. И лучше вместе поискать себе новых друзей.

С друзьями как-то не задалось, а вот комплекция Грегори и Винсента стала отличной защитой для дерзкого, но щуплого Малфоя. Грегори не возражал против таких распределений обязанностей в их трио. Мозг группы — Драко, а они с Винсентом — надёжный тыл и прикрытие.

Переходя с курса на курс, Грегори просто привык к тому, что все его считали телохранителем Драко. Нет, ему не было обидно или досадно. Отец всегда говорил, что выигрывает в этой жизни тот, кто умеет вовремя выбрать нужную сторону. Грегори особо не задумывался, на нужной ли он стороне. Раз отец дружит с Малфоем, поддерживает режим Того-Кого-Нельзя-Называть, значит, и Грегори будет спокойно выполнять то, что ему предопределено судьбой. Да и разве плохо, когда тебя боятся? А то, что их с Крэббом побаивались ученики младших курсов, было очевидно.

На пятом курсе Грегори взяли в команду по квиддичу загонщиком, и он впервые почувствовал себя не тенью Малфоя, а вполне самодостаточным. На тренировках выплёскивался весь скопившийся адреналин, и почему-то потом уже не хотелось беспрекословно выполнять приказания Драко. Но Грегори не привык спорить. Протест, если и зарождался внутри, тут же душился в самом зачатке.

Инспекционная дружина и Амбридж дали почувствовать вкус власти, но тут Грегори, к своему удивлению, понял, что он совершенно не желает обладать никакой властью. Что с ней делать? Его амбиции не простирались так далеко, как у Винсента, который с каждым годом становился всё циничнее и жёстче. Грегори часто думал, что, родившись Гойлом, он изначально не имел другого пути.

* * *

— Какой ты молодец! — похвалила Эмма, возвращая омнинокль Колину. — А ты меня научишь?

— Обязательно, — улыбнулся Колин.

Так началась их дружба. Колин научил Эмму управлять омниноклем, сопровождать съёмку синхронной записью, сохранять фильмы и находить их в памяти.

Именно Эмма снимала матч по квиддичу, который комментировал Захария Смит. На замедленной съёмке отчётливо было видно сосредоточенное лицо Джинни Уизли, направившей метлу точно на незадачливого комментатора. Посмотрев запись, Колин пришёл в полный восторг.

— Эмма, представляешь, мы сможем писать историю Хогвартса по-новому, — возбуждённо размахивал он руками. — Я хотел сегодня поснимать в Большом Зале приготовления к Рождеству. Ты придёшь?

Эмма радостно кивнула, но в назначенный час так и не появилась в холле. Колин путался под ногами у Хагрида и под руками профессора Флитвика, снимая, как они наряжают огромные ели, зачаровывают морозными узорами окна и развешивают омелу на стенах. В конце концов, профессор МакГонагалл погнала Колина в Общую гостиную, попеняв на то, что сегодня на трансфигурации он не справился с заданием и ему надо бы поупражняться.

Колин выключил омнинокль, вышел в пустынный холл и уже направился к Большой лестнице, когда услышал сзади себя шаги. Со стороны подземелий шла Эмма. Вид у неё был такой, словно кто-то только что наслал на неё заклятие оцепенения.

— Эмма? — Колин поспешил навстречу подруге. — Всё в порядке? Что случилось?

Эмма посмотрела сквозь Колина странным пустым взглядом, словно пытаясь сфокусировать на нём взгляд и понять, кто перед ней находится.

— Колин? Это ты? Мы хотели встретиться с тобой после ужина в холле.

— Да... Но скоро уже отбой. Где ты была? С тобой точно всё в порядке?

— Как отбой? Сколько времени? — Эмма посмотрела на огромные настенные часы над входом. Взгляд её прояснялся, но выглядела она по-прежнему бледной.

— Я не помню, — обескураженно сказала Эмма. — Меня позвала одна девочка со старшего курса в спальню. А потом... А потом я пришла сюда.

— Но Эмма, прошло столько времени. Может, ты уснула?

— Наверное. Это всё уроки. Хорошо, что скоро каникулы.

Эмма вымученно улыбнулась и направилась обратно в сторону подземелий. Колин проводил взглядом её хрупкую фигурку и поспешил к Большой лестнице, понимая, что его совсем не радует мишура, обвитая вокруг перил.

