Мысли вслух (джен)

Тишина имеет удивительное свойство нежно обволакивать каждую клеточку в организме, пуговичку на рубашке, воду в стакане, и даже лёгкий ветерок с радостью готов отдаться ей в объятия, тихо подпевая в унисон. Спокойное, мерное сердцебиение. Мелодичный ход стрелок часов. Задумчивый поток воздуха из разных углов. Полное блаженство.

— Да когда же, наконец, всё начнётся?! — разве что возмущённый выкрик способен нарушить миловидность данной тишины. Но, как видно, терпение не у всех железное.

— Феликс, зачем буянишь? Погоди ещё немного, осталось всего пятнадцать минут, — снисходительность в ответ на бурлящий возмущением вопрос прозвучал слишком быстро для тех, кто не был к этому готов, даже от соседа по столу.

— Амелия дело говорит. К тому же, — небрежный кивок в сторону других столов, присутствующих в данном зале, — ты своим бесполезным ором умудрился привлечь лишнее внимание других участников семинара.

Явное беспокойство так и разливалось в разные стороны от самого нетерпеливого, однако, дерзко закинув ногу на ногу и наградив сидящих рядом стихийным потоком негодования, Феликс всё же предпочёл прикусить язык, ведь в сказанном действительно сокрыта правда — многие чуть ли не синхронно отреагировали на внезапный громкий звук поворотом головы по направлению к источнику.

Нежное молчание не заставило долго ждать своего возвращения, вновь опустившись на просторный зал, где располагались по рядам расставленные столы и стулья, направленные в сторону большой доски, с небольшими группами людей возле каждого. Ещё капелька времени и перед присутствующими предстанет ведущий, включит проектор и да начнётся семинар для юных студентов из разных вузов.

Толковое дело деканы задумали — отправить своих бестолковых, ну или почти, учеников развеяться. То и дело, каждый день одни и те же лица, предметы, голоса, а здесь, красота! Щепотка чего-то нового. Осталось только перетерпеть эти злосчастные минуты и приступить к пиру знаний.

— Слишком медленно, слишком глупо, и вообще, весь этот цирк надоел, — к притворному изумлению своих однокурсников, Феликс решил вновь сразиться с тишиной, используя возмущение как, по его мнению, самое достойное оружие.

— Ну-у, зачем сразу нагонять столько тоски? Если себя не жалко, хотя бы другим настроение не порть.

— Амелия, сейчас своей бестолковой жизнерадостностью настроение мне портишь только ты. И тот мудак, что опаздывает.

— Утихни. Время не пришло, вот его и нет, — прям традиция: Кэри всегда, вне зависимости от места действий, своим мрачным величием разнимает радостную до абсурда и гневного до паразитизма.

Эти трое вместе не потому, что так сказала дружба. Во всём виноваты обстоятельства, имеющие привычку повторяться. Совместного обучения. И ещё тот факт, что на все семинары, тренинги, олимпиады, выступления они отправляются всегда втроём. Чудеса, но остальные из итак немногочисленной группы найдут тысяча и одну причину, почему не могут быть там, где как бы нужно. Вот и приходится сим персонам за всех отдуваться. Ну или не только им.

— Раз осталось время, — обделив Феликса хотя бы искринкой чего-то доброго, Кэри, прищурившись, уставился на Амелию. — Ты зачем его опять с собой притащила?

— Чё, опять?! — Феликс быстро начал осматриваться по сторонам, ища пока не названного, но всем уже понятного и знакомого.

Добрый смех раздался на требуемый с такой настырностью ответ. Парням почему-то никогда не давала покоя информация о том, что дорогой друг их однокурсницы всегда ходит за ними по пятам, когда они вместе. Закрадывались даже мысли, а вдруг они ревнуют? Его к ней. Не, ну иначе зачем так раздражаться?

— Потому что он, как поётся в песне, «кошка, которая гуляет сама по себе». (1)

— Тогда кот.

— Без разницы, главное, что бесит.

Найдя, наконец, объект обсуждения, Феликс скрестил руки на груди и раздумывал, судя по выражению лица, явно не добрые мысли. Не будь народу так много, он бы и свой ботинок в ту сторону запустил.

— Ну вот нафиг он пытается подвинуть кресло? Он что, тупой, раз не понимает, что такая махина ему не по силам?

— Он таким образом хочет выразить, как сильно ты ему нравишься и он о тебе переживает, — голубая прядь застенчиво дёрнулась на иссиня-синих волосах. Похоже, кто-то переставил вентилятор.

— Выразить чувства, двигая кресло? Вообще придурок.

— Феликс… — но как стало ясно после, названный и не думал успокоиться. Кэри, снова пытавшийся его утихомирить, был жестоко проигнорирован. Пусть и он тоже недолюбливал кота Амелии, но какой смысл каждый раз об этом говорить? Именно — абсолютно пустая трата времени.

Резко двинув рукой в сторону, Феликс продолжил свой гневный монолог:

— Если он тебе так нравится, да пожалуйста, хоть в одной кровати спите, но прекрати, наконец, таскать его с собой или же прикажи в конце концов, что бы отстал! Он бесит, раздражает, и вообще…

— Феликс!

— Стака-ан…

Но никто из других досказать не успел, и стакан с водой, пошатнувшись от удара кулака о стол, отправил дружными струйками своё содержимое прямо на брюки Феликса, что сидел к столу впритык.

Не будь людей, было бы очень много мата. Пусть, к счастью, это и не кипяток, но быть позорно облитым и сильно испачкать белоснежные от прежней чистоты брюки — не есть слишком радостное обстоятельство.

Озлобленный трижды тихо выругался, бросив ненавистный взгляд на виновника ситуации и лихо скрылся за дверями, бросив для своих на ходу «скоро вернусь».

Амелия заливалась смехом. Кэри украшал себя очередной порцией уныния и подпирал ладонью щеку.

— Знаешь, Ам, — спустя какое-то время сказал Кэри, — я, конечно, недолюбливаю твоё пушистое нечто, — которое тем временем горестно уткнулось лбом в кресло, — но иногда касательно уровня мозговитости готов поспорить.

Кэри не умеет делать комплименты. Но это не значит, что его слова не могут изредка быть чем-то тёплым для адресанта.

— Молодые люди, можете уделить мне минуточку внимания?

Незнакомая девушка возникла из ниоткуда. Судя по её одежде, она являлась работницей фирмы, на территории которой проходил семинар.

— Мы вас внимательно слушаем, — кто из двух первый озвучил фразу не так важно. Больше интересовало, с чего к ним вдруг подошли с откровенной заинтересованностью спустя минуту после ухода Феликса.

— Я сотрудник, отвечающий за сбор информации. И из разных источников ко мне приходили вести о вашей, для студентов, достойной активности как в жизни внутри вашего вуза, так и в мероприятиях, куда от упомянутого учреждения вас приглашали, — девушка, на секунду притормозив свою речь, поправила аккуратные очки и так же оживлённо продолжила: — Все мы знаем, что данная встреча несёт в себе не только обучающую программу. Наша цель из самых активных участников выбрать тех, кто может стать достойными для нас работниками. Подработка также рассматривается, — быстро добавила незнакомка, наверняка зная, что данный вопрос обязательно возникнет. — Большинство из присутствующих для нас — новые люди, однако о вашей ответственности и деловом подходе наслышаны многие, потому, чтобы не затягивать, я предлагаю вам возможность поработать на зимних каникулах у нас для получения первого опыта. Дальше вопросы буду решаться по мере их поступления.

— А Феликс? — ребят не на шутку удивило полученное сейчас предложение. Чудеса, везение, удача — даже не получается найти слов, как это обозвать, ведь именно за подобным они сюда пришли. Только шансов изначально было слишком мало, они же далеко не одни (из искомых ответственных людей здесь).

— Вы про белобрысого юношу, что был с вами? Увы, но у меня нет времени его ждать, и желательно, получить от вас обоих заключительный ответ как можно скорее. И ваши подписи в этом документе, — девушка положила на стол бумагу с печатью фирмы внизу. Значит, все её слова максимально серьёзны.

— Я за! — когда удача самолично подставила свою попу, нужно не просто по ней шлёпнуть, но ещё и зацепиться всеми руками.

— Поддерживаю, — пусть слова Кэри прозвучали менее радостно, его подпись так же быстро успела украсить данный документ. — Он нас покусает, — завершил он более обречённо, стоило девушке благодарно улыбнуться и снова скрыться в толпе.

— Он сам проморгал свой шанс. Точнее, облил. А ведь его предупреждали, — конечно же жаль, что Феликс в такой значимый момент отсутствовал рядом, но при всём привычном негативном настрое даже Кэри смотрелся более располагающе, начиная от кончиков волос и заканчивая лаком для ногтей. И кроссовки, обязательно кроссовки.

Дверь открылась, и ведущий, наконец, предстал перед всеми, встреченный громкими аплодисментами. Феликс, сумевший чуть ранее привести себя более-менее в порядок, под шумок и чужие овации тихо прошмыгнул к своим. Амелия и Кэри молча договорились, что не станут рассказывать ему о случившемся, дабы ещё сильнее не расстроить. Не последней же день под удачей люди ходят.

* * *

— Тео! Тео, солнышко, ты где? Вылезай, я тебе много вкусностей принесла!

Вечер красиво рисовал узоры из теней на окне. Люстра приветливо озарила светом комнату после единственного нажатия выключателя. Входная дверь лениво захлопнулась, просвистев что-то напоследок.

Амелия, разувшись, подняла с пола поставленный туда ранее пакет с покупками и уже хотела пройти на кухню, но стоило ей сделать всего несколько шагов, как из-за спины раздалось пронзительное мяукание, и пушистый небесно-синий хвост игриво прошёлся по нежной коже голени.

— Ах вот ты где, мой сладенький, — пакет так и не сумел добраться до кухни. Юная хозяйка присела на пол просторной квартиры, а пушистое мурчащее создание откровенно просилось на обнимашки.

Как забавно, всего лишь кот, а сколько впечатлений в жизнь он приносит лишь одним своим присутствием.

Радостно поддавшись на просьбу и прижав к себе такой упитанный синий комок, Амелия уткнулась носом в пушистую шерсть на макушке и тоже зажмурилась от удовольствия.

— Ты всех сегодня сумел очаровать, даже Кэри, — обниматься, конечно, очень здорово, но даже от такого приятного занятия нужен отдых, потому, в какой-то момент вернув кота обратно на пол, Амелия наконец-то исполнила свою изначальную цель и добралась до кухни. Правда, так лениво было делать что-либо ненужное сейчас, хотелось просто порадовать себя. Взяв кошачью миску, Амелия вернулась обратно в гостиную, где её ждали двое — Тео и до сих пор не разобранный пакет.

Тео на услышанное негромко фыркнул, пару раз махнул хвостом и несильно царапнул вытянутой вперёд лапой поверхность, красиво изогнувшись при этом. Когда же послышался звук насыпаемого корма, как настоящий джентльмен проследовал к ней и грациозно приступил к трапезе, не смея обронить ни крошки.

Солнце всё меньше освещало землю, в темпе вальса передавая луне главенство на небе. Амелия какое-то время внимательно следила за Тео, но вот её глаза уже где-то в стороне, то ли в поисках чего-то, то ли в размышлениях. Всё получается очень интересным образом. И, главное, в сам момент происходящего не видно ничего постороннего и удивительного, но стоит вспомнить об этом после, и словно начинаешь сиять от переполняющих эмоций.

Искрящийся смех, шаг назад — падение, как в замедленной съёмке. Руки в стороны и вот оно, то самое трепетное соприкосновение спины с покрывалом на широкой кровати, что есть дом сна. Что есть дом мечтаний. Что есть дом удачи.

Огромный мир в одной комнате. В синей комнате. Благородной, аристократичной, спокойной. Счастливой. Но добавь хоть каплю другой краски — и всё поплывёт неровными грязными пятнами. Должно поплыть. Обязано. Так говорят многие. Нет. Так говорят все. Но двое не все. Двое все друг для друга, но не для всех. А если двое — двое не для всех, то, значит, даже ливень самых разных капель не испортит их цвет, что бы там кто ни говорил вокруг.

— Я видела, как ты пытался его предупредить, — легко, почти как пёрышко, Тео приземлился на кровать, боком прижавшись к Амелии, и печально вздохнул, стоило только заговорить о Феликсе. Ну, а кто ещё, кроме него, сумел найти себе неприятности на ровном месте?

— Не расстраивайся, оно того не стоит, — Амелия хотела прикоснуться к Тео, но тот отстранился и, пустив скупую мужскую слезу, сел на задние лапы, выпрямив передние перед собой и уставился прямиком на свою подругу. Досада, огорчение, обида — сложно понять, что именно отображают кошачьи глаза, хотя зачем — разочарование практически ощутимо на ощупь.

— Тео, — нежная усталость, свойственная тем моментам, когда говорится об очевидном в который раз, — я знаю, что ты очень любишь и уважаешь его, но поверь, он не стоит твоих переживаний. Пока Феликс любое везение будет считать само собой разумеющимся, он не научится отличать удачу от повседневной обыденности.

Недовольство. Много-много недовольства. Но, увы, значит пока не время.

Тео как-то даже обречённо плюхнулся обратно, завершив приземление протяжным «мяу-у».

Амелия ещё раз окинула своего друга внимательным взглядом, а следом произнесла тихое «спасибо». Из каждого действия могут быть несколько вариантов выхода. И сегодняшний день в очередной раз тому подтверждение. Демонстративный игнор его же обладателю в конечном счёте вышел боком, зато принёс удачу тем, кто с ним был рядом. Странно ведь получается, почему та незнакомка не подошла, когда они все были вместе, и более того, не согласилась его дожидаться, бегом найдя этому оправдание.

