Маленькие истории (гет)

Мужчина с длинными волосами и женщина в элегантном платье стояли на мостике, который пролегал через маленькую речушку. То ли эти двое были такими высокими, то ли речушка была слишком маленькой, но казалось, что они оба в один шаг могут пересечь эту реку. Вдоль речки с одной стороны росли высокие деревья: дубы, клёны и березы — за деревьями было поле, засаженное пшеницей. По другую сторону был луг с зелёной травой, на котором паслись коровы. Пара долго гуляла по лугу и много разговаривала, но последние полчаса они гуляли молча. Добравшись до мостика, они зашли на него и некоторое время продолжали молчать. Неожиданно мужчина, смотря куда-то вдаль и боясь взглянуть на свою спутницу, заговорил на французском с очень сильным акцентом:

— Мне нравится, что твой ум не уступает твоей красоте... Меня пленяет совершенство, с каким твое тело отражает твою душу. Ты — существо благородное и необычное. Тебе известны женские уловки, не чужда свойственная женщинам жестокость, но, несмотря на твои острые коготки, ты сохранила нежность! Ты переменчива, как море, и постоянна, как солнце. Ты кажешься восприимчивой ко всему, искушенной и все же остаешься наивной, преследующей свою единственную заветную цель... Ты похожа на всех женщин, и вместе с тем тебя не сравнишь ни с одной. Мне нравятся мысли, еще не созревшие в твоей умной голове; нравится даже то, какой ты будешь в старости. Ты — священный сосуд, куда Создатель, кажется, влил все сокровища вечной женственности...

Мужчина замолчал, всё ещё боясь взглянуть на свою спутницу, стоящую рядом с ним. Женщина слушала всю эту речь с большим удивлением. Она немногое смогла разобрать из-за сильного акцента, но тем не менее она понимала, что все это совершенно несвойственно ее спутнику. Обычно рядом с ней он не мог и слов-то красивых подобрать, выражался как простолюдин, как деревенщина.

— Хагр'ид, что с вами? Вас околдовали? Вы заболели?

Ещё больше смутившись и сильнее покраснев, чем было до этого, Хагрид, слега заикаясь, заговорил:

— Я… я просто хотел сказать вам что-то красивое. Обычно я плохо говорю, ну, это, совсем не знаю, что сказать. А вы такая, ну, необычная. Я… я просто…

— Но как? Я не думала, что вы читаете такие книги. Это ведь женский р'оман «Неукр'отимая Анжелика» Анн и Сер'ж Голон.

— Я… мне помогли. Билл Уизли, который женат на красавице Флёр. Он мне дал это. Говорит, Флёр очень нравятся романы. И… я не знал… как сказать.

Казалось, мужчина сейчас сбежит от своей дамы: до того ему было стыдно.

— Олимпия, извиняйте, коль чего не так.

Выражение лица мадам Максим изменилось: удивление больше похожее на испуг, которое появилось в начале необычной речи Хагрида, сменилось удивлением похожим на восхищение. Этот большой неотёсанный великан специально для нее учил французский.

— Хагр'ид, — женщина дотронулась до плеча своего спутника, пытаясь его развернуть к себе. — Пр'одолжайте. Я в восторге от вашего французского.

Глаза Хагрида засверкали, повернувшись к своей даме сердца, он взял ее за руки и продолжил все так же на французском, все с тем же ужасным акцентом:

— Chaque jour je t'aime plus qu`hier mais moins que demain. L'amour est la seule chose du monde qui se double si on le partage. Si la fleur poussait chaque fois que je pense à toi alors le monde serait un immense jardin. Je préfère mourir dans tes bras que de vivre sans toi.⁽¹⁾

И пусть фразы были избитыми, но старание и усердие, с которым Хагрид их учил, говорили о любви намного больше, чем сам смысл этих фраз.

1) Каждый день я люблю тебя больше, чем вчера, но меньше, чем завтра. Любовь — единственная вещь в мире, которая становится больше, если ее разделить с кем-то. Если бы цветок расцветал каждый раз, когда я думаю о тебе, то мир был бы огромным садом. Лучше умереть у тебя в объятьях, чем жить без тебя.

