Весь неведомый нами мир (гет)

Хранители воспоминаний, ларисы — древнейшая разумная раса нашего мира. По натуре они сдержанный и мудрый народ, и, несмотря на флегматичность и внешнюю холодность, обладают необычайно развитой способностью к эмпатии. Как слепому неведомо наслаждение светом, так ларисам несвойственно любое проявление жестокости.

Главными их особенностями являются феноменальная память, позволяющая моментально запоминать неограниченные объемы информации, и предрасположенность к нюку (умение воздвигать мысленный мост между двумя детьми природы).

Как правило, они высокого роста, с изящным телосложением, бледной, почти прозрачной кожей и бесцветными глазами, которые приобретают окраску, только если ларис находит предназначенную ему судьбой пару. С физиологической точки зрения, существует ряд значительных отличий от человека: биохимические процессы происходят гораздо быстрее, благодаря этому они бессмертны, но генетически слабы к продолжению рода.

Многие тысячелетия ларисы жили, не скрывая от людей своего существования. В эпоху античности римляне и греки поклонялись им, принимая за богов и других, ныне уже мифических существ. Средние века были не самыми легкими: охота на ведьм, постоянные обвинения в колдовстве и частые приглашения на прогулку до костра заставили их исчезнуть из виду на долгие годы. За это время влияние потомков Адама на Земле настолько усилилось, что будущее всего живого напрямую стало зависеть от совершаемых ими поступков. Ларисы боялись доверить участь их общего дома столь зыбкому и нередко безжалостному роду. Разделившись на «наблюдателей» и «вершителей», они затерялись в толпе, дабы уберечь планету от гибели.

Первые следят за всеми чувствами и событиями жизни человека, начиная с рождения и заканчивая смертью. Обычно в наблюдатели отбирают ларисов, хорошо владеющих нюком, так как численность людей намного выше, и иногда одному хранителю приходится приглядывать за целой семьей в одиночку. Вторые получают сведения, записывают, анализируют их и при необходимости принимают решения, связанные с вмешательством в естественный ход истории, но если ее изменения предполагают за собой глобальные последствия, вопрос передается конклаву. Которым является совет из тринадцати представителей чистокровных ларисов, переизбирающихся раз в сто тринадцать лет; во главе — йустициим*, основная задача которого улаживать неоднозначные и серьезные проблемы. Когда-то он занимался каждой возникшей трудностью, но состоящие в нем почтенные мужи явно не справлялись с таким громадным количеством работы, поэтому был создан кодекс хранителей. Очаровательная книга в пяти томах о десяти тысячах страниц, с подробно изложенными способами устранения всевозможных неприятностей, и в качестве бонуса — свод законов с перечнем наказаний за их нарушение. Фолиант этот довольно скучное чтиво, и кроме самих написавших, полностью его никто так и не прочел.

* * *

Основные законы хранителей

1. Наблюдателям запрещено помогать и как-либо ещё вмешиваться в жизнь людей, к которым они приставлены, без одобрения вершителей.

2. Наблюдателям запрещено раскрывать своего присутствия, кроме особых случаев, одобренных конклавом.

3. Информация о появлении полукровных ларисов обязательно должна сообщаться конклаву.

4. Использование нюка в качестве принуждения живого существа к чему-либо запрещается.

5. Передача наблюдателем ложных сведений или внесение вершителем изменений в полученную информацию карается лишением должности.

6. Ларисы, живущие среди людей, обязаны дать обет молчания о существовании нашей расы. Нарушение карается запретом на пользование общим денежным фондом и лишением всех льгот, если таковые имелись.

7. Любому человеку, который связан узами судьбы с ларисом, разрешен вход в наши потайные поселения.

8. Независимо от места проживания и профессии, все ларисы должны раз в десять лет сдавать аттестацию по современной истории мира и проходить проверку на знание пятнадцати людских языков.

Освенцим, июнь 1942 года.

Поезд ехал быстро и шумно, но стук колес не убаюкивал. Все боялись уснуть, однако не спать было намного страшнее. Неизвестность пугала людей, но для меня она стала бы великим подарком. Я знал, куда везут этих пленных и что их ожидает. Смерть. Одних от удушья в газовой камере, других от голода и тяжелой работы под гнетом эсэсовцев, которые медленно и мучительно будут убивать их как морально, так и физически. При мысли об этом становилось тошно и гадко. Бессилие сводило с ума. Даже если бы позволил закон мне вмешаться, я не смог бы спасти всех.