Убить двух зайцев сразу, так это вроде называется.

Зрачки скрыли тёмные, как вода из глубин марианской впадины глаза. Мудрая улыбка застыла на кошачьей морде. Всякое может случиться в жизни. И каждый делает свой выбор.

Луна за окном светила всё ярче. Тео негромко рассмеялся и опасно сощурился, словно приготовившись к прыжку. Однако, просто лизнул то ли лапу, то ли коготь.

— А, ты про это, — усмешка, щека в стороны. — Совершенно верно, её предложение звучало как нечто слишком оригинальное. И никто из нас не ожидал такого поворота событий. Так что можешь считать себя рыцарем сегодняшнего семинара, что на острие своего меча принёс нам работу.

Тео, гордо что-то промурчав, снова сел на задние лапы и задумчиво уставился куда-то за стекло. Амелия протянула руку, но затем отдёрнула её и, сев на корточки, уткнулась лбом в макушку Тео, так, что могла разглядеть каждую шерстинку.

— Я знаю, что твоё сердце подобно ветру, но оттого ты ни насколько не перестаешь быть для меня безумно дорогим спутником по жизни.

Чувственный поцелуй в пушистую макушку, бодрый подъём с кровати и, перед тем как скрыться за створками ванной, Амелия обернулась и кокетливо подмигнула своему другу, оставшемуся сидеть в одиночестве.

Стрелки часов ни на миг не прекращали свой ход. Месяц лукаво перемещался по небу, будто бы рисуя за собой звёзды.

Мягко спрыгнув с кровати, Тео, радостно напевая что-то себе под нос, лёг и свернулся комочком возле одной из сторон широкой кровати. Когда Амелия вернется и расстелет постель, можно будет устроиться в любом приглянувшемся месте, а пока… Просто синий кот в просто синей комнате. И ничего больше. Ведь правда?

(1): Сурганова и оркестр — Кошка

Беготня, шум, гам. Разговоры, переглядки, перекусы, словесные и не только схватки. А следом тишина. На сорок пять минут ровно. И всё снова, теперь на пятнадцать, возвращается почти к началу.

Школа — мир знаний, пакостей, хитростей, подколов. Мир везения, неудачи, полётов и падений. Мир дружбы, встреч и расставаний. Мир шуток и разочарований. Этот список можно продолжать очень долго. Да что долго? Можно даже соотнести долго равному бесконечности. И так из года в год. И так из века в век. Меняются только люди. И чудеса, что они приносят в этот мир.

— Девчонки, да вас заслушаться можно! — звонкий хлопок в ладоши оглушил бы стоящих рядом, вот только гул совсем вблизи сумел поглотить даже его. Жизнь кипела, искрилась и фонтанами разбрызгивалась по сторонам.

Гурьба юных учениц окружила подоконник, возле которого стояла их новая одноклассница, недавно перешедшая из другой школы, и с огромной радостью на лицах делились с ней разными историями, легендами и новостями.

— Ирма, не переживай, это ещё далеко не всё, что стоило бы узнать, — одна из девушек наиграно пригрозила пальцем. — И мы не отстанем от тебя, пока всё не расскажем.

Шутки, смех, юмор — сплошное веселье. Ирма чуть ли не с первых дней сумела найти новых подруг и друзей. А о чём поговорить, не так уж важно: истории, слухи, сплетни, рассказы — всё интересно, обо всём хочется узнать. А когда готов слушать, обязательно найдутся те, кто желает рассказать.

— Скоро перемена кончится?

— Нет, так что у нас ещё есть время, — глаза стоящих рядом просто пылали от жажды поделиться чем-то только им известным, но негоже постоянно перебивать друг друга, или хотя бы попробовать так не делать.

— Теперь ты лучше задай свой вопрос.

Ирма задумалась, мило нахмурив брови и насупив носик. Всё так интересно, столько всего хочется разузнать, оттого и не знаешь, как же быть, что бы эдакое спросить. Кто с кем ругается и кто в кого влюбляется и так совсем скоро будет известно, касательно этой недели. Нет, надо что-нибудь из ряда вон или…

— Расскажите про чудеса этого учебного года.

Про общую фантастику этого места и парни, и девушки, и учителя уже поведали, объяснили и предупредили с самого начала, но вряд ли это всё. Каждый учебный год приносит свои сюрпризы, которые ни в коем случае не хочется оставить без внимания.

Одноклассницы переглянулись, не издав при этом ни звука.

— Чудеса этого года, говоришь… — одна из девушек нервно почесала за шеей. Остальные опасливо поглядывали на неё, будто бы решая, стоит что-либо говорить или нет.

— Неужели что-то плохое случилось? — Ирма обеспокоено посмотрела на своих подруг. Только что такие счастливые мгновенно поникли, услышав, на первый взгляд, совершенно безобидный вопрос.

— Не совсем, — голос вновь подала та девушка, что и предложила Ирме задать вопрос. Всегда спокойная и молчаливая, она умела найти слова в тот самый момент, когда остальные терялись или не знали, как ответить.

— Скажем так, в сердце одной из наших одноклассниц поселилась чёрная пустота.

— Пустота? — Ирма на всякий случай переспросила, сомневаясь, не ослышалась ли она. — Ты про эту, ну-у, падучую болезнь? (1)

— Нет, она здорова.

— Но уж больно бела, не замечала? — внезапно вставила вторая девушка, постоянно заправляющая выпадающую прядь за ухо.

— Тебе кажется, — небрежная отмашка, и девушка снова обратила свой взор на спросившую. — Так мы называем её поведение.

— Поведение? А что с ним может быть не так? — Ирма совсем впала в ступор. Как в сердце может поселиться пустота? И почему она, по их мнению, чёрная?

— Слушай сюда! — огрызнулась на всех третья подруга, выставив руки с растопыренными пальцами вперёд. — Короче, смотри, в чём тема: учится в этой школе одна дамочка с замашками а-ля богиня преисподней…

— Ну, зачем так грубо?! Да и глупости всё это.

— Да ни фига! Вообще слушок ходит, что она душу дьяволу продала!

— Нафига?! — общее удивление прозвучало почти синхронно.

— А хрен знает. И вообще, харе перебивать, — острая на язык одноклассница снова рявкнула на других, а затем, обернувшись обратно к Ирме, продолжила: — Появляется, значит, когда ей вздумается, машет во все стороны своими дерзкими ступнями…

— Хочешь сказать, походка у неё вызывающая?

— Типа того. Так, чё я ещё не сказала? А, да — ни с кем практически не общается и постоянно ходит везде и всюду со своим страшным псом. Как его там? Чейз вроде. А ещё…

— Погоди, — Мисс Спокойствие жестом попросила свою вошедшую в азарт одноклассницу притормозить, и та без всяких пререканий на этот раз её послушала, правда, предварительно одним лишь взглядом втоптав в землю. — Сказано всё верно, разве что слишком грубо. Никакая она не богиня преисподней и, будьте так добры, оставьте свои наивные и бестолковые байки про потусторонние силы при себе. Она просто одинокая девушка, которая слишком скромна, чтобы набраться смелости подойти и познакомиться, вот и всё.

— Но ведь из параллелей говорят по-другому! — даже не верится, что у кого-то может быть настолько звонкий голос. — Говорят, что раньше она была очень общительной и жизнерадостной, но потом что-то случилось в её жизни, и она замкнулась в себе.

— И наверняка появился этот пёс! Он, сто пудняк, посланник ада!

— Ой как жутко всё это звучит. Неужели беда какая приключилась с ней? — поражённая услышанным, Ирма прикрыла ладонями открывшийся от удивления рот и во все глаза рассматривала говорящих.

— Никто не знает точно, — прозвенел звонок, и гул вокруг потихоньку стал стихать. — Она никому ничего не рассказывала. Более того, такое чувство, что даже учителя ничего толком не знают. Скажем так, судя по рассказам тех, кто её знал, она просто изменилась в одночасье по неизвестной причине.

— А как же родные, близкие? — Ирма даже не думала, что ответ может быть таким ужасающим. Она никогда раньше не слышала ничего подобного. Конечно, с одной стороны, это пугало и серьёзно настораживало. Но Ирма себя знала: она ни за что не успокоится, пока не выяснит всё возможное про эту удивительную, как получается, загадку этого года!

— Также ничего неизвестно, — одноклассница отрицательно покачала головой.

— Мы знаем только, что рядом с ней всегда её пёс, а на родительское собрание приходит её дядя.

— Но зато какой красивый мужчина! — сложив ладони вместе, одна из подруг сладостно вздохнула. — Мне как-то довелось увидеть его на выходе из школы. В такого грех не влюбиться!

— Да ты чё несёшь? Мрачный и угрюмый, как сам чёрт! — а следом — смачный плевок на пол, как бы для подтверждения весомости своих слов.

— Ну, знаешь, вкусы у всех разные. И вообще-то он красавчик.

— Хватит. Позже разберётесь, кто кому больше нравится, — прямо талант своим спокойствием уметь утихомирить всех остальных.

— А ты что думаешь по этому поводу? — логично, что хочется услышать мнение всех троих.

— Я? Да тут и говорить особо нечего, — откровенная ухмылка. — Достаточно напряжённо чувствуешь себя просто пройдя мимо него. К тому же, при всём при этом если в школе на него смотрят во все глаза, — одноклассница рукой указала на двух его яростных фанаток, — то в другом месте его никто нигде не видел, даже вместе со своей племянницей.

— Так как же её зовут? — в общем потоке слов забыли самое главное — имя. Кто же она? И с чего они так уверены, что никто ничего не знает? Это же школа, здесь каждый ученик если не для коллектива, то для учителя уж точно как на ладони.

— Евс. Меня зовут Евс.

Оставалось только дивиться, с какой скоростью одноклассницы отпрянули в стороны. Ирма от неожиданности вжалась спиной в подоконник. Прямо перед ней, будто бы из ниоткуда, стояла, судя по всему, именно та, о ком и вёлся разговор. И после всего услышанного увидеть перед собой совершенно обычную девушку казалось чем-то неправильным. Короткие чёрные волосы, потрёпанная футболка, абсолютно простые джинсы, приветливое выражение лица. Не было видно ничего особенного или вызывающего. А лукавство и интригу наверняка дорисовало воображение, потому это можно не брать в расчёт. Такая же, как и все они, школьники, со своими мечтами и желаниями. И ничего больше.

— Приятно познакомиться, Ирма, — Евс протянула руку в жесте дружелюбного рукопожатия. Не почувствовав никакой опасности, Ирма так же дружелюбно, пусть всё равно слегка напряжённо, поприветствовала свою новую знакомую.

Одноклассницы, до этого стоящие рядом, замельтешили, и, бросив короткое «увидимся на занятиях», скрылись за створками открывшегося кабинета. Преподаватель, хвала ему, наконец-то соизволил появиться, дожёвывая недоеденный бутерброд прямо на ходу.

— Пойдём, не то учитель будет ругаться, — забыв о правилах морали и культуры, Ирма откровенно поглощала Евс глазами, словно в единый миг пробуя разгадать возникшую перед ней загадку. Нет, в ней определённо что-то не так. Так говорят многие. Но что же именно? В чём же она какая-то не такая? И почему девочки так уверены, что она скромняжка? Ведь сейчас не ощущалось никакого дискомфорта с её стороны от нового знакомства. Это всё наговоры? Сплетни? Да нет, вряд ли. Но тогда в чём дело?

— Давай прогуляемся вместе после школы?! — протараторилось так ненамеренно громко, что Ирма аж покраснела от осознания, как это сейчас выглядело со стороны.

Евс негромко усмехнулась, смерив девушку оценивающим взглядом. Ком застрял в горле, тело покрылось мурашками. Как настолько яркие карие глаза могут заставлять замёрзнуть от одной лишь встречи с ними? Но ведь только что всё было совершенно нормально! Или не было?

— Хорошо, — в итоге всё же ответила Евс. Она махнула рукой, приглашая следовать за ней, и зашла прямиком в кабинет.

Наблюдая за уходящей вперёд одноклассницей, Ирма чувствовала себя стоящей на распутье. Разум извивался в импульсах, толкуя, что от этой девушки следует держаться подальше. Что-то в ней действительно было пугающее. Вот только, какая жалость, это невозможно. Даже если в ней нет ничего особенного и это просто лживое чувство после чувственного рассказа со стороны, это обязательно нужно узнать. И обязательно помочь ей преодолеть своё одиночество.

Ирма мотнула головой, дабы размять шею, и непроизвольно сфокусировалась на странной чёрной точке за окном. При более детальном рассмотрении стало возможно увидеть, что это чёрный пёс, сидящий недалеко от входа, подобно статуе, опирающийся на передние лапы. Он словно ждёт кого-то. Наверняка это тот самый, о ком шла речь. И если это так, ясно, кого он ждёт.

Улыбнувшись собственным мыслям, Ирма поправила рюкзак за спиной и тоже, как и все остальные, скрылась за дверями кабинета. Учитель в это время как раз разбирал на столе бумаги, потому даже не обратил на неё внимания.

Дверь негромко захлопнулась, а время на сорок пять минут вновь замерло в ожидании. Начался урок.

* * *

Холодный вечерний воздух; тускло поблескивающий фонарь; гробовое молчание, всего лишь час назад нарушаемое голосами прохожих.

Знакомое дыхание совсем рядом. Чейз, как и утром, сидел, подобно сфинксу, и лишь глаза его периодически блуждали по сторонам и тем одиноким, что до сих пор изредка проходили мимо. Разве что теперь не на земле возле школы, а на лавочке в уютном парке, практически задевая хвостом руку своей подруги, что, в очередной раз, попросту уснула под мелодию нового дня. Или из-за долгой прогулки. Или из-за перегруза в подготовке домашнего задания и изучения учебного материала. А может быть просто от переутомления — кто знает. Ясно лишь одно: пора возвращаться домой.

