Поцелуй в темноте (гет)

— Вы презренный человек, Люциус Малфой!

Внезапно воцарившаяся в официальном бальном зале министерства тишина оказалась нарушена звуком хлесткой пощечины. Охваченные ужасом гости изумленно вытаращились на невысокую ведьму в кружевном платье цвета шоколада, стоящую перед главой рода Малфоев.

И хотя большинство из присутствующих молчаливо соглашались с ней, среди них вряд ли бы нашелся хоть один, кто осмелился сделать то, что сию минуту сделала эта маленькая героиня войны. Поскольку уж кто-кто, а Люциус Малфой не принадлежал к числу тех, кого стоило бы оскорблять, причем прилюдно. И крутой нрав этого мага уже давно стал притчей во языцех среди всех британских волшебников. А уж тем более в сегодняшней ситуации — когда вокруг были сотни свидетелей, а среди них еще и журналисты с фотографами — надеяться на то, что подобная выходка окажется безнаказанной, казалось просто смешным. Все магическое сообщество было уверенно, что девчушку Грейнджер в самое ближайшее время ожидают огромные неприятности.

Толпа волшебников, затаив дыхание, смотрела, как Люциус Малфой со сверкнувшими серым пламенем глазами медленно повернулся к ней лицом и сунул левую руку во внутренний карман мантии. Но вместо палочки, которую все ожидали увидеть, вытащил кипенно-белый носовой платок, который на мгновение крепко прижал к левому уголку рта. Потом его глаза скользнули вниз: на поверхности ткани виднелось небольшое кровавое пятнышко.

— Уйдите отсюда. Сейчас же. Пока я не передумал, — мягко, но предупреждающе произнес он. И мягкость эта выглядела еще страшней, чем откровенный гнев.

Похоже, Гермиона Грейнджер придерживалась того же мнения, поскольку ее маленькая фигурка, хотя и стояла перед ним горделиво выпрямившись, казалось, с каждой секундой прямо на глазах уменьшается рядом с высокой и крупной фигурой Люциуса Малфоя.

Ее щеки стремительно заливал румянец, будто Гермиона только что осознала, что именно она натворила. Медленно, почти спотыкаясь, она сделала пару шагов назад, словно пыталась отойти от Малфоя подальше. А тот, снова прижав носовой платок к губе, горящими глазами следил за ее испуганным отступлением. Как только Гермиона поняла, что расстояние между ними достаточно велико, то обернулась и быстро выбежала из бального зала прочь.

Спустя некоторое время ее удалось найти Рону Уизли, который обнаружил, что Гермиона, прижавшись к стене, сидит на корточках напротив входа в дамскую комнату, между огромным напольным растением и элегантным столиком с выставленными на нем бокалами шампанского.

— Гермиона… — осторожно позвал он.

Та подняла голову и умоляюще взглянула на него.

— О чем, черт возьми, я думала, Рон? — жалобно спросила она. — Ну, почему ты не остановил меня?

Во взгляде Рона мелькнуло ласковое раздражение, смешанное с легкой опаской.

— Я что, похож на самоубийцу? Ты ж сама не подозреваешь, насколько страшна в гневе. Знаешь ли, я не настолько храбрый, чтоб пытаться остановить тебя, особенно, когда ты в таком состоянии.

Ответом ему послужил короткий смешок, который больше был похож на всхлипывание.

— С другой стороны… — с серьезным видом продолжал размышлять Рон, тоже усевшись рядом с Гермионой на корточки. — Ты только что обеспечила себе место в самой высшей лиге. Да что там! Можно сказать, в лиге имени Гермионы Грейнджер.

Та посмотрела на него с любопытством.

— Это в какой же? О чем ты?

— Ну как, в какой… — Рон уставился в противоположную стену, — я сомневаюсь, что на этой земле есть другая женщина, которой довелось съездить по физиономии и Драко, и Люциусу Малфоям!

— Рон! — воскликнула она, шутливо шлепнув его по руке и безуспешно пытаясь сдержать смешок. — Это же какой-то кошмар!

— О, я бы не сказал, — с таким же смешком парировал тот и уселся прямо на пол, вытягивая длинные ноги перед собой. — Черт побери, Гермиона, уж что есть, то есть.

— Не заставляй меня веселиться, — запротестовала Гермиона, окончательно запутавшись в собственных ощущениях. — Мне должно быть стыдно за себя, а я готова хохотать.

— Конечно, тебе должно быть стыдно, — невозмутимо согласился Рон. — Ну, ты ж вообще… того… известная хулиганка.

И Гермиона не могла не рассмеяться.

