(Не)везучие (гет)

Он залпом выпивает вторую, а может быть, и далеко не вторую, порцию огденского и ставит стакан на барную стойку. Слегка кривится. Алкоголь нещадно дерёт горло, но несмотря на это Малфой жестом просит бармена повторить заказ.

И оглядывается по сторонам.

На его лице застывает кривая ухмылка, потому что происходящее вокруг напоминает долбанный парад бесконечного лицемерия. И от этого откровенно тошнит. Не то чтобы Малфой ожидал чего-то другого. Он просто тупо абстрагировался: от раздражающих летающих под потолком красных сердец, от хихикающих малолеток, которые справа, слева, повсюду. От всего.

Драко уже больше часа подчищает алкогольные запасы бара, не обращая никакого внимания на окружающих. До того момента, пока музыка вдруг не стихает, голоса не смолкают и он, повинуясь стадному чувству, оборачивается назад. И усмехается.

Какой-то парнишка под всеобщее внимание прямо в центре бара становится на одно колено и протягивает своей избраннице красную бархатную коробочку. Малфой теряет интерес к происходящему раньше, чем зал взрывается аплодисментами.

Фальшь. Вокруг одна фальшь, а Драко всей душой не терпит притворства.

Ведь очевидно: уже через пару минут все и думать забудут и о парне, и о его девушке, о его романтическом предложении. Вернуться к своим делам и будут дальше делать вид, что им не плевать.

Но по факту: всем плевать. Всегда. И складывается ощущение, что только Малфой это понимает.

— Романтично, не правда ли? — воодушевленно кто-то произносит рядом, и Драко бросает заинтересованный взгляд.

Старик как раз снимает шапку и кладёт её на барную стойку. На несколько секунд поворачивает голову в центр зала, смотря на сладкую парочку с какой-то теплотой, а потом возвращает взгляд обратно. Бармен ставит перед ним чашку с чаем, а тот, закатав рукава старого джемпера, хватается за неё так, будто у него замерзли руки.

Первая мысль, которая возникает в голове: возможно, бездомный. Драко рефлекторно ёжится. Старые привычки иногда врастают в нас, как корни старого дерева. Но через пару секунд старик просит передать ему сахарницу, что Драко и делает, а тот коротко улыбается ему в ответ. У него добрые глаза и седые — особенно на висках — волосы. Плохо выбритое лицо. Еле заметный шрам над верхней губой.

Драко не привык вступать в разговоры с чужаками, однако произносит:

— Я считаю это глупо. Любовь. Романтика. Они просто слишком молоды. Наивны. Это сейчас их влюбленность затмевает всё вокруг, но пройдёт время и однажды, проснувшись в собственной постели один из них, — Драко указывает в сторону влюбленной парочки, — задастся такими вопросами: «почему в моей жизни все так кособоко», и «как мне теперь выбраться из этого дерьма?»

— Генри и Айви? — с лёгкой усмешкой переспрашивает старик. — Это вряд ли. Их любовь истинная.

Драко фыркает.

— «Истинная любовь» — понятие весьма субъективное.

— Кто боится любви, тот боится жизни.

— Не вижу смысла бояться того, чего не существует. Любовь — это не больше, чем обычная химическая реакция, результатом которой является, выделяемый нашим мозгом, гормон фенилэтиламин…

— Да, — внезапно перебивает его старик, — вы писали об этом в вашей статье пару месяцев назад.

Малфой приподнимает в удивлении бровь:

— Вы читали мою статью?

— Ознакомился. Честно говоря, после прочтения я с нетерпением ждал встречи с вами, мистер Малфой.

— А мы разве…

— Ох, простите мою бестактность. Я не представился. Меня зовут Куп.

— Куп? — улыбается Драко. — Это сокращение от…

— Купидон, — заканчивает за него старик.

— Купидон, — медленно повторяет за ним Малфой. — Ну да. Конечно. Это многое объясняет, — скептически заявляет он, отворачиваясь от старика, полностью теряя интерес к их разговору.

А вот Куп, кажется, наоборот. Он полностью разворачивается к лицом к Драко. Говорит:

— Я могу тебе помочь.

— Мне не нужна ничья помощь, — равнодушно произносит Малфой и бросает на собеседника косой взгляд. Какое-то время изучает, а потом добавляет: — Кстати, а разве у вас не должны быть крылья, стрелы, светящаяся хрень над головой. Как-то ты выглядишь чересчур обычно, — пытается задеть Драко, но Куп, кажется, не обращает на его выпад никакого внимания. Мягко улыбается.

— Да, ты далеко не первый, кто мне об этом говорит, — честно отвечает он. — Но, честно говоря, это удивляет. Не думал, что ты из тех, кто верит в эти сказки.

— Прости, что разочаровал, — саркастично подмечает Малфой. — Но ты прав. Я не верю в сказки. В любовь, кстати, тоже, поэтому дальнейший разговор не имеет смысла.

— Я хочу доказать тебе обратное. Не про сказки. Про любовь, — зачем-то уточняет Куп.

— Что? Стрельнешь в меня своими волшебными стрелами, и я навеки вечные влюблюсь в первую встречную? Прости, — отмахивается Драко, — не заинтересован.

Куп на мгновение замолкает.

— Вообще-то это работает не так, — говорит он таким тоном, будто слова Малфоя его искренне оскорбили.

— А мне как-то плевать, — едко отвечает Малфой. — Меня подобные услуги не нужны. Уж как-нибудь без посторонней помощи справлюсь.

— А ты думаешь это так просто?

— Ну, уж не сложнее, чем волшебную палочку в руке держать, — издевается Малфой.

— Давай заключим соглашение? Ты на время займёшь моё место. И если после этого ты так же не будешь верить в любовь, то я оставлю тебя в покое. Что скажешь?

Но несколько секунд молчит. Но позже с уверенностью произносит:

— Согласен, если есть холь малейший шанс оставить свою одинокую жизнь при себе, то я в деле. Где надо расписаться?

— Достаточно только твоего слова, — улыбается Куп. — Может выпьем, в честь такого события? Я угощаю.

Драко согласно кивает. И пока бармен наполняет их стаканы, его не покидает одна единственная мысль: интересно, на что он только что подписался?

* * *

На следующее утро Малфой просыпается с непонятным то ли звоном, то ли шумом в ушах. Настолько невыносимым, что Драко глубже зарывается лицом в подушку, пытаясь хоть как-то подавить возникший раздражитель. А он всё никак не заканчивается: звучит всё громче и громче, словно кто-то сидит в его голове и нарочно увеличивает громкость.

Не вытерпев, Малфой чересчур резко подрывается с кровати, сжимая голову в ладонях.

«Прекратите! Прекратите!»

— Прекратите! — ревёт он и — вуаля! — чудо действительно происходит: посторонний гам исчезает. И только теперь Драко замечает, что находится в собственной комнате. Правда понятия не имеет, как до постели дополз.

В голове бардак.

Всё, что он помнит, это — бар, чудаковатый старик, который назвался Купидоном, дико странный разговор о… любви?! А дальше пусто. Словно воспоминания обрываются, и как Драко ни старается вспомнить, что произошло прошлой ночью, это кажется, вверх непосильной задачей, будто на него наложили мощнейший обливиэйт.

Благо он не привык забивать голову лишними рассуждениями.

Малфой приходит к простому заключению, что старик в баре никакой не Купидон, а свихнувшийся чудила, а шум в голове — банальное последствие от чрезмерного употребления огневиски. К обеду он даже не вспоминает ни о старике, ни о шуме в ушах, пока это не происходит снова. Боль пронзает голову мгновенно, что Малфой от неожиданности выпускает колбу с зельем из собственных рук. Звук битого стекла эхом врезается в мозг, царапает подкорку. Лязг настолько раздражающий, будто кто-то нарочно водит вилкой по тарелке.

— Что за чёрт? — держась за голову, цедит Драко.

Он пытается сосредоточиться, чтобы унять неумолкающие голоса в его голове. И на мгновение это действительно происходит по той причине, что Драко одёргивает собственную мысль.

В его голове голоса.

Он сам не верит тому, что слышит, но против воли урывками вылавливает такие слова, как «пожалуйста», «помоги», «люблю». Он не может расслышать всё: в ушах сплошное неконтролируемое жужжание, как если бы все люди планеты говорили в унисон. Драко мотает головой из стороны в сторону и пытается сделать вдох. Первый выходит судорожным, каким-то трясущимся. После второго становится легче, но в глазах всё ещё рябит. Но в голове по-прежнему слишком много голосов, но среди прочих, Малфой отчетливо слышит один единственный.

— Сосредоточься, — жестко командует он, и Драко рефлекторно одёргивается. Он определённо слышал его раньше, но… — Не пытайся концентрироваться на моём голосе, концентрируйся на собственном.

Легко сказать!..

Первое, что приходит на ум: уроки профессора Снейпа по окллюменции. Он говорил: чтобы овладеть способностью преграждать путь к своему сознанию, необходимо очистить собственный разум.

Но Драко ведь не на уроке, а голоса в голове не причина его ошибки, а последствие. И от собственного бессилия хочется кричать. Громко. Навзрыд.

Происходит ли это реально или только в его голове, но Малфой слышит, как его собственный крик заглушает все остальные звуки вокруг, словно в мозгах разрывается сирена. И пока горит тревожная красная лампочка приходит ещё одно осознание: Драко один. И теперь и крик, и голоса сменяются другими, более привычными звуками: скрип половиц, кипящая вода в котле, размеренное тиканье настенных часов.

Его мучает только один вопрос:

— Что это было, чёрт возьми?

— Последствия, заключённой тобой сделки, — говорит Куп, как само собой разумеющееся, словно всем на планете давно известна какая-то непреложная истина, а Драко её познал вот только что.

— Какой ещё не сделки?

— Той, которую мы заключили вчера. Неужели не помнишь?

Конечно, не помнит. Кто вообще помнит хоть что-то, если весь предшествующий вечер просидел в баре?

В голове наступает ясность. Не сразу. Но когда это происходит Малфой задаёт второй, не менее важный, вопрос:

— Как ты здесь оказался?

— Подумал, что тебе нужна помощь, — честно отвечает Куп и, поднявшись с софы, подходит прямиком к Малфою. — И, как всегда, оказался прав.

Куп останавливается совсем рядом: их разделяет лишь стол, уставленный колбами, склянками, кипящим котлом, книгами и пергаментами. Он ничего не говорит, лишь порывисто вытирает руки о края одежды, словно они перепачканы. Драко уже собрался задать свой следующий вопрос, как вдруг Куп внезапно прислоняет большой палец к его голове.

И неожиданно Драко вспоминает всё. Каждая минута, жест, слово яркой вспышкой возникает в сознании, как если бы он заново прожил вчерашний вечер, только в сверх быстрой перемотке.

— Так это было всё… реально?

— Да. После того, как ты заключил со мной сделку, тебе перешла абсолютно вся моя сила, именно поэтому ты можешь их слышать, — поясняет Куп.

— Не похоже, что ты справляешься возложенной на тебя задачей, — с ехидством умничает Драко. — Их много.

— Я бы добавил: «слишком». Их слишком много, — понижает голос Куп и обходит стол. — Я не могу в одночасье помочь всем и сразу, тем более что каждому отведено своё время.

