Десять лет победы (джен)

Мальчишки гостили у мамы, и она с радостью отпустила Джинни прогуляться, потому что они будут что-то вкусное печь и играть, не до неё. Джинни с удовольствием приняла это предложение и отправилась сначала к миссис Диггори, которая выписала ей пару витаминных и общеукрепляющих зелий на всякий случай, а потом в Косой, немного помедитировать над креманкой с вкуснейшим сорбетом. Дальше, она решила, надо было заглянуть к Рону, они давненько не виделись, да и мама будет рада, если они вернутся втроём с крошкой Рози.

Она знала пароль от камина, поэтому не стала предупреждать о визите, а просто направилась прямо из Косого переулка домой к брату. Они с Роном редко заранее просились в гости, вместо этого пользовались доверием друг друга и навещали, когда удобнее. В конце концов, всегда можно было отправиться обратно, если дома никого не окажется, или подождать внутри: мальчишки никогда не обижались, если Роуз немного играла с их игрушками.

«Длиннохвостый соплохвост», — произнесла Джинни себе под нос, оказавшись у нужной каминной решётки, и та открыла перед ней гостиную дома Грейнджер-Уизли. Она отряхнулась от налипшей золы и огляделась. В комнате определённо никого не было, кроме огромного плюшевого единорога, вальяжно развалившегося в кресле. На роге у него был аккуратно завязан большой синий бант. Приглядевшись, Джинни поняла, что и не бант это вовсе, а галстук — тот самый, который Рону подарили на день рождения свёкры.

— Рон? — позвала она. — Рози?

Ответом ей послужили торопливые шаги и появившаяся в дверях Гермиона.

— Ой, привет, — от неожиданности Джинни даже вздрогнула. Она совершенно не ожидала увидеть Гермиону дома в шесть часов вечера. Рабочий день уже подходил к концу, однако она никогда так рано не возвращалась из Министерства.

— Джинни? — Гермиона удивилась не меньше. — Рада тебя видеть. Как себя чувствуешь?

— Неплохо, только ходить тяжелее с каждым днём, — пожаловалась будущая мать, легко рассмеявшись. Лили росла, и достаточно быстро, живот, хотя и не такой огромный, уже было совсем никак не скрыть, и спать становилось всё более неудобно. Гермиона улыбнулась в ответ.

— Чаю хочешь? Я пирог испекла.

Джинни кивнула и направилась за ней в кухню. Дома царил бардак, но к этому Джинни уже привыкла, потому что Рон не был особенным фанатом уборки, а Гермионе обычно просто было не до того. Иногда она сама наводила у брата порядок, если приходилось ждать, когда он вернётся с работы, или когда они с мальчишками приходили поиграть с Роуз. Правда, сорванцы умудрялись ввергнуть квартиру дяди в пучины хаоса быстрее, чем она успевала хоть что-то убрать.

— Я с работы пораньше вернулась, — продолжила Гермиона, когда они устроились за столом, а посуда по мановению волшебной палочки старательно готовила им чай. — Хотела побыть дома, с ребятами. Но они в магазинчике, наверное, или гуляют. Я полчаса назад вернулась, уже никого не было.

Джинни растерянно кивнула. Гермиона нечасто возвращалась домой пораньше, видимо, начальству уже успело надоесть её постоянное присутствие, вот и отправили домой, отдыхать и расслабляться. Навряд ли она просто так вспомнила, что обычно её ждали не позже семи вечера — Рон уже успел перестать.

— Надо было его предупредить, он бы не ушёл, — сказала Джинни, подтягивая к себе приземлившуюся на стол кружку. Рядом шмякнулась тарелка с пирогом — кажется, яблочным.

— Да ничего страшного, скоро вернутся, — махнула рукой Гермиона и пододвинула ей вилку. — Ты ешь. Голодная, наверное. Я когда Рози носила, всё время есть хотела...

Джинни откусила кусочек и вежливо улыбнулась: пирог был холодным, твёрдым и слишком сладким.

— Я стараюсь не переедать, это тоже вредно, — произнесла она, откладывая вилку в сторону. — А я ещё мороженого у Фортескью съела. Так что я потихоньку.

Гермиона кивнула и потеряла к пирогу всяческий интерес. Джинни, впрочем, тоже.