Вернуться к тексту

Студенты покидали класс трансфигурации, забирая свои пергаменты, учебники, палочки и сумки. Одним из последних выходил парень с белобрысой головой, вдруг на одной скамье он заметил книгу, слегка потрёпанную на вид, подойдя к скамье, он взял ее. На обложке было написано «Квиддич на все времена», а внутри подпись владельца «Рональд Б. Уизли» и автограф самого Виктора Крама. Судя по её виду, эту книгу в руках держала бо́льшая часть школы. Парень ухмыльнулся и хотел было уже положить книгу в сумку, как рядом раздался голос:

— Отдай книгу, Малфой!

— С чего бы это, Уизли?

— Это моя книга!

— Нет, здесь написано «Рональд Б. Уизли», а у тебя, насколько я помню, фамилия Уозлик, так было написано на твоём учебнике по трансфигурации, — усмехаясь, произнёс слизеринец.

— Малфой, ты только что сам обратился ко мне как к Уизли! Забыл? Память короткая стала?

— Зачем тебе эта книга, если ты и играть-то толком не умеешь?

— Как будто ты великий игрок! Верни, говорю, а иначе…

— Иначе — что?

Малфой поднял книгу высоко вверх с помощью волшебной палочки.

— Хорошо, я верну тебе книгу, если ты меня поцелуешь!

— Малфой, что ты несёшь! Совсем сдурел?!

— Не нравятся условия? Тогда можешь попрощаться с книгой!

— Нет, верни её!

— Поцелуй!

— Нет!

— ДА!

— НЕТ!

— Да брось, все уже ушли, давай поцелуй!

— Ох, и вредный же ты!

Роза Уизли подошла вплотную к Скорпиусу и, потянувшись на носочках вверх, приблизила свое лицо к лицу парня. Скорпиус склонил голову для поцелуя, однако Роза одним взмахом палочки вернула книгу к себе в руки и отстранилась от Малфоя, уткнув свою палочку ему в грудь.

— Это книга отца, я хотела ее к его дню рождения отреставрировать, а то совсем затёрлась.

— Судя по состоянию книги, не очень-то у тебя получается ее восстанавливать! Лучше б новую купила!

— Но здесь собраны автографы знаменитых игроков в квиддич.

— Чьи же? Только Крам.

— Нет, ты просто не все посмотрел.

— Да, вернул бы я тебе книгу, не переживай так! Лучше поцелуй!

— Никто не в курсе о наших отношениях, а ты устроил здесь представление!

— Да ладно, все уже вышли из класса!

Малфой протянул руки к Розе и, прижав её к себе, поцеловал, она ответила на поцелуй с большей охотой, чем прежде.

— Опять вы за своё. А я-то думаю, куда вы запропастились. Мог бы и догадаться!

— Альбус, ты всегда не во время, — сказал Малфой, отстраняясь от поцелуя с Розой.

— Это у него от отца, — сказала Роза и, положив книгу в сумку, взяла Малфоя за руку.

— На травологию опоздаем же! Пошли, любовнички!

— Ш-ш-ш, — шикнули одновременно Роза и Скорпиус и вместе пошли к выходу.

— Может, ты всё расскажешь про нас своему папе? — спросил Скорпиус по дороге на следующий урок.

— Нет! Мне легче с тобой расстаться, чем все рассказать отцу.

— А если я помогу восстановить книгу и ещё добавлю парочку автографов туда?

— А это уже интересно!

Роза остановилась и посмотрела на Скорпиуса:

— Поговорим после уроков.

Малфой с лёгкой улыбкой на губах смотрел на удаляющуюся Розу, кажется, все начинало налаживаться.

— Рон, нам надо серьезно поговорить? — Гермиона положила руку на плечо своему жениху.

Тон, с которым произнесла эту фразу Гермиона, заставил Рона подскочить на месте. Разговор явно предполагался быть серьезным. И тут всякие абсолютно разные порой абсурдные мысли закрутились у Рона в голове.

«Что случилось? Она передумала выходить замуж? Волан-де-Морт вернулся? Гермиона беременна? Платье не того цвета? Она меня разлюбила? К нам приедет Крам на свадьбу? Её не отпускают в отпуск, и мы не поедем в свадебное путешествие? Я опять разбросал носки по комнате? Что же случилось? Посуду не помыл? Не предупредил, что вечером к нам Гарри и Джинни придут?»