— И что теперь я должен делать?

— То, что делает Купидон, — широко улыбается он. — Помогать людям встретить свою истинную любовь, но так как ты заменишь меня временно, ограничимся одним человеком. И как только она влюбится, ты не только лишишься силы, но и сможешь вернуться к своей прежней жизни, если, конечно, не передумаешь.

— И как же я пойму, что справился? — метко интересуется Драко.

— О, поверь мне, ты сразу всё поймёшь.

— Так, и кого же я должен взять на попечение? — хмурится Малфой, и Куп снова улыбается.

— Ах, да, конечно. Держи, — и протягивает свёрнутый пергамент.

Драко осторожно разворачивает его, быстрым взглядом пробегается снизу вверх по списку имён, пока Куп не произносит:

— Её имя самое первое в списке.

И Малфой на мгновение застывает. В самом верху пергамента значится имя, которое Драко, как и имя Волан-де-Морта, давно приписал к тем-кого-нельзя-называть.

Гермиона Грейнджер.

Что за тупая шутка?..

— Твоя задача найти для Гермионы того, кто полюбит её всей душой и кого полюбит она. Всё просто.

— И как я пойму, что она влюблена, капитан очевидность?

— Её сердце подскажет. И самое главное: есть одно важное правило, которое ты ни при каких обстоятельствах не должен нарушать.

— Какое?

— Тебе запрещено влюбляться в неё.

У Малфоя от сердца аж отлегло!..

Хорошо!..

Уж это простейшее условие Драко способен выполнить!..

* * *

Третье утро проходит чуть лучше, чем предыдущее. Драко просыпается в приподнятом настроении, что само по себе необычно. Накануне он долго не мог уснуть, ворочаясь в кровати: мысли о сделке, о его новой силе и весьма своенравной подопечной проели весь мозг. Да так, что весь остаток прошлого дня, что большую часть ночи Малфой категорически отказывался верить в происходящее.

Он — чистокровный волшебник в десятом поколении — должен найти идеальную пару для — не совсем чистокровной — Гермионы Грейнджер и не влюбиться самому. Если бы кто-то его сейчас спросил, как он на это подписался, то Драко, не раздумывая, ответил бы: потому что сошёл с ума!

Очевидно же нормальный человек не пошёл бы на такое.

Воздух пахнет оживлённой улицей и горячим асфальтом, а ещё свежей выпечкой и ароматным кофе из новой кофейни на углу. Сейчас как раз время обеда, поэтому мимо то и дело снуют волшебники в дорогущих мантиях и волшебницы с новомодными бумажными стаканами из той же кофейни.

Драко смотрит на блеклую деревянную, но отреставрированную после войны вывеску книжной лавки «Флориш и Блоттс» и находит десятки причин, чтобы развернуться и уйти, но не делает этого.

«Магазин закрыт».

Он на мгновение закрывает глаза, представляя, как стоит посреди магазина, а когда открывает, то вокруг всё оказывается точно так же, как и много лет назад: те же самые пыльные витрины, книги, занимающие места от пола до потолка. Он берёт в руки первую попавшуюся, листает и почти не замечает времени, когда колокольчик над дверью оповещает о посетителе.

Грейнджер, кажется, тоже ни капли не поменялась: всё те же неряшливые волосы, всё те же талмуды в руках.

Драко улыбается против воли и говорит:

— Грейнджер, а ты знала, что огненные крабы выстреливают струю пламени из заднего прохода, если на него напасть?

Стук каблуков на пару секунд прекращается, а затем она выхватывает книгу у него прямо из-под носа и отвечает:

— Во-первых, не из заднего прохода, а из задней части брюха, а во-вторых, как ты здесь оказался, Малфой? Дверь ведь была заперта.

Что-то действительно не подвластно времени. Например, их отношения: Драко никогда не надоест поддевать эту всезнайку, а Грейнджер, тем временем, никогда не перестанет нудить. Это та аксиома, которая не требует доказательств.

Он пропускает её слова мимо ушей без каких либо зазрений совести. Медленно поднимается со стула и берёт в руки другую книгу, бегло осматривая обложку. Кладёт её на место. Умничает:

— М-да, я всегда знал, что ты книжный червь, Грейнджер, но не до такой степени, чтобы покупать эту дыру.

— Не помню, чтобы меня интересовало твоё мнение.

— Не помню, чтобы тебя хоть чьё-то мнение интересовало, — в тон ей парирует Драко. — Впрочем, дело твоё.

— Кстати о деле: ты сюда по какому-то вопросу пришёл или так, просто мимо проходил?

— Ах, да. Совсем забыл. Я здесь, чтобы помочь тебе найти любовь, — будничным тоном отвечает он и слышит, как в углу с глухим шлепком падает книга. По всей видимости не одна.

Но после небольшой паузы у Грейнджер, наконец-то, прорезается голос:

— У тебя всегда были проблемы с юмором, Малфой, — не шути так больше.

— А я и не шучу. На самом деле это очень долгая и совершенно запутанная история…

— Уже не терпится послушать.

Она скрещивает руки на груди и смотрит на Драко так, как смотрела всегда: с недоверием. А Малфой судорожно думает: как рассказать Гермионе о его новых способностях так, чтобы это не выглядело, как бред сумасшедшего.

— Слушай, — устало выдыхает он, потирая переносицу. — Я сам не до конца во всем разобрался, но если коротко, то у меня есть силы, которые, если верить, помогут тебе встретить истинную любовь, по крайней мере, так мне сказал Купидон…

— Купидон? — с усмешкой повторяет она. — А ты получается его заместитель?

— Чёрт, Грейнджер, откуда столько цинизма? — рычит он. — Ты хотела, чтобы я тебе рассказал — я рассказал. Что не так? У тебя нет парня, у меня есть силы, которые могут это исправить. Всё.

— Ты точно спятил.

— Хотелось бы, но нет, — тихо отзывается Драко. — Теперь ты всё знаешь, поэтому… — он делает глубокий вдох, — предлагаю поторопиться. Чем раньше, мы отыщем твою вторую половинку, тем быстрее я смогу вернуться к своим делам.

— Давай я облегчу тебе жизнь, Малфой. Мне не нужно никого искать. Я и так счастлива. В твоих услугах не нуждаюсь.

Однако Драко улавливает какую-то вибрацию. Чувствует на подсознательном уровне — Грейнджер врёт. С губ срывается:

— Ты лжешь, — твердо заявляет он и неожиданно ощущает ещё кое-что: сердце, будто тяжелеет.

Грейнджер что — больно?

— Не неси чушь, Малфой. Оставь меня покое, — цедит она, а после сгребает какие-то бумаги со стола и добавляет: — Мне надо работать. Где дверь, ты знаешь.

Уже направляясь к выходу, Малфой взглядом цепляется на настенный календарь, где красным маркером обведено сегодняшнее число — седьмое мая.

Семь — хорошее число, про себя думает Драко. Добрый знак.

Тогда почему всё пошло наперекосяк?

Слава Мерлину Малфой не верит во всю эту ерундистику.

А где дверь... Да, он знает!..

Есть много вещей, о которых Драко предпочёл бы забыть. Например, свадьбу Поттера, на которую он официально даже не был приглашён. Зато Нарцисса была. В тот день он так сильно напился, что не только чуть не женился сам на какой-то дальней родственнице новоиспечённой миссис Поттер, а ещё, что самое страшное признавался в любви Уизеллу, а тот в свою очередь называл его лучшим другом. После Поттера, конечно.

Бр-р-р!..

Да!.. Есть такие воспоминания, которые хочется выжечь из своей памяти, как сжигают давно залежавшийся на чердаке хлам. Все знают: от ненужных вещей лучше избавляться сразу, чтобы не жалеть потом.

Но есть и другие. Не вещи. Воспоминания, которые делают нас теми, кто мы есть, не смотря ни на что. У Драко полно скелетов в шкафу — глупо отрицать обратное.

Он отчетливо помнит, что спустя месяц после свадьбы Поттера, к нему в лабораторию пришла Грейнджер. Её лицо сильно осунулось, а под глазами образовались тёмные круги. Ему даже не нужно было знать причины — ответ стоял перед глазами. Он молча достал склянку зелья «сна без сновидений» из собственных запасов и протянул её Гермионе. Как он догадался, что она пришла именно за ним?

Он знал, потому что первые два года после войны оказались самыми тяжелыми — ночные кошмары, как дементоры проникали слишком глубоко и не оставляли ничего, кроме долбанных страхов и ненависти к самому себе. Драко почти не спал. Совершенно мало ел. Это даже не жизнь — тупое сосуществование, когда ты каждый день убеждаешь себя, что завтра станет лучше.

Он знал, потому что врачи в Мунго лишь разводили руками: вы не первый, мистер Малфой, кому после войны снятся кошмары.

Он знал, потому что чуть не потерял себя. Потому что для него дни… месяцы превратились в один сплошной бесконечный момент. Словно кто-то другой сидел в его голове и дёргал за рычаги, заставляя проживать свои самые худшие дни снова и снова. Снова и снова.

И если это не ад, то что тогда?!.

Драко знал, однако ей ответил первое, что пришло в голову:

— Уизли обмолвился на свадьбе, что ты до сих пор плохо спишь, — пожал плечами тогда Малфой и тут же вспомнил, что Рыжий действительно что-то подобное говорил.

Флакон с зельем она приняла. Сжала в своей хрупкой ладони и сказала:

— Спасибо. Мой врач настаивает, чтобы я справлялась с моей проблемой без помощи зелья.

Драко понимал, что имела в виду Грейнджер, потому что ему говорили тоже самое:

«Вы должны справляться с кошмарами самостоятельно, мистер Малфой. Вы становитесь зависимым от зелья, и как врач я не имею права подвергать вас такому риску.»

Или:

«Может вам стоит найти занятие, которое помогло бы вам абстрагироваться и справиться с проблемой?»

И Драко нашел: достал старые записи Снейпа по зельеварению и, слегка изменив состав и формулу, сделал собственное зелье «сна без сновидений», которое — чёрт возьми — помогало. Со временем он, конечно, усовершенствовал структуру: одного флакона хватало на долгое время, и оно не вызывало сильного привыкания, как его аналог. На вкус, правда, оно стало ещё дерьмовее и имело весьма необычные побочные эффекты: повышенная сонливость следующие три дня после употребления — раз, и отсутствие возможности видеть любые сны весьма продолжительное время — два. И если причины и следствия первого Драко понимает, то объяснить возникновение второго — не может. У всех этот процесс индивидуален — Паркинсон, например, увидела сон спустя три месяца, а Малфой только через полгода.

Как бы там ни было, отдел Здравоохранения в Министерстве его разработки не принял, сославшись, что формула зелья не стабильна. Драко был с ними не согласен, однако, настаивать не стал. Он открыл свою маленькую лабораторию, и вскоре в определенных кругах о его работе знали многие. Даже Макгонагалл была наслышана о его успехах,а потому предложила ему место профессора зельеварения, но он отказался.

В работе с зельями Малфой вынес очень ценный для себя урок: если что-то идёт не так, то нужно сменить тактику. Банально, не правда ли?! Не можешь преодолеть стену — найди слабое место и разбирай её по кирпичику. Не получается сварить зелье — перевороши всю библиотеку, чтобы найти верное решение. Не удаётся убедить Грейнджер — проникни в её дом, чтобы лучше её понять.