— Помнишь, ты рассказывала как-то магловскую сказку о храбром сапожнике, который одним ударом пришиб семь мух и так этим гордился, что даже сделал себе пояс с надписью «Семерых одним ударом»? — он переложил ноги с одной на другую и продолжил: — Может быть, тебе стоит заказать такой же и себе? Только надпись напишешь — «Двоих одной пощечиной».

— Во-первых, я совершенно не горжусь тем, что ударила обоих Малфоев, и надпись нужно писать «Двум Малфоям по пощечине», если уж говорить совсем точно, — возразила Гермиона.

— Ну, просто… они оба носят эту фамилию, поэтому я и сказал так.

— Рон, я не собираюсь носить никаких поясов, демонстрируя всем и каждому, что общаюсь с Малфоями! — повторила Гермиона, настроение которой заметно улучшилось. Сейчас ей вообще казалось, что оба они снова вернулись в детство.

Рон засмеялся.

— Эй, это же просто шутка! Ты же знаешь, что я много лет пытался заставить Гарри носить значок с надписью «Одного Темного Лорда двумя Экспелиармусами».

И Гермиона уже не смогла сдержать заливистого хохота.

— Нет, Рон, все-таки ты — самый настоящий провокатор! — убежденно заявила она.

— Да знаю, знаю… Но ты же все равно меня любишь, — с легкостью старого друга парировал на это Рон.

Гермиона улыбнулась, чувствуя себя после их глупого подшучивания гораздо менее несчастной.

— Конечно, люблю, — тихо отозвалась она.

Некоторое время они сидели молча. Гермиона облокотилась о колени и опустила голову на руки, Рон же прислонился затылком к стене и закрыл глаза.

— Итак…

— Чего «итак»?

— Хочу знать, почему ты ударила Люциуса Малфоя? — с преувеличенным спокойствием спросил Рон, даже не открывая глаз, как будто ответ не имел для него никакого значения.

— Потому что он — высокомерный, эгоистичный, тщеславный, злющий шовинист.

— Хорошо, — сказал Рон, — с этим трудно спорить… — несколько мгновений он помолчал, но потом с сомнением продолжил: — Хотя…

Гермиона подняла голову и удивленно уставилась на него.

— Мне казалось, он начинает нравиться тебе… — закончил Рон и, готовый сразу же вскочить, с опаской глянул на Гермиону.

— Кто?!

— Люциус Малфой.

— Кому, мне? Мне нравится Малфой? Да как тебе в голову могла прийти такая нелепая идея? — возмущенно прошипела Гермиона.

— Что ж, всего пару недель назад ты то и дело взахлеб рассказывала о том, какой он умный. Как хорошо знает все эти юридические ссылки и прецеденты. Рассказывала, как ценит Малфоя нынешний министр, несмотря на его (мягко скажем) небезупречное прошлое. И что вообще человеку свойственно меняться, и что Люциус совсем не такой негодяй, как мы все думали о нем до сих пор, — на одном дыхании выпалил Рон, будто опасаясь, что Гермиона не даст ему договорить.

— Эм-м… хорошо, — беспокойно закашлялась та, принявшись нервно теребить кружево платья, а потом искоса взглянула на Рона и снова вернулась к ткани. — Просто… с тех пор, как я начала работать с ним в министерстве, то, возможно, и начала думать, что Малфой… ну… не такое уж чудовище… — осторожно призналась она.

— Из-за чего же ты тогда устроила все это? — озадаченно поинтересовался Рон.

— Из-за того, что случайно услышала, как он сказал кое-что, когда я проходила мимо. И это после того, как на прошлой неделе узнала от тебя, что… Ну, в общем, нахлынуло на меня… — неловкая исповедь Гермионы звучала не совсем внятно, точнее совсем невнятно, но она продолжила: — Я не могу поверить, до какой низости может дойти человек! Чтобы его не заботило ничего, кроме собственной выгоды. Чтобы он совершенно не обращал внимания на проблемы, которые может создать другим людям!

Гермиона потупилась и не заметила странный взгляд, брошенный на нее приятелем.

— Та-а-ак… а поточней можешь?

— Я услышала, как Люциус Малфой злорадствовал, что недавно купил в Косом переулке большое помещение. И что сумел увести его прямо из-под носа у других потенциальных покупателей из-за своих связей в министерстве. Он сказал, что надеется получить с его использования хорошую прибыль, особенно если будет сдавать в аренду, — пояснила наконец Гермиона.

— В самом деле? — будто испытывая неудобство, Рон смущенно заерзал.

— Ну да, я знала от вас с Джинни, что рядом с магазином «Волшебные вредилки братьев Уизли» было построено помещение, очень подходящее им для склада. И хотя сделка уже должна была состояться, владелец вдруг решил продать его кому-то другому, обманув Фреда и Джорджа. А ведь им так нужны площади для расширения бизнеса, ну я и... — сбивчиво закончила она.

