О множественности миров. Серия 4 (джен)

На обед Родольфус пришёл в столовую — и, сев за стол, первым делом обратился к Андромеде:

— Я был вчера непозволительно резок — и должен принести свои извинения.

— Хорошо, — после долгой паузы сказала она. — Должна предупредить — мои внуки сегодня здесь, и, если ты решишь сесть с нами за стол, тебе придётся вести себя прилично. Мне ты можешь говорить всё, что угодно — я и не такое слышала — но тревожить их я тебе не дам.

— Я не собираюсь тревожить детей, — спокойно сказал он, — не беспокойся.

— Эльфы будут предупреждены, — без малейшего доверия предупредила она — и продолжала накрывать на стол.

Дети появились, едва только их позвали — и, увидев Родольфуса, остановились на пороге. Мальчик мгновенно расправил плечи и шагнул вперёд, загораживая и защищая собой сестру, и сжал губы, глядя на Родольфуса исподлобья. Его волосы приобрели насыщенно багряный цвет, а нос заострился.

— Ну, идите же, — позвала их Андромеда. — Или вы боитесь?

— Не боимся! — они оба вздёрнули вверх подбородки и пошли к столу.

Во время обеда Родольфус искоса смотрел на детей, ища в девочке знакомые черты — и, разумеется, тотчас же их находя. Девочка — Мордред, как же её зовут? — хмурила брови, как Рабастан, у неё были его лоб и подбородок. А вот волосы — явно наследство Розье. А мальчик... ну что мальчик? От Блэков в нём не было ничего — разве что характер. А так — точная копия папаши-оборотня.

Впрочем, как он ни старался, дети явно чувствовали его внимание — и, похоже, оно им не нравилось. Ели они медленно и вяло, то и дело переглядываясь то друг с другом, то с Андромедой — а потом вдруг, словно сговорившись, совершенно неприкрыто, в упор уставились на Родольфуса.

— Родольфус, — наконец проговорила Андромеда, — ты, возможно, хотел что-то сказать моим внукам? Ты на них так смотришь — с ними что-то не в порядке? Волосы, одежда, может быть?

— Нет, — пожал он плечами, — с ними всё в порядке. Прошу простить, если мой интерес показался вам излишне навязчивым.

— Почему вы на нас смотрите? — вдруг спросила девочка, поджимая губы невероятно знакомым движением. — Вы ведь не Родольфус, верно?

— Я Родольфус Лестрейндж, — сказал он, смотря на дочь Рабастана, — могу поклясться. Хоть Мерлином, хоть Морганой.

— Но на нём сейчас проклятье, — сказала Андромеда. — Которое, я надеюсь, скоро можно будет снять. Не бойтесь — вам вреда он не причинит.

— Мы не боимся! — почти хором воскликнули они.

— Это правильно, — серьёзно сказал Родольфус, — бояться нельзя. Страх убивает душу вернее дементора.

— Вы их видели? — спросил мальчишка. Мордред, как же их зовут? Ему ведь говорили!

— Дементоров?! — поддержала девочка.

— Видел, — кивнул он, — неоднократно и очень близко. Кажется, даже научился различать.

— А они какие? — продолжал расспрашивать мальчишка.

— У них правда глаз нет? — добавила его сестра.

— И ртов?

— И кожа облезает?

Родольфус усмехнулся — и начал обстоятельно рассказывать про дементоров. Надо же, что их заинтересовало. Кровь есть кровь — Блэков всегда тянуло к тёмным искусствам. Как и Лестрейнджей, впрочем.

— А почему вы тогда не умерли в тюрьме? — спросила, наконец, девчонка. — Ну, вы так рассказываете, что получается, что вы должны бы были умереть — а не умерли.

— В самом деле, — совершенно неожиданно поддержала её Андромеда, — почему?

— А я оказался невкусным, — совершенно серьезно ответил Родольфус, — вот и не умер.

— А почему? — не желала отставать девчонка. — А ваш брат, — добавила она осторожно, — тоже?

— А вот он был слишком вкусным, — вздохнул Родольфус, — так же, как и Беллатрикс.

— Но они же там не умерли? — проявила неожиданную осведомлённость девчонка.