Всё просто!..

В общем-то, Драко понятия не имеет, что он надеялся здесь увидеть, но почему-то представлял жилище Грейнджер именно таким: на стенах висит множество фотографий, на столе — книги, на полу — книги, на полке в гостиной — несколько журналов и чашка с недопитым кофе и снова книги.

Да уж!..

Другого от Грейнджер глупо ожидать.

Но квартира, как ни странно, выглядит уютной. Нет ощущения дискомфорта. И вещи кажутся на своих местах: те же книги, та же недопитая кружка с кофе, даже кот, который трётся и мурлычет у его ног.

Постойте, кот?

Входная дверь резко открывается, и Грейнджер на несколько секунд замирает. Она оглядывается по сторонам, будто сомневается, что пришла действительно к себе домой, а потом захлопывает дверь.

— Я даже знать не хочу, как ты оказался в моей квартире, которая, кстати говоря, находится под охранными чарами.

— Видимо, именно поэтому я и не сразу нашёл её, — отмечает Драко и нагло, по-свойски садится на диван.

— Что… Малфой, — устало отзывается она, — что из слов: «оставь меня в покое» тебе было не ясно?

— Не могу. Я же тебе уже говорил: я должен помочь тебе найти любовь. Я…

— Купидон. Да-да, я помню, — обрывает она и, выдержав небольшую паузу, добавляет: — Почему я? Не думаю, что я единственная, кому ты можешь помочь.

— Твоё имя было первым в списке, — отвечает Драко и резко вздрагивает, потому что грейнджеровский рыжий котяра как-то внезапно запрыгивает ему на руки.

Ну вот!.. Теперь пиджак придётся отдать в химчистку!..

— В каком списке?

— В том самом списке, где отмечены все те, кто ещё не встретил свою вторую половину. Или типа того, — брезгливо отодвинув мерзкое животное, отвечает он.

— И почему бы тебе не доставать тех, кто находится дальше по списку?

— Потому что… — повышает голос Малфой. Грейнджер кого угодно выведет из себя бесконечными расспросами. — Слушай, какая разница. Я должен помочь тебе. Точка. Те, кто ниже, — он театрально разводит руками, — не моя забота.

— Да уж, более несведущего в подобных вопросов человека, они не могли найти, — с сарказмом подмечает она, но после недолгой паузы интересуется: — Я могу на него взглянуть?

— На список? — уточняет он, и Гермиона кивает. — Конечно… — он лезет во внутренний карман куртки и только сейчас понимает, что эту злополучную зачарованную бумажку он отдал Купу несколько дней назад. Говорит: — Нет. У меня её нет.

— И ты до сих пор думаешь, что я обязана поверить тебе?

Драко равнодушно пожимает плечами.

— Хочешь верь, хочешь нет, но я говорю правду.

— Ты хоть понимаешь, как нелепо это звучит? — усмехается она, а после, слегка успокоившись, добавляет: — Даже если допустить, в порядке бреда, конечно, что ты говоришь правду, разве у тебя не должно быть волшебных стрел, светящегося нимба над головой, крыльев, в конце концов.

— Ты сейчас серьёзно, Грейнджер? Я не ослышался? Ты ведь тоже ведьма, однако, я же не спрашиваю тебя, почему ты ходишь на работу пешком, а не летаешь на метле и не носишь остроконечную шляпу. Откуда такой пещерный уровень просвещения?! Черт! Я однозначно был о тебе лучшего мнения.

Грейнджер на это ничего не отвечает. Скрещивает руки на груди и прожигает Драко таким взглядом, от которого тянет в затылке. А потом бам-с:

— Докажи мне?

— Что прости? — переспрашивает Малфой.

— Докажи мне, что ты купидон. Ты там что-то говорил о безграничной силе. Ну так вперёд. Сделай так, чтобы я тебе поверила.

— Я могу прочитать мысли.

Грейнджер смеётся.

— Любой легилимент может, — жестко парирует она. — Покажи мне то, чего я не знаю.

И откуда столько недоверия?!..

Нет, конечно, Малфой предполагал, что будет не просто. С Грейнджер никогда не было просто, а Драко просто устал. Устал всё всем доказывать: сначала родителям, обществу, себе…

Мам, пап, смотрите я тоже могу быть ловцом, как Поттер… Могу быть лучшим. Сильным, умным. Могу приносить пользу людям.

Я могу. Могу. Могу…

Драко повторяет себе это каждое утро, каждый, чёртов, раз, когда сомневается в себе, но что он должен сказать Грейнджер? Как он способен её убедить?

— Твой патронус, — внезапно говорит он первое, что приходит в голову и Гермиона на секунду напрягается. — Выдра…

— Это все знают, — отмахивается она, но Драко словно в трансе.

Он не слышит, что говорит Грейнджер, лишь хватается за отдельные картинки в своей голове и просто говорит:

— Когда тебе исполнилось одиннадцать вы с родителями пошли в парк. Не смотря на то, что вы с довольно часто куда-то выбирались, почему-то для тебя этот день был особенным. Вы катались на качелях, ели сладкую вату, но… в какой-то момент ты потерялась.

— Хватит, Малфой…

— Тебе страшно, ты плачешь. Тебе, кажется, что только что голубое небо затянули тучи, а люди, которые только что смеялись, утратили способность улыбаться и сострадать. Им всё равно. Они проходят мимо. И ты дрожишь. Потому что ты — всего лишь на всего маленькая девочка. Но всё хорошо этот кошмар длится недолго, потому что папа находит тебя. Обнимает, говорит, что всё хорошо. Что он всегда будет рядом. И ты веришь.

— Хватит…

— Ты веришь каждому слову. И ты счастлива. Тебе тепло. Впервые, чтобы вызвать свой патронус, ты использовала именно это воспоминание. Но ты больше не можешь делать этого, потому что ты совершила ошибку, которую невозможно исправить. Родители тебя не помнят, так ведь? Потому что ты так решила, — повышает голос Малфой. — Ты решила всё за них. И воспоминание теряет смысл, потому что ты одна. И никого рядом нет. А тебе приходится нести ответственность, за принятое тобою решение.

— Откуда ты… — дрожащим голосом спрашивает она.

Драко делает шаг вперёд, к ней, но Грейнджер резко отступает, выкидывая руку вперед.

— Ты не должен был… — говорит совсем тихо.

Малфой молчит. У него столько мыслей в голове, но они все обрывчатые, что ему едва хватает дыхания произнести её имя. Он смотрит на Грейнджер, ища в её лице ответы. Ему хочется схватить её за плечи и встряхнуть, руки рефлекторно даже дёргаются в её сторону, но в следующую секунду замирают, потому что глаза ослепляет что-то ярко-синее. И этого достаточно, чтобы понять.

Драко хочет что-то сказать, но слова застревают в глотке. Свет исчезает, а Грейнджер сжимая руки в кулаки, смотрит куда-то в сторону.

— Иди домой, Малфой, — негромко, но твёрдо произносит она и, обойдя его, скрывается в комнате.

От оглушительного хлопка двери барабанные перепонки гудят тонким звоном. Драко не двигается с места несколько минут, когда до него доноситься еле слышные всхлипы.

Сердце Малфоя с тихим ужасом останавливается.

И лишь оказавшись в собственной квартире, поздно ночью, в абсолютной темноте, он никак не мог выкинуть из головы, что видел, как ярко-синим пламенем светилось разбитое сердце Гермионы Грейнджер.

* * *

— Я знаю, что ты здесь, Куп. Можешь больше там не стоять.

Дверь медленно открывается и Драко слышит, как скрипят старые половицы под тяжелыми шагами. Он никак не реагирует: не поднимается с кровати, на которой провалялся несколько часов и на Купа не смотрит, хоть и видит краем глаза, как тот подходит к большому книжному стеллажу и сдувает пыль с какой-то книги.

— Как давно ты знаешь, что я здесь? — вместо приветствия интересуется он.

— С тех пор, как ты сюда бесцеремонно заявился, — сухо заявляет Драко, а потом добавляет: — Я, кажется, тебя не звал.

— Подумал, что у тебя могут возникнуть вопросы, — в тон ему отзывается Куп, кладя книгу на место.

Чёрт!..

Конечно у Драко их накопилось немало, но он упорно продолжает молчать, потому что знает: стоит только открыть рот, как всё запутается ещё больше. Жизнь Малфоя запутается ещё больше.

Уже почти полдень, а он никак не может заставить себя подняться с кровати. Он не хочет делать абсолютно ничего, ему плевать. Он в прострации. А глаза до сих пор режет ярко-синее свечение.

— Так… тебя ничего не беспокоит?

И Драко не выдерживает:

— Что это было?

— Ты ведь знаешь! — звучит в ответ, и Малфой закатывает глаза.

Поразительно, — с сарказмом подмечает про себя Драко. То есть в таком формате будет строиться их диалог? Один будет задавать вопросы, а другой — отвечать загадками?

Он уже жалеет, что вообще начал это разговор, как Куп внезапно произносит:

— Мы можем видеть три цвета, которым светятся человеческие сердца. Синий, золотой и белый. Синий, как ты уже понял, означает, что человеческое сердце разбито. Золотым оно становится в том случае, когда человек безгранично счастлив, а белый… — Куп на мгновение замолкает. Делает глубокий вдох. — Белым горят те, кто утратил веру в любовь.

— Не так уж это и плохо, — с усмешкой говорит Малфой и отводит взгляд в сторону.

Для него уж точно!..

— Драко, как ты думаешь, почему имя Гермионы высветилось первым?

— Не знаю, — пожимает плечами Малфой. — Может, потому что в этом и есть смысл быть тобой. Помогать отчаявшимся.

— Нуждающимся, — мягко поправляет его Куп. — Моя работа заключается в том, чтобы помогать тем, кто нуждается в моей помощи.

Вот — ещё один Дамболдор в его жизни нарисовался.

Драко недовольно ухмыляется собственной мысли, но вслух её, конечно, не озвучивает. А Куп — то ли не замечает, то ли делает вид, что ничего не замечает, но после небольшой паузы, продолжает говорить:

— Видишь ли, у каждого в мире есть человек, который ему предопределен судьбой, но только лишь от нас самих зависит, примем ли мы это или нет. Любовь — не подарок судьбы. Это выбор. Мы сталкиваемся с ним каждый день, — он делает шаг вперёд. — Например, можно зайти в бар, чтобы пропустить по стаканчику или уйти домой. Можно отправиться пешком или же аппарировать прямиком в комнату в своей лаборатории. Имена в списке появляются и исчезают — это всё часть выбора. У Гермионы его больше нет, именно поэтому её имя наверху списка. Она далеко не первый раз упускает возможность встретить того, кто заставит её сердце сиять золотым. Она нуждается в тебе, и если ты не справишься, тогда её сердце будет светить белым до тех пор, пока не потускнеет окончательно.

— И что же мне теперь делать? — вскидывается Малфой. — Вряд ли она захочет меня видеть после того, что я ей не говорил.

— Не спорю. Это было слегка не этично. Ты мог бы придумать что-нибудь получше.

— А как это делаешь ты?