Медленно оттолкнувшись от стены, Рон повернулся к ней лицом.

— И ты считаешь, что Малфой и перебил сделку, купив это помещение? — приглушенно спросил он.

— Думаю, да… Слишком много совпадений, не считаешь? Тем более что в Косом переулке не так уж часто продается недвижимость, — кивнула Гермиона. — Вот почему я так разозлилась. Это был очень низкий трюк. И Люциус совершил его только для того, чтобы обмануть близнецов. Он сорвал их договоренность с владельцем! И сорвал не столько потому, что ему нужно это помещение, а из-за своей давнишней и нелепой вражды с твоей семьей.

Тоже оттолкнувшись от стены, Гермиона встала и принялась нервно расхаживать взад и вперед.

— Не могу поверить, что мне действительно начал нравиться этот человек! — расстроено призналась она. — Я-то думала, что не все так плохо… что, возможно, он уже вел с владельцем переговоры еще до близнецов. Но ты бы слышал, что он говорил сейчас! Держу пари, он просто не смог устоять перед возможностью сделать Уизли очередную гадость. Ужасный человек, мерзавец!

— Эм-м… Гермиона… — осторожно начал Рон.

— И, конечно, не преминул похвастаться этим, — не обращая внимания на осторожные поползновения своего друга, продолжала бушевать она. — Меня не удивит, если он даже не знает, что будет делать с этим зданием дальше!

— Гермиона!

Немного напуганная его тоном Гермиона повернула голову, чтобы увидеть побагровевшего Рона уже на ногах.

— Я хотел поговорить с тобой… об этом помещении… — начал он.

По лицу Гермионы скользнуло недоумение.

— О, нет… Рон… — умоляюще прошептала она, но тот смотрел вниз и неловко ковырял ковровое покрытие кончиком ботинка. — Нет-нет… только не это…

— В общем, я хочу сказать, что… Люциус Малфой действительно купил то помещение рядом с магазином близнецов…

Гермиона сжала ладошки.

— И мои братья договорились, что будут арендовать у него одно из хранилищ. Это позволит освободить площади в магазине и использовать их для расширения торгового пространства, — мягко продолжил объяснять Рон.

Гермиона издала какой-то неясный звук.

— Понимаешь, это… на самом деле гораздо выгоднее для них, чем покупка целого здания. Потому что теперь им не придется влезать в долги, не нужно будет вешать себе на шею расходы на содержание, налоги и оформление разрешений… Ну, ты понимаешь.

Земля медленно, но упорно уходила у Гермионы из-под ног.

— Кстати, и многие другие лавочники тоже собираются арендовать у него площади, так что… все действительно довольны… ты зря разозлилась на него.

Второй раз этим вечером Рон получил по руке.

— И ты не посчитал нужным рассказать мне об этом? — звенящим от напряжения голосом поинтересовалась Гермиона.

— Да я же… не знал, что для тебя это так важно! — попробовал защититься он.

— И я ударила его… Господи… ударила… — простонала Гермиона.

— Да. И все это видели, Гермиона, — согласился Рон и поморщился, когда снова получил, правда, на этот раз подзатыльник.

— Ты что, не мог предупредить меня?! — потребовала она, возвращая их к прежней теме.

— И откуда я должен был знать, что ты кинешься на Малфоя с кулаками? — возмущенно воскликнул Рон.

— Но ты знал, что я не могу доверять Малфоям! — продолжала горячиться Гермиона.

— Гермиона, да ты по своему характеру никому не можешь доверять! Кроме того, с тех пор, как ты на третьем курсе ударила младшего из Малфоев, я думал, что подобная горячность осталась в прошлом.

— Мне нужно извиниться перед ним, — словно бы сама себе прошептала Гермиона. — Боже мой, он убьет меня! И правильно сделает… Как я теперь посмотрю ему в глаза?

— Как-нибудь. Пойдем, Гермиона, может, все не так уж плохо… — попытался утешить ее Рон. — Я имею в виду, может, Малфой уже забыл об этом.

— О, конечно, забыл! Я же всего-навсего ударила его по лицу в присутствии нескольких сотен человек. И в том числе, министра магии, всего Визенгамота, представителей почти всех чистокровных семей и большинства его деловых партнеров! — она уже почти билась в истерике.

Рон выглядел несчастным.

— Черт… звучит действительно хреново…

— Рон, может, существует какой-нибудь чистокровный извиняющийся ритуал, о котором я не знаю? — тихо уточнила вдруг Гермиона, но приятель лишь покачал головой. Она тоскливо вздохнула, пытаясь сбросить тяжкий камень, повисший на душе. — Раз так, то придется использовать обычное старое и унизительное «Простите меня, пожалуйста».

