Луна в третьем доме, или Скептики будут посрамлены (джен)

Сначала в него полетел недочитанный «Ведьмополитен», а затем — шелковый пеньюар.

— И не смей больше являться в спальню в подобном виде! — прошипела ему разгневанная эриния, еще недавно казавшаяся женой, перед тем как с грохотом захлопнуть дверь у самого его носа. — И учти, я не намерена терпеть в своём доме пьянства! Я Блэк, и предпочту остаться вдовой, чем считаться женой опустившегося никчемного типа! — глухо донеслось из-за двери, а затем послышались первые всхлипы.

— Ну какой же я опустившийся пьющий тип, — пробормотал Люциус, набрасывая на плечи лавандовый пеньюар жены — и пьяно икнул.

Эту ночь он беспокойно провёл в одной из гостевых комнат — никак не мог удобно устроится и постоянно мёрз, не находя привычного тепла рядом. Проснулся он поздним утром, и через силу вливая в себя антипохмельное, заботливо принесённое эльфом, который, кажется, тоже взирал на него с немой укоризной, задумался.

Его супруга не имела обыкновения разбрасываться пустыми угрозами, и если дело дошло до фамильного наследия Блэков, то это явно грозило бедой. Последний раз, на его памяти, это кончилось сущим бедствием в виде визита любимой тёщи, загостившейся у них на два месяца, и даже Тёмный Лорд на этом фоне бледнел… хотя бледным он выглядел в принципе, впрочем, как и сам Люциус после возвращения из Азкабана.

Но что он мог с этим поделать?! Да! Пожалуй, он иногда позволял себе лишний бокал — а кто бы ни позволял на его месте? Когда северное крыло, словно приспешники Гриндевальда Бельгию в сороковом, оккупировал Тёмный Лорд, а толпа разномастных сомнительных уголовников топчется по дорогому паркету, даром что половина из них друзья или родственники. А Нарциссе будто бы всё равно — знай себе гоняет эльфов за льняными салфетками!

Конечно же, он честно пытался взять себя в руки — и ему бы всё удалось, если бы не мерзавец Долохов. Но он попытался снова, а затем снова и снова, и ещё несколько раз после именин Гойла. И вот теперь ситуация повернулась такой стороной, что решение требовалось незамедлительно, и первое, с чего следовало начать — с кем-нибудь посоветоваться.

Конечно же, первой пришедшей ему голову кандидатурой был Снейп, но, лишь представив его презрительный взгляд, Люциус испытал изжогу. Да и что бы тот понимал в семейных делах, если до сих пор не женился!

По той же причине путём долгих и довольно путаных размышлений Малфой отмёл близких друзей семьи и остановил свой выбор на человеке, с одной стороны, не слишком уж близком — но, с другой, всё же практически родственнике, который, пребывая в сходной ситуации, справлялся с ней на удивление легко. И не прогадал — тот с энтузиазмом вызвался мужу кузины жены помочь. Впрочем, когда Торфинн Роули сунул ему адресок, написанный на вырванном из блокнота обрывке, Люциус отнёсся к этой идее скептически.

— Понимаешь, — сказал ему собрат по несчастью, — всё дело в том, что у тебя забит основной канал и явно пробои в ауре. Со мной тоже было что-то подобное, ну ещё бывшая прокляла… Ну та, которая совсем бывшая, ты же знаешь, я после того как женился больше ни-ни… В общем, сплошной застой в нижних чакрах, и вот, после буквально десятка сеансов, я словно родился заново! Уж не знаю, что именно она делала, но всё как рукой сняло!

— Что, даже метка зудеть перестала? — иронично уточнил Люциус, повертев адрес в руках.

— Вот не поверишь! — расплылся в улыбке довольный Роули. — Сам посмеялся бы, но это же знания предков, а не просто палочкой помахать!

— Так уж и знания? — поморщился Люциус. — Роули, ты же серьёзный состоявшийся взрослый волшебник, отец, между прочим, двоих детей, ну какие тайные кельтские ритуалы, если у тебя двоюродная бабка в Норвегии?

— Много ты знаешь! — обиделся Роули. — Вот мы в девяносто четвёртом тоже не верили, и что из этого вышло? Лучше бы просто взял, да сходил — своими глазами бы и увидел! Или вот Эйвери хотя бы спроси, он в ритуалах получше нашего разбирается!

— Ты что, Маркус, там тоже был? — изумился до глубины души Люциус, который с трудом припоминал, чтобы кому-то, за исключением Повелителя, удавалось так просто вытащить домоседа-Эйвери из любимой библиотеки и заставить участвовать в чём-то сомнительном.

