Основной инстинкт (джен)

«Есть два пути борьбы со злом, — сказал он. — И разница между этими двумя путями, быть может, глубочайшая пропасть в современном сознании. Одни боятся зла, потому что оно далеко. Другие — потому что оно близко. И ни одна добродетель, и ни один порок не отдалены друг от друга так, как эти два страха».

© Г. К. Честертон

Молодая центаврианка сидела прямо на земляном полу пещеры, обхватив руками колени и монотонно раскачиваясь вот уже несколько часов кряду. Ее некогда холеные и нежные руки сейчас были испещрены сетью мелких царапин и ссадин, а платье запылилось и порвалось у подола. Она не поднимала лица с того самого момента, как слуги помогли ей добраться до пещеры, где она тут же сползла по нагревшейся за день каменной стенке, так и просидев до самого утра.

— Ну сколько можно! Да заткните его наконец! — резкий окрик прокатился под высокими сводами и разнесся многоступенчатым эхом. Слуги — пожилой уже нарн по именни Шо’Так и молодая нарнийка Лин’Шан — вздрогнули и тревожно переглянулись, а Лин’Шан опустилась на колено перед госпожой и тронула ее за плечо.

— Госпожа, — нарнийка сняла с пояса флягу и протянула ей, — попейте воды.

Но центаврианка лишь застонала, ее плечи опять затряслись, а голос сорвался в высокий крик:

— Как ты не понимаешь?! Я не могу это больше слушать! Не могу! — и она обхватила руками голову, пытаясь заглушить мерзкий писк, звучащий у нее в ушах.

Служанка отпрянула было и вновь переглянулась с Шо’Таком.

— Это скоро прекратится, госпожа, — вздохнула Лин’Шан. — Шу’Рок умер ночью…

— Кто умер? — по спине леди Альвис прошла крупная дрожь и она будто очнулась, вскинув голову и оглядев присутствующих покрасневшими глазами.

— Шу’Рок… один из тех рабов, госпожа, которых перевозил транспорт, — нарнийка разговаривала с ней будто с душевнобольной, но Азуре Альвис сейчас было все равно. Поколебавшись, она все-таки протянула грязную ладонь к фляжке, и Лин’Шан тут же вложила ей ее в руку.

— Какое мне дело до рабов?.. — пробормотала Азура, сделав несколько осторожных глотков. — Где все? Почему никого нет? — начала она задавать вопросы.

Ответил молчавший до того Шо’Так:

— Все ушли несколько часов назад. Они разделились на три отряда, госпожа. Один возглавил господин Сонеро — они должны будут попытаться добраться до поселения на юго-востоке и оттуда вызвать помощь. Вторая группа под предводительством господина Катно пойдет на север через перевал. Там расположен крупный город, в котором должен быть гарнизон центаврианских солдат. Ну а господин Торсини с отрядом останутся здесь для вашей охраны. Но сейчас они должны найти воду и пропитание. Они спустились вон по тому склону и отправились на запад, — указал направление старый слуга.

— О, боги! Неужели за нами так никто и не прилетел до сих пор? — скорее саму себя спросила Азура — она давно привыкла воспринимать слуг как что-то вроде разумной мебели и не ждала ответов на риторические вопросы. Потому ответ Шо’Така стал для нее неожиданностью.

— В этом районе и раньше была замечена активность… террористов, госпожа. Так сказал господин Сонеро. Вероятно, они заглушили наш сигнал, когда подбили транспортник.

— Почему мы вообще тогда летели через это проклятое место?!

Слуга пожал плечами, а Азура вновь уставилась на красные камни, но теперь хотя бы перестала раскачиваться. Какое-то время в пещере не было слышно ничего, кроме надсадного писка ребенка Шу’Рока. Оба нарна старались лишний раз не смотреть в дальний угол, где лежало тело отца.

— Где мой сын? — вдруг прервала молчание леди, разглаживая складки на своем безвозвратно испорченном платье.

— Его… здесь нет, госпожа, — осторожно начала Лин’Шан. — Скоро вернется господин Торсини и…

— Что значит — нет?! — взвилась центаврианка. — Куда его унесли?!

Она схватила служанку за ворот платья и встряхнула с неожиданной для столь хрупкого существа силой. Та смотрела на госпожу расширенными глазами и даже не пыталась сопротивляться.

— Немедленно отвечай, куда ты его спрятала?! А не то я пожалуюсь своему мужу, и он прикажет высечь тебя кнутом! Мерзавка!

Шо’Так неподвижно сидел на камне, отвернувшись от женщин и явно не собираясь вмешиваться.

— Здесь нет вашего мужа, госпожа! — взмолилась почти придушенная Лин’Шан. — И сына вашего…

— Тогда я сама сейчас подберу для тебя наказание!

— …тоже нет. Он остался на транспортнике.

Леди Азура медленно опустила занесенную над головой служанки руку и отступила к стене, прижавшись лопатками к неровному камню. Ее лицо, только что искаженное безумием, сделалось совершенно спокойным и отстраненным.

— Почему он… остался там, Лин’Шан? — ее взгляд блуждал по противоположной стене, ища что-то за правым плечом нарнийки. — Мой первенец… моя гордость… Почему он там? Он с Лориссой?.. Она хорошо за ним смотрит?

Лин’Шан беспомощно смотрела на госпожу, пытаясь не подпустить в мысли невольную жалость. Она служила ей всего две недели — все время, проведенное леди Альвис на Нарне, и никогда до того ей не приходило в голову, что у этой холодной центаврианской леди могут быть чувства.

— Но ведь там… все сгорело, да? Как же так, Лин’Шан?.. Как же они остались там? — речь центаврианки становилась все более тихой и неразборчивой.

Лин’Шан сглотнула появившийся в горле комок.

— Нам надо вернуться к ним и забрать моего сына. Боюсь, Лорисса не справится без меня, — Азура уверенно оттолкнулась от стены и, покачнувшись, сделала пару шагов к выходу из пещеры. — Она хорошая кормилица и нянька, — в голосе промелькнули снисходительные нотки, — но кто лучше матери знает, что нужно ее ребенку?

На самом краю пещеры женщина остановилась и посмотрела вдаль.

— Но где же транспортник?.. Шо’Так! Ты сейчас меня проводишь к нему, — приказала она, с каждой секундой будто вновь возвращая себе былую уверенность. Даже осанка вдруг изменилась, превращая растрепанную женщину в гордую леди.

Склон горы, где на высоте паре сотен метров находилась пещера, оказался не слишком крутым, и Азура уже подобрала юбки, когда поняла, что не слышит за спиной шагов слуги, и это заставило ее в раздражении обернуться. Старый нарн все так же сидел на своем камне, не делая попыток подняться и выполнить приказание. Азура уже приготовилась разозлиться, когда он пояснил:

— Некуда идти. Там был взрыв, госпожа. Все, кого не успели вытащить и кто не выбрался сам, погибли мгновенно. Времени было мало, а топливо, на котором работают здешние корабли, весьма опасно. Нет больше ни вашего сына, ни кормилицы, ни… остальных.

Азура застыла от его слов и с нечитаемым выражением на лице уставилась на слугу.

— Какой. Вздор. Ты. Несешь. — Отчеканила она. — Лин’Шан, да он помешался, старый дурень!

Азура не смогла подавить нервный смешок, а затем еще один и еще… Вскоре ее плечи сотрясались от смеха, и она перестала сдерживать себя — рассмеялась громко, в голос, так, что эхо прокатилось по пещере. На глазах выступили слезы.

— Ты посмотри, какой он серьезный! Пороть такую чушь — ха-ха — мне в глаза! — она подняла лицо к небу, продолжая смеяться и чувствуя, как из глаз стекают горячие капли. — Да, — ха-ха-ха — старый дурень, теперь тебя только — ха-ха — шутом и ставить! Народ развлекать! Небылицами!

Она бы, наверное, еще долго продолжала хохотать, если бы не внезапно поднявшийся ветер, бросивший будто в насмешку ей в лицо смесь пыли, песка и каменной крошки. Заходясь кашлем и пытаясь избавиться от сора в глазах, Азура покачнулась и бессильно осела на камни. Истерика прекратилась, но от этого стало только хуже.

Да, так все и было. Она вспомнила прошедшую ночь с необычайной четкостью. И то, как громыхнуло что-то под днищем пузатого транспортника, а затем еще раз, но уже правее. Как отбросило в сторону несчастный челнок и как сама она завалилась на бок, удерживаемая в комфортабельном кресле ремнями безопасности — глупая предосторожность! — как ей тогда казалось. А потом были мгновения почти невесомости, только кровь прилила к лицу и гулко забились в груди сердца. Момент самого удара и темнота… в полной тишине расцветшая всполохами близкого взрыва. Кажется, потом ее кто-то поддерживал и направлял, и она шагала за широкой спиной командира Сонеро, спотыкаясь, но продолжая механически переставлять ноги, чтобы не о думать о том, что…

— Госпожа! Госпожа, пойдемте скорее! Буря начинается! — донесся до Азуры голос Лин’Шан. Сильные руки подхватили обмякшую центаврианку, и той ничего не оставалось, кроме как позволить нарнийке увести себя в пещеру.

Разразившаяся так внезапно буря пугала. Всего за пару минут за стенами пещеры начался самый настоящий песчаный ад. На поверхность планеты будто накинули огромное грязное одеяло, заслонившее небо, и наступившие сумерки предрекали скорую ночь. Разглядеть что-либо в серо-красном пыльном мареве уже не было никакой возможности. Протяжно завывал ветер.

Азура лишь миг наблюдала за буйством суровой стихии, обернувшись через плечо, а затем вместе с нарнами забилась в дальний конец пещеры. Здесь было темно, тихо, и можно было вздохнуть свободнее. Постепенно ее глаза начали привыкать к густому полумраку, и она различила совсем рядом неподвижное тело нарна, очевидно, того самого Шу’Рока. Теперь, обратив на него внимание, она не смогла игнорировать и полночи сводивший ее с ума писк младенца, почти заглушенный завываниями ветра снаружи. Именно что почти. Только теперь тот пищал не постоянно, а интервалами, и писк сделался каким-то более хриплым.

— Почему вы не вытащите его оттуда? — раздраженно поинтересовалась Азура, понимая, что вообще-то это не должно ее волновать.

— В этом нет смысла, госпожа, — покачал головой силуэт Шо’Така. — Ребенок слишком мал, чтобы выжить без сумки.

— Почему это? — с непонятным ей самой упрямством возразила она. Просто разговор отвлекал ее от произошедшего, решила Азура. — Что такого в этой вашей… сумке?

До того ее не слишком занимала физиология нарнов. Она даже представить не могла, что придет время, и она окажется на этой проклятой планете, в проклятой пещере, с проклятыми нарнами. Это было… чудовищней ее самых худших ожиданий от брака с троюродным племянником лорда Рифы.

— Молоко, госпожа, — последовал лаконичный ответ. — А еще тепло и защита — то, что никто из нас не может ему дать.

На миг Азуре захотелось возразить что-нибудь про то, что скоро к ним прибудет помощь, и тогда… но она вовремя одернула саму себя. Вместо этого, отвернувшись, она сказала с нажимом:

— Так сделай хоть что-нибудь.

— Что именно, госпожа? Что я должен сделать? — зло ответил Шо’Так.

В это мгновение Азура с пугающей ясностью осознала, что заперта бурей в небольшой пещерке наедине с двумя нарнами — разумными варварами, которые подчиняются лишь тогда, когда чувствуют железную хозяйскую руку. Сделалось жутко, а в голове мелькнула мысль, что Торсини может и не вернуться вовремя. Думать о том, что если отряд не отыскал вовремя хоть какое-то укрытие, то Торсини может не вернуться вовсе, не хотелось. Проклятая планета, проклятый Рифа и проклятое назначение идиота-мужа, потащившего ее сюда — показать советнику новорожденного сына! Как же, нашел родственничка-покровителя, дракхов карьерист!

Ругать мужа было делом привычным, последние полтора года это занятие и вовсе стало приносить ни с чем не сравнимое успокоение, но в этот раз, под аккомпанемент ветра и тихие писки — нет, она не прислушивается! — облегчения оно не принесло.

«Надо просто немного подождать, и это само прекратится», — уговаривала себя Азура, отсев подальше от трупа и вновь обнимая колени. Так в гнетущем молчании она провела вечность, растянувшуюся на пару стандартных часов.

Оба нарна по молчаливому согласию свернулись спина к спине у противоположной стены и то ли действительно спали, то ли делали вид, что спят. Центаврианка же уснуть не могла, не стоило и пытаться.

Она не понимала, как можно столько времени орать? Видимо, ну просто все на этой планете, каждый обитатель, созданы для того, чтобы действовать ей на нервы! Ее собственный ребенок почти не кричал, разве что при рождении, но этот момент как-то стерся из памяти, вероятно, из-за воздействия обезболивающих. Потом он почти все время спал, и с ним постоянно была Лорисса — рабыня-центаврианка, подобранная ее сыну в кормилицы. Ее сыну… они даже имя ему дать не успели — муж хотел, чтобы первенца нарек его влиятельный дядюшка. Сама Азура всегда хотела, чтобы ее сына звали Тускано, в честь первого императора… хотя, конечно, ее семья не имела прав на такое громкое имя.

Леди Альвис сжала виски, прогоняя воспоминания, и не поверила ушам — тишину нарушали лишь звуки никак не желающей утихать бури снаружи. Сердца пропустили удар — все? Она стала старательно вглядываться в темный силуэт на полу, пытаясь рассмотреть, нет ли какого-то… шевеления под одеждой? Прошла минута, другая, и Азура почти поверила… как вдруг слабый писк заставил ее вздрогнуть всем телом. Опять! Нет, это просто невыносимо!

Решиться оказалось сложнее, чем сделать. Но недавние потрясения и бессонная ночь вымотали ее физически и морально. И вот она уже подползла к трупу, стараясь не слишком всматриваться в искаженное судорогой лицо. Грудь закрывала повязка с расплывшимися по грубой ткани темными пятнами. Замерев в нерешительности, Азура бросила взгляд на нарнов — Лин’Шан лежала отвернувшись к стене, Шо’Так не шевелился, и невозможно было понять при таком скудном свете, открыты ли его глаза. Азура затаила дыхание и брезгливо подняла край рубашки Шу’Рота, силясь рассмотреть, эту дракхову сумку и ее обитателя. На животе нарна лежала его огромная рука, и Азуре с большим трудом удалось отвести окоченевшую конечность немного в сторону. Прикосновения к трупу вызывали в ней омерзение, но остановиться сейчас — значило, признать бессмысленными все прошлые усилия. Нет, раз уж она решилась, то дойдет до конца! Она старалась не думать о том, что ребенок может оказаться таким же мерзким. А, впрочем, каким еще должен быть обладатель столь неприятного голоса?

Эластичная кожа сумки внезапно зашевелилась, и Азура отдернула руки, когда на поверхности показалось… нечто, выделяющееся более светлой кожей на общем фоне. Вероятно, это была голова ребенка. Что ж, по крайней мере, она не видит, насколько это существо уродливо.

Шо’Так спиной чувствовал мелкую дрожь, пробегающую по телу Лин’Шан. Только старый нарн не мог сказать с уверенностью, вызвана она сдерживаемой яростью, страхом или еще чем-то. Сам он давно наблюдал за центаврианкой, понимая, что должен позволить ей сделать все, что угодно. Он действительно ничем не мог помочь и не должен был вмешиваться. Главное, не дать волю эмоциям и удержать молодую и глупую Лин’Шан.

Азура медленно протянула руку и дотронулась пальцем до… существа, оказавшегося каким-то прохладным и слишком нежным на ощупь для нарна. Она едва сдержала удивленный вскрик, когда ребенок поймал ее палец ртом и попытался его сосать.

— Э нет, крикун… так дела не делаются, — нервно фыркнула она и убрала руку. — Надо тебя как-то оттуда вытаскивать… — добавила она и огляделась в поисках чего-нибудь… подходящего. Но вокруг были одни камни — что за мерзкое место!

Преодолев отвращение, она все-таки заставила себя проникнуть рукой внутрь сумки, и вытащила оттуда пуще прежнего зашедшегося писком пятнистого младенца. Она полагала, что ребенок нарнов обязан иметь все эти пятна.

— Ладно-ладно, только не ори так, — пробормотала она, с облегчением отползая подальше от трупа.

Времени рассматривать доставшийся ей «трофей» не было, да и света в эту часть пещеры проникало мало, поэтому Азура попросту прикрыла его частью верхней юбки собственного платья и потянула завязки корсета, высвобождая грудь.

Вообще-то центаврианские леди никогда не кормили детей сами — во-первых, это не лучшим образом отражалось на фигуре; во-вторых, создавало лишние сложности в плане временных интервалов и обременяло новоявленную мать, привязывая ее к колыбели; в-третьих, большинство мужчин считало выделение молока не вполне эстетичным; в-четвертых, это попросту считалось дурным тоном. Так что сразу после родов те центаврианки, которые могли себе позволить найти кормилицу, принимали гормональные препараты, чтобы прекратить лактацию.

Но, разумеется, на этой варварской планете мало что было приспособлено для нужд центаврианских леди! И, разумеется, никто заранее об этом не подумал и не позаботился о ней! Поэтому после родов ей приходилось терпеть ноющие боли в груди и надеяться, что скоро молоко пропадет само.

Что ж… Крикун вцепился в сосок мертвой хваткой, заставляя Азуру недовольно морщиться, и усиленно сосал, с причмокиванием. Такого безумства она от себя уж точно не могла ожидать даже в самой странной фантазии. Азура вздохнула и поерзала, пытаясь устроиться хоть немного удобнее, прикрыла глаза — навалилась апатия и усталость. Хотя бы стало тихо, — подумала она перед тем, как провалиться в беспокойный и чуткий сон.

* * *

— Леди Азура! Как вы очаровательны сегодня!

Улыбающаяся физиономия лорда Боранжо возникла словно из ниоткуда, но тут же заслонила собой весь зал. Со всех сторон раздавались приветственные возгласы, веселый звон бокалов и переливчатый смех.

— Мой дорогой лорд, — промолвила она, — я счастлива встретить вас на этом чудесном празднике.

— О! Праздник воистину чудесен — никто не устроил бы его лучше вас! Пойдемте со мной, вы обязаны на это взглянуть, моя прекрасная леди!

— Так это мой праздник?.. — растерянно пробормотала она, мало что понимая в пестром хороводе нарядов и лиц — неизменно веселых и выражающих восхищение.

И вот она уже проходит сквозь толпу расступающихся гостей, ведомая под руку уверенным лордом Боранжо — братом ее матери.

— Но постойте… дядюшка! Вы же…

— Не стоит, моя дорогая, сегодня такой важный день! — оборачивается он к ней, чтобы задорно подмигнуть.

— Важный день? — она больше не хочет идти, но ноги будто не принадлежат ей и продолжают невесомо скользить рядом с массивной фигурой Боранжо.

— Ты сама убедишься сейчас, племянница.

Он, наконец, отпускает ее локоть и отходит в сторону. Азура оглядывается вокруг, но богатая зала, украшенная по-праздничному, вдруг оказывается совершенно пустой — куда-то исчезли и гости, и дядюшка. Она делает шаг вперед и видит массивный постамент из белого мрамора в форме лишенной вершины пирамиды, к нему ведут семь широких ступеней.