Почему конклав не остановит это безумие?! Разве сохранять мир не наша задача?! Эти вопросы были, словно зуд в моей голове.

«Ни к чему думать о поступках совета, власти повлиять на них у меня нет, а эти разглагольствования ничего, кроме ярости и внутренней пустоты не приносят. Лучше сосредоточиться на спасении Ирэн и её сестры, — одергивал я себя. — Если их разделят во время селекции, придётся изрядно попотеть, чтобы освободить обеих, и без нарушения десятка правил кодекса хранителей это дело не провернуть. Единственная лазейка — полученное согласие на вмешательство, с разрешением использовать нюк не более пяти раз… Не шибко разойдёшься, но хоть что-то. Необходимо продумать каждую мелочь: цена просчёта слишком высока».

Может, попросить помощи у Рин? Эта идея зажгла во мне слабый лучик надежды. Она вершитель, возможно, получала полезную информацию о разделении и концлагерях, но в нашем последнем разговоре отчётливо чувствовался её немой протест против моих намерений по вызволению Ирен. Станет ли она помогать? Попытка не пытка.

Я пробовал выстроить мысленный мост, но постоянно натыкался на барьер. Довольно глупо с её стороны, мое владение нюком считается весьма искусным среди многих ларисов, и пробить такую жалкую защиту не составило бы особого труда.

Однако, прежде чем я успел бесцеремонно разрушить воздвигнутые Катариной преграды, она сменила гнев на милость.

— Александр, если ты не отказался от той безрассудной затеи, то я не желаю тебя слушать, — раздался голос Катарины. По её интонации было очевидно, что она злится, и пламенная тирада, специально сочинённая для меня, лишь ждала своего звездного часа.

— Я тоже тебе рад, Рин. С каких пор ты зовёшь меня Александром?

— С момента твоего превращения в тотального идиота!

— Спасение любимой женщины по твоему мнению вздор?

— «Любимой женщины»?! Алек, ты просто смешон, она даже не знает о твоём существовании, не говоря уже о том, что твои глаза прозрачные, как стеклышко, а значение этого факта разъяснять тебе не нужно.

Постепенно мое спокойствие сменялось раздражением. Такая умная особа и не видит ничего дальше прописных истин.

— Не хочу ссориться, но ты всерьез думаешь, что я бы рискнул всем, что у меня есть ради смертной, к которой не испытываю достаточно сильных чувств?!

— Нет, и это настораживает.

— Я бы с удовольствием всё объяснил, но время не на моей стороне. Если тебе известна какая-нибудь информация о лагерях, умоляю, поделись ей.

— Ал, мы дружим более пяти веков, — неуверенно начала мямлить Катарина. — Будь моя воля, я бы жизнь за тебя отдала, но…

— Был дан указ свыше не способствовать мне? — резко перебив это бессвязное бормотание, спросил я несколько грубее, чем следовало.

Она не ответила, но после натянутого молчания дрожащим тоном сказала:

— Прости.

— Ты всегда мечтала быть йустициим, не стоит пятнать из-за меня репутацию, когда желаемое так близко. Dura lex, sed lex.

Я оборвал связь, так и не получив ответа.

Иронично, надеялся облегчить душу после беседы с лучшим другом, а вместо этого получил груз обиды и лишний повод ненавидеть совет.

Вероятно, я бы продолжил сетовать на несправедливость судьбы, если бы не толчок. Поезд приехал в пункт назначения.

* * *

Всего пара мгновений отделяла меня от безумного поступка, перевернувшего мою жизнь, но все страхи и сомнения растворялись в воспоминаниях об её улыбке. Милая Ирэн, она добавила красок в серость моего бытия.

Для лариса века — лишь капли в потоке всеобщей истории, бессмертие приносит скуку и лишает время его подлинной ценности. Рассвет своего народа я не застал, а вот его гонение людьми вкусил сполна. Поэтому на протяжении многих лет я намеренно держался от них подальше. Однако мои собственные мнения и желания на сей счёт не совпадали с планами конклава, и меня принудительно произвели в наблюдателя. Представьте степень недовольства своенравной персоны, привыкшей за долгие годы к покою и комфорту, которую заставили работать, да ещё и с ненавистными ей объектами, представили? Умножьте на два и получите мое примерное душевное состояние на тот момент.