— Дельфи, — наконец одёрнула её Андромеда. — Мне не кажется, что эта тема уместна за столом.

— Всё равно никто уже не ест! — мгновенно парировала та. — А нам интересно! Ну, они же ведь не умерли! — продолжала она настаивать.

— Там, в тюрьме, — уточнил её брат.

— Не умерли, — согласился Родольфус.

Значит, Дельфи. Имя не Лестрейнджей — а, скорее, Блэков. Интересно, кто его дал? Белла? Рабастан? Не Лорд же — к чему давать имя инструменту?

— А почему? — спросила Дельфи с той самой настырностью, которая в детстве отличала Рабастана.

Андромеда почему-то больше её не останавливала и сама смотрела на Родольфуса с пристальным, хоть и настороженным и холодным, интересом.

— А дементоры предпочитали растягивать удовольствие, — усмехнулся одними губами Родольфус, — иначе потом им просто было бы нечего есть. Это на воле они убивают сразу — а в Азкабане вынуждены подчиняться правилам. Хотя им это очень не нравилось.

Девочка вдруг потянулась через стол и сочувственно и очень серьёзно погладила его по руке.

Он застыл, боясь пошевелиться — прикосновений других людей он не любил с детства, да и не приняты были у Лестрейнджей такие проявления чувств — один только Рабастан, как обычно, плевал на то, что принято, а что — нет. И теперь вот его дочь...

— Благодарю, — почти беззвучно сказал он и торопливо поднялся из-за стола. — Я должен идти.

* * *

Родольфус проснулся от торжествующего хохота Беллатрикс, звучавшего совсем рядом, словно в соседней камере.

— Наш Повелитель вернётся! — кричала Белла. — Он вернётся, ты слышишь! Вернётся — и будет править миром!

— Да уймись же ты, Белла! — не выдержал он. — Сколько можно?!

— О, теперь и Лестрейндж свихнулся, — раздался глумливый голос Роули, — будут на пару с Трэверсом восьмирогов по стенам ловить.

— Восьминоги по стенам не ползают, — возразил МакНейр. — Не умеют потому что. Их спектр перемещений приблизительно равен человеческому.

— Уолли, — изумился Селвин, — ты ли это? Я думал, ты и слов-то таких не знаешь — «спектр перемещений», надо же!

— Его Руквуд покусал, — заржал Роули, — он теперь будет изъясняться, как невыразимец.

— Руквуд не кусается, — возразил МакНейр. — Он не восьминог же.

— А ты их тоже видишь, трэверсовых восьминогов? — спросил Сэлвин с неожиданным интересом. — Или кто у него там — восьмироги?

— Трэверсовых — нет, — хохотнул МакНейр. — Я про настоящих. А его, может, и кусаются — кто ж их знает. Трэверс, у тебя там восьминоги или кто? — крикнул он. — Они как — кусаются, или безобидны?

Вокруг снова заржали, и сквозь этот смех Родольфус услышал робкое:

— Родольфус, вы в порядке?

Эйвери...

— А тут можно быть в порядке? — невесело усмехнулся Родольфус. — Мы все, похоже, постепенно сходим с ума.

— Это потому что нет дементоров, — негромко проговорил Эйвери. — Странно, да?

— Да, — задумчиво сказал Родольфус, — при дементорах это происходило не настолько явно.

Трэверс, сидящий напротив, вдруг зло оскалился и нараспев произнес абсолютно непонятную фразу — и его камеру затянуло серым дымом, на редкость противным, от чего обитатели соседних камер начали надсадно кашлять.

— Трэверс, твою Моргану! — взвыл Роули. — Опять за свое! Лучше б ты землетрясения устраивал или потопы!

— Просто дементоры занимали нас, — откликнулся Эйвери, явно обрадованный ответом Лестрейнджа. — А теперь нам совсем нечем заняться — и мы, запертые сами с собой и друг с другом, теряем разум... Знаете, мне порой кажется, что мы все в конце концов сойдём с ума — и останется один Трэверс. Потому что он настолько давно ходит по грани, что упасть за неё просто не сумеет. Но вы выйдете — вам есть, зачем держаться, — грустно улыбнулся он. — Это здорово — когда есть, чего ждать...