Она замирает в нерешительности и странном волнении, но тишину прорезает отчаянный детский крик:

— Мама! Мама!

И Азура немедленно срывается с места, буквально влетев на верх лестницы. На верху постамента стоит белая колыбель, а рядом сидит центаврианин с широким гребнем и строгим лицом. Он покачивает колыбель рукой в белой перчатке и смотрит куда-то сквозь замершую Азуру.

— Хотите, чтобы я дал ему имя? — выговаривают бескровные губы, и Азура с ужасом понимает, что камзол центаврианина весь изорван и вывален в грязи, а по лицу расплываются синяки и кровоподтеки — как будто его долго и жестоко били ногами, буквально втаптывая в грязь.

— Н…нет, нет… — ее голос срывается, она испытывает страх перед этим человеком, — я лучше сама…

— Ну, как угодно, леди. Как угодно, — кивает он и поднимается, отряхивая и поправляя камзол с оторванными пуговицами.

Она подходит к колыбели и берет на руки завернутого в кружевное одеяльце младенца, откидывает край и беззвучно кричит, увидев собственное отражение в красных глазах.

* * *

Проснулась Азура в холодном поту под звук собственных колотящихся сердец и долго не могла прийти в себя, дезориентированная и напуганная сновидением. Отличать простые сны от тех, что несут определенную истину о будущем или настоящем, ее учила еще покойная бабка. И, судя по всему, этот сон обыкновенным никак быть не мог, это она и без бабкиных объяснений не могла не почувствовать. Но что все это означало, не разобрать.

В этой части планеты только занималась заря, в пещере было сумрачно и зыбко — разведенный и поддерживаемый нарнами всю ночь костер теперь едва тлел, почти не давая тепла. Азура зябко потерла ладони и спрятала их поглубже в складки платья. Скоро воздух прогреется до такой степени, что от зноя не спасет даже тень пещеры, но пока она вынуждена была дрожать на каменистом полу — немногочисленный собранный вчера Лин’Шан хворост к утру закончился, и больше нечем было напитать угасающее пламя.

Шел уже девятый день с момента, как они потерпели катастрофу. Первые дни она еще ждала возвращения Торсини с отрядом, но на третьи сутки надежда истаяла окончательно. У них совсем не было еды и заканчивалась вода, поэтому однажды утром Лин’Шан отправилась искать хоть какой-то ее источник. Ей повезло: буквально в нескольких часовых переходах от пещеры она наткнулась на мелкий ручеек, текущей по дну глубокой расселины. Спустившись, Лин’Шан обнаружила еще одну находку — тела двоих центавриан, одним из которых оказался командир Торсини. В доказательство нарнийка передала Азуре его личный жетон.

По словам Лин’Шан выходило, что оба центаврианина сорвались со скалы, вероятно во время бури, и Азура благоразумно не уточнила, осталось ли при них оружие и где же тогда нарны, что сопровождали Торсини? Внутренне похолодев, она выдала несколько глупых и едких комментариев, пройдясь по боевым умениям Торсини и его людей, а также полной бесполезности подобной «охраны». Ее понесло, и дальше досталось уже командиру Сонеро, а после — ее мужу, и даже лорду Рифе. Главное — погромче возмущаться, помнила Азура старые уроки матери, и не бояться пороть полную чушь с самым уверенным видом — никто не станет искать второе и третье дно в твоей логике, когда ее просто нет.

С этих пор Азура решила держаться со слугами подчеркнуто отстраненно, пряча отчаяние и страх за ширмой надменного безразличия — привычное дело для любой центаврианки. Единственным, с кем она стала все чаще разговаривать, оказался Крикун. Именно ему она могла выразить собственные потаенные переживания и чаяния в те долгие часы, когда нарны оставляли ее наедине с ребенком. Они занимались сбором хвороста для костра или ловлей мелких животных — преимущественно тощих ящериц длиной с локоть, с двумя рядами острых зубов в синей пасти, обладателей длинных раздвоенных хвостов с ядовитыми жалами на концах.

Крикун оказался на диво хорошим слушателем! — внимательным и благодарным. Иногда ей даже казалось, что он что-то понимает из ее речей и пытается отвечать — то потрется головой о ее платье, а то прикроет глаза или состроит гримасу, а иногда он даже издавал довольно мелодичные гулящие звуки, мало чем напоминавшие прежний истошный писк. В общем, совершенно непостижимым для Азуры образом общение с ним начало приносить определенное удовольствие.

Вот и сейчас, почувствовав ее пробуждение, ребенок завозился в пеленках (на которые пришлось пожертвовать нижние юбки некогда роскошного платья), но пищать не стал, только носом потерся о завязки корсета. Азура фыркнула от такой утонченной наглости:

— Какой быстрый! Проголодался, уже? А кто ночью все ел и ел, не давая мне спать? — она поднялась на локте, устраиваясь поудобней. — Кажется, на этих камнях все бока успела отлежать!

Азура развязала корсет, и Крикун тут же зачмокал, получив желаемое. Он даже прикрыл глаза, полностью сосредоточившись на важном деле принятия пищи.

— Вот и правильно, вырастешь большим и пятнистым… не знаю, как кто, — она с тоской оглядела пещеру. — А я бы, знаешь ли, тоже не отказалась хоть чем-нибудь позавтракать в это… чудесное хмурое утро. — Азура повысила голос, заметив, как зашевелилась Лин’Шан, — ну нет, хватит ей притворяться спящей!

— О, ты, верно, помнишь тех мерзких ящериц, что вчера притащил Шо’Так? Да-да, — по лапке на обед, да парочку на ужин (тут она немного лукавила — были еще хвосты, которые она не отказалась погрызть, в то время, как сами нарны не гнушались и потрохами). Одни кости, да чешуя! — возмутилась центаврианка, когда Крикун причмокнул особенно громко. — Я даже вкуса не разобрала — так быстро они кончились! Но, знаешь, что? — доверительно прошептала она: — Сейчас мне кажется, что это было похоже на прекрасное филе фоглади… Такие маленькие кусочки копченого мяса, чуть обжаренные в пикантном соусе соши, с добавлением пряных специй. О! Божественный вкус!

У Азуры и самой уже рот наполнился слюной от воспоминаний, но выпад достиг цели — Лин’Шан что-то невнятно прошипела сквозь зубы.

— Но что мечтать о нормальной пище, малыш, когда даже ящерицы для наших «охотников» — редкая дичь?! — Крикун приоткрыл один глаз, с интересом покосившись на Азуру, и та ему заговорчески подмигнула. — Запомни, некоторые… индивиды готовы придумать сотню оправданий собственной лени, — Лин’Шан резко села, бросив в ее сторону не самый почтительный взгляд, — и никчемности, — невозмутимо закончила Азура.

Свернувшийся крючком Шо’Так тоже зашевелился. Нарны так и держались вместе, спали спина к спине с другой стороны костра, очевидно, таким образом согреваясь ночами. Тело Шу’Рока они отнесли подальше от пещеры и завалили камнями сразу, как закончилась буря. Так что центаврианка с младенцем заняла самый «привилегированный» уголок пещеры, что, впрочем, от ночных холодов совсем не спасало. Ночами она перебиралась поближе к огню, чтобы согреться в его тепле.

— Доброе утро, госпожа, — зазвучал ровный голос нарнийки. — С вашего позволения, я отправлюсь к ручью — возможно, на этот раз мне повезет добыть немного рыбы.

Азура лишь рассеянно кивнула ей, продолжая разговаривать с ребенком:

— Но нам с тобой повезло со служанкой! И раз уж она собралась помочить ноги в ручье, то пусть постирает твои грязные пеленки — они как раз просохнут, пока она соревнуется в резвости с местной рыбой.

— Разумеется, госпожа, — вздохнула Лин’Шан, заканчивая нехитрые приготовления к вылазке.

Азура замурлыкала под нос какую-то легкую центаврианскую песенку, кажется, потеряв интерес ко всему, что не касалось ее и ребенка напрямую. Крикун, наевшись, задремал на ее руках.

Это был вполне обыкновенный разговор в стиле монолога, с которого начиналось практически каждое утро. Постепенно доводить до сведения окружающих — а в данном случае двоих нарнов — любую информацию, обращаясь исключительно к Крикуну, вошло у Азуры в привычку. Слуги посчитали, что она окончательно свихнулась, что было даже забавно, но самое главное — так у нее было куда меньше шансов однажды полетать со скалы, как Торсини.

Она постоянно помнила об этом, когда забавлялась, играя с Крикуном командирским жетоном покойного лорда — ребенку очень нравилась блестящая штуковина, отражающая на камни веселых солнечных зайчиков, которую, к тому же, можно было теребить, долго рассматривать и даже попробовать на зуб! Неодобрение, в такие моменты просто сквозившее во взглядах Лин’Шан, как бы та ни старалась его скрыть, в свою очередь, развлекало саму Азуру. Видимо, у нарнов было принято относиться с большим почтением к воинским знакам. Но командир Торсини был мертв, а Азура собиралась выжить, чего бы ей это не стоило.

* * *

Лин’Шан уже не чувствовала пальцев на ногах — вода в ручье оказалась очень холодной, и она быстро замерзла, несмотря на припекающее плечи и голову солнце. В иное время она не отказала бы себе в удовольствии искупаться в такую погоду, но сейчас испытывала лишь досаду, ежась от холода — пошел уже третий час блуждания по каменистому дну по пояс в воде, а толку не было никакого! Рыбы в этом ручье оказалось совсем немного, да и та была мелкой и юркой. Заметив в очередной раз проблеск чешуи, Лин’Шан наудачу бросила импровизированную снасть — длинную палку с притороченным на конце центаврианским кинжалом — и буквально зашипела от разочарования: верткая тварь опять ускользнула.

Замерзшая и злая, Лин’Шан выдернула неказистое оружие и направилась к берегу, намереваясь дать себе краткий отдых и немного погреться. Она едва заметно вздрогнула, но не удивилась, заметив сидящего у воды Шо’Така. Если судить по скуке на его лице, тот наблюдал за ней уже какое-то время. Самолюбие неприятно кольнуло — старик в очередной раз подкрался незамеченным, да и опыт неудачной рыбной ловли не радовал. Выбравшись на берег, Лин’Шан уселась рядом со старшим нарном и несколько минут просто наслаждалась теплом нагретых камней. Наконец, она повернула голову:

— Я знаю, о чем ты хочешь поговорить, но я, как и прежде, не откажусь от своего мнения на сей счет. Со всем к тебе всем уважением, Шо’Так.

Старик пожевал губу и вздохнул:

— Дни идут, Лин’Шан, надо что-то решать. Иначе все решится само, и я совсем не уверен, что кому-то из нас это решение понравится.

— А, может быть, это как раз и есть самое верное решение? — в очередной раз вопросила она. — Нам давно следовало самим подать знак, а не прятаться в той пещере.

Этот разговор всегда шел по кругу и заканчивался ничем, Лин’Шан уже отчаялась переубедить упрямого старика словами, но и действовать без его одобрения пока не решалась.

— Что плохого в том, чтобы присоединиться к Сопротивлению? — почти безнадежно выдохнула она, рассматривая блики на быстро текущей воде. — Даже если они не поверят и убьют нас — это лучше, чем ждать непонятно чего.

— Я боюсь не того, что они могут нас убить, как раз наоборот, я боюсь, что нас примут, Лин’Шан.

Она озабоченно взглянула на Шо’Така, впервые услышав столь странный аргумент из его уст.

— И что же в том плохого?

— А ты не понимаешь? — он вперил в нее тяжелый взгляд. — Ты хочешь стрелять по центаврианским кораблям (а других здесь просто не бывает теперь), хочешь убивать их солдат, тайком пробираться в чудом уцелевшие города и закладывать бомбы под здания, где находятся их ставки? А кто будет платить за твои желания, Лин’Шан, ты подумала об этом? Сколько нарнских детей умрут от голода, если ты убьешь парочку центавриан?

— Ты же сам воевал с ними во времена Первой Оккупации, — Лин’Шан поверить не могла в то, что слышала, она сама не заметила, как резко выпрямилась, вонзая ногти в ладони и потрясенно глядя на того, кого еще недавно могла уважать. — С годами ты сделался… трусом? — спросила она с вызовом, но Шо’Шак, казалось, не обратил на него никакого внимания.

— Да, я воевал тогда, и это было правильно. Они хотели покорить нас, но мы сопротивлялись и отстояли свою… свободу.

— Так почему ты сдаешься сейчас? Мы можем…

— Не можем, — перебил он, — мы не можем воевать, Лин’Шан. Это не война, это просто уничтожение. Тогда центавриане хотели добиться от нас покорности, сейчас они медленно уничтожают все то, что еще сохранилось после бомбардировок, — закончил он горько.

— Тогда я хочу умереть, сражаясь, — твердо сказала она.

— На чьей стороне? — выдавил он горький смешок. — Сражаясь, ты поможешь центаврианам уничтожить наш народ. Ты хочешь умереть именно так? С этим знанием?

Лин’Шан распахнула глаза, потрясенно глядя на него, и в этот момент Шо’Так вспомнил, насколько юной была его собседница.

— Лучше умереть стоя, чем жить на коленях, — уже не столь уверенно вымолвила нарнийка. — Так скажет каждый из народа, кто имеет представление о чести и достоинстве.

— Хороший лозунг, — вздохнул старик, сгорбившись на своем камне.

— Это… цитата, — пояснила Лин’Шан, — но я действительно в это верю.

— Ты не понимаешь, девочка. Никто не предлагает тебе, мне, никому из нарнов, жизнь на коленях. Жизнь вообще. Они не будут больше стараться, чтобы тебя сломить, они просто убьют тебя и сотни, тысячи других. Тут нет никакого выбора между жизнью и смертью. Только смерть — сейчас или позже. Но если мы попробуем растянуть свое… существование, возможно, что-нибудь изменится… и представится возможность переломить ситуацию. Вот тогда придет время борьбы — не бессмысленной, нет, во имя выживания народа.

— А если это время так и не настанет? Мы что, должны просто молить богов о чудесах?..

— Я не верю в богов, Лин’Шан, но ты можешь помолиться, сейчас это самое полезное, что можно сделать. — Шо’Так поморщился и тяжело поднялся со своего камня. — Бездействовать не всегда легко, и иногда необходимо поступать именно так. Но сейчас нам надо позаботиться о госпоже, раз уж больше некому.

— Мы и так только и делаем, что о ней заботимся, — прошипела Лин’Шан, отвернувшись. — Центавриане не прилетели за ней, значит, никто из их отрядов не добрался до цели, и всех нас считают погибшими. И сколько бы нарнов они ни решили казнить за ее «смерть», они уже это сделали, и мы ничего не можем исправить.

— Верно, не можем. Но мы можем попытаться довести ее до города… Вернув ее мужу, возможно, мы сделаем страдания нашего народа хоть немного меньше.

— Это… очень большое допущение, Шо’Так, — покачала головой Лин’Шан, вновь потянувшись за оружием. Вновь идти в воду, когда она, наконец, согрелась, не было никакого желания, но она все равно решила попытаться еще раз — ведь альтернативой служило продолжение этого… очень странного и уже измотавшего ее разговора. — Похоже на бесплодные надежды.

— Или на чудо, — криво улыбнулся старик. — Ты ведь не думаешь, что боги просто посылают нам свою… благодать, девочка? О нет, если они действительно существуют, они бы дали нам возможность самим создавать чудеса. Когда без чудес совсем нельзя обойтись.

Лин’Шан скосила на него глаза, проходя мимо, но отвечать не стала. Все это оказалось для нее как-то… слишком. Раньше ей казалось, что она понимает, кто она, кто рядом с ней и что нужно делать. А сейчас все встало с ног на голову, и ей требовалось время, чтобы обдумать слова Шо’Така и решить, как к ним относиться.

Боковым зрением она отметила, что старый нарн медленно побрел прочь, очевидно, решив вернуться к пещере. Лин’Шан поудобнее перехватила палку с кинжалом на конце, прикладывая усилия, чтобы сосредоточиться на ускользающей в бликах воды краснохвостой рыбе с серебристой чешуей.

* * *

Азура дремала на солнышке, устроившись с подветренной стороны за большим камнем недалеко от пещеры — здесь можно было надеяться, что на тебе осядет не так уж много пыли. И пусть об одежде уже не имело смысла беспокоиться, приятного в постоянных ветрах, несущих с собой мелкие частицы камня и грязи, было немного. Она плохо спала ночами, страдая от холода и неудобного «ложа», и теперь добирала необходимые организму часы отдыха. Сегодня и вовсе ей приснился особенно неприятный кошмар, который так и не шел из головы. Однако, при свете дня, центаврианка уже не была уверена, действительно ли в том сне был заключен некий сакральный смысл или ей это лишь померещилось? Она пережила слишком многое за последнее время — нет ничего удивительного в том, что ей снятся кошмары, напротив, странно, что их не было до сих пор.

Руки уже привычно укачивали младенца — тут скорее срабатывал некий инстинкт и подсмотренные в детстве сцены, как няньки и кормилицы обращаются с детьми, чем объективная необходимость — Крикун и без этих манипуляций засыпал с готовностью.

Азура внутренне поморщилась. Приходилось признать, что подобная кличка не могла заменить ребенку имя, да и попросту ему не подходила, не отражая в должной степени реальности. Но что ей оставалось? Три дня назад она решилась расспросить слуг о настоящем имени младенца, но результат оказался отрицательным — оно не было им известно. О, кто бы знал, сколько усилий ей пришлось приложить, чтобы подобрать максимально нейтральную формулировку вопроса, и еще больше — его задать!

— Ну и как же мне тебя называть, м? — обратилась она к ребенку и украдкой провела пальцем по пятнистой головке, виднеющейся из-под тряпок. — Кто вы? И чего хотите вы? — Азура сделала страшные глаза, вопрошая наигранно суровым голосом. На что Крикун даже не повернул головы, продолжая посапывать.

— Ах, вы хотите вкусно есть и мягко спать? А еще глазеть на всякие интересности? — ответила она себе, веселясь, — в конце концов, поводов для веселья было немного, и приходилось развлекать себя самостоятельно. — Ну и кто же ты после этого?

Ответа предсказуемо не последовало, поэтому Азура пристально вгляделась в личико Крикуна, пытаясь определить, какими станут черты его лицо когда-нибудь в будущем. Вообще-то все нарны ей казались примерно одинаковыми и не слишком приятными внешне (хотя и иные аспекты этой расы вызывали у нее мало приятных ассоциаций, если уж честно), но дети у них выглядели не столь… отталкивающе. Или это именно Крикун выделялся на общем фоне? Азура не знала, так как никогда не видела других нарнских младенцев. Но у этого конкретного черты лица были заметно мягче, чем у взрослых, кожа имела не коричневый, а темно-розовый цвет, на котором еще только начинали проступать пока еще блеклые очертания этих их странных пятен. Но уже можно было с уверенностью сказать, что лоб ребенка будут покрывать достаточно крупные «крапинки», Азура также отметила некую симметрию их расположения. «Разумеется, если у нарнов «окрас» не меняется с течением времени», — поправила себя центаврианка.