— Ну, я всегда стараюсь поближе узнать своих подопечных. А дальше… Знаешь, в любви, как на войне — все средства хороши.

— То есть… — искренне удивляется Драко. — Это и есть твой совет? Делай, что хочешь, невзирая на последствия.

— Мой совет, Драко, до банальности прост: присмотрись к Гермионе. Попробуй понять её. Узнай её получше. Что ты на самом деле о ней знаешь?

— О, я много чего о ней знаю, — с сарказмом выплёвывает Малфой.

— Нет, — мотает головой Куп. — Отбрось в сторону ваше общее прошлое и задайся вопросом: что ты на самом деле знаешь о Гермионе Грейнджер?

Драко не надо даже задумываться, чтобы честно на него ответить.

Ответ очевиден — ничего…

* * *

— Ты опаздываешь, — вместо приветствия выкрикивает Драко, когда за Грейнджер захлопывается дверь.

— Это опять ты, — с досадой произносит она, переворачивая табличку на двери. — Я уж думала, что мы всё выяснили в прошлый раз.

Но Драко пропускает её замечания мимо ушей. Дежурно улыбается, когда та проходит мимо, но улыбка испаряется в тот же момент, когда он ощущает кое-что другое — неконтролируемое раздражение, стук в висках и гулко стучащее сердце.

Это не его чувства, Малфой в этом уверен.

Он приближает своё лицо к её так близко, что Грейнджер от неожиданности вздрагивает.

— Ты злишься, — утверждает он.

Она отступает.

— Конечно, я злюсь. За последние несколько дней я вижу тебя чаще, чем мне бы того хотелось.

— Нет, дело не во мне, — настаивает Драко. — Дело в другом. Выкладывай.

— Прости за грубость, но ты, Малфой, будешь последним, с кем бы я хотела обсудить свои проблемы.

— Как хочешь, — пожимает плечами Драко. — Я могу и сам все увидеть, но… я не до конца управляюсь своими новыми силами, поэтому могу увидеть то, чего не следует, например…

— Хорошо, я поняла, — не даёт договорить Грейнджер и тяжело вздыхает.

— Всё дело в моём арендодателе. Мистере Клиффорде.

— Ты имеешь в виду этого старика — Уильяма Клиффорда Старшего? — уточняет Малфой и Гермиона согласно кивает.

— Да. Он больше не мог заниматься делами в магазине, поэтому я заключила с ним договор долгосрочной аренды. Но теперь в Лондон вернулся его сын и…

— И-и-и?

— В общем, этот сукин сын, поставил мне ультиматум: либо я соглашаюсь на ужин, со всеми вытекающими, либо арендная плата поднимается. К тому же мне необходимо будет внести залог за три месяца вперёд.

— Ну так в чем собственно проблема? Заплати ему и дело с концом.

Гермиона смотрит на него с сомнением. Немного с раздражением. Смотрит так, будто он только что сморозил несусветную глупость.

— Малфой, я не зарабатываю столько. Мне едва хватает покрыть нынешнюю арендную плату.

— Не понимаю, зачем нужна такая работа, если она не приносит ничего кроме проблем, — немного с презрением выплёвывает Драко.

Грейнджер, кажется, даже не удивлена.

— Встречный вопрос: почему ты часами просиживаешь в лаборатории, если у тебя в банке лежит состояние, которое может обеспечить тебя до конца жизни?

— Потому что это — единственный способ не сойти с ума, — поясняет Драко. — А ещё, потому что мне нравится то, чем я занимаюсь.

— Видишь, не такие уж мы и разные, — язвит она и Малфой, сам того не контролируя, улыбается.

Он уже далеко не в первый раз ловит себя на мысли, что они действительно во многом похожи. Драко ещё в школе был увлечён зельеварением, а Грейнджер была первой школьной зубрилой и постоянно пропадала в библиотеке. И кем они стали теперь? Он — зельевар, а она — владелец собственного книжного магазина. И они оба до одури ненавидят, когда кто-то без спроса лезет в их жизнь.

Да, думает Драко, они не такие уж и разные.

— Так, что ты здесь делаешь? — внезапно произносит Грейнджер.

— Пытаюсь понять…

Но договорить Драко не успевает, звук колокольчика на двери оповещает о новом посетителе. Малфой узнаёт в нём бывшего однокурсника — Теодора Нотта. Он дежурно улыбается им обоим, а после проходит внутрь магазина. Они стоят несколько минут в абсолютном молчании, но за это время колокольчик звенит всё чаще и Драко, почти, ненавидит его звон.

— Так о чём это я… — начинает он, но вновь не успевает договорить.

— Малфой, давай позже договорим, — просит Гермиона, когда к кассе подходит первая покупательница с несколькими книгами из раздела «новинок».

Драко выходит за дверь и, поправив пиджак, направляется вниз по аллее. Кажется, у него выдался свободный денёк.

С Грейнджер сложно. Драко понимает это быстро. Они проводят вместе практически каждый день на протяжении двух недель, а ему, кажется, что так было всегда.

Первое, что Малфой раскусил — Грейнджер до ужаса упёртая. Переспорить её невозможно, Драко пытался и далеко не один раз. Каждый такой спор всегда заканчивался одинаково — Малфой устало разводил руками и замолкал. Иногда Грейнджер признавала, что не права, а иногда — до победного убеждала Драко, что не прав он, тогда они приходили к общему выводу и находили другую, более интересную тему для обсуждения.

Несмотря на то, что Грейнджер была несносна, с ней было интересно. Порой они говорили на такие темы, о которых Малфой даже не задумывался. Например, о безграничной вселенной или магловской поэзии, о бесконечности и о том, как каждый наш выбор или поступок влияет на других людей; что такое дружба и как бы всё сложилось, если бы Драко учился на Гриффиндоре, а Гермиона с друзьями на Слизерине.

Они говорили о сложных, а порой и об абсурдных вещах, но такие моменты Малфой ценил больше всего. Со временем он понял, что Грейнджер давала ему то, чего он долгое время был лишён: общения.

Но Драко старается не анализировать их отношения.

Если бы его попросили нарисовать алфавит, он бы поместил Грейнджер на букву «в» — к словосочетанию «всё сложно и запутано», потому их отношения не подходили под существующие стандарты нормальных. Потому что впервые он не может управлять собственными эмоциями, да и какой в них смысл, если у них нет будущего.

Определенно они не друзья. И сколько бы Малфой не отшучивался, но до Поттера и тех взаимоотношений, которые их с Грейнджер связывают, ему, откровенно говоря, далеко.

Драко знает, что с тех пор, как тот стал главой Аврората, их встречи с Гермионой и без того редкие, в итоге сошли на нет. И она искренне скучает по тем временам, когда они вдвоем могли засесть где-то в магловской кафешке и просто поговорить. Малфой, конечно, не Поттер, да и порог магловского кафе он вряд ли когда-нибудь переступит, но после этого разговора он действительно делает кое-что ему несвойственное: он покупает кофе на вынос для двоих в новой кофейне на углу. И это становится традицией.

Малфой знает наверняка: как только он найдет для Грейнджер истинную любовь этим странным отношениям придёт конец. Стоит на время оставить человека и он тут же о тебе забудет.

Грейнджер — не исключение.

Он предпочитает не задумываться о том, почему раздражение накатывает всякий раз, стоит об этом подумать, но сам факт, что это случится рано или поздно — неизбежен.

Ему не нужны привязанности, а такие чувства, как любовь не приносят ничего кроме ненужных эмоций. Они заставляют совершать импульсивные поступки, мешают судить здраво и уж точно не решают твои проблемы. Лишь доставляют новых.

Драко повторяет себе это каждый день и каждый раз ловит себя на мысли, что чем раньше он решит проблему с Грейнджер, тем быстрее вернётся к привычной жизни, где нет кофе на вынос по утрам и долгих полуночных разговоров.

Ни-че-го!..

Малфой думает об этом довольно часто. Он даже устраивает ей пару тройку свиданий, на которые Грейнджер идёт неохотно. После первого она говорит:

— Не вариант. О чем мне говорить с мужчиной, если он зациклен исключительно на себе?!

После второго:

— Я не люблю банальностей, Малфой. Ресторан, музыка и розы на первом свидании — это пошло. Ты разве так не считаешь?

А что, должен?

То есть Драко, конечно, не специалист в этой области, но разве ресторан и цветы — это плохо? Разве произвести приятное впечатление — тоже плохо? Разве…

Вопросов так много, что они с трудом умещаются в его голове. Но Малфой всё спрашивает:

— И какое бы ты хотела первое свидание.

— Не знаю, — пожимает плечами она. — Удиви меня. Это ведь ты у нас бог любви.

Определенно Драко никогда не поймёт грейнджеровскую логику.

После третьего неудачного свидания, Драко решает сменить тактику и искренне полагается на судьбу: устраивает спонтанное свидание для Грейнджер с каким-то маглом в парке, которого выбирает она сама.

Он больше трёх часов ждёт её дома, нервничает и когда она, наконец, появляется, равнодушно говорит:

— Он милый, — и Драко мысленно ликует. — Но знаешь… вряд ли у нас с ним что-то выйдет.

— Почему? — недоумевает Малфой.

— Хотя бы потому что я на половину волшебница. Как ты себе представляешь, чтобы я ему раскрыла эту сторону своей жизни?

Никак. Драко банально об этом не думал.

— К тому же, — продолжает она, — пока мы были вместе я поняла, что ничего не почувствовала.

Драко разводит руками.

— Честно говоря, Грейнджер, я сдаюсь. Найти для тебя истинную любовь нереально. Неудивительно, что ты оказалась первой в списке, — устало выдыхает он и только потом понимает, какую глупость только что сказал.

Растеряно произносит:

— Прости, я не это имел в виду.

— Всё нормально, — эхом отзывается Грейнджер. — Знаешь, я много думала об этом и пришла к выводу, что не всем людям везёт. То есть истинная любовь — это безусловно прекрасно, но она встречается далеко не каждому. Мы ведь не в сказке живём, чтобы верить в подобные глупости. Иначе бы было больше счастливых людей.

В любой другой ситуации Драко непременно бы что-нибудь ответил, если бы не одно: сердце Гермионы на короткое мгновение озаряется ярко-белым светом…

И от этого становится не по себе.

* * *

Драко аппарирует ко входу новой кофейни и заказывает два капучино с собой, когда центральные часы Косой Аллеи пробивают полдень. Он забирает кофе и неспешным шагом прогуливается до «Флориш и Блоттс» прекрасно зная, что у Грейнджер есть дурацкая привычка задерживаться на обед. Поначалу это жутко раздражало, Драко всегда ценил пунктуальность, но Грейнджер была бы не Грейнджер, если бы не делала всё по своему, так?

Когда он заходит внутрь, то понимание происходящего моментально исчезает, потому что в магазине творится настоящий переполох. Повсюду стоят пустые коробки или коробки наполненные книгами, какие-то люди сортируют эти же самые книги, левитируя их из одного места в другое. От одной даже Драко удачно уворачиваться, а вторую ловит, словно квидиччный мяч.

Внутри дерёт неприятное чувство и Драко не может определить: то ли это его личные ощущения, то ли это ощущения других, когда он зашёл внутрь.

