Страсти по-министерски (гет)

Джон Долиш зябко кутался в аврорскую мантию и, периодически ежась от попадавших за шиворот, несмотря на водоотталкивающие чары, холодных брызг, шепотом костерил отвратительный климат Шотландии, дракклов Запретный лес, чересчур инициативных министерских чиновниц, умудрившихся найти таких приключений на свою, гм, палочку, что теперь ему глухой ночью пришлось уныло притворяться серым камнем у дороги, пока Альбус Дамблдор вел переговоры с кентаврами. И самого Верховного Чародея и Директора Хогвартса по совместительству, что вот уже битых два часа на пару с крупным гнедым жеребцом перечислял различные нынче яркие небесные тела.

Переговоры явно забредали даже не в тупик, а куда-то в гиблые болота Девоншира, то есть находились весьма далеко от желанной цели. Долиш раздражённо переступил с ноги на ногу, на всякий случай помянув тихим незлым словом собственное начальство, которому отчего-то взбрело в голову, что присутствие аврора придаст переговорам особый вес и дух официальности, и прислушался.

— Уважаемый Магориан, вы же понимаете, что условие "забирайте вашу дракклову бабу, а не то мы нашпигуем вас стрелами" звучит неприемлемо? — Джон просто не поверил своим ушам — кентавры пытались угрожать Верховному Чародею? А Дамблдор невозмутимо продолжал: — Вот если бы вы предложили нам что-то существенное в обмен на то, чтобы мы забрали с собой мисс Амбридж, пожалуй, мы могли бы договориться.

"Вот же… интриган мордредов! — мысленно ахнул восхищённый Долиш. — В Министерстве, значит, пылая праведным гневом, утверждал, что лишь он, Великий Альбус, способен без лишней крови освободить генерального Инспектора из плена необузданных варваров-кентавров, а на самом деле, получается, он кентавров от неё и спасает. Тогда какого же лысого Мерлина я тут торчу полночи?"

Но тут Джон привычно подавил сомнения в целесообразности приказов начальства, тоскливо вздохнул и продолжал наблюдать за развитием событий.

Магориан обмахнулся хвостом, немного помолчал и с неохотой внёс предложение:

— Мы могли бы собрать немного трав для Чёрного человека…

— О! Вот это другой разговор, — директор порылся в глубинах своей мантии и извлёк небольшой свиток — всего-то футов десять, — испещрённый с двух сторон угловатым убористым почерком хогвартского зельевара. — Северус как раз подготовил мне список того, что ему требуется. Надеюсь, мы придём к соглашению, иначе… — Дамблдор выразительно посмотрел на своего собеседника.

— Иначе женщина останется у нас? — Магориана явственно передёрнуло. Он шумно сглотнул, выхватил свиток из рук директора, развернул, пробежал глазами, перевернул и, вздохнув, снова скатал его. — Хорошо, пусть будет так, — процедил он.

Долиш прикинул, что в списке одних травок перечислено на три-четыре стога, и заинтересованно проследил за тем, как Магориан взмахом руки подает сигнал своим соплеменникам. На поляну вышли два кентавра, подталкивая перед собой низенькую полную женщину, облаченную в грязную, местами рваную розовую мантию. Она отбрыкивалась, потрясала сжатыми в кулаки исцарапанными руками и визгливо верещала:

— Мерзавцы! Твари! Вы все у меня получите! Все! Я вам всем устрою! Вы ещё узнаете, где ваше место!

После особенно сильного толчка женщина споткнулась, упала на колени и разразилась такой площадной бранью, что даже бывалый аврор Долиш, привыкший к замысловатым словесным конструкциям Аластора, смутился и покраснел.

И тут Джон неожиданно вспомнил, где и при каких обстоятельствах он встречал ранее мисс Амбридж. Ну конечно же, это тоже было в Хогвартсе. Как сопровождающий Корнелиуса Фаджа, мракоборец Долиш вместе с Амбридж и Шеклболтом пытался арестовать Дамблдора — но Альбус попросту оглушил их и исчез. Удивительно, но тогда Долорес совершенно не запомнилась Джону: ну, из Министерства, ну, сопровождала Фаджа… Ничем себя не проявила, разделив общую роль — кеглей, мастерски сбитых Альбусом. А теперь, трогательно воинственная и непобеждённая, она бросает вызов этому бескультурному стаду. И сам Дамблдор пришёл к ней на выручку.

