Индивидуалист. Курс третий (джен)

По дороге в Лондон я успокаивал Джинни, отчаянно трусившую перед встречей с родителями. В Хогвартсе она храбрилась, делала вид, что всё хорошо, но хорошо не было. Хоть она и избегала конфликтов в письмах, всё же первоочередная проблема никуда не делась, Джин по-прежнему оставалась слизеринкой, с чем родители так и не смирились. Она пыталась придумать, как переубедить их, но и сама прекрасно понимала, что взрослые люди не изменят собственных убеждений только потому, что этого хочет их одиннадцатилетняя дочь. Я помнил, каково это, поэтому искренне сочувствовал сестре.

На вокзал мы ступили вместе. Мама улыбнулась при виде Джинни, но тут же нахмурилась, стоило её взгляду упасть на меня. Приятно удивило, что я не испытал той жгучей обиды, что в прошлом году; демонстративно простившись с сестрой, я отвернулся от родителей — не сделавших ни малейшей попытки меня остановить — и пошёл к ожидавшему меня чуть в стороне Гойлу.

— Не видел бы своими глазами — не поверил бы, — покачал головой он. — Сочувствую, Рон.

Я отмахнулся:

— Пустое. За два года я смирился. Всё нормально.

— Она смотрит на тебя.

— Джинни?

— Твоя мама.

Хотелось обернуться, но я подавил это желание.

— Пусть смотрит. Раз уж только на это её любви к сыну и хватает.

Грэг снова покачал головой, но настаивать не стал, за что я был благодарен. Минуту-другую мы молча наблюдали за встречами учеников с родителями, а затем Грэг встрепенулся.

— Отец! — воскликнул он, помахав рукой, и повернулся ко мне: — Идём!

Джаред Гойл был высок и крепок, но довольно стар. С суровыми складками вокруг рта, густыми бровями, этот человек источал опасность.

— Грэг, сынок! Вырос-то как!

Его лицо преобразилось, когда он увидел сына.

— Пап, привет! Это Рон, мой сокурсник. Пап, тут такое дело… Можно пригласить Рона к нам на пару дней? Нас же неожиданно по домам отправили, а брат Рона, который должен был его встречать, сейчас не в Англии…

— Стоп. — Грегори захлопнул рот тотчас же, а я с трудом подавил порыв броситься наутёк. — Ты — Уизли?

— Да, сэр, — сглотнул я.

— И ты — слизеринец.

— Да, сэр, — повторил я, хотя это не было вопросом.

Мистер Гойл пробежался глазами по перрону и вновь взглянул на меня:

— Не думал, что когда-нибудь скажу подобное, но — добро пожаловать, Уизли. Идёмте. Вас обоих аппарировать с вещами утомительно.

Едва ли мой облегчённый вздох укрылся от его внимания, но, как и с Грэгом минуту назад, я был очень благодарен мистеру Гойлу за то, что он не стал комментировать ситуацию. Я стоял спиной к перрону, так что не знал, ушли ли родители с Джинни, однако даже если нет — отец Грэга не задал ни единого вопроса, словно всё было совершенно обыденно, словно дети заклятых врагов каждый день становятся его гостями.

* * *

Мистер Гойл оставил нас с Грэгом посреди гостиной, а сам снова исчез в пламени камина, отправившись по своим делам. Грегори хлопнул меня по плечу и повёл показывать моё новое жилище.

Что и говорить, дом впечатлял. Я загнал поглубже завистливость натуры и искренне восхищался всем увиденным. Дом не был слишком большим, в разы уступая тому же Малфой-мэнору (что явно расстраивало хозяина), но по моим меркам казался огромным. Восемь спален (на случай гостей или увеличения семейства), две гостиные, столовая, кабинет (куда мы не заходили, потому что «папа не любит этого») и, конечно же, библиотека.

— Она небольшая, — словно стыдясь, негромко заметил Грегори, пытаясь поскорее продолжить экскурсию, — но всё нужное в ней есть.

— Да ты что? — возмутился я, ввинчиваясь в книгохранилище под его рукой. — Это же не тысячелетняя школа, а дом! Библиотека прекрасная!

Мой взгляд скользил по корешкам, руки приходилось сжимать в кулаки, чтобы не тянулись к полкам — я бы с огромным удовольствием в ту же секунду приступил к изучению семейной библиотеки Гойлов.

Моя реакция явно польстила Грэгу.

— Есть не хочешь? — улыбнулся он. — Пойдём, ужинать пора. Да и Фелисией познакомлю.

Я кивнул, нехотя выходя.

— А кто такая Фелисия?

— Сестра моя, — удивлённо оглянулся тот. — В следующем году поступает.

Взрослых на ужине не было, однако и Грэг, и его сестра — довольно милая девочка, ничуть не смутившаяся появлению нового лица — вели себя так, словно за ними наблюдает всё светское общество. Я, конечно, давно научился пользоваться многочисленными столовыми приборами, а не обходиться только вилкой и ложкой, но всё же сначала чувствовал себя неуютно.

К тому моменту, когда улыбчивый домовик подал десерт, Фелисия принялась расспрашивать о Хогвартсе. Грэг отвечал обстоятельно, было очевидно, что с сестрой у него близкие отношения, а у меня на языке вертелся вопрос, почему он никогда о ней не говорил…

Чарли я написал тем же вечером. Объяснил, где и почему проведу ближайшие дни, и попросил забрать меня поскорее — злоупотреблять гостеприимством парня, с которым мы хоть и были в неплохих отношениях, но не дружили, было неловко.

* * *

Раньше мне никогда не доводилось гостить у кого-то, кроме тётушки Мюриэль, ощущения были новыми, волнительными и, буду откровенным, приятными. Фэл сначала сторонилась меня, хотя в разговор втягивала постоянно, но уже через сутки общалась почти так же свободно, как и с братом.

С мистером Гойлом же было по-настоящему интересно: он знал ответ на любой вопрос, но, что ещё важнее, готов был отвечать. И не важно, спрашивал ли Грэг или я — ответ был одинаково подробен и правдив. Для меня, младшего сына вечно занятой матери и рассеянного отца, это было в новинку.

Чарли прислал сову через шесть дней. После многословных извинений он сообщил, что провёл это время возле одной из заболевших драконих, и только сейчас получил оба моих письма. Узнав, что в Британию он прибывает следующим утром, за ужином я принялся прощаться.

— Если что — даже не сомневайся, я тебе буду рад, — пожал мне руку Грегори, и Фэл кивнула, подтверждая.

— Вы желанный гость, мистер Уизли, — официально заключил мистер Гойл, хотя всю неделю звал меня по имени, — не отказывайтесь от приглашения.

— Спасибо! — растроганно поблагодарил я.

Разумеется, я слышал, что говорили и мои родители, и их друзья, и просто гриффиндорцы о семьях моих однокурсников, но, как и со Снейпом в начале первого курса, я решил не ориентироваться на чужое мнение, а составлять свое собственное самостоятельно. И в отношении Гойлов это сработало прекрасно: мало того, что я бы не принял приглашение от человека из семьи с такой пугающей репутацией, так ещё и вместо отлично проведённой недели каникул в приятном обществе, получил бы семь дней страха, что Пожиратель смерти или его дети заавадят меня прямо в постели.

Может, Джаред Гойл и убивал магглорождённых по приказу Тёмного Лорда, не знаю, но зато точно могу сказать, что он обожает своих детей, является приятным собеседником и гостеприимным хозяином, и только это в данный момент для меня и важно. В конце концов, я не магглорождённый, да и против некоторых идей Тёмного Лорда ничего не имею. А то, что моя фамилия Уизли… У всех есть недостатки.

* * *

Чарли, как и обещал, прибыл после завтрака. Поздоровавшись, я пошёл в свою комнату за вещами, а брата оставил с мистером Гойлом. На меня отец Грэга произвёл наилучшее впечатление, хотелось, чтобы он понравился и Чарли… И чтобы ещё один Уизли понравился мистеру Гойлу.

Если я и ждал в глубине души, что по возвращению застану неловкое молчание, опасения не оправдались. Как позже выяснилось, говорили они о драконах, так что быстро сумели найти общий язык и достигнуть взаимопонимания.

Попрощавшись с Грэгори и Фелисией, я поблагодарил мистера Гойла за гостеприимство и аппарировал вместе с братом в Министерство магии.

На этот раз путешествие по международной сети было обыденностью, так что уже к обеду я раскладывал вещи в своей комнате в румынском питомнике. К домашним заданиям за неделю мы с Грэгом даже не притронулись, а между тем впереди меня ожидали напряжённые будни на должности мальчика на побегушках, и во времени я буду весьма ограничен…

— Предметы какие выбрал? — поинтересовался Чарли, стоя в дверях и глядя на то, как я расставляю учебники ни полке.

— Руны и нумерологию, — отчитался я.

Чарли неопределённо хмыкнул и ушёл, так и не сказав, одобряет ли мой выбор.

Сначала я хотел выбрать Уход за магическими существами, как и брат, чтобы меня взяли в питомник после окончания Хогвартса, но, поразмыслив, решил, что если в том будет нужда, смогу на месте разобраться в этом предмете (для работы в питомнике нужно знать о драконах и только о драконах, зато намного больше и подробнее, чем будет рассказано на уроках в школе), а вот руны слишком сложны для самостоятельного изучения. Ну и, если уж совсем откровенно, от Ухода меня отвратило ещё и то, что Поттер с Лонгботтомом решили выбрать его: я услышал об этом случайно, засидевшись на пасхальных каникулах в библиотеке.

Уже через пару дней жизнь вошла в привычную колею: подъём на рассвете, беготня между загонами с драконами и административным корпусом, сытный обед на свежем воздухе с учебником в одной руке и бутербродом в другой, снова беготня, ужин… Втянулся я быстро, изученные за год заклинания оказались весьма кстати — мне даже зарплату подняли, видя моё рвение, — да и вообще жизнь была, как никогда, прекрасна.

* * *

Июль выдался жарким, а на ровных как скатерть долинах гулял раскалённый ветер, неимоверно радовавший драконов и угнетающий драконологов. Охлаждающие чары к середине месяца у меня стали получаться невербальными — так часто я их колдовал, да и другие заклинания выходили настолько просто, что я даже не всегда замечал, что колдую.

Как и в прошлом году, Чарли раздобыл мне несколько старых учебников, и я с удовольствием занимался по программе предстоящего третьего курса, а заодно тренировался в чарах за четвёртый и даже пятый курсы — в тех, что были нужны для работы. Приятно было осознавать, что у меня всё отлично получается.

Личные письма мне раньше приходили только от брата, так что первое послание меня очень обрадовало: зримое доказательство, что у меня есть друзья. Грегори писал всякую ерунду о домашнем задании, о планах на лето, расспрашивал меня о питомнике, но я был по-настоящему счастлив, когда придумывал ответ.

А вот второй респондент меня здорово удивил. С Ноттом мы были соседями, пожалуй, приятелями, но явно не настолько близкими друзьями, чтобы он приглашал меня к себе в гости. Однако ситуация быстро прояснилась: на следующий день пришло письмо от Джинни, в котором та просила принять приглашение Теодора, поскольку одной ей «отправляться в гости к мальчику неприлично». Посмеиваясь, я ответил принципиальным согласием, но попросил отложить визит, ведь в отличие от сестры и Нотта, мне приходилось думать о хлебе насущном самостоятельно, я не мог бросить работу в угоду гостям.

О том, что Нотту нравится моя сестра, догадаться было не сложно, за год я видел достаточно подтверждающих симпатию фактов, но не придавал этому особого значения, считая, что, с одной стороны, Джинни ещё слишком мала, а с другой, что это не моё дело. Но это приглашение свидетельствовало о серьёзности намерений Нотта, и мне нужно было определиться с собственным отношением. Не то чтобы он мне не нравился или я придавал значение событиям десятилетней давности, разделивших магическую Британию на противоборствующие лагеря; с моей точки зрения дети не должны отвечать за дела родителей. Вот только моё «благословение» — не то, в чём нуждались Джинни и Теодор.