Странные провалы в памяти повторялись у Эммы ещё пару раз, но в целом, ничто не мешало друзьям встречаться по вечерам после уроков, азартно обсуждать проблемы удачного ракурса при съёмке или просто рассказывать о своих планах, сидя во дворе на уютных скамейках.

— Знаешь, — сказал как-то Колин, задумчиво глядя на пробегавшие по апрельскому небу облака, — я хочу стать профессиональным фотографом. Чтобы магглы смотрели на мои работы в журналах и верили в волшебство.

— Магглы? — Эмма перевела взгляд с горгульи у входа на Колина.

— Понимаешь, магам досталась вера в чудо с рождения. Когда я попал в Хогвартс, я думал, просто лопну от счастья. Сейчас уже привык, что движением палочки можно открыть дверь, заставить прилететь тебе в руки предмет, соединить разбитую чашку... И не только это. Мой отец простой молочник, он каждый день встаёт в четыре утра, чтобы подоить коров вручную, включить транспортёр, задать корма. Я хочу, чтобы такие люди, как папа, видели фотографии восхода, весеннего пейзажа, крыльев вот этой бабочки и радовались. Чтобы их жизнь стала чуточку легче от того, что они увидели и поверили в чудо.

— Колин, ты такой романтик, — улыбнулась Эмма.

— Кстати, я завтра хотел поснимать с Западной башни. Там просто дух захватывает, такой крутой вид! Ты не сможешь пойти?

— Нет, — печально вздохнула Эмма. — Ты мне потом покажешь?

— Конечно, — просиял Колин.

Школьное озеро было видно как на ладони. В утренней дымке берега сливались с молочным туманом, и казалось, что водная гладь плавно перетекает в вышину, туда, где алый край неба всё ярче разрывает мутную пелену утренней прохлады. Колин даже не заметил, что продрог, настолько увлёкся съёмкой. Он хотел успеть до завтрака дописать эссе по истории магии, поэтому, спохватившись, чуть не бегом помчался в гостиную. Проскочил мимо кабинета Флитвика и понёсся по коридору восьмого этажа. У гобелена с Варнавой Вздрюченным Колин притормозил, так как в одинокой фигурке, стоящей неподвижно в коридоре, вдруг узнал Эмму.

— Эмма? Ты пришла? Как жаль, что не получилось пораньше. Ты должна была это видеть! Эмма?

— Эм-м-м... Да, это я. Привет.

— Всё в порядке? Опять провалы? Что случилось?

— Какие провалы? Нет, всё хорошо. Правда.

— Точно? Слушай, мне надо доделать задание для Биннса, я побегу, ладно? Но я хочу показать тебе это первой. Потрясающий вид! Посмотришь, потом отдашь на большой перемене, идёт?

Колин сунул в руки Эммы омнинокль и поспешил вниз, к гостиной, думая на ходу, что Эмме надо обязательно показаться мадам Помфри. Что-то с ней не так.

* * *

Шестой год обучения стал настоящим испытанием. Что творилось с Малфоем, Грегори было не ведомо, однако Драко всё чаще срывался на них с Крэббом. Малфой осунулся, перестал ходить по замку с заносчивым видом, совершенно не интересовался квиддичем. Всё свободное время он проводил на восьмом этаже, заставляя Гойла или Крэбба, а то и обоих сразу, патрулировать пустынный коридор.

Всё бы ничего, но Малфой решил, что громилы Грегори и Винсент слишком приметные фигуры, чтобы праздно шататься мимо гобелена с Варнавой Вздрюченным. И поэтому им приходилось каждый раз перевоплощаться в разных учеников младших курсов. Потом Малфой решил, что это весьма опасно, так как была вероятность столкнуться в подземелье или в Большом Зале со своим двойником. И тогда Гойл и Крэбб получили постоянные роли — двух девчушек, едва ли второкурсниц. Где Малфой раздобыл Оборотное зелье, Грегори не знал, хотя услышал случайно, как тот посетовал Паркинсон на то, что запасы заканчиваются.

Панси тоже была частично посвящена в похождения Малфоя, именно она следила за тем, чтобы настоящие девочки сидели в спальне тихо и мирно, пока переодетые Гойл и Крэбб гуляют по восьмому этажу. Девочки после всех этих манипуляций выглядели опустошёнными и бледными, и даже такой тугодум, как Гойл, сообразил, что не всё так просто.