О, какая ирония!

Долиш, совершенно не отдавая отчета своим действиям, нервно дёрнулся к перепачканной в грязи валькирии, чтобы помочь встать, поддержать, но был остановлен взмахом руки Дамблдора. Аврор буквально впился взглядом в неуклюже поднимающуюся с земли фигуру, невольно отмечая растрёпанные, сбившиеся кое-где в колтуны волосы, широкий рот, вдруг показавшийся ему необычайно милым на этом слегка одутловатом лице, украшенном несколькими царапинами на носу и щеках и сочным синяком на скуле. Словно во сне, он следил за тем, как поднявшаяся женщина, всё так же подпихиваемая древками копий кентавров, дошла наконец до директора и встала за его спиной.

— Долорес, всё закончилось, вы свободны, — голос Дамблдора звучал успокаивающе. — Смотрите, наш славный Аврорат не даст вас в обиду. Сейчас вас переправят в Мунго. Вам, без сомнения, необходимо отдохнуть и прийти в себя. Долиш! Проводите мисс Амбридж.

Джон автоматически сделал шаг вперёд, крепко взял жертву кентавров за руку, заглянул в её слегка прищуренные, сверкающие непримиримой злобой глаза… и словно ухнул в бездонный колодец.

Уже уносясь с нею в Мунго в вихре парной аппарации, ощущая себя словно внезапно огретым пыльным мешком из-за угла, Долиш восторженно подумал: "Какая женщина!"

* * *

Спустя каких-то двадцать минут Джон Долиш пересекал Атриум Министерства Магии, следуя в Аврорат и перебирая в голове воспоминания о сегодняшней ночи. Он понимал, что его жизнь уже никогда не будет прежней. Хотя бы потому, что никак не мог избавиться от ощущения какой-то потери. Оно не покидало Долиша с того самого момента, когда в холле Мунго подоспевшие колдомедики вырвали из его объятий и повлекли прочь мисс Амбридж, Долорес, Долли, как сам Джон про себя уже начал её называть.

Отчитавшись в том, что сопровождаемое лицо без происшествий доставлено в больницу и сдано под опеку колдомедиков, Долиш устроился за своим столом и попытался заняться отчётом. Но мысли его всё время возвращались к прекраснейшей на свете женщине — пусть даже чумазой и поцарапанной, с выразительными глазами и таким волшебным, напевным именем — Долли. Аврор то и дело поглядывал на часы, ругая про себя так неспешно сочившееся время, упорно не желающий составляться отчёт и свою работу, которую он, без сомнения, очень любил, но сейчас практически ненавидел, потому что она не позволяла ему находиться там, в Мунго.

Рядом с ней.

Едва успев смениться с дежурства, Долиш по каминной сети переместился в больницу и уже через десять минут, ослепительно улыбаясь, интересовался у привет-ведьмы, в какой палате находится мисс Амбридж, которую он лично доставил сюда прошлой ночью. Внутри у Джона всё пело и звенело: сейчас, вот сейчас, спустя каких-то десять минут, два лестничных пролёта и один коридор он снова увидит Долорес, возьмет её за руку, если она позволит, заглянет в глаза и даже поговорит с ней.

На мысли о разговоре храбрый аврор и споткнулся, он занервничал и начал прокручивать в голове вероятные темы для беседы. Естественно, о погоде, они обязательно поговорят о погоде. В конце концов, англичане они или кто? Потом он вежливо поинтересуется самочувствием Долорес… мисс Амбридж. Ведь она пока не разрешила Джону называть себя по имени, но обязательно разрешит, возможно, не сегодня, но скоро, очень скоро. А потом он, конечно, попросит у неё позволения навещать её тут, в Мунго, и даже предложит встретить её при выписке и проводить домой… И, разумеется, тогда он пригласит мисс Амбридж — нет, тогда он уже будет называть её Долорес, а, может быть, даже и Долли не про себя, а вслух — на свидание… Или нет, сначала на прогулку, на обед или ужин. В какое-нибудь милое местечко в Косом переулке или в Хогсмиде… Или ещё где-нибудь, надо не забыть узнать у ребят, куда теперь принято приглашать девушек уже не юного возраста…

Размечтавшийся Долиш не заметил, что вот уже десять минут стоит, уставившись пустым взглядом на белую палатную дверь. Равно как и того, что эта дверь медленно открылась, и на пороге появилась облачённая в розовый халат и розовые же пушистые тапочки уже избавленная от синяков и царапин "его прекрасная Долли".