— Как у вас вообще дела? — спросила она, откидываясь на спинку стула.

— Всё хорошо, — улыбнулась Гермиона. — Сейчас в отделе очень много работы, поэтому я не всегда успеваю домой вовремя. Бывает, приходится совсем допоздна задерживаться, они уже спят, когда возвращаюсь. Знаешь, Рон часто засыпает, когда укладывает Роуз, раньше я его будила, а теперь не хочу. Ему тоже нужно отдыхать, в магазине дел невпроворот.

Джинни взглянула на подругу внимательно, пытаясь понять, шутит она или нет, однако Гермиона была абсолютно серьёзна. В первые годы брака, ещё до появления Роуз, они с Роном почти всё делали вместе: вместе ходили на работу в Министерство, вместе возвращались оттуда, вместе готовили ужин и вместе его ели. Она помнила, как они оба светились от счастья, когда были вместе, и это не могло не радовать. Но что изменилось сейчас? Они ведь даже не видятся толком! Рон ушёл из Аврората, занялся более безопасной и спокойной работой, а Гермиона вышла из декрета спустя полгода после рождения дочери и с той поры не переставала перерабатывать. Да, у неё появилось много новых обязанностей, но разве так можно? Поначалу Рон старался навещать Гермиону почаще, однако на работе ей обычно было некогда, да и у него в магазинчике и без того было достаточно своих забот. Роуз почти всё время проводила с отцом, потому что пыльные кабинеты Министерства, как они оба решили, не самое лучшее место для маленького ребёнка. В магазине хотя бы была чистая и безлюдная подсобка.

Джинни осторожно глотнула горячего чаю, слушая, как Гермиона рассказывает про рабочие дела. Гарри ведь был точно такой же: с самого начала он почти никогда не возвращался домой вовремя, а когда стал главой Аврората, так и вовсе перестал появляться. Ей было тяжело, конечно, у них было двое — почти трое! — маленьких детей, и если бы не помощь семьи, она бы точно не справилась. Она скучала по нему, и, точно знала, Рон скучал по Гермионе; но почему-то их вторые половинки предпочитали спасать мир, а не проводить выходные за чашкой чая в тихом семейном кругу. Она вздохнула. Как будто их с братом судьбы были похожи и переплетены...

— Я рада, что Рон находит в себе силы меня понять, — тихо произнесла Гермиона, видимо, обратив внимание на задумчивый взгляд Джинни. — Он знает, как это важно для меня и для страны, и поддерживает меня во всём. Это очень хорошо.

Джинни едва удержалась, чтобы не переспросить, точно ли Гермиона говорит о её брате, но не стала: в конце концов, это их личное дело. Рон не одобрял стремления положить все силы на принесение пользы обществу, Рон не поддерживал поздние возвращения жены домой, Рон вообще больше всего на свете боялся, что Роуз когда-нибудь забудет, как выглядит её собственная мать. Он говорил об этом в шутку, как будто невзначай, но Джинни знала, что он тоскует по жене и боится, что на самом деле она бежит не на работу, а из дома. Гермиона старалась проводить с ними как можно больше времени, но Рон... Что ж, Джинни могла его понять.

Они ещё немного поговорили ни о чём и обо всём, прежде чем в кухне повисло неловкое молчание, и каждая уткнулась в свою кружку. Джинни думала о том, как в детстве они с Роном не слишком-то ладили, а сейчас он стал ей ближе всех остальных, думала, что и Джордж заметно повеселел, когда Рон стал с ним работать, думала про свадьбу Джорджа, про то, что увидела тогда в Косом переулке, с Анджелиной...

Она инстинктивно дёрнулась, вспоминая липкое, гнетущее чувство, и Гермиона удивлённо посмотрела на неё.

— Всё хорошо? — спросила она. Джинни неуверенно кивнула.

— Да, наверное...

— Наверное? — Гермиона вскинула бровь.