Я ожидал скучное и бесполезное созерцание человеческой волокиты, но вместо этого на примере юной девушки, увидевшей, почувствовавшей, сделавшей за девятнадцать лет больше, чем я за семьсот, извлек важные опыт и знания.

Из вышесказанного будет справедливо отметить, что я мог бы влюбиться в абсолютно любого потомка Адама, однако, смотря за Ирэн, я не был слеп к другим. Нет, она не казалась лучом света в темном царстве, на радость любителям дешевого клише. Не за высокие моральные качества и голубые глаза полюбил я ее, а за способность жить ради себя; она не заключала смысл существования в конкретной цели, предмете или ещё в чем-то и не искала его.

«Наслаждайся жизнью, пока она у тебя есть» — вот и вся её философия.

Ирэн, сама того не подозревая, показала мне огромную разницу между праздным прожиганием дней и наполнением каждой секунды ярким воспоминанием, чтобы ни один миг не был утрачен. С феноменальной памятью перестаёшь заботиться о её сохранности, в итоге взамен цветного фильма в голове остаётся черно-белая пленка.

Я радовался и грустил с ней, смеялся и плакал, и всё на расстоянии. Мои чертовы глаза не меняли цвет, из-за моей должности мне нельзя было раскрыться или банально познакомиться с ней. Она стала солнцем, а я тенью. Убери светило, и пропадет тень.

— Вместе с ней исчезнут насыщенные кадры из моего блеклого кино, а их место займёт пустота, — прошептал я, сделав шаг в темноту.

* * *

На улице была ночь, люди тесными кучками толпились на платформе.

«Если повезет и получится раздобыть форму, притворюсь эсэсовцом и при удобной возможности уведу Ирэн, в противном случае смешаюсь с пленными и буду действовать по ситуации» — выглядело всё довольно просто, но вот на практике в данной стратегии дыр, как в рыболовной сети.

«Выбора и времени у судьбы для меня не осталось, может, хоть на раздачу удачи успею?»

И, видимо, небольшой кусочек мне все-таки достался, в самом начале состава стоял один, без товарищей, солдат — как раз подходит. С помощью нюка я внушил, что в этом поезде приехал сын подруги его матери, и ему надлежит встретить, проводить и обеспечить всем необходимым этого юношу, то есть меня. Похлопотать над тем, чтобы никто из нацистов не обратил на нас внимания, не забыл. Как видите, фантазией я не блистал.

Коренастый мужчина с характерными для немца резкими чертами лица подошёл ко мне и поинтересовался, не я ли тот самый Александр Кеттнер.

— Так точно!

— Фредерик Максвелл, приятно познакомиться, смотрю, с выдержкой у тебя всё в порядке, а вот с ориентацией плохо, что ты забыл среди них? — он многозначительно кивнул в направлении пленников.

— Не знал, где вас найти, и заметил офицеров, — сказал я, показывая на близ стоящую группу военных. — Как раз хотел расспросить их.

— Очень хорошо, что я увидел тебя раньше, парниша, проблем бы ты не обобрался с ними. Ладно, пошли, у меня и так дел по горло.

Станция находилась недалеко от лагеря, идти пришлось недолго. На входе приветствовали железные ворота с надписью

«ARBEIT MACHT FREI»⁽¹⁾. Какая жестокая насмешка над действительностью, меня затрясло от гнева. Это было ничем по сравнению с волной чувств и эмоций заключённых, находившихся в этом аду, что меня захлестнула. Я замер. Кроме отчаяния, горя и страданий, к которым я, насколько мог, пытался себя приготовить и выстоять против них, были мысли их мучителей. Будучи в здравом уме, этого не перенести. К такому невозможно подготовиться. Меня затошнило.

— Малец, что с тобой?

— Ничего страшного, это всё длительная поездка, пойдёмте дальше.

Фредерик с недоверием оглядел меня, но возражений не высказал. Остаток пути я старался замкнуться в себе, чтобы не свихнуться.

Достать экипировку моего размера было весьма проблематично: хранители выше среднестатистического человека. Пока фрау Хенкель, которой меня доверили, приводила мою особу в вид, близкий к приличному, я удалённо следил за процессом селекции. Колесо фортуны не подвело: Ирэн с сестрой не разделили, но понять, куда их отправят — в газ или на работы — не удалось. Спустя пятнадцать минут раздался удовлетворительный вздох.