— Мне кажется, что я уже тоже сошел с ума, — устало ответил Родольфус, — только по-своему. Если Трэверс только ходит по грани, то я за этой гранью побывал. И там, за гранью, я был свободен и счастлив — наверное, впервые в жизни — а потом снова вернулся сюда.

— Тебе снится что-то? — спросил Эйвери, сжимая руками решётку — словно бы стараясь оказаться хоть немного ближе. — Но ведь ты же выйдешь — точно знаешь, что однажды выйдешь. И снова будешь счастлив и свободен — насовсем и по-настоящему. Знаешь, иногда мне кажется, лучше бы нас отдали дементорам, — неожиданно признался он, — и тогда всё давным-давно бы закончилось.

— Мне снилось, что я... — начал было Родольфус, но оборвал себя на полуслове — рассказывать про то, что с ним произошло, он не мог. Словно, рассказав об этом, он навсегда потеряет возможность вернуться.

Эйвери ещё долго продолжал смотреть на него с ожиданием и надеждой, но Родольфус так и не сказал ни слова — и, в конце концов, он отошёл от решётки и молча лёг на койку, отвернувшись к стене.

* * *

Белла на портрете встретила его требовательным:

— Ну что? Когда ты приступишь к ритуалу?

— И тебе здравствуй, — кивнул он. — Вот о ритуале я и пришёл поговорить.

— Да о чём тут говорить! — воскликнула она нетерпеливо. — Ты нашёл девчонку — ну так делай! Столько лет прошло — она уже выросла, но это ничего, пока она ещё ребёнок. Она ведь ещё девочка? — требовательно спросила Беллатрикс. — Не успела же она слишком вырасти?

— Не успела,— холодно ответил Родольфус. — Но проблема не в этом. От меня закрыт ритуальный зал — дом и эльфы не считают меня хозяином. Чтобы провести ритуал, нужен здешний Лестрейндж.

— И где я тебе его возьму? — огрызнулась Беллатрикс. — Ты же сам сказал, что вы с ним как-то поменялись... Ну так придумай что-нибудь! Заставь мою сестрицу открыть его тебе!

— Не могу, — ядовито ответил он. — Твоя сестрица далеко не дура, а я здесь фактически пленник. Хочешь новость? — с удовольствием сказал он, — Андромеда решила сделать своего внука Блэком. Больше ведь никого из Блэков не осталось. Как тебе грязнокровный Блэк-полуволк?

— Что?!! — буквально задохнулась Беллатрикс. — Да как она... Да я... Убей её! — выкрикнула она страстно. — Уничтожь и эту дрянь, и её выродков!

— Тебе что нужнее — ритуал или смерть Андромеды? — деловито поинтересовался Родольфус.

— Да при чём здесь... Ритуал, конечно! Но её ты тоже должен уничтожить — и её, и всех её ублюдков!

— Белла, как только мы проведём ритуал — так можно будет заняться следующим по важности вопросом, — терпеливо произнёс Родольфус. — Согласись, что перед возрождением Лорда всё иное просто меркнет. И, поскольку мы определились с приоритетами, то для ритуала мне нужен Рабастан — живой и вменяемый. Кто, кроме него, откроет ритуальный зал и закроет Лестрейндж-холл для посторонних — для Андромеды, для Поттера, который ходит сюда навещать её внука, для то и дело болтающегося тут ручного оборотня Дамблдора? Сам я, повторяю, это сделать не могу — это не мой мир и не совсем мой дом. А Рабастан сделает всё, что я ему скажу. Как он всегда делал.

— Ты прав, — неохотно пробормотала она. — Но ты же сказал, что он не умер — в чём проблема?

— Проклятье удалось как-то стабилизировать, — мрачно ответил Родольфус, — и теперь Рабастан спит. И будить его нельзя — с ним проснётся и проклятье. Так вот, я хочу, чтобы ты объяснила, как это проклятье снять — чтобы не повредить Рабастану.

— Ах, да, в самом деле, — усмехнулась Беллатрикс. — Проклятье. Почему ты вообще думаешь, что его возможно снять? — спросила она насмешливо.