— Спасибо, что пришёл, — зевая, проговорила Евс. Пусть наконец-таки темнеть стало не настолько рано, но небо уже успело почернеть. А как же выразительно на нём выглядели звёзды! Их очарование тяжело передать словами.

Чейз повернул голову в сторону голоса. Казалось, его глаза, подобные сотне тысяч раз отполированному столовому серебру, сверкали ярче небесных светил. Настолько глубокие. Настолько тяжёлые. Настолько усталые.

Уголки губ дрогнули, и Евс наклонилась вперёд, прижимаясь лбом ко лбу. Она знает, что он зол. Безумно. За то, что она так бессовестно любит засыпать в этом парке, подвергая себя опасности. За то, что загоняет себя, пытаясь охватить необъятное количество знаний за короткий промежуток времени, чем только и делает, что гробит своё здоровье. За то, что вновь ловкими движениями и уловками оттолкнула от себя очередную фанатку, жаждущую приключений на свою задницу. Нет, слишком банально звучит. Уверенную, что Евс необходима помощь. Ведь нельзя быть счастливой, изо дня в день купаясь в одиночестве. Обнимаясь с ним и засыпая в одной кровати. Невозможно, никак и нисколько. Они же в этом убеждены на все сто процентов, а значит правы. Наверное.

— Она не пропадёт, не сомневайся.

Одинокие пешеходы в панике и с клеймом страха на лицах, проходящие через парк в надежде поскорее добраться до дома, до уюта, до света. Они боялись чёрного. Безнадёжности, неудачи, горя. И никак иначе. Их наивность настолько всепоглощающая. Что может быть глупее? Бояться того, чего нет. И прятаться от того, что есть во всём. Везде. Всегда.

Евс, встав со скамьи, замерла прямо посередине пешеходной дорожки, заставляя проходящих мимо тратить лишние шаги, дабы обогнуть её. Кто-то тихо ругался или же бросал недовольный взгляд. Кто-то молчал, поглощённый своим мыслями. А кто-то озирался и даже почти незаметно улыбался. Евс же всё так же, не обращая ни на кого внимания, продолжала созерцать ту великолепную красоту на небе, что предстала сейчас во всём своём могущественном обличии. Такие далёкие, такие великолепные. И такие одинокие, как и все те люди, что только что были совсем рядом. Вот только, в отличие от звёзд, люди не признаются в этом даже самим себе. Это слишком страшно. Намного безопаснее, по их мнению, искать одиночество в жизни других, чужих, и изо дня в день вдалбливать в их сознание, как сильно они из-за него несчастны. Принять же, приютить, понять собственное — ни в коем случае. Проще прогнать, окрестив злом и нечистью, а потом удивляться, почему собственное одиночество так к тебе жестоко.

Чейз бесшумно подошёл к Евс и прикоснулся щекой к её ноге. Приглушённое рычание ни на мгновение не казалось грозным. Скорее, привычный признак заинтересованности.

— Я знала, что ты об этом спросишь, — ветер, может, и стих, однако руки нисколько не хотелось доставать из карманов. — Её любопытство кислотному озеру подобно. Согреет всех, кто поможет, уничтожит всех, кто рискнёт помешать. Иначе говоря, заткнуть её интерес — себе дороже, — Чейз закачал головой в разные стороны, внимательно поглядывая на ту, что выше.

— И, знаешь, в какой-то момент мне даже показалось, что из-за её плеча выглянула маленькая обезьянка, с интересом рассматривающая меня, — смех казался чем-то слишком непривычным среди тугой темноты, но на душе от него становилось только теплее. Разве что колкое шипение быстро спугнуло это тепло. — Но она боится. Не показывает, но боится. В панике мечется между желанием узнать и страхом, что её за это осудят. И вот только не надо такой недовольной морды, — Чейз как-то совсем с подозрением уставился на подругу. — Не удивляйся, что не заметил. Я тоже далеко не сразу поняла. Однако, факт есть факт, — Евс резко выставила руку вперёд, словно с не озвученным криком «эврика!». — Вот от чего размеры её любопытства столь малы! Из-за панической атаки, что окружающие наверняка этого не примут!

Ночь постепенно поглотила вечер, спрятав мир вокруг под свою чёрную мантию. Если бы не эти двое, можно было бы ощутить, насколько сильно вибрирует тишина.

Евс присела на корточки и дружелюбно потрепала пса по загривку.

— Почему она ушла и больше не вернётся, да? Всё просто — у меня нет ни малейшего желания быть её подопытной. Вспомни, — как же собаки любят, когда их чешут за ухом, — сколько небылиц и фантастических историй про меня в этом году придумали? И то, что я магией занимаюсь. И то, что с чертями по ночам гуляю. И то, что парней я соблазняю, — теперь с откровенной насмешкой, — и пофиг, что девки своей расфуфыренностью перепугали их ещё в начале года, — стоит прокашляться, и голос оперативно вернётся в норму. — Так, что там ещё было? Ай, без разницы, лень напрягаться. Считаем, что ты меня понял, — Чейз усмехнулся, но прерывать разговор не стал. — К чему я это всё — ей хочется не просто всё узнать, так ещё и не один раз перепроверить на достоверность, а оно мне надо? Правильно — нафиг, лесом, по грунтовке. И именно поэтому данную персону пришлось устранить с дороги. Будет очень интересно послушать, что же она наболтает той троице, а они ни в коем случае не оставят её в покое.

Чейз развалился на земле и, если можно так сказать, подпёр лапой подбородок. Евс, заметив это, издала громкое «пф-ф» с закатыванием глаз.

— Ты зря расслабляешься. Слышался бы, что про тебя говорят. Точнее, про твой образ, в котором ты щеголяешь на собрания и беседы с преподами, — хитрая улыбка с явно не добрым прищуром. — Эх, иногда даже жаль, что отказываешься мне показать, каков твой вид в определённые моменты для их глаз. Судя по разговорам, сексуальности в тебе хоть отбавляй.

Демонстративный удар головы о землю был ответом на поставленное предположение, а затем такая откровенная скука в каждом движение шерсти. Похоже, Чейзу вообще нет дела до того, что там о нём думают и как воспринимают. Негромкое подхихикивание Евс на этот счёт выводит его из себя больше.

— В общем, дуры они, потому и хрен успокоятся, — из-за негодующего рычания Евс быстро подняла руки вверх, торопливо пробормотав что-то вроде «сорри, забыла, всё, молчу».

Рычание прекратилось, и вот уже Евс хотела вроде как завершить свой прервавшийся монолог какой-нибудь более культурной фразой и обязательной заметкой, что будет внимательно наблюдать за Ирмой, дабы остальные не убили в ней природную жажду знаний, но громкое возмущение желудка ей этого сделать не позволило.

— Упс, — стиснув зубы, подняв брови, состроив глуповатое выражение и спрятав взгляд где-то в стороне, она с каким-то смущением обратилась к своему другу: — Заскочим в магазинчик, хорошо? Я совсем забыла в этой длительной прогулке, что… — мощные лапы с силой ударили Евс по плечам, прижав таким образом к земле. Чейз угрожающе навис над ней, злобно размахивая массивным хвостом. Сейчас было особенно заметно, что его впечатляющие размеры тела не на шутку устрашают. Со стороны обязательно подумали бы, что эта тварь в одно мгновение разорвёт девушку на куски, настолько грозно выглядел этот пёс, чем-то даже смахивающий на волка, а иссиня-чёрная шерсть только добавляла зловещего окраса. Вот только ни нотки страха не отразилось в этих кофейных глазах. Да и людей вокруг уже давно не было, потому никто не посмел бы вмешаться в этот диалог.

Евс подняла руку, неторопливо провела по шелковистой шерсти и аккуратным движением смахнула слёзы, выступившие из глаз, подобных серебру. Каким бы устрашающим он ни казался, его действия говорят о другом. И даже грозный оскал вторит этому.

Чейз тяжело вздохнул и с размаху уткнулся в шею Евс, всем телом прижавшись к подруге. Обеспокоенные всхлипы заставляют сердце неприятно сжиматься, больно ударяя по костям. Нужно быть настоящим чудовищем, чтобы считать, что собственному одиночеству незнакомы чувства беспокойства, волнения и переживания.

— Пойдём домой. Мне бы очень хотелось попробовать, что ты приготовил сегодня.

Длинные уши тут же навострились. Чейз поднял голову и с удовольствием начал вылизывать лицо своей подруги, пока та только и успевала лучезарно смеяться и шутливо отмахиваться.

Бодро вскочив на все четыре лапы, Чейз терпеливо ждал, когда же встанет Евс.

Луна неторопливо плыла по небу, периодически сталкиваясь со звёздами и будто бы отскакивая от них, как шарик с изогнутыми краями. Тишина растекалась по воздуху, как варенье по бутерброду. Двое неторопливо шли домой. Какое счастье, что завтра выходной и можно спокойно отоспаться. О, и обязательно сходить в магазин. Чейз имеет привычку использовать практически все продукты для приготовления ужина, а заодно и завтрака, это же так в его стиле.

— Только не думай, что я сама накормить себя не сумею, — шутливо-строго ткнув пальцем на шедшего рядом, констатировала Евс, вслед за чем добавила: — И, кстати, ты так и не рассказал мне, что же там наговорили на последнем собрании на прошлой неделе.

Чейз снисходительно посмотрел вверх, следом за чем кивнул, как бы соглашаясь исправить собственную оплошность. Можно не переживать, время для разговора, да ещё и не одного найдётся, впереди целые выходные. Да что там выходные — впереди вся жизнь, в которой обязательно существует отличный собеседник, а один или больше — не так важно. Главное, что он есть.

(1) Падучая болезнь — Эпилепсия.

Идеи, мысли, фантазии — полный хаос. Надежда всё это упорядочить кажется слишком бестолковой. Как можно это сделать, если в голове постоянно крутится одна и та же мысль — а зачем всё это нужно? Нужно ли подчинять то, что не желает быть подвластным? И даже если да, откуда брать-то на это силы?

Серафима без сил откинулась назад, облокотившись о спинку стула. Снова. В очередной раз. Интересно, который из? Одно и то же. В голове кажется потрясающим, а на деле… А на деле очередная стопка листов со свистящим визгом ударяется от стену и осыпается, как осенняя листва. Плохо. Никуда не годится. Это слишком убого, чтобы даже кому-то рискнуть показать.

С грохотом поставив локти на стол, Серафима, зарывшись пальцами в волосах, практически до крови царапает кожу. Злость на саму себя будто бы способна сжечь дотла целый лес. Да кто она вообще такая, если собственная муза постоянно ставит подножки? Правильно — полное ничтожество, не способное даже договориться со своим же воображением и перенести на бумагу ничтожный набросок. Какая жуть. Но такова действительность.

Истерический смех расползся паутиной по комнате. И как же, интересно, при столь очевидных проблемах с головой ей удалось поступить в лучшую художественную академию в её городе? Талант? Умение? Не смешите. Случайность. Самая настоящая. Опечатка, описка, да что угодно — но её имя не должно было быть там! Вот только сносящая всё на своём пути Миссис Удача или же её подручные решили ехидно над ней подшутить, превратив в действительность такую нереально-прекрасную возможность. Да, было несусветное счастье по этому поводу, без сомнений. А толку? Хуже, чем только можно представить. Вместо возможности продемонстрировать свой талант — сплошное замыкание из-за любого вида отхождения от нормы. Вместо дружбы с однокурсниками — сплошное издевательство и подколы. «Не так рисуешь», «не так смотришься», «не так хочешь» и так далее. Да они уже спокойно ходить на учёбу не дают! От самых известных «шуток» из разряда иглы в стуле и ведра с водой на голову, до извращений похлеще и пострашнее. Жутко даже от одних воспоминаний, переживать их вновь точно никому не захочется. За что? Почему это всё происходит? Почему с ней? Что же плохого она умудрилась свершить перед Всевышним, раз её теперь так жестоко за это наказывают?

Изматывая себя новыми приступами самоуничтожения, Серафима не услышала, как отворилась дверь в комнату, и даже стук каблуков не привлёк её внимание. А вот один из разлетевшихся листов уже был поднят. Движение — и вот он снова на столе, а чужие руки что-то своё дорисовывают на нём.

— Когда ты вошла? — вопрос прозвучал и как неподдельное удивление, и как искреннее возмущение, словно, «какого меня выдернули из моего собственноручного траура?!».

— Так будет лучше, — девушка, сумевшая ни звуком не выдать своего присутствия, пододвинула к Серафиме поднятый ранее листок. Названной не оставалось ничего более, как посмотреть, что же в этой мерзости изменилось.

— Госпожа… — пожар погас, не смея прикоснуться к бумаге. Как? Что это вообще было? Почему?..

— Вот сюда пару линий, — «Госпожа» указала в определённые точки на изображении, — а вот здесь слегка укоротить руки, не то выглядят, как щупальца. И сходи уже полечись что ли, а то твоя дурацкая привычка забывать моё имя раздражает.

— Прости, Клена, — минуту назад хотелось спалить весь этот грёбаный мир дотла, а заодно и затопить, для достоверности, но стоило только этой беспринципной дамочке вернуться из столовой, и даже воздух вокруг стал совсем другим.

Обронив глухую усмешку, Серафима обхватила талию Клены своими длинными костлявыми руками и с силой прижала её к себе, уткнувшись лицом куда-то в бок, и от удовольствия словно заурчала.