— Кхе-кхе, — аврор, погруженный в свои мысли, не обратил внимание на тихое покашливание.

— Кхе-кхе, — раздалось уже громче, и снова никакой реакции.

— Кхе! Кхе! — он вздрогнул, перевёл взгляд ниже и вновь утонул в тех самых глазах, о которых грезил всю первую половину дня.

— Простите, задумался. Добрый день, мисс Амбридж. Как вы себя чувствуете? — бравый аврор щёлкнул каблуками.

— Добрый, мистер… э-э-э…

— Долиш, Джон Долиш, аврор Долиш, мэм! Можно просто Джон.

— Ах, да, это же вы, мистер Долиш, проводили меня сюда после моего освобождения от этих… — Амбридж буквально всю передёрнуло от омерзения.

— Да, мэм, я, — Джон слегка смутился, — я вот пришёл навестить вас, узнать, как вы тут… себя чувствуете. И, может быть, вам надо что? Я принесу, не сомневайтесь. Только скажите… — он почувствовал, что лицом стремительно сравнивается с цветом своей форменной мантии.

— О, я практически в полном порядке. Физически я почти не пострадала. Пф! Попробовали бы эти мерзкие животные причинить мне какой-то вред! — сверкнула она глазами, — Хотя я и пережила стресс, но ничего такого, с чем не справились бы средства передовой колдомедицины, одобренные Министерством и Министром лично.

Долиш огляделся и немного скованно предложил:

— Могу я предложить вам прогуляться до зимнего сада? Там, говорят, очень хорошо… и цветы… скамеечки, можно присесть… — он протянул руку и почувствовал, как сердце заполошно забилось в груди, когда пухлые пальчики скользнули к нему в ладонь, а Долорес кивком головы обозначила свое согласие на эту прогулку.

* * *

Назавтра у Долиша был выходной и, промучившись пару часов с выбором в цветочном магазине, уже в полдень он стучал в дверь палаты Амбридж, прижимая к груди горшок с цветущим кактусом, о название которого можно было запросто сломать язык. Владычица авроровых грёз растение приняла вполне благосклонно, лишь бросила на Джона какой-то задумчиво-изучающий взгляд, от которого по загривку Долиша промчалось стадо взбудораженных мурашек. Они провели прекрасные, с точки зрения Джона, полчаса за обсуждением переменчивой английской погоды. И расстались, договорившись о его следующем визите.

Джон понял, что погиб — окончательно и безвозвратно. Он сомневался и страдал, не в силах поверить своему счастью: его одарила благосклонностью лучшая в мире женщина. Долиш прекрасно понимал, что некрасив, небогат и занимает лишь должность рядового аврора, тем чудесней ему казались зарождающиеся отношения. О да, он с трепетом ощущал полное единство душ: своей и Долорес — оба были верными цепными псами любого режима, оба предпочитали не рассуждать понапрасну, а исполнять приказы вышестоящего начальства. Джон с ликованием представлял обоих в одной упряжке — неудержимо рвущихся вперёд и гордо несущих знамя власть предержащих. Он нашёл свой идеал женщины!

Долиш зачастил в Мунго как на работу. Каждый день он проводил в обществе мисс Амбридж от получаса до трёх часов, прогуливаясь по зимнему саду, обсуждая статьи в «Ежедневном пророке», ведя светские беседы о погоде и новых назначениях в Министерстве. Палата Амбридж быстро стала напоминать кактусарий, а Долиш, узнав о её увлечении котятками, стал дарить не только цветы, но ещё тарелочки и панно с изображениями пушистых лапочек.

На третий день она разрешила называть себя Долорес, на пятый — сама стала называть Джона по имени, на седьмой слегка загрустила, когда он собрался уходить, а на десятый день сообщила, что будет рада, если он придёт встретить её при выписке и проводит домой.