— Так, давай рассуждать здраво, — фыркнула она, окончательно сбросив с себя дремоту. — Центаврианские имена тебе не подойдут — это совершенно неправильно, называть тебя в честь кого-то из наших уважаемых граждан, да ты и сам вряд ли бы оценил. А эти ваши нарнские имена звучат совершенно ужасно! Нет, нет, я не хочу слышать ничего настолько далекого от эстетики — так что тебе придется смириться.

Крикун завозился и приоткрыл глаза, заинтересованно поднимая заспаную мордашку.

— О, прекрасно! Значит ты, друг мой, ответственно относишься к процессу имянаречения? — тут же оживилась Азура. — Это весьма похвально, особенно в столь юном возрасте. Вообще-то, будь ты центаврианином, мы должны были бы сидеть не на камне, а в большом светлом зале… Там собрались бы старшие и самые уважаемые члены семьи — а это значит, множество сварливых лордов и леди, — скажу я тебе. О, они пили бы бривари кубками, так что слуги не успевали их вовремя наполнять, и говорили о погоде и политике, моде и войне, да то и дело припоминали то прошлые подвиги членов своих родов, то собственные молодые годы. — Тут Азура запрокинула голову и рассмеялась, прикрывая глаза, чтоб не видеть чужого неба.

— Ты только представь это балаган, наполненный звоном кубков, сводками котировок с рынков, ставками на авикинских жеребцов в этом сезоне, дождями над Элгасом да любовными похождениями троюродной правнучки императора! О, я была ни на одной такой церемонии — это просто тоска! Хуже может быть только свадьба, длящаяся три дня минимум. И моя была самой кошмарной… Впрочем, не будем о грустном, — одернула себя Азура.

Продолжая рассказ, она будто погружалась в странную помесь реальных воспоминаний и мыслей о том, какой эта церемония была бы для ее сына:

— Так вот, все это лорды и леди, с половины которых песок разве что не осыпается на шаддарские ковры ручной работы, основательно наговорившись обо всем на свете (и осудив добрую половину), доходят до состояния, когда можно и вспомнить о причине собрания. Тогда старейшина рода, к которому принадлежит ребенок, велит принести колыбель. Ее устанавливают на возвышении, чтобы каждый уважаемый гость мог полюбоваться на младенца в обрамлении кружев, накрытого одеяльцем с гербовым рисунком. Отец занимает место у изголовья и возлагает руки на плечи своего отпрыска, а мать встает с другой стороны колыбели. К ним постепенно начинает сползаться многочисленная толпа родичей — вернее те из них, кто не поспешил воссоединиться со своим внутренним «Я» и еще не похрапывает в уютном кресле, — фыркнула рассказчица. — Ты слушаешь? — приоткрыла она левый глаз. — О, прекрасно, тогда я продолжаю.

— Произносится ритуальная фраза о том, что дети своих уважаемых родов просят у старших мудрости и совета, и начинается веселье: гости наперебой предлагают самые странные имена, какие только можно измыслить. Например, на таких церемониях можно услышать, как старый лорд, грозно потрясая клюкой, кричит: «Его должны звать Мерцелгус, как моего пра-пра-прадеда! Он воевал с дорхабами, и те отрубили ему обе ноги в битве при Джаэборе. Но он все равно дополз до флаера и предупредил нашу армию о планах врага!», а леди справа смеется, говоря, что, когда ребенку понадобится научиться водить флаер без ног, он будет знать, к кому обращаться с молитвами. «Почему бы не назвать мальчика Гроцианом?», — вопросит одна из тетушек, — «Это мой любимый писатель, у него такие романы…». И так они будут спорить несколько часов, пока не накричатся вдоволь. Когда все успокоятся, и воцарится тишина, родители возьмутся за руки, и отец провозгласит имя сына, поблагодарив всех, кто помог определиться с выбором. А тот, кто подсказал имя родителям, становится кем-то вроде личного покровителя малыша. Ты думаешь все действительно решается там и тогда? Ха! Нет, мой маленький друг, на самом деле все заранее понимают, ради кого устраивается церемония. Самый влиятельный из родичей скажет слово, и отец его повторит, а остальные приходят просто поразвлечься, попить бривари и поговорить о скачках. Вот так оно все устроено…

Ветер задул сильнее и сменил направление, вскружив облака пыли. Азура поморщилась, отворачивая лицо и прикрывая тканью Крикуна.

— И, кажется, теперь я одна вместо всех этих лордов? Впрочем, для тебя, мой маленький нарн, и одной центаврианской леди — многовато, — сказала она, поспешно поднимаясь и оправляя платье. — Но сейчас мне ничего не идет в голову, уж прости.

И хотя усиление ветра еще ничего не значило, Азура поспешила укрыться в пещере — перспектива еще раз встретиться с песчаной бурей пугала ее.

* * *

Шо’Так объявился через несколько часов, принеся с собой еще одну тощую ящерицу. Нарн уселся на «своем» камне и принялся деловито разделывать добычу, вспарывая брюхо дохлой твари острым когтем. Азура с выражением крайней брезгливости наблюдала за процессом. Она и хотела бы оторвать взгляд, но уже представляла вкус жареной ящерицы, отчего рот моментально наполнялся слюной, и мысли все время возвращались к еде.

Она даже не стала комментировать отсутствие Лин’Шан, как и обещанной рыбы. Право! Ну какая рыба? Она была рада и чешуйчатому раздвоенному хвосту, от которого нарн как раз оторвал ядовитые жала, отложив их в сторону. Азура отметила, что он никогда их не выкидывал, но мысли о яде быстро покинули ее голову, стоило Шо’Таку насадить тушку на палку, приладив над едва тлеющими угольками быстро прогоревшего хилого костерка — найти что-то для розжига в горах оказалось не легче, чем пищу. Центаврианка внутренне поежилась — здешние ночи оказались для нее ужасно холодными.

Вскоре пещеру наполнил одуряющий аромат жаренного мяса. Азура, не удержавшись, подсела поближе, жадно вдыхая потрясающий запах ящерицы, но тут же, заметив кривоватую ухмылку Шо’Така, постаралась взять себя в руки и вернуть на лицо положенное леди выражение снисходительного удовлетворения. Оно слетело, сменившись удивлением, когда старый нарн протянул ей всю ящерицу целиком, держа ее за один конец палки.

— Вот, госпожа, поешьте. Только осторожно, еще горячее.

Казалось, ситуация его развлекала, но Азура не могла понять чем именно. Она сдержанно кивнула, принимая подношение. Спрашивать о чем-то было бы глупо, предлагать что-то — еще глупее. В конце концов, она действительно тут госпожа… и имеет на это право.

Ящерица была жесткой и жилистой, но Азура едва сдержала стон наслаждения, впиваясь зубами в темное мясо. Она пыталась есть неспешно и аккуратно, но по подбородку все равно потек сок, заставив вульгарно облизнуться. В конце концов, Азура решила перестать обращать на манеры внимание — слишком уж вкусно ей было.

Все закончилось слишком быстро. Отложив последнюю обглоданную косточку, Азура ощутила практически забытое за последние дни чувство почти-сытости. Она запила трапезу водой из фляги, с неудовольствием отмечая, как исчезают изо рта последние остатки вкуса еды. Но пить хотелось сильно.

Удовлетворив жажду, она с удивлением отметила, что Шо’Так не вернулся к себе на камень, а продолжает сидеть по другую сторону кострища, наблюдая за ней. На секунду ей показалось, будто он ожидает благодарности, но она тут же отбросила абсурдную мысль.

Нарн заговорил первым:

— Надо идти в город, госпожа. Мы долго ждали, если за вами не прилетели до сих пор, то никто и не прилетит.

Азура обдумала его слова. Она и сама понимала, что, если бы кто-то из отрядов командиров Сонеро и Котно добрался до своих, за ними уже давно отправили бы снаряженный шаттл, не какой-то медлительный транспортник, а бронированный челнок военного образца — совершать одну ошибку дважды было не в традициях центавриан. Но помощи не было, и Азура старательно запрещала себе мысли о будущем. И теперь нарн хочет, чтобы она шла туда, где сгинули солдаты? Это было бы смешно, о, она бы рассмеялась, если бы не судьба Торсини.

— И куда же? — вопреки устоявшейся привычке обратилась она к Шо’Таку, а не к ребенку. — Через горы или пустыню? — Тут Азура все-таки не смогла удержать нервный смешок. Оставалось надеяться, что он не вышел слишком уж жалким, а именно такой она сейчас себя и ощущала.

— Через перевал никто из нас не пройдет. Разве что у Лин’Шан есть какие-то шансы, — покачал пятнистой головой старик. — Мы пойдем через пустыню, госпожа, вернее через степь. По крайней мере, не так давно это было именно степью, хотя сейчас бури нанесли немало песка и пыли. — Он помолчал, и Азура не стала нарушать затянувшуюся паузу. — До поселения, носящего название Гиндораг два дневных перехода. Если повезет с погодой, с бурей мы разминемся. Они случаются теперь часто, но последняя была сильна и случилась совсем недавно — скорее всего, ближайшее время таких бурь больше не будет.

Азуре показалось, что он ее уговаривает. Но что вообще она могла сказать? Начать спорить? Она представила себе смерть в пустыне, когда ветер с бешеной яростью хлещет по лицу, в нос и горло забивается вездесущая пыль, и каждый вздох — приближает конец. Нет, она не хотела об этом думать.

— Тогда стоит сказать Лин’Шан, что мы уходим, пусть наловит побольше ящериц, — наконец произнесла она и отвернулась.

— Завтра перед рассветом отправимся, госпожа.

Азура промолчала.

* * *

Лин’Шан появилась лишь под вечер, измотанная и уставшая. Она действительно принесла пару ящериц и четырех крупных рыб, размером почти с локоть каждая. Шо’Так ушел практически сразу после памятного разговора и вернулся вместе с нарнийкой. Чем именно он занимался, Азура, как обычно, уточнять не стала.

Рыбу зажарили тут же, и ужин удался на славу! Покормив Крикуна и немного поболтав с ним о всяких пустяках, Азура устроилась поближе к огню и постаралась уснуть. Удалось ей это не сразу, и она услышала тихий разговор нарнов на их наречии (что вообще-то было запрещено рабам), но, разумеется, не поняла ни слова. А после все-таки провалилась в зыбкий тревожный сон.

«Выучи намертво, не забывай

И повторяй как заклинание:

«Не потеряй веру в тумане,

Да и себя не потеряй!»»

© В.С. Высоцкий

Начиналась вторая ночь, которую Азура и нарны были вынуждены встречать посреди пустыни, некогда бывшей степью, и центаврианка была уверена, что никогда не сможет забыть эти мгновения, складывающиеся в минуты и растягивающиеся на часы… Она не была уверена также, что ей когда-нибудь удастся вытравить из-под кожи этот ужасный холод, сковывающий тело и лишающий возможности двигаться. Когда она опрометчиво согласилась на этот переход, то даже представить не могла, что ей придется пережить.

Сначала все шло буднично и деловито. Шо’Так разбудил ее на рассвете, когда нарны уже собрали весь их жалкий скарб и были готовы к походу. Авантюра, как про себя стала именовать их вылазку Азура, не обещала стать легкой прогулкой, но центаврианка смогла настроить себя выдержать все уготованные судьбой или богами трудности.

В предрассветных сумерках, опираясь на сильную руку Лин’Шан и прижимая покрепче Крикуна, Азуре удалось спуститься по склону горы, что примечательно — ни разу не навернувшись и сохранив в целости ноги. Она не бросила прощальный взгляд в сторону их временного негостеприимного прибежища, стараясь уверенно и гордо шагать вперед, не отставая от идущей первой нарнийки. Замыкал процессию Шо’Так, зачем-то тащивший с собой длинную крепкую палку, используя ее на манер посоха. Еще одна странность, отмеченная Азурой. Старику и раньше не требовались никакие приспособления, чтобы передвигаться, и сейчас его шаг оставался размеренным и плавным — на палку он не опирался. Впрочем, Азура как всегда промолчала.

Говорить вообще не хотелось, даже с Крикуном — имя она так и не придумала, в присутствии нарнов не было желания вести их обычные задушевные «беседы-монологи». Кроме того, просто идти вперед, переставляя ноги, оказалось не так уж легко. Как только под ногами привычный уже камень сменился сначала высохшей и грубой землей, а затем и вовсе песчаными барханами, меж которых изредка проглядывали островки голой земли, каблуки Азуры стали предательски проваливаться в зыбкую поверхность, за счет чего идти было на диво неудобно. Такой маленький и казавшийся легким поначалу Крикун, уже через несколько часов стал оттягивать руки, и она то и дело перекладывала его, меняя положение.

Азура устало выдохнула в нос. На фоне ее мучений легкость походки Лин’Шан вызывала смесь раздражения и зависти. Солнце еще даже не встало в зенит, а центаврианка уже ощущала, как болят непривычные к долгой ходьбе ноги. Разумеется, она получила хорошее образование, куда входила и общая физическая культура, и основы рукопашного боя и сражения на клинках. Но за время беременности она совершенно отвыкла от всяческих упражнений, да и ранее частенько пренебрегала ими — ей казалось, что это не то, что могло бы пригодиться в жизни, а стройность фигуры, доставшуюся от матери, не требовалось постоянно поддерживать, изнуряя тело тренировками. И сейчас она ощутила последствия собственной недальновидности.

В конце концов Азуре пришлось снять дракховы туфли — продолжать идти в них по песку было решительно невозможно, и отдать их на сохранение Шо’Таку, по его совету обмотав усталые ноги полосками ткани. Вскоре, когда солнце встало и начало ощутимо припекать, она поняла, почему старый нарн так настаивал на том, что по пустыне не стоит ходить босиком, и возблагодарила богов, что не стала с ним спорить.

Песок очень быстро нагревался, отражая красный свет нарнского солнца множеством сверкающих граней, а над барханами появилось расплывающееся марево. Казалось, будто они шагают по блестящей рубиновой крошке — это было бы даже красиво, если бы не постоянный сухой ветер, не слишком сильный, но то и дело меняющий направление и бросающий россыпь сверкающих песчинок прямо в лицо в самый неожиданный момент. То и дело Азуре приходилось прикрываться рукой от пыли, чтобы та не попала в глаза, и отплевываться от все-таки забравшихся в рот песчинок.

Крикун недовольно ворочался у нее на руках и никак не желал засыпать, вопреки обыкновению. Шо’Так предлагал доверить ему понести ребенка, на что Азура даже не стала отвечать, не желая отплевываться от песка и вообще тратить слова для ответа на столь абсурдное предложение, лишь одарила нарна красноречивым взглядом. «Подумать только! Кто вообще мог додуматься доверять мужчинам заботу о детях! Варварский народ и совершенно сдвинутый — эти нарны, — мысленно кипела от возмущения Азура. — Да и Лин’Шан — совсем девчонка, а строит из себя! — она совершенно не выглядела в глазах центаврианки способной позаботиться о ребенке должным образом. Нет уж, — мысленно обратилась она к Крикуну, — этим типам я тебя точно не отдам!»

Когда солнце скрылось за горизонтом, напоследок расписав темнеющее небо кровавыми полосами заката, Азура рухнула на песок практически без сил. Ноги ныли и болели, в них поселилась тягучая боль, и вообще конечности ощущались ужасно тяжелыми. Нарны достали заготовленную накануне ящерицу и разделили на три части. Свою Азура проглотила, кажется, даже не жуя толком, автоматически проглатывая жалкие кусочки мяса. Она так вымоталась за этот день, что даже голод отступил, уступая место слабости и усталости. Только вот оторваться от фляги с водой получилось совсем не сразу. Она пила и просто не могла остановиться, жадно глотая. Кое-как Азура сделала над собой усилие, возвращая изрядно потерявшую в весе флягу Лин’Шан под неодобрительный взгляд последней.

Улегшись на быстро остывающий песок, Азура только в этот момент поняла, что нарны не взяли никакого хвороста для костра. И следующие часы, которые ей пришлось пережить, дожидаясь рассвета, показались самой извращенной пыткой. Нет, пусть бы лучше их обнаружили дракховы террористы! Пусть! Они бы просто их убили… — думала Азура дрожа всем телом, зажатая между нарнами. Холод пробирал до костей. Настоящая центаврианская леди, она никогда и подумать не могла, что столь… тривиальная причина может заставить ее буквально вцепиться в чужаков (нарнов!), в желании получить хотя бы крохи живого тепла. Единственное, о чем она еще была способна думать, кроме того, как же ей холодно, была необходимость беречь Крикуна: она помнила, что не должна прижиматься слишком сильно к спине Лин’Шан, чтобы не раздавить его. И этот страх был где-то сильнее холода, во всяком случае, Азура на это надеялась. Еще она надеялась, что Шо’Так, лежавший с другой стороны, перестанет деликатничать и обнимет ее покрепче, потому что иначе она просто околеет! Очевидно, на нарнов холод действовал не так сильно, но у Азуры всю ночь зуз на зуб не попадал, а сердца бешено стучали в груди, разгоняя по венам стылую кровь. Она не могла бы сказать, сколько длилась эта пытка, но с первыми лучами солнца — пока еще робко осветившего небосклон, Азура тихо заплакала и не шевелилась до тех пор, пока немного не отогрелась. А потом провалилась в состояние дремы на пару часов. И даже Лин’Шан не посмотрела косо, когда будила ее.

Весь следующий день Азура двигалась будто на автомате, то и дело выпадая из реальности —она не помнила, чем именно занималась в те минуты или часы. Но чем можно заниматься в пустыне? Она просто механически переставляла ноги, стараясь не отставать от по-прежнему прямой спины Лин’Шан. Но теперь Азуру совсем не трогала легкость ее походки…она просто старалась сосредоточить все силы на том, чтобы не отставать слишком сильно. И сухой зной этой мертвой степи-пустыни больше не был для нее проклятьем — воспоминания о ночном холоде оказались гораздо страшнее и лучше всякого иного стимула заставляли сжать зубы и идти вперед… и снова… делать шаг и идти… Еще одну такую ночь, понимала центаврианка, она просто не переживет.

* * *

Только на исходе второго дня они увидели нечто, по мнению Азуры, более всего напоминавшее утлую деревеньку, обнесенную каменным забором.

Ее взгляд был прикован к небосклону, за который медленно проваливалось красное светило — единственный источник, дающий достаточно тепла, чтобы не чувствовать тот самый ночной холод. На миг душу затопило отчаяние — нет никакого поселения, никакой деревни, никакого пункта назначения на этом пути. По крайней мере, она до него не дойдет — это Азура ощутила ясно. И именно этот момент выбрали боги, судьба или слепая удача, чтобы на горизонте в последних лучах заходящего солнца она разглядела некое… строение или даже группу строений, показавшихся совершенно инородными на фоне бесконечных и одинаковых барханов.

Нарны тоже увидели это и подтвердили ее догадки. Примерно в часе быстрой ходьбы перед ними маячило спасение! Азура готова была прыгать от радости, как маленькая девочка, и прыгала бы — если бы нашлись силы. Она не обратила внимания на быстрый разговор нарнов, когда Шо’Так сказал что-то на их языке, а Лин’Шан уверенно кивнула. Лишь то, что нарнийка ощутимо прибавила шаг, а затем и вовсе перешла на бег, обескуражило Азуру.

Шо’Так положил руку ей на плечо, и заговорил размеренным голосом:

— Госпожа, Лин’Шан пойдет впреред и разведает обстановку. Она не бросит вас, поверьте. Но вам может быть небезопасно появляться вот так, если в селении найдутся сочувствующие Сопротивлению.