Они знают друг друга с самого детства. И дружат уже чёрт ногу сломит считать, сколько лет. Вместе идут по жизни со всеми прилагающимися кочками и ямами. Вытаскивают друг друга из разных передряг. Хотя, нет, не так. Это Серафима имеет дурную привычку в них постоянно попадать, а Клена, словно по приказу, приходит и выдёргивает её из них. А как она в такие моменты на неё смотрит… От этого взгляда мёртвые в гробу начнут потеть, что уж говорить про живых.

— Дорогая, ты мне рубашку намочила, — как в столь юном возрасте можно обладать таким стальным голосом, остаётся огромной загадкой.

Серафима тут же отпрянула, обеспокоенно заизвинялась и лихорадочно начала искать полотенце аль салфетку поблизости. К сожалению, глаза после новой истерики совершенно спокойно могут оставлять следы на чужой одежде. Увы.

Серафима до сих пор так и не сумела найти ответ на интригующий с детства вопрос: почему такая могущественная, властная и самоуверенная девушка снизошла до неё, бесталантливой художницы с кучей комплексов и валяющейся под ногами самооценкой. Да даже если не трогать детство, ведь там все слишком маленькие, почему не бросила, когда стало очевидно, что такая бестолочь и плакса и мизинца её не стоит. Сера была уверена, что в какой-то момент это обязательно случится, и она уйдёт, небрежно улыбнувшись напоследок. Но нет. Клена будто бы не видела очевидного и ни разу за всё долгое время их взаимного общения не пыталась унизить свою подругу даже в шутку, даже заслуженно. Наоборот, гнала прочь все её дурные мысли и тащила за собой, иногда откровенно помогая не загнуться и пробиться в люди.

Белоснежная салфетка быстрыми темпами скользнула по рубашке, стараясь максимально уничтожить то ненавистное мокрое пятно, очевидно, что от слёз, портящее такой прекрасный вид.

Несмотря так же на многолетнюю дружбу, Серафима так и не смогла узнать от Клены того, что та не желала разглашать. Откуда она, кто её семья, почему она всегда приходит на выручку, почему она вообще рядом с ней — все эти вопросы, несмотря на свою безобидность, так и покрылись слоем пыли молчания. Сначала было страшно настаивать на ответе, а сейчас уже поздно спрашивать. Серафима вроде бы даже успокоилась, приняв излюбленную Клен скрытность. Одно только не давало сейчас покоя — почему она пошла учиться вместе с ней? С её знаниями и потрясающими достижениями по учёбе она могла бы совершенно спокойно и без напряжения замахнуться на что-то во много раз лучше. Однако, Клена снова молчит, категорично и отрывисто. Остаётся только смириться и донимать себя догадками.

— Зачем? — Клен после того, как максимальное высушивание рубашки закончилось, кивнула на валяющиеся на полу листы.

Лампочка недобро заморгала, задумав погаснуть. Гул в коридоре наконец-то окончательно затих, намекая на полное удовлетворение обжорливых желаний студентов. Клена со всевозможным злорадством ждала ответа.

— Ты и так видела, — нервное чихание. — Очевидно же, насколько они отвратительны и убоги. И даже не думай отговаривать меня их сжечь.

Сколько наивности в голосе. Отговаривать? Ещё чего. Глупо ежа голой жопой пугать. Она даже заморачиваться на это не будет.

Увидь Клену кто-нибудь другой сейчас, точно назвал бы ведьмой. Только у них, по приданиям, могут так ярко светиться их зелёные глаза. И что-что, а свет этот не предвещает ничего хорошего.

Пришла пора сыграть на шатких нервах.

— Сера, — одной рукой обхватив спинку стула, а другой опершись на стол, Клен приблизилась к Серафиме настолько близко, что её длинные волосы задевали бледное лицо подруги. — Решила снова рискнуть и сыграть шутку?

Ледяное дыхание обжигает похлеще любого огня. Хочется убежать, спрятаться, укрыться, но у всего есть предел.

С силой ударив кулаком по несчастной мебели, Серафима, сделав резкий выпад вперёд, практически прокричала шёпотом в чужие губы: «Не смей мне угрожать!». Ярость в груди разрывалась взрывами. Кем бы она ни была, как она смеет указывать, что Автору делать с собственным творчеством, какого бы качества оно ни было? И если оно неугодно, Автор сам в состоянии решить, что с ним делать и как уничтожить при надобности.

Коварная улыбка окрасила ликующее от торжества лицо. Клен неторопливо выпрямилась и встала за стулом, исподлобья посматривая на Серафиму. О чём она думает? Чего она хочет? Почему так улыбается?

Дыхание сбивалось и спотыкалось в приступе внезапно накатившей паники. Этого… этого не должно было произойти! Нет, конечно, Клен просто заботится о своей подруге и не хочет позволять ей совершать необдуманные поступки, вот и всё. Но нельзя было так грубо на неё срываться. Она ведь хотела помочь!

— Госпожа! — Серафима подскочила, как ошпаренная, рукой пытаясь дотянуться до Клены, но та уже успела подойти к входной двери, и перед тем, как скрыться за ней, со всевозможным снисхождением посмотрела на подругу. Ничего особенного, но собственная фантазия может надумать многое.

Серафима бессильно опустилась на пол, прижала колени к груди и от волнения, кажется, даже начала дрожать. Плохо. Всё очень плохо. Клена наверняка на самом деле очень разозлилась из-за того, что Серафима была с ней так груба. Именно поэтому она и ушла, и, вполне возможно, до утра не вернётся.

Как ужасно, что это произошло. Нет, этого нельзя было допускать. А если с ней что-то случится? А если она будет в опасности? Это же очень страшно! А ещё больше пугает то, что Серафима не сможет прийти к ней на помощь, ведь даже не знает, где она теперь будет. Что же касается этих несчастных рисунков… Да будь они прокляты! И продолжают валяться там, в углу, главное, чтобы с Кленой ничего не случилось.

Тяжело сказать, сколько времени прошло, однако, судя по видам за окном, уже давно нужно было лечь спать. Серафима всё так же продолжала убиваться своими переживаниями, боясь даже шелохнуться, в то время как Клена, какое-то время попросту простоявшая за дверью, стуком каблуков изобразив как бы удаление прочь, успела перекинуться парой слов с мимо проходящими, обговорить все вопросы с однокурсником по телефону касательно совместного задания на неделю, и, в конечном счёте, вернуться, чтобы поумиляться на свою нервную подругу и расправить обеим постели.

Нежное прикосновение к заплаканным щекам заставило сначала вздрогнуть с удвоенной силой, а затем даже с какой-то опаской поднять голову. Уверенность в собственных страхах иногда бывает опаснее этих самым страхов.

— Клена… то есть Госпожа, — какая жалость. Совсем же недавно Клена сказала, что недолюбливает, когда её так называют, но не прошло и часа, всё повторилось вновь. Не первый раз к данному разговору возвращаются. Как вообще могло прийти на ум так обращаться к своей подруге — не менее занимательная загадка. Ясно одно: это по какой-то дикой причине нужно ей, как воздух. Тогда, если всё настолько важно, зачем её этого воздуха лишать?

— Пойдём, — голос тихий, убаюкивающий. По раскрасневшимся глазам напротив видно — кто-то явно очень хочет спать.

Клена помогла девушке подняться и дойти до кровати, не снеся ничего по пути. Наверное, можно было ещё помощь раздеться, уложить в кровать, поцеловать в лобик и пожелать спокойной ночи, но это явно уже будет лишним.

Когда Клена окончательно убедилась, что подруга полностью приготовилась ко сну, названная Госпожа выключила свет и приготовилась заснуть сама. Правда, сон долго не шёл. Гораздо интереснее было наблюдать за ворочающейся из стороны в сторону Серафимой, спрятавшейся в одеяло почти как улитка.

Наблюдать, не выдавая себя. Мимолётно прикоснуться, дабы окончательно убедиться, что плач сменился безмятежным дыханием. Тепло улыбнуться и наконец-таки позволить себе встретить кружащий рядом сон. Изо дня в день. Снова и снова. И, кто знает, будет ли следующий март настолько солнечным. А пока спать. И обязательно пожелать друг другу спокойной ночи. Главное, что есть такая возможность.

Синий кот-обормот

Обведёт, украдёт,

Перевернёт, а сам в пролёт.

Дивный ход, лунный взвод.

Непонятно, но занятно.

Пусть и вправду, но ведь не верят!

В чёрный год, в синий взлёт,

На мосту иль на аллее

Я открою настежь двери.

«Кто пустил его сюда? Поди прочь!»

«Какой кошмар, он слишком яркий!»

«Его шерсть слишком гладкая, аж глаза щиплет»

«Как можно быть настолько красивым? Это ужасно!»

«Мерзкий»

«Отвратительный»

«Какое убожество!»

Грустно. Печально. Тоскливо. Одиноко. Каждый дом — море унижения. Каждая семья — фейерверк издёвок. Каждый день — боль. Иногда даже физическая.

Раненые лапки осторожно ступают по мостовой. Каждый шаг — пытка. Каждый резкий порыв ветра — мучение для ран по всему телу. Каждый вздох — печальное напоминание, насколько сильно усталость застилает всё вокруг. И не менее горькое осознание того, что всё это наверняка может никогда и не закончиться.

Вода неторопливо преодолевает свой извечный путь, на поверхности отражая отблески луны. Воздух одурманивает своей свежестью. Небо пушистыми облаками обнимает, заманивая ввысь.

Кристальная горечь в бездонных глазах. Итог настал. Все эти люди, которым он так отчаянно пытался помочь, теперь там, далеко-далеко за пушистыми варежками. Интересно, они все так сильно этого хотели? Но зачем? У каждого из них были не только мечты и желания. У них было время. Много времени. Которое они почему-то решили сами себе урезать. Они странные.

Одно неудачное движение — и падение прямо на пузо, царапая асфальтом кожу и пытаясь остановить себя вытянутыми лапами вперёд. Голова, как и хвост, обречённо падает на землю. Нужно передохнуть, хотя бы немного, иначе придётся стать простым синим пятном на мостовой.

Пробовал. Много и отчаянно. Каждый раз по-разному. С самыми разными людьми, с самыми разными ситуациями. Начиная с попытки подсказать юной леди, что та самая ручка, которую она ищет по всему городу, продаётся в соседнем магазине, заканчивая истошной попыткой не позволить взрослому мужчине сесть за руль в тот роковой день и не быть сбитым на железнодорожном пути. Без толку. Никто не хотел слушать. Никто не хотел услышать. Крутись возле хоть часы и дни напролёт — ничего не меняется. Лишь сплошные оскорбления. Ну, или же банальный страх признать силу собственных мыслей. Им ещё повезло, если после такого прескверного отношения к нему жизнь лично не подставила волшебный пендель обратного назначения.

Раздражённое шипение, преотвратительный звук когтей по асфальту и невероятно истязающая попытка снова встать, в конечном счёте, завершившаяся удачей. Но какой ценой.

Непроизвольное мотание головой дабы собраться с мыслями и продолжить свой путь.

Нет смысла злиться или обижаться на них. Это было всецело их выбором. Просто хотелось помочь, приободрить, выручить. Убедить, что они достойны лучшего, и удача — не обычная проститутка, которая с тобой лишь до тех пор, пока у тебя есть наличные (1), а весёлый и верный друг, пусть и с очень эксцентричным характером. Её нельзя приручить, как, например, собственные грехи и желания, но можно сделать своим третьим глазом, Альтер эго, да и просто спутницей по жизни. Просто пожелай и искренне отдайся ей всем сердцем и душой! Да вот только, как показывает практика, никому это на самом деле не нужно. Проще ссылаться на везение, фортуну, ум, сообразительность, собственные достижения — да на что угодно, а вот саму удачу гнать в шею. Слишком она броская, яркая, вызывающая. А что другие подумают? Тяжело же будет убедить их, что это не страшный монстр из-под кровати. Это слишком энергозатратно. Потому надо гнать прочь, дабы не мешала, не нервировала, не раздражала, не создавала проблем. Так проще. Так легче. Так правильнее.

Лёгкий удар макушкой обо что-то заставил остановиться в оцепенении, следом за чем недоверчиво поднять голову вверх и обнаружить, что преградой оказалась обычная скамейка. Обхохочешься.

— Ей, красавица, тебе помочь забраться?

Уши моментально встали торчком. Хотелось ещё и обернуться на звук сзади, но лапы настолько устали, что оставался открытым вопрос, как вообще получилось пройти такое большое расстояние.

— Судя по молчанию, да — мгновение — и тёплые женские руки помогают сесть на поверхность выше.

Недовольное шипение и нервное мотание хвостом. Скамья почему-то кажется холоднее земли. Хотя, может, просто от усталости лапок.

— Ой, тебе, наверное, холодно. Минутку, — какое-то шебуршание и вот уже куртка опустилась совсем рядом. Но, принюхавшись, приходишь в замешательство — почему от неё так сильно пахнет кровью?

— Не бойся, она не кусается, — в столь чарующий неожиданной красотой вечер этот нежный голос кажется чем-то… сказочным?

Неторопливо устроившись на предложенной лежанке и свернувшись практически калачиком, наконец-то удалось рассмотреть свою спасительницу, что, не долго думая, села совсем рядом, устало откинулась назад и с какой-то тоскливой радостью взирает перед собой.

Горький смешок вырвался непроизвольно. Человек, что сидел сейчас рядом, выглядел не особо лучше его самого. Растрёпанные длинные волосы; засохшие царапины на лице; грязная, судя по всему от катания по земле футболка; сборище свежих синяков на руках и не только; лениво в прошлом кровоточащая длинная рана на бедре, там, где порваны джинсы. Жалкое зрелище.

— Не поверишь, это от пилочки, — поймав разглядывающий её взгляд, с какой-то словно улыбкой сказала девушка.

Пилочки? Серьёзно? Это какую силу надо приложить, чтобы так полоснуть? И что же это должна быть за дьявольская пилочка, разрезающая ткань и кожу? Даже если это шутка, всё равно звучит дико.