Как бы то ни было, к Нотту было решено отправляться после посещения Косого переулка в первых числах августа. Мне было жалко упускать рабочее время и тем самым лишаться денег, которые мне были совсем не лишними, но Чарли, выслушав мои сомнения, дал мне подзатыльник и мешочек с галлеонами, приказав наслаждаться детством:

— Рон, успеешь ещё наработаться. Ты и так мне помогаешь во всём, что ж я, родному брату пару галлеонов пожалею?!

В ответ на мои робкие возражения, что Чарли — не Малфой, и набитого золотом сейфа в Гринготтсе не имеет, брат лишь головой покачал, уверив меня, что он не разорится. Дальше спорить я не стал, потому что жили мы отнюдь не бедно, одевался Чарли модно да и мне вещи покупал хорошего качества и не подержанные, питались сытно и вкусно, а не кашами, как в Норе, и, хотя готовила мама вкусно, а у нас с Чарли частенько что-то пригорало или было пересолено, разнообразие не могло не радовать. Иными словами, доход брата был значительно больше, чем у родителей, и Чарльз мог себе позволить содержать не только себя, но и меня.

Третьего августа брат аппарировал меня в Министерство магии Румынии и простился перед международным камином — я был достаточно взрослым для самостоятельного путешествия. В британском Министерстве я уже тоже достаточно ориентировался, чтобы не заплутать, ну а дальше — «Ночной рыцарь» и я у «Дырявого котла». Всё «путешествие» на этот раз заняло меньше часа.

Встреча с Джинни и Теодором была назначена на два часа пополудни, так что времени было достаточно для закупки всего необходимого к школе. Начал я с мантий — мои старые едва колени прикрывали, так я вытянулся за лето, — затем закупил ингредиенты для зелий (сэкономив на покупке нескольких трав, собранных в питомнике, и заработав почти восемь галлеонов на продаже хозяину лавки чешуи и когтей молодого валлийского дракона) и пошёл в книжный. Складывая в стопку учебники из списка, я бдительно просматривал каждый: опыт с книгами Локхарта научил не доверять администрации школы. Порадовавшись, что учебник, найденный для меня Чарли, совпал с рекомендованным, я понял, что после всех покупок оказался ещё и в плюсе: когти дракона отлично сказались на моём материальном положении.

Засунув все покупки (которые я предусмотрительно просил сразу же уменьшать) в новый кошелёк из драконьей кожи, на который Чарли наложил чары расширения пространства, я прогулочным шагом отправился на место встречи с сестрой — в кафе Флориана Фортескью. Наконец-то я смогу сам себе купить мороженое, на собственные честно заработанные деньги! Наверное, я выглядел глупо, но меня распирала гордость.

И именно с таким настроем я протянул руку для приветствия Теодору.

Джинни, разумеется, опоздала. Однако, что приятно удивило, с Ноттом мы общались вполне по-дружески и успели обсудить выбранные предметы на третий курс. У меня закрались подозрения, что я ошибся, когда предпочёл руны магическим существам (все мои сокурсники, с кем я говорил на эту тему, выбрали его), но переигрывать уже в любом случае было поздно, потому я запретил себе сожаления и вовсю предвкушал, как через пару лет смогу самостоятельно составлять рунные цепочки, в то время как все только и научатся, что чистить стойла каким-нибудь гиппогрифам.

Наблюдая за встречей сестры с Теодором, за тем, как они оба краснеют и неуверенно мямлят, я понял, зачем им нужен был я на самом деле: сглаживать неловкости, неизбежные в самом начале дружбы. Что ж, за последний час я укрепился в убеждении, что Нотт — неплохой парень, так что — почему бы и не да?

— Ну что? Ещё по мороженому и пойдём? — перебил я бормотание сестры.

Джинни облегчённо вздохнула, Теодор благодарно улыбнулся и заказал всем ещё по порции. А двадцать минут спустя мы покинули кафе, и Нотт активировал порт-ключ, перенося нас всех в свой дом. Первый посещённый мной дом Пожирателя смерти мне очень понравился, как и его хозяева, посмотрим, какое впечатление произведёт второй.

— Мисс Уизли, мистер Уизли, добро пожаловать, — приветствовал нас холодный мужской голос.

— Здравствуйте, сэр, — вежливо улыбнулся я, сглотнув.

Джинни, очевидно, от испуга, не придумала ничего лучше, как сделать что-то вроде книксена. Мужчина пару секунд посверлил нас холодным взглядом, а потом улыбнулся:

— Проходите, Тео покажет вам ваши комнаты, а через час жду всех на обед. И не хочу даже слышать, что вы успели обожраться мороженым у Фортескью!

— Папа так шутит, — смущённо сообщил Теодор, когда его отец скрылся в доме. — Не бойтесь его, он нормальный, правда.

Я взглянул на… на друга, да, и широко улыбнулся: домашний Теодор, неуверенный и смущённый, мне нравился даже больше.

— Всё хорошо, не волнуйся. Если твой папа не сожрёт нас на обеде, значит, мы отлично проведём время.

Нотт облегчённо вздохнул и повёл нас на экскурсию по дому.

Нотт-холл, как именовалось жилище моего однокурсника, представлял собой довольно печальное зрелище: шикарный особняк был ужасно запущён, и всё великолепие прошлого казалось злой насмешкой. Мы с Джинни сделали вид, что не видим недостатков… Хотя, пожалуй, Джинни их вправду не видела, вполне искренне восхищаясь мастерством тех, кто выполнял лепнину потолка или разбивал ныне заросший сад. Я же не мог осуждать кого-то за бедность. Только не я.

Комнаты нам с сестрой понравились: просторные, светлые, они казались ожившей мечтой детей из многодетной семьи, которым личное пространство было вечно недоступно. Мне, после жизни с Чарли и гостевания в доме Грегори, удалось скрыть радость — что такое собственная комната, я уже знал, у Джинни же на лице был написан настоящий восторг.

Когда с экскурсией было покончено и Джинни скрылась в своей комнате, я первым делом попросил увеличить мои вещи.

— Ты можешь здесь свободно колдовать, — хлопнул меня по плечу Теодор и оставил одного, давая время переодеться и вообще привести себя в порядок.

Пришлось старательно махать палочкой, удаляя пыль с мантии, разглаживая её специальным заклинанием, очищать обувь… Удовольствия мне это не доставило, хотелось всё же переодеться, и потому в столовой я вновь поднял этот вопрос:

— Мистер Нотт, вы не могли бы мне помочь? Мои вещи уменьшены…

— Но я ведь сказал… — начал Теодор, но его перебил отец.

— Вы не умеете извлекать вещи из расширенного пространства? — сразу ухватил тот суть проблемы. Я кивнул. — В таком случае я не буду помогать вам с извлечением вещей, но научу заклинанию.

Во время еды я мог думать только о том, что наконец-то научусь столь полезным чарам, которым Чарли отказался меня учить, ссылаясь на их сложность и мой возраст, так что едва трапеза подошла к концу, я готов был бежать учиться. Но всё оказалось проще: мистер Нотт, не вставая из-за стола и не расставаясь с чашкой чая, продемонстрировал нужные движения палочкой, чётко повторил несколько раз заклинание, и…

Более чем час спустя стало вполне очевидно, что брат был прав — сил у меня не хватало, увеличить объём удавалось едва ли вдвое, а держался тот лишь несколько секунд. Как накладывать чары я запомнил, а пока решил радоваться хотя бы тому, что научился самостоятельно их снимать.

Вечером, вдоволь наобщавшись с Теодором и узнав, есть ли в доме библиотека, мы отправились спать. Сестра неожиданно пошла со мной.

— Ты чего? Что-то не так?

— Да всё не так! — в сердцах заявила Джинни, плюхаясь на кровать.

И стала рассказывать, как проходили её каникулы до этого дня.

Погруженный в собственные проблемы и сложности, я предпочитал не задумываться, что происходит вокруг, к примеру, в Норе. Что бы я ни говорил о ситуации с родителями, как бы ни демонстрировал, что для меня это пройденный этап и равнодушие мамы меня ничуть не задевает, на самом деле я по-прежнему оставался её сыном и в глубине души жаждал признания. И для того, чтобы не лить слёзы по несбывшемуся, нужно было всего лишь не думать о доме. Теперь же Джинни бередила чуть поджившую рану в моей душе, но я не возражал…

Скандалы в Норе шли один за другим весь июнь и июль. День за днём Молли Уизли выказывала недовольство Джинни, ведущей себя не как доченька, и требовала «вернуть всё как было». Критические высказывания, лишь чуть-чуть не дотягивающие до откровенных оскорблений, сыпались в адрес Джинни (да и мой заодно) как из рога изобилия. Причём поводом для начала очередного скандала могло послужить всё что угодно, любая мелочь, вплоть до того, что вместо привычного хватания пирога с почками руками, сестра ела его с помощью ножа и вилки.

— Ты себе даже не представляешь, как я устала от всего этого! — морщась, призналась Джинни. — Я пыталась вести себя сдержанно, не злить маму, я старалась избегать любых напоминаний о том, что я слизеринка, но, кажется, и сам Мерлин ничего бы не смог поделать с этим предубеждением!

Как выяснилось, отпускать Джинни в гости (и это она ещё не сказала про Нотта!) мама не собиралась, более того, категорически запретила даже думать о том, чтобы лишний раз общаться с этими. На все возражения сестры про дружбу и необходимость поддержания нормальных отношений с сокурсниками следовал лишь один ответ — новый виток криков и оскорблений в адрес Слизерина. И тогда Джинни не выдержала.

— У меня тоже, знаешь ли, не безграничное терпение, — фыркнула сестра, а я едва не расхохотался: взрывной характер Джинни был мне известен не понаслышке. — Мало того, что нас уже ждал Теодор, я же ещё весной пообещала Астории, что обязательно погощу у неё пару недель летом. Не могла же я просто сказать: «Прости, мама меня не отпустила, потому что ты — Пожирательский ублюдок». Ну и мне пришлось сильно постараться, чтобы, во-первых, перекричать её, а во-вторых, чтобы докричаться.

— И что же ты кричала? — усмехнулся я.

Джинни вздохнула:

— Сначала напомнила, что одного ребёнка она уже потеряла из-за своей предубеждённости, и вот-вот потеряет второго. Потом указала на тот факт, что решение Шляпы не подлежит оспариванию, и, хочет она того или нет, а я продолжу учиться на ненавистном ей факультете. Ну а закончила просто: сказала, что если она не прекратит третировать меня и сломает, пожирательские ублюдки не преминут сжить со света человека, который их ненавидит и презирает несмотря на то, что сам слизеринец, и если она не желает превращения жизни любимой доченьки в ад, ей придётся наконец-то заткнуться и проглотить наше с тобой ослизеринивание.

— И это подействовало? — изумлённо спросил я, не в силах поверить, что Джинни на самом деле удалось изменить отношение мамы к нашему факультету.

— Да, но не совсем… Не так, как я планировала, — поморщилась Джинни с недовольством. — Мама решила, что моё расположение к Слизерину — притворство. Уж не знаю почему, но после тех слов она уверилась, что я — гений притворства и лицемерия. В гости она меня, правда, всё равно отказалась отпускать, но…

— Но?

— Есть и кое-что хорошее во всей этой ситуации. Больше нам с тобой не придётся краснеть из-за вопиллеров. Я честно рассказала, какое впечатление это производит на студентов Хогвартса. Открытым текстом заявила, что мы стыдимся матери, которая таким публичным образом демонстрирует своё недовольство, что это верх невоспитанности — хуже, чем выносить грязное бельё на площадь. Кажется, она поняла.

— Ну-ну, — недоверчиво покачал я головой. — Так если она тебя не хотела отпускать к Ноттам, как же ты?..