В общем, тут уже пришлось рассказывать. Джинни говорила быстро и сбивчиво, сама не понимая, почему не ограничилась общими фразами, говорила про пикет, про оборотней, про хит-визардов, про девчонок-продавщиц, которые совсем ничего не понимают и судят по внешности, когда это разве главное? Ей казалось, что Гермиона должна понять, что понимает — она, всё-таки, была человеком, которого чужие беды никогда не обходили стороной, вспомнить только проблему домовых эльфов и её элегантное решение. Ужас, вернувшийся было, стоило ей вспомнить о произошедшем, ушёл, уступая место ярости, горячему непониманию. Джинни чувствовала, как раскраснелись щёки, и понимала, что не может остановиться, она говорила и говорила, говорила и говорила...

Гермиона слушала молча и спокойно кивала в такт.

— В общем-то, этого следовало ожидать, — вздохнула она, когда Джинни, наконец, перевела дух и сделала паузу в своём рассказе. — Не так давно ко мне обращалась одна из представителей коммуны оборотней.

— Правда? — удивлённо переспросила Джинни.

— Да, — кивнула она. — В весьма престранных обстоятельствах.

Джинни нахмурилась.

— Отвела меня в какую-то неизвестную мне часть Лондона, кажется, там у них свой квартал. Их там десятки, и дети... — она покачала головой. — Просила помощи с разработкой законопроекта.

— И что? Ты уже подняла старые связи?

Гермиона взглянула на неё так, точно Джинни была первокурсницей и только что предложила создавать деньги из воздуха, чтобы не нужно было постоянно работать: снисходительно, с лёгкой укоризной. Джинни почувствовала себя неловко и поёжилась.

— Понимаешь, — начала Гермиона тоном учительницы, — у меня, к сожалению, нет полномочий в этом деле. Я переговорила с хит-визардами по поводу изоляторов временного содержания для оборотней, они пообещали сделать проверку. Остальное не в моей компетенции.

— Но, — Джинни запнулась. — Но ведь...

Гермиона спокойно пододвинула к себе чашку и взмахнула палочкой, призывая чайник с новой порцией чая.

— Теперь у меня совсем другие обязательства, я оставила работу в отделе несколько лет назад.

— Ты ведь работаешь с законами, правда? — полувопросительно произнесла Джинни.

— С законами, но не совсем с этими, Джинни, — устало пояснила Гермиона. — Я работаю с законами для волшебников, а не с законами для разумных существ. К которым, согласно классификации Министерства...

Договаривать она не стала, только вздохнула.

— У меня совершенно нет возможности заниматься проблемами оборотней, — продолжила она после небольшой паузы, — поэтому все дела переданы компетентным сотрудникам.

— Но ты самый компетентный сотрудник, которого только можно представить! — горячо произнесла Джинни, и Гермиона неловко улыбнулась.

— Я ведь не придумываю законы, у меня нет такой власти. Да, я работаю с законами, но на совсем другом уровне: я занимаюсь формулировками и бумагами, а не самой их сутью! Вот сама подумай, если волшебника, который создаёт мётлы, отправить на квиддичное поле, разве он сможет выиграть решающий матч?

— Зависит от его умений, — уже скорее из чувства противоречия произнесла Джинни. Гермиона покачала головой, но тему продолжать не стала.

— Я поговорила с хит-визардами про эти изоляторы, это в их компетенции. Мистер Гамбойл, он у них сейчас главный, пообещал, что этим обязательно займутся. Но это всё, что я могу сделать для них, кроме взносов в фонд Ремуса. Мне очень жаль.

Джинни чувствовала, как каждое сказанное подругой слово ложится на её плечи тяжким грузом и давит к полу. Гермиона, восторженная Гермиона, которая после школы только и думала о том, как побыстрее приступить к разработке проекта об облегчении жизни домовых эльфов, Гермиона, которая, несмотря ни на что, добилась его принятия и лично курировала внесение изменений, чтобы не позволить всему вернуться на круги своя — разве это она говорила? Джинни не узнавала её. Женщина, сидевшая перед ней, была, несомненно, той самой Гермионой Грейнджер, вот только повзрослевшей, уставшей... И как будто совсем другой.

Видимо, обратив внимание на долгий взгляд Джинни, Гермиона снова заговорила, на этот раз мягче и быстрее:

— Пойми, я теперь в ответе не только за оборотней или только за эльфов. Мы занимаемся более глобальными вещами, благополучие всей магической Британии, каждого её жителя, и волшебника, и существа, теперь и в моих руках тоже. Нельзя помочь кому-то одному в ущерб другому, законы должны делать так, чтобы хорошо было всем. Только это очень, очень сложно.