— Потому, что я знаю Блэков, — холодно ответил он. — У вас на всякое заклятье находилось то, что может его отменить — ибо иначе вы бы просто поубивали друг друга. Не так ли, Беллатрикс?

Он хотел добавить — не ты ли убила последнего Блэка? — но решил, что настолько сильно бесить покойную супругу всё же не стоит.

— Ну, может, и было что, — протянула она, пристально его разглядывая. — А что, если этот Рабастан тебя слушать не захочет? Он со мною дрался, между прочим!

— Ты серьёзно думаешь, что Рабастан — в каком бы мире он ни был — не послушает меня? — искренне удивился Родольфус. — Он и дрался-то с тобой потому, что ему так велел брат.

— Ну, возможно, — неохотно проговорила она. — Ладно... Есть несложный способ. Как раз девка та и пригодится, — она хмыкнула. — Сколько ей уже?

— Восемь лет, — ответил он.

«Мерлин, — подумал он, — слава тебе, что у нас с ней не было детей. Мать из неё ещё хуже, чем жена, дочь или сестра. «Девка», надо же!»

— Маловато, — скривилась Беллатрикс. — Она должна заклятье выжечь, — сказала она. — Собственно, только она и может — это разом должен быть и Блэк по крови, и прямой родственник твоего братишки. Повезло ему, — она усмехнулась. — Я надеюсь, ты-то знаешь, как заклятья выжигают? — саркастично поинтересовалась она.

— Знаю, — тихо ответил он. Он действительно знал — как знал и то, насколько это может быть опасно. Тем более, для восьмилетнего ребёнка. Но показывать Белле своё беспокойство было нельзя.

— Ну, так научи её — и... Только она должна выжить! — сурово напомнила Беллатрикс. — Мозг ей ни к чему — пусть хоть полностью его лишится — а вот тело нужно! — проговорила она страстно. — Ты, надеюсь, сможешь это обеспечить? Тело нужно целиком — никаких сгоревших рук! — предупредила она.

— А почему мозг не критичен? — поинтересовался он, мысленно кривясь от отвращения. — Вернее, его отсутствие?

— Он не нужен, — дёрнула плечом Беллатрикс. — Руди, я же образно! — рявкнула она. — Я имела в виду, ничего не будет, если девка тронется умом — выжигать-то! Ты совсем кретин?!

— Как скажешь, — кивнул Родольфус. — Итак, я тебя слушаю.

— Да я всё сказала, в общем-то, — фыркнула она. — Проявить заклятье их с ним кровью — да и выжечь. Будет больно, — предупредила она мстительно. — Обоим. Никаких других заклятий в это время ни на кого из них накладывать нельзя. Всё обычно, видишь? Правда, — добавила она, — девка должна захотеть ему помочь. Сама. Тут тебе придётся думать.

— Я подумаю, — пообещал он и распрощался.

«Адским пламенем бы тебя, — подумал он, выйдя из комнаты и накладывая новый виток запирающих чар, — тварь».

* * *

Дождавшись, когда на обеде снова встретятся дети и Падма Патил, Родольфус с мягкой настойчивостью попросил:

— Мисс Патил, не могли бы вы рассказать мне о Басти? О здешнем Басти, который защищал Хогвартс.

— Зачем? — удивилась та, без особенной симпатии поглядев на него. — Это ведь не ваш мир, и вы вряд ли поймёте и одобрите его, не так ли?

— Да, — согласился он, — не мой. Но Басти мой брат, в каком бы мире он ни был. Мне просто хочется узнать его с другой стороны.

— Я не знаю, что рассказывать, — Падма нахмурилась. — Он не вёл у нас уроки — только занятия в дуэльном клубе. Вместе с профессором Флитвиком, — добавила она. — Он учил нас драться — так же всерьёз, как и... — она запнулась было, а потом, усмехнувшись, нашла формулировку: — Как и его брат, но у него это выходило веселее и не походило на урок.

— Уроки он недолюбливал, — кивнул Родольфус, — это верно. Он любил дуэли — как искусство, конечно. Он был азартным, Басти, и увлекающимся.

