Три драббла по Сотне (джен)

До пересмотра его дела осталось ровно полгода. Полгода до долбаного совершеннолетия.

Мёрфи знает, что с шансами у него не очень. У него слишком серьезные статьи: покушение на убийство и перерасход кислорода. Да, тут есть и настоящие убийцы. Но у них — вообще без вариантов. И это все понимают. И так даже где-то проще. Но Мёрфи все равно не хотел бы быть на их месте.

Никто не знает статистику, сколько восемнадцатилетних выбрасывают в шлюз, а скольким дают второй шанс. Вернее, начальство станции наверняка ведет учет, но из тюрьмы об этом никак не узнать.

Но даже если казнят всего лишь треть, то Мёрфи все равно в нее попадает — он вполне отдает себе в этом отчет. Кроме тяжелых статей, его еще и никто не будет провожать у шлюза, как никто не приходит к нему и сюда — некому.

Хотя отцу не помогла ни важность его работы, ни друзья. Мать до последнего не верила, что его могут казнить. А его казнили. Но, говорят, на пересмотре дел восемнадцатилетних личные связи могут сработать. Может и врут. Только Мёрфи и тут в полном пролете.

Когда на внезапно свалившихся на них курсах Пайк говорит о выживании на Земле, Мёрфи смешно. На Земле бы он точно выжил. Но только где та Земля?

А она внезапно оказывается куда ближе. И это первый настоящий подарок в жизни Мёрфи после смерти отца. И Мёрфи собирается использовать его на всю катушку.

— Если тебе нужно прощение, я тебе его дам. Ты прощена.

Кларк промолчала, но именно в тот момент поняла, что уйдет одна. Она и до того была уже практически уверена, но оставалось одно маленькое, крохотное "но". Кларк знала, что должна так поступить, просто обязана, чтобы тяжесть ее поступка осталась только на ней, чтобы не пачкать других кровью на своих руках, чтобы защитить Аркадию. Но в горе Везер Беллами был рядом, он помог ей решиться и вместе с ней нажал тот злополучный рычаг. Он мог бы... Кларк и сама не знала, чего ждала от него. Чтобы он ушел вместе с ней? Или просто дал понять, что разделяет с ней ношу массового убийства чужих ради спасения своих?

Но он предложил ее простить. Один убийца простит другого? Услышав его слова, Кларк с вымораживающей ясностью поняла, что Беллами и не ощущает себя убийцей, не чувствует за собой вины. Для него все в порядке. Он смотрит на произошедшее как солдат на поле боя: свои выжили, враги мертвы, значит, все хорошо. Победа достигнута, остальное неважно. Лес рубят — щепки летят. Все невинно погибшие лишь случайные жертвы войны, которую развязали их же соотечественники.

Но Кларк так не могла. Она не могла ни принять, ни смириться с тем, что одним движением руки убила всех: и вражеских солдат, и просто гражданских, и маленьких детей, и редких союзников, ту же Майю... Но это — она, а у Беллами все хорошо. Значит, искупление она будет искать сама. Беллами оно просто не нужно. Пусть остается. Может, оно и к лучшему.

Она не хотела в этом себе признаваться, но ей было страшно — уходить в никуда. Ведь теперь она точно знала, что уйдет одна. Без Беллами. И он даже не понимает, почему она не может остаться в Аркадии, и от этого вдвойне горько. Но все равно лучше она еще минутку постоит рядом с ним, чем сделает свой первый шаг в неизвестность, где рядом не будет уже никого. Даже не понимающего ее Беллами.

Но разве она теперь имеет право бояться? Когда отняла столько жизней — как она смеет теперь дорожить своей? Кларк окончательно решилась. Хватит оттягивать неизбежное.

— Видя их лица каждый день, я буду вспоминать, что я сделала.

— Что мы сделали, не бери всю вину на себя.

Как бы Кларк хотела услышать это «мы» несколькими минутами раньше. Но вся беда в том, что Беллами на самом деле не считал себя виноватым, он лишь хотел ее удержать — любой ценой. Иначе не предлагал бы ей прощение. Понимал бы, что не имеет на это никакого права — раздавать прощение от имени тех, чья кровь на его руках тоже. А он предложил. И поэтому она даже не заикнулась о том, чтобы уйти вместе. Пусть Белл остается в Аркадии — тут безопаснее, так будет лучше для него. А она должна найти искупление. И сейчас это для нее важнее всего остального, важнее всех и вся. Потому что без этого она просто не сможет быть собой. А чем так, лучше вообще не быть, лучше безвестно сгинуть в диких лесах, чем не сметь взглянуть в глаза собственному отражению.

— Может, мы еще встретимся.

Эбби столкнулась с процессией, когда возвращалась из тюремного блока после проведенного медосмотра — охранники и маленькая девочка-заключенная. С первого взгляда Эбби показалось, что ей лет семь-восемь.

Чуть поодаль за остальными шел Маркус Кейн, вряд ли он лично сопровождал юную заключенную, скорее, у него просто были дела в тюрьме, но о том, кто эта девочка и за что арестована, наверняка знал. Эбби заступила ему дорогу, вынуждая остановиться.

— Какое преступление совершил этот ребенок? — тихо, но резко спросила она.

Кейн, чьим первым порывом была попытка молча обойти коллегу, понял, что не выйдет, и нехотя ответил:

— Напала на охрану.

— И они не смогли отбиться от маленькой девочки? Сколько ей? Восемь? Девять?

— Уже десять. Исполнилось неделю назад. — Кейн сверился с данными на планшете. — И ты же прекрасно понимаешь, что дело не в «отбиться». Есть закон, и его нельзя нарушать.

— И что, девочка просто так взяла и напала на охранников?

— Во время забора на распределение вещей ее умерших родителей. — Кейн недовольно покосился на Эбби, но та и не думала отступать.

— Умерших? — саркастично уточнила она.

— Казненных. И вот только не надо разводить трагедию, — поморщился Кейн. — Ты прекрасно знаешь, как работает апелляционный комитет и насколько дороже обходится содержание ребенка в тюрьме, чем интернате. Посидит годик-другой, проникнется глубиной своего проступка и пойдет на помилование.

— Или наоборот, обозлится и получит новый срок.

Кейн пожал плечами:

— Это будет уже ее собственный выбор.

— Маркус, она ребенок.

— Сейчас она прежде всего нарушитель закона. Доктор Гриффин, у вас все? Тогда дайте пройти.

Эбби отступила и, нахмурившись, смотрела Маркусу вслед, пока их не разделила закрывшаяся переборка отсека.

* * *

Тогда она впервые задумалась о возможности отправки детей на Землю. Даже с учетом всех рисков, альтернативный вариант — провести годы в тюрьме, чтобы потом быть казненным в день своего восемнадцатилетия — казался Эбби куда хуже. И перед ее глазами еще долго стоял образ маленькой девочки с видом затравленного зверька, зажатой между двумя плечистыми охранниками.

Но лишь когда арестовали ее собственную дочь, эта идея стала тем, что потом назвали проектом «Сотня».