Между тем знаменательный день неумолимо приближался, а Долиш всё никак не мог собраться с духом и решиться пригласить Долорес, свою крошку Долли, как он давно уже называл её про себя, на свидание после того, как она вырвется из больничных стен. Каждый день он обещал себе, что вот сегодня он уж точно заведет об этом речь, выяснит наконец, есть ли у него шанс стать не просто приятным знакомым, но неизменно смущался, терялся и откладывал столь волновавший его разговор на потом.

Наконец этот день настал. Джон встречал Долорес в холле Мунго, прижимая к себе очередной кактус с труднопроизносимым названием, переминался с ноги на ногу, неистово волновался и время от времени по очереди вытирал вспотевшие вследствие этого ладони о свою потрёпанную аврорскую мантию.

— Чудесно выглядишь, Долорес, — слегка хрипло сказал Джон, протягивая Амбридж цветок, на минуту задержал дыхание, выдохнул и, решившись, выпалил, бросаясь в омут с головой: — Не окажешь мне честь поужинать сегодня со мной?

Долорес внимательно посмотрела ему в глаза, ловко сунула кактус в руки пробегавшей мимо медиковедьме, ухватилась за отвороты аврорской мантии, заставляя Долиша нагнуться, привстала на цыпочки и впилась ему в губы страстным поцелуем. Прервавшись, чтобы глотнуть воздуха, она шумно выдохнула, глядя в ошарашенные глаза Джона:

— Ты бы ещё полгода собирался… Зови меня Долли… и… к дракклам ужин!

И аппарировала их обоих к себе домой…

* * *

Долиш потерял счёт времени — дни и ночи слились в один яркий калейдоскоп, каждый миг и каждый вздох казались неповторимыми, губы помимо воли расползались в дурацкой улыбке, а из здравых мыслей в голове оставалась лишь одна:

"Моя. Она моя".

Через пару недель, устав заскакивать перед дежурствами в свою квартиру за свежей рубашкой, Джон отказался от съёма, сумбурно извинился перед владелицей, недоумевающей, почему такой спокойный и благонадёжный квартирант так спешно съезжает, и перебрался со своими немудреными пожитками домой к "милой Долли".

Конечно, Долиш немного волновался, но переезд прошел на удивление легко: Амбридж выделила место под его вещи в шкафу и комоде, в шкафчике на кухне поселилась его любимая чашка, домашние тапочки обосновались в прихожей на полочке, будто там всегда и находились, а в гостиной у камина за одним из кресел прочно закрепился статус "его любимого места". Им даже не пришлось, что называется "притираться" друг к другу, как это бывает у молодых пар, начинающих жить вместе. Безусловно, это был дом Долорес, в котором она давно установила свои порядки, но Джона абсолютно не раздражали ни многочисленные тарелочки и панно с котятками, ни все эти рюшечки, воланы и кружевные салфеточки. Наоборот, ему было на удивление уютно во всем этом розово-декоративном окружении, а следовать некоторым правилам, исполнения которых ожидала от него Долли, было совсем не обременительно. Тем более, что его немного слащавая и жеманная "кошечка" в постели оказалась сущей тигрицей, страстной, властной и даже несколько жёсткой. Впрочем, это Долишу особенно в ней нравилось: честный служака, привыкший беспрекословно, не рассуждая, выполнять приказы, он и в постели оказался склонен к подчинению.

Единственное, что доставляло Джону небольшой внутренний дискомфорт, так это нежелание Долорес обнародовать их отношения. Она отказывалась даже выйти куда-нибудь с ним вдвоем поужинать, убеждая его, что это совсем ни к чему.

— Милая, — волновался Джон, — ну нельзя же так! Давай посидим сегодня в каком-нибудь уютном кафе.

— Ни в коем случае, дорогой, — звонкий голос Амбридж проникал в душу. — Ты же так устаёшь после дежурств, а ещё нужно будет куда-то идти, тратить деньги и время. Мы же можем провести это время с гораздо большей пользой и приятностью, не правда ли, Джонни?

Обычно за этим следовал долгий поцелуй, после которого теряющий последние крохи рассудка Джон не находил ни сил, ни желания настаивать на своём, и пара привычно перемещалась в спальню. И в такие дни они даже трапезничали в постели, хотя обычно Долли этого не приветствовала.