Из глубины книжных стеллажей Драко слышит голос Грейнджер:

— Малфой, это ты? — секундой позже выглядывает она и, не дождавшись ответа, договаривает: — Можешь подождать в моём кабинете? Я сейчас разберусь с делами и мы сможем пойти на обед.

Драко ничего не имеет против.

Он уверенным шагом поднимается наверх. Осматривается. В кабинете царит такой же бардак, как и в её квартире: повсюду валяются книги, бумаги, свитки и пергаменты. Драко аккуратно убирает книги на полку, складывает бумаги на край стола, чтобы на освобожденном месте поставить стаканчик с кофе. Его взгляд случайно цепляется за свежую газету, где черным маркером обведены некоторые объявления. Драко подносит газету к лицу, хотя уже знает, что всё это значит. Грейнджер искала новое здание под магазин, но судя по тому, что все выделенные объявления зачеркнуты, то подходящего варианта так и не нашла.

Малфой откладывает газету в сторону, когда из неё выпадает помятая записка. Он читает её трижды, чтобы понять её содержимое, и когда понимает, что сколько не читай смысл не измениться, пазл складывается.

Коробки в магазине, выделенные маркером объявления, записка.

Драко не дурак.

Возможно, глубоко внутри Малфой всё понял, как только переступил порог магазина. Просто он, как последний идиот надеялся, что что-то значит для Гермионы; что он не последний человек в её жизни; что ему можно доверить свои проблемы, а ещё попросить о помощи, но это ведь Грейнджер — слишком глупо от неё этого ожидать.

Он хочет почувствовать злость, да хоть что-нибудь, но чувствует только разочарование. Он быстро находит конверт с обратным адресом и, пожалуй, впервые рад той силе, что обладает.

Он оставляет для Грейнджер записку. И кофе.

* * *

Драко аппарирует прямиком к нужному дому. Быстрым взглядом сверяет адрес с тем, что написан на конверте.

Должно быть это здесь!..

Это единственное, что его волнует. Больше не задаётся никакими вопросами, ни одного вопроса в гудящей голове. Просто поднимается по лестнице, проходит по длинному тёмному коридору, останавливается, поднимает руку и стучит в дверь.

Так стучит, чтобы все услышали. Чтобы не передумать.

Замок щёлкает, и дверь, с раздражающим скрипом, приоткрывается, из-за которой выглядывает мужик лет тридцать с пятном на рубашке и мятым лицом. Драко быстро берёт себя в руки, натягивает дежурную улыбку.

— Чего надо? — раздражённо спрашивает хозяин.

— Простите, я ищу сына мистера Клиффорда. Мне сказали, что он вернулся в Лондон.

— Это я. Чем могу помочь?

— До меня дошли слухи, что именно вы теперь занимаетесь всеми вопросами, касающиеся «Флориш и Блоттс», это так?

— Мой отец сильно болен, поэтому да — если у вас есть вопросы, вы можете задать их мне.

Тот пытается выглядеть значительным, но даётся ему это явно паскудно. Ему бы не только рубашку сменить, но и декорации вокруг поменять, отстранённо думает Малфой. Потому что строить из себя солидного человека с пятном от соуса на воротнике и в старой обшарпанной однокомнатной квартире — так себе расклад.

— Отлично, — уверенно произносит Драко. — Я хочу купить его.

— Оно не продаётся, — отрезает тот и тут же закрывает дверь, но Драко успевает подставить ногу.

— А если подумать? — вскидывает брови Малфой. — Вероятно, вы узнали кто я, поэтому понимаете, что я могу заплатить столько, чтобы вы ни в чем не нуждались до конца жизни.

Мужик — как Грейнджер говорила его зовут? Уильям? — открывает дверь чуть шире, выглядывает в коридор, осматриваясь по сторонам.

— Как я уже сказал, мистер Малфой, ничем не могу помочь. Если бы вы хотели заключить договор аренды, я непременно бы нашёл лазейку, чтобы нынешней арендодатель освободил помещение, как можно скорее. Но продать… — приторно улыбается тот. — Видите ли, мой отец получил этот магазин в наследство от своего дедушки. Это здание очень дорого нам, вы как никто должны это понимать. Поэтому, если у вас больше нет вопросов, то прошу меня извинить, — елейно тянет он и захлопывает дверь, прямо перед Малфоевским лицом.

Драко очень медленно выдыхает и чувствует только одно: злость.

Наконец-то!..

Он раздувает ноздри, сцепляет челюсти. Поднимает взгляд — картинка растекается, плывёт. Но через мгновение собирается вновь, но уже с другим содержимым.

Как Драко и предполагал, квартира Клиффорда больше походила на свинарник: в угу стоит корзина, заполненная грязным бельём, повсюду валяются коробки еды на вынос.

Толстяк как будто в коматозе: не сразу соображает. Но увидев Малфоя, резко подскакивает с дивана.

Его голос срывается на поросячий визг:

— Какого хре…

Но Драко не даёт ему договорить. Щёлкает пальцами и тот, лишь открывает рот, но ни звука не произносит. Малфой медленно подходит, берёт неподалеку стоящую табуретку и ставит её напротив хозяина квартиры. Садится.

Видит Мерлин, он хотел решить вопрос по-хорошему!..

* * *

Они не видятся пять дней.

Драко ссылается на очень важные дела, которые ему необходимо решить, что, собственно, правда, и Грейнджер больше не задаёт вопросов: видимо поняла, что в этом нет никакого смысла, а Малфой слишком сосредоточен довести начатое до конца.

Хорошая новость: бумажная волокита в Министерстве была почти закончена.

Плохая новость: чтобы бумаги вступили в силу, необходимо было добиться подписи министра магии. Данный пункт в принципе всё осложняет, поскольку на подобного рода одобрение нужна специальная рекомендация, иначе рассмотрение кейса может занимать недели.

Так сложилось, что у Драко таких покровителей нет. Он поднимает все старые связи отца, но те лишь демонстративно разводят руками: мол, извините, мистер Малфой, ничего не можем поделать.

Он почти ненавидит себя за то, что собирается сделать, но иного выхода попросту нет.

Отдел магических игр и спорта находится на седьмом уровне. Драко быстрым шагом пересекает неопрятный коридор, вкривь и вкось обклеенный плакатами, которые рекламируют разные команды по квиддичу. Дверь главы департамента находится в самом конце этого коридора. С каждым шагом желание развернуться и уйти вспыхивает в сознании — ему неожиданно перестаёт хватать воздуха. Но Малфой идёт вперед, и вперёд, пока не останавливается напротив нужной двери.

Уизли за письменным столом и в кожаном кресле выглядит важно. А ещё удивлённо.

— Малфой? Какой приятный сюрприз… — немного растерянно произносит он.

Драко молча закрывает дверь и подходит ближе.

— Мне нужно, чтобы ты написал рекомендацию, — резко выдаёт Драко, и Уизли, кажется, откровенно охреневает от такой прямоты.

Тянет:

— Ва-ау! Весьма неожиданно. А поподробнее? Вряд ли я смогу поручиться, не зная для чего тебе это нужно?

— Боишься, что я буду проводить очередные собрания Пожирателей? — с ехидством замечает Драко.

— А ты настолько глуп? — в ответ парирует Уизли, на что Малфой не отвечает. Выдерживает небольшую паузу. Откидывается на пинку стула.

— Я выкупил одно помещение, — расслабленно объясняет он. — Но оно мне не нужно. Хочу оформить дарственную для друга, ну а в связи с тем, что к таким как я относятся теперь с излишним подозрением в Министерстве, мне необходима рекомендация. Все просто, — пожимает плечами он.

— Хорошо, — быстро соглашается Уизли, и на этот раз удивляется Малфой. — Я напишу её для тебя, но взамен мне потребуется от тебя ответная услуга.

Пф-ф!..

И почему Малфой даже не удивлён?!

— Мне нужно зелье Жидкой удачи, — поясняет Уизли и выжидательно сканирует Драко.

Тот пожимает плечами.

— Без проблем.

И пока Уизли пишет ему рекомендацию, Малфой впервые задаёт себе вопрос: что такого особенного в Роне, если Гермиона обратила на него внимания.

О том, что после школы Грейнджер с Уизли прожили вместе чуть больше четырёх лет, знали все и о разрыве, который произошёл после, тоже.

Драко видит его насквозь: тот тщеславен и всегда безоговорочно верит всему, что ему говорят, а ещё он во всём ищет свою выгоду. Возможно, Малфой просто придирается и эти качества чужды далеко не всем, но рядом с Грейнджер… Драко всё равно не понимает: как, такая как она, целеустремлённая и с чистой душой могла полюбить того, кого приходилось тащить за собой?

Малфой старается не думать о реальных причинах, заставляющих его задаваться подобными вопросами. Он проникся к Грейнджер, которая с каждым днём всё меньше напоминает железную леди и всё более кажется хрупкой. Беззащитной. Искренней.

Такой, в которую можно…

— Малфой! — громко кричит Уизли ему на ухо, и Драко рефлекторно дёргается. Смотрит со злостью.

— Я не глухой, — рычит он и берёт в руки, протянутую ему бумагу.

— Я минут пять тебя звал, ты никак не реагировал. Приложишь письмо к своим документам и оставишь у секретаря министра, они там знают что делать.

— Спасибо. Когда зелье будет готово, я пришлю тебе сову.

Уизли кивает. А когда Малфой дотрагивается до дверной ручки внезапно произносит:

— Видел Гермиону недавно, она выглядит счастливой.

Драко не понимает, для чего и почему Уизли говорит ему это, но это не главное. Главное то, что он никак не может дать адекватное объяснение своей реакции на его слова, потому что первые пару секунд, Малфою кажется, что он оглох. Что он перестал понимать человеческий язык или ещё хуже — распознавать другие звуки вокруг. Он думает, тупо делая размеренные выдохи: что?

До него не доходит, как будто мозг оказался под толщей воды, как будто в голове, кроме этой самой воды больше ничего нет. Только стук сердца — бешенный. Странный.

Драко старательно гонит от себя мысли, что причина счастья Грейнджер — он. Потому что Драко далеко не пятнадцать лет, а лишние надежды — это роскошь, которую он не может себе позволить. Как ни крути, такие как Малфой не приносят счастья. Лишь пустоту и чёртово разрушение.

Потому что он сам — пустой и разрушенный.

Уизли негромко его окликает, и Драко отводит взгляд.

— Наверное, — глухо отвечает он, а потом просто выходит за дверь.

Драко снова идёт по неопрятному длинному коридору, вкривь и вкось обклеенный плакатами, которые рекламируют разные команды по квиддичу. Идёт и впервые не может вдохнуть!..

* * *

Драко решает, что скажет Грейнджер правду.

Вот так — ничего не утаивая, потому что врать себе он при большом желании не может; врать Грейнджер — просто не имеет права.

Он расскажет ей всё: о сделке, о подарке, о чувствах, а дальше…

Будь, что будет!..

Драко много об этом размышлял. Так много, что, впервые за долгое время ему снится какая-то чертовщина: будто он бродит по огромному лабиринту, слышит голос Грейнджер и как в бесконечных коридорах эхом доносится её смех, но сколько он ни пытается приблизиться к ней — она ускользает, всё дальше и дальше…

Драко просыпается посреди ночи и не закрывает глаз до утра. Думает. Взвешивает.