— Спасибо, и простите за неудобства в столь поздний час! — я от чистого сердца поблагодарил эту женщину, согласившуюся в полночь снабдить меня нужными вещами, тем самым не потратив мой лимит на использование нюка.

— Не за что, — пробурчала грозная леди и отправилась спать.

Я же поспешил к блоку №11⁽²⁾.

— Они выглядят хрупкими и слабыми, и, как следствие, не подходят для тяжелого труда, но не для газовой камеры или публичного дома, черные кудри и незрелый вид исключают второй вариант. Не самые романтичные заведения для свидания с возлюбленной.

Сбежать сейчас нам вряд ли удастся: много охранников, провести всех мне не под силу, значит, требуется временная заминка. Циклон-б подаётся через люки в потолке, можно попытаться заткнуть их, чтобы прекратить или хотя бы ограничить подачу, но это слишком долго. Остаётся только выкрасть канистру с гранулами, на пропажу и поиски новой отвлекутся, этого будет достаточно, чтобы вытащить девочек из «комнаты смерти».

Попасть вовнутрь оказалось легко, здесь моя наружность сыграла мне на руку: светлые волосы, скулы и бледная кожа. Молодой солдат арийской внешности не внушал никому подозрений.

Осложнения появились позже. Во-первых, я не знал схемы здания, во-вторых, надо было что-то предпринять с караульными.

«Использовать нюк неразумно, из этого проклятого места нужно будет ещё выбираться, без него это сравни самоубийству, а у меня ограничение, нарушать которое опасно, чрезмерное вмешательство хранителей ведет к непредсказуемым последствиям. Буду, как обычный смертный, выкручиваться хитростью и смекалкой.

Они явно устали, думаю, пересменки давно не было».

Я отдал зигу и поздоровался с этими сторожилами:

— Доброй ночи, я новенький, только прибыл, может, могу быть полезен? Начальство уже крепко дрыхнет, я вот бодрствую.

Молчание. Четыре пары глаз внимательно начали меня осматривать: на них с небес свалился прекрасный способ избавиться от утомительных обязанностей и отдохнуть, но вот недочёт, я незнакомец, который может быть кем угодно.

Изменять в свою пользу их ход мыслей нельзя, но вот чтение никто не запрещал, поэтому убедительно ответить на все вопросы не составило труда.

— Отлично, — подытожил один из них, спустя энцать минут допроса. — Тебе известно, для чего этот блок?

— Да.

— Сейчас приведут очередную партию, она последняя на сегодня, поможешь сопроводить и проследить за всем, включая зондеркоманду, Фитц объяснит подробнее, он скоро вернётся.

Как только были сказаны эти слова, в помещение кто-то зашёл. Я лишился дара речи, взглянув в бесцветные глаза вошедшего.

Прим. автора: персонаж по имени Алекс появится позже, никакой опечатки в описании нет.

1) "Труд освобождает" (нем.)

Вернуться к тексту

2) Блок смерти — в Освенциме блок №11. Пример употребления: «Блоком смерти» называли его и заключённые, и эсэсовцы. В нем находились экспериментальная душегубка, камера пыток, виселица. У стены расстреливали узников.

Вернуться к тексту

Способность говорить вернулась ко мне также быстро, как и покинула. Несмотря на низкий для хранителей рост, мертвенно-бледная кожа и прозрачные, как лёд, глаза выдавали в незнакомце кровь ларисов.

«Скорее всего, полукровка» — подумал я.

— А вот и он! Дружище, проведи этому молодцу подробный инструктаж по цугангам⁽¹⁾. Парень только приехал, а уже работать рвётся.

Прежде чем ответить, Фитц бегло окинул меня взглядом, заострив внимание на лице.

— Я, пожалуй, даже прослежу за ним, не хватало ещё, чтобы он напортачил.

Данное предложение было принято с большим энтузиазмом всеми присутствовавшими. Пока остальные мужчины отвлеклись на перераспределение обязанностей, я пытался мысленно связаться с Фитцем. И был несколько удивлён. Обычно, когда не хотят идти на контакт, ставят барьер. Меня же просто игнорировали, защиты не было.

«Возможно, плохо владеет нюком и может только принимать информацию?»

— Эй, Ромео, заканчивай летать в облаках. Идём, по дороге объясню, что надо делать, — призвал меня хриплый голос, увы, явно принадлежащий не Джульетте. Так как шли мы на улицу, а путь был не длинный, обещанные указания мне дать не успели, а вот угрозы вполне уместились.