А порой после сытного ужина они располагались в креслах у камина и за чаем или бокалом чего-нибудь покрепче вели неспешные беседы — которые, словно по волшебству, скатывались к обсуждению обстановки в Министерстве, кадровым перестановкам и мерам, принимаемым в связи с подтверждённым возрождением Неназываемого. Джону льстило, что Долли интересуется тем, как обстоят у него дела на службе, и он с готовностью рассказывал обо всём, что мог узнать, увидеть или услышать, как-то незаметно забывая о том, что некоторые моменты ему не следовало обсуждать с посторонними в силу должностной инструкции. Тем более что как только он вспоминал об этом и старался перевести тему, любимая "кошечка" поглаживала его по колену своей пухлой ладошкой, многообещающе улыбаясь, или тянулась за поцелуем. И в голове у Долиша тут же образовывался вакуум, а сердце неслось вскачь.

Порой, после бокала-другого сладкого хереса, Долорес в довольно жёстких выражениях изливала на него свое мнение по поводу места полукровок, магглорождённых и прочих "тварей" в магическом мире. Такие моменты Джон особенно любил, даже несмотря на то, что некоторые сентенции его слегка коробили. Долли заводилась, распалялась и после таких бесед в постели была особенно необузданна. Да так, что наутро у Долиша болело в самых неожиданных местах и приходилось залечивать многочисленные царапины и укусы — следы страсти, как их, жеманно хихикая, называла Долорес.

Между тем предоставленный Амбридж для поправки здоровья отпуск подошёл к концу, и она вышла на работу в Министерство на занимаемую прежде должность Старшего заместителя Министра Магии. Сказалась ли протекция Фаджа, который, несмотря на отставку с поста Министра, сохранил работу в Министерстве, став консультантом по связям с британским Премьер-министром, или Долорес воспользовалась какими-то другими возможностями, Джон не знал. Но пост свой она сохранила и даже постепенно сумела восстановить то влияние, которое имела при предыдущем Министре. Однако обрадовавшийся было Долиш был быстро спущен с небес на землю. Амбридж категорически отказалась приходить на службу с ним вместе, возвращаться домой они тоже должны были по отдельности, и уж тем более речи не шло ни о каких совместных обедах в столовой Министерства или других заведениях общепита.

— Джонни, ты же понимаешь, что нам сейчас не стоит афишировать наши отношения… — голос Долли сочился патокой, пока её пухлые шаловливые пальчики, следуя невидимым тропинкам, путешествовали по бедру Долиша от колена к паху. — Я занимаю такую высокую должность в аппарате Министра, а ты служишь в Аврорате. Сейчас такое неспокойное время — и недоброжелатели не дремлют. Им только дай хоть малейший повод очернить Министерство, они сразу же за него ухватятся. Нам же совершенно не нужны грязные инсинуации и лживые слухи, правда? Ты же не хочешь, чтобы у твоей кошечки были неприятности?

Пальцы её продолжали поглаживать, выразительные глаза заглядывали, казалось, в самую душу, губы складывались в умильную улыбку, и Джон уже совершенно не понимал, что именно она говорит, словно находясь под Империо, и лишь согласно кивал: — "Да, не нужны… да, не хочу", — лишь бы только Долли не останавливалась…

* * *

С началом учебного года в Хогвартсе и близлежащем Хогсмиде было введено аврорское патрулирование. Разумеется, Долиш вошел в число авроров, направленных для охраны Школы Чародейства и Волшебства. Не сказать, что Джон очень уж этому обрадовался — в его жизнь снова вошли ночные дежурства, которые как по волшебству ни разу ему не выпадали с тех самых пор, как Долорес вернулась в Министерство. А это означало долгие тоскливые ночи вдали от тёплой постели, вдали от Долли, на продувающих до самого нутра шотландских ветрах. Но обсуждать приказы Долиш не привык, поэтому, поворчав про себя, регулярно отправлялся на дежурство. Тем более что Долорес каждый раз так трогательно просила его быть осторожнее и внимательнее. И если бы не её какой-то отстранённо-изучающий взгляд, он был бы абсолютно счастлив: она за него переживает, она о нём заботится! Вдобавок после ночных дежурств полагались выходные, и тогда Амбридж — как ни удивительно это было при всём её служебном рвении — позже уходила в Министерство или, наоборот, возвращалась пораньше.