— Да, дорогая, я внимательно слушаю, — Рон постарался вложить в эту фразу максимум спокойствия, на которое он был способен, но ему это явно не удалось.

— Не волнуйся так, Рон, ничего серьезного.

— Но это по поводу свадьбы?

— Э-э-э, не совсем, понимаешь, я даже не знаю, с чего начать.

— Ты беременна?

— Нет, Рон, нет. Понимаешь, я хочу остаться Грейнджер.

— Ты передумала выходить за меня замуж? — глаза Рона расширились, он подскочил с кресла и зашагал по комнате большими шагами. — Я так и знал! Нет, Гермионочка, я же тебя так люблю! — Рон сел на колени перед Гермионой и, взяв ее за руку, продолжил свою тираду: — Я буду самым-самым-самым лучшим мужем на свете, я обещаю, что буду складывать аккуратно свои вещи и не разбрасывать ничего. Просто вчера устал после дежурства, и посуду обязательно помою. И вообще я буду стараться!

— Нет, Рон, нет! — Гермиона не знала, смеяться ей сейчас от того, каким смешным казался Рон или плакать, оттого что его всё ещё мучает неуверенность в себе и в их отношениях. — Да, успокойся же ты наконец! Дай хоть слово сказать!

— Да, конечно, говори!

Рон посмотрел на нее своими щенячьими голубыми глазами, Гермиона отвела взгляд, она не знала, как ему сказать, глубоко вздохнув и набравшись смелости, выпалила всё одним быстрым словом:

— Яхочуоставитьсвоюфамилию!

— Что?

— Ну…

— Гермиона, я ни слова не понял, что ты сказала?

— Я хочу оставить свою фамилию!

— То есть ты все же выйдешь за меня замуж? — уточнил Рон.

— Да! О, Мерлин, да, Рон! Сколько можно это повторять?

— И ты просто не хочешь менять свою фамилию, останешься Грейнджер? — ещё раз уточнил Рон.

— Да, — Гермиона опустила глаза вниз. — Понимаешь, я привыкла к своей фамилии, меня все знают как Грейнджер.

— Фух, а я то думал, что-то случилось. Я — за!

— Что? — глаза Гермионы увеличились, она посмотрела на Рона. — Ты не против?

— Нет конечно! С чего бы это вдруг?

— Ну, понимаешь, все твои братья женились, и их жены стали Уизли, я подумала, что ты захочешь, чтобы и я была Уизли.

— Ну у моих братьев, слава Мерлину, жены не Грейнджер! Да и сам я знаю тебя как всезнайку Грейнджер. Нет, так даже лучше будет! Столько Уизли кругом, одним больше, одним меньше, — Рон пожал плечами и положил свою голову на колени Гермионы.

— И Джинни тоже взяла фамилию мужа.

— Шутишь? Поттер! Она взяла фамилию Поттер! Кто б не взял себе фамилию Поттер. Даже я бы взял, но…

— К моему счастью, Гарри не тебя позвал замуж.

— Да, тебе явно повезло!

— И тебя не задевает, что я буду с девичьей фамилией?

— Нет, моё самолюбие не пострадает, если ты об этом, его тешит то, что моя жена Грейнджер, не всякому так повезло.

Рон потянулся к Гермионе и поцеловал её.

— Стой! — Рон резко прервал поцелуй, — А какая фамилия будет у наших детей?

— Двойная. Грейнджер-Уизли.

— А почему не Уизли-Грейнджер?

— Можно и так.

— Но ты сперва сказала Грейнджер, а потом Уизли.

— Рон, не начинай! Мы подумаем об этом позже.

И пока Рон не начал снова возмущаться, Гермиона обхватила его лицо своими руками и поцеловала.

Девять часов утра в воскресенье для Рональда Уизли было ранним утром. Он спал в своей кровати в комнате мальчиков, которую делил ещё с несколькими студентами Хогвартса. Голова его лежала на белой подушке, рыжие волосы образовали яркий солнечный круг. Казалось, что ему снилось что-то очень приятное — он улыбался во сне — может, это было вчерашнее свидание с Гермионой на крыше астрономической башни.