Ему не нравилось всё это. Но что он мог поделать? Отец сказал, что их роль подобна домовикам. Слушай, кланяйся и выполняй. Иначе перемелет так, что своих не узнаешь.

В это апрельское утро Малфой разбудил Грегори ни свет ни заря.

— Собирайся, — бросил он коротко, кидая на кровать девчачью мантию и вещи.

— Опять? — Грегори зевнул и покосился на Винсента, перевернувшегося на другой бок.

— Держи, — Малфой протянул Грегори пузырёк с зельем. — Через пять минут жду внизу. Весы не забудь. И пузырёк прихвати. На месте подзаправишься.

Грегори до смерти надоело перевоплощаться в эту костлявую белобрысую девчонку. Он старался не смотреть на своё, вернее, её тело, когда торопливо натягивал платье, колготки и мантию. Хорошо, что кроме Крэбба в спальне никого не было.

В гостиной, возле резного камина, поджидал Малфой.

— Долго копаешься, — проворчал он, придирчиво оглядывая Гойла, и добавил, усмехнувшись: — Не выспалась, дорогая? Плохо выглядишь.

Грегори хотел ответить, потом передумал, радуясь хотя бы тому, что Малфой сегодня с утра был в хорошем расположении духа, что случалось редко. Драко кивнул Панси, выглянувшей из спальни для девочек, показал ей два пальца, что означало два часа, и потянул Гойла за собой к выходу.

Возле коридора восьмого этажа остановились. Драко неожиданно прижал Гойла к стенке и зашептал в ухо:

— Сегодня решающий день. Я знаю. Сегодня я сделаю это. Если всё пройдёт как надо, будет тебе приз.

— Какой? — пискнул Гойл тоненьким голоском.

— Тебе больше не придётся наряжаться в женское платье, дорогая. Если ты только сам не захочешь, — хохотнул Малфой и жёстко добавил: — Смотри в оба. Работаем по плану. Если что, бросай весы возле стены. И смотри, не разжалоби опять Грейнджер.

Малфой больно стиснул плечо девчушки с двумя косичками и стремительно пошёл вперёд.

Как только Малфой скрылся за невидимой дверью, Грегори нужно было патрулировать коридор и предупреждать, если кто-то вдруг вздумал бы остановиться надолго. Через час надо было принять ещё глоток зелья.

За полгода вынужденной вахты он изучил здесь каждую половицу. Вот эта скрипела, а эта опасно прогибалась, словно готовая лопнуть в любой момент. Он знал, какой тролль лупит больнее всех дурака Варнаву, не оставлявшего попытки обучить троллей балету. Он избегал портрета сэра Кэдогана, находящегося в самом конце коридора на площадке, так как полоумный сэр мог заболтать до головной боли. Он изучил количество окон на этаже и даже знал цвета мозаики, обрамлявшей арку над входной дверью. Он ненавидел восьмой этаж. Он должен был патрулировать коридор, нравится ему это или нет.

Почти через два часа после начала караула со стороны Западной башни, начинавшейся сразу за кабинетом Флитвика, послышались лёгкие шаги. Гойл привычно принял безмятежный вид и стал смотреть в окно. Ни дать ни взять — девчушка любуется местными видами.

— Эмма? Ты пришла? Как жаль, что не получилось пораньше. Ты должна была это видеть! Эмма?

Кто это? А! Да это же подпевала Поттера, вечно таскается за ним со своей идиотской камерой.

— Эм-м-м... Да, это я. Привет.

— Всё в порядке? Опять провалы? Что случилось?

Про что это он? Чего привязался? Драко меня убьёт, если я что не то сболтну.

— Какие провалы? Нет, всё хорошо. Правда.

— Точно? Слушай, мне надо доделать задание для Биннса, я побегу, ладно? Но я хочу показать тебе это первой. Потрясающий вид! Посмотришь, потом отдашь на большой перемене, идёт?

Зачем мне эта фигня? Что я с ней буду делать?

