Это сильное слово "ненависть" (гет)

— НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, РОНАЛЬД УИЗЛИ!.. Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! ГЛАЗА Б МОИ ТЕБЯ НЕ ВИДЕЛИ! — Гермиона кричала изо всех сил.

Прошлый год промелькнул у Рона перед глазами.

Первая неделя прошла словно в тумане. Он смутно помнил, как трансфигурировал стакан воды из трусов Гермионы, так как они были ближе всего, а ему было лень подниматься. Он помнил чувство отчаянного желания быть с ней все время, касаться ее постоянно, пусть даже просто держать за руку. Будто она могла исчезнуть, если он на секунду отвернется.

На протяжении второй недели они больше разговаривали, ели, спали, смеялись, пытаясь поверить, что действительно вместе. Жизнь стала нормальной из-за общения и любви, к которым Рон заново привыкал. Когда ему наконец нужно было уезжать на тренировки, мысль о том, чтобы оставить их безопасное уютное гнездышко, пугала его. «Гончие» выдали ему портключ, так что он мог легко перемещаться каждый день, вечером возвращаясь домой к Гермионе. Его до потери пульса страшила идея быть вдалеке от нее. А вдруг она передумает, пока он будет на тренировке?

Самым большим испытанием для него стало отсутствие на протяжении полных трех дней во время первой игры. Он не знал, что ожидает его дома, но был встречен так, как не смел и мечтать. Едва Рон вошел в квартиру, его сбили с ног и начали покрывать лицо и шею горячими поцелуями. Это было лучшее приветствие в его жизни. Они занялись любовью прямо на полу в гостиной. Слава Мерлину, он хотя бы успел закрыть входную дверь.

Он любил смотреть, как она спит. Убирал волосы с ее лба или проводил пальцем по холодной коже руки, загипнотизированный ее дыханием. Она была прекрасна. Он правда был самым счастливым волшебником в мире.

Это произошло в один из таких ночных моментов любования, когда Гермиона распахнула глаза и молча взглянула на Рона. Она не казалась испуганной, смущенной или удивленной тем, что он разглядывает ее. Она просто смотрела на него спокойным, открытым, любящим взглядом. И Рон понял.

— Выйдешь за меня? — прошептал он.

Глядя ему в глаза еще несколько мгновений, она безмолвно потянулась и обняла его за шею, притягивая к себе. Но прежде чем их губы встретились, она выдохнула «Да».

В тот момент Рон увидел звезды. Они в буквальном смысле вспыхнули перед его глазами.

Он знал: многие скажут, что они поспешили, ведь прошло всего полтора месяца со свадьбы Гарри и Джинни. Но, справедливости ради, они ведь были знакомы с одиннадцати лет. Он больше не хотел ждать. Тринадцать лет — достаточный срок, чтобы узнать друг друга.

Рон действительно больше не мог ждать, поэтому уже через месяц после стремительной помолвки и свадебной подготовки они поженились на юге Италии на вилле, принадлежащей семье Роберто. Свадьба была небольшой, присутствовали только члены семьи и несколько близких друзей.

Как бы миссис Уизли ни была недовольна подготовкой — она бы предпочла организовать свадьбу в Норе, — она не могла отрицать, что вилла и ее огромная территория были идеальны. Рон же замечал только Гермиону. Его память запечатлела тот день и ее — в кремовом сарафане, с цветами во вьющихся волосах. Смеялась ли она или плакала — Гермиона была самым удивительным чудом, украшающим его существование.

Рон не мог стать еще счастливее. По его мнению, у него была самая лучшая жизнь: любовь прекрасной умной ведьмы, чудесная карьера в невероятной команде, которая в финале Европейской лиги выйдет против «Софийских Грифов», любящая семья, готовая поддержать, и крутая квартира в Италии — чего еще желать? Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Тогда-то все и пошло наперекосяк. Они были женаты меньше месяца, когда их жизнь перевернулась с ног на голову.

Визг Гермионы прорезался сквозь его воспоминания:

— Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, НЕНАВИЖУ... КАК ТЫ МОГ СДЕЛАТЬ ЭТО СО МНОЙ...

Она схватила со стола кувшин с водой и швырнула его в Рона. Он еле успел увернуться, так что кувшин разбился о стену, и беспокойно застыл в углу комнаты, благодаря Мерлина и всех богов, что у Гермионы не было палочки.

Закрыв лицо руками, она безудержно зарыдала. Рон двинулся вперед и осторожно позвал ее:

— Гермиона... любимая...

Она убрала руки на колени и зарыдала пуще прежнего, все еще не глядя на Рона. Он присел рядом и взял ее руки в свои:

— Гермиона, я знаю, ты хочешь, чтобы я ушел, но... но я люблю тебя больше жизни. И я не покину тебя за все галлеоны Гринготтса. Ты от меня не отделаешься.

— Рон, я просто не могу... — захныкала она.

Их прервал голос:

— Гермиона, время тужиться снова.

Ее глаза округлились от страха, и она схватила Рона за руку:

— Рон, я не могу... просто не могу...

Рон попытался приободрить ее:

— Миона, малышка Элора хочет встретиться со своей сестрой.

— Рон, Элоре десять минут от роду. Она не знает, чего хочет, — парировала Гермиона.

Он обнял ее за плечо и прижался лбом к ее мокрому от пота виску:

— Миона, ты самая сильная женщина из всех, кого я знаю. Ты сможешь!

Она повернулась к нему, и он увидел ее глаза, полные слез. Он потрепал ее за щеку и осторожно поцеловал. Ее маленькая рука накрыла его ладонь. Уставшая улыбка коснулась ее губ, и Гермиона глубоко вздохнула, готовясь к новому витку потуг.

Мерлин, как же он любит эту женщину.

* * *

Если бы год назад кто-то сказал ему, что он будет безумно влюблен в Гермиону, женат на ней и станет отцом двух близняшек, Рон ответил бы, что этот человек спятил. Он бы кричал и доказывал, что она была сущим кошмаром, что он с радостью больше никогда бы ее не видел, что он ненавидит ее от всего сердца.

«Как много может измениться за один день», — размышлял Рон.

И правда, понадобился всего один день, одна минута.

«Ненависть» действительно была сильным словом, но всего лишь... словом. А «любовь» была самой великой силой во вселенной. Силой, которая могла останавливать войны, побороть зло и всяких маниакальных темных лордов. Она даже могла заставить одного болвана заметить то, что было прямо у него перед носом.

Да, «ненависть» была сильной, но «любовь» была всем.