— Во-первых, беспрекословно выполняй приказы. Во-вторых, не смей лезть в мою голову. И только попробуй что-нибудь выкинуть. Узнаю — превратишься в боксёрскую грушу. Всё понял?

— Да.

«Внушение использовать рискованно: раз он сообразил, кто я, значит, воспитывался моим народом. Не умеющих ограждаться от постороннего вмешательства с ранних лет учат отделять свои мысли от чужих; меня моментально раскусят. Единственное моё преимущество стало бесполезным. Шикарно. Я в восторге, что может ещё сделать эту самоубийственную затею лучше?»

— Какой доходчивый мальчик, а теперь к делу. Привезённым пленным сообщают, что их ведут в душ, чтобы не выказывали лишнего сопротивления. Потом мы всех отводим в раздевалку, где они оставляют свою одежду. После этого ты проведёшь их до газовой камеры, а я пойду наверх, чтобы сбросить циклон-б. Если кто-нибудь попытается удрать, применяй силу, — Фитц изъяснялся так спокойно, словно речь шла не о массовом убийстве, а о погоде.

«Действовать нужно аккуратно. Склонность к насилию и даже никудышное владение нюком представляют собой крайне опасное сочетание. Странно, что он не сдал меня. Хотя сомневаюсь в том, что ему бы это удалось. Я всё-таки не беспомощный щенок».

Ход событий абсолютно меня не устраивал, но пара лазеек все равно оставалась. Не хочу показаться нескромным, но с логикой и хитростью у меня хорошие отношения.

— Оставишь меня с ними наедине?

— Боишься, принцесса? Может, обращаться к тебе «фрау»? Не волнуйся, помимо тебя там будут ещё пару сопровождающих.

«Мало того, что он моральный урод, так ещё чувство юмора напрочь атрофировано».

— Нет, просто приятно, что ты мне доверяешь, — с улыбкой пояснил я.

— Если поможешь им бежать, не я, так другие солдаты тебя пристрелят.

— Да? Не думаю, что они могут сопротивляться нюку.

Выражение его лица было бесценным. До такого красивого серо-буро-малинового оттенка я не доводил даже Катарину.

— Это запрещено, — сквозь зубы процедила жертва моих издевательств.

— Интересно, сколько правил я нарушил, чтобы попасть сюда?

Ноль, — перед спасением Ирэн я совершил подвиг бюрократического характера, собрав необходимую кипу бумаг, но откуда это было знать Фитцу, который, как я предполагал, разбирался лишь в основных законах кодекса.

С минуту он молчал, тщательно обдумывая, как поступить. Были бы мозги, определённо был бы слышен скрип. В итоге его умственные потуги родили следующее:

— Будешь постоянно под моим надзором.

«Надо же, развести его оказалось проще, чем я ожидал. Доступ к гранулам получен, однако с ним в комплекте этот упырь, который отойдёт от меня только в случае кончины кого-то из нас».

От моих не радужных размышлений на тему «как вырубить человека» меня отвлёк внезапно нарушивший ночную тишину звук сотни шагов. К нам приближались те, кого мы здесь так долго ждали. Я почти сразу заметил её. Она шествовала твёрдой походкой и с решительным видом, крепко прижимая к себе тринадцатилетнюю Эдну, словно львица, защищающая своего львёнка. Но за внешней уверенностью и спокойствием, скрывалась буря из злости, страха и надежды на чудо: Ирэн не верила в сказку про водные процедуры. Передав пленников в наше ведомство, к нам присоединились ещё три военнослужащих. Один из них сильно заинтересовал меня. Молодой, не старше двадцати, он смотрел на людей шедших сзади нас с состраданием и грустью. Его участие выделялось на фоне ужасающего безразличия. Все предписания мы исполняли, не проронив ни слова, вплоть до газовой камеры. Там произошла сцена, оставившая неизгладимый след в моём сердце.

Юный эсэсовец уже собирался закрыть дверь, но что-то ему помешало — нога женщины. Она старалась вытолкнуть двух своих маленьких детей.

— Пожалуйста, спасите хотя бы моих драгоценных сыновей! — кричала по-польски несчастная мать.

Он отшатнулся в сторону и упал, смотря в её полные мольбы глаза.

Фитц оттащил паренька, другие два члена нашей свиты расправлялись с бунтаркой, заталкивая её назад.

А я просто стоял столбом не в силах даже пошевельнуться.