— Он не был — он есть, — поправила она резковато. — Впрочем, в остальном вы правы — он учил нас разнице между настоящим боем и дуэлью — и я не знаю, что ему больше нравилось.

— Есть упоение в бою, — негромко произнёс Родольфус. — Мой брат умел находить его и в дуэли, и в полётах... Мне иногда казалось, что он сродни стихии. Не морской, как все Лестрейнджи — а скорее, воздушной. С этой его лёгкостью, порывами, свободой... А теперь он лежит, скованный проклятьем и неподвижный, как камень... Простите, — он опустил голову, — мне не стоило поднимать эту тему.

— Воздух, — повторила Падма. — Может быть... Он любил летать — даже в битве он был среди тех, кто защищал школу в воздухе. Так и оказался в той башне, где встретился с вашей... со своей невесткой. И спас Тонкс... но вам, вероятно, неприятна эта мысль, — она склонила голову, словно извиняясь, и умолкла.

Дети всё это время сидели молча и лишь переглядывались, порой, впрочем, словно собираясь что-нибудь спросить, но так и не решились.

— Я думаю, он был бы рад, что не всё было зря, — серьёзно ответил Родольфус.

— Он бы был, — кивнула Падма.

— Если бы не он, у нас не было бы мамы, — почему-то очень осуждающе сказала вдруг девчонка. Дельфини.

— Я понимаю, — повернулся к ней Родольфус, — это очень больно и страшно — потерять родного человека.

— Мы не потеряли бы её, — возразила та. — Мы бы с ней не познакомились. Это ещё хуже!

— Ты думаешь? — задумчиво спросил он. — Возможно, ты и права. Что хуже — знать человека и потерять его, или не знать — и тоже потерять? Говорят, что несбывшееся больнее того, что всё-таки было. И мой брат дал сбыться вашему детству — с мамой.

— Не твой брат, — не выдержала, наконец, Андромеда. — Рабастан — не твой брат. Этот Рабастан, — подчеркнула она. — И довольно. Мне не кажется эта тема подходящей для застольной беседы. Все мы помним, чем обязаны Рабастану — но к тебе это не имеет никакого отношения.

— А тот, другой Рабастан, так бы сделал? — спросила, кажется, не слишком обратив внимание на бабушкины слова, Дельфини.

— Нет, не сделал, — отрезала Андромеда. — Ни он, ни, тем более, тот, кого вы видите перед собой. Не так ли, Родольфус?

— Я не знаю, как бы поступил мой брат там, — тихо ответил Родольфус, — но, скорее всего, он пошел бы за мной. Как делал это всегда. И как сделал это здесь, в этой реальности. И ты права, застольная беседа — не лучшее время и место для таких разговоров. Мне просто захотелось узнать того Рабастана, которым мог стать мой брат.

— Твой брат не смог бы стать таким, — сухо проговорила Андромеда. — Как ты правильно сказал, он пошёл бы за тобой — а уж ты, как я понимаю, до конца был верен Волдеморту. Всё, оставим это, — почти приказала она.

— Оставим, — согласился Родольфус. — Я покину вас, дамы — мне бы хотелось побыть с Рабастаном.

* * *

Родольфус зашел в комнату брата и привычно поздоровался:

— Здравствуй, Басти.

Он никогда не забывал это сделать — и всякий раз с какой-то безумной детской надеждой ожидал, что в лице брата хоть что-то изменится. Тщетно.

— Почитать тебе? — спросил он, доставая с книжной полки одну из стоящих там книг. — О, «Сказки барда Бидля». Не знал, что она у тебя.

Он раскрыл книгу — наугад, где придётся — и начал читать о Дарах Смерти.

Какая ирония — надо же было открыть книгу именно на этой сказке, самой... несказочной из всех. Впрочем, он всё равно читал — а когда дошёл до сцены, где Певерелл дарит мантию своему выросшему сыну, увидел, как дверь чуть приоткрылась, и в щели блеснули чьи-то глаза.

— «Встретил он Смерть, как давнего друга, и своей охотой с нею пошёл, и как равные, ушли они из этого мира», — дочитал Родольфус последние строки и закрыл книгу, глядя на неподвижно лежащего брата.

