Случайная процедура (джен)

— Следи за мной, — Гермиона толкнула его локтем, и Рон сразу напрягся, перестав глазеть по сторонам. — Вот так вставляешь билет, он выскакивает с той стороны — и можешь проходить. Понятно?

Рон кивнул, зажимая в пальцах матовую прямоугольную бумажку. Впервые оказавшись в метро, он растерялся больше, чем в самый первый день в школе. Люди пихались, гудели, как рой ненавистных ос, смотрели только себе под ноги или куда-то вперед, не видя никого, и нервно переступали с ноги на ногу. Стоило хоть на секунду выбиться из ритма их шагов — и на тебя смотрели как на Пожирателя Смерти.

— Наркоман, что ли? — бабушка с ярко-малиновой помадой на сморщенных губах нетерпеливо дышала ему в затылок, приподнимаясь на цыпочки. — Что ты стоишь?

Рон потряс головой и отчаянно засунул бумажку в узкую щель. Серебристый турникет тут же ожил, втянул ее внутрь и выплюнул наверху. Схватив билет, Рон прошел через вертушку и оказался по ту сторону метро. Сквозящий ветер, пахнущий пылью, землей и металлом, пронесся по волосам и лицу.

Гермиона сосредоточенно водила пальцем по разноцветной схеме, пытаясь понять, на какой станции сделать пересадку. Мама попросила ее приехать в больницу, где работала пару дней в неделю, совмещая с частной практикой, и Рон предложил составить компанию. В конце концов, встреча с будущей тещей неизбежна.

— Нам сюда, — Гермиона кивнула на тоннель, уходящий куда-то далеко, и Рон инстинктивно передернул плечами. — Что ты решил насчет Министерства?

Рон с досадой отвел взгляд, взяв ее за руку. Ему редко приходилось выбирать, и правильное решение всегда было очевидным — а в этот раз его словно резали пополам. Джордж предложил долю в магазине и совместное партнерство, а Министерство — бесплатный курс мракоборца. Между двумя крайностями маячила Гермиона, которая ничего не говорила, но, разумеется, была категорически против Министерства.

Оглушительный звук приближающегося поезда вырвал Рона из раздумий и швырнул на широкую серую платформу. Люди толпились кучками, один за другим заходя в вагон через раздвижные двери.

Рон зашел вслед за Гермионой и неохотно взялся за гладкий серебряный поручень. И как только люди пользуются этой штукой каждый день? Мало того, что душно и одновременно сквозит, так еще и толчея, и грязь...

— Ты не ответил, — напомнила Гермиона, стянув с шеи фиолетовый шарфик, который так красиво оттенял ее каштановые волосы и бледную кожу. — Хочешь обсудить?

Рон яростно помотал головой.

— Ладно, — она пожала плечами и сделала вид, что ей все равно — однако в глазах зажглись недовольные огоньки. — Когда будешь делать выбор, помни, что у нас когда-нибудь будут дети. Что они скажут, если тебя убьют? Покалечат? Вспомни Грозного Глаза и его...

— Постоянную бдительность! — рявкнул Рон в шутку, и полвагона посмотрели на него так же, как та бабушка у турникетов.

Гермиона засмеялась, прикрывая рот ладонью, но тревога не исчезла из ее ореховых глаз.

* * *

Больница не впечатлила его размерами, но поразила разнообразием пациентов. В Мунго такого не было: пострадавшие всегда были размещены по этажам и таким образом спрятаны для остальных. Здесь же на совершенно разных уровнях можно было встретить и калек, и беременных, и выздоравливающих, и умирающих.

— Не потеряйся, — попросила Гермиона, мелкими шажками скользя по полу коридора. — Тут невозможно найтись.

Но Рон, разумеется, потерялся. Он остановился ровно на мгновение, засмотревшись на яркий стенд, броским пятном выделявшийся в бело-сером мире. А когда обернулся к Гермионе, та уже пропала, исчезнув среди людей, шума и желтого света ламп.

Рон растерянно повертел головой, пытаясь понять, куда идти. Коридор казался бесконечным и в одну сторону, и в другую, и он сделал несколько неуверенных шагов вперед, а потом остановился.

Дракклов день. Все время приходится делать выбор.

— Вы не знаете, где кабинет миссис Грейнджер? — спросил он тучную женщину в белом халате с забранными в жидкий хвост волосами.

— У нас такая не работает, — бросила она на ходу, обнимая стопку мелко исписанных бумаг. — Вы больницей ошиблись.

Рон шепотом ругнулся: перед охотой за крестражами Гермиона не только изменила родителям память, она изменила их фамилию. И эту фамилию Рон никак не мог запомнить. Уилкинс... Дженкинс...

Чтобы не мешаться под ногами, он заглянул в соседнюю палату — там сидела старушка, тогда он подошел к следующей — там лежала девочка с привязанной к аппарату загипсованной ногой, решительно приблизился к третьей и, не заметив там никого, закрыл за собой дверь изнутри. Может, все к лучшему. Ответы нужно дать завтра, а рядом с Гермионой выбирать невозможно. Все равно она освободится в лучшем случае через час — и найдет его по этому... маггловскому прибору, который усиливает голос.

Теперь у него есть время подумать.

— Вы ко мне, юноша? — за спиной раздался дребезжащий голос, и от неожиданности Рон вздрогнул. То, что он принял за двойное одеяло, оказалось человеком. — Вряд ли, конечно. Обо мне сегодня все забыли.