— Поттер должен был приехать, — вновь поморщилась Джинни, от детской влюблённости которой не осталось даже следа. — Я заявила, что не желаю, чтобы мой день рождения был испорчен присутствием чужого и неприятного мне мальчика, мама возразила про то, что Гарри — герой, а я… Ну, я озвучила, что мы-слизеринцы думает о Мальчике-Который-Выжил, так что маме пришлось скрипя зубами от негодования согласиться отпустить меня, ведь в противном случае я пообещала превратить жизнь Поттера в Норе в ад.

Я расхохотался.

— Отличный ход!

— Спасибо, — довольно улыбнулась сестра. — Знаешь… Тебе, наверное, это уже не важно, но всё же скажу: у тебя больше нет комнаты в Норе — теперь это комната Поттера.

Я скривился:

— Да пусть подавится!

И при этом ничуть не покривил душой: возвращаться в Нору я не намеревался ни при каких обстоятельствах.

* * *

Неделя промелькнула незаметно, и пришло время нам покидать гостеприимный дом Нотта: Джинни отправлялась к Гринграссам, где её с нетерпением ждала Астория, чтобы отпраздновать день рождения с лучшей подругой, а я возвращался в Румынию, чтобы поработать ещё две недели. Несмотря на ссоры с родителями, Джинни всё ещё могла рассчитывать на их помощь, мне же приходилось крутиться самому, потому что Чарли вовсе не был обязан меня содержать…

Сестра отправилась камином после долгого прощания, меня же было решено проводить до Министерства — дальше уже я сам должен был переместиться в Румынию, где встречусь с братом. Тепло простившись с обоими Ноттами, я с удовольствием возвращался в питомник, успев соскучиться и по драконам, и по коллегам Чарли, и даже по беготне. Оставшиеся две недели лета обещали быть насыщенными.

Дома меня ожидали письма от Гойла и — что было совершенно неожиданно — от Забини. Ничего особенного, обычная болтовня хороших знакомых, но было приятно, что я больше не изгой на факультете, что у меня тоже есть свой круг общения. Пришли письма в день моего отъезда в Британию, так что я поспешил с прочтением — и так задержался с ответом. Видя, как я пишу Грэгу, Чарли некоторое время молча наблюдал за мной, после чего попросил:

— Передавай привет мистеру Гойлу.

— Мистеру Гойлу? — изумился я, уставившись на брата.

Чарли забавно смутился и признался, что во время его краткого визита в дом Гойлов за мной, пока я бегал за вещами на второй этаж, он успел переговорить с мистером Джаредом Гойлом о вакансии в драконьем заповеднике на Оркнейский островах и, после тщательного обдумывания, решил сменить место работы.

— То есть ты теперь будешь работать в Британии? — воскликнул я, пока не решив, стоит ли радоваться или огорчаться такой новости.

— Да… Но не волнуйся, перевод запланирован на первые числа сентября, ну а пока ты будешь в Хогвартсе, я успею устроиться, так что куда возвращаться — тебе найдётся.

В носу защипало — я по-настоящему растрогался. Промычав нечто неопределённое, скрывая чувства, я деланно небрежно протянул:

— Здорово. Может, поедим чего?

Брат рассмеялся, прекрасно поняв мой манёвр, но не стал смущать меня ещё сильнее и оставил одного — нужно было всё же закончить с письмами Грэгу и Забини.

Что ж, раз Чарли принял предложение мистера Гойла, новая работа явно подразумевает лучшие условия, а не только изменение географического расположения относительно Лондона. За брата я был действительно рад, тем более что тот подумал не только о себе, но и обо мне тоже… Как же мне повезло с Чарли!

* * *

Тридцатого августа я сложил последние листы пергамента и, аккуратно упаковав все эссе с домашними заданиями, убрал их к остальным вещам.

— Всё, я готов! — сообщил я брату, входя в кухню, где он готовил нам завтрак.

— Отлично, я тоже закончил со сборами. С начальством я договорился, так что в Лондон вместе отправимся. По Косому пройдёмся, я, признаться, соскучился.

Прощаться с коттеджем, в котором провёл, без преувеличения, два лучших лета, было грустно; не хотелось верить, что я больше не вернусь сюда, в питомник, где наконец-то сумел стать самостоятельным и проявить собственную индивидуальность не только на словах, но и — самое главное — на деле. Но — всё течёт, всё изменяется. И нам остаётся только прикладывать усилия к тому, чтобы перемены были к лучшему.

Поскольку о времени возвращения в Британию я сообщил заранее, у входа в каминный зал нас с Чарли встречала Джинни, которая тут же сначала расцеловала меня, а потом повисла на шее у Чарли. Поэтому неудивительно, что Асторию с Дафной и миссис Гринграсс я заметил далеко не сразу. Девочки были очень разными, опознать в них сестёр было довольно-таки затруднительно, но сходство с матерью обе имели потрясающее. Миссис Гринграсс сначала мне не очень понравилась из-за своей невыносимой холодности и полного превосходства взгляда, которым она окинула нас с Чарли, но я напомнил себе, как Астория ведёт себя с чужими, и предположил, что на лице миссис Гринграсс может быть обычная маска, а понять её истинные чувства нам доведётся не раньше, чем мы войдём в круг избранных. Поэтому, когда Джинни представила нас с Чарльзом, я вполне искренне улыбнулся: в конце концов, эта семья очень хорошо приняла Джинни, уже этим они заслужили моё расположение. После обмена несколькими вежливыми фразами, семейство Гринграсс нас покинуло.

Идя за решительно шагавшим братом, мы с Джинни обсуждали возможность провести время до Хогвартс-экспресса в «Дырявом котле» или «Трёх мётлах» — возвращаться в Нору нам обоим не хотелось. И за разговором не заметили, когда Чарли резко остановился. Спросить, что послужило причиной, я не успел…

Отца я не видел два года, и потому, хоть и узнал его мгновенно, не сразу поверил своим глазам. Тепло приветствовав Чарли, папа улыбнулся Джинни и застыл, уставившись на меня. Мелькнула мысль, что я здорово вырос за то время, что мы не виделись, так что он вполне может меня и не узнать, но дело было в другом: он просто не знал, как себя со мной вести.

Вообще, с отцом, в отличие от мамы, я не ссорился, но его молчаливое бездействие было не намного лучше её откровенного осуждения. До первого курса я любил родителей просто за то, что они мои родители, а в Хогвартсе, когда начать думать обо всём, смог немного отстраниться от ситуации и… Скажем так, кроме как за родство, других причин для любви я не обнаружил. Может, во мне слишком громко говорила обида, кто знает, однако папа был типичным подкаблучником, который даже не осмелился написать мне… Впрочем, наверное, он разделял мнение мамы и тоже считал меня предателем.

Чарли по моему лицу понял, что первый шаг я ни за что не сделаю, и попытался сгладить возникшую неловкость. Но для меня было вполне очевидно — это попросту невозможно: хотя бы потому, что отец не может не испытывать вины за то, что, по сути, позволил маме отказаться от сына из-за глупых предрассудков.

— Я, пожалуй, пойду, — дипломатично произнёс я, не желая участвовать ни в лицемерном представлении, ни, тем более, в ссоре.

— Нет-нет, Рон! Я рад тебя видеть! Давайте посидим где-нибудь, поговорим? Мы давно не виделись… Расскажешь, как твои дела… Джинни, детка, как насчёт мороженого?

«А чья это вина?!» хотелось закричать мне, но я научился сдержанности и промолчал.

Чарли выразительно посмотрел на меня, после чего заявил, что, поскольку с нами отец, он может отлучиться по своим делам, а позже найдёт нас. Не успели мы и слова сказать, как брат растворился в людском потоке. Отец тут же этим воспользовался и, с улыбкой ухватив нас с Джинни за руки, потянул в сторону выхода из Министерства магии, болтая о всякой ерунде, вроде кусающихся унитазов да рыгающих часов, с которыми ему то и дело приходилось сталкиваться по работе.

Я полагал, что отец ведёт нас в Косой переулок, в кафе Фортескью, и потому удивился, когда, вместо того, чтобы воспользоваться камином, он направился к лифту — замаскированному под телефонную будку с маггловской стороны.

— Пообедаем у магглов, — пояснил он с улыбкой.

Переглянувшись с сестрой, мы оба промолчали. Джинни делала мне какие-то знаки, но понять их смысл мне не удалось: как бы я ни притворялся спокойным, встреча меня взволновала.

Кафе мы нашли неподалёку, всего в двух кварталах от здания Министерства, и, судя по тому, как решительно шёл к нему отец, бывать в нём раньше ему доводилось неоднократно.

Моё предположение вскоре подтвердилось, причём не самым приятным образом. Сначала-то я не понял, почему официант встретил нас явно недовольным взглядом, однако не прошло и пары минут — папа даже не успел сделать заказ, — как всё стало очевидно.

Артур Уизли с восторгом, более уместным на лице пятилетнего умственно отсталого ребёнка, чем взрослого мужчины, не понижая голоса, указал нам с Джинни на кофеварку, воскликнув, что-то вроде: «Магглы такие затейники».

Вряд ли официант понял, что означает слово «магглы», но снисходительно-пренебрежительного тона было более чем достаточно, чтобы он оскорбился. А когда где-то за окном завыла сирена, отец громко посетовал на «ужасно дурной вкус магглов в музыке».

Я пытался смолчать, правда, пытался. Но не смог.

— Вы осудили меня за распределение на Слизерин. Мама закатывала скандалы, обвиняя Джинни в дружбе с детьми Пожирателей смерти, но слизеринцы, попадая в маггловский мир, не ведут себя, как невоспитанные дети в зоопарке. А ты, утверждая, что магглы — ничуть не уступают магам, относишься к ним, как к зверушкам! — прошипел я разъярённо. — Ты лицемер, папа. Ты не забываешь на каждом углу покричать, как любишь магглов, но ничего о них не знаешь и даже не хочешь знать. Для тебя они — интересные зверушки… Да Пожиратели смерти к магглам с большим уважением относятся, чем ты — общепризнанный магглолюбец! Мне стыдно, что ты — мой отец!

— Рон… — положив руку на мой сжатый в попытке сдержать силу голоса кулак, окликнула Джинни.

Отец таращился на меня в полном шоке, не находя слов для возражений — надеюсь, всё же потому, что понял смысл моей речи, а не из-за неожиданного выступления в защиту врагов.

— Прости, — кривовато улыбнувшись, извинился я перед Джинни, которой тоже пришлось всё это выслушивать. — Я пойду. Встретимся в поезде.

— Подожди… Как же ты доберёшься… — отмер отец.

— Я не люблю магглов и не считаю их равными волшебникам, — выплюнул я, — но я умею ориентироваться в маггловском мире.

Скрипнув стулом, отчего официант повернулся в нашу сторону, я поспешно покинул кафе. Злость бурлила. Пусть кто-то скажет, что я был слишком резок, пусть обвинят в неуважении к отцу, плевать! Я не сказал ни слова неправды. Большинство богатых чистокровных не уважают Артура Уизли не только потому, что он беден, в конце концов, бедность — не порок. А вот его страсть к маггловским вещам выставляет его на всеобщее посмешище — именно из-за его незнания реалий маггловского мира.

Я даже с шага сбился, поняв, что вправду стыжусь родного отца. Когда говорил злые слова, я не думал об их истинности, мне хотелось побольнее ужалить папу… но как раз потому, что мне самому было больно от осознания, что человек, которого я любил, не может служить для меня примером. Кажется, я только что разлюбил родного отца…

* * *

Как добрался до Косого переулка — не помню. Я настолько ушёл в свои мысли, что даже не заметил, как сел в маггловский автобус, более того, процесс покупки билета также прошёл мимо моего сознания. Очнулся я от того, что меня схватили за руку.