Азура постаралась не обратить внимания, как именно он назвал террористов, и сжала кулаки, а еще покрепче прижала к себе спящего Крикуна. Оставалось только идти вперед — ничего нового. Обо всех этих нарнских играх она подумает потом, когда дойдет до деревни.

* * *

Лин’Шан действительно вернулась, перехватив их практически у ворот. Как Шо’Так ни пытался уговорить Азуру дождаться нарнийку, та упорно шла вперед, ничего не желая слушать.

Гибкая тень отделилась от стены и скользнула вдоль ближайшего бархана, вновь пропадая из виду и появляясь перед путниками знакомым силуэтом с голосом Лин’Шан.

— Накиньте это и скройте лицо и руки, — велела она Азуре, протягивая непонятную тряпку — в скудном свете звезд большего было не разобрать, но центаврианка с готовностью ухватилась за грубую ткань, быстро завернувшись в нее, словно в кокон, пряча озябшие руки в широких складках.

Они подошли к воротам и после стука Лин’Шан одна из створок приоткрылась ровно настолько, чтобы путники по одному могли протиснуться внутрь. Азура ожидала увидеть центаврианина на страже, но ее постигло разочарование — около ворот стоял босоногий нарнский мальчишка, держа в руке тусклый фонарь. Нарненок тут же бросился закрывать ворота, как только троица оказалась внутри периметра.

Деревня или поселение не производила никакого впечатления. Азура смогла рассмотреть лишь серые стены приземистых построек, да узкие проходы-улочки меж ними. Кое-где она замечала каменные столбы с фонарями, но электричества не было, и все здесь терялось во тьме. Лин’Шан повела их маленькую процессию в сторону самого большого, хотя скорее широкого, двухэтажного дома.

— Здесь живет глава Гиндорага, он должен быть лоялен правительству, — на ходу шепнула нарнийка.

Азура вспомнила, что именно так и именовалось это поселение.

Лин’Шан постучала в широкую дверь, но ничего не произошло. Прошло не меньше минуты, пока та не отъехала в сторону, явив путникам крупного нарна в простой одежде, вооруженного внушительным мечом, который, впрочем, оставался в поясных ножнах. В левой руке он держал почти такой же фонарь, что был у мальчишки, открывшего им ворота.

Азура инстинктивно отшатнулась и отступила на полшага назад. Лин’Шан, напротив, шагнула к незнакомцу, учтиво поклонившись.

— Приветствую вас, уважаемый. Нам нужно видеть уважаемого Ша’Трана. Мы по крайне важному делу, — складно заговорила она, однако нарн не повел и безволосой бровью.

— Уважаемый Ша’Тран не принимает в такой час. Дождитесь утра, тогда и приходите. Уважаемые, — добавил он с легким налетом издевки, очевидно, оценив их весьма потрепанный вид.

— Наше дело не может ждать до утра, — спокойно сказал Шо’Так, придерживая Лин’Шан за плечо и кивком головы указал на Азуру.

Помедлив, центаврианка приподняла капюшон и сделала шаг вперед, из дверного проема на нее повеяло теплом. Нарн поднял фонарь, выхватив из темноты ее лицо, и его глаза расширились в удивлении. Еще раз оглядев всю компанию, он неуверенно поклонился и посторонился, пропуская их в дом.

— Я сейчас разбужу Ша’Трана, — услышала Азура за спиной, а затем заскрипела лестница под тяжелыми быстрыми шагами.

Азура остановилась посреди бедной комнаты, где не было даже кресла, чтобы присесть, зато в углу лежал потрепанного вида матрас, и стояла маленькая печка. Она подошла поближе и замерла, просто наслаждалась теплом. Когда за спиной вновь послышались шаги — на этот раз она услышала двоих, Азура даже не повернулась, бросив в пространство:

— Мне нужна связь с мужем, немедленно.

Ей показалось, что сзади раздалось неразборчивое хмыканье, и это немного привело ее в чувство. Вернув с небес на… Нарн. Постаравшись придать своему облику былую уверенность, центаврианка расправила плечи и повернулась к Ша’Трану и, очевидно, его телохранителю, изобразив на лице холодное выражение.

— И кто же ваш муж… госпожа? — невысокий и какой-то дерганный нарн с бледными пятнами бросил взгляд на нее, а затем на стоящего в углу Шо’Така, наконец, вновь сосредоточил внимание на Азуре. — И как с ним связаться?

— Мой муж… — уверенно начала она, но оборвала саму себя, — не важно. Я сама наберу номер коммуникатора.

— Тогда… прошу за мной, госпожа, — поклонился Ша’Тран и поспешил наверх, указывая путь. Его телохранитель двинулся было следом, но, как успела заметить Азура, поднимаясь по хилой деревянной лестнице, его остановила рука Шо’Така, легшая на плечо.

Комната, куда привел ее Ша’Тран, очевидно, совмещала функции гостиной и кабинета. В дальнем углу стоял массивный стол, по которому в беспорядке были разбросаны бумаги, там же лежали пара раскрытых книг и дека. К столу оказались криво придвинуты пара потертых стульев и круглый табурет. Рядом, у узкой щели окна, больше похожего на бойницу, был втиснут массивный коричневый диван, к которому с одной стороны притулилась маленькая тумбочка, а с другой стоял невысокий шкаф. Все вместе это создавало ощущение тесноты и показалось Азуре весьма безвкусным. На противоположной от дивана стене висел небольшой и сейчас погасший экран интеркома.

В этот момент Азура почувствовала себя полнейшей дурой. Ну, разумеется! Как она собралась звонить куда-либо из места, где нет электричества?.. Она ведь видела неработающие фонари на улице. В приступе мысленного самобичевания, Азура не заметила, куда исчез Ша’Тран, но вернулся тот быстро, принеся с собой квадратный прибор непонятно назначения, от которого тянулись скрученные кольцами провода.

— У меня есть генератор… на такой случай, — пробормотал нарн и стал возиться с подключением своего прибора к интеркому. — Прошу простить за беспорядок, госпожа.

Азура только хмыкнула, представив, что в данный момент посреди этого кабинета самым нелепым образом выглядит разве что она сама.

— Прошу простить, я тоже сегодня не причесана, — ответила она в том же тоне до того, как осознала собственные слова. Непонимающий и опасливый взгляд нарна заставил ее осознать ошибку — попытка пошутить действительно оказалась совершенно неуместна с ее стороны. Но сказанного не вернешь, поэтому Азура придала лицу безразлично-нейтральное выражение и отвернулась.

Через пару минут Ша’Тран щелкнул своим прибором, и экран связи засветился, показывая поиск соединения с сетью, а затем готовность к работе. Нарн молча поклонился и выскользнул из комнаты.

Дрогнувшей от волнения рукой Азура набрала номер мужа и поспешно поправила полу… одеяния (очевидно, это была какая-то накидка), убеждаясь, что Крикун, который по-прежнему спал на ее руках, надежно скрыт от чьих бы то ни было глаз. Она даже представить не могла реакцию супруга на звонок считавшейся мертвой жены, не говоря уж о том, в каком виде она перед ним предстанет. Нет, лучше не шокировать его сразу.

Вызов прошел, и Азура затаила дыхание. Буквально через несколько секунд экран мигнул и выдал картинку. Она увидела знакомый кабинет и собранного мужа с сосредоточенным лицом изучающего некий невидимый ей документ на деке. Его костюм в цветах дома — синем и голубом, был безукоризнен, как и идеально зачесанный гребень.

— Да, — бросил он, поднимая глаза и меняясь в лице.

— Здравствуй, Цуро, — как можно нейтральнее произнесла Азура, наблюдая за сменой красок лица супруга. — Как видишь, я жива.

— Как… Нет, где ты, Азура?! И что с тобой?! О, боги, что на тебе надето?..

Его беспокойство было таким искренним и таким… неожиданным, что у Азуры запершило в носу и в горле, и стало очень сложно сдержать невесть откуда взявшиеся слезы.

— Цуро… Я… Ты просто не поверишь, что со мной… это… Это так ужасно! Но я жива, и со мной все… в порядке. Почти, — сбивчиво и нелепо проговорила она. На пару мгновений кабинет мужа и его лицо стало размытым и начало расплываться перед глазами, а потом Азура почувствовала горячие дорожки на щеках, и зрение вернулось в норму.

— Где ты? Мы немедленно улетаем с этой планеты, ты слышишь?

— Я в… нарнском поселении Гиндораг, — припомнила она название деревеньки, — Забери меня отсюда, Цуро! Я не могу больше…

Азура подалась к экрану, проводя грязными пальцами по изображению мужа.

— Я сейчас пошлю флаер… Нет, подожди. Нельзя же, чтобы кто-нибудь увидел тебя в таком… состоянии. Я вылетаю сам. Гиндо?… Как там было? — нахмурился экранный Цуро, и Азура сама не могла понять, почему сейчас испытывает такую щемящую нежность к нему, какой никогда раньше не вызывал у нее супруг.

— Гиндораг. Дом главы этой… деревни Ша’Трана…

— Никуда не уходи, — забавно нахмурил кустистые брови Цуро, и Азура закивала, улыбаясь. Муж бросил на нее странный взгляд, но воздержался от комментариев.

— Ты в безопасности там? Тебе не угрожают?

— Нет, то есть да! Мне никто не угрожает. Все теперь хорошо, Цуро. Совсем хорошо, — не смогла сдержать еще одну сумасшедшую улыбку Азура, подспудно понимая, что у нее сейчас происходит самая настоящая истерика.

Не желая, чтобы Цуро на это смотрел, она поспешила оборвать разговор словами:

— Все. Прилетай. Я… очень жду тебя, — выдохнула она быстро и выключила связь.

Некоторое время понадобилось Азуре, чтобы успокоиться и перестать смеяться и всхлипывать одновременно. Производимые ею звуки предсказуемо разбудили Крикуна, и она закружилась по тесной комнате, держа его на руках и улыбаясь сквозь слезы.

В таком состоянии ее и застала Лин’Шан, сообщившая, что госпоже приготовлена комната и она может воспользоваться очистителем, когда тот подключат к генератору, так как воды для привычной ей ванны все равно нет.

* * *

Азура сидела на жесткой нарнской кровати медленно раскачивалась вперед-назад, вперед-назад… Она пыталась понять, что именно натворила, и как теперь быть. На ней была одежда — ее роскошное платье из аметистового шелка, заботливо привезенное мужем. Рядом на кровати шевелился в пеленках Крикун, кажется, пытаясь куда-то ползти. Она задержала взгляд на упорном нарненке. Так, не куда-то, а к ней, — пришло понимание. Азура глубоко вздохнула, все еще крупно дрожа, и обхватила себя за плечи руками. Встреча с мужем прошла совершенно не так, как она рассчитывала.

* * *

Когда Лин’Шан, вновь превратившаяся из вечно серьезной и недовольной девчонки в вышколенную служанку, увела ее в комнату, где помогла снять платье и воспользоваться очистителем, а после принесла теплый отвар с какими-то пресными лепешками, Азуре стало казаться, будто все действительно налаживается и скоро будет… совсем, как прежде.

Она хотела дождаться мужа, но понимала, что местные флаеры так быстро не летают, потому покорно позволила уложить себя в постель и взвилась рассерженной фурией, когда Лин’Шан собралась унести Крикуна — якобы Ша’Тран знал тех, кто мог бы о нем позаботиться. Кажется, она чуть не расцарапала лживой гадине лицо, немало удивив нарнийку, с которой вмиг слетела вся ее напускная отстраненность и мнимое спокойствие.

— Да что вообще делать ребенку в таком месте, как это?! — раздраженно и зло думала Азура, быстро уминая добрый ломоть еще теплой лепешки. Она почти не жевала пресноватое тесто, заглатывая его кусками и часто запивая травяным отваром — ужасающее бескультурие, но сейчас ее никто не видел, а держать лицо перед собой не было никаких сил. Мысли никак не желали успокаиваться, то и дело возвращаясь к недавнему разговору. Это ж надо было умыслить оставить ее Крикуна каким-то полудиким нарнам посреди холодной пустыни, у которых даже электричества нет — одни камни, ветер и пыль! Нет, она всяко придумает что-нибудь получше, когда вернется к мужу. Да вокруг столько этих нарнов, она еще посмотрит, кому из них можно доверить нечто большее, чем кирку и вагонетку. Приблизить несложно… пусть будут на виду. Но к выбору Азура намеревалась подойти самым ответственным образом.

Придя к таким выводам, она немного успокоилась, отставила в сторону опустевшую кружку и с ногами залезла на кровать, заворачиваясь в то, что, очевидно, заменяло здесь одеяло. У нее была пара спокойных часов, которые следовало провести с пользой.

Впервые со дня катастрофы, разделившей жизнь на «до» и «после», леди Азура Альвис засыпала в жестковатой, но теплой постели, после долгих ночей на камнях показавшейся ей роскошнее и мягче ее лучшей перины. На груди сопел тоже уставший от долгого перехода Крикун, нарны больше не мозолили глаза, а нелюбимый некогда муж вдруг показался совсем родным и был готов лично прилететь за ней хоть в Чистилище, хоть в сам Тартар… жизнь действительно налаживалась — так ей тогда казалось.

* * *

Забывшись тяжелым сном, Азура не слышала ни рокочущих звуков маневровых двигателей военного флаера, от которых мелко дребезжала пластина мутноватого пластика, кое-как прилаженная к деревянной раме узкой оконной выемки, такой-же щели-бойнице, как та, что была в кабинете Ша’Трана; ни отрывистых выкриков командира десятка центаврианских солдат, взятых лордом Альвис в качестве охраны; Ее не разбудил даже скрип распахнувшейся двери — лишь настойчивое потряхивание за плечо, наконец, вырвало центаврианку из мира снов.

Распахнув глаза, Азура увидела склонившуюся над ней Лин’Шан и инстинктивно попыталась вжаться в кровать. Служанка, заметив ее движение, поспешно отдернула руку и кивнула на распахнутую дверь, проговорив:

— Госпожа, здесь центаврианские солдаты, с ними лорд Альвис и командир Руто. Они сейчас будут здесь.

Последнее вмиг проснувшаяся Азура понимала и так — из-за двери уже слышались шаги и знакомый скрип лестничных ступенек.

— Возьми его, — сунула она сонного младенца в руки Лин’Шан, в панике окидывая взглядом комнату. — Останешься здесь, чтобы я тебя видела, ты поняла?! — на всякий случай приказала Азура, отдавая дань разыгравшейся после вчерашнего паранойе.

От истеричных ноток в собственном голосе стало противно, но бесстрастный кивок нарнийки нисколько не успокоил. Сердца часто бились в груди, вместо радостного предвкушения встречи с мужем, разумом владела странная тревога. Какой жалкой она предстанет перед всеми этими мужчинами: собственным мужем, его подчиненными, солдатами. Ночью все казалось таким простым, а сейчас Азура вдруг поняла, что не сможет простить себе такой вопиющий позор. Одно дело — нарны, но совершенно другое, когда твою слабость заметит равный. Она даже не успеет влезть в остатки платья, чтобы хоть немного походить на истинную леди, которой всегда себя считала. Все, что она могла, безупречно прямо сесть в постели, натянув грубое одеяло практически до подбородка.

— Цуро! — облегченно выдохнула Азура, уронив руки, когда над лестничным проемом показался сначала величественный гребень (не узнать который оказалось совершенно невозможно!), принадлежавший ее мужу, а затем и он сам. Слава Великому Создателю, он пришел один — других шагов она не услышала.

Лорд Альвис замер на пороге — статный и величественный, как всегда было прежде, но почему-то именно в тот момент, на контрасте со всем виденным ею за последние дни, фигура мужа показалась особенно внушительной.

— Азура… — неопределенно произнес он, окидывая жену внимательным взглядом. — Ты не ранена?

У Азуры сложилось впечатление, будто он никак не может решить, не заразилась-ли она какой-то опасной болезнью, и безопасно-ли подходить ближе? Но она поспешила отбросить такие мысли так же, как отбросила утлое одеяло, и вскочила с кровати, подчиняясь внезапному порыву обнять мужа.

— Ты прилетел за мной, — совершенно счастливо выдохнула она ему в ухо, вцепившись в широкие плечи с неожиданной силой и прижимаясь всем телом к его груди, затянутой в по-военному строгий мундир.

Цуро шумно сглотнул, легко приобнимая ее за плечи, в то время как Азура все никак не могла заставить себя хоть немного отстраниться, вдыхая знакомый запах его одеколона и даже через всю разделяющую их ткань чувствуя его тепло. Она спрятала лицо на плече мужа, чтобы немного продлить момент.

— Конечно, я прилетел… как же я могу тебя здесь бросить? — услышала Азура его голос. — И я принес то платье, что ты заказывала для приема в честь прибытия лорда Рифы… Ох, ты же ничего не знаешь! — вдруг спохватился он, и с легким нажимом отстранил ее от себя, настолько, чтоб заглянуть в глаза.

— Присядь, дорогая, — лорд Альвис подвел жену к кровати, заставил сесть на край, а сам опустился на корточки перед ней, беря ее чуть дрожащие руки в свои ладони. — Мне надо многое тебе рассказать, но времени мало, поэтому возьми себя в руки и послушай внимательно.

Азура совсем растерялась от подобного начала, но покорно кивнула и попыталась действительно собраться с мыслями и выполнить его просьбу. Для начала она перестала так сильно за него цепляться, на что в ответ получила ободряющую улыбку. Впрочем, взгляд Цуро оставался серьезен. Он собрался с духом и размеренно заговорил:

— Моя карьера летит к дракхам в бездну, и мне сейчас как никогда понадобится твоя поддержка, моя дорогая Азура. Твоя и твоей семьи.

Азура уставилась на него в немом изумлении, но Цуро, очевидно, истолковал ее взгляд по-своему:

— Ну кто же мог знать, как тут все обернется! — горячо воскликнул он. — Вся эта экспансия и вообще война! Добиваясь назначения на Нарн я думал: вот он мой шанс возвыситься, сделать карьеру, — начал он горько, — но все пошло совсем не так. Когда я узнал о визите нашего покровителя, лорда Рифы, — о! великий был деятель, дорогая… Так вот, когда я узнал, я сделал все, чтобы не упустить свой шанс: я подготовил этот их якобы-дворец — совершенно жуткой планировки и нелепого вида постройка, — приведя его в подобающий для прибывания центавриан вид, я утроил охрану, проверил каждый закуток, самолично сдувал каждую пылинку с каждой вазы, срочно вызвал тебя — срок твоей беременности казался таким удачным совпадением, дорогая! Но все пошло прахом. Сначала ты оказалась на этом злополучном пропавшем транспорте — я, разумеется, отрядил лучшие поисковые команды! Но те, кто вернулись, принесли лишь горестные вести. Я сходил с ума от беспокойства, а потом от горя. А потом и вовсе начался полный хаос: лорд Рифа был убит группой террористов прямо в катакомбах под зданием дворца.