Это решение даётся не просто. Малфой до конца не уверен, что сможет сделать это, но попытаться… попытаться ведь стоит? Иначе он так и будет видеть в кошмарах голые стены, холодные бесконечные коридоры, слышать её голос и постоянно тянуться к чему-то недосягаемому?!.

Но ведь правила же…

Помнишь, Малфой?!

Влюбляться нельзя, иначе сердце Грейнджер будет светить белым до тех пор, пока не потухнет окончательно.

Драко хочется закричать: я уже облажался!..

И он ничего не может с этим поделать — эмоции сильнее его. Он уже нарушил правило, так кому какое дело? Драко уже чувствует и… может это не любовь, может это что-то другое, но что бы это ни было — оно буквально сжирает его изнутри. Проникает под кожу и расползается по венам. Оно отравляет. Убивает.

А Драко хочет, чёрт его дери, жить!..

Разве это плохо?

Он закрывает глаза. Медленно выдыхает.

На секунду останавливается перед дверью во «Флориш и Блоттс», давит в себе желание прижаться лбом к холодной поверхности и приложиться. Сильно: может, раз или два. Чтобы никаких мыслей.

Ни одной, долбанной, мысли.

Нужно просто собраться с силами и открыть дверь. Встретиться взглядом. Сказать.

И Малфой делает это: сильнее надавливает дрожащей ладонью на ручку двери и делает шаг, а в следующую секунду все внутренности обрываются, потому что Грейнджер кидается ему на шею. Сердце отзывается в то же мгновение — хреначит в груди с такой силой, будто пытаясь пробить её насквозь.

Первая мысль: как она умудрилась за столь короткое время сократить довольно приличное расстояние между ними.

Вторая: счастливее, чем сейчас Драко себя в жизни ещё не ощущал.

И всё происходящее стучит в висках правильностью.

Руки Грейнджер на его шее — правильно.

Его руки на её пояснице — правильно.

Гермиона Грейнджер — это правильно.

По телу растекается тепло и пока она прижимается к нему всем телом, Драко зарывается лицом в её волосы. Вдыхает запах — правильный и чувствует, как губы сами непроизвольно растягиваются в улыбке.

— Малфой, ты себе не представляешь, — на эмоциях выпаливает она и на полшага отстраняется.

А Драко думает только о том, чтобы схватить Грейнджер и никогда не отпускать.

Она говорит без остановки: о том, что у неё потрясающие новости, что её арендодатель мистер Клиффорд по вынужденным обстоятельствам продал «Флориш и Блоттс», но это никак не отразится на её работе, потому что новый хозяин намерен оставить старую арендную плату, да и само наличие арендаторов его никак не смущает. Она говорит, говорит и говорит, а Драко слушает и понимает, что должен что-то сказать в ответ.

— Я не знаю, столько эмоций я давно не испытывала. Если бы я только могла как-то встретиться с новым хозяином. Хотя рано или поздно он же придёт за деньгами, — продолжает тараторить она, и Малфой внезапно подходит ближе.

— Гермиона, я… — начинает он, и она поднимает взгляд.

Вот он — момент!.. Драко сглатывает, вслушивается в тишину, пытается дышать ровно, чтобы ничем не выдать грёбаное волнение. Он ведь всё для себя решил. Он почти уверен, что поступает правильно.

Нужные слова почти срываются с кончика языка, но дверной, мать его, колокольчик звенит. Грейнджер кивает кому-то в сторону и вновь возвращает свой взгляд к Малфою.

Драко опускает взгляд и выдавливает из себя самую искреннюю улыбку, на которую только способен.

Говорит:

— Я безумно рад за тебя. Предлагаю это отпраздновать. С меня обед, что скажешь?

Эта ложь нужна, чтобы не стоять и не молчать. Чтобы не чувствовать, как першит в глотке. Но Грейнджер, кажется, ничего не замечает.

— Кофе и сэндвичи с курицей? — произносит негромко, глядя ему в глаза. — Я согласна.

— Тогда я вернусь через пятнадцать минут.

Грейнджер кивает, и Драко выходит за дверь.

Он больше не думает и не анализирует. Отключает сознание, пока идёт вниз по улице к новой кофейне, пока стоит в очереди за кофе и сэндвичами, пока возвращается обратно.

И застывает на месте, когда взгляд цепляется за что-то яркое. Первые пять секунд, Малфою кажется, что это какой-то блик режет глаза. Но потом присматривается сквозь оконную витрину, и всё становится на свои места: стоя посреди магазина «Флориш и Блоттс» и непринужденно беседуя с Теодором Ноттом, сердце Грейнджер светит ярко-золотым, в то время как малфоевское нестерпимо болит.

Малфой всегда свято верил, что отрывать от себя людей, которые врастают в душу, нужно быстро — в одно движение. Но, во-первых, большую часть всей своей сознательной жизни он наивно полагал, что никого и никогда не подпустит к себе настолько близко, а во-вторых, нельзя быть в чём-то уверенным до конца. И если вдруг так случится, что планета сменит направление, а Драко, вопреки принципам, всё же позволит себе полюбить, то ни за что не отпустит этого человека, будет настойчиво доказывать, что они созданы друг для друга, пока не убедит.

Ему и в голову прийти не могло, что это будет один и тот же человек.

Даже в порядке бреда, он никогда не думал, что им окажется Грейнджер.

И уж тем более Драко не предполагал, что так легко её отпустит. Просто не осмелится. Потому что… как он сможет быть счастлив, если несчастна она?

Ответ прост и банален — никак.

Малфой просто не видит другого выхода. Эту партию он проиграл.

Он настолько привык совершать глупости, что следующая не кажется какой-то из ряда вон: он тупо поджидает Нотта у выхода из «Флориш и Блоттс». Сверлит взглядом входную дверь, как долбаный сталкер. И хоть сама перспектива общения с Ноттом, мягко говоря, претит, Малфой мысленно убеждает себя, что поступает правильно.

Нужно просто успокоиться, быть дружелюбным.

Когда Нотт выходит и захлопывает за собой дверь, Драко не даёт себе даже времени, чтобы передумать. Он быстро нагоняет Нотта, так же быстро говорит:

— Нам нужно поговорить. «Кабанья голова». Через десять минут, — и тут же трансгрессирует домой, что отправить Грейнджер записку.

Он оказывается у входа в «Кабанью голову» как раз вовремя. Нотт сидит за дальним угловым столиком. В зале почти пусто, помимо них, за барной стойкой спит чувак, а на столе стоит недопитая кружка медовухи.

Что-то никогда не меняется, отмечает про себя Драко и уверенным шагом подходит к единственно занятому угловому столику. Садится напротив.

— Честно говоря, — первым начинает говорить Тео, — я попытался найти хоть одну причину, которая бы объяснила, почему мы с тобой встречаемся в столь колоритном месте.

Драко молчит.

Нотт придвигается ближе, скрещивает пальцы на руках, выдыхает:

— Малфой, если ты пригласил меня сюда помолчать, то…

— Грейнджер, — резко выговаривает Драко.

— Что Грейнджер? — Нотт недоуменно уставляется в ответ.

— Тебе нужна была причина, по которой ты здесь. Я тебе её только что озвучил.

Нотт не ожидал подобного ответа — по всему видно. Удивлённо смотрит. Изучает. Его взгляд недоверчиво вглядывается в глаза, пытается что-то понять, прочитать, а Драко чувствует растущее в грудной клетке напряжение. Необъяснимое. Малфой хочет только одного: быть где-то очень-очень далеко отсюда, желательно за тридевять земель. Но вместо этого он тут: в самой паршивой забегаловке во всём Хогсмиде и разговаривает с человеком, которого прежде предпочитал игнорировать.

— Я задам тебе вопрос, Нотт, и в твоих же интересах ответить на него честно. Что ты намереваешься делать дальше?

— Ничего.

— Я же просил отвечать честно. Думаешь я не знаю, зачем ты таскаешься во «Флориш и Блоттс», как к себе домой. Мне ли не знать, какая библиотека в твоём имении, — раздражается Драко.

— А ты что — типа мне предупреждение делаешь? Позволь напомнить, нам уже давно не по шестнадцать лет, Малфой, и твои угрозы — пустая трата моего времени.

— При чем здесь это?

— А ты разве не для этого меня позвал, чтобы попросить держаться от Гермионы подальше?

— С чего бы мне это делать?

— Это же очевидно — она тебе нравится.

— Она мне… — Драко резко затыкается. — Мы с ней друзья.

— Да? — с недоверием произносит Нотт. — И с каких это пор?

Драко чувствует, что этот разговор заходит в тупик. Устало произносит:

— Слушай, возможно ты прав. Грейнджер… Гермиона мне действительно не безразлична, именно поэтому я тебя позвал, чтобы попросить: пригласи её на свидание.

Нотт открывает рот, видимо хочет что-то сказать, но теряет дар речи. Сканирует Драко прямым взглядом, будто пытается найти подвох в его словах.

— Хорошо, — спустя время неуверенно отвечает он, и Драко кивает, поднимается из-за стола и направляется к выходу.

— Это, конечно, не моё дело, но почему ты делаешь это?

Драко останавливается.

— Не знаю, — сипло отвечает он. — Может потому что я идиот. А может, потому что у меня просто нет другого выбора.

Нотт кивает — услышал. Драко кивает — хорошо. И больше не говоря ни слова трансгрессирует.

* * *

Драко роняет колбу из рук, потому что громкое «Малфой» звучит настолько неожиданно, что кажется кто-то кричит ему буквально в ухо. Он даже не сразу соображает, в чем дело. Растерянно озирается по сторонам. В лаборатории он один, в котле кипит зелье для Уизли, а на полу разбросаны осколки от битого стекла. Из посторонних звуков только размеренное тиканье настенных часов.

Тик-так. Тик-так.

Первое, о чём он думаеть: возможно, почудилось. Переработался, с кем не бывает.

Но этот голос вновь настойчиво громко звучит в его голове и Малфой узнает его. Тут же аппарирует.

— Чёрт возьми, Грейнджер, — бурчит он, пересекая прихожую в её в квартире. — Если это не вопрос жизни и смерти, то я…

Слова застревают в глотке, потому что Грейнджер — нет, Гермиона — предстаёт перед глазами в белом платье, больше напоминавшее мужскую удлинённую до колен рубашку. С одной стороны, она выглядит просто, но с другой — невероятно притягательно и впервые, пожалуй, за долгое время Драко не может понять, как он раньше был так слеп? Почему раньше не обращал внимания насколько Гермиона красива?

— Так как это ты заварил эту кашу, Малфой, — с лёгким укором произносит она. — То мне нужно, чтобы ты ответил честно: я нормально выгляжу?

Это и всё, что её волнует, думает Драко.

Нормально ли она выглядит?

Драко может сказать, что ненормально.

Ненормально — это тупо стоять и бездумно хлопать глазами, когда от тебя ожидают ответа.

Ненормально молчать о своих чувствах, когда хочется о них кричать на весь грёбаный свет.

Ненормально отдавать единственную небезразличную тебе девушку кому-то другому и даже не пытаться за неё бороться.

Вот что ненормально!

А Грейнджер выглядит так, что Драко глаз оторвать не может. Неужели она этого не понимает?

Не видит, как Малфоя ломает из-за неё?