Гойл проводил растерянным взглядом Колина Криви и уставился на омнинокль в своих руках. Когда-нибудь это должно было случиться. Не надо было пользоваться внешностью незнакомых девчонок. На что рассчитывал Малфой? Грегори чувствовал, как бешено колотится сердце.

Он хотел оставить прибор на подоконнике, но любопытство взяло верх. Грегори понажимал наугад кнопочки и, когда загорелась зелёная, поднёс к глазам окуляры.

Серебристая рябь переливается бликами перед глазами с такой скоростью, что в первое мгновение кружится голова. Однако уже через долю секунды гладь озера остаётся внизу, и твоему взору открывается удивительная картина. Вокруг тебя, насколько хватает обзора, простирается бескрайняя водная ширь, пронизанная солнечными трассерами. Кажется, что вся эта необъятность распирает тебя, словно воздушный шар, и в какой-то момент ты не выдерживаешь. Ты начинаешь кричать. До хрипоты, истошно, дико и сумасшедше. Счастье и восторг просто не помещаются в тебе. Ты отцепляешься от древка метлы, которая несётся над школьным озером на пределе возможностей, расставляешь руки в стороны, пытаясь удержать равновесие. Это безумие. Ты кричишь, раздирая лёгкие, и делаешь головокружительный вираж, едва удерживаясь коленями за метловище. Вспарываешь водную гладь, и мириады брызг шлейфом тянутся за тобой, словно млечный путь за космическим странником. Эйфория. Восторг. Ещё не успокоившись, ты летишь к верхней смотровой площадке одной из башен, понимая, что беспричинная радость переполняет тебя до краёв.

Грегори как раз успел положить омнинокль на подоконник, когда в появившемся на минуту проёме в стене показался ликующий Малфой. Гойл давно не видел его в таком настроении.

— Я гений! — не снижая голоса до шёпота, громко сказал Драко. — Получилось! Всё получилось! И старик сегодня будет на месте! Я выполню моё задание. Гойл, мне надо в совятню, стой тут. Вернусь, пойдём к себе и на завтрак. Сегодня великий день!

Малфой, сияя, понёсся в сторону Западной башни, наверху которой находилась совятня, а Гойл с тревогой посмотрел на омнинокль. Правильнее всего было выкинуть его в самоубирающуюся корзину. Но он никогда не видел ничего подобного. Сколько ещё картинок в этой штуковине?

Грегори в отчаянии схватил омнинокль, зажмурился и прошёл несколько шагов вперёд по коридору.

— Мне нужно место, где я могу спрятать эту штуку.

Он остановился, развернулся и прошёл в противоположную сторону.

— Мне нужно место, где я могу спрятать эту штуку.

Гойл в третий раз прошёл по коридору и открыл глаза. На стене, напротив гобелена с балетом, появилась дверь. Самая настоящая дверь. Получилось! Не зря в прошлом году Инспекционная дружина караулила здесь Поттера с дружками.

Гойл поскорее потянул ручку на себя. У него было мало времени, Малфой мог вернуться в любую минуту, а Гойлу хотелось сохранить наличие омнинокля в тайне.

Несмотря на всю спешку, Грегори охнул. Помещение было похоже на огромный замок, доверху набитый богатствами. Только вместо сокровищ здесь были сломанные парты, порванные учебники, треснутые светильники, кресла без подлокотников и тому подобный хлам. Казалось, тысячелетиями ученики Хогвартса только и делали, что стаскивали сюда результаты своих неудачных экспериментов и шалостей.

Грегори проскочил в один из рядов города поломанных вещей, прошёл мимо старинного буфета и увидел огромный чёрный шкаф, стоящий посреди прохода. Решив, что это то, что ему нужно, он торопливо раскрыл дверку шкафа и потянулся, чтобы положить омнинокль на дно.

Неожиданно из самых недр шкафа, словно из-под створок, раздались приглушённые голоса. Сообразительность никогда не была сильной чертой Грегори Гойла. Он машинально выхватил палочку из мантии и ляпнул первое, что пришло на ум:

— Редукто!

Синий луч из конца его палочки описал шарообразную дугу и вошёл рядом с ножкой шкафа. Раздался небольшой взрыв. Дверка шкафа покачивалась на одной петле, одной ножки как не бывало.