Цуро смешно затряс головой, отчего его высокий гребень закачался из стороны в сторону. Азура медленно высвободила свои ладони из его рук и несколько раз открывала и закрывала рот, пытаясь найти хоть какие-то слова, но вышло лишь отрывистое:

— Поверить. Не. Могу…

На что Цуро всплеснул руками и пружинисто поднялся на ноги, а затем и вовсе принялся расхаживать по тесной комнате. Пять шагов до стены, разворот, пять до двери — Азура зачем-то считала, пытаясь осознать ту правду, которая ей сейчас открылась.

— Целая орава диких нарнов, Азура! Под дворцом, в котором я облазал каждый закоулок, каждую щель и расставил по десятку солдат на коридор! Они его просто затоптали, лорда Рифу, — я видел то, что осталось от тела! И никто ничего не заметил, ты представляешь? Мы и нашли-то его лишь на четвертый день, перетряся все, что только возможно. — Лорд Альвис, наконец, остановился напротив узкого окна и некоторое время вглядывался куда-то в даль, сцепив руки за спиной — прямой и напряженный. — Такое могло произойти только на этой груде камней по недоразумению считающейся годной к жизни планетой — да любая разумная жизнь давно бы отсюда сбежала, не выдержав ужаса существования рядом с этими полудикими аборигенами!

Он помолчал, а затем повернулся к непривычно тихой жене:

— Как бы там ни было, лорд Рифа мертв, а меня ждет разбирательство на Приме Центавра — они обвинили меня в случившимся, какая нелепость! И теперь мне грозит в лучшем случае понижение в ранге, — его голос чуть заметно задрожал, выдавая крайнюю степень волнения, что как-то отстраненно отметила Азура.

Она сидела на жесткой кровати, облаченная в одну нижнюю рубашку на тонких бретельках (с горем пополам приведенную в порядок по средствам местного допотопного очистителя), по голым плечам сбегали стайки мурашек, спину щекотал кончик длинного конского хвоста, сквозняк из-под неплотно прикрытой двери неприятно холодил босые ступни. В дальнем углу, словно предмет обстановки, застыла Лин’Шан, склонив голову и опустив глаза в пол.

Азура едва ли слышала, что именно говорил Цуро, в какой-то момент ее перестал волновать смысл его слов, оставив лишь навязчивые перемежавшиеся друг с другом звуки. Она ощущала странную апатию, хотя разум был кристально чист — не было мыслей, не было даже злости на мужа или жалости к себе, тревоги о будущем. Просто все вдруг показалось лишенным смысла — ее ожидания, мечты, этот разговор. Некстати вспомнились сон и лорд Рифа в изорванном и окровавленном камзоле. Как ни странно, именно это немного привело ее в чувство, и Азура сделала над собой усилие, чтобы вернуться в реальность. Кажется, это нелепое путешествие утомило ее несколько больше, чем можно было ожидать — до этого в ее жизни таких внезапных переходов за грань яви и сна с открытыми глазами и полным осознанием не случалось.

Заморгав, она сосредоточилась на ничего не заметившем Цуро, все еще, как со смесью раздражения и безразличия отметила она, расписывающим крах своей карьеры:

— Все, все надежды пошли прахом, дорогая. Но я рад, что ты нашлась, и мы скоро уберемся с этой ужасной планеты. Я слышал, нынешний император проводит весьма радикальную политику не только в отношении иных миров, но и на родине. Как жаль, — вздохнул Цуро, чье выражение лица свидетельствовало о высшей степени досады, — что твой отец лишился места в Центаруме еще во времена Турхана. Но, возможно, у него остались какие-то связи среди военных? Знаешь, Азура, — прищелкнул он пальцами и поправил безупречно сидящий камзол, — за последнее время многое поменялось, и в окружении императора все чаще освобождаются должности… так говорят, и я склонен верить. Может статься, что возращение на Приму Центавра еще обернется для нас выгодной стороной, если твой отец напомнит о себе и заслугах вашего рода…

— Лучше помоги мне надеть платье, — Азура прервала этот нескончаемый поток бессмысленностей, в раздражении потерев висок. Голова разболелась внезапно.

— Может быть, твоя служанка справится лучше, — начал он удивленно, но Азура резким жестом отмела возражения.

— Она занята, так что займись делом… дорогой.

Кажется, резкая смена ее настроения позабавила супруга:

— О, теперь я уверен, что с тобой все будет в порядке.

Азура отвлеклась, разбираясь с ворохом аметистового шелка, в котором где-то должны были быть рукава, но последние слова Цуро так и продолжали отдаваться в голове: «в порядке, в порядке, в порядке…». Она расправила живописные складки и принялась затягивать шнуровку на лифе, чувствуя, как умело руки Цуро справляются с застежками на спине.

— В порядке, дорогой, я уже никогда не буду, — зачем-то попыталась выразить она очевидное, не скрывая в голосе горечь. — В отличие от тебя.

— Я понимаю, — его теплые ладони легли на оголенные плечи (разумеется, притащить платье поскромнее этот напыщенный идиот не мог!), но Азура досадливо передернула ими и отошла на полшага. — Ты устала и так много пережила, тебе…

— Тебе даже не интересно, как умер твой сын, — бросила она не повернувшись.

— Я… полагал ты не захочешь об этом говорить — воспоминания причиняют слишком много боли.

— О, — зашипела она, чувствуя, как странный ступор равнодушия сметает горячая волна ярости, поднявшаяся из глубины души, — полагаю, у тебя с этим проблем нет! Боли не слишком много?! Может быть, как раз достаточно — в самый раз?!

Азура глубоко задышала, подавляя так некстати вырвавшиеся эмоции. Она боялась, что если повернется, то обязательно надает пощечин этому бесчувственному скоту — пусть хоть что-то прочувствует на себе!

— Как ты можешь обвинять меня в этом? — донесся возмущенный голос из-за спины. — Это был и мой сын, наследник моего рода. Мы немедленно улетаем с этой планеты, она разрушает все, что ее касается.

До кипящей от ярости Азуры не сразу дошел смысл его последних слов. Осознав их значение, она медленно повернулась к Цуро, отметив красные пятна на его щеках и возмущенно кривящийся рот.

— Ты хочешь улететь с Нарна? Сейчас? — выдохнула она сквозь зубы.

— Ну разумеется, я хочу улететь! Было ошибкой вообще…

— Цуро.

— … сюда суваться…

— Цуро.

— Ну что еще, Азура?! Поговорим в флаере, нас и так ждет корабль — пришлось просить капитана задержаться, чтобы забрать тебя. Я не хочу выяснять отношения при солдатах, поэтому постарайся вести себя, как подобает леди и… — он запнулся, когда она уселась на кровать и принялась тщательно расправлять складки платья, очевидно, не собираясь никуда идти. — Ну что за капризы, Азура?

— Это не капризы, — возразила она, отвернувшись, — у меня еще остались дела… на Нарне. Я никуда не лечу. По крайней мере, с тобой.

— Сейчас не время для глупых обид, — попытался вразумить ее муж. — Ты что, намерена торчать здесь, — он развел руки в стороны, красноречиво обводя ими комнату, — посреди пустыни в нарнской лачуге? Флаер сейчас улетит, с тобой или без тебя… дорогая.

Азура понимала, что он прав. На глаза навернулись злые слезы — осознавать свое полное бессилие рядом с ним было еще больнее, чем в ледяном плену пустыни рядом с нарнами. Внезапно ей в голову пришла давняя мысль, о том, что они с Цуро совершенно разные люди, и лучше бы им было никогда не знать друг друга. Но теперь Азура посмотрела на это под иным углом.

Аккуратно промокнув слезы, она прямо посмотрела на мужа, нетерпеливо ожидавшего, когда она придет в себя. Но она его удивила, заговорив спокойно:

— Скажи, Цуро, ты ведь тоже всегда мечтал избавиться от меня, да? Пожить немного в свое удовольствие, не оглядываясь на сплетни и истерики… — она запнулась, подыскивая слова, но по выражению лица мужа поняла, что выбрала правильную тактику. — Приходить домой, когда и с кем захочешь, не вздрагивая, оглядываясь на дверь моей спальни. И сохранить… расположение моего отца? Ты ведь этого хотел бы?

Она не спрашивала, так как прекрасно знала ответ. Они с Цуро действительно были очень разными и этот брак стал большим разочарованием для обоих.

— Ты ведь не сказал никому обо мне, верно? — в ее голосе прорезалась уверенность, и слова полились проще. — Ты ведь не знал, что со мной, может, я сошла с ума, например?

Дождавшись его молчаливого кивка, Азура продолжила:

— Тогда я знаю, как мы должны поступить. Ты сейчас вернешься к флаеру и отправишься на корабль до Примы Центавра. Но в космопорте наймешь кого-нибудь, кто доставит меня… со слугами… скажем, в тот восстановленный райончик у дворца, о котором ты говорил, что там сосредоточена жизнь любого центаврианина после службы.

Заинтересованный Цуро плотнее прикрыл дверь и со смесью изумления и недоверия слушал ее внезапно родившийся план.

— Там ты снимешь мне дом и будешь регулярно переводить некоторую сумму денег, чтобы хватило на безбедную жизнь.

— Но что дальше, Азура? И что я скажу твоей семье?

— О, это самое… хм, интересное. Меня ведь здесь никто не знает, так что не смогут опознать. И пусть все гадают, чья именно я любовница, — фыркнула Азура и Цуро приподнял кустистую бровь. — А моему отцу ты скажешь, что я от тебя сбежала. Ты скажешь, что тебе стало известно, что меня по счастливой случайности не было на том транспортнике. Ты стал искать, но тайно, не желая скандала! И выяснил, что я живу с любовником и не желаю возвращаться к тебе. Ты придешь к отцу и скажешь, что надеешься на мое благоразумие и готов простить свою дорогую жену, когда к ней вернется разум, а до того, ты намерен хранить в тайне этот позор, так как уважаешь наш род.

Азура замолчала, собираясь с мыслями, обдумывая детали — вроде бы получалось недурно. Тут она пустила в ход тяжелую артиллерию:

— Думаю, после такого он не откажется помочь любимому зятю сохранить должность, — закончила она.

Цуро некоторое время ее рассматривал, будто увидел впервые, Азура затаила дыхание, не уверенная в его решении. Наконец, он медленно кивнул, и она выдохнула.

— Кто бы знал, что у меня такая безумно умная жена, — кривовато ухмыльнулся он. — Но что потом?

— Потом я улажу свои дела и воскресну для всех, — пожала она плечами. — Но наш род вряд ли забудет твой благородный поступок, да и после выходки дочери, отец будет снисходителен к некоторым… вольностям в твоем поведении.

— Что ж… — он протянул ей одну из своих чип-карт и покачал головой.

— Иди, тебя ждет целый корабль.

Он лишь кивнул ей на прощание, она не стала его провожать. Через несколько долгих минут за окном послышался звук запустившего двигатели флаера, затем резкий форсаж и через пару мгновений в комнату вернулась тишина. В углу отмерла тень, и Азура запоздало вспомнила о Лин’Шан. Видеть нарнийку не хотелось.

— Принеси мне отвара, — велела Азура, — ребенка оставь.

Когда за молчаливой служанкой закрылась дверь, центаврианка обхватила себя руками в попытке унять внезапно охватившую ее нервную дрожь.

— Ну вот как-то так, малыш… — бросила она в пространство перед собой.

Принесенный через пару минут Лин’Шан отвар оказался таким же вкусным, как и в прошлый раз. Азура лишь пожалела, что к нему не прилагались больше лепешки, но ругаться не пошла.

На закате того же дня перед домом Ша’Трана опустился потертого вида бронированный флаер, из которого вылез мрачного вида центаврианин в одежде странного вида — Азуре показалось, что так обязаны выглядеть наемники или контрабандисты, то есть личности, зарабатывающие на жизнь не вполне честным трудом. Однако, полет прошел без приключений, хотя Азура мало что запомнила — сердца колотились где-то под подбородком, а руки судорожно вцепились в сверток с Крикуном. Тогда Азура осознала, что больше никогда не сможет равнодушно относиться к полетам.

* * *

Уставший и измотанный за последние сутки скорее душевно, чем физически, Ша’Тран позволил себе спокойно вздохнуть лишь после того, как флаер со странными гостями скрыли серые тучи. Когда прошлой ночью его помощник и по совместительству телохранитель Шу’Ток разбудил его со словами, что к ним пожаловала центаврианка, Ша’Тран успел вообразить множество самых разных сценариев, хотя, конечно, все сводилось к тому, что центаврианам каким-то образом стало известно о его связи с Сопротивлением.

Вид гости его несказанно удивил — не так уж часто он видел центаврианских женщин, а уж таких замерзших и оборванных и вовсе никогда, но и этот факт совершенно терялся по сравнению с другой новостью: за плечом центаврианки стоял его старший брат, которого он посчитал погибшим во время бомбардировок. Позже им удалось поговорить без свидетелей, когда молодая нарнийка по имени Лин’Шан заснула, а Шу’Ток был отправлен на второй этаж, сторожить покой необычной гостьи… или ее саму. Разговор с братом был долгим.

И вот теперь Ша’Тран сидел в своем тесном кабинете, размышляя о недавних событиях и переводя дух — не каждый день перед твоим домом ошивается десяток солдат. Заметив необычный блик на дальнем краю стола, нарн подслеповато прищурился, поднеся ближе тусклый фонарь. Так и есть, поверх покрытого мелкой пылью стола (никуда не денешься от этой напасти, как плотно не прикрывай окна!) блестел тонкий ободок кольца с синим камнем, а прямо на столешнице пальцем было выведено в спешке одно слово на центаврианском языке: «спасибо».

Ша’Тран повертел в пальцах вещицу, а затем спрятал в карман и тщательно затер надпись. В этих местах слова стоили куда дороже украшений с камнями.

«— Мы подлатали наше судно посреди бушующего шторма. Теперь посмотрим, выдержит ли оно, и будем готовы вычерпывать воду».

© «Embers» Vathara

Полет на флаере Азура плохо помнила, в памяти остались лишь общие ощущения: тяжесть грубых фиксаторов, надежно прижавших ее к креслу, мелкая вибрацию и гул двигателей, редкие, но интенсивные встряски, когда кораблик попадал в воздушные ямы или преодолевал встречные потоки. Куда хуже был собственный почти неподконтрольный сознанию страх, на борьбу с которым уходили практически все ее невеликие силы.

Она не могла заставить себя посмотреть в иллюминаторы и не хотела встречаться взглядом с нарнами — она вообще не хотела видеть никаких нарнов, особенно сейчас, в момент такой уязвимости! Но и просто закрыть глаза Азура не решалась — перед внутренним взором тут же вставали картины пламени — погребального костра ее безымянного сына и всех надежд разом. Положение немного спасал Крикун, то и дело беспокойно возившийся в тряпках — очевидно, нарненок тоже не слишком любил полеты. Этот факт несколько примирил Азуру с действительностью и дал повод заняться хоть чем-то — успокоить ребенка, к примеру. Хотя, кажется, сама она нуждалась в успокоении ничуть не меньше — но кому здесь было дело до ее нужд?..

* * *

Тяжелый, оббитый броней флаер грузно опустился на покрытую грубым камнем площадь с яркой разметкой разноцветных огоньков, подняв вокруг себя множество пыльных клубов. Потрепанный кораблик тут же «взяли на прицел» несколько прожекторов, разгоняя темноту спустившихся на город сумерек, а из динамика в кабине пилота послышались стандартные указания заглушить двигатели и ожидать отряд провожатых.

Щелкнули приборы, раздался короткий ответ диспетчеру, — и вот уже смолк рокот двигателей. Из кабины показался давешний «наемник» и с невозмутимым видом окинул пассажиров цепким взглядом.

— Вы все остаетесь внутри корабля, — отрывисто бросил он, — пока я не утрясу формальности и не вернусь за вами. Это ясно?

Азура рассеянно кивнула, глядя на него широко распахнутыми глазами. Пилот вздохнул и подошел к ней, помогая откинуть раму фиксатора. Когда он наклонился, Азура отметила старый уродливый шрам, тянувшийся от подбородка за левое ухо. Так и не представившийся тип неприятно ухмыльнулся и шепнул ей на ухо:

— Сделай лицо попроще, милашка, и держи рот на замке — тогда у нас не будет проблем друг с другом. У тебя щедрый покровитель, но здесь работают дотошные ребята, поэтому тебе несказанно повезло, что я с ними в хороших отношениях.

Азура постаралась сохранить нейтральное выражение лица, хотя отношение этого субъекта к ней оказалось весьма далеким от привычного. В носу запершило от смеси «ароматов» одеколона и странного кисловатого запаха, показавшегося Азуре ужасно мерзким, но притом странно знакомым. Слава Создателю, наемника не интересовал ответ, вместо этого он резко отстранился и проследовал к выходу, саданул ладонью по кнопке открытия двери и выскользнул из корабля. На мгновение внутрь ворвался пронзительный вой ветра, но дверь вернулась на место, отрезая пассажиров кораблика от мира снаружи.

Потянулись долгие минуты ожидания. Азура хотела выглянуть из иллюминатора на противоположной стороне, но вовремя одернула себя, не будучи уверенной, что это стекло имеет тонирующие свойства. Наконец, наемник вернулся, один, как отметила она, и поманил их жестом за собой.

Выходя на трап следом за нарнами, Азура отметила, что снаружи никого, кроме них, не было. Центаврианка оперлась о руку Шо’Така, рассматривая посадочную площадку и близкие бока кораблей очевидно военного типа. Посадочные сектора разделяли разноцветные огоньки, хорошо различимые даже в утреннем тумане, кроме того, пространство освещали многочисленные прожекторы, установленные на крышах отстроенных домов и вершинах наскоро возведенных вышек.

После сурового, но не лишенного жизни юга, северная сторона казалась Азуре Пустошью Потерянных Душ, куда попадали те несчастные сущности центавриан, что за множество жизней так и не смогли добиться расположения ни одного из богов. По крайней мере, легенды описывали это место похожим образом.

Не отличавшаяся истовой религиозностью, ступив на твердый камень кое-как расчищенной посадочной площадки, Азура невольно прошептала краткую молитву Ланну Яр’тори, богу-покровителю дома отца — в тот момент центаврианка и не вспомнила о том, что приняла родовое имя мужа.

Их провожатый прижал палец к губам и размашисто зашагал прочь, быстро пересекая хорошо освещенную местность. Азура поспешила за ним, одной рукой подобрав длинные юбки, второй прижимая к груди сверток с ребенком. Она старалась смотреть под ноги, а не по сторонам, боясь оступиться, запнувшись об одну из трещин, коими изобиловали камни. Колючий и холодный ветер остервенело трепал ее одежду. Оставалось лишь мысленно поблагодарить Цуро за то, что он хотя бы захватил к платью теплую, подбитую мехом накидку. Жаль только, ей не хватало рук, чтобы придержать глубокий капюшон, сразу же слетевший с головы.

— Комендантский час наступает сразу после заката, — не сбавляя шаг обронил наемник, коротко оглянувшись через плечо. — Ночью район патрулируют солдаты. На офицеров в увольнительной это, конечно, не распространяется, но штатским лучше не высовываться, чтоб не нажить ненужных проблем. Здесь даже рабыни не покидают домов терпимости, — фыркнул он, — имейте в виду, леди.