— Предлагаю познакомиться. Я Амелия, — и протянула руку в жесте рукопожатия. — Ах, да, тебе, наверное, больно, — и уже хотела убрать руку, но грозное «мяу» заставило притормозить с таким решением.

За столько лет жизни человек, мало того что не отмахнулся как от наваждения, так ещё и предложил познакомиться на равных. Какая ирония.

Да, больно, но сейчас точно непозволительно отказывать. К тому же, это именно она помогла забраться на скамейку и даже поделилась собственной курткой без попытки после отобрать. Видно же, что её кожа быстро успела покрыться мурашками.

Положив собственную лапу на протянутую руку в благодарность, как-то не особо удачно удаётся кивнуть, приправив это тихим мурчанием.

— Вай-вай, как это мило, — аккуратно опустив кошачью лапку, Амелия негромко рассмеялась. — Ты так ласково мурчишь, так можно случайно и растаять, как пломбир под лучами небесного светила.

Надо же, его мурчание не обозвали завыванием гиены. Она точно здорова?

Потянувшись, Амелия, подмигнув соседу по скамейке, опёрлась локтями на колени, потыкала пальцами себя в лицо, скрестила руки и, перед тем, как поставить на них голову, сплюнула чем-то красным на асфальт.

Воцарилось молчание. Хотелось рассмотреть детально, кропотливо, цепляясь за каждый штрих. Что можно было сделать без проблем. Детально обнюхать проблематичнее, однако, общий запах уловить возможно. И чем больше времени проходило, тем отчётливее он становился, и тем сильнее возрастало опасливое напряжение. Нет, Амелия сидела в одной позе, без движения, даже не обращая внимания на щекочущие нос пряди. Росла со страшной силой её решимость. А голубые настолько, что практически белые глаза начинали отливать сапфировым блеском. И нет, от этого она не выглядела зловеще. Наоборот — она выглядела потрясающе.

Нервный кашель. Как неожиданно, оказывается, решимость может быть настолько умопомрачительно прекрасной, что ты забываешь, как дышать, наслаждаясь её силой.

— Ты в порядке? — вопрос прозвучал встревожено. Не стоит волноваться, всё в порядке, и пускай новый кивок будет тому подтверждением.

И снова улыбка. Тёплая настолько, что хочется в ней закутаться, как в тёплый плед, и так и замереть в этом моменте.

Резкий порыв ветра теперь не казался хлесткой пощечиной. Холод покорно решил отступить. Луна расколотым блюдцем перекатывалась по небу, словно в шутку пуская периодически солнечных зайчиков. Или, скорее, лунных.

Отрешённый вздох послышался совсем рядом, моментально отвлекая от всего постороннего. Решимость, не отступившая ни на шаг, теперь словно надела на себя платье печали, дополнив свой наряд бусами скорби. Вызывающий наряд.

— Неужели тебе так интересно узнать, что произошло? — упс, кажется, всю заинтересованность раскрыли. Да и отпираться глупо, если это правда.

Выпрямившись и опершись рукой о скамью, Амелия направила свой взгляд куда-то в сторону, как бы блуждая в воспоминаниях, и, судя по нынешнему состоянию, совсем недавних.

— На самом деле всё не настолько мрачно, как ты мог подумать. Просто… — голос дрогнул. — Просто каждый хотел занять своё место под солнцем, и никто из нас в самом начале даже не предполагал, что в конце этого приключения придётся воевать. Нам же друг с другом. И с самим собой.

Прищур, настораживающий взмах хвостом. Вот как, значит? Занимательно. И ведь в это можно даже поверить. Вот только кого ты, лунная леди, пытаешься обмануть?

— Зря сомневаешься. Я не вру, — кривая усмешка разукрасила и так украшенное следами битвы лицо. — Просто война завершилась именно сегодня, а до были месяцы истощающего, сводящего и выводящего из себя сражения. Скрытного, подлого и лицемерного. Но у любой войны есть завершение, и этому, наконец, было суждено свершиться, — с какими-то даже нотками радости, — и я проиграла.

Неожиданно. Действительно, не всегда можно быть победителем. Однако реакция удивляет.

Долгое и протяжное «мяу», требующее продолжения. Возможно, это смотрится нагло, но нехорошо обрывать историю на середине.

Амелия склонила голову на бок, скосила глаза на соседа и произнесла с какой-то неожиданной протяжностью:

— Скажи, а ты простил своих обидчиков?

В яблочко. Десять из десяти. Низкий поклон, если бы это было возможно в данном состоянии. И, судя по всему, ответ она услышала.

— Вот и я о том же. Мы, являясь лучшими друзьями до, желали перегрызть друг другу глотки после в погоне за призрачными идеалами. И я нисколько не вправе обвинять их, ведь сама была ничуть не лучше.

Как трогательно. И как знакомо. Подобное приходилось наблюдать лично, разве что не принимать участия. Правда лицезреть такую благородную реакцию после приходится впервые, ведь обычно обида застилает пеленой всё, что есть.

Отдых действительно обладает живительной силой. Вся та буйствующая тяжесть и усталость отступили на задний план, позволяя устойчиво встать на лапы, а следом запрыгнуть на колени человека рядом, дерзко уставившись в глаза напротив.

Благородство, конечно, роскошная штука, а что дальше?

— Дальше? Без понятия. Главное, что без них, — в такие моменты хочется прыгать от радости. Рядом с теми, кто понимает, что не все слова должны быть озвучены, чтобы быть услышанными.

Нежно поглаживая скомкавшуюся шерсть, Амелия в какой-то момент наклонила голову, максимально приблизившись к пушистой мордочке своего критика, и прошептала, смакуя каждое слово:

— Спасибо им за всё то время, что мы были вместе. И спасибо за то, что ушли. Теперь я наконец-то, — вскинув руки и практически прокричав вверх, — свободна!

Приятно наблюдать за чужим величием. Сногсшибательное, искрящееся во все стороны, сносящее на своём пути все преграды. Чтобы достичь его, потребуется проделать львиную долю работы над собой. Главное, что такой труд всегда окупается сполна. Не у всех сразу, не у всех единовременно, но обязательно и беспрекословно.

Внезапно накатила душераздирающая тоска. Кому-кому, а таким людям ты точно не нужен. Они в состоянии прокормить своё главенствующее чувство сами. От осознания этого осталось найти в себе силы, чтобы не заплакать.

Быть может, это и последняя встреча, но это совсем не значит, что нужно омрачать её грустью. Не последний год остался. Не последний человек встретился. Просто свернуться калачиком и радостно замурчать, что такая встреча вообще состоялась.

Луна, блуждая по небосводу, лениво укатывалась в закат (то бишь восток). Взявшиеся откуда-то утки резко активизировались под мостом, будто бы здороваясь друг с другом. Одинокая слезинка всё же не смогла удержаться и отрешённо упала на потрёпанные битвой джинсы.

— Хочешь пойти со мной? — вопрос как гром среди ясного неба. Медленно повернул голову и недоверчиво воззрился на говорящую, цепляясь за мысль, а не сходить ли к ветеринару? Тьфу, точно, они же тоже прогонят прочь.

Смех в ответ. Весёлый, добрый, приветливый. Амелия игриво поцеловала в нос, от чего из-за неожиданности пришлось непроизвольно отпрянуть, и продолжила свою, как выяснилось, незавершённую речь:

— Как понимаю, хозяев у тебя нет, как и дома, а я как раз обживаюсь в новой небольшой квартире, которую родители подарили мне на день совершеннолетия. И я была бы очень рада жить вместе с такой подругой, как ты.

Шерсть моментально встала дыбом. Что-о?!

Амелия от удивления подняла брови и прикрыла рот парой пальцев, выдав скромное «Ой! Так ты кот. Извини, сразу не признала».

Насупившись, удалось пробурчать что-то возмущенное. Да, кошки очаровательны, но где ты здесь нашла сходства?!

— Кажется, знаю, как я назову тебя, — «внимательная» девушка, умудрившаяся дивным образом перепутать кота с кошкой, похоже, уже и забыла про свой только что состоявшийся конфуз. Обняв ладонями пушистые щеки, на этот раз слегка приблизив кошачью мордочку к себе, глубоко вздохнув, торжественно выговорила: — Я назову тебя Тео, «подарок Бога».

Нет, ну как так можно? Ну, как так-то?! К чёрту всё, коты вообще-то не мазохисты.

Уткнуться в живот человека рядом и, спустя полминуты превратив его футболку в одно большое мокрое пятно. После множества лет скитаний встретить того, кто мало того, что помог тебе спокойно пережить эту ночь, так ещё и хочет подарить тебе имя, — разве это не счастье?

Амелия обеспокоенно начала воротить головой и держать руки в напряжении на весу, пытаясь понять, что она сделала не так, раз её новый друг плачет, но громогласное мурчание быстро её успокоило. Так громко, наверное, гудят только самолёты.

Без резких движений встав на землю, Амелия надела куртку, взяла на руки посаженного чуть ранее на скамейку Тео, а новое имя ему явно понравилось, и спокойным шагом последовала в сторону нового дома, ещё раз поцеловав пушистый комок на своих руках, и вдруг неожиданно молвила:

— Знаешь, если честно, мне хотелось назвать тебя в честь «удачи», но, к сожалению, не удалось вспомнить имя, несущее такое значение, — Амелия недовольно надула щеки, но быстро переключилась на нормальное выражение лица. — Да и, как я сейчас думаю, это было бы не совсем верно. Ты и есть моя удача, а я, возможно, твоя, ведь мы встретились именно тогда, когда были нужны друг другу.

Мыслишь в корень, дорогая. И даже не представляешь пока, насколько.

(1) «Рано или поздно обнаруживаешь, что леди Удача — обыкновенная проститутка, а у тебя закончились наличные», «Max Payne».

Медленно, до жути. Искусно, до отрешённости. Плавно, словно утопаешь с головой.

Сладостно до крика. Радостно до приступа отчаяния.

Пальцы зарываются в волосы с привкусом безнадёжности. Зубы с преотвратным усилием выскребают скорбь. Это конец. И нужно быть полным идиотом, чтобы это отрицать.

Упасть на колени и молотить кулаками о пол, роняя на него слёзы. Даже если всё вокруг указывало на то, что это должно было произойти, никто не заикнулся предупредить, как горестно будет после.

Зверский оскал заполнил каждую мышцу образа. Мрази. Прошлого не вернуть, естественно. Мучения не предугадать, кто бы сомневался. Просить прощения привычно, потому завершение должно быть логичным.

Должно быть. Они действительно думали, что после всего случившегося они его заслужили. Наивные.

Едкий смех сковал в свои объятия весь тот мрак, что окружал и творился вокруг. Размечтались, идиоты. К чёрту всех, кто хоть раз посмел окунуть в одиночество, а следом с самыми «добрыми» намерениями с размаху выдернуть оттуда.

Переведя дыхание, устало поднять голову, безнадёжно стараясь разобрать чёрный на составляющие. Чёрный мир. Чёрный мрак. Чёрное одиночество.

Единственная мысль, заводом стучащая в голове, лишь о том, чтобы всё поскорее закончилось. Как глупо. Если бы не собственная гордость, можно было бы спокойно сдаться, без боя и траты сил на сражение. Принять новую чужую жизнь, как свою. И радоваться новому дню не так, как привычно, а так, как теперь положено. Всего-то.

Сидя на коленях, опустить голову на землю, зажмуриться и разрыдаться. По-настоящему. Живому. Захлёбываясь дурацкой водой, текущей из глаз. Проклинать всё и вся. Тоже выход. Вот только… если решать вопрос так, то как жить теперь?

Ледяной воздух раздражающе звучал рядом, собственной остротой пытаясь задеть, уколоть. Унизить. Уничтожить.

Удар. Чётко и ровно, глубоко внутри.

Заливать всё вокруг собственной горечью можно бесконечно. Смысл? Свершившееся свершилось. Выбор, сделанный не тобой, был сделан. Исход перед глазами. Осталось лишь решить, как действовать, или же нет дальше. И можно было бы задаваться этим вопросом до скончания веков, но ровное дыхание отвлекает, а пустые, как серебряное отражение, глаза пытают.

Потребовался всего лишь миг перед тем, как последняя капля упала на пол. Полыхающая ярость сменилась заострённой до краёв жестокостью.

Находясь во мраке, разум заполняется самыми разными и часто далеко не лестными мыслями.

Хочется побыть наедине с собой, со своими переживаниями и страданиями, чтобы ни одна тварь не смела потревожить. Но, как видно, некоторым насрать на эту негласную истину.

Подняться на ноги действительно тяжело. Особенно под весом всех этих мерзостных чувств. Но иначе никак. В противном случае эта тварь раздавит своим молчанием. Или разорвёт на части, там уж как повезёт.

Глаза в глаза. Молчание на теперь уже задушенную истерику, превратившуюся в аналогичный ответ. Всю жизнь чужие, а здесь внезапно ставшие такими родными и близкими. Да люди душу дьяволу готовы продать, чтобы не встретить его никогда в своей жизни. И ведь никто из них никогда не задумывался, что сила одиночества зависит лишь от мастерства дрессировщика.

Подойти ближе, сжигая внутреннюю панику. Пёс, что сейчас сидит впереди, огромен в своих размерах. Любой кошки просто не станет, стоит ему всего лишь лечь на неё. Но расстояние сокращается, а он и не думает двинуться с места или оскалиться. Обманчивое добродушие.

Усмешка. Если призадуматься, что такое одиночество? Состояние потери, утраты, ненужности? Добротно. Но тогда сразу же возникает вопрос — почему люди как полоумные ищут его, при этом приписывая ему совсем не характерные повадки, и вообще называют величайшим злом и проблемой мироздания.