— Красавица, нам пора поработать, так что будь добр, перестань изображать статую.

Ком в горле не давал мне ничего сказать. Я едва смог кивнуть в знак согласия.

* * *

Пока мы поднимались наверх, я склеивал осколки своей личности в единое целое, которое позднее заставило меня сделать то, что случилось.

Проходя в комнату, я пропустил Фитца вперёд. Меткий удар в основание черепа — и он уже лежит без сознания.

«Ещё чуть-чуть, и я у цели».

В углу помещения были люки, возле них находилась огромная железная канистра с заранее приготовленным ядом. Я взял её и начал рассыпать содержимое по полу.

Неожиданно резкая вспышка пронзила мою голову, перед зрачками заиграли белые чёртики. Обернувшись, я увидел примеченного мной офицера. От удивления я не успел среагировать. Хук, неприятный хруст и мой нос сломан; я рефлекторно потянулся руками к лицу, выронив при этом то, что в них держал. Мальчишка подобрал ёмкость и высыпал всё, что в ней осталось в вентиляционное отверстие.

— Зачем? — прошептал я.

— Долг превыше всего.

Всё было, как в тумане. Из-за циклона жгло в груди. Я не мог сконцентрироваться на своём противнике, поэтому наш бой выглядел, как банальное избиение.

Стена боли окружила меня, я хотел исчезнуть, умереть, только бы не чувствовать её. Где-то глубоко в подсознании затеплилась мысль: «Борись, иначе всё напрасно».

Я отстранился от ощущений в теле, сосредоточившись на разуме.

Но до того, как я что-то предпринял, мой нападающий повалился на колени, а кто-то поднял меня и вынес из отправленной зоны.

«Фитц?!»

Он прочёл мой немой вопрос «почему?»

— Идиот, нас подслушивали нацисты, в этом здании стены коридоров картонные. Во дворе, сзади нас, окно было, а ты, дурья башка, нюк упомянул. Про секретность мама в детстве не рассказывала? Я подумывал прямо там тебе врезать, чтобы язык придержал.

— Какой же я придурок…

— Пф-ф-ф, не спорю.

— Я должен спасти кое-кого.

— У тебя пятнадцать минут, трать их как душе угодно, я советую уносить пятки, ибо он когда-нибудь очнётся, — произнёс полуларис, показывая на валяющегося юношу.

Я намеревался поблагодарить его, но он уже стремительно побежал вниз, чтобы позвать оставшихся на охране солдат и наплести им более-менее правдоподобную байку про сбрендившего новобранца.

Для меня лестница являлась сущим адом. Всё ныло и болело. Когда я добрался до подвала⁽²⁾, там уже никого не было.

«Видимо, Фитц повёл их за помощью, раз мы не пересеклись. Хоть я и избавился от части гранул, там было ещё чуть больше половины… однако они не так уж много времени там, ещё есть шанс».

Задержав дыхание, я зашёл в место, которое ежедневно забирало тысячи жизней. Большинство людей уже умерли или были на грани смерти. Среди громадного количества голых тел разглядеть моих девочек было сложно. Лёгкие, потрёпанные дракой, функционировали уже на пределе, когда я нашёл желаемое. Закинув на плечи каждую, я с трудом донёс их до пространства с чистым воздухом. Бережно положив и прикрыв Ирэн своей курткой, а Эдну рубашкой, я осел на пол.

«Они ещё живы, но синильная кислота могла повредить органы, а здесь я бессилен. Надо отыскать врача».

Попытки подняться не увенчались успехом. Мрак постепенно окутывал меня, собравшись с духом, я достучался до Рин, сумев вымолвить лишь «помоги».

Почти окончательно поддавшись всепоглощающей теме, мне причудилось, будто я снова любуюсь небесного цвет глазами Ирэн.

* * *

Осиротевшая и обречённая на погибель девушка считала свои вдохи и выдохи. Тело уже онемело, сознание медленно угасало. Ей хотела одного: взглянуть на этот мир ещё раз. Поменяв минуты темноты на секунду света, она подняла свинцовые веки. Увидев светловолосого юношу, ей стало спокойнее.

— Не знала, что у ангелов голубые глаза, — беззвучно сказала Ирэн, погрузившись в вечную мглу.

1) Вновь прибывшими. Из нем. "der Zugang" — прирост.

Вернуться к тексту

2) Газовая камера находилась в подвале.

Вернуться к тексту