Гойл сам не помнил, как выбрался из комнаты спрятанных вещей. Он торопливо швырнул омнинокль на полку буфета, пробегая мимо, и, не задерживаясь, устремился к выходу. Не успел он ещё отдышаться, как со стороны Западной башни послышались шаги возвращавшегося Драко Малфоя. Не останавливаясь, он кивнул Гойлу, призывая его следовать за ним.

Грегори оглянулся на гладкую стену, которая поглотила таинственную дверь, и поспешил за Малфоем.

* * *

— Тебе отдал омнинокль Гойл? — переспросил Гарри, пытаясь разложить в голове всё по полочкам.

— Поттер, ты вроде не тупой. Да, в день Битвы, когда мы караулили тебя в Выручай-комнате. Тогда ещё Крэбб... погиб. А Грегори прихватил эту штуковину с буфета, когда мы следили за тобой. Сначала, понятно, мне было не до этого, а потом он мне рассказал. Ты же понимаешь, что это значит?

Малфой сделал акцент на последнем предложении и внимательно посмотрел на Гарри.

— Что? — спросил Гарри.

— И как тебя с такими мозгами взяли работать в Аврорат? — усмехнулся Малфой. — Я помню даже, какое число было в тот день.

— Какое?

— Двадцать первое апреля. Шестой курс. Дошло?

— Нет.

Малфой закатил глаза, но терпеливо пояснил:

— Шестой курс. Я весь год работал над тем, чтобы починить Исчезательный Шкаф. Двадцать первого апреля я сделал это. Я ликовал. Ровно до того момента, пока не обнаружил, что починенный шкаф непостижимым образом лишился одной ножки, а невозможность плотно прикрыть дверку не даёт сработать порталу. Всё пропало.

— Но... Ты же потом снова починил его, так? И попытался выполнить своё задание. Суд учёл мои показания, и с тебя сняты все обвинения.

— Поттер, я говорю не про себя! Да, я починил шкаф снова, и я загнал Дамблдора в угол. Но, если бы я сделал это в апреле, тебя не было бы с ним. Ты в тот день пил с Хагридом за упокой Арагога, я как раз успел бы всё провернуть.

— И что? Что это меняет? Ведь теперь известно, что смерть Дамблдора была неминуема. Это был вопрос времени.

— Это меняет всё. Тебя бы не было. Дамблдор бы не отвлёкся на долю секунды, чтобы обездвижить тебя. Я бы не смог его обезоружить. Я бы не стал обладателем Бузинной палочки. Дошло?

Гарри посмотрел на Драко Малфоя, чувствуя, как подёргивается глаз.

* * *

— Джошуа, кто там?

— Ты только не волнуйся, дорогая. Этот молодой человек уверяет, что он друг Колина. Он принес его камеру.

— О господи... Как вас зовут?

— Здравствуйте, миссис Криви. Меня зовут Гарри Поттер. Я бы хотел отдать вам эту вещь на память.

Ты осторожно шагаешь, стараясь не шуметь, но пожухлая листва предательски шуршит под ногами, пружиня каждый шаг.

Шурх, шурх...

В какой-то момент ты поддаешься искушению и начинаешь загребать листья носком ботинка, поднимая фонтанчики из разноцветных листьев. Движение впереди заставляет тебя вспомнить, что ты пришла сюда совсем с другой целью. Ты останавливаешься, потом на цыпочках делаешь пару шагов, раздвигая кусты орешника. Прямо перед тобой, буквально в трёх шагах, стоит ослепительной красоты белая лошадь с рогом на лбу. Единорог. Он настороженно смотрит на тебя, волнуясь, бьёт копытом по земле и с тревогой оглядывается по сторонам.

Шурррх... Шурррх...

Ты не двигаешься. Единорожиха, а это именно самка, успокаивается, но смотрит всё ещё недоверчиво. С противоположной стороны поляны, из зарослей ветлы, выбегает золотой жеребёнок. Он смешно выкидывает ножки, несётся к матери, наклонив голову, и подпрыгивает боком.

Шух-шух-шух...

Ты протягиваешь руку и полностью выходишь на поляну, обнаруживая себя. Долгую минуту вы с единорожихой смотрите в глаза друг другу. Потом она тихонечко ржёт, и золотистый детёныш подбегает к тебе. Тёплая чуть курчавая шёрстка утопает под твоими пальцами, и ты улыбаешься от счастья.