Изверги. И прирождённые мазохисты.

Расстояние сократилось до единственного шага. Одного-единственного шага. И разницы в росте.

Присесть на корточки и повнимательнее рассмотреть чёрную, как смоль, морду — заманчивая идея. Вот только слишком беспечная.

И снова смех, будто бы кислота облепила всё вокруг. Детский сад. Снизойти до мрака, а потом находить в себе силы бояться его.

Рука протянута медленно, но властно. И, походу, эта самая война за власть далеко не односторонняя. Стоит только ладони приблизиться к собачьей пасти, как острые, будто бритва, зубы впились в кожу немного выше запястья.

Боль моментальной волной разлетелась по телу. Ясно, чего в такой момент хотелось, но ни единый звук не нарушил давно воцарившее молчание. Разве что короткое шипение потревожило его, и только.

Придирчивый прищур из разряда «и это всё, что ты можешь?».

Кровь медленной струёй стекала на пол. Зубы держали мёртвой хваткой, не желая отпускать, но и не причиняя дополнительную, новую боль.

Ситуация приобрела интересный оборот. Если подумать, игнорируя пустые гневные отзывы, — что такое одиночество? Состояние души. Могущественное, властное, беспринципное. И одинокое. Но тогда почему при учёте, что многие хотят прогнать его печаль, ничего не меняется? Быть может, потому что никто не желает помочь ему найти его собственное уединение.

Присесть на корточки всё-таки пришлось, дабы ухватиться за загривок и тянуть назад, заставляя отпустить руку и наглядно демонстрируя, кто здесь главный.

— Ты прирождённый охотник, Чейз, — намного приятнее, когда у того, кто рядом, и неважно, насколько это друг или враг, есть имя. Родиться же оно может из банального действия. — Будем знакомы. Я — Евс.

Кажется, услышав имя чуть ранее схваченной в захват, Чейз и сам пустился в смех. Ну, конечно. Сцепились, как кошка с собакой и уже битый час разобраться между собой не могут.

В горле неприятно зашуршало после произнесённого. Надо же, как давно, оказывается, из красных от крови губ не звучало ни слова. Совсем безрадостно, но, увы, не без этого. К тому же, никто не смеет мешать исправить положение.

Выпрямиться, ровно встать на ноги, раскинуть руки в стороны, и, мельком бросив взгляд на стоящего рядом, кажется, нового друга, заключить, что действительно пришёл конец. А одиночество? А одиночество не панацея. Пора начинать всё сначала. И без всяких страданий-переживаний на сущий год. Это всё должно остаться во мраке, под полным его покровительством.

Звонкий хлопок — и вся тьма вокруг рассеивается, обнажая миру двух не желающих мириться со своей выдрессированной судьбой. Не хочешь проиграть собственной душе — властвуй над ней. Не хочешь тащить на себе в очередной раз обузу унылого существования — принимай перемены.

Чёткий жест, приказывающий следовать за. Конкретный шаг, холодное дыхание. Идти только вперёд. Не оборачиваясь. Свой выбор уже сделан. Теперь его очередь решать, готов ли он внести в свою жизнь перемены после бесконечного заточения или же одиночеству милее остаться навеки одиноким.

Тепло, уютно, ласково. Погода так и шепчет чудеса.

Любоваться далеким небом. Пробежаться по мокрой от утреннего дождичка траве. Или завалиться на неё, вдыхая сладостный запах. Запах приближающейся свободы от всех этих тягостных дней, пусть и снова на короткий срок.

Мечты практически осязаемы, но, увы, не всему суждено сбыться. Что вообще взбрело преподам, ректору, деканам? Запустить всех своих студентов в парк-музей, как рептилий в террариум. Людей много, места мало, а улица настырно тянет свои руки, чтобы утянуть к себе. Но рисковать никто не хочет. Проще согласиться побродить по этому обширному зданию и поискать что-нибудь интересное для себя, чем быть замеченным на выходе раньше установленного времени и получить за это суровый нагоняй.

Прижимая к груди множество листов с собственными рисунками, Серафима, опустив голову, брела куда-то по не помнится которому по счёту коридору. Нелепо надеяться найти, пусть и в другом городе и с множеством незнакомых людей того, кому сумеешь набраться решимости показать своё творчество. Клена, конечно, постоянно говорит, что нужно раскрываться миру и учиться принимать критику, и, несомненно, она права. Только легче от этого нисколько не становится. А чужая критика только и делает, что жалит ядовитыми наконечниками.

— Эй, смотри, куда идёшь! — плохой тон в общественном месте не смотреть по сторонам, и тем более вперёд. Иначе Серафима совершенно случайно не задела бы парня, а парень, увлечённо разговаривающий с кем-то другим, не пошатнулся бы от неожиданности и не пролил бы на себя кофе.

В полной растерянности Серафима замерла на месте, ахнув от удивления и совершенно не понимая, как поступить правильнее теперь, в то время как белобрысый парень покрывал её чуть ли не благим матом.

— Да ты!..

— Феликс, успокойся, — видя, что словесная баталия никак не думает заканчиваться, юноша, присутствующий рядом, решил закончить её сам, что получилось почти в одно мгновение, стоило ему только заговорить. Хотя, ничего удивительного. Таким голосом только ужастики озвучивать. — Попросту будь в следующий раз внимательнее.

— А я чё?! Это ей нужно смотреть, куда прётся! — если серьёзно, кофейное пятно на жёлтой рубашке смотрелось очень даже освежающе, но говорить об этом скорее всего не стоит.

Носитель голоса из фильма ужасов сначала оценивающе посмотрел на своего друга, что всё ещё продолжал тихо, но ругаться, а следом на виновницу произошедшего и кивнул ей головой в сторону, как бы намекая, что пора уходить.

От напряжения вжав шею в плечи, Серафима, будто бы на крыльях, побыстрее удалилась с места преступления. Ну какой же дурой надо быть, чтобы допустить случившееся! А ведь надо было просто смотреть вперёд! Бессовестная.

Серафима заставила себя в конечном счёте остановиться, дабы успокоиться и продолжить свой бестолковый путь хождения по коридорам. Раз тот мрачный юноша разрешил уйти, и никто не погнался за ней следом, значит, всё не так уж страшно. Но, боже мой, как же неудобно!

Пока Сера мучала себя с новой настойчивостью, кто-то будто специально открыл окно, и резкий порыв ветра, щекоткой прошедшийся по щекам, заставил поднять голову от бесполезного созерцания мрамора и зацепиться взглядом за массивную дверь впереди. Странно, рядом никого нет, но кто тогда открыл окно?

Одарив дверь какой-то скромной заинтересованностью, девушка быстро осознала, что впереди только она, и коридор упирается в неё. Но она такая большая… удастся ли её открыть? Хотя, вспоминая, что немного позади, наверное, всё ещё стоит тот белобрысый парень и ругается и на кофе, и на неё, быстро приходит понимание, что лучше попробовать приложить силы, чем столкнуться снова с хлещущим во все стороны возмущением. Да и что тут такого страшного? Дверь открыть — не рисунки показывать.

Дерево действительно оказалось массивным, но не настолько, чтобы с ним не совладать. Зайдя, наконец, в комнату, Серафима поначалу не могла определиться: она бредит, всё правда или ей только кажется. Перед ней предстал небольшой зал с разного размера шкафами, расставленными вдоль стен, причудливой люстрой, единственной в помещении и… ещё двумя массивными дверями, что смотрели как бы на неё с разных сторон. Можно было заметить, что все вместе эти двери образуют как бы треугольник; шкафы, окружающие их — круг, с этим треугольником соприкасающийся, а люстра — луч, проходящий через две геометрические фигуры.

Дивиться архитектурным причудам этого зала дело любопытное, но обе двери, как отражения, распахнулись в одно мгновение.

Что занятно — в комнате, а точнее на обоях, присутствовали три цвета, и каждый из них украшал свою дверь, чуть дальше по стене переплетаясь с соседним.

Серафима плотнее прижала листы к груди и сделала несколько шагов вперёд, дабы лучше разглядеть тех, кто тоже забрёл в эту комнату и, похоже, был не менее её самой удивлён увидеть здесь других.

Красивая до перехватывания дыхания. Изящная в каждом шаге. Утончённая даже в банальном подъёме ресниц — синяя, как магия морей дверь впустила синевласую миледи, за которой весело в припрыжку следовал ещё более необычный синий кот.

Чёткая в каждом движении. Колкая, как игла, в каждом взгляде. Опасная в одной улыбке. Чёрная, как мир без электричества дверь впустила другую девушку, уже успевшую бегло оценить двух присутствующих. И ведь у той двери настолько мрачно, что не сразу удавалось разглядеть не менее чёрного пса, севшего возле неё, стоило только девушке остановиться.

Всё выглядело настолько нереальным, что Серафима не могла найти сил сделать и шагу, неважно, в какую сторону. Оставалось только озираться по сторонам и пытаться понять, правду ли глаза толкуют. Остальные так же замерли, не смея двинуться с места.

Первым терпение кончилось у кота. Вальяжно потянувшись, он, всё так же приплясывая, дошёл до центра зала и лапой начал манить к себе пса, словно в такт какой-то песне виляя хвостом. Пёс, наблюдая своеобразное шоу по его призыву, вытянул вперёд шею, словно для подтверждения достоверности, и среагировал, неторопливо ступая по мрамору.

Яркость взглядом цеплялась друг за друга. Стало очевидно — они, выйдя из разных сторон как из разных миров, были знакомы. И, похоже, пес не предвидел эту «неожиданную» встречу. В отличие от кота, улыбающегося во всю пасть.

Серафима сглотнула. Ни для кого не секрет про вечную вражду кошек и собак, поэтому действия этих двух животных удивляли, и, в тоже время, настораживали. Судя по грозному виду, никто не отменяет возможного действия, что пёс в любой момент может рвануть и вцепиться в горло кота, да так, что того быстро и вовсе не станет. Однако, судя по лицам хозяек, их волновала не безопасность животных, а что-то другое. Да и сами хозяйки, смотря на другую сторону, словно видели своё отражение.

Ощущалось, как напряжение росло в квадрате от каждого шага мохнатых лап по полу. Даже воздух накалился до предела. Но кот всех сделал. Стоило псу подойти почти вплотную, тот попросту плюхнулся на бок, представив на рассмотрение своё пушистое пузико, игриво мяукая, и начал трясти лапами, то ли желая оцарапать, то ли обнять. Мрачный пёс ещё раз со всей придирчивостью рассмотрел наивное пузо на полу, громко усмехнулся и… сам лёг на живот, уткнувшись носом в кошачий мех, за что сразу получил четверные обнимашки по морде.

Звонкий смех моментом разлетелся по залу. Хозяйка кота даже за живот схватилась: настолько её веселила ситуация. Девушка же напротив неё, пусть и не поддалась такому откровенному веселью, смягчилась в лице, с иронией наблюдая за сценой на полу.

— Наконец-то, — до боли знакомый голос раздался сзади. Серафима вздрогнула всем телом. Сердце бешено забилось. Как?.. Как она могла оказаться здесь?

Где-то за две недели, может, чуть больше до поездки они с Кленой очень сильно поругались, что закончилось громких хлопаньем дверью и дальнейшей жизнью в холодном, болезненном и непривычном одиночестве. Серафима места себе не находила, до последнего верила, что Клен вернётся, но дни шли, а соседняя постель пустела. И ведь ни одной вещи не забрала с собой. Просто ушла. Насколько же было страшно, что она больше не вернётся. Единственное, что выдёргивало из откровенной и длительной депрессии — семимильными шагами приближающиеся экзамены. И то помогали они слабо. Неизвестность пугала сильнее. А если Клены рядом нет — всё неизвестность. Вообще непонятно, как Серафима сумела продержаться до сегодняшнего дня без катастрофических приключений. Но всё равно… почему она здесь и как сюда попала? Ведь её имени не было в списке!

Желание обернуться и увидеть было быстро остановлено, стоило Клен примкнуть к Серафиме со спины и с силой обнять её, уткнувшись носом куда-то в затылок. Реальность трещала по швам. Что, чёрт возьми, происходит?!

Хотелось вновь услышать голос, такой родной и близкий. И неважно, о чём завести речь. Главное услышать. Вот только явная насмешка сзади не позволила даже попросить.

Секунда — и чужие губы прикоснулись к шее. Дыхание резко оборвалось. Вроде бы знакомы столько лет, однако, именно сейчас происходит что-то, не поддающееся объяснению. Оставалось лишь пытаться не верить в происходящее, следом понимая, что всё реально, и от этого впадать в ещё больший шок.

— Сгорай, но не смей сталь пеплом, — и пикантно, на ушко. — Не разочаруй меня.

Толчок — резкий, мощный, обеими руками по спине. Серафима не сумела удержаться на ногах и упала на колени, уронив все листы, что в одночасье разлетелись в разные стороны.

Быть может, до этого всё действительно было неожиданностью, но теперь разве что бред сумасшедшего: из каждого листа, взявшиеся неизвестно откуда и как, вылетели маленькие зелёные птички, моментально расселись по шкафам и балкам, окружили, словно стражники, третью, зелёную дверь, так похожую на лес.

— Госпожа! — первое, что пришло на ум, — обернуться, и, к своему величайшему удивлению, обнаружить, что сзади никого нет.

— Это твои рисунки? — непонятно, когда она успела подойти, но, внимательно рассматривая разлетевшееся творчество в единственном экземпляре, поднятое с пола, синевласая миледи подсказывала, что Серафима со счёта времени сбилась наверняка.

— Д-да, — с чего-то вдруг заикаясь, прошептала Сера, бегом собирая все листы, до которых могла дотянуться. Следом, неуклюже пытаясь подняться, она увидела протянутую ей руку в помощь хозяйкой пса. Она что, тоже ходит тенью?!