Немного помедлив, она направилась в сторону бального зала.

— Погоди! Ты собираешься сделать это здесь… и сейчас? — Рон схватил за руку уже повернувшуюся к нему спиной подругу.

— Я унизила и оскорбила этого мужчину перед множеством свидетелей, Рон, — расстроено, но убежденно ответила та. — Думаю, будет справедливо позволить ему унизить меня в присутствии той же аудитории.

Чтобы последовать за ней, Рону понадобилось больше минуты: ему нужно было поднять с пола упавшую челюсть… да и вообще собраться с духом.

Странно, но никто не обратил на вошедшую в бальный зал Гермиону никакого особого внимания.

«А я-то ожидала, что меня встретят любопытствующие шепотки…»

Она огляделась и увидела, как в ее сторону направляются Гарри, Джинни и Молли с Артуром, лица которых изменились, заметив побледневшую как мел Гермиону.

— Дорогая, с тобой все в порядке? — Молли попыталась обнять ее, но Гермиона с извиняющейся улыбкой отошла, оставив друзей в недоумении.

Найти длинную светлую шевелюру Малфоя оказалось недолго: он стоял на противоположной стороне зала. И ее живот тут же болезненно сжался. Гермиона обратила внимание, что Люциус легко и непринужденно, будто и не было никакого инцидента, разговаривает с какими-то высокопоставленными чиновниками министерства.

Набрав воздуха, она направилась прямо к нему, чувствуя, как спину буравят взглядами не только Гарри и семейство Уизли, но и множество других волшебников. И чем ближе Гермиона подходила, тем сильней закручивалась в животе тугая, болезненно-тошнотворная спираль. Подойдя к Люциусу Малфою почти вплотную, она собралась с духом и робко позвала:

— Мистер Малфой… — казалось, тот не услышал ее, поэтому Гермиона потянулась и мягко дотронулась до его плеча: — Можно вас, мистер Малфой, — это она уже сказала немного громче. А когда Люциус замер на полуслове и начал оборачиваться, то отдернула руку, будто дорогая ткань его мантии обжигала ее.

Лицо обернувшегося Люциуса было похоже на непроницаемую маску, хотя глаза при взгляде на Гермиону и сверкнули каким-то странным блеском.

«Черт бы побрал этого человека! Ну почему он такой высокий?» — непонятно отчего подумала она и тут же отругала себя за это.

Но, подождав пару секунд, чтобы Малфой спросил, чего же она хочет, Гермиона вдруг поняла две вещи. Первая заключалась в том, что он не собирался говорить ей больше того, чем уже сказал. А вторая — в том, что второй раз за вечер почти все присутствующие смотрели на них с болезненным любопытством.

Гермиона нервно кашлянула.

— Мистер Малфой, я… я… — начала она, но взглянув на уголок его рта, увидела там небольшой порез, окруженный синяком.

«Ой, мамочки, я, должно быть, нечаянно порезала его своим кольцом… но я же… не хотела. Правда!»

— Я только что узнала… то есть, поняла… ну, я имею в виду… — беспомощно лепетала Гермиона, не отрывая глаз от этой малюсенькой ранки.

Потом она все-таки нашла в себе силы и посмотрела Люциусу в глаза, но выглядел он не намного дружелюбней, чем минуту назад.

«Ну, конечно, он злится на меня, и у него есть на это причины. Сначала ударила его в присутствии целой кучи людей, а теперь стою и заикаюсь перед ним, как идиотка… и снова в присутствии той же кучи людей. А еще не могу перестать пялиться на его рот!»

— Позвольте… — Гермиона даже не поняла, как схватилась за палочку и в какую-то долю секунды исцелила ранку безо всякого вербального заклинания. Да еще и жадно смотрела, как порез исчезает прямо на глазах, а кожа вновь становится здоровой и розовой.

И только опустив палочку, она с ужасом осознала, что несколько стоящих рядом человек делают то же самое. Единственный, кто даже не дернулся при виде ее палочки, был Люциус Малфой. Гермиона поняла, что щеки ее пунцовеют, когда вдруг увидела мелькнувшую в его взгляде благодарность. Она быстро убрала палочку, чтобы никто не успел интерпретировать ее поступок как еще одно нападение на Люциуса Малфоя, и решительно расправила плечи.

— Мистер Малфой, — внешне очень спокойно начала Гермиона, и близко не ощущая даже ничего подобного, — я признаю, что обвинила вас несправедливо, и хочу принести вам свои самые глубокие и искренние извинения.

«Вот… Молодец! Умница, что не отвлекалась больше на его чертов рот. И не заикалась».