— Ты в порядке? — почти прокричал Гойл. — Зову, зову, а ты не реагируешь…

— Привет, — невпопад поздоровался я.

— Привет, — улыбнулся тот. — Что-то случилось? Я могу помочь?

— Да всё нормально… С отцом выясняли отношения…

— Выяснили? — согнав с лица улыбку, серьёзно спросил Гойл.

— Выяснили, — хмуро кивнул я. Оглянувшись по сторонам и не обнаружив поблизости ни родителей, ни друзей Грэга, я поинтересовался: — А ты тут что делаешь?

— Да вот, захотелось прогуляться. Ну и кота надо купить — сестрёнке в честь поступления в Хогвартс. Она с Асторией познакомилась, когда мы ходили за покупками, так та все уши Фел прожужжала про свою Пушинку… Ты же видел её низзла? — я машинально кивнул, вспомнив белоснежный клубок шерсти, частенько мелькавших в нашей гостиной, и Грэг продолжил: — И мелкая загорелась идеей завести себе такого же кота, ну, я и подумал: почему не подарить ей то, что она хочет? Мама, правда, против, но мы ведь вот-вот уедем… А потом мама успокоится. Ну, я так думаю.

Похлопав друга по плечу, я уверил его, что миссис Гойл обязательно передумает, и мы вместе отправились в зоомагазин выбирать низзла для Фелисии.

— А ты, кстати, что в Косом делал? Тоже за покупками?

— Нет, я в «Котёл», комнату снять до поезда, — рассеянно ответил я, думая о низзлах в частности, и о питомцах вообще.

Перси, когда стал старостой, получил собственную сову, а мне отдал свою крысу Коросту. Помню, в Хогвартс я ехал с ней… А вот что с ней произошло дальше — тайна, покрытая мраком. Распределение на Слизерин настолько выбило меня из колеи, что я не то что про крысу, обо всём на свете позабыл на очень длительное время. За неделю я не успел привыкнуть к тому, что у меня есть собственный зверёк, так что и пропажу заметил… Ну да, через два года.

Ну и Мерлин с этой крысой: уж лучше не иметь никакого животного, чем облезлую старую крысу.

— Не глупи, Рон! Зачем тебе «Котёл», когда у тебя есть друзья?

Недоумевающе глянув на шагающего рядом Грэга, я даже не сразу понял, к чему он это сказал.

— Да брось, всё в порядке, это же всего пара дней, чего я буду вас стеснять.

— Да брось, всё в порядке, это же всего пара дней, чем ты нас стеснишь? — передразнил Грегори и с усмешкой добавил: — Мы с Фел будем только рады, да и отец не против, точно тебе говорю.

Пообещав подумать — мне великодушно дали на размышления время, нужное на выбор и покупку низзла, — я следом за другом вошёл в зоомагазин, где на нас тут же обрушился многоголосый гул мяуканья, шипения, клёкота… Пожалуй, в такой какофонии я не сумею собраться с мыслями и сформулировать вежливый отказ. Да и зачем отказываться? Гойлы не обеднеют, Грэг с Фел действительно будут мне рады, а мистер Гойл специально при прошлом моём визите уточнил, что я — желанный гость. Миссис Гойл же почти не бывала дома, предпочитая проводить время в обществе подруг или занимаясь благотворительностью, так что моего присутствия она, возможно, и не заметит.

— Грэг, я с радостью погощу у вас до конца каникул, — сообщил я и тут же, без перехода продолжил: — Смотри, какая морда! Давай его Фелисии возьмём!

Грегори улыбнулся моему согласию и повернулся туда, куда я указывал.

— Вау! — восхищённо протянул он.

Огромный рыжий котяра окинул нас презрительным взглядом жёлтых глаз и попытался было отвернуться, но продавец, успевший заметить наш интерес, перехватил кота, заставляя повернуться к нам фасадной, а не филейной частью. Следующие двадцать минут мы были вынуждены выслушивать душещипательную историю трагической, одинокой жизни Живоглота…

— Если бы вы перестали говорить, — перебил я в конце концов, не выдержав словесной атаки, — мы бы уже купили кота и ушли.

— С вас семнадцать галлеонов, три сикля! — мгновенно сориентировался продавец.

— Пять галлеонов или судьба кота станет ещё трагичнее! — отрезал я до того, как Грегори успел согласиться с грабительским предложением.

Ещё десять минут спустя мы покинули магазин, приобретя кота и оставив шесть галлеонов, четыре сикля и двенадцать кнатов.

На многочисленные портреты, которыми были обклеены стены домов в Косом переулке, я так и не обратил внимания.

На моё появление в своём доме семья Гойлов не обратила внимания. Кивнув мне как старому знакомому, мистер Гойл воззрился на клетку в руках сына… Фел даже не поздоровалась, кинувшись к низзлу. И всё оставшееся до отправление в Хогвартс время было посвящено коту.

Первого сентября за завтраком мне на глаза попался свежий номер «Ежедневного пророка», и я с немалым любопытством поинтересовался личностью ярящегося с колдофото на первой странице грязного и безумного мужчины.

— Это Блэк, — отмахнулся мистер Гойл, не отвлекаясь от чтения статьи где-то в середине газеты. Я промолчал, и он опустил газету на стол. — Ты не знаешь, кто такой Блэк?

— Нет… А должен?

— О нём больше месяца постоянно пишут! — пояснила отцовское удивление Фелисия, на коленях которой гордо восседал Живоглот.

— Я же не выписываю «Пророк», — пожал я плечами, — да и провёл большую часть лета за пределами Британии.

— А, точно… — кивнул Джаред Гойл и поведал историю жизни Сириуса Блэка — предателя то ли тёмной стороны, то ли светлой…

— Так он был Пожирателем смерти или нет? — так и не поняв самого главного из рассказа, спросил я.

Мистер Гойл усмехнулся.

— В Круге его никогда не было. Если это он предал Поттеров и привёл в их дом Лорда, то почти наверняка его заставили: Блэк слишком громко ненавидел всех нас, чтобы это было притворством. Но… чужая душа — потёмки. Не волнуйтесь на его счёт, предавал или нет, вам ничего не грозит.

— Но если он сумасшедший…

— Фелисия, — строго произнесла миссис Гойл, не принимавшая участия в разговоре, — если кого-то называют сумасшедшим, чаще всего это означает, что человека хотят оскорбить, не понимая его мотивов. Пока нет заключения колдомедиков, никто не может быть признан сумасшедшим.

— У Блэков всегда были проблемы с контролем, у них вся семья была очень эмоциональной, — поддержал жену мистер Гойл, — но сумасшедшими в полном смысле этого слова никто из них не был. А странностей хватает у многих… Тот же Дамблдор — чем не сумасшедший?

Мы засмеялись, вспомнив нелепые наряды бывшего директора, а мистер Гойл улыбнулся и приказал заканчиваться с завтраком и идти за вещами: пора было отправляться.

* * *

На привычную суету на вокзале я не стал обращать внимания. Поблагодарив мистера Гойла за гостеприимство, я вошёл в поезд, позволив Грегори с Фелисией спокойно проститься с отцом. Свободных купе было много, так что я без труда нашёл место, которое и занял. Благодаря мистеру Нотту я теперь мог не скучать в пути: пара взмахов волшебной палочкой — и в руках оказалась желаемая книга из «багажа». Искать Джинни я не стал, зная, что в одиночестве она не останется. Подошедшие чуть позже Гойлы также достали учебники… Дорога обещала быть спокойной.

— Почему холодно? — ёжась, спросила Фел через пару часов после отбытия.

Отвлёкшись от книги, я обратил внимание на заиндевевшее стекло и удивлённо выдохнул облачко пара.

— Не нравится мне это… — вставая, начал говорить Грэг, но его прервал крик.

Переглянувшись, мы повскакивали на ноги, оттесняя Фел от двери, и выхватили палочки. Ничего не происходило. Внезапно погас свет, отчего Фелисия вскрикнула; я почувствовал, как по пальцам прошла судорога — так сильно я сжал палочку.

Но сделать мы ничего не успели. Всё прекратилось так же неожиданно, как и началось: ровно горел свет, температура воздуха вернулась в норму, из коридора доносился приглушённый дверями гул.

— И что это было?

Грегори покосился на сестру и нерешительно выглянул из купе.

— Вернитесь сейчас же обратно! — раздался незнакомый мужской голос, а затем Грэга впихнули в купе и тотчас захлопнули дверь, не дав нам рассмотреть, что творится снаружи.

Из коридора раздавались голоса учеников, как и мы, пребывавшие в недоумении, и тот же мужчина повторял им раз за разом, чтобы все возвращались в купе. Через минуту поезд тронулся — мы даже не заметили, когда тот остановился.

— Что-то странное происходит, — бросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Не нравится мне это, — снова сказал Грегори.

Настроение беспричинно испортилось, и проливной дождь не способствовал его улучшению.

Наложив на Фелисию водоотталкивающие чары, мы оставили её в толпе волнующихся первокурсников, собиравшихся вокруг Хагрида, а сами направились к каретам. Со всех сторон доносились однотипные вопросы о произошедшем в поезде…

— Поттер визжал как девчонка! — голос Малфоя было невозможно ни с кем спутать.

— Драко? А что произошло-то? — полюбопытствовал Гойл, запрыгивая в карету перед носом у Паркинсон. И пока Панси хлопала глазами от возмущения, я ввинтился следом, тем самым не оставив ей места. — Что с Поттером?

Очевидно, Малфой был только рад новым слушателям, потому что на отсутствие Паркинсон он не обратил никакого внимания, с жаром принявшись передразнивать Поттера… подвергшегося нападению дементора.

— Дементор в поезде?! — ахнул я. — Но разве Министерство…

— Уизли, я, конечно, в курсе, что твоей семейке не доверят никакой важной информации, но о побеге Блэка весь магический мир гудит! Дементоров поставили охранять школу, чтобы Блэк не пробрался…

— Малфой, я, конечно, в курсе, что твоя семейка всюду всунет свой любопытный нос, — передразнил я, — но о побеге Блэка мне незачем волноваться, между нами нет счетов. А вот ты ему ближайшим родственником вроде как приходишься?

Драко перекосило так, что я даже испугался за него. Однако возразить ему было нечего, так что когда Грэг перевёл тему, никто не стал возражать.

Ссориться с Драко с моей стороны было не самым умным поступком, в конце концов, он признанный лидер нашего курса, однако пресмыкаться перед ним — увольте.

Несмотря на чары, в школу мы ввалились продрогшими. Малфой старательно дразнил Поттера, пародируя обморок, ученики взволнованно переговаривались, первокурсники выглядели откровенно жалко (кроме Фел лишь пара человек были сухими заботами старшекурсников-родственников, с остальных разве что не лилось)… Начало года не сулило ничего хорошего.

Распределение не принесло неожиданностей, нас с Грегом интересовала только Фелисия, ставшая, естественно, слизеринкой, остальные сокурсники и вовсе не обращали внимания на новичков, хлопая лишь когда остальной зал безмолвствовал — что сигнализировало о пополнении на нашем факультете. Единственное, что мы заметили, так это отсутствие МакГонагалл, традиционно проводившей церемонию даже после вступления в должность директора, и удивились. Оказалось, это только начало череды неприятных сюрпризов — мы умудрились не заметить самого важного.

— Мордред!

— Ты чего? — удивились сразу несколько человек, повернувшись к Нотту.

— Дамблдор! — едва не прорычал Теодор.

Как по команде обернувшись к преподавательскому столу, мы шокированно уставились на добродушно улыбавшегося белобородого старичка в очках-половинках, сидевшего в директорском кресле. На сей раз на нем была нормальной расцветки мантия, да и в бороде отсутствовали колокольчики (может, потому и не заметили его раньше?), однако никого из присутствующих не обманула эта серьёзность. Мы не ждали от этого человека ничего хорошего. За столом также наблюдался и незнакомец из поезда, отказавшийся новым профессором по защите от Тёмных искусств.