Видимо он молчит слишком долго, потому как Гермиона, не дождавшись ответа, спохватывается и произносит:

— Я поняла. Можешь не отвечать. Я сейчас переоденусь, — разворачивается и бросается к двери.

Драко даже подумать не успевает, всё происходит в долю секунды: в голове что-то щёлкает, и он кидается следом, хватает Грейнджер за локоть и притягивает к себе.

В этот самый момент он реально понимает значение выражения «не хватает воздуха». Он чувствует себя рыбой, выброшенной на берег.

— Не нужно, — шепчет он, не размыкая ладони. — Ты выглядишь чудесно.

У неё слишком теплые руки, чтобы их отпустить.

У неё слишком красивая улыбка, которая бьет искренностью через край.

Мысли, возможно, глупые. Неправильные. Но рядом с ней о другом думать не получается. Жаль, что в безграничной силе Купидона не значится способность останавливать время. Тогда бы Драко ей воспользовался, не задумываясь, наплевав на все существующие правила и последствия.

— Ты думаешь это правильно? — шепчет Гермиона, поднимая на него взгляд.

Малфой делает вид, что не понимает:

— Что именно?

— Нотт, — коротко отвечает она.

Драко пожимает плечами.

— Не попробуешь — не узнаешь, так ведь?

Чёрт побери, как же Драко хочет услышать от неё ответ. Любое подтверждение, что последний месяц это не плод его больного воображения. Что они действительно стали ближе, что их связывает нечто большее, чем общее прошлое. Ведь должно же быть хоть какое-то объяснение тому, что они стоят так близко и даже не пытаются увеличить это болезненное расстояние, не размыкают рук, не отводят взгляд.

И вместо того, чтобы сделать шаг вперёд, Драко шагает назад.

Возводит стену между ними, потому что так правильно. Потому что обязан. А кому обязан или почему — вопрос остаётся открытый. Да и Малфой слишком устал закрывать пробелы.

— Тебе стоит поторопиться, — глухо произносит он, отстраняясь. — Думаю, Нотт скоро уже будет здесь. Он не из тех, кто заставляет ждать.

— Хорошо, — соглашается она и уходит в комнату.

А Драко выходит на балкон, чтобы привести мысли в порядок. Делает глубокий вдох, а потом выдох. Он делает это снова и снова, но все летит к чертям, потому что совсем рядом звучит ровный голос Купа — этот парень любит появляться, словно из воздуха, — Малфой даже не вздрагивает.

— Почему ты злишься?

— Я не злюсь! — выпаливает Драко слишком резко, слишком громко. Слишком резко поднимая взгляд.

Куп кивает:

— Да, я вижу. Ты абсолютно точно не бесишься. Мне показалось.

Да, он бесится. Что с того? Но не от того, что происходит, а от того, с какой силой колотится сердце каждый, чёртов, раз, когда в голову проникает мысль, что Грейнджер идёт на свидание с другим. От того, как перехватывает дыхание, стоит подумать, что она так легко на это соглашается. А он ничего не может исправить. Эта секунда, пропущенный в груди удар, крошечный перебой — вот, что бесит Драко.

Он злится на Грейнджер. Хотя на себя логичнее, но злость на неё логике не подаётся.

Драко просто не понимает, не может принять, что кто-то умный там наверху вдруг решил, что Нотт и Грейнджер идеальная пара. А как же, чёртов его дери, выбор, который должен быть у каждого?

— Я знаю, о чем ты думаешь…

— Ты ничего обо мне не знаешь, — рычит Малфой. Он много чего хочет сказать Купу, слишком долго молчал, но взгляд внезапно цепляется за огромный букет роз, который несёт Нотт.

Просто форменный идиот, — проносится в голове.

Драко закатывает глаза. И аппарирует.

— Это что ещё за чёрт?

— Цветы, — с улыбкой отвечает Тео, что кажется, даже хмурая физиономия Малфоя не сможет испортить ему настроение.

— Я вижу, что это цветы. Грейнджер не любит розы, — как само собой разумеющееся произносит Драко и наблюдает, как быстро радость на лице бывшего сокурсника сменяется полным непониманием.

— И откуда мне было об этом знать? — раздражается Нотт.

Драко устало трёт переносицу. Думает: а не оставить ли всё, как есть? Грейнджер увидит, насколько Нотт предсказуем и разочаруется. Точка. Конец великой истории любви. Но потом Малфой вспоминает, как сияло её сердце рядом с ним, и… Разве у него есть другой выход?!

— Слушай. Она не любит банальностей, поэтому розы, музыка, дорогие рестораны — сразу мимо. По крайней мере, не на первом свидании. Попробуем проявить изобретательность. Есть что на уме?

Нотт несколько секунд молчит.

— Я знаю, что в Нью-Йорке сейчас проходит самая крупная уличная ярмарка, но…

— Но?

— На такие дальние перемещения нужен порт-ключ. Какова вероятность, что я смогу заполучить на него разрешения за… — он быстро смотрит на часы, — пять минут? — с обреченностью выдыхает Нотт.

Драко на мгновение перехватывает взгляд Купа, который так и остался стоять на грейнджеровском балконе и внезапно тянется в карман за монетой. Он не уверен, что получится, но ведь попробовать стоит… Монета в его руке всего на несколько секунд озаряется таким ярким светом, что приходится сильно жмурить глаза и тут же гаснет.

— Вот, — протягивает он Нотту один сикль. — Это твой порт-ключ. Работает как в эту, так и в обратную сторону. Объяснять ничего не буду, всё равно не поверишь. Просто не распространяйся о том, что только что увидел. Считай, что сегодня я твоя фея крёстная, — с сарказмом подмечает Малфой и щёлкает пальцами меняя официальный костюм Нотта на что-то более повседневное, а розы на незабудки.

Нотт выглядит так, словно только что своими глазами видел второе рождение Волан-де-Морта, но вопросов не задает, лишь выдавливает из себя негромкое: «спасибо».

Драко окликает его в последний раз:

— Чуть не забыл, постарайся много о себе не говорить, Грейнджер не любит зацикленных на себе парней.

— Я и не собирался, — спокойно отвечает Нотт и направляется к дому Гермионы.

Драко даже мысленно разозлиться на себя не успевает. Чувствует — Куп снова рядом.

— Это было благородно, — негромко отзывается он, не спуская глаз с удаляющейся спины Нотта. Благородство всегда граничит с глупостью.

— Может быть я и хитрый слизеринец, но уж точно не эгоистичный мерзавец, — глухо произносит Драко, а Нотт и Грейнджер, взявшись за руки, исчезают из виду в то же мгновение.

А Драко смотрит туда, где они только что стояли: тупо, слепо. Проваливается. Чувствует, как начинает давить в висках, а сердце, кажется, больше не бьётся.

* * *

Существует поверье, что Купидон выстреливает в сердце мужчины пять стрел, чтобы им овладела любовь. Первая, пожалуй, самая сильная — звук. Иначе говоря — голос женщины. Вторая стрела — это её запах, как например, пыльные страницы старых книг или легкий еле заметный аромат лаванды, исходящий от её волос. Третья — это прикосновение. Именно эта стрела бьёт в самое сердце, делает больно, воздействует на разум. Четвёртая — красота. Она образуется из предыдущих трёх, затмевая сознание мужчины, но открывая глаза. Ему кажется, что мир серый и безликий до этого становится ярче, красочнее, светлее. Пятая стрела — поцелуй.

Драко по собственному опыту знает, что это чушь собачья.

Только наиполнейший придурок поверит в подобные сказки.

Тут такое дело: Малфой не придурок.

Ему просто плевать.

Он тотально спокоен. Это спокойствие исходит не из сердца и даже не из головы. Оно какое-то аномальное — будто из ниоткуда, потому что и в сердце, и в голове сейчас пусто. Тупая, бесконечная пустота.

Нет, иногда его накрывает. Эти ощущения похожи на те, будто чья-то безжалостная рука завязывает петлю на его шее. Или ещё хуже: та же самая рука резко швыряет его в Темзу, предварительно привязав камни к ногам.

Это ощущение возникает тем самым вечером, когда Грейнджер уходит на свидание с Ноттом, и не отпускает уже несколько дней.

Впервые, блин, за долгое время у него есть логическое объяснение собственным чувствам.

Тут такое дело: Малфой не придурок, он просто идиот.

Согласитесь, только идиот может аппарировать прямо к дому девушки, которая только что вернулась со свидания.

Ещё находясь дома, Драко почувствовал их возвращение. Позволил себе заглянуть в голову Грейнджер, чьи мысли были спутанные и какие-то обрывчатые. Драко сам не понял, как сделал это, но уже в следующее мгновение прятался за соседним домом, издалека наблюдая, как Нотт тянет свои загребущие лапы к лицу Гермионы, наклоняется и…

Что было потом Малфой предпочитает не думать.

Ему плевать.

Он аномально спокоен.

И только где-то внутри дерёт неприятное чувство, что он всё ещё опускается на дно.

Малфой твёрдо решает: он свое дело сделал. Грейнджер влюблена. Нотт влюблен. Все довольны и счастливы. Он отходит в сторону, не мешая строить этим двоим идеальное счастливое будущее.

Проблема номер один: ему приходят подписанные и заверенные бумаги на дарственную. Драко, не придумав ничего лучше, отправляет их Грейнджер совой, уповая на то, что она умная девочка и без лишних объяснений всё поймет.

Проблема номер два: похоже Малфой переоценил грейнджеровские мозги, поскольку та буквально забрасывает его посланиями. Драко игнорирует их все — двадцать? Тридцать? — не отвечает. Это конечно вопрос времени, когда Грейнджер появится у него на пороге, требуя объяснений.

Драко лишь надеется, что это случится не раньше, чем он успеет поговорить с Купом.

— А у тебя тут уютно, — раздаётся его голос.

Легок на помине, отрешённо думает Драко.

— Я облажался, — устало констатирует он, зарываясь пальцами в собственные волосы.

Ему кажется, что в этот самый момент Куп смотрит на него с осуждением. С разочарованием. Так смотрел Люциус, когда у Драко что-то не получалось: занять первое место по успеваемости на курсе, завоевать кубок школы, выиграть матч у Поттера. Так смотрела на него Нарцисса, когда Драко восторгался чистокровными идеалами отца. Поэтому Малфой взгляда не поднимает. Ждёт.

Ждёт, когда Куп скажет что-то типа: «да, ты круто облажался».

Или: «я же тебя предупреждал».

Но вместо этого Куп садится рядом с ним, откидывается на спинку дивана — Драко чувствует это — и говорит нечто другое:

— Не мы выбираем, кого нам любить, — и в голосе нет упрёка. — Ты сделал то, что должен.

— Тогда почему так больно? — словно в пустоту интересуется Драко. А затем: — Я хочу все забыть…

— Что? — переспрашивает Куп, будто ушам собственным не верит.

— Ты всё слышал, — поворачивается к нему Драко. — Я хочу всё забыть. Хочу забыть, что чувствую. Ты же можешь сделать это, чего тебе стоит? Достаточно щелкнуть пальцами. Я тебя очень прошу. Пожалуйста, — он готов стать на колени и умолять до тех пор, пока Куп не согласится. — Эти чувства тянут меня ко дну.