Но чувство удовлетворения быстро улетучилось перед лицом молчаливого стоицизма, с которым Люциус принял ее извинения. В глазах его снова что-то сверкнуло, и, заметив это, Гермиона ощутила, что тошнотворная спираль в животе свернулась с удвоенной силой.

«Все правильно. И как я могла быть насколько глупой? Как могла надеяться, что он примет мои извинения и забудет все, что я натворила, будто он — какой-то школьник...» — она тяжко вздохнула, и взгляд вдруг погрустнел.

— Я и в самом деле хочу попросить у вас прощения, — тихо повторила она, пристально глядя на Малфоя. Затем повернулась и с высоко поднятой головой направилась к выходу.

Только оказавшись снаружи (там, где никто больше не следил за каждым ее движением, а стук ее каблуков уже не был единственным раздававшимся звуком) Гермиона приостановилась. Кто-то звал ее. Рон. Это был он.

«Нет! Сейчас мне точно не до компании. И не до подбадриваний!» — она ускорила шаг, а потом и вовсе кинулась бежать. Прежде чем кто-то увидел, куда она направляется, Гермиона скрылась в спасительной темноте гардероба.

Нырнув в самую глубину, куда свет из коридора практически не попадал, она опустилась на пол и спряталась под свисающими с плечиков мантиями.

«Это было просто великолепно, Грейнджер. Более эффективного способа совершить самоубийство ты найти не смогла, да?» — проворчала она самой себе, устало прикрывая глаза.

А потом, даже не осознавая причину, горько заплакала.

«Боже, какая же я глупая… Люциус ненавидит меня теперь. И больше не будет работать со мной. И я совсем не буду с ним видеться. А самое страшное, что все это произошло исключительно по моей собственной вине. Из-за какой-то глупой ошибки!» — она вытерла глаза и вдруг прищурилась, всматриваясь в темноту.

Прямо перед ней неожиданно появился темный силуэт. Мужской. Высокий. И, несмотря на то, что Гермиона не могла увидеть лица, она почему-то подумала, что это Рон. Нет… она была убеждена, что это именно Рон Уизли! Ведь только он шел следом за нею.

— Пожалуйста, дай мне немного времени поупиваться жалостью к себе, ладно? — с горечью в голосе попросила Гермиона.

Рон, конечно же, знал, что в такие моменты лучше всего молчать, позволив Гермионе делать то, что она считает нужным. Не сказав ни слова, он тоже присел и протянул ей скомканный носовой платок. Та не могла не вспомнить белоснежный платок, использованный недавно Люциусом Малфоем, и снова расплакалась.

— Как ты думаешь, он ненавидит меня сейчас? — сквозь слезы всхлипнула она. — Больше, чем раньше? — Гермиона вытерла глаза. — То есть, я имею в виду, что мне же ничего не рассказали, и я совершила ужасную ошибку, обвинив его… — она немного помолчала, но потом еле слышно прошептала: — Возможно, ты прав, Рон… Я действительно начала влюбляться в Люциуса Малфоя. Ну… на самом деле я всегда знала, что он ужасно интересный мужчина, но воспринимала Люциуса как некое персонифицированное зло… а потом все как-то изменилось.

Снова ничего не ответив, Рон лишь вздохнул.

— Ты же не обижаешься, что говорю об этом с тобой? — вдруг неуверенно спросила она. — Просто… мы с тобой уже давно только друзья. Но если тебя это раздражает, то я не буду… — Гермиона замолчала, смутно разглядев, как силуэт шевельнулся, словно покачал головой.

— О-о-о… спасибо, Рон, — облегченно выдохнула она.

Некоторое время тихонько вертела в руках носовой платок, но потом снова заговорила:

— Знаешь, когда я начала общаться с ним, то поняла, что совсем не знала Люциуса. Во время войны я видела лишь очень искаженную картину. И мне жаль, что шанс узнать его ближе теперь утерян безвозвратно. Так хотелось выяснить, что же именно заставило его присоединиться к Волдеморту.

Со стороны силуэта донесся еще один глубокий, но будто сдерживаемый вздох.

— А теперь все кончено, — мрачно продолжила Гермиона. — Ты же наверняка видел, как он смотрел на меня? Никогда еще не было у него такого взгляда, даже в разгар войны… Словно бы до этого он просто носил презрительную маску, а сегодня презирал меня по-настоящему, — она ощутила, как слезы снова покатились по щекам, и вытерла их. — Боги, как же мне жаль… Если бы я только могла вернуть все назад… Кажется, сегодня я уничтожила частичку своего сердца. Рон, какая же я дура… Не смогла оценить то, что судьба подарила мне…

Она снова всхлипнула и затихла. Силуэт тоже молчал. И только из бального зала доносились приглушенные звуки музыки.