В один из выходных успевший утолить первый сексуальный голод Джон отдыхал, откинувшись на розовые пуховые подушки. Долли, примостившись у него под боком, положила голову ему на плечо и, выводя пальцами замысловатые узоры по его груди, спросила:

— Как прошло дежурство? Надеюсь, в окрестностях Хогвартса всё спокойно? Никаких происшествий, ничего странного?

— О, милая, да всё как обычно, хотя… знаешь, — Долиш слегка нахмурился, — Дамблдор опять вчера на ночь глядя куда-то отправился. И так торопился в сторону Хогсмида, едва кивнул, когда мимо проходил.

— Да-а-а? Странно, — задумчиво протянула Долорес. — А что значит: опять? Он часто отлучается из школы?

— Да только в мои дежурства он уже раз пять или шесть покидал Хогвартс, — хмыкнул Джон. — А почему ты спрашиваешь?

— Очень интересно, — промурлыкала Долли, и её рука скользнула с его груди по животу и дальше под одеяло. Все посторонние мысли тут же покинули голову Долиша, он рвано выдохнул, впился поцелуем в её губы, и им стало совсем не до разговоров.

А буквально через пару дней аврора Долиша вызвали к Министру. Войдя в кабинет Скримджера, Джон щёлкнул каблуками и вытянулся во фрунт, всем своим видом соответствуя установке — начальство любило видеть в подчинённых исполнительность и соблюдение субординации.

Долиш ожидал всего, чего угодно, но только не того, что Министр станет расспрашивать его о службе, о настроениях в Аврорате и под конец, как бы между прочим, упомянет:

— До меня дошла информация о том, что директор Хогвартса как-то слишком часто отсутствует на своем рабочем месте. То ли устроился куда на полставки, то ли ещё что. Это правда, аврор Долиш?

— Да, господин Министр, это так. Я своими глазами видел, что…

— Да и выглядит в последнее время не так чтобы очень уж здоровым, — вкрадчиво продолжал Министр. — А возраст-то уже пенсионный, надорвётся наш Альбус, не дай Мерлин, и что тогда? Опять эта нездоровая суета, выборы Верховного Чародея. В такое сложное-то время?

И на бедного Джона полилась пространная речь Министра. Переживает, мол, он за Альбуса Дамблдора, так переживает, прямо кушать не может. И не затруднит ли бравого аврора Долиша выполнить небольшую просьбу, да даже не просьбу, так, просьбишку — как-нибудь аккуратно выяснить, куда же постоянно мотается этот старый хрыч?

Джона, конечно, не затруднило. Он с готовностью кивнул и отправился на очередное дежурство. Но узнать, конечно, он ничего так и не смог.

* * *

Шло время, и Долиш всё чаще задумывался о том, что отношения с Амбридж топчутся на одном месте, но всё никак не мог собраться и сделать решительный шаг. Тем более что Долорес так и продолжала настаивать на том, что им рано афишировать факт их связи. В последнюю неделю июня он каждый день собирался с духом для серьёзного разговора, но к вечеру весь запал угасал, и объяснение всё откладывалось.

Наконец тридцатого июня Долиш отрезал себе все пути для отступления, купив кольцо, в кои-то веки самолично приготовив ужин и отрепетировав речь. Долли была приятно удивлена, по крайней мере, Долишу хотелось думать, что приятно, а удивление было явно видно по выражению её лица — рот приоткрылся, а большие выразительные глаза с каждой секундой становились ещё больше и выразительнее. Джон чувствовал душевный подъём. Предвкушая, как его "крошка Долли" радостно взвизгнет "да" и позволит ему навинтить кольцо на пухлый пальчик, он разлил по бокалам херес и полез в карман за бархатной коробочкой.

Но в этот самый момент его жестоко прервали.

В комнату влетел Патронус и голосом Скримджера сообщил о том, что в Хогвартс проникли Пожиратели, Дамблдор убит, а мисс Амбридж срочно вызывают в Министерство. В свете случившегося теперь уже сам Долиш решил обождать с предложением. Ну, какая свадьба, в самом деле, когда тут такое творится?!

Спустя день Долорес сообщила Джону, что она отправляется в составе министерской комиссии на похороны Дамблдора и её "бравый аврор", разумеется, тоже едет вместе с ней.

