Выход не из простых (джен)

Для задуманного Шкипер выбрал самый тёмный и глухой час, когда малыш Прапор счастливо сопел с плюшевым лунорогом в обнимку, а Ковальски всё ещё возился в лаборатории.

— Привет, — сказал он, остановившись в дверях и подпирая косяк плечом. — Не спишь?

Ковальски едва обернулся: он переливал какой-то раствор из одной колбы в другую.

— Не сплю, это же очевидно, — ответил он.

Убедившись, что его бдительность усыплена, Шкипер прикрыл за собой дверь и сделал пару бесшумных шагов вперёд. Обе колбы упали и разбились, от разлитого содержимого взметнулся вверх сероватый дымок и растворился в воздухе. Шкипер не обратил на него внимания, занятый оглушённым напарником. Ковальски был выше, но легче, быстро вырубить его было трудно, однако дотащить до стула не составило труда.

С военной тщательностью Шкипер примотал его скотчем. Бесчувственный Ковальски уронил голову на грудь, и Шкипер встревоженно прислушался к его дыханию, а потом похлопал по щекам.

— Давай, просыпайся, — сказал он. — Быстрее, у нас с тобой всего пара часов.

Словно через силу Ковальски разлепил глаза и не сразу сфокусировал взгляд.

— Шкипер... что... какого... — пробормотал он. — Чёрт, как я не догадался.

Он окончательно пришёл в себя и уставился на Шкипера с зарождающейся ненавистью.

— Со спины... — процедил Ковальски. — Не ждал от тебя! От тебя-то!

— Извини, — сказал Шкипер и пододвинул второй стул — для себя. — Тут ставки слишком высоки. Где оно?

Ковальски усмехнулся, покачал головой.

— Я думал, мы вчера всё обсудили.

В нетерпении Шкипер захрустел пальцами.

— Меня результат обсуждения не устроил. Мог бы заметить.

— Мне казалось, ты отступился.

— Не отступился, а произвёл передислокацию. Не заговаривай мне зубы, где оно?

— Ты что, думаешь, я тебе прямо возьму и скажу? Чтобы ты заставил меня его уничтожить?

— Да, думаю, что скажешь, потому что я тебе приказываю!

Ковальски со злобой посмотрел на него исподлобья.

— Ну уж нет, — процедил он, наклоняясь вперёд. — Сюда ты не лезь. На это твои приказы не распространяются! Ты ничего не понимаешь в науке! Не понимаешь, что значит положить на что-то двадцать лет жизни!

— Я не понимаю?! — взорвался Шкипер и даже вскочил. — Я, по-твоему, совсем идиот?!

— Да! — выплюнул Ковальски. — Да, ты идиот! Никогда не видишь дальше своего носа! Я могу сказать тебе что угодно — и ты поверишь в любую чушь просто потому, что её говорю я! Тебя интересует только как бы кого-нибудь прибить! А разработка операций всегда на мне! Техника всегда на мне! Так что тебе сейчас не понравилось?

— То, что твоё драгоценное изобретение может снести два континента одним махом?! — бледнея от злости, просипел Шкипер.

— Зато это моё изобретение! Это прорыв в науке! Это рассвет нового мира, в котором будут определяющими такие вещи, как...

Ковальски не успел договорить — Шкипер сгрёб его за ворот, едва не придушив.

— Рассвет?! — возопил он. — Рассвет, мать твою?! Да от одного испытания тут будет такая ночь, что никакого рассвета не дождёшься! Клочки обеих Америк будут летать в воздухе так, что света белого не увидишь!

Ковальски попробовал высвободиться из его хватки.

— Строго говоря, — начал он, — само наличие Земли представляется сомнительным в случае, если моя бомба сработает не так, как надо...

— А она сработает! Потому что у тебя всё, что может идти не так, пойдёт не так!

— Это эксперимент, а эксперимент предполагает метод проб и ошибок!

— И второй ошибки уже не будет!

— Как ты не понимаешь, тупица! Это совершенно безопасная вещь! Я, по-твоему, свою бомбу в полевых условиях испытывал? Существует этап расчётов, этап безопасных испытаний...

— А потом твои безопасные чертежи совершенно безопасной бомбы попадут в руки Блоухолу! И вот тогда мы все запоём под властью этого ублюдка!

— Никуда они не попадут! Они надёжно спрятаны в...

Ковальски осёкся, поняв, что едва не сказал лишнего. Оскалившись ему в лицо, Шкипер терпеливо ждал продолжения.

— Ну? — сказал он. — Давай уже, договаривай.

Ковальски упрямо молчал, и Шкипер раздосадованно вздохнул.

— Не скажешь?

— Двадцать лет, Шкипер, двадцать лет! — напомнил Ковальски, и в его голосе было настоящее страдание. — Хоть режь меня, но дело всей моей жизни должно уцелеть! Я это ради науки делаю, а не ради того, чтобы кого-то там уничтожить! Эта бомба — полёт мысли, ещё неведомый человеку... Свет моего гения!

— Полёт, значит, — мрачно сказал Шкипер и с заваленного колбами, записями, инструментами и проводами стола безошибочно выцепил паяльник. — Не нравится мне это, но ничего не поделаешь. Прости, друг.

Ковальски сглотнул и отшатнулся, крылья его носа затрепетали.

— Ты этого не сделаешь, — не слишком уверенно сказал он.