— Ты, наверное, думаешь, что я сошла с ума, да? — через несколько минут уже намного спокойней спросила Гермиона.

Но вместо того, чтоб услышать ответ, почувствовала, как мужские руки осторожно тянут ее к себе, а потом мягко касаются лица, вытирая последние слезинки. Гермиона закрыла глаза и позволила утешить себя.

— Спасибо, ты такой хороший друг, — пробормотала она и чуть пододвинулась, чтобы опереться на него. Гермиона положила голову ему на плечо и одной ладошкой коснулась груди.

А когда его руки успокаивающе коснулись спины, полностью расслабилась. Прислонилась к крепкому мужскому телу и носом уткнулась ему в шею. Ноздри тут же заполнил завораживающий мужской аромат.

— Как же хорошо ты пахнешь, — почти сонно сказала она, а потом пошутила: — Слушай, мы точно уверены, что между нами может быть только… — что бы такое ни собиралась сказать Гермиона, договорить ей не дали. Внезапно приподняли за подбородок и впились в губы поцелуем.

Сказать, что она удивилась, означало бы не сказать ничего! Опешив поначалу, Гермиона широко раскрыла глаза, но тут ее начали захватывать ощущения поцелуя. Прикоснувшиеся к ней губы были очень мягкими и слегка влажными, они двигались вбирая в себя ее рот все сильнее и сильнее. А рука, подтолкнувшая подбородок Гермионы вверх, теперь скользнула к шее, не давая отстраниться и поглаживая трепещущее горло большим пальцем. Она не смогла подавить легкий стон — таким восхитительным оказался этот поцелуй. Глаза закрылись сами собой.

«О, боже… Но Рон никогда, ни разу в жизни, не целовал меня так… Я готова целоваться с ним целую вечность…» — и почувствовав, как верхней губы настойчиво касается его язык, нетерпеливо приоткрыла ему навстречу рот.

Поняв, что ее голову слегка наклонили так, чтобы сделать поцелуй еще глубже, Гермиона вдруг обнаружила, что и сама скользит ладонью по мужской груди. И услышала, как он тихо стонет, когда ненамеренно задела крошечную горошинку соска, которую нашла через расстегнутый пиджак. Этот звук возбудил ее еще сильней, заставив жадно всосать его язык и наслаждаться горьковатым травяным и сладким вишневым вкусом ликера, который он пил недавно.

«Ох… кажется, я полюблю вкус вишневого ликера…» — блаженно думала Гермиона, проваливаясь в ощущения.

Вишня… Что-то непонятное мелькнуло в голове, пока она еще наслаждалась происходящим. Пока продолжала гладить его по груди — теперь уже совершенно сознательно. Пока заставляла его задыхаться от этого…

Совершенно ясная мысль внезапно кольнула Гермиону: Рон всегда ненавидел вишню! И теперь, когда мысль оформилась в сознании, к ней пришло и четкое понимание, что мужчина, с которым она целуется, это… это…

Со вздохом Гермиона толкнула его в грудь.

— Вы не Рон! — обвиняюще выплюнула она и прищурилась, словно надеясь в темноте разглядеть, кто же это на самом деле.

Мгновение между ними царила тишина, но потом спокойный мужской голос, смутно показавшийся Гермионе знакомым, произнес:

— Это действительно так.

— Сладчайшая Цирцея! — воскликнула Гермиона и резко отстранилась от него. Проклиная подкашивающиеся, как на грех, ноги, она выбежала из гардероба и быстро скользнула в оказавшийся рядом и совершенно пустой сейчас бар.

Не обращая внимания ни на что и ни на кого, Гермиона опустилась на первую же высоченную табуретку, стоявшую у стойки, и заказала себе куантро со льдом. Сделав большой глоток из приготовленного бокала, она задержала его во рту, пытаясь перебить вкус вишни. И увидела, что в руке до сих пор держит протянутый лже-Роном платок.

— О, боги… — внезапное понимание обрушилось на нее камнепадом.

Платок был белоснежным, только запачканным пятнами ее туши и еще… капелькой крови. Не ее крови. Взглянув на него, Гермиона машинально провела языком по внутренней поверхности губ. Во рту, несмотря на приличный глоток куантро, до сих пор ощущался вкус вишни.

Она поднесла носовой платок к носу, закрыла глаза и глубоко вдохнула. Ноздри тут же наполнились знакомым мужским ароматом. Волшебным. Почти чарующим.

«Черт! Ну почему… почему он должен пахнуть столь изысканно?!»

— Будьте добры, сделайте мне «Поцелуй в темноте», — произнес мужской голос прямо у нее за спиной, заставляя поспешно опустить платок и спрятать его в руке.