— Интересно, он настолько же плох, как все предыдущие? — усмехнулся кто-то из старшекурсников, и многие слизеринцы засмеялись.

А вот назначение лесника профессором откровенно расстроило моих друзей.

— А я говорил: выбирайте руны! — ехидно протянул я.

Скользнув взглядом по ученикам других факультетов, я заметил, что только гриффиндорцы рады возвращению директора. Речь Дамблдора была лишена бессмысленности («В кои-то веки», — заявил Флинт, даже не понизив голоса), он рассказывал об опасности, которую представляют собой дементоры. Передёрнувшись от перспективы встречи со стражами Азкабана, Большой зал ненадолго притих. В остальном всё было по-старому.

Переговаривавшиеся рядом старшекурсники напомнили, что в подземелье влияние дементоров будет не так ощутимо, позлорадствовав над перспективой жизни в башнях, вокруг которых эти твари летают, и только тогда я понял, что уныние, навалившееся на всех без исключения студентов — неестественное. С невольным сочувствием взглянув на стол Гриффиндора, где сидел бледный как смерть Поттер, я попытался представить, каково это, нос к носу столкнуться с дементором, и почувствовал в животе гулкую пустоту. Пусть у дементора нет носа, такой встречи я и врагу не пожелаю, а Малфой — идиот, если не понимает, что смеяться над подобным глупо…

* * *

Новые предметы мне понравились. Профессор Бабблинг продемонстрировала несколько рунных цепочек: от самых простых, доступных даже третьекурсникам, вроде защиты собственных вещей от нежелательного любопытства, до рунных заклятий — её палочка с неимоверной скоростью выписывала в воздухе пируэты, создавая мощнейшие щиты и атакующие чары. Равнодушными этот показ не оставил никого. А профессор Вектор не стала стараться нам понравиться, ограничившись словами о полезности нумерологии, но почти все выбравшие этот курс и так понимали, что ни о какой серьёзной магии не может быть и речи, если не изучить основы — как составляются заклинания, рассчитываются составы зелий или чертятся магические фигуры. Так что лекции все записывали добросовестно, показывая готовность грызть гранит науки.

А вот мои друзья были откровенно разочарованы. Косноязычный лесник в роли учителя — гарантировал отсутствие теории и, как оказалось, техники безопасности. На первый же урок он привёл гиппогрифов, не удосужившись убедиться, что все ученики в курсе правильного поведения, и кончилось всё печально — ранением Малфоя. Меня там, конечно, не было, но даже сочувствующий другу детства Гойл лишь головой качал: Драко сам нарвался. Что, однако, не отменяло вины профессора.

С прорицаниями всё также было печально…

Слушая рассказ сокурсников о первом уроке, на котором профессор предсказала Поттеру смерть, я вспомнил о Тёмном Лорде. Вернее о Падме Патил. На ужине я первым делом принялся оглядывать стол Равенкло — девушка выглядела как обычно: спокойно ела, переговаривалась с соседями и вообще вела себя вполне нормально. Спрашивать в лоб я постеснялся, потому мне потребовалась пара дней, чтобы аккуратно подвести разговор к интересующей меня теме… Но ничего нового я не узнал. Историю с исчезновением Парвати Патил замяли, никакого скандала не было, разве что по-тихому избавились от МакГонагалл, посчитав, что она не справилась с директорством. А на вакантное место вернули Дамблдора, мол, его увольнение было ошибкой и посмотрите к чему оно привело.

Слышать подобное было странно. Вспомнился первый курс, пропавшая девочка с Гриффиндора… До магглорождённой никому не было дела, но как-то слабо верилось, что она просто так бросила школу магии. В общем, увольнение МакГонагалл никого не обрадовало.

Профессором трансфигурации и новым деканом Гриффиндора стал профессор Стеллер, бывший аврор. Слизеринцы кривились, мгновенно обвинив того в излишней лояльности директору, но как преподаватель тот оказался неплох.

Возвращение Дамблдора несло в себе опасность лазанья по мозгам, так что я сразу же написал Чарли. Сообщил новости, рассказал про дементоров и попросил достать мне ментальный амулет. А сам, чтобы не терять времени, направился в библиотеку, решив начать заниматься окклюменцией.

С книгой меня и застали в гостиной. Я не стал скрывать намерения, заодно поинтересовавшись, где достать амулет и столько тот может стоить.

— Уизли, они очень дорогие, — ехидно усмехнулся Малфой и потерял ко мне интерес.

Из уст Малфоя характеристика звучала пугающе, но пока я ещё не утратил надежду. Обсудив план занятий с друзьями, которые окклюменцией занимались с детства и успели продвинуться заметно дальше начального уровня, я сосредоточился на чтении.

— Уизли? — обратился ко мне шестикурсник, чьего имени я не помнил. — Я слышал, ты хочешь приобрести амулет? — я осторожно кивнул. — Могу продать тебе свой.

— Зачем тебе это? — подозрительно осведомился я.

— Я в контрах с родителями, карманных денег мне не дают, — пожал тот плечами, — но если я скажу, что потерял амулет, мне просто купят новый. Нам обоим выгодна эта сделка.

Я уже готов был радостно согласиться, когда вмешался Малфой:

— Адамс, не очень красиво с твоей стороны подставлять Уизли. Амулет дорогой, твои родители не побегут покупать новый, не удостоверившись, что найти старый невозможно. А поиск приведёт к Уизли — скажут, что он его украл… Рон, тебе оно надо?

От Малфоя помощи я точно не ожидал получить, но, судя по тому, как Адамс отвёл взгляд, нарисованная Драко картина была очень близка к истине. Обидно было отказываться от возможности сэкономить, но так подставляться…

— Спасибо, Адамс, но я, пожалуй, откажусь, — тот пожал плечами, словно ничего особенного не произошло, и не его только что поймали на некрасивой попытке обмануть младшекурсника, а я обернулся к Малфою: — Спасибо, Драко.

Малфой дёрнул плечом и ушёл, как будто недовольный, но мне было всё равно. Главное, он не позволил мне совершить ошибку. Выходит, Драко не такой уж и отвратительный, как старается показать. Надо будет к нему присмотреться.

Уроков было много, но было очень интересно, и, наверное, поэтому усталость почти не ощущалась. По крайней мере мне хватало времени и сил на занятия окклюменцией. Я знал — успели просветить, — что самостоятельно защите разума не научиться, обязательно нужен наставник, однако выполняемые мной упражнения помогали улучшить концентрацию, стимулировали память и указывали, как заметить вторжение, то есть превосходили всё, что я мог позволить себе на данном этапе.

За Патил я продолжил наблюдать, тем более что занятия рунами и нумерологией проводились сразу для всех факультетов. Ничего необычного в её поведении не было, разве что она всегда была одна — но это списывали на потерю сестры и не лезли к ней. Пару раз мне казалось, что я замечал, как она шипит, однако это вполне мог быть её родной язык, я же не знаю индийского, да ещё пару раз её глаза меняли цвет… что также могло быть отблеском заклинания или вовсе мне показаться.

Полностью отказаться от подозрений я не мог, но и подпитки те не получали, и интерес к наблюдению постепенно стихал.

Первый поход в Хогсмид вызвал ажиотаж у всего Хогвартса. Я там уже был, даже ночевал в гостинице над «Тремя мётлами», так что воспринял новость спокойно. Вырваться ненадолго из надоевшей школы было вполне неплохо, но у меня всё равно не было свободных денег для развлечений, а просто так ходить там… Нотт с Гойлом предложили угостить меня сливочным пивом, но, подумав, я отказался. Они и так приглашали меня к себе и тратились; пусть для их семей это не было какой-то значимой суммой, всё равно, гордость не позволяла соглашаться. Парни поняли и не настаивали.

Джинни на сборы смотрела с завистью, но второкурсникам путь в деревню был заказан, так что ей не оставалось ничего, кроме как горестно вздыхать.

Когда все ушли, я отправился в библиотеку — домашние задания лучше всего было делать в тишине. День прошёл плодотворно, я успел не только написать все эссе, но и отработать заклинания и даже позаниматься окклюменцией, так что к возвращению учеников из Хогсмида пребывал в благодушном настроении. Теодор притащил для Джинни целый пакет сладостей, которыми сестрёнка, конечно же, поделилась со мной, и настроение стало просто отличным.

Но продержалось недолго. Нас выдернули из гостиной — а некоторых младшекурсников уже и из кроватей — и заставили идти в Большой зал. Теряясь в догадках, мы нехотя собрались за столом Слизерина; когда подтянулись другие факультеты, всем сообщили о проникновении в Хогвартс Сириуса Блэка.

Большой зал гудел, как растревоженный улей. Мы с равенкловцами проявляли недовольство, гриффиндорцы одновременно паниковали и рвались в бой, хаффлпаффовцы же просто волновались. Рассказ о порезанном портрете-страже гриффиндорской башни не произвёл на нас впечатления, но высказывавшие недовольство старшекурсники были заткнуты обычным Силенцио — преподавателям было не до того, они спешили отправиться на поиски Блэка.

Ночёвка в Большом зале вызвала новую волну возмущений… но деваться было некуда.

— Мы были в безопасности в наших гостиных, — не успокаивались старшекурсники, — какого Мордреда нас притащили сюда? Мы что, животные, чтобы спать вповалку на полу?!

— Мистер Боул! — негромко окликнул Снейп, и слизеринцы тут же дисциплинированно умолкли: пререкаться с разозлённым деканом ни у кого желания не было.

* * *

Дементоры оказывали влияние, пусть не слишком явное, но всё же ощутимое. Нам с хаффлпаффовцами было полегче, мы хотя бы ночью были ограждены толстыми перекрытиями от них, а вот остальным студентам приходилось туго. Хогвартс был тих и мрачен. И потому предстоящий матч по квиддичу все ждали с нетерпением. И дождались.

Вообще, игра едва ли не впервые мне не понравилась. Близость стражей Азкабана гасила всю радость, казалось, ещё до того, как ты сам успевал её ощутить. Болельщики вяло кричали, за дождём было трудно уследить за перипетиями воздушных сражений, ветер хлестал в лицо пригоршни ледяного дождя…

Я успел пожалеть, что поддался уговорам и явился на стадион. Приоритеты я для себя установил, и квиддичу в них места не нашлось. А наблюдать за тем, как наслаждаются полётом другие — спорное удовольствие.

Рядом со мной стоял Малфой и с самодовольным видом ухмылялся. После того, как его ранил гиппогриф, Драко старательно изображал смертельно больного, потому сегодня вместо Слизерина с Гриффиндором играл Хаффлпафф. Наша команда была только рада уступить место в расписании — погода была отвратительной.

Однако несмотря на все неудобства, квиддич любили и хотели досмотреть игру до конца…

В гостиную мы возвращались мокрые и злые в сопровождении кипевшего негодованием декана. Нападение дементоров на игроков было беспрецедентным событием, потому неудивительно, что все были взволнованы. Снейп не стал церемониться, обвёл студентов обещавшим все кары небесные за одну только мысль о выходе из подземелий взглядом и стремительно вышел, запечатав дверь мощными чарами. Десяток секунд все оставались неподвижны, а затем, словно очнувшись, половина Слизерина бросилась за письменными принадлежностями — о скандальном происшествии стоило уведомить родителей, а через них и Попечителей.

На следующий день было тихо, а вот через день, когда за завтраком пришла почта, Малфоя едва не разорвало от желания поделиться полученными от отца сведениями, и, с трудом дождавшись обеда, мы собрались в гостиной нашего факультета, готовые слушать.

За два года Драко достаточно вытянулся, чтобы не пришлось снова влезать на стол — теперь его и так видели. Задрав нос от гордости, он окинул сокурсников многозначительным взглядом, откашлялся и наконец-то приступил к рассказу.