И старательно не замечая приоткрытую дверь.

За дверью, наконец, тихо кашлянули и постучали.

— Сэр! — раздался из-за неё мальчишеский голос. — А можно вас спросить?

— Спрашивайте, — согласился Родольфус. — Но, возможно, вам лучше войти?

— А можно? — отозвался мальчик и первым вошёл в комнату. Сестра... хотя какая она ему сестра? Дельфини шла следом, но остановились они рядом и немедленно взялись за руки. — Сэр, — осторожно начал мальчик, — нам сказали, вы... не совсем вы, — дети переглянулись и подбадривающе кивнули друг другу. — Что вы... из немного другого мира. Да?

— Да, — кивнул Родольфус, — но об этом лучше не говорить ни с кем чужим.

— Это мы понимаем, — кивнул мальчишка. — Но ведь с вами можно?

— Можно, — слегка улыбнулся Родольфус.

Отлично. Дети любят всё таинственное и необычное — по Рабастану он помнил это очень хорошо. Его дочь ничем не отличалась от отца — вот и сейчас в глазах девочки (Дельфини — напомнил себе Родольфус), горело знакомое пламя азарта.

Впрочем, как и в глазах мальчика. Кровь Блэков, даже разбавленная, давала себя знать.

— Сэр, — продолжал мальчишка, вновь переглянувшись со своей «сестрой», — а как так получилось?

— И мы тоже можем так? — не выдержала девочка. Дельфини. — Мы же есть там тоже, да?

— Я до сих пор не понимаю, как это получилось, — ответил Родольфус мальчику, — но не думаю, что это хорошая идея. — Он повернулся к Дельфи. — Там... есть твой брат, но нет тебя.

— Я там всё-таки, значит, умерла? — тихонько спросила девочка. Брат порывисто стиснул её руку, и она, ответив на рукопожатие, спросила: — А мама? Мама наша там жива?

— Нет, — покачал головой Родольфус, — так же, как и ваш отец, — и он перевёл глаза на мальчика. — Мой мир оказался более жестоким, чем ваш.

Они вздрогнули и попятились — инстинктивно, оба, продолжая так же крепко держать друг друга за руки. Некоторое время они молчали, осознавая и обдумывая услышанное, а потом девчонка спросила:

— Вы, наверное, возвращаться не хотите?

— Кроме «хочу», есть еще слово «должен», — Родольфус на мгновение прикрыл глаза. — Там мой мир и мой брат. И там теперь тот, другой Родольфус — а это неправильно. Он должен быть здесь — с теми, кто его ждёт и любит.

«Мерлин, — подумал он, — я так скоро и о силе любви заговорю».

— Мы хотим, чтоб он вернулся, — твёрдо сказал мальчик. — Но если даже вы не знаете, как сюда попали, как же вы вернётесь?

— Я думаю, — медленно сказал Родольфус, — что я попал сюда, чтобы помочь своему брату. И если бы мне это удалось, то я смог бы вернуться. Но, боюсь, мне это не удастся. Никогда.

— Но никто не знает, как ему помочь! — взволнованно сказала девочка.

— Погоди, — одёрнул её брат — и спросил Родольфуса с надеждой: — А вы знаете?

— Я это узнал, — устало ответил Родольфус, — недавно. Это семейное проклятие Блэков. И снять его может только тот, в ком есть кровь Блэков — и кто искренне захочет помочь. Я хочу помочь — я отдал бы свою жизнь вместо него, — сказал он абсолютно искренне — он вообще старался говорить только правду. — Но вот крови Блэков во мне нет. А значит, мой брат обречён — и мне не вернуться назад. Так же, как не вернуться здешнему Родольфусу.

Он встал — и отошёл к приоткрытому окну.

«Мерлин, — взмолился он, — я сделал всё, что мог. Помоги мне!»

— Значит, это может сделать бабушка! — радостно воскликнула Дельфини. — Она сделает, я знаю — расскажите ей, как!

— Она ждёт ребенка, — укоризненно ответил Родольфус. — Разве можно ей так рисковать?

— Ну, так он же скоро родится! — не смутилась девочка. — Надо подождать немного — и всё! Ну, — добавила она уже не так уверенно, — и ещё есть мама...