Люциус Малфой стоял так близко, что Гермиона чувствовала, как теплое дыхание волнующе касается чувствительной раковинки уха. На миг ей даже показалось, что чувствует в нем запах вишни.

— Полагаю, вы думаете, что это очень забавно, — устало прокомментировала она заказ, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Малфоя. И увидела на его лице удивительно мягкое выражение.

— И что же, собственно, я должен найти забавным? — предельно корректно поинтересовался Люциус.

— О, вот только не нужно лукавить! Вы, должно быть, страшно обрадовались возможности посмеяться надо мной! Ну как же… глупая маленькая грязнокровка, осмелившаяся поднять руку на сиятельного чистокровного лорда, — Гермиона язвительно усмехнулась. — Хорошо-хорошо, поздравляю, мистер Малфой, вы выиграли! Браво! Я не только позволила вам унизить меня перед всеми этими людьми, понятно, что это справедливо, поскольку сначала и сама унизила вас… но нет! Вы подслушали мое признание, что нахожу вас привлекательным и что для меня очень важно ваше доброе мнение обо мне. Еще раз браво! Сто пятьдесят баллов Слизерину за подобную смекалку!

Во взгляде невозмутимо слушающего ее разглагольствования Люциуса мелькнуло легкое удивление.

— И с чего же это, позвольте узнать, вы решили, что я унизил вас? — спокойно поинтересовался он и кивнул бармену, вручившему ему заказанный коктейль.

Гермиона недоверчиво вскинула брови.

— Хотите сказать, что ледяное молчание, с которым вы приняли мои извинения, должно было дать понять мне, что я прощена? — с сарказмом протянула она. Характер Гермионы Грейнджер, как ни крути, давал о себе знать.

— Думаю, вам очень немного известно о чистокровных обычаях, не так ли? — почти с той же интонацией спросил Люциус, небрежно отпив из своего бокала.

Пытаясь уловить смысл его слов, Гермиона изумленно уставилась на него, но лицо Малфоя казалось абсолютно непроницаемым. Вздохнув, она медленно отставила бокал с куантро, встала и протянула ему одолженный носовой платок.

— Спасибо, он очень пригодился мне, — с нарочитой вежливостью произнесла она и сделала вид, будто уходит.

Но не сделала и двух шагов, как ее остановил голос.

— Если бы я действительно отверг извинения, неужели думаете, что пошел бы искать вас?

Гермиону охватили сомнения. Какой-то ее частичке ужасно хотелось поскорей уйти отсюда (и забыть этот чертов день!), но другой… Другой было невероятно любопытно, что еще скажет Люциус.

— И хотя меня не часто оскорбляют столь глубоко, как вы сегодня, — тихо продолжил он, подойдя к Гермионе и наклонившись совсем близко, — должен признать, что существует не так много людей, у которых хватило бы смелости вести себя со мной подобным образом.

Ярко-ярко покраснев от его слов, та смущенно закрыла глаза.

— И уж тем более, — продолжил он, беря ее за руку и разворачивая лицом к себе, — никто из них не превосходит вас в той беспрецедентной храбрости, которую вы проявили. Вернулись и извинились.

Не отдавая себе отчета, Люциус поднял руку, чтобы убрать за ухо выпавший из ее прически завиток.

— Я не могу представить, что заставило тебя изменить мнение обо мне, что заставило внезапно поверить мне, поверить в меня, но… сказать по правде, я… счастлив, Гермиона.

Когда рука, прикоснувшаяся к волосам, скользнула чуть ниже и дотронулась до ее уха, опускаясь к шее, Гермиону охватила дрожь. Прикосновение Малфоя было приятно. Нет! Безумно приятно. Ее дыхание ускорилось.

— Значит, ты принял мои извинения? — еле внятно пробормотала она, пытаясь удовлетворить свое любопытство до того, как он превратит ее в совершенно беззащитное существо.

— Конечно… Я же обернулся, чтобы посмотреть на тебя, и позволил извиниться. Не отказался разговаривать, не использовал никаких проклятий, по закону разрешенных публично оскорбленному магу. Даже не шевельнулся, когда ты достала свою палочку. И не потребовал арестовать тебя.

Слушая всю последовательность того, что он мог сделать, и мог совершенно безнаказанно, Гермиона почувствовала, как ноги вдруг подкашиваются от слабости.

— Ты и впрямь имел право сделать все это? — прошептала она, едва осознавая, что Люциус подхватил ее под оба локтя, дабы помочь остаться стоять.

Тот молча кивнул.

— Но… тогда я еще не извинилась перед тобой! Господи… я же наставила на тебя палочку… — выдохнула Гермиона, только теперь понимая, насколько опрометчив был этот жест.