Джинни слабо кивнула. Слова Гермионы, такие логичные и такие спокойные, напоминали ей слова Перси, вернувшегося в семью после войны. Именно из-за того, как он говорил, как смотрел, когда втолковывал неразумным такие очевидные вещи, и как смотрели на него в ответ родители и братья, он и ушёл тогда из дома, это Джинни уже потом начала понимать. Перси, снова вхожий в дом Уизли, клялся, что изменился, но он всё ещё был карьеристом, эмоционально далёким от бурного темперамента братьев, вечно в мыслях о мифическом общем благе, потому и стремился проводить в родительском доме как можно меньше времени, а о работе говорить максимально нейтрально. «Её много», — отвечал он и улыбался, переключая внимание собеседника на погоду за окном. Гермионе, возможно, тоже стоило взять эту тактику на вооружение.

Джинни кивнула невпопад и схватилась за пустую чашку, отхлёбывая воздух. Гермиона осторожно взяла её за руку и погладила по ладони.

— Джинни, — позвала она. — Посмотри на меня.

Джинни посмотрела, стараясь не разреветься. Ей было обидно, как маленькому ребёнку, у которого забрали из рук так и не купленную родителями игрушку, хотелось рассказать всему миру о несправедливости слов подруги, но она понимала, что в них было рациональное зерно. От этого ей было ещё хуже и ещё обиднее.

— Послушай. Я сделаю всё, что смогу, насчёт проверок этих... хосписов, — произнесла она с усилием. — Это поможет оборотням, жить им будет проще и лучше. Но у Министерства нет денег, чтобы раздавать всем аконит, ты же понимаешь? Тогда придётся повышать налоги, волшебники будут недовольны, значит, оборотни снова окажутся под ударом. После того случая с Мунго они не могут себе этого позволить.

— Но помнишь, — Джинни чувствовала, как её голос дрожит, — помнишь ваш с Гарри проект? Там ведь всё было по уму сделано, правда? Может быть, снова попробовать его протолкнуть? Волнения уже улеглись, его могут поддержать...

Гермиона ободряюще улыбнулась, и Джинни снова почувствовала себя ребёнком.

— Это не поможет, Джинни, — голос подруги звучал мягко, усыпляюще, и ей захотелось стряхнуть с себя жаркую дремоту. — Ещё слишком рано. А тот наш проект был очень идеалистичен, честно говоря, и просто не выдерживает критики. Сейчас, с опытом, я понимаю, как надо двигаться в этом направлении. Обещаю, я сделаю всё возможное, чтобы решить эту проблему и максимально помочь всем. Но на это нужно время, много времени. И пока оборотням придётся жить по тем законам, которые установлены Министерством, даже если они их не устраивают.

Джинни укусила себя за губу, не в силах больше слушать без какой-либо возможности возразить. Что бы она ни сказала, она не смогла бы переспорить Гермиону: на её стороне была логика, а Джинни захлёбывалась эмоциями от жуткой несправедливости, разгорающейся прямо на её глазах. Она заставила себя кивнуть, схватилась за чайник, приземлившийся по правую руку, разлила по столу чай... Гермиона устранила последствия катастрофы одним взмахом палочки, затем неторопливо долила Джинни чаю и пододвинула пирог.

— А теперь давай не будем о грустном. Ешь, — почти скомандовала она, и Джинни в ответ только криво усмехнулась. Ей хотелось поспорить, честное слово, но ссору она решила не затевать, а аргументированной беседы могло и не получиться. Она молча возила вилкой по блюдцу, совсем не чувствуя аппетита и желания говорить о весёлом. Гермиона пришла на помощь и рассказала, как Роуз впервые встретилась с садовым гномом в гостях у бабушки, однако Джинни её не слушала. Всё вокруг как будто очень быстро и стремительно менялось, пока она стояла на месте, отвлекалась на семью и детей — всего каких-то несколько лет! И что же? Даже самые родные люди как будто повзрослели, стали непонятными и странными, будто чужими, а она, Джинни, так и осталась прежней, не в силах вырваться из рутины, затянувшей её хуже болота.

Постепенно она втянулась в разговор, но до самого прихода Рона не могла заставить себя по-настоящему повеселеть.