Азура скривилась от пошлых намеков, но ничего не сказала, полагая, что лучше внять мудрому совету держать рот закрытым — наглотаться пыли она успела еще в пустыне. Да и сам воздух Г’Камазада, тяжелый и пыльный, с примесью гари, не вызывал желания вдыхать его чаще необходимого. Наемник вел их по узким улочкам, уверенно огибая уцелевшие и разрушенные строения, помогая перебраться через редкие завалы. В один из таких моментов Азура едва сдержала накатившую дурноту, когда на нее повеяло тошнотворным запахом разложения. Их провожатый лишь безразлично пожал плечами и зашагал дальше. В какой-то момент его невысокий гребень отбросил тень на стену ближайшего дома, попав в зону действия одного из прожекторов. Невнятно выругавшись, центаврианин прянул в сторону и прижался к каменной кладке. Остальные повторили его маневр, хотя им потребовалось несколько больше времени. Но, кажется, на сей раз им удалось остаться незамеченными.

Происходящее, с точки зрения Азуры, приобретало все больший налет сюрреализма, а «декорации» мертвого города будто материализовались прямиком из страшных историй. Не так она представляла себе покоренную столицу, совсем не так.

Странная прогулка завершилась, когда путники пересекли невидимую границу, отделявшую отстроенные центаврианами районы от остальной части города. Улицы здесь были расчищены от завалов и мусора, а дома либо отреставрированы и пригодны для жилья, либо снесены полностью. Они остановились около одного из однотипных домов — Азура лишь скользнула безразличным взглядом по серым стенами, отметив, что здание выглядело почти неповрежденным и имело два этажа, окна с тяжелыми бронежалюзи, сейчас закрытыми наглухо, и массивную, явно непростую, дверь. Наемник пошарил в карманах, выудил стандартную ключ-карту и вставил ее в отверстие. Индикатор приветливо мигнул зеленым, и вся компания прошла в дом. Сделав широкий шаг, Азура нырнула во тьму дверного проема.

— Свет, — на удачу приказала она, и под потолком замигали, но вскоре уверенно зажглись светильники, выхватив из темноты песочного цвета стены, несколько закрытых деревянный дверей (Азура даже удивилась подобной роскоши, но приглядевшись, заметила, что дерево оказалось лишь имитацией) и лестницу на второй этаж.

— Советую сменить код, дорогуша, — наемник протянул ей карту и быстро огладил короткий гребень, привычно стряхнув с него слой мелкой пыли. Азура отметила, что его руки были затянуты в перчатки непонятного темного материала. — Если понадобятся еще услуги, спроси в баре «Семь лун» Сантеллони — это местное прозвище. Там меня знают.

Азура быстро поблагодарила «господина Сантеллони» за «неоценимую помощь», лишь гадая, сколько Цуро мог заплатить этому типу. Наемник коротко кивнул и убрался восвояси, что было лучшим из того, что он мог сейчас для нее сделать. Тяжелая дверь с тихим шипением скрытых приводов плавно зашла в пазы, отгораживая центаврианку и нарнов от мрачной действительности мертвого города.

Азура перевела дух, но гнетущее ощущение никуда не делось. Яркий свет заливал коридор, на одной из стен грязным пятном выделялась абстрактная картина с красными пятнами весьма аляповатого вида, вызывая ассоциацию с брызгами крови. Тишина оглушала. После постоянного шума ветра и мерного гула двигателей, остаться наедине со звуком собственного дыхания казалось неправильным. Впрочем, были еще нарны, смотреть на которых совсем не хотелось — ведь тогда появится шанс наткнуться на ответный взгляд, выдержать которой, как думала Азура, было бы весьма непросто. Поэтому она упорно не отрывала взгляд от безвкусной картины. Очистители воздуха в доме работали исправно, но центаврианка все равно не могла перестать ощущать пропитавших одежду запахов.

— Лин’Шан сейчас приготовит вам комнату, госпожа, — раздался в тишине удивительно ровный голос Шо’Така, чуть не заставивший Азуру вздрогнуть от неожиданности — но она смогла сдержаться, — а я, с вашего позволения, посмотрю, как обстоят дела на кухне.

Азура только кивнула, чувствуя, как к горлу подступает мерзкий комок. Лишь после того, как стихли шаги нарнов, она смогла поднять голову и все-таки осмотреть место, в котором ей предстояло провести неопределенное время… пока она не уладит одно весьма деликатное дело, сейчас сопящее в кульке тряпок у нее на руках.

* * *

Ранее утро в Г’Камазаде, полуразрушенной столице Нарна, мало чем отличалось от любого иного времени суток — красно-серая хмарь за окном в любой час выглядела почти одинаково. Разглядеть за ней что-нибудь, кроме силуэтов ближайших зданий, было сложно. Редкий луч солнца мог пробиться сквозь тяжелые тучи, и в любое время суток мрак разгоняло множество прожекторов — Центаврианский район Г’Камазада являлся, пожалуй, самым охраняемым объектом на всем Нарне.

Пыльные бури здесь не были столь разрушительны, как на юге континента. Благодаря удачному расположению столицы в низине каменистого плато, со всех сторон надежно прикрытый явно вулканического происхождения горами, Г’Камазад был надежно защищен от яростных ветров. Однако оказавшийся практически в эпицентре самых интенсивных бомбардировок город не просто лежал в руинах, присыпанный слоем пыли и каменного крошева — сохранившиеся остовы домов и улицы покрывала вязкая маслянистая гарь — след недавних пожаров. Здесь несколько недель бушевало пламя, то затихая, то обрушиваясь на чудом уцелевшие строения с новой силой, буквально слизывая жаркими языками любые упоминания о прежней жизни, оставляя после себя лишь черный лопнувший камень. Огонь подпитывали природные газы, веками скапливавшиеся на самых нижних уровнях подземных туннелей, раскинувшихся под видимой частью Г’Камазада на многие километры окрест и вниз. Теперь старые катакомбы можно было считать совершенно непроходимыми из-за обрушений и угарного газа… Ходили слухи, что глубоко под городом до сих пор не затухает пламя.

При некоторой фантазии те, кому довелось увидеть засекреченные кадры съемки города с воздуха, могли бы принять это место за скелет древнего животного-исполина, лишенный плоти и прикованный к месту гибели. В нем все еще угадывалось былое величие, хоть кости местами лопнули от жара или рассыпались в пыль.

Утро в разрушенном Г’Камазаде было практически неотличимо от любого иного времени суток, но за надежным щитом бронежалюзи и толстыми каменными стенами об этом можно было привыкнуть и не вспоминать без крайней на то необходимости.

«Жизнь налаживается», — теперь это была первая мысль, посещавшая Азуру непосредственно в момент пробуждения. Раньше, на Приме Центавра, в семейном особняке, она не знала цену мгновениям утренней неги, когда тело расслаблено, а разум неспешно начинает свою работу, обдумывая текущие дела и намечая планы — но как-то вскользь, невзначай… еще можно наслаждаться теплом и покоем. Вот и сейчас она не спешила открывать глаза, сонно вздохнув и по крупице впитывая счастье уже лишь потому, что можно зарыться лицом в подушки, потеревшись щекой о тонкую ткань белья, и вновь натянуть невесомое одеяло до самого носа — прямо-таки божественное ощущение! Теперь Азура научилась по-настоящему ценить такие моменты. Она часами валялась в постели, прикрыв глаза и улыбаясь уголками губ, свив уютный, а главное, теплый кокон из нескольких одеял. О, после той ночи в холодной пустыне она так полюбила тепло, что ей вовсе не было жарко.

Только Крикун мог заставить ее, наконец, встать и приступить к утренним ритуалам. Уже поевший и вдоволь наигравшийся ее волосами нарненок страстно желал отправиться познавать мир за пределами кровати. И упорству его могло позавидовать и стадо ну’токов.

— Какой же ты все-таки глупый, как все нарны, — пробурчала Азура, потягиваясь напоследок всем телом и почти уже привычно перехватывала ребенка у самого края кровати. — И не смотри на меня так! Вот чего там хорошего?..

Она откинула одеяло, затем второе и со вздохом спустила ноги на пол. Ступни тут же погрузились в мягкий ворс ковра.

— Думаешь, мир только и ждет, чем бы тебя порадовать? Да он сожрет и не поперхнется! — рассмеялась она, дергая за старомодный шнурок для вызова слуг.

Крикун, разумеется, ничего не понял и на этот раз, а может, так проявляло себя свойственное ему жизнелюбие, и попытался самостоятельно взобраться Азуре на колени, сжимая в маленьких кулачках скользкий шелк ее ночного одеяния. Прошел всего месяц с тех пор, как она впервые его увидела, а совсем недавно бывший беспомощным младенцем нарненок уже пытался своевольничать и проявлял поразительную активность. Азура диву давалась, настолько быстро тот развивался. И раньше бывший весьма осмысленным взгляд, теперь мгновенно фиксировал все интересное, и ребенок с поразительным упорством стремился это интересное поймать, потрогать и попробовать на едва прорезавшийся первый зуб. Уследить за таким непоседой оказалось весьма непросто, спасало лишь то, что Крикун и сам не желал находиться вдали от Азуры и всегда держал ее фигуру в поле зрения, мгновенно заходясь криком, стоило той куда-то пропасть. Такое проявление привязанности заставляло центаврианку беззлобно ворчать для виду, но на душе становилось легко и тепло, а мысли заполняло щемящие ощущение нежности. Быть настолько необходимой кому-то, пусть всего лишь маленькому нарну, оказалось неимоверно приятно.

И вот сейчас Азура со смехом перехватила довольного тем, что самостоятельно смог взобраться ей на колени нарненка и подняла над головой, изображая полет — ребенок тут же выдал гукающий звук восторга (такие вещи она ужа давно научилась распознавать) и протянул руку, пытаясь схватить ее за нос маленькими пальчиками.

— Ах вот ты как! — проговорила она, уворачиваясь и смешливо морща нос, на что Крикун выдал настолько умилительную гримасу, что Азура просто повалилась вместе с ним обратно на постель, устроив шуточный бой-валяние.

Победителем, конечно, вышел пыхтящий Крикун, и надо было видеть с каким выражением на лице он все-таки поймал ее за нос! Потом потерся о щеку и что-то сказал на одному ему известном языке. Впрочем, Азура без труда трактовала его слова по собственному усмотрению, потому согласна кивнула:

— Конечно, мне тоже кажется, что день обещает быть чудесным.

По утрам она теперь часто пребывала в прекрасном расположении духа, выспавшись вдоволь и ощущая непривычную… свободу действий? О да, кажется, впервые с тех пор, как себя помнила, Азура осознала, что может не только определять собственную судьбу в глобальном смысле, но и заниматься мелкими повседневными делами так, как ей хочется… или не заниматься вовсе. Все традиции и многочисленные условности жизни знатной леди остались в ином мире, любимом, но бесконечно далеком. Очень странное, но притом и захватывающее ощущение. Она пока не была уверена, как к этому отнестись, но понимала, что выстраивать новую жизнь (пусть даже и временную) ей придется самой — старые догмы во многом утратили актуальность.

Проскользнувшая в комнату Лин’Шан подала легкий халат и занялась Крикуном, дав возможность госпоже совершить утренний туалет. Кажется, нарнийка изо всех сил старалась вести себя с ней так же, как до крушения, что, разумеется, не могло усыпить бдительность Азуры. О нет, нарнскую натуру она достаточно изучила за те ужасные дни. Позволить учтивым поклонам и опущенным в пол глазам ввести себя в заблуждение? Три раза «ха!».

Потому, набирая полные ладони прохладной, пахнущей цветами воды из умывальной чаши, Азура краем глаза зорко следила за Лин’Шан через открытую дверь. Это стало молчаливой традицией, ритуалом, повторяющимся изо дня в день. Центаврианка терпела присутствие служанки сколько могла, но иногда выдержка ей изменяла и вместо холодного «а теперь оставь меня, сегодня ты больше не понадобишься», вслед Лин’Шан летело: «убирайся с глаз долой, стерва!», а в закрывающуюся дверь врезалось то, что подворачивалось Азуре под руку.

Все началось со случая в доме (хотя, скорее, хибаре) Ша’Трана, когда эта… вздорная девица пыталась умыкнуть ребенка. Азура повела плечиком, отгоняя воспоминания, но стоило вновь увидеть Крикуна в руках подлой Лин’Шан, как те вставали перед глазами, застя практичные мысли пеленой гнева. Да как она могла! Обречь ребенка на погибель в невыносимых условиях — бросить посреди ужасной пустыни на попечение полудиких нарнов. Там не было даже постоянного электричества и, Азура была абсолютно уверена, ни единого госпиталя.

Центаврианка задышала чаще, стремясь унять гнев. В последнее время с ней все чаще случались такие… казусы, ведь все вернулось на круги своя. Она полноправная госпожа в этом доме, а нарны знают свое место, которое отнюдь не высоко. Девчонка не поднимает глаз и не смеет перечить, и можно было бы приказать Шо’Таку высечь ту — для профилактики или в отместку за все высокомерно-снисходительные взгляды, что Лин’Шан позволяла себе во время их злоключений… Это было бы правильно, отец бы ее одобрил, а мать всегда считала, что слуг необходимо держать на расстоянии и периодически напоминать об их месте.

Азура шумно втянула воздух, бросила быстрый взгляд за дверь и плеснула на себя прохладной водой. Затем еще раз и еще, остужая «горячую» голову и заглушая противный стук крови в висках. Струйки воды стекали по лицу, и парочка затекла за отворот халата, но процедура бодрила. Медленно облизав губы, Азура оперлась о каменный постамент раковины и подняла лицо, взглянув на свое бледное отражение в зеркале. Хороша, нечего сказать, — готова опять вцепиться в горло собственной служанке, вот, уже потряхивать начинает от глупого гнева. Ее и в самом деле трясло, как всегда бывало после сильного эмоционального потрясения, вот только до того подобные всплески Азура переживала едва ли пару раз за всю жизнь на Приме. Сейчас же ее состояние было далеко от привычного, да и настроение менялось внезапно.

Сделав несколько дыхательных упражнений, Азура немного пришла в себя. Пушистое полотенце коснулось кожи. Она позволила себе ненадолго, уткнувшись в него, закрыть глаза и не думать ни о чем. Но приходилось вновь возвращаться в реальный мир.

Не стоило вспоминать о том случае — теперь она будет «скрипеть зубами» при каждом взгляде на служанку, а ведь та еще даже не подала ей платье! Вот если бы была возможность избавиться от ее общества… Но, увы, Шо’Так был все же мужчиной, хоть и нарном, не могло идти речи о том, чтобы позволить ему прислуживать леди в спальне. А заводить новых слуг Азура попросту опасалось — еще неизвестно, чего ожидать от других нарнов? Этих двоих она по крайней мере изучила… Но в такие моменты, как сейчас, наблюдая за улыбкой Лин’Шан, игравшей с ее Крикуном, — хватает же притворства маленькой стерве! — Азуре все больше хотелось попросту выставить змею из своего дома, махнув рукой на последствия.

Нет, нет, нет. Она больше не позволит себе никаких истерик и срывов — это слишком большая роскошь в ее положении, так и опуститься до уровня дикарей недолго — недостойно не только леди, но и истинной центаврианки. Она могла позволить себе проявить темперамент, устроить скандал или выказать иную блажь, но лишь тогда, когда это не лишало ее контроля над ситуацией, служило определенным целям или хотя бы забавляло.

Что ж… она поверила, что может — почти — доверять этим нарнам, как тем слугам, что были у нее дома? Она получила урок и больше не повторит ошибки. Она будет следить за маленькой пятнистой стервой в оба глаза, но никогда не позволит себе пасть так низко, чтобы ненавидеть рабыню. И потому она потерпит еще немного.

Уговоры действовали слабо.

* * *

Шо’Так услышал тихие шаги за спиной, сопровождавшиеся недовольным сопением, уловил легкое колебание воздуха, но не стал оборачиваться, пока Лин’Шан не встала прямо у него за плечом. Старый нарн прикрыл крышкой кастрюлю с весьма ароматным варевом и уменьшил нагрев, лишь после этого «заметив» Лин’Шан.

Лин’Шан уже давно не обманывалась показной немощью и рассеянностью Шо’Така, но сегодня эта его манера особенно раздражала. Впрочем, с некоторых пор у нее появились на то причины — высказать хотелось многое.

— Пусть утро твое будет плодотворным, — начала она с традиционного приветствия.

Шо’Так покивал, вытер руки о полотенце и столь же тривиально ответил:

— И твое, Лин’Шан. Но, вижу, ты уже давно встала. У тебя много дел.

Это не было упреком и не являлось вопросом. У Лин’Шан сложилось мнение, что Шо’Так знает причину, почему вот уже несколько дней она старательно избегала его общества, хотя раньше всегда стремилась найти время, чтобы поговорить. Раннее утро, когда центаврианка еще гарантированно спала, и вовсе можно было назвать их временем — они сидели на кухне, вотчине старика, и пили отвар, обсуждая скудные новости, или вспоминали прошлое. Шо’Так знал множество историй, и слушать их было интересно. В такие моменты оба нарна могли позволить себе… нет, не забыть, но хотя бы не думать постоянно о положении собственного народа. Теперь традиция оказалась нарушена.

Лин’Шан пробежалась пальцами по поверхности стола и остро взглянула в глаза старику, но… ничего не сказала. Слова застряли в горле на выдохе — задавать вопрос расхотелось. Пока меж ними повисло молчание, но стоит произнести вслух то, что не давало покоя нарнийке все последние дни, как ничего уже нельзя будет вернуть. Будь проклято это все! Она успела привязаться к старику, даже зная о его странных воззрениях. Никогда больше с того памятного разговора у ручья они не вступали в спор, а в разговорах, будто сговорившись, избегали подобных тем. И вот теперь… теперь она сама столкнулась с последствиями его действий. Но, может быть… все ведь может быть как-то иначе?! Лин’Шан поняла, что ее мысли вновь сделали привычный круг, так ни к чему и не приведя.

Шо’Так тихо вздохнул, положил морщинистую руку ей на плечо и тихонько сжал.

— Не изводи себя, девочка. Я знал, что рано или поздно кто-то скажет тебе.

Она ждала продолжения, но нарн… — а нарн ли? — молчал. Нет, ну что за привычка не договаривать самое важное?! Лин’Шан почувствовала, как под действием гнева в ней крепнет решимость узнать все до конца — и посмотреть ему в глаза с этим знанием. На мгновение ей показалось, что и Шо’Таку тяжело дается этот разговор — тот смотрел куда-то сквозь нее, закусив и нервно пожевывая губу, — но Лин’Шан решила не поддаваться жалости.

— Ты знал, как умерла моя мать, — издалека начала она, удивившись ровности своего голоса, — знал почему. Ты не сказал мне потому, что не хотел, чтобы тебя считали трусом?

Прямая и напряженная, как струна, Лин’Шан ожидала чего угодно, только не странного фырканья. Ее безволосые брови поползли вверх.

— Что ты, девочка, мне давно уже нет дела до того, как меня назовут, — потряс головой Шо’Так. — Я просто не хотел, чтобы ты утратила надежду. И потом…

Он замолчал ненадолго, оглянулся на входной проем и вздохнул, продолжив:

— Потом я привязался к тебе и не хотел ранить еще и этим. Ты так похожа… на мою внучку — просто одни интонации, одни слова, — Шо’Так все так же смотрел сквозь нее, и Лин’Шан почувствовала смятение, заметив, как заблестели его глаза. Он медленно отпустил ее плечо. — Когда я слышу твой голос, я вспоминаю наши с ней долгие беседы, ее смех и упрямые суждения… она всегда приезжала в мой дом во время каникул, и мы тогда пили отвар вечерами…

Лин’Шан с трудом сглотнула появившийся в горле мерзкий комок и взяла себя в руки, отступила на шаг.