— Я хорошо разбираюсь в характерах людей, — спокойно отозвался Люциус и усмехнулся: — Кроме того, авроры так и не смогли тебя опередить.

Коленки Гермионы подогнулись окончательно, и она рухнула бы на пол, если бы Люциус стремительно не подхватил ее, направляя в одно из огромных кресел, разбросанных вокруг бара.

— Не переживай так, я всего лишь шучу, — сухо сказал он.

— Прости, — извинилась она. — Помимо того, что ты гораздо более всепрощающ, чем я подозревала, так у тебя еще и чувство юмора имеется.

Странно, но теперь ухмылка Люциуса Малфоя раздражала ее гораздо меньше, чем в прошлом.

— Вот, выпей это, — строго дал указание он, отдавая Гермионе свой коктейль.

И та послушно подчинилась, немного задержав необычную смесь во рту. Коктейль был чудесен. Его вишневый вкус и такой же аромат сладко перекатывались по нёбу, прежде чем обжигающей волной скатиться в желудок.

— Теперь лучше? — Люциус опустился перед креслом на одно колено и взглянул на нее.

— Почему ты принял мои извинения? — смутившись, Гермиона решила сменить тему.

— Как уже сказал, — Люциус наклонился вперед и чуть коснулся губами уха. — Я никогда не видел чего-то столь же потрясающе красивого, какой была ты, когда смиренно извинялась передо мной. Такая гордая, но такая искренняя… Клянусь, я не смог бы не простить тебя, даже если б очень захотел, — признался он.

По ее телу снова пробежала дрожь.

— Скажи же, наконец, моя прекрасная воительница, что ж я сделал, чтобы навлечь твой гнев? — он не выдержал и прижался лицом к шее Гермионы, вдыхая ее запах.

— Я думала, что ты обманул близнецов Уизли, уведя у них из-под носа то здание в Косом переулке. И очень разозлилась, — призналась Гермиона, наслаждаясь его прикосновениями.

Малфой внезапно отстранился, и глаза сузились.

— Кажется, ты очень заинтересована проблемами этой семьи.

— Конечно, — честно ответила слегка озадаченная его реакцией Гермиона. — Они мои друзья.

— И ты, может быть, надеешься воссоединиться в один прекрасный день с Рональдом Уизли? — напряженно задал вопрос Люциус.

Теперь черед прищуриться пришел для Гермионы, которой поначалу очень хотелось ответить, что это не его дело. Но, подумав, решила, что для сегодняшнего дня недоразумений между ними более чем достаточно.

— Люциус… мы с Роном просто друзья.

— Поэтому ты позволила ему поцеловать себя в гардеробе? — и напряжение в его голосе стало еще сильней.

— Ты ошибаешься. Я не позволяла ему целовать себя в гардеробе… Я позволила тебе поцеловать себя в гардеробе, — спокойно поправила его Гермиона.

— Но, тем не менее, ты думала, что я — это он, — возразил Малфой.

— До того момента, когда ты начал целовать меня. И ни секундой больше. Поверь мне: Рон никогда не мог заставить меня чувствовать ничего подобного.

Заметив его все еще недоверчивый взгляд, Гермиона снова призвала на помощь свою хваленую храбрость и наклонилась вперед, чтобы отплатить ему той же монетою.

— Кроме того, — хрипло прошептала она на ухо Малфою, еще раз дотрагиваясь до его груди и через расстегнутый пиджак касаясь пальцем соска. И самодовольно улыбнулась, когда Люциус тихонько зашипел. — Рон никогда не отзывался столь восхитительно…

— Ты всегда такая шалунья? — слегка затаив дыхание, с надеждой спросил он.

— Нет… но я всегда любила учиться чему-то новому, — ответ прозвучал весьма многообещающе.

— Боюсь, не могу поверить тебе на слово, — Люциус провел губами по ее рту. — Поскольку предпочитаю до всего доходить опытным путем.

— Надо же, какое приятное совпадение, — тихонько рассмеялась Гермиона, чувственно дотрагиваясь губами до кадыка. — И я тоже…

— Вот и прекрасно, — блаженно вздохнул Малфой и, улыбнувшись, сменил тему: — У нас с тобой еще открыт вопрос, что ты должна сделать, чтобы извиниться передо мной совсем уж окончательно.

— Ну, думаю, что тебе будет достаточно еще нескольких поцелуев… м-м-м… в темноте.

— Вообще-то я думал еще об одном коктейле, но твоя идея мне нравится гораздо больше, — с довольной ухмылкой произнес Люциус.

А когда страстно приник к губам Гермионы, у той вдруг мелькнула мысль, что она совсем даже не против целоваться с ним. Вечно. И не только в темноте...