Рон подошел к кровати, на которой лежал пожилой мужчина, полностью седой, с морщинистым лицом и руками, которые, видимо, устали жить — так высохли.

— Я надеялся побыть в одиночестве, — признался он, засовывая руки в карманы джинсов. — Хотите, я кого-нибудь позову?

Мужчина грустно улыбнулся и покачал головой.

— Не нужно, парень. Я тут, понимаешь, помираю потихоньку. Прийти ко мне может только медсестра, а меня уже тошнит от ее маслянистого лица.

— У вас нет родных? — Рон раздосадованно плюхнулся в низкое кресло, стоящее рядом с кроватью. — Или они не приходят?

Мужчина закашлялся — так надрывно, словно пытался выкашлять легкие. Рон слушал кашель, ерзая на кресле и с тоской думая, что ему придется слушать про чужое горе и снова откладывать принятие решения. Горя после битвы ему хватило с лихвой.

Мужчина приподнял одеяло: вместо обеих ног на простыне розовели обрубки — чуть выше колен.

— Я выбрал жизнь без родных, — произнес он тихо, пристально глядя на Рона. — Выбрал долг. И не только я один, но... моим товарищам повезло больше. Кого-то убили, кто-то остался невредим. Когда я начинал работать в спецслужбе, не знал, что люди — удивительные существа. Мы испытываем друг друга на прочность, а потом понимаем, что у каждого — своя свобода, цели и желания, которые кажутся глупыми сперва, а потом рушат жизни. Моя жена убеждала меня, что я нужен ей любой — а я оказался бесплоден. Промучившись со мной пять лет, она ушла к другому.

— Стерва! — пробормотал Рон, с жалостью глядя на больного.

— Нет, — тот покачал лысеющей головой. — Понимаешь, парень, ведь у нее было право — человеческое право иметь детей, секс, полноценную жизнь... Требовать от другого самопожертвования — эгоистично. Человек или выбирает тебя, или нужно дать ему уйти. Выбирая долг, а не любовь, мы не можем ждать, что наша любимая тоже предпочтет любви долг.

Рон скептически нахмурился.

— Это ее выбор. Может, она любит калеку.

— Может, — охотно откликнулся мужчина, морщась. — А может, и нет, но ей стыдно в этом признаться. Ведь все камнями закидают! Как так — бросила несчастного... А я считаю, что человек, выбирающий опасную работу, не должен заводить семью. Ведь хорошо, например, что у меня нет детей — у них нет отца-инвалида. Посмотри вокруг, парень — здесь половина больницы заполнена теми, кто живет ради кого-то, кто боится перемен, кто уже никогда не будет прежним — а ведь они могли этого избежать, просто хорошенько подумав. Но, как говорится, задним умом мы все крепки...

Рон откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Да, конечно, он случайно зашел в палату к незнакомцу, который предпочёл когда-то работу в спецслужбе — точно так же, как он сам сейчас жаждал выбрать для себя путь мракоборца, а не продавца. Смотря на пробивающееся сквозь тучи осеннее солнце, Рон понимал, почему не хочет работать с Джорджем. Эта вечная боль, это вечное напоминание — изо дня в день — о Фреде. Ведь если в магазине работает Рон, значит — не Фред. А еще так хотелось показать себя в деле, показать, что он... тоже умеет сражаться?

Но тогда придется терять. Возможно, не только друзей — но и себя, и Гермиону. Причинять боль. Мучиться совестью. Что, если он останется таким же калекой, как, допустим, Грозный Глаз? Сможет он все это вынести? Или нужно выбрать другой долг — не перед страной, а перед собой — и прийти к Джорджу?

— Что с тобой, парень? — мужчина приподнялся повыше и подпер спину бледной рукой. — У тебя такое лицо, словно в голове шестеренки бешено крутятся.

Рон хмыкнул. Гермионе бы эта фраза понравилась.

Гермиона.

Ей не нравилась ни затея с Джорджем, ни курс мракоборца, но о других возможностях Рон и думать не стал. В конце концов, магазинчик вредилок — это потрясающая и живая работа. Ему хотелось тянуться за Гарри — но Рон понимал, что постоянно тянуться он не сможет. Быть одним из многих ему не хотелось, а преодолевать себя ради непонятных достижений казалось бесполезным занятием. Да и достичь славы мракоборцу можно, лишь убивая и побеждая.

Смерть... В чужих мертвых глазах видеть брата — раз за разом. Выдержат ли нервы?

А хотелось — спокойствия.

Хотелось забыть о телах на полу Большого зала.

Рон быстро взглянул на сидящего мужчину и опустил глаза, снова поерзав на кресле.

— А вы жалеете о своем выборе? — задумчиво спросил он, помолчав, и вновь посмотрел на мужчину.

— Каждую минуту своей проклятой жизни, — ответил тот, не раздумывая, и резко отвернулся.

* * *

— Я до сих пор не понимаю, как ты умудрился потеряться! — Гермиона рассерженно взяла сдачу из кассы и протянула ему билетик. — Ты шел рядом — и вдруг исчез! Что ты там вообще делал все это время? Почему ты меня не искал?

— Я случайно прошел одну процедуру, — отозвался Рон и уверенно вставил билетик в щель турникета. — И она оказалась действенной. Чудное место — эта ваша маггловская больница.

Гермиона только возмущенно вздернула нос.