Долиш был готов петь от счастья и пел бы, если бы не Долли, которой почему-то никогда не нравилось его пение. Свершилось, вот он: их первый выход в люди. Вместе! И плевать, что это похороны, плевать, что он стоит не рядом с нею, а чуть правее и сзади! Зато с высоты своего роста он прекрасно видит, как ветер треплет этот чудесный чёрный бантик в её волосах, чувствует аромат её духов. А вспоминая, как она выразительно посмотрела на него и её губы чуть изогнулись в намёке на тёплое приветствие, Долиш едва сумел сдержать широкую счастливую улыбку, так и норовящую расплыться на его лице. Не наедине! При посторонних! Это же почти признание, Долли почти готова перестать скрывать их отношения! Он знал, он чувствовал это! А уж когда, отправляясь обратно в Лондон, Долорес протянула ему руку и попросила проводить её, Джон чуть сознание не потерял от восторга и загадал: если через месяц всё будет идти так, как идёт, он точно сделает своей "крошке" предложение.

Первого августа было объявлено, что Скримджер подал в отставку и пост Министра занял Пий Тикнесс. И всё полетело кувырком.

* * *

Нет, внешне в их жизни ничего особо не изменилось. Амбридж сохранила свою должность заместителя Министра, правда, второго, но при этом возглавила комиссию по учету маггловских выродков. Долиша никто и не думал отстранять от службы в Аврорате. Но между ними двумя возникло какое-то напряжение, что-то царапало душу Джона, мешало ему, как тихий звон в ухе, который вроде бы и не сильно раздражает, но от него никак не избавиться.

К тому же у Долли появился этот ужасный медальон. Нет, медальон сам по себе был весьма недурён, сразу видно — старинная вещь, и эта изящная буква "С" на крышке. Но Долиш испытывал не самые приятные ощущения всякий раз, когда это украшение находилось поблизости от него.

— Дорогая, не могла бы ты не надевать медальон так часто, — взмолился однажды бедный Джон. — Мне что-то не по себе, как будто он — живое существо и наблюдает за нами.

На что Амбридж лишь фыркнула и разразилась длинной тирадой, в которой свалила в одну кучу чистокровность, гордость магическими корнями, своё родство с Селвинами и зашоренную узколобость некоторых.

Тогда Джон лишь промолчал в ответ. А через несколько дней в Министерство проникло Нежелательное лицо номер один в компании со своей грязнокровной подругой и, как утверждали некоторые, с младшим из сыновей Уизли. Они устроили жуткий переполох, вырвали из двери кабинета Долорес искусственный глаз Аластора, похитили её медальон, сорвали заседание Комиссии и выпустили грязнокровок на свободу, чуть не скормив саму Амбридж дементорам. Как только Долиш узнал о случившемся, он, на чем свет стоит костеря дракклова фетишиста Поттера, примчался в Мунго, куда были доставлены все пострадавшие при налёте. Ворвавшись в палату к Долорес, Джон застыл на пороге. Долли, его крошка Долли сидела на кровати, закрыв опухшее лицо руками, и рыдала. Он бросился к ней в желании обнять, защитить, утешить — и натолкнулся на её злобный взгляд.

— Где ты был?! — практически по слогам процедила она.

— Крошка, я примчался, как только узнал… Ты же знаешь, дежурство… Всё уже позади, я здесь, рядом…

И тут Амбридж прорвало. Продолжая лить злые слёзы, она верещала практически на ультразвуке, грозила всем и каждому смертными карами, обвиняла Долиша непонятно в чём и под конец даже затопала ногами.

Долиш сначала пытался её обнять, успокоить, но не выдержал и, рявкнув: "Да пошла ты!", выскочил из палаты, со всей дури саданув дверью. Он не знал, отпустили ли Долорес домой или нет, потому что ночевать он не пришёл. Засел в "Дырявом Котле" и методично напивался, перебирая в голове услышанные там и тут в последнее время разговоры о том, что Скримджер вовсе не подал в отставку, а был убит; что за назначением Тикнесса стоит Неназываемый; что новый директор Хогвартса на самом деле убил предыдущего, и это вовсе не привиделось Поттеру, как утверждали теперь официальные источники.

