Под холодной луной (джен)

В маленькое окошко глядел круглый глаз луны — белый, холодный, пристальный. От этого взгляда ее пробирал озноб, как от волчьего воя, который теперь часто слышался на окраине деревни. Мертвенно-белым светом сияли сугробы.

Если луна — глаз Предка, почему он смотрит так холодно? Если Праотец и Праматерь заботятся о своем племени, почему они не помогут? Если есть боги, почему они молчат?

Она давно не искала ответов на эти вопросы. Какой бы ни была причина, боги их покинули. Холодное дождливое лето сгубило урожай, следом пришла лютая затяжная зима. Волхвы молились, люди умирали, а боги молчали. Только священные рощи еще отвечали друидам, да чем они могли помочь?

Она оторвала взгляд от снега, отвернулась и прислушалась к тихому сонному дыханию. Рино, Кори, Нари, — семь лет, пять, три года. И близнецы в колыбельке, которым она не дала имен. Имя дается лишь на девятый день — когда младенец, стоящий на пороге между мирами, делает первый шаг в этот.

Близнецы еще спят, но один уже заворочался — скоро проснется. Близнецы... Как она просила богов, чтобы это все-таки был один, когда догадалась, что носит двоих. Боги не вняли. Боги и погибший осенью на охоте муж дали ей худший подарок — двойню в голодную зиму.

Будь все иначе, она бы радовалась, и выбирала имена, и готовила первую в жизни одежду, и учила старших обращаться с маленькими... Будь все иначе. Но случилось так.

В колыбельке завозились, и она пошла к печи — доставать согревавшийся там небольшой горшочек. Молоко у нее пропало на второй день. Если боги создавали мир, руководствуясь своей мудростью, почему у родившей и готовой вскормить дитя женщины пропадает молоко? Почему боги не берегут и губят жизнь, которую сами же сотворили?..

В горшочке плеснулся травяной отвар. На воде — во всей деревне давно уж не достать молока. Хорошо, что сок забыцвета сладок — младенцы не станут пить горькое, жаль было бы заставлять... Забыцвет — длинные белые кисти мелких цветов, пахнущие медом и еще чем-то странным, неуловимым, — ей дала травница, самая старая из всех друидов, ведавшая тайны порога между жизнью и смертью. Забыцветовым отваром она поила тех, кого безнадежно ранили на охоте или в бою. Этой зимой к ней обращались не только раненые.

Смотревшие на нее глаза еще не умели сосредоточиться. Глаза одного из близнецов, которым она не дала и не даст имени.

Имя преходяще, оно нужно только на земле, да и то в каждом рождении дается новое. Имя — знак, что осеняет человеческую жизнь, душе имени не нужно. А новорожденный — как отгонок, еще не успевший пустить корни: он стоит меж двух миров, не принадлежа еще ни одному, ни другому, он еще не живет, но уже существует…

Она успела прежде, чем младенец заплакал и перебудил старших ребят. Накормила обоих, гладя по голове и что-то шепча. Они охотно пили сладкое зелье и быстро погружались в сон — она надеялась, такой же сладкий. Она долго сидела у колыбельки, слушая тихое дыхание, пока оно не замерло совсем. Потом неслышно поднялась, вытерла сухие глаза, оделась как можно теплее, укрепила за спиной сумку с двумя свертками и вышла, придерживая дверь, чтобы не скрипнула. Взяла из сарая лопату и отправилась в священную рощу. Пусть духи деревьев помогут ее не жившим детям найти дорогу в Тот мир. Пусть Предки будут добры, и в следующей жизни им будет лучше...

От окраины до священной рощи было не так уж далеко. До рассвета она успеет.