Рядом, на прикроватной тумбочке, лежало зачарованное зеркальце, с помощью которого волшебники общались между собой. Вдруг зеркальце начало издавать звуки и ярко светиться, разбудив при этом рыжего гриффиндорца. Рон нехотя открыл глаза, он готов был куда подальше швырнуть зеркальце или очень грубо поговорить с беспокоящим его человеком, однако голос, доносившийся из зеркала, заставил его ответить очень сонным и хриплым, но при этом мягким и любящим голосом:

— Да, Гермиона, — Рон прокашлялся, прочистив горло.

Из зеркальца донёсся бодрый голосок Гермионы:

— Рон, ты что ещё спишь?

— Воскресенье, девять утра! Что мне ещё делать? Не в библиотеке же сидеть, как ты!

— Как ты понял, что я в библиотеке?

— У тебя слишком бодрый и весёлый голос, ты явно нашла най-и-и-интереснейшую в мире книгу. — Рон сделал акцент на слове "найинтереснейшую", растянув его.

— Да! — Гермиона чуть не закричала от радости и явно запрыгала на месте. — Ты угадал. Это поможет нам лучше подготовиться к выпускным экзаменам.

— Но зачем меня-то будить так рано?

— Просто я соскучилась и подумала, что пока все ещё спят, мы могли бы провести время вместе.

— В библиотеке?

— Здесь сейчас никого нет, даже мадам Пинс клюёт носом.

— И поцелуи намечаются?

— Конечно, — чуть понизив голос, сказала Гермиона.

— Буду через минуту.

Рон положил — а считай, швырнул — зеркало на кровать, вскочил в свою одежду и отправился в сторону библиотеки, на ходу поправляя растрёпанные волосы. Проходя мимо мужского туалета, Рон решил, что умыться всё же надо.

Умываясь холодной водой, которая всегда его бодрила и отрезвляла, заставляя быстрее проснуться, Рон понял, что попал. Попал по всем пунктам: он был безумно влюблён, он чуть ли не боготворил Гермиону, готов был на всё ради неё, все его мысли были только о ней и том, чтобы как можно чаще проводить с ней время. И сегодня, несмотря на то, что он знал, что Гермиона испытывает к нему такие же чувства, Рон отлично понимал, что Гермиона зовёт его в библиотеку не за возможностью посидеть наедине, не за поцелуями — ей нужно что-то куда более важное на данный момент.

— Ну, Гермиона, — сказал Рон, войдя в библиотеку и отыскав там свою подругу, — и где все эти книги, которые я должен помочь тебе донести?

Щёки Гермионы запылали, она кивнула в сторону рядом стоящего стола, на котором огромной кучей возвышалась стопка из пяти довольно больших книг. Рон тут же двинулся в сторону предстоящей ноши, но рука Гермионы его остановила и притянула к себе, а её губы накрыли его в нежном поцелуе.

Нет, всё-таки поцелуи ей тоже были нужны.

И Рон.

Гарри наклонился за мячиком, который ему бросил его без малого двухлетний сын Джеймс, однако Гарри не хватило ловкости его быстро поймать и пришлось следовать за мячиком, который покатился в сторону окна и остановился прямо возле стены.

Сегодня вечером, придя домой немного раньше, Гарри Поттер проводил время с сыном, пока Джинни отлучилась на приём к врачу. Она была уже на девятом месяце беременности, и совсем скоро они должны были стать родителями во второй раз.

Гарри подошёл к мячику и подобрал его. В это же время Джинни появилась в гостиной, вышагивая из камина. От неожиданности Гарри резко дёрнулся вверх и, ударившись о подоконник, отчего в глазах слегка потемнело, громко выругался:

— Драклова задница! Блядский подоконник!

— Гарри Поттер! Я неоднократно просила тебя не употреблять нецензурную лексику в присутствии Джеймса, — вместо приветствия сказала Джинни, обнимая Джеймса, который увидев маму, сразу прибежал к ней с громким криком: «Мама!»

— Извини, Джин, я случайно, больно же было.

— Оставь свои словечки, — она сделала удар на последнем слове, — на работе. А дома ни-ни.

— Ни-ни, — тут же повторил за мамой Джеймс.