— Ритуал потребует много сил, — покачал головой Родольфус, — а ребенок должен не только родиться, но и окрепнуть — нет, это исключено. А ваша мама, — он задумчиво посмотрел на детей, — вряд ли искренне захочет помочь Рабастану. Нет, я не сомневаюсь, она не откажет — но этого недостаточно.

Дети замолчали, а потом, переглянувшись, зашептались друг с другом так тихо, что Родольфус не мог ничего расслышать. А потом мальчишка... драккл, да как его зовут-то? — сказал серьёзно и решительно:

— Мы же тоже Блэки. Мы хотим помочь.

— Вы Блэки, — Родольфус еле сдерживал радость, но торопиться было нельзя, — но вы ещё пока только дети.

— То есть, мы тоже не подходим? — спросил он расстроенно и, как показалось Родольфусу, даже разочарованно.

— Есть же ещё миссис Малфой! — вдруг вспомнила Дельфини. — И её сын есть тоже — они ведь тоже Блэки, и уже совсем не дети! Они ведь знали Рабастана, они наверняка захотят помочь!

— Если бы они хотели помочь, — негромко сказал Родольфус, — то неужели за столько лет они бы этого не сделали?

— Но они же не знают, что это можно! — горячо проговорил мальчишка. — Скажите им!

— Это заклинание Блэков, — терпеливо повторил Родольфус, — причём семейное. Вы полагаете, что миссис Малфой — урождённая Блэк — могла его не знать? И за все эти годы даже не предложить свою помощь? Неужели здешний Родольфус не спрашивал её? Я в этом сомневаюсь. Нет, я не буду просить о помощи тех, кто не хочет её оказать. Просто потому, что это не спасёт Рабастана.

— Значит, ему совсем никак нельзя помочь? — расстроено спросила Дельфини. — Раз никто больше не может, бабушке нельзя, а мы маленькие?

— Это может быть очень больно, — печально сказал Родольфус. — Вы же не согласитесь терпеть сильную боль ради незнакомого человека?

— Он не незнакомый! — возразил мальчишка. — И я боли не боюсь! — добавил он твёрдо. — Я потерплю!

— Я знаю, что ты не боишься, и ты очень храбрый, — мягко сказал Родольфус, — но Рабастана проклинала Беллатрикс. И снимать проклятие должен не мужчина — оно женское.

— Я тоже не боюсь! — решительно сказала Дельфини, поглядев на брата. Но потом не выдержала и спросила: — А это очень-очень больно?

— Больно, — честно ответил Родольфус, — но вытерпеть можно. В жизни часто приходится платить болью, — добавил он, помолчав, — и иногда боль тела вытерпеть намного легче, чем боль души.

— Ну, раз можно — значит, я потерплю! — сказала Дельфини. — А Теду можно со мной остаться?

— Конечно, — с облегчением сказал Родольфус, — он же твой брат.

— А вы никому не скажете? — тревожно спросила Дельфини.

— Мама нам ни за что не разрешит! — добавил её брат.

— И бабушка не разрешит! — поддержала его девочка. — Не скажете?

— Не скажу, — торжественно пообещал Родольфус, — никому и ни за что.

«Спасибо тебе, Мерлин, — выдохнул он про себя, — спасибо тебе!»

* * *

Дом содрогнулся, когда Андромеда присела отдохнуть в гостиной.

— Дети! — встревоженно позвала она. — Тедди, Дельфи! Идите сюда!

Но ответа не получила.

Она хлопнула в ладоши так резко, что отбила их себе, но даже не заметила этого.

— Где дети? — спросила она появившегося эльфа.

— Они в комнате хозяина Рабастана, — ответил он, — с тем, кто похож на хозяина Родольфуса.

— Что?! — она вскочила. — Ты... почему ты сразу не сказал мне?! — воскликнула она — и бросилась туда, побежав так быстро, словно и не носила под сердцем уже довольно большого ребёнка.

Распахнув дверь комнаты Рабастана, она, даже не видя ещё ни детей, ни кого-либо другого, громко позвала:

— Тедди! Дельфи!