От растерянности не получалось толком проговорить обыденное «спасибо», а от смущения было неловко принимать помощь, но рука схватилась за руку, и Серафима снова на ногах. А питомцы, тем временем, подобрали остальные листы, каких оказалось не так уж много, и держали их в пастях, протягивая автору.

— Отпад. Как тебе удаётся рисовать так красиво? — поблагодарив всех и собрав все листы, Серафима сначала не поняла, о чём именно идёт речь, пока синевласая миледи не ткнула в рисунок, а следом показала жест палец вверх.

— Действительно, в этом что-то есть, — другая девушка тоже начала внимательно рассматривать изображения, почёсывая пальцами подбородок.

Серафима глупо хлопала глазами, всё больше приходя к мысли — а не сон ли всё это? Однако из раздумий её вывел звонкий голос держащей в руках листы.

— Приятно познакомиться, я Амелия, — и помахала поочереди обеим. — А это Тео, — и подмигнула в сторону кота. Тот же, услышав своё имя, аж выкатил грудь вперёд, придав максимум важности себе. Выглядело это очень забавно.

— Добро. Я Евс, — два поднятых пальца вверх как знак приветствия. — Его Чейзом величествовать, — и указала рукой в сторону пса, молчаливо сидевшего рядом. В ответ он вежливо, как в поклоне, опустил голову.

— То есть Чейз? — уточнила Амелия.

Евс кивнула, следом за чем переключилась на самую молчаливую из них.

— А тебя как звать?

— Серафима…

— О, «огненный ангел»? Интересно, — Амелия среагировала быстро, искренне удивляясь, судя по всему, необычному для неё имени.

— Хорошо разбираешься в именах? — Евс, прищурив глаз, походу тоже удивилась тому, что кто-то разбирается в значении имён. — Что же тогда моё значит?

— «Кошка».

Наверняка кто-то из них хотел сказать что-то ещё, но смех Чейза и утыкание его морды в пол отвлекло в момент.

— Вот не прикидывайся, а? Будто бы ты не знал, — недовольно сложив руки на груди, Евс, скривив губы, уставилась грозно на своего пса.

— Это чудо… — только и смогла выдавить из себя Серафима, переводя теперь взгляд с Тео на Чейза и обратно.

Эти звери… было очень тяжело поверить в то, что они настоящие.

— Не переживай, это нормально, — Амелия дружелюбно махнула рукой, а затем снова ткнула в лист. — Я так и не сказала, что хотела: рисунок мне твой очень понравился, — как оказывается лучезарно могут улыбаться люди, когда речь заходит о чужом творчестве, — потому, если ты не против, мне бы хотелось взглянуть и на другие твои рисунки. Это ведь они, так? — Серафима, нервно поглаживая остальные листы, кивнула, наивно отказываясь верить в услышанную похвалу. — Замечательно! Тогда нам следует пройти в кафетерий, где можно спокойно посидеть и всё просмотреть за кружечкой кофе или чая, а заодно и пообщаться.

Тепло разливалось по груди. Даже не верилось, что кому-то действительно понравились эти кляксы! На волне сногсшибательного счастья создательница сея творчества уже хотела двинуться куда угодно, главное что за Амелией, но Евс схватила её за плечо, сама смотря куда-то вверх.

— Без вопросов и чур я с вами. Только птицу свою забери.

Серафима недоверчиво посмотрела на Евс, следом за чем подняла голову. Зрачки расширились от потрясения. В вышине, почти у самого потолка, на перекладине сидела огромных размеров птица и с явной насмешкой смотрела на внизу стоящих.

— Откуда она здесь? Когда мы все сюда вошли, её там не было, — Амелия вопросительно посмотрела сначала на Серафиму, затем на Евс, на что вторая пожала плечами и кивнула в сторону «огненного ангела».

— Похоже, этот беркут твой, — Евс несильно задела Серафиму локтём, дабы вывести её из ступора.

— Разбираешься в птицах? — очень смахивало на отзеркаливания недавнего вопроса.

— Разбираюсь в географии. И да, в птицах тоже.

— Почему… ты так решила? — Серафима обернулась и с явным непониманием уставилась на неё. Евс, в ответ прищурившись, то ли зашипела, то ли засмеялась.

— Как видишь, наши друзья с нами, — спокойным голосом добавила Амелия, указав на Тео и Чейза. — К тому же… — пикантная пауза. — Где же та девушка, что стояла за твоей спиной?

Холодный пот проступил на лбу. Так это всё правда? Они её видели?! Быстро завертев головой, Серафима поняла, что те маленькие птицы исчезли, не оставив ни намека на своё присутствие. Но, в то же время, каждой клеткой она ощущала, с каким укором её прожигают глаза с высоты. Так может делать только…

— Позови её, — Евс прокашлялась. — Нет. Прикажи ей прилететь.

Хотелось возразить, но не удалось найти ни одного подходящего для этого слова.

Серафима слегка махнула рукой, вежливо попросив величественную птицу спустится к ней, на что получила лишь мощный взмах крыльев с её стороны. Выглядело красиво, однако устрашало не на шутку.

— Ну-у, кто так делает? — Евс без всякого выпрашивания разрешения взяла Серафиму под локоть и установила её руку в правильную позу, а следом хлопнула по спине, дабы та, наконец, перестала стоять подобно знаку вопроса.

— Ну же, давай! С полной уверенностью и отдачей! И, — главное, — озвучь её новое имя.

Амелия всё это время наблюдающая за происходящим, подбадривающе похлопала в ладоши.

Мысли в голове затанцевали траурный марш. Хорошо, Серафима, смирись с тем, что всё ещё ничего не понимаешь. А так же с тем, что новые знакомые почему-то понимают всё намного лучше. Да, хорошо, возможно, ей просто нужно время, чтобы прийти к осознанию происходящего. Но кто же всё-таки эта птица?

— Это твоя новая подруга, — Амелия словно услышала не озвученный вопрос. — Помнишь ту девушку, что совсем недавно стояла за твоей спиной? — Серафима нервно кивнула. — Отлично. А теперь представь, что она превратилась вот в эту птицу и теперь ждёт, когда же ты её позовешь.

— И дашь новое имя! — из уст Евс это прозвучало как грозное напоминание, что имя есть нечто очень важное.

Амелия приобняла Серафиму за плечи, как старшая сестра обнимает младшую, чтобы придать сил, и тепло улыбнулась.

Глубоко вздохнув, Серафима со всей уверенностью, на которую способна, снова подняла голову и слегка подрагивающим голосом проговорила:

— Ифигения, я жду тебя!

— Что-о?! — офигивание Евс прозвучало даже быстрее, чем Серафима успела вздохнуть после сказанного. — Что за дикость?

— «Бессмертная»? Вроде бы богиня, — удивление Амелии также не заставило долго ждать. А ещё очередное доказательство, что в именах она действительно разбирается хорошо.

Серафима кивнула на всеобщую реакцию. Да, действительно, имя очень старое и давно не в обиходе, вычитанное ей в какой-то старой доморощенной книжке, но произведшее настолько сильное впечатление, что сумело сохраниться до сих пор в воспоминаниях. К тому же, оно отлично подходит ситуации. Серафима всегда задавалась вопросом, откуда Клена взялась, почему так долго с ней была и куда внезапно пропала. Вся жизнь её подруги — сплошная мистика. И, если она в итоге решила каким-то чудным образом обратиться в птицу, значит, она действительно бессмертна.

Беркут, посидев ещё немного на месте, наконец распахнул свои крылья во всю длину и спустился с высоты, поражая всех могуществом своего полёта. Когда же Ифигения села не на вытянутую руку, а на плечо Серафимы, та аж присела под тяжестью такого внезапного веса. (1)

— Походу, многовато твоя подруга весит, — но, услышав громкое цокание клюва, Евс быстро замахала пальцами, типа «сорри, сорри».

— Имя красивое, но достаточно сложное на восприятие, — Амелия внимательно рассматривала беркута, что в ответ с интересом изучал её. — Может покороче? Например Иф.

Серафима прокряхтела что-то вроде согласия, всё ещё не сумев достаточно хорошо справиться с весом. Сама птица тоже возражений не высказала.

Внезапно залаял Чейз, встав на все четыре лапы и привлекая внимание Иф. Та в ответ, похоже, согласилась, что сейчас для Серафимы она слишком тяжёлая. Коротко взмахнув крыльями, она перелетела на спину Чейза. Евс явно была впечатлена увиденным, потому зааплодировала.

— Эй, эй, ты в порядке? — Амелия подошла к Серафиме почти вплотную и выставила вперёд согнутые руки на тот случай, если названная начнёт падать.

— Походу, мне пора начать заниматься спортом, — попытка подшутить над ситуацией успешно реализовалась, судя по смешкам рядом. Катался от смеха по полу даже Тео.

— Так, я, конечно, всё понимаю, но кто-то вроде собирался в кафе, — напомнила всем Евс и потрясла в воздухе бумагой, которую, скорее всего забрала у Серафимы, когда ставила ей руку.

— Спасибо, что напомнила, — вежливость и синевласую миледи, кажется, теперь уже можно назвать синонимами. — Это очень хорошая идея. К тому же, — Амелия перевела взгляд на Иф, — если ты не против, мне, и, думаю, Евс также, — согласный кивок, — хотелось бы с тобой познакомиться.

Иф закрыла глаза, как бы выражая согласие. Тео же, как только понял, что все собрались двигаться из этого зала, первым подскочил и умчался за синюю дверь.

Евс и Серафима переглянулись.

— Через эту к кафе ближе, — Амелия абсолютно спокойно пояснила поведение своего кота, снова приобняла Серафиму за плечи, понимая, что та всё равно ещё не отдохнула, и вместе с ней тоже скрылась за дверью. Евс последовала её примеру. В зале остались только Иф и Чейз.

Как только дверь за последними захлопнулась, птица, поднявшись, приземлилась напротив Чейза, ровно став на лапу, и поклонилась, головой практически касаясь пола. Чейз моментом изменился в лице. Его предыдущая доброта теперь походила на актёрскую игру, дабы притормозить птицу и не позволить ей уйти с девушками.

Иф покорно стояла, не пошевелившись и даже не попыталась воспротивиться, когда Чейз, пусть и не со всей силы, но укусил её за загривок.

Для милых дам, может, и случайность. Но Одиночество не проведёшь. Не может случайно сложиться всё так грамотно и гармонично. И его очевидно приведёт в негодование, когда всякая посторонняя Уверенность будет пытаться проникнуть в его жизнь.

Если люди этого не видят, не значит, что остальные тоже не заметят. Не каждый же день встречаешь подобного себе.

Резко разжав челюсть, Чейз лапой поднял клюв Иф и пронзительно уставился на неё, словно пытаясь разгадать загадку, как так могло сложиться и зачем это всё? Та, в свою очередь, лишь выражала глубокую признательность, ни коим образом не подавая желания вцепиться с ним в схватку. Пусть они и равны в огромности своих размеров, в его власти вмиг избавить её от всех проблем. Сила одиночества непоколебима. Да и нет ничего, что может быть могущественнее. Разве что…

Уморительное хихикание нарушило серьёзность момента. Тео, развалившись, катался со смеху возле двери. Так вот кто зачинщик. Маленький негодяй. Или, по-другому, хитрая Удача.

Вальяжно подойдя к обоим, застывшим в ожидание, Тео, как и следует настоящим джентльменам, поклонился сначала даме, а дальше кавалеру, не скрывая торжества. Да, это он, подобный ветру, организовал данную встречу. Ведь в чём проблема, подкинуть деканам и ректорам визитки с очень интересной информацией. Проще простого. Дело техники.

Иф в благодарность легонько клюнула его по макушке. Чейз, состроив недовольную физиономию, всё же понимал толк данного мероприятия. Не он ли хотел найти Евс друзей? А раз с одноклассниками не выходит, нужно смотреть шире.

А что удача? Она не будет спрашивать разрешения — она ворвётся в твою жизнь именно тогда, когда её своенравная натура пожелает нужным. Ты, конечно, можешь проигнорировать её или прогнать, но тебе же от этого будет если не хуже, то точно не в милость.

И пёс, и птица поняли — этот кот уже являлся подобно штормовому урагану в их жизни, ведь они оба, пусть негласно, но решили по определённым причинам играть роль людей. Только, в отличие от остальных, не прогнали его, а с теплом приняли или помогли. Потому сегодняшний день можно считать как его благодарность, выраженную в возможном объединении дорогих для всех них людей.

Не всегда нужны слова, чтобы понять суть происходящего. И Иф выразила это молчаливо, вновь взлетев на спину Чейза, что как раз кивнул ей насчёт данного действия. Тео радостно промурлыкал, и теперь они уже втроём покинули этот удивительный зал, что из обычного проходного помещения на час, а, может, меньше, сумел превратиться в место встреч, раскаяний, познаний, признаний. На час встречи самых разных людей. На час встречи состояния ума, состояния души и положительной непредсказуемости. Всего на час. Зато какой. И, главное, этот самый час имел место быть. Иногда, чтобы изменить свою жизнь, потребуется всего лишь час. Бессмертный час для вечной жизни.

(1) Беркут — хищная дикая птица с гордой орлиной осанкой, относится к отряду ястребообразные, семейству ястребиные, роду орлы. Самка беркута намного крупнее самца. Ее вес достигает 7 килограмм.

— Ну, и что вот это всё за хрень?!

Как же хорошо в жаркие солнечные дни выбраться куда-нибудь на природу, чтобы спокойно наслаждаться погодой, нежиться под игривыми лучами, не забывая, правда, время от времени наносить защитный слой крема, и (при их наличии) с удовольствием общаться с интересными людьми. Лепота! Вот только обязательно — ну обязательно! — найдётся какой-либо «гад», который будет пытаться всё испортить.