— Понимаешь, — охотно принялся объяснять Эйвери, — я всю жизнь всё терял. И когда в последний раз не смог найти свои любимые чайные ложки — помнишь, те, с серебряной филигранью на шесть персон, у них еще черенки каждый своим цветком были украшены? Вот только две и осталось — с ландышем и барвинком, — он тяжело вздохнул. — Незабудка, мак, нарцисс и колокольчик просто как в воду канули. Я был так расстроен! Уже подумывал, может быть, они случайно у кого-нибудь из гостей найдутся, но нельзя же просто так посылать к людям домовиков… — он снова вздохнул — и тут же радостно заулыбался. — Оказалось, дело в том, что у меня энергетическая связь с предыдущими поколениями нарушилась по квадре отца! — он неприязненно передёрнул плечами, — Отсюда вся эта моя рассеянность и, между прочим, сладкое я по этой же причине всё время таскал — это же сколько сил утекало мимо, вот организм и справлялся как мог. А уж как мне сложно было достичь гармонии с внутренним миром! Зато теперь с предками у меня всё в порядке, я с ними даже поговорил! Знаешь, сколько они, эти духи, знают? Они мне и ложечки отыскали, и все мои любимые галстуки — а уж сколько вернулось книг!

— Да что книги! — перебил его Роули. — Ты, Люциус, лучше МакНейра спроси! Спроси, что для него сделали!

— Ты-то там что забыл?! — изумился Люциус, глядя на внушительную фигуру шотландца. — С тобой-то что не так?

— Действительно, — с досадой ответил МакНейр. — Что со мной вообще может сделаться? А что мне уже сорок три — а я до сих пор один, как какой-нибудь одноногий аврор на пенсии, это уже не считается? Ты хоть раз задумался, какая у меня кармическая нагрузка с этой работой, а еще друг! — он сжал кулаки и запальчиво отвернулся.

— И знаешь, в чём оказалось дело? — продолжил за него Роули. — Уолден же по друидскому гороскопу ясень, а по энергетической сигнатуре — дуб.

— Ну, я еще в школе подозревал что-то подобное… — Люциус, изрядно уже сбитый с толку устало потёр переносицу. — Английский дуб это же очень твёрдая древесина…

— Зато пилить тяжело! — буркнул МакНейр. — Не то что некоторых…

— Да причём тут это, я же про палочку — Роули примиряюще замахал руками, — она у него дубовая…

— Дубовая! — весомо подтвердил тот.

— А это же дисбаланс в кроне — Роули указал пальцем куда-то вверх. — И выровнять его могут лишь хвойные — сосна там какая-нибудь или пихта, а они ему ну никак не попадались, а значит что? А значит, явно венец безбрачия!

«На ветках висит?» — чуть было не уточнил Люциус, но вовремя прикусил язык.

— Был венец, — солидно согласился меж тем МакНейр. — И вот когда его сняли, я же на мир иначе начал смотреть! Пошел как-то отнести документы в Отдел домашних вредителей и среди всего этого древнего сухостоя увидел такую ёлочку! — он широко заулыбался и покраснел. — В общем… у меня теперь всегда Рождество, — и он покраснел он ещё больше.

— Ну видишь? — нетерпеливо воскликнул Роули. — Все там были — и всем помогли. Ну неужто, Люциус, тебе даже не любопытно? В конце концов, дюжина галеонов в час — не то, с чем было бы жалко расстаться — ты же не Уизли какой!

Вот так Люциус Малфой и оказался в приёмной мадам Катарины и обнаружил, к своему удивлению, вместо погруженной в полумрак комнаты с хрустальным шаром в центре стола и вычурными курильницам, источающими тяжелый дурманящий дым, вполне респектабельную гостиную, обставленную довольно сдержанно, однако со вкусом.

Единственное, что действительно привлекло внимание — массивный подсвечник на три свечи из старой бронзы. Люциус то и дело возвращался к нему глазами, изучая причудливо извивающийся узор, и едва не пропустил появленье самой хозяйки.

Однако вместо таинственной или хотя бы зловещей фигуры, укутанной в балахон, сродни тем, что так ценил Повелитель, в комнату вошла серьёзная и не лишённая приятности дама в элегантной мантии светло-терракотового оттенка. Мадам Катарина пребывала в том возрасте, который лишь подчеркивает элегантность, однако уже не позволяет женатому человеку отвлекаться на разные глупости.

Беседа началась по всем правилам светского этикета, и Люциус сам не заметил, как, удобно устроившись в кресле, живо втянулся в дискуссию.

— Нет, я не отрицаю полезности прорицания, но эти дешёвые гороскопы — удел юных ведьм, — привычно кривил губы он, потягивая отличный кофе — он ещё не настолько лишился разума, чтобы пить в незнакомых местах травяной чай, однако от кофе всё же не отказался, так как вчерашний вечер всё еще давал о себе знать. — И все эти жёлтые ленты, обвязанные вокруг дубов в летнюю ночь — для экзальтированных скучающих дам, но не для серьёзных волшебников, знакомых с классическими трудами.

— Мне понятен ваш скепсис, — отвечала она, ненавязчиво отразив его позу. — Однако не следует забывать, что многое из достояния наших предков мало изучено и зачастую самые прогрессивные методы современной магии не более чем бледная копия той силы, которой они владели. Я не стану называть громких имён, вы сами их хорошо знаете… Мы говорим о нашем наследии, и отвергать эти знания неразумно. Но вы деловой человек, и пришли сюда не просто из любопытства? — улыбнулась она той сдержанной полуулыбкой, какой Люциус привык улыбался сам, когда был готов перейти от словесных кружев чуть ближе к делу, и это заставило его почувствовать себя немного увереннее.