— Ты видишь, как он повторяет за нами слова, не хватало ещё, чтобы он набрался этого у тебя, — Джинни всячески избегала слова «мат», используя множество синонимов, которые ей могли прийти в голову.

— Джинни, я стараюсь. Но знаешь, как на работе: все эти дела, расследования, ты бы знала, с какими людьми я общаюсь.

— Гарри Поттер, я ещё раз повторяю: никаких плохих слов в нашем доме!

— Ох, ну не от нас, так от своих кузенов или дяди Рона научится.

— Гарри! — взгляд Джинни, казалось, сейчас испепелит его.

— Как сходила? Всё хорошо? Что сказал доктор? — решил изменить тему Гарри, чтобы ненароком не схлопотать летучемышинный сглаз от супруги.

— Всё хорошо, — Джинни, взяв за руку Джеймса, пошла с ним на кухню.

— Скоро уже? — Гарри последовал за ними.

— Недели две осталось, но я бы не отказалась уже сейчас родить, — ответила Джинни, усаживая Джеймса за стол и доставая вкусные пирожные, которые она принесла с собой. — Надоело ходить как бегемот.

— Бемигот, — тут же повторил Джеймс, протягивая руку за угощением.

— Вот видишь, как он повторяет слова, — Джинни с укором посмотрела на Гарри. — Чтоб больше никаких дурных словечек.

Гарри молча кивнул, уплетая одно из пирожных. Он, конечно, старался по возможности не употреблять нецензурные выражения дома, но иногда работа давала о себе знать, все же он работал аврором среди видавших виды коллег, ежедневно общающихся с отпетыми преступниками, которые другой речи не понимали и не знали.

Спустя два дня Джинни ожидала Гарри с работы, сидя в гостиной и наблюдая, как маленький Джеймс собирает волшебный конструктор. Они собирались отправить Джеймса в Нору к бабушке, а сами пойти за покупками для ожидаемого со дня на день ещё одного члена семьи.

Вдруг Джинни почувствовала внутри живота сильный удар маленькой пяткой куда-то в район её правой почки. Удар был достаточно болезненным и неожиданным, отчего Джинни не смогла сдержать эмоций:

— Драклова… — Джинни тут же осеклась, посмотрев на Джеймса, и начала поглаживать живот рукой. — Тише, малыш, тише!

— Длакл, — мигом повторил Джеймс за мамой.

Джинни хотела сделать замечание сыну, но малыш, сидевший сегодня достаточно тихо в её животе, сейчас разыгрался не на шутку. Джинни подскочила с кресла, всё ещё поглаживая живот.

— Чёрт, чёрт, — заговорила Джинни, — ещё не время, малыш, ещё не время, — приговаривала Джинни, расхаживая по гостиной. — Тише, тише.

— Тёлт, тёлт, — тут же подхватил Джеймс, наблюдающий внимательно за мамой.

Джинни остановилась, уставившись на сына, она хотела ему объяснить, что такие слова не следует повторять за родителями, но в этот самый момент почувствовала как струйки тёплой жидкости потекли по её ногам — отошли воды.

— Нет, этого не может быть!

Джинни посмотрела на часы — Гарри уже должен быть дома, где его носит? Она растерялась, не зная, что делать в первую очередь, мысли стали путаться, и Джинни в очередной раз громко выразила свои чувства:

— Драклова задница!

— Зядьниця, — не переставал повторять за мамой Джеймс.

Гарри, выскочив из камина, стал свидетелем последнего диалога своей жены и сына.

— Значит, кому-то можно ругаться, а кому-то нет? — решил съязвить Гарри.

Он с усмешкой посмотрел на Джинни, ожидая, что она скажет в своё оправдание, однако озадаченный и немного испуганный взгляд Джинни заставил его перестать улыбаться.

— Гарри! Уже пора!

Дважды повторять не пришлось, Гарри отлично понял, что здесь произошло.

Позже, находясь в родильной палате больницы, во время сильных схваток Джинни не скупилась на бранные выражения, да такие, что самый матёрый преступник или опытный аврор могли позавидовать её фантазии. Гарри, всё это время находившийся рядом, иногда хотел попросить её не произносить такие знатные выражения, от которых у него самого уши сворачивались в трубочки, но он понимал, скажи он хоть слово на эту тему, это будет последнее, что он сделает в этой жизни.