— Как всем известно, дементоры подчиняются Министерству магии, так что позавчерашнее происшествие — их провал. Когда отец узнал об этом, он сразу отправился к министру, — Драко сделал паузу, давая всем осознать высоту положения его семьи, но всем было наплевать, он это понял и затягивать не стал, продолжив: — Признавать промах тот, разумеется, не пожелал, начал юлить, но отец не отступил. Поиски Блэка ведутся уже несколько месяцев, но результатов не принесли — что, кстати, тоже характеризует Министерство не с лучшей стороны. Вот отец и поинтересовался, в чём причина присутствия дементоров в Хогвартсе. Почему Блэка не ищут по всей Англии, а сосредоточились именно на школе, и не обладает ли министр какой-то информацией, скрываемой от общественности. Фадж стал что-то лепетать о защите Гарри Поттера, — на этом имени скривился не только Драко, но и половина слизеринцев, — и тогда отец спросил, какого Мордреда из-за одного мальчишки подвергают опасности всех учеников школы? Министр попытался сослаться на защиту школы, но отец возразил: «Если опасность грозит Поттеру — уберите его из школы, и тогда Хогвартс не будет нуждаться в столь ненадёжных и опасных охранниках». И Фаджу нечего было возразить! — торжествующе закончил Драко, неимоверно гордый и собой, и отцом.

— Так что, дементоров уберут? — недоверчиво уточнила Гринграсс.

— Да! — весело кивнул Малфой.

Сказать, что мы обрадовались — ничего не сказать. Да, на нас присутствие стражей Азкабана оказывало меньшее влияние, и всё же их близость напрягала и сказывалась на настроении и самочувствии. Да и о несанкционированных отлучках старшекурсников не стоило забывать, которых те были лишены с самого начала года. На обед мы явились с огромным опозданием, зато в прекрасном настроении.

* * *

Признаться, я подумал, что Поттера действительно уберут из школы, раз уж из-за него Хогвартс стал целью Блэка, но настолько нам не повезло. Бледный и решительно настроенный на поиск приключений Поттер обнаружился за своим столом в компании таких же глупцов. Мне всегда было интересно, чем он руководствовался, отправляясь на дело, ведь не мог же он вправду думать, что справится с взрослым волшебником? Впрочем, это меня не касалось.

Без дементоров даже дышать стало легче, наша жизнь быстро вернулась в нормальное русло. Мы уже поверили, что дальше всё будет спокойно, когда Фарли появилась в гостиной и, выпустив из палочки в воздух красные искры, заявила:

— Профессор Люпин — оборотень!

В гостиной повисло неуютное молчание. Я, как и многие другие, закрутил головой по сторонам, ища тех, кто возразит, аргументированно доказывая неправоту Фарли, однако мысленно уже производил подсчёты, которые лишь подтверждали, что во время полнолуний Люпина не было на уроках, да и в Хогвартсе вообще его никто не видел.

— Малфой, Паркинсон, ваши отцы входят в Совет Попечителей. Предлагаю с ними немедленно связаться, — фактически приказала староста, насладившись всеобщей растерянностью.

Драко по-деловому кивнул, сразу же поняв, насколько ответственное задание ему доверили, и, пока он писал отцу, остальные на повышенных тонах выясняли, что делать до того момента, когда взрослые вмешаются.

У нас, к счастью, уроки с Люпином были лишь на следующей неделе, а вот шестой курс немного паниковал.

— Так, а ну-ка тихо! — повысила голос Фарли. — Полнолуние в следующий понедельник. У нас ещё есть время. Ведите себя достойно, пожалуйста. Мистер Малфой, я уверена в этом, успеет разрешить наше затруднение до того, как опасность станет реальной.

— А то, что уже два полнолуния рядом с нами в школе был оборотень, тебя не смущает? — нахмуренно спросила Дафна, скрещивая руки на груди. — Сейчас нам ничего не угрожает, но где гарантия, что…

— Гринграсс, давай ты не будешь разводить панику раньше времени? — перебила Фарли.

Дафна оскорблённо поджала губы.

— Но она права, — поддержали сокурсницу Нотт. — Я не собираюсь посещать уроки этого недочеловека!

Со всех сторон послышали возгласы в поддержку, я тоже присоединил свой голос…

Если Фарли узнала, что Люпин оборотень, то преподаватели не могут этого не знать. И тогда получается…

— Если Дамблдор взял в штат оборотня, избавиться от него будет непросто, — резюмировал я вслух.

В гостиной снова повисла тишина, взгляды скрестились на мне, и пришлось пояснять:

— Фарли же узнала, что Люпин — не человек. Профессора наверняка тоже в курсе… Люпин же учился в Хогвартсе? Значит…

— Не значит, — перебил меня Маккена. — Мы не знаем, когда его обратили.

Возражение было справедливым.

— Всё равно я не верю, что Фарли умнее всех профессоров. Прости, Джемма. Они должны знать!

— Они знают, — спокойно произнёс Забини, но как раз в тот момент в диалоге наметилась небольшая пауза, а потому его негромкий голос услышали все. И, конечно же, вопросительно уставились на него. — Мне потребовалась консультация с деканом, — ничуть не смутился тот, — поэтому я был вынужден его побеспокоить в довольно позднее время. И застал его за варкой антиликантропного зелья.

Реакция последовала незамедлительно: кто-то вздохнул с облегчением, поняв, что хотя Люпин и оборотень, приём зелья уменьшает степень его опасности, другие же, напротив, услышали в словах Блейза лишь подтверждение худшим предположениям.

— Всё, я написал! — воскликнул Малфой, вставая из-за стола с пергаментом. — Прямо сейчас и отправлю отцу!

Не то чтобы все не доверяли Драко, однако провожать его к совятне вызвалось полфакультета, в числе которых был и я. Нам всем хотелось собственными глазами убедиться, что мистер Малфой получит сообщение — в том, что тот не преминет воспользоваться предоставленными сведениями, мы не сомневались.

Фарли с Маккеной то и дело нас одёргивали, но и за завтраком, и на обеде, и на ужине мы всем факультетом бросали на преподавательский стол подозрительные взгляды. Дамблдор выглядел, как и всегда, расслабленно, а вот остальные профессора заволновались от такого внимания. Не то чтобы мы желали подобного, но удержаться и не взглянуть на оборотня, было неимоверно сложно.

Я косился на Люпина, как и все вокруг, пытаясь высмотреть какие-либо черты, отличающие его от нормальных людей. Конечно, мы прекрасно знали, что никаких внешних признаков не существует, но иррационально продолжали их искать.

Настороженные слизеринцы едва не сорвали уроки Люпина, отказываясь к нему приближаться: писать конспект, когда оборотень ходит по кабинету и в любой момент может оказаться за спиной, не все сумели себя заставить. Хоть и понимали все, что в дни новолуния тот безвреден, но подсознательный страх мешал мыслить здраво.

Два дня от Малфоя-старшего не было ни слуху ни духу; к Драко всё чаще обращались с вопросами, почему его отец медлит и ничего не предпринимает, так что тот уже не был рад всеобщему вниманию, но в субботу мы дождались перемен.

Явившись на завтрак, мы, уже по привычке, посмотрели на преподавательский стол — Люпин выглядел откровенно больным, с синяками под глазами и нездоровой бледностью кожи, — убедились, что от оборотня нас отделяет немалое расстояние, и только после этого приступили к трапезе. И вот тогда-то в дверях Большого зала и появились авроры.

Студенты замерли, с удивлением, тревогой или облегчением смотря на чеканивших шаг мужчин; я повернулся к столу преподавателей — Люпин проявил сдержанный интерес, явно не подозревая, что гости явились по его душу, а вот Дамблдор заволновался и даже привстал со своего места.

О чём авроры говорили с директором, мы не слышали — купол тишины кто-то предусмотрительно установил. Но когда оборотень покорно поднялся из-за стола и подошёл к аврорам, а те сразу же сковали его антимагическими наручниками (металлические браслеты и соединявшая их цепь обладали характерным цветом, так что сомнений ни у кого не возникло), Дамблдор всё же встал. Его слов мы тоже не услышали, а вот ответ — да: аврор уже вышел из-под гасящего звуки купола.

— Довольно бреда, Дамблдора. Не советую вмешиваться в дела Аврората, а то как бы мы не припомнили, кто именно притащил в полную детей школу тёмную тварь, да не отправили вас в Азкабан на пару!

Дамблдор осел, со стола Гриффиндора донёсся пока ещё тихий ропот, мы благоразумно молчали. В тишине Люпина вывели из Большого зала. Перед самыми дверями мужчина, очевидно, возглавлявший авроров, остановился и, окинув студентов недоброжелательным взглядом, произнёс:

— Теперь вы в относительной безопасности. Ваш директор заигрался, наняв на профессорскую должность оборотня, и мы не преминем выяснить, единственное ли это нарушение устава школы. Но пока — продолжайте завтрак.

И он просто ушёл, как будто кому-то этого могло хватить для того, чтобы в действительности почувствовать себя в безопасности и как ни в чём не бывало вернуться к еде.

Пока все смотрели на аврора, Дамблдор успел покинуть Большой зал, остальные же преподаватели выглядели так, словно ничего не произошло, лишь Снейп едва заметно кривил губы в подавляемой улыбке. Что ж, от оборотня мы избавились, но одновременно лишились и профессора по защите. И что-то мне подсказывает, что нового до следующего года увидеть нам не доведётся…

* * *

Моё предположение подтвердилось, заниматься пришлось самостоятельно. Старшекурсники взвыли, однако не отказались помогать младшим; и получалось у них получше, чем у оборотня. По крайней мере мы могли рассчитывать на то, что непонятные моменты нам будут разжёваны и повторены столько раз, сколько потребуется для того, чтобы разобраться, а не как раньше — дополнительные занятия только для гриффиндорцев.

Признаю, я немного предвзят. Возможно, обратись мы к Люпину, он бы и не отказал… Вот только предлагал занятия он исключительно своим любимчикам-гриффиндорцам, а мы не любим навязываться и одалживаться. Да и теперь, зная, что профессор даже не был человеком… ущемление уже не казалось обидным. Как бы то ни было, я вполне неплохо справлялся с самостоятельным обучением, Маккена меня хвалил, да и так я видел — в сравнении с другими слизеринцами, — что не вхожу в число отстающих. С остальными предметами также не наблюдалось сложностей. Школьная жизнь, наконец-то, налаживалась.

* * *

Перед рождественскими каникулами был объявлен второй поход в Хогсмид, и на этот раз я решил не отказываться. Сама волшебная деревня по-прежнему не вызывала во мне интереса, но теперь у меня появились друзья, которым мне хотелось сделать подарки на Рождество, а это означало, что без посещения магазинов не обойтись.

Все эссе были написаны и ничто не могло помешать нам развлечься.

В Хогсмид мы шли шумной толпой, но в самой деревне сразу же разделились: приобретение подарков лучше было провести без свидетелей — чтобы не испортить сюрприз. Покупая Джинни заколку с анимированной птичкой, я внезапно осознал, что совсем не жадный. Стоила безделушка немало, но почему-то мне было совсем не жалко денег — хотелось порадовать сестрёнку. Все остальные подарки вместе взятые обошлись мне в меньшую сумму, но, главное, мне хватило и на красивое перо для Теодора, и на фигурные закладки для книг для Фелисии, и на переливающиеся чернила, о которых недавно упоминал Грегори, и даже на небольшие наборы празднично упакованных конфет для всех остальных хороших знакомых.

Довольный собой, я вышел из магазина, пряча свой мешочек из драконьей кожи, в который были сложены все покупки, в карман, и завертел головой, высматривая друзей. Но вместо слизеринцев заметил Лонгботтома, болтающего с пустотой…

Пустота отвечала голосом Поттера.