Джон мучительно размышлял о том, что в его отношениях с Долорес что-то меняется, но кажется ли ему или всё так и происходит на самом деле, он понять не мог…

Проведя ночь за виски и душевными копаниями, наутро Долиш вышел на службу как ни в чём ни бывало. Он привык исполнять приказы, а не обсуждать их. Он служит Министерству, а не Министру, а что он там надумал за ночь — это так, пустое. Всё образуется. И с Долли у них всё ещё будет хорошо.

* * *

Колесо жизни мерно катилось дальше. Долиш исправно дежурил, конвоировал осужденных в Азкабан, ходил в патрули, пару раз участвовал в обысках и задержаниях, старался не вспоминать о тех пьяных размышлениях и продолжал жить с Долорес, вот только о том, чтобы сделать ей предложение, больше не задумывался.

А весной его отправили в составе группы домой к Августе Лонгботтом: производить показательный арест этой старушки — Мерлинова одуванчика. Старая перечница оказала ожесточённое сопротивление, и наряд авроров не справился с превосходящими силами противника. Старушенции удалось скрыться, на дорожку так приложив Долиша Конфундусом, что Джон загремел в Мунго всерьёз и надолго.

Месяц, почти месяц он провалялся на больничной койке. И за всё это время Долорес так ни разу его и не навестила!

Джон снова и снова анализировал подробности своей несчастной жизни с Долли. Вспоминал её странные изучающие, даже какие-то препарирующие взгляды, вроде бы незначительные фразочки и оговорки, которые теперь казались ему наполненными весьма неприятным смыслом, и её стойкое нежелание афишировать их отношения. Долиш злился, бесился и постепенно пришёл к убийственному выводу, что он сам себе придумал красивую историю их любви. Нет, он-то любил, а она? Она его просто использовала?..

К выписке встретить его Амбридж тоже не соизволила, но Долиш так и не решился собрать вещи и уйти. То ли привык, притерпелся за вот уже почти два года, то ли вообще не очень-то умел принимать тяжёлые решения и следовать им.

А дальше был май и битва за Хогвартс.

Волдеморт пал, Поттер снова выжил, власть в стране опять сменилась. Исполняющим обязанности министра стал бывший коллега Долиша Шеклболт, а самого Джона временно отстранили от службы. Правда, быстро и восстановили — опытных авроров не хватало, то там, то тут всплывали недобитые Пожиратели, проводились массовые обыски и аресты. И честный аврор, служа новому Министерству, с неизменным рвением преследовал тех, чьи приказы выполнял ещё вчера.

* * *

Получив очередной ордер на обыск и арест, Долиш трижды возблагодарил Мерлина, Основателей и капризы Долли за то, что ни один человек не знал о его связи с Долорес Джейн Амбридж, чье имя значилось в документе. Отговорившись тем, что ему надо отлучиться буквально на двадцать минут, Джон рванул прочь из Министерства и сразу на выходе аппарировал — прямо в гостиную. Вихрем пронесясь по дому, он на глазах у изумлённой Долли, которая со дня битвы за Хогвартс не выходила из дома, собрал все свои вещи. Долорес даже не успела что-либо сказать, лишь хлопала глазами, испуганно прижав к груди пухлые ручки. Джон тщательно проверил, что ни в одном помещении не осталось и намёка на то, что в доме жил мужчина — и так же стремительно аппарировал прочь. А уже через полчаса аврор Долиш невозмутимо зачитывал мисс Амбридж постановление об её аресте.

За несколько дней до суда настойчивые попытки Долорес добиться свидания с Долишем увенчались успехом. Джон всё же пришёл, и она тут же бросилась ему на шею, умоляя спасти её, дать показания в её пользу — ради всего, что было, ради их любви. Она клялась, что её заставили, шантажировали, что она думала только о нём…

Долиш смотрел на эту перекошенную от страха жабью рожу и искренне не понимал, как он мог находить её привлекательной, удивлялся, что это было — временное помешательство или чары? Не зря же целители из Мунго в один голос утверждали, что аврор Долиш имеет слабость перед оглушающими заклинаниями. Может, так сказались последствия многочисленных Конфундусов? Как знать…

С трудом отцепив Амбридж от себя, Джон сказал только: "Прощай, Долли", — и застучал в дверь, чтобы охрана его выпустила.

* * *

За преступления против магглорождённых Долорес Амбридж приговорили к пожизненному заключению в Азкабане.

Аврор Долиш на суд не пришёл.