— Вызывай целителей, Андромеда, — услышала она голос «иного» Родольфуса, который склонился над лежащей на полу Дельфи, — мне не справиться одному.

— Я тебя уничтожу, — почти спокойно и очень буднично сказала она, снова вызывая эльфа. — Падма в госпитале — приведи её сюда. Немедленно, — приказала она — и подошла к девочке. — Что ты сделал? — спросила она Родольфуса.

— Я — ничего, — ответил он, глядя на неё с торжеством, — а вот моя племянница спасла своего отца.

— Что?! — она посерела и, оступившись, вдруг схватилась за живот — и одновременно в её глазах вспыхнула ненависть.

— Белла всё же поделилась фамильным секретом, — победно усмехнулся старший Лестрейндж, — и Рабастан будет жить. Кстати, девочке тоже ничего не грозит — я всё рассчитал. Она же Лестрейндж — а это дом Лестрейнджей. В другом месте могло получиться куда больнее — а так она отделается парой дней в Мунго.

Больше он сказать ничего не успел — Андромеда ударила его молча странной смесью обездвиживающего и сногсшибателя, и он, окаменевший и онемевший, отлетел к стене, где и повалился неловко, больно ударившись крестцом и затылком.

— Бабушка! — мальчик, плача, кинулся к медленно осевшей на пол рядом с недвижно лежащей Дельфини Андромеде — и в этот момент в комнате наконец появилась Падма.

Падма торопливо бросила диагностические чары сначала на Андромеду, потом на Дельфи — и достала волшебную палочку, чтобы отправить патронус в Мунго. Одна она боялась не справиться.

— Она жива, — успокаивающе проговорила она, не зная, за кого ей хвататься первой. — Истощена только очень — и обожжена почему-то... но несильно. Что здесь случилось?

— Мы хотели его расколдовать, — со слезами ответил Тедди, — и у нас вроде получилось — а потом пришла бабушка и... — он тихо заплакал.

— Кого расколдовать? — продолжая колдовать над девочкой, разумно начала расспрашивать Падма того единственного, кто здесь, судя по всему, был способен объяснить хоть что-то. — Тедди, расскажи мне толком, что случилось. Пожалуйста.

— Рабастана, — сквозь слёзы ответил Тедди. — Мистер Лестрейндж сказал, что только Блэки могут... и мы с Дельфи решили помочь, а потом палочка у Дельфи загорелась прямо в руках, и дом затрясло — а Дельфи упала, и мистер Лестрейндж хотел помочь — а у него не вышло...

— Почему же вы никому не сказали? — не удержалась от упрёка Падма. — Вы же знаете, что ему нельзя доверять — это совершенно не тот Ро...

Она вдруг умолкла, словно потеряв дар речи — её взгляд, случайно скользнувший к кровати Рабастана, столкнулся со взглядом младшего Лестрейнджа, глядящего на неё с огромным удивлением и некоторым испугом.

* * *

Родольфус очнулся не в комнате Рабастана, где его приложила бешеная сестрица Беллы, а на полу своей камеры в Азкабане. Тело ещё помнило боль от удара — но, ощупав голову и спину, он убедился, что никаких повреждений нет.

— Родольфус! — позвал его Эйвери. — Вам опять плохо?

— Не помню, чтобы мы с вами переходили на имена, — холодно ответил он, поднимаясь с пола.

— Но... мы переходили, — удивлённо, хотя и не слишком уверенно проговорил Эйвери. — Вы... вы же сами сказали мне... впрочем... извините, — закончил он совсем тихо — и замолчал, отойдя от решётки.

Родольфус пожал плечами — двойник и здесь отличился, общаясь с самым бесполезным из всех сторонников Темного Лорда. Но Мордред с ним, с Эйвери — главное, что Рабастану удалось помочь. Пусть это даже не тот Рабастан, но он — Лестрейндж и его брат. Он вдруг негромко рассмеялся, представив, что может сделать разъяренная Андромеда с тем Родольфусом, и философски пожал плечами — а вот не надо жениться ни на ком из Блэков.

Ничего. Прошло уже восемь лет — и через двенадцать он будет на свободе.

В своём мире.

В своём доме.

Со своим братом.