Попытку Поттера уговорить декана отпустить его в Хогсмид без подписанного родителями (или, в его случае, опекунами) разрешения мы все видели, и отказ Стеллера слышали чётко, и всё же Поттер в Хогсмиде. Наглость меня возмутила. С чего этот мальчишка вообразил, что ему всё позволено?! Мало нам было двух месяцев с дементорами, из-за него охрану могут снова усилить…

Стараясь не привлекать к себе внимания, что было совсем не сложно в потоке бегавших из магазина в магазин студентов, я подобрался поближе и смог услышать часть диалога. Не раздумывая, я ухватил шедшего мимо Боула за руку и попросил немедленно привести старост… Пять минут спустя Поттер был разоблачён и уведён в Хогвартс под конвоем Маккены.

— Зачем, Рон? — негромко спросила Гринграсс, успевшая подойти вместе с Гойлом и Крэббом.

— А нечего правила нарушать, — буркнул я, не чувствуя угрызений совести за то, что выдал сокурсника. — Мы не друзья, чтобы я его прикрывал.

Дафна дёрнула плечом, но больше никак не прокомментировала мой поступок, а вот парни одобрили гадость, сделанную Мальчику-Который-Выжил. Меня же настолько захватила подслушанная информация, что обращать внимание на обсуждение я перестал почти сразу. Я даже не заметил, как мы переместились в «Три метлы», позволив друзьям вести меня.

Поттер едва не плакал, говоря Лонгботтому о том, что подслушал в этом самом пабе. Сириус Блэк — крёстный Гарри Поттера. Душевные страдания Поттера меня не трогали, и всё же сведения были интересными… Думать о нём было неприятно, потому я усилием воли выбросил эти мысли и включился в общий разговор.

В Хогсмиде мы в итоге задержались до самого вечера, и, надо сказать, прекрасно провели время. А по пути в школу мне на глаза попалась тощая чёрная псина, и я вспомнил о единственной собаке в школе — Клыке, с которого мысль перескочила на его хозяина. Хагрида уже отстранили от преподавания, пригласив на замену профессора Граббли-Дёрг, но это было лишь началом конца. Из-за скандала с Люпином директор явно опасался высовываться, и если раньше ещё пытался защитить лесника, то теперь умыл руки. Судьба Хагрида была незавидной. Мы все понимали, что Малфой и сам виноват в том, что случилось с гиппогрифом, и всё же были на его стороне: профессору, который не в состоянии контролировать учеников и учебный материал и допускающий возникновение опасных ситуаций — в Хогвартсе не место.

* * *

Грегори с Теодором снова приглашали меня в гости, но я отказался, несмотря на мольбы Джинни, которая хотела погостить у Ноттов, но не считала это возможным без меня. Однако я был настроен решительно.

— Джин, пойми, я не хочу быть должным.

— Мы же друзья!

— И в том числе поэтому я и отказываюсь, — вздохнул я.

Сестра не выглядела довольной, но отступила:

— Но летом ты согласишься! — припечатала она и покинула меня, отправившись радовать Асторию своим согласием приехать на каникулы.

В Нору мы оба возвращаться не желали.

Последний завтрак перед каникулами начался спокойно и даже весело. Со всех сторон доносились радостные восклицания и смех, студенты строили планы, договаривались о встречах вне школы… Совы появились точно по расписанию, но их было слишком много — писем перед самыми каникулами никто не ждал. Однако сразу же стало понятно, что дело не в письмах из дома — совы доставили экстренный выпуск «Ежедневного пророка».

— Сириуса Блэка поймали!!! — закричал кто-то быстро читающий из-за стола Равенкло.

Все уткнулись в газеты, даже те, кто не выписывал «Пророк», читали у соседей по столу…

На передовице было две колдографии: самого Блэка и Эммелины Вэнс — колдуньи, о которой раньше никому из нас не доводилось слышать. Из статьи все узнали, что Вэнс училась на факультете Гриффиндор вместе с Блэком, а после окончания Хогвартса по его рекомендации вступила в Орден Феникса, где они успели сблизиться и стать друзьями, и потому она знала его тайну.

«Сириус Блэк скрывал ото всех свою способность превращаться в животное. О том, что он анимаг, знали лишь самые близкие друзья», — говорила мисс Вэнс в интервью. А далее следовал рассказ, как, прогуливаясь в Хогсмиде, она увидела тощую чёрную собаку, в которой с немалым удивлением опознала бывшего друга и нынешнее разыскиваемое лицо номер один.

Не тратя время на вопросы, мисс Вэнс обездвижила Блэка, связала и транспортировала в Аврорат, где и сдала на руки дежурному аврору. Разбираться с беглым преступником никто не стал, его тут же переправили в Азкабан, где и подвергли поцелую дементора — стандартной процедуре для беглецов.

Дочитав статью, я поёжился. Дементоры — это ужасно, как ни крути.

За нашим столом было относительно тихо, слизеринцы переговаривались вполголоса, а вот гриффиндорцы шумно радовались и поздравляли Поттера с свершённой — пусть и руками Аврората — местью. Тот улыбался и выглядел довольным…

Чего нельзя сказать о Дамблдоре. Переведя взгляд на стол преподавателей, я обнаружил, что директор хмурится. Уж не знаю, что его опечалило, вряд ли судьба Блэка… Отвернувшись, я скользил взглядом по Большому залу, пока не остановился на Патил. Та выглядела немного удивлённой, что на её обычно лишённом эмоций лице было очень заметно. Задумавшись, почему она (если я прав в своих подозрениях) не злится из-за гибели своего приспешника, я снова пропустил момент, когда разговоры утихли, и вздрогнул от голоса директора, напутствовавшего всех перед отправкой на каникулы.

После завтрака все разбрелись по гостиным — за вещами, а час спустя я уже провожал друзей на Хогвартс-экспресс. Впереди ждали три недели тишины и одиночества, и, конечно же, книги.

Как и всегда на каникулах, я старался всё время проводить с пользой. Поскольку учеников в Хогвартсе осталось мало, накрывали один общий стол, за которым сидели и преподаватели. И раз уж мне совершенно не хотелось оказываться на таком близком расстоянии от Дамблдора, приходилось выкручиваться. Трапезы в Большом зале я старательно пропускал. За завтраком ограничивался несколькими булочками, которые хватал и убегал до того, как кто-нибудь успевал что-то сказать, а вечером забегал на кухню по пути из библиотеки. Но вот от обеденной встречи с другими обитателями Хогвартса деться было некуда.

Однако всё равно я старался сесть так, что не оказываться напротив директора, иррациональный страх, что он залезет мне в голову, не проходил. К счастью, до меня никому не было дела, и на моё отсутствие не обращали внимания.

На Рождество я обнаружил целую гору красиво упакованных пакетов, сваленных на тумбочке у кровати и рядом. Было неимоверно приятно, что про меня не забыли. Грегори, Теодор и Астория подарили мне книги — копии дорогущих справочных изданий, получить в своё распоряжение которые я и не мечтал. Фелисия прислала собственноручно связанный шарф из шерсти Живоглота с эмблемой Слизерина — необычайно тёплый и приятный наощупь. Джинни подарила новые перчатки, а Чарли прислал куртку из драконьей кожи. Остальные знакомые ограничились сладостями… Я был счастлив.

Единственным событием за каникулы стал увод Хагрида, который я наблюдал в окно библиотеки в последние дни года. Трое волшебников в тёмно-бордовых мантиях — авроры — под прицелом палочек вывели несостоявшегося профессора из его хижины и сопроводили к выходу из школы. На следующий день из разговоров гриффиндорцев я узнал, что арест Хагрида — это последствия происшествия с гиппогрифом, ранившим Малфоя. Не знаю, была ли связь, но после того, как школа осталась без лесника, Дамблдор в Большом зале перестал появляться. Хагрида жалко, не столько его вины было в той ситуации, чтобы оказаться в Азкабане, но зато хоть от директорских взглядов я был защищён.

* * *

Семестр начался спокойно. Уроки по-прежнему были интересными, теоритические знания по окклюменции выросли настолько, что я перешёл к созданию основы под первый ментальный щит, а директор по большей части в Хогвартсе отсутствовал, что позволяло не волноваться и не отвлекаться от учёбы.

В феврале Чарли прислал десять галлеонов, буквально приказав устроить на эти деньги празднование дня рождения. Чуть подумав, я согласился с тем, что это хорошая идея, и во время следующего посещения Хогсмида закупил в «Трёх мётлах» сливочное пиво, а в «Сладком королевстве» оставил почти половину подаренной суммы. Задерживаться в деревне я не стал: в день влюблённых одинокому студенту там было неинтересно, и поспешил вернуться в Хогвартс, где скучали не допущенные к прогулке из-за возраста Джинни и Фелисия.

Сюрприз удался, день рождения я встретил в кругу друзей, получив не только порцию подарков, но и массу положительных эмоций. Моя предприимчивость заслужила уважительные взгляды как от сокурсников, так и от старших учеников: стратегическое планирование было дано не всем. Праздник удался вдвойне.

* * *

В преддверии пасхальных каникул намечался очередной поход в Хогсмид, и Малфой неожиданно обратился ко мне с вопросом по организации праздника. Его день рождения был в начале июня, и другой возможности купить сливочное пиво (а может, и что покрепче) и сладости у него не было. Рассказав всё, что тот хотел знать, я пораньше отправился спать — окклюменция вымотала, а проснулся посреди ночи от землетрясения.

— Что это было?! — испуганно вскричал Теодор, зажигая свет.

— Без понятия, — отозвался я дрожащим голосом. Пришлось откашляться. — Смотреть пойдём?

Нотт уже выпутывался из одеяла, так что я последовал его примеру.

Если это вправду было землетрясением, оставаться в подземельях было наиглупейшим решением.

Быстро одевшись, мы направились в гостиную, где постепенно собирался весь факультет. Никто ничего не знал, конечно, а потому взволнованные студенты высказывали самые разнообразные предположения. В разгар волнений появилась Фарли с сообщением, что декана нет на месте. Ещё немного поспорив, мы всем факультетом направились на выход.

Ёжась на весеннем ветру, мы смотрели на светящиеся окна замка — не одни мы были разбужены непонятным шевелением камней. Старосты накладывали согревающие чары на первокурсников, остальные справлялись сами; разговоры постепенно возобновились, все гадали, что это было… Второй толчок-взрыв заставил нас мгновенно умолкнуть. Над Хогвартсом поднималось зарево рассвета.

Декан появился почти час спустя. Фарли оставила в гостиной записку, где нас искать, так что Снейпу не пришлось блуждать по школе. Выглядел он злым, но страха в его глазах не было заметно. Хотя… уж Снейп-то наверняка сумел бы скрыть подобную эмоцию, чтобы не пугать нас ещё сильнее.

Мы ждали криков, обвинений в том, что весь факультет посмел покинуть подземелья посреди ночи, нарушив тем самым комендантский час, но ничего подобного не последовало.

— Угрозы нет, — отрывисто сообщил декан. — Возвращайтесь в гостиную.

— Что это было? — робко поинтересовалась Паркинсон.

— Вас это не касается, мисс Паркинсон.

— Но, сэр! — возмутилась Фарли. — Мы живём в подземельях, если замок рухнет, нас он погребёт под собой!

— Для того, чтобы Хогвартс рухнул, потребуется нечто большее, чем один темномагический ритуал, — выплюнул Снейп и выразительно посмотрел на нас. — Возвращайтесь в гостиную.

Продолжать спор не имело смысла, раз декан сразу не сказал, в чём дело, можно было не рассчитывать на то, что он сделает это теперь.

— Сэр? — обратилась Фарли, когда большая часть слизеринцев двинулась к замку.

— Да, мисс Фарли?

— Сэр, вам известно какой ритуал был проведён?

— Нет. Директор выясняет этот вопрос.

— Понятно, — издевательски протянула наша староста, ничуть не смутившись под недовольным взглядом Снейпа.

Мы с Теодором переглянулись и поспешили догнать остальных.

До утра никто так и не пошёл спать, только первокурсников заставили разойтись по спальням. Сна не было ни в одном глазу, все гадали над неизвестным ритуалом.

