Сквозь время (гет)

Не так трудно умереть за друга, как найти друга, который стоил бы того, чтоб умереть за него

©Эдвард Бульвер-Литтон

Боль. Эта чёртова боль теперь преследовала её постоянно, куда бы она ни пошла, где бы она ни была. Сбежать от неё было невозможно, ведь это та боль, от которой нигде не скрыться и которую нельзя ничем заглушить — душевная. От неё хотелось выть волком, биться головой об стену, царапать землю руками, но всё, что она могла сделать с ней — это принять её и нести всю свою жалкую, никчемную жизнь, глухо стонать и пытаться делать вид, что всё в порядке, что она справится с ней. Но это казалось нереальным, оставалось только нести эту ношу на своих плечах и не позволять ей раздавить себя раньше времени.

Иногда ей казалось, что она уже сломлена, что сил больше нет выносить всё это, но она смотрела на Гарри, на тех, кто ещё остался жив, и ярость поднималась в её душе, вытесняя всё остальное, ярость на тех, кто отнял у неё всё, кто отнял у них всё, всё, что у них было! В такие моменты она понимала, что у неё ещё остались силы бороться, что пока они вместе, они смогут всё выстоять и выдержать, и, быть может, даже победят в этой войне.

Нет, не так. Они точно победят в ней. Сдохнут сами, но победят.

Вспышки проклятий летали по полю, пронизывая холодный морозный воздух своим сиянием и взлетая вверх разноцветными снопами искр. Девушка словно сквозь вату услышала страшные слова, произнесённые одновременно двумя врагами:

— Авада Кедавра!

Она видела, что Гарри приходится туго, у него почти не осталось сил на эту дуэль — ведь в отличие от Волан-де-Морта, который сражался не своими руками, им приходилось самим сражаться с Пожирателями. Она рвано вздохнула, присела и положила обе ладони на промёрзшую землю, тихо и чётко выговаривая заклинание. Из-под её рук начали тянуться нити серебряного цвета, они проложили дорожку и, переплетаясь в причудливых узорах, продолжали тянуться к Гарри, пока не исчезли в его теле. Всё новые и новые нити выходили из-под ладоней Гермионы и исчезали, когда прикасались к Гарри.

Она видела, как её силы начинают наполнять его тело, она видела, как Волан-де-Морт под натиском её друга отходит назад, она видела, как его Авада становится почти тонкой и незаметной, в отличие от Авады Мальчика-Который-Выжил, которая только разрасталась всё больше и больше. Она видела, как они, наконец-то, побеждают. Она знала, что ей нельзя отвлекаться. Знала.

… Но забыла.

Девушка даже не поняла, что происходит. Она просто услышала отчаянный крик Пэнси Паркинсон и обернулась, чёрт возьми, всего лишь на секунду, чтобы убедиться, что с подругой всё в порядке. Но ничего не было в порядке, и этой секунды хватило с лихвой, чтобы дать произойти тому, что произошло в следующие минуты.

Буквально через мгновение Гермиона увидела, как Гарри, её милый, добрый, храбрый Гарри отлетает назад. И больше не встаёт. Она слышит чей-то ещё отчаянный вопль «Нееет!» и понимает, что это кричит она сама, ей кажется, что её тело парализовано, но спустя миг ноги сами несут её к парню, чтобы посмотреть и сказать «Ты жив, всё будет хорошо». Чтобы услышать, как слабо бьётся его сильное сердце.

Она падает на колени рядом с ним и понимает, что слишком поздно, он уже мёртв. И она ему не поможет. Она слышит свои крики, наполненные болью и страданиями, и, словно сумасшедшая, начинает покачивать его тело у себя в руках, надеясь, всё ещё надеясь, чёрт побери, что он откроет свои зелёные глаза и продолжит сражаться вместе с ними.

Качаясь с телом своего друга вперёд-назад, Гермиона отстранённо подумала, что хуже уже быть не может, что больнее уже просто не может быть, но она ошиблась в этом. Потому что в следующую секунду она слышит знакомый голос, такой родной, любимый и такой… холодный, в котором не было места для сострадания, также, как и в сердце обладателя этого голоса не было места для неё:

— Авада Кедавра!

Она подняла голову, чтобы посмотреть, как в неё летит зелёный луч смерти, а ещё… чтобы посмотреть в ледяные глаза милого, неуклюжего, её Рона, который уже мёртв. Того Рона больше нет. Она подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза и понять, что её мир разрушен и сожжён. Она слышала, как что-то надорвалось в ней, внутри, где-то глубоко — это была жажда жизни.

На краю угасающего сознания она слышала, чувствовала каким-то немыслимым образом, как одновременно в неё пустили ещё три Авады, но ей уже было всё равно, она только прикрыла глаза, наслаждаясь тем, что её израненное и усталое тело проваливается в спасительную и такую долгожданную темноту…