А Куп одаривает его таким понимающим взглядом, что в груди моментально холодеет. Отворачивается.

— Хорошо, — отвечает как-то тихо.

Малфой даже застывает на секунду. Не успевает проконтролировать своё выражение лица — удивление слишком явное. Вот так? Так просто?

А Куп повторяет.

— Я сделаю то, о чем ты меня просишь, но сначала вы должны поговорить.

У Драко рефлекторно выгибается бровь. Он хочет спросить, кто это «вы», но в следующее мгновение ответ приходит сам собой, а за дверью раздаётся голос.

Её голос.

— Малфой, ты здесь?

И в эту самую долбанную секунду все внутренности обрываются. Опять. Драко спокоен. Спокоен примерно так, как человек, на которого нацелена волшебная палочка, из которой вот-вот вспыхнет зеленый луч.

— Да, — хрипло отвечает он.

Глупо делать вид, что его нет дома.

Малфой не дожидается, когда Грейнджер войдёт в дверь, отходит к рабочему столу и быстро начинает приводить на нём порядок: складывать в первый ящик стола записки, те самые, которые присылала Грейнджер и на которые он так и не ответил.

— Ты занят? — заходя в комнату, осторожно интересуется она.

— Нет, — его голос звучит грубо. Отрывисто.

А Грейнджер тем временем подходит всё ближе. Он слышит, каждый её шаг, каждый скрип половиц, каждый удар собственного сердца.

Это похоже на маленькое землетрясение в груди.

— Я тебе писала, но ты не отвечал, я подумала, что ты занят или… — она замолкает на несколько мучительно-долгих секунд, а затем говорит: — Ты ведь избегаешь меня, — и звучит это не как вопрос. Простая констатация.

— Я не избегаю тебя.

— Правда? Тогда почему ты не можешь посмотреть мне в глаза.

И Малфой делает это: резко вскидывает голову и выдерживает взгляд Грейнджер, как если бы она решила его ударить.

Он ждёт ехидного замечания, но она молчит. На секунду становится страшно.

— Не хочешь ничего мне объяснить, — зло интересуется Гермиона. — Когда ты собирался мне рассказать? — кладёт на его стол те самые бумаги на «Флориш и Блоттс».

— Никогда. У тебя были проблемы с твоим обожаемым магазином, я эти проблемы решил. Скажи спасибо, и на этом закроем тему.

— Спасибо? — выдыхает она с возмущением. Прищуривается. — Спасибо?! Да кто тебя вообще просил лезть не в своё дело? Я бы сама решила все свои проблемы.

— Да, конечно, — хмыкает он. — Видел я, как ты решаешь свои проблемы. Собрала бы книги по коробкам и торговала бы ими в своей квартире.

— И что с того? Даже если и так, это тоже выход из ситуации. Не всё в жизни можно получить на блюдечке с голубой каёмочкой, Малфой. А теперь получается, что я у тебя в долгу.

— Ты мне ничего не должна, — тихо произносит Драко. — Но если тебе это настолько претит, можешь выплачивать мне столько, сколько сможешь каждый месяц, пока не выкупишь магазин. Всё равно документы уже оформлены на тебя.

— Именно так я и сделаю.

— Отлично.

Он ставит точку в их разговоре и ждёт… Бесконечно долго ждёт, когда за Грейнджер закроется дверь. Но она не уходит. Смотрит на него, ожидая, видимо, что он скажет что-то ещё, но не дожидается.

— Почему ты не приходил?

— Работал.

— Понятно. Так много работал, что не нашлось времени написать мне об этом?

— Чёрт, Грейнджер, может ты не заметила, но мир не крутится вокруг тебя, — мрачнеет Малфой.

Этот диалог абсолютно точно не приведёт ник чему хорошему.

— То есть вот как ты обо мне думаешь? Извини, я, наверное, просто дура раз решила, что наше общение что-то значит для тебя, — с чувством отвечает она, подавшись вперёд и положив ладони на край малфоевского стола.

— А какой теперь в этом смысл? Я сделал то, что должен был. Только не говори, что думала, что мы продолжим общаться, как ни в чем не бывало после всего? Теперь у тебя есть Нотт. Я тебе не нужен, — между делом замечает он.

Драко чувствует, Грейнджер злится. Её злость настолько оформленная, что её можно потрогать пальцами.

Ничего, пускай. Увидит своего распрекрасного Нотта, и всю злость, как ветром сдует. Она и думать забудет, что когда-то проводила время с Малфоем.

— То есть вот в чём дело? — не унимается она. — Ты злишься на меня за то, что я пошла на свидание с Ноттом, которое ты же мне и устроил?

— Я злюсь не на это, — на эмоциях выпаливает Драко.

— Тогда на что?

— Я злюсь на себя! — выкрикивает он и — Вуа-ля! — Грейнджер замолкает. А Драко уже несёт: — Злюсь на то, что ввязался во все это. На то, что устроил это идиотское свидание. Изготовил порт-ключ, поменял цветы. Припёрся, как придурок. Я злюсь и поэтому готов собственными руками придушить Нотта за тот поцелуй. А ещё на то, что я умираю, как хочу быть с тобой. Эти чувства реально…

Убивают, хочет сказать Драко, но молчит. Застывает. Теряется. На какой-то момент отшатывается — рефлекторно, почти неосознанно — замирает, шокировано вглядываясь в глаза. А потом понимает. Чувствует…

Чувствует, как Грейнджер выдыхает ему в губы.

И за этот момент он реально мог бы отдать многое.

Чувствует, с каким ликованием разлетается сердце в груди.

Драко всё ещё не отвечает на поцелуй. Он будто в коматозном состоянии, но когда Гермиона отстраняется — моментально приходит в себя.

Не просри момент, Малфой!..

И поддавшись вперёд, обхватывает её горящее лицо и целует.

Целует так, как будто в последний раз. Словно ему больно. Жадно, не сдерживаясь, отдавая ей всего себя до последней эмоции. Малфой тысячу раз представлял, как будет делать это, но реальность такова, что не идёт ни в какое сравнение с мечтами. Он бы никогда в жизни не подумал, что Грейнджер будет отвечать на его поцелуй так…

По-настоящему.

Глубоко. Влажно. Горячо. С закрытыми глазами — и от этого реально сносит крышу. Её руки, кажется, везде: вцепились в плечи, перебирают волосы на затылке, и Драко теряется. Скользит ладонями по тонкой талии и крепче прижимает Гермиону к себе. Она жмётся к нему, а ему всё мало. Мало поцелуя, мало судорожного вздоха, мало блуждающих по коже холодных пальцев.

Это хорошо! Это, чёрт возьми, прекрасно!..

Малфой слегка отстраняется, скользит взглядом вниз, проводит подушечкой пальцев по гладкой коже, нежно заправляя выбившуюся прядь за ухо.

Он так много хочет сказать, но в голове пусто. А Грейнджер внезапно произносит:

— Не было никакого поцелуя. Он хотел, но я не… — она обрывается на полуслове и опускает взгляд. А Драко смотрит и какое-то время не понимает, о чём она говорит. Но проходит секунда, другая и всё встаёт на свои места.

Поцелуя не было.

Нотт хотел её поцеловать, но она не… Что именно Грейнджер «не» уже не имеет значения, потому что поцелуя не было.

И с осознанием этого в голове — словно вспышкой — всё раскладывается по полочкам. Вспоминается ярко-золотое свечение Грейнджер, когда Драко вышел за кофе, и его же отсутствие, когда Грейнджер с Ноттом остались наедине. Вспоминаются слова Уизли — «она выглядит счастливой». И Купа — «только от тебя зависит, засияет ли сердце Гермионы золотым».

И вся эта история приобретает смысл.

Всё настолько прозрачно, что Драко искренне не понимает, как не понял этого раньше.

Ему хочется кричать. Или снова её поцеловать, но вместо этого не выпуская лицо Гермионы из собственных рук, прижимается лбом к её лбу, закрывает глаза и громко смеётся.

Каким же он был идиотом!..

— Я не знаю, что будет дальше! — говорит через какое-то время с придыханием.

— Дальше, ты мне объяснишь и про порт-ключ, и про цветы. Я хочу знать всё, — смеясь, отвечает Гермиона. — И ты мне задолжал обед.

Драко не спорит. В конце концов, она права: Малфой её должник.

И если ему потребуется расплачиваться перед ней до конца жизни, то так тому и быть.

Ведь если бы не она, Драко так и продолжал бы тонуть.

Драко видит Купа с противоположной стороны дороги, как будто этот хитрый старикан знал, что они пойдут именно в это кафе. Малфой останавливается у самого входа, просит Гермиону занять столик и подождать его несколько минут. Она осторожно целует его в уголок губ и скрывается за дверью.

Куп не пытается скрыть дурацкую улыбку со своего лица. Стоит спиной к цветочной лавке, засунув руки в карманы и смотрит. Насмешливо так, с ухмылкой.

Драко уже слышит, как он своим голосом произносит что-то типа: «я же тебе говорил». Малфой искренне хочет, чтобы тот исчез, как он это делал всегда в самый ответственный момент, но Куп не исчезает.

— Я рад, что вы поговорили, — говорит он, когда Малфой оказывается поблизости. — Не хочу говорить этого, но… я был прав.

Ну конечно!..

— Это ведь был изначально весь твой план, ведь так?

Куп улыбается.

— Думал, ты не догадаешься.

— Почему сразу не сказал мне?

— И ты бы мне поверил? — с лёгкой улыбкой интересуется Куп, и Драко замолкает.

Ему нечего сказать в ответ, а Куп, тем временем, продолжает:

— Ты был не готов. По крайней мере, не тогда. А времени переубеждать тебя у меня не было. Отчаянные времена требуют отчаянных мер, знаешь ли.

«И это он-то отчаянный», — хочет съязвить Драко, но сдерживается. Куп вновь нарушает, затянувшееся молчание:

— Думаю, на этом моя миссия закончена. Мне пора. А тебе, наверное, не терпится вернуться к Гермионе.

— Постой! Ты как-то сказал, что у неё уже была возможность встретить меня, когда это было? — интересуется Драко.

— А какое это имеет теперь значение?

Малфой кивает. Куп прав — никакого.

— Так это всё? Конец?

— Вообще-то я так не думаю, — с улыбкой отвечает Куп. — Для вас это только начало. Только, Малфой, больше не тупи. Жизнь слишком коротка, чтобы растрачивать её на глупости, — смеётся он напоследок, а мгновением позже растворяется в воздухе, оставляя Малфоя стоять посреди оживлённой улице.

— Молодой человек, не желаете купить цветов?

Драко выбирает нежно-розовые фрезии. Говорит спасибо милой женщине-продавцу цветочной лавки и, расплатившись, направляется к уютной кафешке через дорогу, где его ждёт Гермиона. Он вновь, но теперь уже мысленно, снова и снова произносит слова благодарности, зная, что где-то там Куп слышит его. Возможно, даже усмехается.

Куп прав.

Жизнь, действительно, слишком коротка, чтобы растрачивать её бессмысленно.

У Драко этот смысл есть. И он бы сказал, что с завтрашнего дня у него начнётся новая жизнь, но она началась в тот самый момент, когда он без разрешения завалился во «Флориш и Блоттс».

Тогда…

Седьмого мая.