Вообще, Слизерин был именно тем факультетом, чьи студенты могли найти ответ на этот вопрос. Равенкловцы знали не меньше нашего, конечно, однако их знания носили академический характер, да и не было их в непосредственной близости. Представители старых чистокровных родов устроили мозговой штурм, но так и не сумели прийти к единому мнению. Всё-таки кровь — это ещё не всё. Пусть старые семьи лучше понимали магию, с этими знаниями они не рождались. Сошлись на том, что магический выброс такой силы обязан был сопровождать неимоверно мощный ритуал по-настоящему Чёрной магии — не просто Тёмной, а именно что Чёрной.

Чёрных магов в мире насчитывались единицы, а в Британии даже просто тёмных выслеживали и без разговоров отправляли в Азкабан, и потому от осознания, что кто-то решился на столь беспрецедентную демонстрацию мощи, становилось страшно. А если вспомнить, что произошло это не где-то в глухом лесу, а в Хогвартсе, самом безопасном месте в Британии, прямо под носом у Дамблдора…

И от этого становилось уже не просто страшно, а жутко.

До утра мы просидели в гостиной как на иголках, ожидая повторения толчков, но, к счастью, всё было спокойно. На завтрак мы явились в числе первых, но аппетита у многих не было. Вяло ковыряясь в тарелках, мы дождались, когда Большой зал заполниться такими же не выспавшимися, встревоженными учениками, и только тогда появился директор.

На то, как он шествует к своему месту, все смотрели молча. Улыбка никого не смогла обмануть, ответа мы ждали почти осязаемо. Не думаю, что Дамблдор обрадовался необходимости объясняться, но и отказаться он не мог; успокоительные расплывчатые уверения все пропустили мимо ушей, продолжая ждать настоящего ответа на вопрос, что же случилось ночью.

— Друзья, вам не о чем волноваться!

Фарли только начала вставать, когда её опередил Диггори — хаффлпаффовец:

— Директор, при всём уважении, магический всплеск мы все ощутили, что говорит о его необычайной мощи. Мы не можем не волноваться, когда рядом находится подобный объект. В конце концов, мы живёт в подземельях!

Фарли едва не мурлыкала — впервые не слизеринцы оказались теми, кто требовал от директора правды, не веря его лживым словам.

— Мистер Диггори, уверяю вас, мы со всем разберёмся. А сейчас вам пора отправляться на занятия…

Поднявшийся гул заглушил последние слова Дамблдора, после бессонной ночи желания идти на уроки ни у кого не было, но делать было нечего, поняв, что дневной сон нам не светит, все наконец приступили к завтраку.

Соседи по столу переговаривались, обсуждая слова Диггори — эта семья числилась в сторонниках директора, а потому его выступление многих удивило, я же по привычке рассматривал учеников, одним ухом прислушиваясь к разговору. Настроения на других факультетах царили не радостные, даже гриффиндорцы не были до конца успокоены, хотя и верили директору, что уж говорить о других. Хаффлпафф волновался, равенкловцы были задумчивы…

И только Патил улыбалась потусторонне-счастливой улыбкой.

По моему телу побежали мурашки, а волосы на руках встали дыбом. Как же я умудрился забыть, кто присутствует в Хогвартсе! Мерлин, конечно! Если Патил — Тёмный Лорд, нет ничего удивительного в мощи проведённого ритуала; пусть гриффиндорцы на каждом углу кричат, что Дамблдор — великий волшебник, доказательств тому никто не видел. Директор, может, и силён, но — что с того, если его сила никак не проявляется? Зато имя Волдеморта не просто так до сих пор боятся произносить, его деяния всё ещё на слуху, и речь не о убийствах грязнокровок. В конце концов, до магглорождённых никому нет дела, а вот до магии — есть. Тёмный Лорд многого добился, пусть об этом и не принято говорить; некоторые даже болтают о бессмертии…

Я запнулся в рассуждениях и едва не хлопнул себя по лбу. Что значит «болтают»? Если Патил — это Тёмный Лорд, то бессмертие — не болтовня!

Патил, казалось, ничего не замечала. Она улыбалась и крошила булочку, иногда отправляя в рот маленькие куски. О чём она думает? Узнать это было не в моих силах, но мне почему-то казалось, что разрушение Хогвартса в её планы не входит. Она ведь вернулась в школу, хотя, будучи Тёмным Лордом, точно не нуждалась в знаниях, даваемых на третьем курсе. Это могло означать, что пока она по каким-то причинам не может заявить о себе…

Возможно, у неё недостаточно сил?..

— Рон, идём! До рун осталось пять минут! — потрясла меня за плечо Гринграсс.

— Да-да, иду, — отозвался я, вставая.

Я не мог перестать думать о Патил, о Лорде, о его силе, и посреди урока меня осенило. За время, проведённое в библиотеке, я успел узнать многое, в том числе, заклинание, с помощью которого определялась магическая сила. Книга мне попалась случайно, она была плохо систематизирована, бытовые чары в ней соседствовали с лечебными, так что я её отложил, но это заклинание запомнил. Его применяли в случаях, когда нужно было быстро оценить состояние здоровья, например, при травмах: если нет истощения и с магией всё в порядке, даже самые страшные повреждения не так уж опасны — магия защитит. Так вот я решил проверить магическую силу Патил.

Осталось только вспомнить, в какой именно книге я видел то заклинание, найти его и научиться накладывать. И всё это в преддверии экзаменов.

Ничего, дело полезное, я справлюсь!

Хоть и учился я хорошо, к экзаменам приходилось готовиться всерьёз, по несколько раз перечитывая лекции и до автоматизма отрабатывая заклинания — глупо было бы получить низкую оценку, когда знаешь ответ на вопрос. На поиски в библиотеке оставалось немного времени, так что ту самую книгу я нашёл только в середине мая.

Пролистывание страниц ничего не дало, пришлось перечитывать внимательно — я быстро понял, что зря забраковал книгу, в ней было множество полезных заклинаний, которые я теперь и выписывал себе в блокнот, очень удачно подаренный Ноттом на день рождения. К счастью, наконец-то найденное заклинание оказалось совсем не сложным и получилось у меня с первого раза. По ходу тренировки я узнал, что Лонгботтом вправду почти сквиб, а вот Поттер, наоборот, довольно сильный волшебник, лишь немного уступавший Малфою, зато превосходивший и Гойла, и Нотта. Было интересно узнать о себе, но сам я этого сделать не мог… впрочем, я не обольщался, вряд ли моя магическая сила может оказаться больше, чем у друзей. Зато я убедился, что заклинание никак не ощущается: все мои подопытные ничего не заметили.

Несколько дней я потратил на попытки подстеречь Патил в коридорах, но та буквально растворялась в толпе сразу после уроков. Конец учебного года был всё ближе, и я решил, что дальше откладывать некуда, или сегодня, или никогда!

В Большом зале было шумно, финальный матч Гриффиндор-Слизерин должен был начаться через два часа. Патил сидела с краю стола, подальше от прикидывавших шансы на победу каждой команды сокурсников. На меня тоже никто не обращал внимания… И я решился.

Достав палочку из чехла на руке, я, стараясь действовать незаметно, направил её на Патил и одновременно с нужным движением прошептал заклинание. Патил вздрогнула всем телом, завертела головой по сторонам — почувствовала магию, но я уже убрал палочку и отвернулся, силясь переварить полученные сведения. Показатели были невероятными, огромными… Магическим резервом такого размера, если верить книге, обладал лишь Мерлин…

Но были и хорошие новости: несмотря на впечатляющие возможности, в данный момент сил у Патил почти не было, её аура была тусклой, как при серьёзном истощении. Я оказался прав в своих предположениях, Тёмный Лорд ещё не вернул себе былую силу и потому был вынужден оставаться в роли ученика, избегая подозрений. На сегодняшний день он ни для кого не представлял угрозы.

* * *

Экзамены проходили довольно спокойно, без неожиданностей. Я волновался только перед рунами — знания по этому предмету были важны для меня лично, хотелось продемонстрировать хороший результат, — а остальные предметы сдавались «для галочки», полезность изученного на них по моему мнению была весьма спорной. Чары с травологией я сдал с лёгкостью, на трансфигурации повезло с билетом (хотя после увольнения МакГонагалл успехи в этой области демонстрировали многие ученики: очевидно, метод преподавания Стеллера был лучше), а вот на защите от Тёмных искусств пришлось попотеть. Приглашённый Дамблдором работник Министерства магии гонял каждого экзаменуемого по всему материалу, не ограничиваясь вопросами из билета.

Но всё было позади. Я сдал все экзамены и сдал неплохо, теперь можно было подумать и о том, что меня удивило. Дело снова было в Патил. Я случайно увидел, как она колдует, и едва не завалил трансфигурацию от изумления! Во-первых, половину заклинаний она произносила невербально — уровень шестого курса как минимум! А во-вторых, даже мне было видно, насколько уверены и выверены движения её волшебной палочки. Патил колдовала так, словно у неё за плечами был многолетний опыт!

Впрочем, стоило Стеллеру повернуться в её сторону, и Патил тут же произносила заклинания вслух и начинала совершать… не ошибки, нет, но лишние движения, нарочито демонстрируя неопытность.

Я старался не пялиться на неё в открытую, но постоянно ловил себя на том, что наблюдаю за ней. Не из страха, я ведь видел истощение… Меня восхищало мастерство, идеальность исполнения заклинаний… Я не знал, как относиться к Патил, потому что не знал, была ли это Патил.

Пока все радовались окончанию учебного года, я не мог отрешиться от мысли, что восхищаюсь потенциальным Тёмным Лордом. Сейчас я не мог, как на первом курсе, гордо заявить, что распределение на Слизерин не окажет на моё отношение к ситуации никакого влияния, что раз моя фамилия Уизли, то я не перейду на тёмную сторону. Я стал старше и уже не мог притворяться, что мир чёрно-белый.

Сейчас всё, что объединяло меня с Уизли — это фамилия. Я даже не мог сказать, люблю ли я ещё родителей, уж слишком давно я с ними не общался нормально. Нет, я не стал тёмным магом, хотя моё отношение к запретным знаниям трансформировалось, теперь я, как и остальные чистокровные, считал, что повальный запрет — преступная глупость.

Если Тёмный Лорд сейчас заявит о своём возвращении, я не знал, какую сторону приму. Я всё также не мог одобрить убийства магглорождённых, подобное не казалось мне нормальным, но все мои друзья, весь мой круг общения состоял из слизеринцев, семьи большинства из которых были на стороне Волдеморта. А на другой стороне был Дамблдор, которого я не уважал, и которого боялся, и родители, которые не желали со мной знаться только потому, что Распределяющая Шляпа три года назад выкрикнула: «Слизерин!»

— Мерлин! Рон! Немедленно перестань хмуриться! — закричала Фелисия, подбегая ко мне. — Мы всё сдали! У меня «превосходно» по трансфигурации! Ты можешь в это поверить?!

Невольно улыбнувшись, я посмотрел на подругу с умилением.

— Я в тебе и не сомневался!

— Да? Тогда у меня для тебя есть ответственное задание, — понизив голос, заговорщицки прошептала она.

— Какое? — широко улыбнулся я, невольно заражаясь её хорошим настроением.

— Перед каждыми экзаменами или другими важными событиями, ты будешь говорить моему брату…

Я расхохотался, не дослушав.

— Договорились! — и, найдя глазами Грэга, закричал: — Гойл! Твоя сестра — умница!

Фелисия посадила мне на колени Живоглота, который тотчас же утробно замурчал, и сбежала к подружкам. А я сидел на диване в слизеринской гостиной и среди шума и весёлых выкриков гладил кота. Всё будет, как будет. У меня отличные друзья, замечательные брат с сестрой, а самому мне всего четырнадцать лет — пусть о Тёмном Лорде волнуются другие.