— Ещё как сделаю, — пообещал Шкипер и проверил, включается ли паяльник. — Что там у тебя с болевым порогом?

— Если ты это сделаешь, ты больше меня не увидишь, — не своим голосом произнёс Ковальски.

— Мне ничего не остаётся, кроме как пытать тебя!

— Я не об этом. Если уничтожишь мои чертежи.

— "Не тронь мои чертежи"? — усмехнулся Шкипер. — Тоже мне, Эзоп выискался.

— Архимед, — поправил Ковальски, поморщившись, как от зубной боли. — Шкипер, как можно быть таким тупым?

— Зато я не изобретал штуку, которая может уничтожить всё человечество!

Паяльник нагрелся, в воздухе ощутимо запахло, и Шкипер подступил к напарнику.

— Ты прости, — повторил он. — Я ведь не ради себя.

— А ради кого?! — Ковальски сощурился. — Я понял... — медленно проговорил он. — Ты сам хочешь завладеть чертежами, чтобы держать в страхе весь мир! Помешавшийся на грубой силе сукин сын!

— Ну уж нет! — рассвирепел Шкипер. — Я спасаю человечество, а ты хочешь его угробить!

И он поднёс паяльник к лицу Ковальски.

— Что, прямо так? — иронично спросил тот. — Может, в задницу будет быстрее?

Он язвил и ершился, но Шкипер видел, что ему страшно.

— Что тут такое?! — раздался от двери звонкий голос Прапора. И Шкипер, и Ковальски повернулись к нему, причём Шкипер быстро спрятал паяльник себе за спину.

Прапор стоял на пороге, босой, в пижаме и с любимым лунорогом и отчаянно тёр сонные глаза.

— Иди спать! — рявкнул Шкипер.

— Не мешай, — добавил Ковальски, раздражённо дёргая углом рта. — У нас тут взрослый разговор.

— С элементами БДСМ? — с ехидцей уточнил Прапор. — Не знал, что у вас такие высокие отношения. Что случилось?

— Иди спать, — упрямо повторил Шкипер. — Ночь на дворе.

Прапор аккуратно пристроил своего лунорога на ближайшую полку, прямо на банку, в которой плавали чьи-то заспиртованные мозги, и стал методично закатывать рукава пижамы.

— Вот что, — сказал он в процессе своего занятия. — Я вообще-то уже взрослый и полноправный член команды. И если мне сейчас же не объяснят, что тут происходит, я за себя не отвечаю!

Ковальски и Шкипер переглянулись: оба знали, что мелкий порой недальновиден, но зато в то, что заметит, способен вцепиться бульдожьей хваткой.

— Он изобрёл бомбу, которая способна разнести обе Америки сразу, и не хочет уничтожать чертежи, которые могут попасть не в те руки, — лаконично поведал Шкипер, и глаза Прапора расширились в ужасе.

— Да ты что! — воскликнул он. — Как так можно?! Ковальски, немедленно уничтожь эту дрянь!

— И ты туда же? — холодно спросил тот.

— Ты что, не понимаешь?! — возмутился Прапор. — Если твоя бомба сработает, нас всех просто не станет! Никого! Ни тебя, ни меня, ни Дорис, ни друзей, ни врагов... Мы победим Блоухола, но это будет Пиррова победа! Не говори мне, что ты этого не понимаешь!

— Хотя бы кто-то владеет фразеологией! — невесело хмыкнул Ковальски. Было видно, что речь Прапора его задела. Наверное, раньше он не думал о конкретных людях, предпочитая обходиться отвлечёнными картинами уничтожения.

Прапор беспомощно посмотрел на Шкипера, а тот на него.

— Если не получится, я применю паяльник, — обещал Шкипер.

— Двадцать лет, — беспомощно сказал Ковальски. — Почти вся моя научная карьера.

— Так это же хорошо! — воскликнул Прапор. — Даже если мы уничтожим чертежи, твоё изобретение всё равно останется с тобой! Ты будешь знать, что ты это сделал! То, до чего больше никто не додумался!

Кажется, его аргументы в глазах Ковальски стремительно набирали вес.

— Ковальски, соглашайся! — дожал Прапор. — Иначе Шкиперу придётся применить паяльник, хотя я и буду против...

— Они вон в том тубусе, — сказал Ковальски, показывая подбородком куда-то под стол.

Шкипер полез туда, достал тубус и вытащил из него чертежи.

— Хм, — сказал он. — Похоже на бомбу... У тебя точно не было копии?

— Я похож на идиота, чтобы делать с такого копии?

— Ладно, — сказал Шкипер и смял тонкую миллиметровую бумагу с чертежом. — Пойду и сожгу на заднем дворе, раз у тебя рука не поднимается. Прапор, не отвязывай его пока, а то бросится спасать.

Когда он вышел из лаборатории наверх, то обнаружил, что ночь уже светлеет, уступая место рассвету. Он щёлкнул армейской зажигалкой, и вскоре от потенциальной угрозы человечеству осталась только кучка пепла. Для верности Шкипер затёр её ногой и ушёл в дом.

— Спасибо, — сказал Ковальски Прапору, который разрезал скотч у него на запястьях.

Он старался выглядеть подавленным и тщательно изображал эмоции.

Незачем парням знать, что лучшее хранилище для секретной информации — собственные мозги.