Амелия, оставив на столике рядом свой коктейль и поправив немного сползший от долгого лежания купальник, со всей присущей ей снисходительностью уставилась на «мисс возмущение которого дня».

— Евс, тебе реально не надоело накручивать себя?

Ни грамма упрёка в каждом слоге. Скорее, очевидное непонимание.

От недовольства чуть не свалившись с собственного лежака, Евс буркнула что-то нечленораздельное и продолжила дальше, как заведённая, уплетать очередную пачку сухарей.

Логично было бы на этом и закончить, но Амелия достаточно быстро перестала быть наивной в компании новой подруги.

Евс, тем временем, заводилась ещё больше. В итоге, не выдержав такого ощутимого прессинга, Амелия прикрыла лицо руками, проговорив напоследок что-то вроде «отдыхай и отстань от ребёнка».

— Ты ведь издеваешься, да? И вообще-то я её младше.

Неприлично закатывать глаза, когда никто не видит. Или же бессмысленно? Да какая на самом деле разница, толку всё равно ноль.

Можно, конечно, оставить всё как есть и снова притвориться спящей, но зачем лукавить? Обеих интересует одна и та же тема, каждая просто реагирует по размаху собственной вспыльчивости.

— Почему ты не хочешь посмотреть на это всё с другой стороны?..

— И отвергнуть тот факт, что нас с тобой попросту использовали.

Слова в оправдание так и замерли на кончике языка. Верно, действительность слишком очевидна, но почему бы не попробовать подобрать другой глагол для её описания? Глядишь, там и значение изменится, и жить станет проще.

Настроив гамак так, чтобы можно было спокойно сидеть в нём, Амелия с интересом начала рассматривать суматоху немного впереди. Никто так и не признался, кто именно придумал, однако все остальные с радостью были вовлечены. А дело было вот в чём: так как Иф очень большая птица, аккуратно поднять в воздух Тео для неё не проблема. В то же время нельзя было не заметить, что Серафима немного ниже остальных девушек и легче (последнее, правда, сказали конкретно весы, в итоге вызвал откровенное негодование Евс), потому Чейз даже с каким-то нечасто присущим ему энтузиазмом предложил ей покататься, сидя у него на спине. В конечном счёте всем так понравились их новые возможности, что ребята быстро решили дополнить их разного рода забавами. И одной из излюбленных стала «погоня за летящим»: Тео цеплял лапой какую-либо верёвку, ленту, палку и под чутким надзором Иф парил вместе с ней на обозначенной территории, а Серафима тем временем, не слезая с Чейза, устанавливала таймер на конкретное время, и они вместе самыми разными исхищрениями пытались отобрать так называемую добычу у Иф и Тео.

Непрошенный смешок вырвался из груди. Смотреть на это было до слёз уморительно. Менялась «добыча», менялось место действия, менялось установленное время, главное что азарт никуда и не думал пропадать. Неважно — уставшие, грязные, мокрые, — надо повторить. А что начиналось, если Иф ни с того ни с сего вздумает покидаться котами! Можно делать прям ставки, кто на это раз получит комок шерсти в морду.

— Евс, — для придания веса своим словам нужно обращаться к конкретному человеку по имени, — неужели ты не рада за него? Более того, неужели ты не рада за себя?

— Амелия, — лихорадочный хруст тут же прекратился. Голос говорящей в один момент изменился настолько, что возникло яростное желание поскорее надеть что-то потеплее. — Я рада за всех. Меня лишь бесит, что эта хитрющая в каждом взмахе крыльев птица нас гнусно использовала.

Улыбка с явными нотками коварства тут же расползлась по лицу. Глупо считать, что это был хитрый план, созданный моментально. Скорее, долгие годы продумывания тактики безболезненного отхода. И как же завораживающе она её воплотила в жизнь.

— Она бесподобна, — Евс с явным недоумением смотрела на свою соседку по загару, на лице которой можно было рассмотреть выражение покорённого в самое сердце фаната своим кумиром. В итоге на манеру гопника развела руками, пытаясь въехать, о чем вообще идёт речь.

— Мать, ты ненароком не перегрелась?

— Верно подмечено, но — игривое подмигивание, — обламайся — нет.

Нарочито с облегчение вздохнув, Евс начала как бы обстреливать Амелию колким недовольством из разряда «а теперь гоните обоснуй».

— Ты и сама всё прекрасно понимаешь, — из жара в холод и обратно. Не дело, надо исправить. Где там коктейльчик? — Это было слишком грациозно, утончённо и могущественно в каждом взмахе.

— Точно ничего не путаешь? — небрежность. — Как по мне — нагло, хитро, подло и надменно.

— Но вспомни, как это было красиво! — эмоции восторга переполняют до краёв, а тут и стакану не проблема упасть из разведённых в разные стороны рук. — Я в жизни не видела настолько обворожительного представления! Эти птицы, этот свет, это могущество, обретающее новую форму за её спиной. И, конечно же, эта ощущаемая на каждом вздохе сила возрастания уверенности. Её уверенности. И, — шутливо пожурив пальцем. — Ты первая высказала желание помочь Серафиме.

— В общем, эта дамочка покорила тебя до глубины души. Как её там? Кена? Хсена? И не переводи на меня стрелки, я ж не изверг.

— Клена, — прокашлявшись, поправила подругу Амелия. — И раз заговорили об именах, я полностью согласна с Серафимой, что имя «Кира» подходило ей бы намного больше. Что по рассказам, что по случившемуся, что сейчас, она Госпожа до мозга костей, — усмешка. Правда есть правда. Даже сейчас, в новом обличие и с новым именем, она попросту не позволяла в этом усомниться. — Но это ещё не всё, — сказала как отрезала на очередную попытку Евс что-либо возразить.

Названная лениво подняла руки, дабы подтверждая, что перебивать не будет. Амелия, благодарно кивнув, набрала в грудь побольше воздуха и продолжила:

— Вы обе свои мысли сотворили сами. Именно поэтому ты не увидела ничего особенного в представшем перед нами шоу, ведь тебе это уже знакомо. Сомневаюсь, что Чейз особо обделён фантазией, но не об этом. В твоём случае все произошло под другим углом и при других, менее радостных обстоятельствах, судя по тому, что ты мне рассказывала, — небольшая поправочка дабы наверняка не возникло лишних претензий. — Я же, пусть так же не при особо радостных обстоятельствах, сумела принять уже существующие и ранее чужие для меня мысли, что, как теперь понимаю, одно и тоже, только в конце.

— Вот именно что конец один! Так нас-то нафига в это вовлекать? — неугомонное желание не отпускать свои собственные убеждения легко как на помине. — Она могла и дальше существовать рядом с ней в образе человека или же уйти, а потом вернуться. Сама видишь, всё в её силах, и уверенности ей уж тем более для этого хватит, — какая ирония. — Мы-то зачем были ей нужны для исполнения собственной задумки?

— Она боялась. Боялась оставить Серафиму одну. И, пожалуйста, не смотри на меня так осуждающе, — культурное замечание лишним не будет.

— С чего ты это взяла?

— Потому что на её месте я бы поступила так же, — как забавно видеть теперь очевидное недоумение рядом. — Сама подумай: Клена с детства оберегала её, охраняла и помогала. К такому сложно не привыкнуть. А теперь представь, если бы вся уверенность, в своё время по собственному, пусть и не особо осознанному желанию выпущенная в свободное плавание, вдруг взяла и исчезла? Что случилось бы в этом случае? Особенно, при учёте характера Серафимы.

— Давай без настолько откровенной мрачности, а? Мне от одной мысли об этом плохо чёт становится.

— Ну, а я о чём? К тому же, вспомни, ты совсем недавно рассказывала про одноклассницу с её мега любопытством. Ты точно так же строила очень мрачные прогнозы на тот случай, если её окружению всё же удастся победить.

Неловкая пауза, воцарившаяся вокруг, выглядела чем-то очень мудрым в итоге. С какой стороны ни посмотри, но в этом есть очень печальный и трагичный, но существующий смысл.

— Хорошо, допустим! — так звонко и громко, аж неожиданно. — Но вопрос всё ещё остаётся открытым — почему мы?

— Ты видишь и знаешь лучших кандидатов? — гул вдали всё не утихал так же, как и возрастало напряжение с другой стороны. — К тому же, мы с тобой, пусть и не были ранее знакомы, поняли про друг друга всё мгновенно, — неохотный кивок в ответ, — а раз увидели мы, для Клены это тем более не было проблемой.

— Мы с тобой не хотели этих знаний, но всё равно получили, а, главное, нашли способ так сказать властвовать над ними. Ну или, проще говоря подружиться, — Евс на последнем слове кивнула, — а значит, смысл отвергать её, когда мы можем помочь? Отвечаю, я не знаю никого больше, кто мог бы ей помочь обуздать такую могущественную силу.

Аплодисменты наравне со скрученными в трубочку губами и слабым прищуром выглядели неожиданно и как-то даже мило.

— Поздравляю, ты и без моих пояснений всё прекрасно понимала. Меня зачем тогда мучила расспросами?

— А вот не надо. Я, во-первых, тебя не мучила, а, во-вторых, хреноватенько всё понимала.

И вкури ты главное, — набор прям сногшибательный. Хорошо, что все сидят, — мне интересно взаимодействовать с такими людьми, но ни когда их на меня скидывают без моего желания.

Негромко отсмеявшись, Амелия снисходительно вздохнула и откинулась на спинку гамака, с пристрастием приложившись к остаткам коктейля, который, к счастью, сумела удержать.

— За то недолгое время, пока мы знакомы, я пришла к пониманию, что просьба, — да, именно просьба — позаботиться нам о её девочке есть как последняя попытка сохранить былое равновесие, не наставляя её на путь трагедии. Так что никто на тебя её не скидывал. всё гораздо проще.

Лучики солнца с новой силой игриво пробежались по земле. Ближайший гул стих. Походу, все окончательно устали от столь длительного веселья и бодрой походной отправились мыться, лечиться, отшучиваться, вылизываться и чистить перья.

— Спасибо.

Амелия аж поперхнулась от неожиданности. Вот что-то, а благодарность от Евс в свой адрес слышал только Чейз, и то они давно научились выражать её без лишних слов.

— О чём ты? Мы же просто рассуждали на не дающую нам покоя тему, — частое моргание и явное недоумение давали понять, что Амелия вообще не понимает, за что вдруг заслужила благодарность от столь своенравной дамы.

— Да, при первой встрече, у меня возникло желание ей помочь, что я и сделала. И Чейз поддержал меня в моём желании. Вот только мне всё не удавалось пояснить хотя бы самой себе, почему.

Столько суровости и серьёзности, аж страшно. Насколько же не просто с теми, у кого такие резкие перепады настроения.

Амелия протянула руку дабы может потрепать по волосам или похлопать по плечу, ведь всё же в порядке, но Евс жёстко перехватила её за запястье, не отрывая взгляда от какой-то конкретной, ей одной видимой точки.

— Евс?..

— Я завидую ей, — наконец-таки проговорила она. — Нефиг жаловаться, потому сразу к делу: представь, какой силой обладают её мысли, если она с детства сумела в лучшую подругу обратить собственную уверенность, а ещё и прожить вместе с ней так долго. Бляха муха, я тоже так хочу!

Теперь обе смеялись дуэтом. Очевидно, что это не зависть, а скорее восхищение, но в силу своей натуры Евс вряд ли в этом признается. Да и зачем заставлять, если и так всё понятно.

Послышалось падание чего-то тяжелого в доме. Напряглись обе, Амелия в особенности. Всё-таки дача её семьи, и если вдруг чего случится, разруливать всё придётся ей.

— Пошли смотреть уровень глобальности последствий? — догадаться, о чём думает в данный момент хозяйка дачи, было не сложно.

— Сейчас, только… — но не успела Амелия и мысль додумать, как получила не сильно по рукам, которые обеспокоено мельтешили из стороны в сторону.

— Ща! Нашла, чем заморачиваться. Свою-то уверенность хоть не теряй. Топай, а я тут всё уберу.

Амелия в благодарность кивнула и бегом убежала выяснять, что же там стряслось.

Евс, сев обратно на лежак, задумчиво наблюдала за удаляющейся фигурой. Непросто признаться самому себе, что некоторые мысли придётся подвинуть или же попросту выкинуть из-за их ненужности или недостоверности. Быть может, они с Амелией действительно не ожидали, что может случиться нечто подобное, да и Серафима тоже. А Клена… а Клена просто хотела свободы после стольких лет заточения в чужом для неё теле. Чёрт знает, почему она решила выбрать образ беркута, хотя негоже отрицать, что уверенность Серафимы подобно по размерам самой крупной орлице.

Усмешка. А что только с ней. Не менее интересно, почему Удача решила быть котом, а Одиночество — псом, подобным волку. Ну и пусть. Это точно такой же выбор, подвластный только им. Такой же, как и когда-то был у их подруг. И они все его сделали.

Послышался новый грохот. Становилось уже нестерпимо интересно узнать, что же там такое дикое творится.

Приведя в порядок место для отдыха, Евс взяла все те вещи, что должны вернуться в дом, и спустя некоторое время скрылась за дверью, за створками которой кипела жизнь. И жили мысли.

Фактически, жизнь — это смысл. А смысл? А смысл — мысль.

Ф_еликс — «удачливый»

А_мелия — «трудолюбивая»

К_эри — «темный»

Т_ео — «подарок Бога»

И_рма — «мир ей»

Ч_ейз — «охотник»

Е_вс — «кот»

С_ерафима — «огненный ангел»

К_лена — «кленовая»

И_фигения — «бессмертная»