— У меня тоже была семья, Шо’Так. И я… имею право знать, какое… отношение ты имеешь к смерти моей матери? — Слова дались с трудом, но, в конце концов, какая разница, похожа она на его внучку или еще кого?.. Она тоже хотела бы видеть в нем… родича — но разве можно жить самообманом? — Я должна знать, есть на тебе вина или нет? Я не хочу знать о других, но это…

Договорить она не смогла, но понять ответ можно было и по лицу Шо’Така. Только вот верить не хотелось. Наконец, нервы все-таки сдали, и Лин’Шан подскочила к нему — старик был выше нее на целую голову, — и жестко встряхнула, впившись пальцами в плечи:

— Отвечай же! — зашипела сквозь горькую ярость, не находя ей выхода.

— Ты посчитаешь, что только я и виновен, девочка, — Шо’Так, наконец, сфокусировал взгляд именно на ней, прекратив бессмысленно пялиться в собственные фантазии. — Да, я выжил не просто так, мое имя было в списках центавриан, и меня бы казнили, если бы поймали, — его голос был непривычно хриплым, но с каждым словом становился все тверже. — Вот только я пришел к ним сам. Чтобы помешать исполнению планов нынешнего Сопротивления.

Глаза Лин’Шан расширились. Ее уже некоторое время трясло, но если раньше так давало о себе знать напряжение, то теперь нарнийка едва сдерживала гнев.

— Ты сдал их всех? — буквально выплюнула она.

— Не всех, но среди них была и твоя мать. Я ведь знал ее, давно знал… Я хотел предотвратить то, что должно было иметь ужасные последствия, — Шо’Так даже не пытался вырваться из железной хватки. — Только вот, у меня все равно не получилось, — покачал головой он. — Мне… мне очень жаль, что все так…

Его тихий голос достигал ушей и разума Лин’Шан словно через многие слои ткани. Она отпустила плечи Шо’Така и попятилась. Те чувства, что разрывали ее изнутри, сложно было охарактеризовать словами, по крайней мере сейчас она не хотела их анализировать. В ней все еще сильно было желание его ударить — и бить, бить, бить — пока они оба не покроются его кровью. Но… в то же время прикоснуться к нему было бы невыносимо. Слишком гадко. И ничего уже не исправишь.

Как выбежала из кухни, Лин’Шан помнила плохо. Она забилась в самый дальний угол своей комнаты, сползла по стене спиной и обхватила голову руками.

* * *

Закончив утренние дела и немного почитав Крикуну центаврианские сказки, книжку с которыми ей удалось недавно достать — там даже были замечательные иллюстрации! — Азура, как всегда, спустилась на кухню, где у большой старомодной плиты возился Шо’Так. Он нарезал какие-то овощи прямо в кастрюлю, ловко орудуя ножом, но сегодня Азуре показалось, будто плечи его ссутулились и поникли, чего раньше она на ним не замечала. Старый нарн поклонился, завидев хозяйку и проковылял к столу, где сдернул белоснежную салфетку (ну, хорошо, просто белую — Азура старалась не приглядываться к мелочам) и учтиво придержал ей стул.

Втянув чудесные ароматы горячей выпечки и джаллы, Азура пристроила цепляющегося за ее платье Крикуна с левого бока и потянулась за первым пирожком. С некоторой натяжкой это можно было назвать завтраком в земном стиле, их калорийная и сладкая пища ей всегда нравилась. Строго говоря, трапезничать в помещениях прислуги, к которым относилась и кухня, было признаком дурного тона, но… Крикуну нравилось смотреть, как гремит кастрюлями Шо’Так, а Азуре нравилось видеть довольного ребенка и при этом спокойно завтракать. «Нет, все-таки, чудесное сегодня утро!» — подумала она два пирожка спустя, отпивая бодрящую джаллу.

Кроме того, на сегодня было запланировано действительно важное дело, но время еще оставалось и с некоторым колебанием Азура решила провести его здесь. Если и было что-то более странное и выбивающее из колеи в этой новой для нее жизни, так это практически полное отсутствие общения. Привыкшая с детства к постоянному присутствию многочисленных родственников, а после и вращению в светском обществе, Азура просто задыхалась в одиночестве дома.

Она сама не заметила, в какой момент начала разговаривать со слугой обо всем и ни о чем разом, заполняя душевный вакуум. Так она могла когда-то болтать с нянюшкой, доброй рабыней-центаврианкой, с детства прислуживающей ей и бывшей некогда ее кормилицей. Та всегда все понимала, слушала и кивала, а потому знала о чаяниях молодой госпожи, наверное, больше, чем леди, бывшая ей матерью.

Некстати вспомнившаяся нянюшка заставила грустно улыбнуться и вздохнуть — когда дела у семьи пошли неважно, а Азура, младшая из дочерей лорда Дилунно, переступила порог совершеннолетия, гувернантка более не требовалась, и отец продал ее другому дому. Тогда Азура недолго горевала, — а может, хотела саму себя убедить в том, что стала настоящей леди и способна мыслить категориями выгоды для семьи, — но со временем, особенно в трудные для нее моменты, разлука ощущалась все острее.

— Так что у нас на ужин, Шо’Так? — решила отвлечься от мыслей Азура, да и нарн выглядел каким-то… усталым и слишком старым — как она могла знать о его возрасте и будто не замечать?… — Ты же купил вчера артилонии?

Она всегда любила этих моллюсков родом из сектора бракири, которых все чаще теперь можно было встретить по всей галактике — фермы по их производству оказались весьма прибыльным делом, к тому же не требующим соблюдения особых условий; крупные раковины росли в питательном растворе на диво быстро и не были капризны.

— Да, госпожа, — отозвался нарн, будто очнувшись от каких-то своих мыслей. Он забавно потряс головой перед довольным вниманием Крикуном, подмигивая ему то одним, то вторым темно-алым, почти карим глазом, — только вот больше на такую удачу не стоит и рассчитывать…

— Что значит, не стоит? — удивилась Азура. — На карточке му… на моей карточке достаточно средств, чтобы купить всю палатку с артилониями!

При всех недостатках Цуро, по крайней мере, ее муженек не был беден, как какой-нибудь дервиш! И не важно, как именно он разобрался с долгами своей семьи — этого она даже знать не желала — но не будь у дома Альвис так внезапно образовавшегося состояния, ни о каком брачном договоре с домом Дилунно они и мечтать бы не могли. Пф.

— Дело не в кредитах, — пожал плечами Шо’Так. — Торговцам не выгодно возить моллюсков — слишком велики риски, даже тройные тарифы не окупают. Товар-то бросовый, но скоропортящийся — большие партии быстро протухают, хранить негде, а мелкими возить — так топлива не напасешься. Охотники за удачей, навроде вашего знакомца Сантеллони, такими делами заниматься не станут. Вот и выходит, что снабжение в основном по военным каналам идет, а там артилонии не значатся.

Азура прикусила губу, обдумывая ситуацию. Нет, без артилоний действительно можно обойтись, но перебои с поставками ее тревожили. Прошел почти год с официальной даты окончания войны, если все так, как утверждают в СМИ, планета должна восстанавливаться ударными темпами — разумеется, силами самих нарнов — на что-то же те должны быть годны, в конечном итоге? Она знала о трудовых лагерях и полагала, что там даже самые строптивые… экземпляры могли принести какую-то пользу. Право, уже давно пора было разобрать хотя бы завалы в собственной столице! Неужели нарны настолько ленивы, что их не заставишь работать себе же на благо даже под ударами хлыста?..

Центаврианка в сомнении бросила взгляд на широкую спину Шо’Така. Этот конкретный слуга оказался невероятно полезен. Она отдавала себе отчет, что без помощи нарнов никогда бы не выбралась из той жуткой пустыни… Да и сейчас ее слуги вполне исправно выполняли домашнюю работу. Конечно, ей повезло со слугой, но мог ли контраст быть настолько сильным? Азура сомневалась. Тогда возникал вопрос, как много недоговаривает нарн и что происходит там, за стенами ее нового дома? Азура и раньше понимала, что в новостных сводках никогда не была отражена вся правда. Но за время, проведенное на Нарне, приходилось признать, что о реалиях затянувшейся… «операции по принуждению к миру», — именно так принято было называть мероприятия по борьбе с местными террористическими группами, — из официальных сводок представлялось возможным почерпнуть ничтожно малое количество правдивых сведений. Такая секретность пугала, напоминая центаврианке, сколь зыбка почва у нее под ногами.

— Думаю, прожить без артилоний мы сможем, было бы спу, — легкомысленно бросила Азура, на что Шо’Так лишь кивнул, вновь занявшись кастрюлями на плите. У Азуры мелькнула мысль, что это было поводом избежать продолжения разговора.

Понаблюдав за ним некоторое время и закончив с трапезой, Азура пришла к выводу, что неплохо бы показать старика врачу. А то помрет еще… так некстати, — перспектива остаться без хоть одного вменяемого и почти надежного слуги не радовала. Решено, как только она уладит насущные вопросы, то непременно найдет способ воплотить эту задумку.

Вернувшись мыслями к предстоящим делам, Азура вспомнила о том, что придется оставить на некоторое время Крикуна на попечение Шо’Така. Вроде бы ничего страшного… но в груди неприятно кольнуло. Впрочем, выбора все равно не предполагалось, о чем она, вздохнув, и сообщила нарну.

Благо, Лин’Шан куда-то делась, занимаясь некими туманными делами по хозяйству — добиться от Шо’Така более вразумительного ответа не получилось, но Азуре и не было интересно. Лишь бы мерзавка не приближалась к ее ребенку!

Выдав множество ценных указаний и, не сдержавшись, уже с порога пообещав, если что не так, лично спустить с него шкуру, Азура передала ребенка Шо’Таку, изобразила на лице приличествующее леди выражение и уверенно вышла за порог.

Г’Камазад встретил ее хмурыми тучами, редким безветрием и горьким привкусом привычной уже гари.

* * *

Город по-прежнему производил на Азуру самое гнетущее впечатление. За проведенные здесь недели она едва ли пару раз выходила из кажущегося надежным укрытием дома. Нарны тоже считали свои дома надежными, — некстати пришла в голову мысль, — многим ли помогли толстые стены?..

Проходя мимо очередной расчищенной до черной земли площадке (в Центаврианском районе не было разрушенных зданий — все, что не подлежало восстановлению, попросту сносили в целях безопасности), Азура едва успела прикрыть лицо полой накидки, когда порыв ветра поднял облако пепла и пыли. Отвратительное место.

Улицы не были пустынны, хотя никто из попадавшихся на пути Азуры центавриан и нарнов не был похож на праздного прохожего — каждый спешил по собственным делам. То и дело попадались пятерки патрулей — четверо солдат и командир с золотой нашивкой. И у всех одинаково сосредоточенные и хмурые лица.

Командир одного из таких отрядов, высокий центаврианин почтенного возраста с по-военному четким поклоном представился Азуре и предложил проводить леди до пункта назначения. Поколебавшись, она согласилась, лишь коротко улыбнувшись уголками губ, принимая его руку, — отказ мог вызвать ненужные подозрения, да и находиться в столь неприглядном месте без сопровождения не подобало леди.

Бар «Семь лун» оказался весьма потрепанным заведением, скрывающимся за ничем не примечательным фасадом дома практически на границе Центаврианского квартала. Если бы не мигающая огнями вывеска, Азуре и в голову бы не пришло, что тут могло находиться заведение, непостижимым образом совмещающее в себе функционал делового клуба, игорного дома, питейного заведения и, очевидно, борделя.

Едва переступив порог, Азура даже пожалела на миг, что распрощалась с любезным командиром патруля еще у входа. Оглядев первый из залов, заполненный клубами сценического (и, как заподозрила Азура, приглядевшись к курительным агрегатам причудливой формы, что занимали место на некоторых столиках, не только) дыма и чувственной музыкой, под которую на освещенной сцене причудливо извивались тела танцовщиц-центаврианок, Азура почувствовала легкий укол неуверенности — бывать в подобных местах ей никогда прежде не доводилось.

За спиной послышались веселые мужские голоса и звук отъезжающей в сторону двери. Не желая столкнуться с посетителями, Азура, не думая, сделала шаг вперед, затем еще один, и еще… Каблуки застучали по полу, все четче и быстрее отбивая ритм. Вот она миновала сцену, для пущей уверенности дерзко вскинув голову и придав лицу самое независимое выражение. Поначалу ей казалось, что взгляды каждого в зале прикованы исключительно к ней, но приглядевшись внимательнее, она поняла, что большинство мужчин уже настолько пьяны, что вряд ли способны заметить разницу между леди и официанткой-нарнийкой. Это вызвало в ней несколько нервный смешок, но напряжение потихоньку уходило, уступив место бесшабашному веселью. В конце концов! Она столько времени выживала в убогой пещере и прошла с нарнами через дракхову пустыню, чтобы теперь оробеть от вида пары пьянчуг, облизывающихся на фривольных девиц? Достойно разве что смеха, право слово!

Добравшись таким образом до второго зала с лучшим освещением и куда меньшим количеством полуголых девиц, зато вмещающим пару игорных столов и несколько автоматов, Азура уже без спешки подошла к барной стойке и уверенно постучала ногтем по одному из висевших над головой пузатых бокалов, очевидно, создающих необходимый антураж. Бармен окинул ее профессионально-невозмутимым взглядом:

— Что желает милая леди? — уточнил он, отложив в сторону тряпку, которой до того флегматично полировал бокалы.

Не вполне еще отошедшая от собственной авантюры, Азура, поддавшись внезапному порыву, удобно устроилась на круглом высоком стуле и, положив руки на стойку перед барменом, жестом фокусника извлекла из, казалось бы, пустой ладони полновесный центаврианский дукат. Не спеша с ответом, она перекатила пару раз туда-обратно монетку меж пальцами и улыбнулась. Этому трюку ее когда-то обучил отец, что было их маленьким секретом. Лорд Гор Дилунно знал множество приемчиков… и никогда не мог отказать своей маленькой дочурке. Как давно это было… Впрочем, сейчас было не лучшее время для воспоминаний — сначала дело.

— Милая леди желает видеть господина Сантеллони. Кажется, он известен в здешних… кругах.

Бармен на секунду задумался, скосил глаза на монетку, но так как пауза затянулась, Азура резко ударила ладонью по стойке, накрыв дукат.

— Так вы можете мне помочь или стоит спросить кого-то другого? — проговорила она резко.

Центаврианин за стойкой как-то неприятно усмехнулся и подался к ней — Азуре пришлось приложить некоторое усилие, чтобы не отстраниться.

— Мерзкий тип, скажу я вам. Но если леди просит, — о да, Азура готова была закатить глаза, — то он сейчас в третьем кабинете. Второй этаж и сразу направо, — бармен махнул рукой в направлении ранее незамеченной Азурой лестницы.

— Благодарю, — коротко бросила Азура, с достоинством поднимаясь, оставив на поверхности стойки плату за информацию.

* * *

Кабинет, а точнее просто комнату, где стояла кровать — весьма впечатляющих, к слову, габаритов, — широкий диван, круглый стол и несколько стульев, занимаемую Сантеллони, Азура нашла без труда. Поколебавшись мгновение, она нажала кнопку звонка, не ожидая, что дверь откроется тотчас же, явив ее взору весьма… своеобразную картину.

Сантеллони обнаружился сразу же, он возлежал на потрепанном диване, закинув ноги на стол, на коем разместился причудливого вида агрегат. Сквозь решетчатые стенки нижней его части, были видны тонкие языки пламени, выше лежали докрасна раскаленные камни, над которыми, в свою очень, была установлена прозрачная затейливо изогнутых форм, в которой сейчас клубился белесый дым. Изгибаясь, оканчивалась колба длинным носиком, на который вдевался шланг. К этому шлангу и прикладывался губами центаврианин, блуждая расфокусированным взглядом в, явно, далеких от этой дракховой планеты местах.

Азура с куда меньшей уверенностью, медленно шагнула в комнату, и дверь за ее спиной плавно закрылась. От резкого запаха запершило в горле, и теперь она поняла, что именно показалось ей знакомым тогда, на флаере. Слабый запах г’кван’эта, нарнского цветка, который центавриане иногда воскуривали в качестве слабого наркотика. Но здесь, — оглядев еще раз совершенно невменяемого Сантеллони, — определенно, не подходило слово «слабый». Вероятно, наемник использовал так называемые «смеси» — химическую пропитку для растения, безвредную саму по себе, но серьезно меняющую его первоначальные свойства.

Азура замерла в нерешительности. Что же делать? Прийти позже или попробовать как-то «разбудить» этого… наркомана?

Находиться здесь с каждой минутой становилось все сложнее, — воздуха не хватало, хотелось умыться, к щекам подступил жар, а к горлу — тошнота. Азура все-таки решилась — подошла к окну и с третьей попытки сообразив, как оно открывается, распахнула настежь. Затем пришла очередь климатической установки весьма потрепанного вида, но в состоянии работоспособности — Азура выставила настройки на максимальную вентиляцию и сразу ощутила, что дышать становится легче. Не решившись трогать агрегат, она, тем не менее, плеснула на пламя из обнаруженного в комнате графина с водой, и едва успела отскочить — горячий пар повалил густыми клубами. Сантеллони никак не отреагировал на ее действия, и она уже хотела было плеснуть ему в лицо водой… но поостереглась, вовремя вспомнив, что наемник может не сразу прийти в себя, даже «пробудившись» от грез. И решила подождать еще немного.

Где-то через полчаса, центаврианин зашевелился, недовольно бурча что-то, — Азура наблюдала, присев за стол и попытавшись придать лицу самое невозмутимое выражение.

Сантеллони тем временем отер ладонями лицо, а затем потянулся к курительному агрегату — шлепнул на колбу ладонь, убедившись, что все успело остыть и вновь выругавшись сквозь зубы. Наконец, он обвел вполне осознанным и злым, отметила Азура, взглядом комнату, поначалу лишь скользнув по ней, но вскоре вернувшись и сфокусировав внимание. Азуре ничего не оставалось, кроме как постараться держать себя в руках, не выказывая эмоций. Пауза затягивалась.

— Добрый день, любезный господин Сантеллони, — наконец, проговорила она. — Помните меня?

— Убирайся отсюда, куколка, если не хочешь проблем…что бы с тобой не вытворяли — меня это не интересует.

Даже в такой ситуации брови Азуры почти против воли поползли вверх. «Каков наглец!» — Не могла не восхититься она. Он что, думает, будто она могла иметь с ним какие-то… близкие контакты? Это даже не смешно, право слово!

— Вас не привлекает возможность заработать, господин Сантеллони? — вполне искренне усмехнулась она, хотя губы и слушались плохо, как будто став деревянными. О воздействии «смеси» думать было все равно поздно. — А раньше вы говорили другое. Например: «будут нужны услуги — я могу обращаться к вам». Так вот, мне нужны ваши услуги.