— Пока я слышу лишь общие фразы, — столь же сдержанно улыбнулся он. — Вы собираетесь поразить меня чудесами, достойными Мерлина и Слизерина? Поможете восстановить астральные связи с предками? — он снова задержал взгляд на подсвечнике и задумчиво постучал по металлу ногтем.

— Настоящее чудо — это готовность изменить свою жизнь к лучшему. И прежде чем вы решитесь на такой важный шаг, давайте попробуем изменить хотя бы ваше сегодня. Вы же не будете отрицать, что практически не высыпаетесь и испытываете огромный стресс. Боли в висках, приступы… меланхолии, — проницательно заметила мадам Катарина, и Люциус внутренне с ней согласился: да, именно приступы меланхолии были корнем его проблем. Какое удивительно подходящее слово! Каждый имеет право на меланхолию. — Полагаю, что в вашей жизни есть сильная личность, подавляющая ваше духовное я, и именно с этой проблемой мы будем бороться, — Люциус почувствовал побежавший по позвоночнику холодок и невольно вздрогнул.

— Вы имеете в виду… — он не закончил фразы.

— Я говорю, прежде всего, о вашем магическом поле, — успокаивающе улыбнулась она. — На него влияют как реалии окружающего нас сурового мира, так и магические поля других существ, присутствующих зримо или не зримо. И вы можете и имеете право себя защитить. Вы готовы сделать шаг к лучшему будущему?

Люциус готов не был, но перспектива казалась ему заманчивой и ничем не грозила. Ведь даже если он прикоснется к этим сомнительным знаниями, ничего страшного не случится, тем более, это был не самый худший способ провести время в приятной компании.

Они поговорили ещё, и после второй чашки кофе он и сам не заметил, как начал жаловаться этой приятной даме на измучившую его в последнее время неуверенность в отношениях с женой, а потом заговорил и о других терзавших его жизненных неурядицах.

Через два часа, едва заметно благоухая жжеными листьями папоротника, Малфой с лёгким сердцем оставил в массивной хрустальной вазочке горку монет. Избавившись от груза давивших на плечи проблем, он словно окрылённый новыми силами внезапно для себя принял решение посетить Гринготтс и совершить пару финансовых зарубежных вложений, которые в будущем должны окупиться сторицей. И всё это время его не покидала мысль, что стоит отправить к этой мадам ещё Родольфуса. Чем, в конце концов, Мордред не шутит — может, и ему стоит если не чакры открыть, то хотя бы глаза, и тогда у него всё наладится?

* * *

Немногим позже в этот судьбоносный для Люциуса Малфоя день в архиве Отдела Тайн заняла своё место аккуратная серая папка. «Подопытный Л-12/35» — было выведено на сером картоне изящным почерком. В финансовой же отчетности добавилась новая строчка о добровольных пожертвованиях в размере двадцати четырех галеонов с пометкой о том, что ожидаются регулярные поступления.

— Если так и дальше пойдёт, — рассуждал на очередном совещании, потрясая бумагами, возглавлявший Отдел Сол Крокер, — то уже к концу года мы закроем дыру в бюджете, которую, за неимением лучшего слова, проели эти ваши, Руквуд, соратники.

— Одних только хрустальных шаров, не говоря о ремонте зачарованных стеллажей, Августус! — привычно сокрушался из своего угла хранитель Зала Пророчеств Эней Воблатски, а его коллега из Залов Времени, насупившись, красноречиво молчал.

— Вот почему сразу Руквуд? — искренне возмутился тот. — Сколько мне это будут ещё вспоминать? Я кабинетный ученый, и никак не возьму в толк, почему должен отдуваться ещё и за полевых исследователей. Что тогда, в семидесятых, что сейчас — и не нужно мне говорить о нехватке рабочих рук. Я до сих пор не понимаю, зачем было отрывать меня от исследований в Азкабане. Я уже вышел из того возраста, чтобы на перегонки носиться со школьниками по коридорам! Может, мне ещё Хогвартс прикажете штурмовать? Да я лучше выйду на пенсию!

В кабинете поднялся согласный гул, и Крокер был вынужден применить Сонорус:

— Коллеги, коллеги, надбавки и пенсии мы обсудим как-нибудь в другой раз, хотя я бы хотел заметить, что ситуация для нас сложилась непростая, и всё чаще в Министерстве звучат три непростительных — оптимизация, инспекция и сокращение фондов, но это не повод вносить путаницу в отчеты. «Лорд По-Министерским-Грантам-Пролёт и его верные Пожиратели Премий», может быть, и являются частью нашей прискорбной действительности, но я не намерен терпеть их в официальной документации, — он укоризненно обвёл взглядом собравшихся. — Мы же серьёзная организация, а не какой-нибудь балаган! Теперь переходим к следующему пункту повестки. Итак, миссис Забини, что у нас с натуральным пищевыми добавками?