Азура ждала хоть какой-то реакции, но Сантеллони лишь вновь откинулся на спинку дивана, сжав руками голову и замерев так. Наконец, от поднял на нее глаза:

— Я… вспомнил тебя, — проговорил он морщась. — И что же нужно прекрасной леди с щедрым покровителем… от убогого меня?

Азура пожевала губу. Вот так… сразу? Нет, она и сама не так уж любила казуистику, так называемый «птичий язык», когда чтобы сказать что-то определенное, тщательно подбирают слова и контексты и ходят вокруг интересующей темы… пока не выяснят все нюансы позиции собеседника. Но, приходилось признать, что в данной конкретной ситуации, прямота, возможно, была выигрышней — наемник вряд ли в состоянии играть в игры.

Поэтому, она просто ответила:

— Мне нужны документы. Регистрационная карточка и Гражданский Бланк на меня, и купчая на моих нарнов.

Наемник лишь кривовато усмехнулся:

— С нарнами проблем не будет… с документами на рабов вообще не бывает проблем — хоть дохлых, хоть живых. А что конкретно нужно тебе, дорогуша?

Азура выразила легкое удивление, считая, что выразилась однозначно, на что наемник пояснил:

— Карточку сделать не сложно, но вот с Бланком есть два варианта. Я не буду объяснять тебе, как и что делается, — незачем забивать твою головку опасной для нас обоих информацией, — тут Азура была вполне солидарна с ним, — но поясню результат… Передай водички, дорогуша… горло бы промочить, да нечем…

Когда получил требуемое и выпил разом целых два стакана, Сантеллони продолжил:

— Так вот, вариант первый: красивая «липа». Бланк мы тебе рисуем на любое имя, но в ходу он будет только здесь. Патрули тебя пропустят, но серьезных проверок, с запросами в базы не здесь, а через Приму — не проканает. В целом, жить можно, если никуда не рыпаться. — Сантеллони задумчиво огладил гребень. — Второй вариант: «лицензия». Тут все серьезно, куколка. Не быстро и дорого. Но получишь реальный документ, не подкопаешься.

Азура подождала продолжения, но наемник молчал.

— И каковы… расценки на «лицензию»?

Весь этот разговор казался ей каким-то нереальным. Вот так обсуждать грязные дела, за незапертой дверью съемной комнаты в сомнительном баре?.. Впрочем, что она об этом знала?

Сантеллони рассмеялся и начертил пальцем в воздухе суммы. Азура прикусила губу — выходило не просто дорого — ужасающе дорого.

— Возможно… — медленно начала она, — я найду означенную вами сумму. Мой… покровитель сделает перевод…

Сантеллони даже не дал ей договорить, перебив:

— Никаких переводов, никаких расчетных карт, векселей и расписок, дорогуша. Только твердые центаврианские дукаты. Никакой инопланетной валюты. Хочешь картой… бери вариант попроще. Там и суммы другие.

Он показал. Выходило тоже недешево, но такая сумма у нее хотя бы была — правда, это было практически все, что было. Спрашивать про гарантии было заведомо глупо… в конце концов, Азура прекрасно понимала, что сводится все к тому, готова от доверять этому типу или же нет. Разве выбор у нее был?..

— Мне нужно беспрепятственно попасть на прием, что приурочат к годовщине победы, — решилась она все-же раскрыть все карты.

— Пройдешь, на приемах полное досье не запрашивают, а в местных базах ты будешь.

Азура немного успокоилась, но был еще момент, не самый насущный, но тем не менее важный:

— А космопорт?

— Отсюда тебя выпустят, но дальше сама, — последовал лаконичный ответ.

— Хорошо, что от меня требуется? — можно было бы сказать, что Азура решилась, но, на самом деле, решилась она уже давно.

— Аванс я с тебя брать не буду… — скривился Сантеллони и пояснил: — карточка. Напиши вот тут имя… свое и нарнов своих — смотри не перепутай, — заржал он собственной шутке, но через мгновение вновь сделался абсолютно серьезным. — Я к тебе сам загляну, как готово будет.

— Если надумаешь… — добавил он, не дав Азуре вставить и слово формальной благодарности, — с «лицензией» — сюда не приходи сама, пошли кого-нибудь записку для меня передать. В записке: «Ночь была незабываема, надеюсь на встречу», ниже дата с годом, еще ниже время. Так вот, цифры местами меняешь число и месяц — часы и минуты, год не трогаешь, а время — дата. Встреча у нового фонтана, на площади — тут такая достопримечательность одна на весь Нарн.

— Я учту, — отозвалась Азура, поднимаясь. — Спасибо вам, — проговорила она уже от двери.

Сердца колотились быстро-быстро, покинуть комнату наемника стало настоящим облегчением.

* * *

Возвращаясь домой, Азура дрожала и куталась в накидку — еще недавно радовавшая спокойным безветрием погода, сменилась яростными порывами зарождающегося урагана — по крайней мере, именно так казалось одиноко идущей по пустой улице центаврианке, еще не привыкшей к особенностям нынешнего нарнского климата. Ветер вздымал широкие фалды подбитой мехом накидки, забивая частицы красноватой пыли за складки открытого выходного платья — другого у Азуры попросту не было, о чем она уже успела пожалеть. «Нужно заказать что-то более подходящее у местных портных», — мелькнула мысль. Должна же здесь сыскаться хоть захудалая мастерская женского платья?..

С каждой минутой ветер усиливался, поднимая все больше пыли и каменной взвеси. Азура прижала полу накидки к лицу, защищая нежную кожу от множества мелких, но оттого ничуть не менее жалящих крупинок. Она уже достаточно отошла от бара, да и о возвращении в это место помышлять не хотелось, и потому упорно шагала вперед, пока видимость не сократилась до нескольких метров, и красная хмарь не встала перед ней непроглядной стеной. Пришлось все же признать поражение — идти наугад, плутая по едва знакомым улицам — та еще глупость.

Азура прижалась к стене ближайшего строения, пытаясь припомнить, видела ли его на пути в «Семь Лун»? Кажется… здесь рядом была какая-то лавка? Минут через пять Азура поняла, что ошиблась, но взгляд ее привлекло мерцание разноцветных огоньков на другой стороне улицы. Была не была! Она поспешила на этот неведомый ориентир, следуя на свет маяка, как корабль в тумане, — пришло на ум сравнение, и вскоре перед ней отъехала в сторону дверь маленького не то кафе, не то ресторанчика.

Посетителей было много. Это были в основном военные в форменных мундирах. Примерно десять из них сдвинули пару столиков и весело переговаривались. Азура пригляделась, но не увидела среди них давешнего командира, что так любезно сопроводил ее накануне. Что ж… но, может быть, так даже лучше? После общения с Сантеллони внимания ей не хотелось — нужно было о многом подумать… а пока хотя бы найти свободный столик и просто посидеть в тишине с бокальчиком джаллы.

Кроме военных, в зале находилось достаточно центавриан в гражданской одежде, среди которых можно было выделить двух девушек примерно ее возраста. Те сидели за столиком у окна вместе с господином почтенного вида — лица его Азура не видела, но седой гребень и весьма дорогой для подобного места костюм сказал ей достаточно. Отдельной группкой практически у самой двери собрались нарны, очевидно, тоже пережидавшие здесь непогоду. Поймав взгляд одного из них, Азуре почувствовала себя неуютно, но, благо, нарн быстро опустил глаза. «К своему благу, разумеется», — поправила себя мысленно центаврианка, не глядя подав одному из работников заведения накидку, и быстро отряхивая платье. В целом нарны вели себя тихо, в то время как их сородичи принимали и разносили посетителям заказы.

Ей приглянулся маленький круглый столик у дальней стены, рядом с тяжелой бархатной портьерой — любоваться на красную взвивающуюся за окнами хмарь не хотелось, да и соседство господина с седым гребнем показалось ей нежелательным. Было в нем что-то неуловимое, не позволяющее счесть одним из местных обитателей — торговцем, искателем приключений или даже чиновником. Азура еще раз бросила взгляд в сторону столика у окна — нет, жителем колоний он тоже не являлся, она просто чувствовала такое! Не то, чтобы дом ее отца или мужа можно было назвать блистательным — места в Центаруме они давно не занимали, но она успела посетить множество приемов и вращалась в светском обществе достаточно, чтобы кто-нибудь из столичных лордов мог узнать знакомое лицо. Подобный поворот был бы излишним.

Уже через пару минут Азура удобно устроилась за дальним столиком с бокалом горячей джаллы, которую здесь подавали с каадо — запеченными в обвалке из сахара и пряностей кусочки плодов дерева мантанноли. Мысли ее то и дело возвращались то к недавнему разговору с наемником, то накатывало беспокойство о Крикуне — все ли нормально? Справляется ли Шо’Так? Азура не могла бы сказать, сколько она отсутствовала, но по ощущениям времени прошло достаточно. И пусть утром она его хорошо покормила, никогда ранее им не приходилось так надолго расставаться. Что если он все это время кричит и ищет ее?..

Чувствуя, как затапливает ее беспокойство, Азура подозвала официанта:

— Часто ли здесь такое? — Неопределенным жестом указала она за окно, но нарн ее понял.

— Нет, госпожа, уже больше полугода подобного не случалось.

— А что же раньше, — проявила настойчивость Азура, — случалось? И быстро ли ветер стихал?

— Сразу после бомбардировок ураганов много было… и пожары еще. Потом все реже сюда бури доходили — мы же в низине, горы прикрывают от много. И эта скоро кончится, госпожа. Вам нужно еще что-нибудь?..

Азура лишь раздраженно махнула рукой — ответ ее не слишком-то успокоил.

Оставалось лишь заедать беспокойство сладким каадо, хотя поданное ей блюдо больше походило на земные яблоки, чем на настоящие плоды мантанноли, греть ладони о пузатый бокал с потихоньку остывающей джаллой и ждать, коротая время воспоминаниями о доме.

А ей было о чем вспомнить — вкус каадо напомнил о детстве, Азура будто чувствовала тонкий аромат свежесобранных плодов, который ни с чем не спутаешь. У них рядом с особняком был обширный сад, где росло множество деревьев, в том числе и несколько мантанноли с толстыми стволами, чтобы обхватить их потребовалось бы несколько человек, взявшихся за руки. В конце лета, когда спадала жара, в их раскидистых кронах созревало множество светло-желтых плодов цилиндрической формы, имеющих забавный метельчатый «хвостик». Азура всегда любила это время, когда прислуга собирала мантанноли для приготовления традиционных для Фестиваля Жизни блюд, среди которых было и каадо — любимое всеми детьми лакомство.

Накануне большого праздника она всегда пробиралась на кухню, где сердобольные повара позволяли маленькой госпоже дегустировать все, что ей только вздумается. И тогда она сидела на кухне, поедая каадо, а под столами стояли ящики с желтыми плодами, пропитавшими весь сад и дом, и особенно кухню запахом… праздника. Пожалуй, это время сбора накануне Фестиваля Азура любила даже больше тех дней безудержного веселья, когда взрослые совершенно не обращают внимания, чем заняты дети, и сами, порой, вытворяют такие странные вещи!

* * *

Маленькая Азура сидела у открытого окна, подперев голову с замысловатой прической — по случаю скорого праздника, ладошкой и смотрела, как отражается веселый солнечный луч на стекле. Нянюшкин голос успокаивал, было тепло и хорошо, и сознание тоже потихоньку начало уплывать по волнам безмятежности… туда, где пахнет мантанноли и журчит в фонтане вода…

— …и тогда Император Конгус II издал указ… — Азура медленно кивнула, Конгус ей нравился — на картинке в отцовской книге он был изображен молодым и красивым мужчиной, с волевым подбородком, широким — по старинной моде, гребнем и прон-зи-те-ль-ным — ох, что за чудесное слово! — взглядом синих глаз. Глаза у Конгуса и правда были примечательные и очень нравились маленькой Азуре. У нее самой радужка тоже считалась синей… но совсем не такого яркого оттенка, как у Конгуса… Когда она, закусив губу, сказала об этом отцу — на прошлой неделе, тот только рассмеялся, уверив, что у его принцессы самые чарующие очи во всей Вселенной. И когда отец так говорил… ничего не оставалось, кроме как поверить.

— Нянюшка, а правда, что, если бы у Конгуса была возлюбленная… какая-нибудь принцесса, он бы ради нее сам в поход пошел и с главным Врагом бился насмерть, а потом бы освободил? — Вынырнула из сонных грез Азура, но так и не вернулась на урок.

Гувернантка лишь рассмеялась:

— Ну кто вам такого нарассказывал, золотая моя госпожа? Зачем бы Императору Конгусу II воевать, да еще и за принцессу? У него три супруги было, как положено все.

— Я так в книжке земной видела, что папа привез. С картинками…

Нянюшка лишь погладила ее по голове — все равно урок истории перед Фестивалем Жизни был обречен на провал — уж слишком мечтательным было лицо ученицы, да и возраст не тот, чтобы требовать многого. Малышке едва пошел шестой год.

— С картинками… Вот что, скоро начнут прибывать гости, лорд Альвис с сыном и женами обещали быть еще до полудня. Пойдемте лучше встречать их в сад.

Счастливая Азура мигом забыла и про Конгуса, и про учебник, вскочив с места единым порывом. Прогулки в саду она любила.

А потом действительно прибыл старый лорд, — по правде сказать, большинство лордов казались ей старыми, исключение составлял только дядюшка Кайцу Боранжо и ее отец, лорд Гор Дилунно, — на них вообще никогда не распространялись никакие рамки! — а вместе с ним и его сын Цуро — ее давний партнер по всем играм и шалостям. Как и отец, Цуро никогда не мог ей отказать, хоть часто и ныл на тему: «это делать не подобает, а за это нас еще и накажут». Пф!

Вот и в тот день, Азура сразу же, как только подобающим образом поклонилась старому лорду, схватила опешившего Цуро за руку и потащила прямиком на кухню — пробовать угощение, совать пальцы в патоку и варенье из гойков — вкусных ягод, растущих только на болоте, — и даже выпросить с собой тарелочку каадо (которую тут же сунула в руки Цуро — он гость, его ругать будут меньше!).

Вскоре они уже сидели в покоях Азуры, посреди игровой комнаты — прямо на полу! Меж ними стояла тарелка каадо, откуда они по очереди подцепляли лакомые кусочки острыми шпажками, и Азура показывала своему верному другу ту самую книжку… с картинками земных рыцарей. Она перевернула голопласт, и перед раскрывшим рот от восторга Цуро предстала движущаяся голограмма — там рыцарь в сияющих доспехах (красиво, но, по мнению Азуры, абсолютно неудобно) и золотой короной на шлеме впереди большого войска проскакал к возвышающемуся над странным земным лесом старинному замку. Король-рыцарь вскинул руку с мечом, — на нем тут же заиграли солнечные блики, — и из окна самой высокой башни выглянула прекрасная принцесса! У Азуры, как всегда, перехватило дыхание от этой сцены. Сильнее на нее действовала только та, где рыцарь сажает освобожденную принцессу на странное ездовое животное, и та снимает с его головы шлем и дарит короткий поцелуй.

— Видишь, какая она красивая? — Азура любовно погладила уголок книги и потянулась за последним кусочком каадо.

— Прям как ты! — тут же выдал Цуро, а потом, как всегда, смутился.

Азура уже привыкла, что друг иногда стесняется произносить самые очевидные вещи, и не обратила внимания.

— А что еще делают эти… рыцари, ты знаешь?

Все-таки, Цуро тоже понравилась книжка!

— Нет, мой отец пока не дарил мне других земных книжек. Но, если хочешь, — добавила она, зная ответ, — я его попрошу привезти еще.

Цуро опять смутился и промямлил что-то, что можно было трактовать, как угодно. Но Азура и так знала, что тот, конечно, посмотреть еще одну историю про принцессу не откажется. Она закусила губу, что-то прикидывая, легко вскочила и уверенно ухватилась за воздушную ткань занавески, дергая на себя. У Цуро, кажется, глаза на лоб полезли, что рассмешило Азуру на столько, что та даже бросила свое занятие.

— Зачем ты это делаешь? — он оглянулся на дверь, проверяя, не видел ли кто.

— Ты сам сказал, что я, как принцесса, — пояснила Азура очевидное, — значит, мы сейчас будем играть в принцессу. А принцессе нужно платье! Давай, — притопнула она ножкой, видя его нерешительность, — помоги мне его добыть.

— Разве принцессы добывают платья?.. — сделал последнюю (глупую и бесполезную, как считала Азура) попытку отвертеться мальчишка, — вот все они такие! — но все-таки поднялся и неуверенно взял из ее рук край занавеси. — Я думаю, им должны шить одежду портные… или…

— О, какой ты сегодня скучный! — пробурчала принцесса-без-платья. — Это я еще не придумала, из чего мы будем делать корону. А платья им приносят… пажи! Вот, точно! Ты же будешь моим пажом?

Разумеется, отказ не предполагался, но Азура на всякий случай придала лицу то самое выражение, увидев которое, папа никогда не мог сказать: «нет».

— А кто такой паж? — засомневался Цуро. — Я думал, что буду рыцарем… с мечом и… и…

— …в «сияющих доспехах, на вороном коне», — подсказала Азура. — Но, Цуро, у нас нет ни меча, ни этих сияющих штук… и коня нам негде взять. Поэтому ты будешь моим доверенным и самым главным пажом, — закончила она совершенно логично, отчетливо видя, как сдается под «тяжестью» ар-гу-мен-тов Цуро. — Помоги мне с платьем… пожалуйста.

Это была разгромная победа.

Конечно, платье они «добыли», как и соорудили «корону» из драгоценностей леди Милании, второй жены лорда Гора Дилунно (мать Азуры была третьей женой, и звали ее Талиси). Вторую жену Азура по-своему любила, первую, Антери, — побаивалась, а залезть в шкатулку с украшениями матери… никогда бы не посмела. Но нужно же было сделать ей корону! Тем более, Цуро сам сказал, что она совсем-совсем принцесса, — тогда Азура вспомнила про сапфировое ожерелье леди Милании — те камни как раз подошли к цвету ее глаз. А клей… отмоется.

Зато, их выход произвел впечатление на гостей и отца. Цуро, как полагается, нес шлейф ее платья, на голове сверкала драгоценностями корона, загадочно шелестели складками ее одежды… И Азура, сияя улыбкой, подошла к отцу, продемонстрировав, что у нее получается почти-настоящий книксен.

* * *

Азура подперла рукой подбородок, глядя и не видя перед собой ни бокал джаллы, ни начавший пустеть зал ресторанчика. Потому что тогда, много лет назад, следующие полчаса были, пожалуй, самыми счастливыми в ее жизни. Отец тогда, прерывая ропот немногочисленных прибывших заранее гостей, встал перед ней на одно колено, и поцеловал тонкую ручку. А потом велел играть музыку, потому что он не может отказаться потанцевать со своей принцессой.

Конечно, потом им всем влетело: ей — от матери, Цуро — от лорда Альвис, а отцу, как теперь понимала Азура, — от всех трех жен разом. Зато у них было это мгновение, воспоминания о котором согревают спустя много лет.

А Цуро… как был пажом, так и остался. Пусть даже и стал мужем. Почему-то от этого становилось немного горько. Впрочем, Азура взглянула за окно и, увидев чистые улицы, выбросила из головы все лишнее.

Пора было возвращаться домой. По крайней мере в тот… дом, где ее ждали, пусть даже это был всего один маленький нарн.