Гермиона его не любила (гет)

Девятнадцать лет. Долгиx девятнадцать лет прошло со времени Битвы за Хогвартс. Гермиона, бывшая когда-то Грейнджер, стояла на перроне станции Кингс-Кросс и махала поезду, увозящему в школу их первенца. Последний вагон скрылся за поворотом, и она повернулась к семье, второму сыну, дочке и мужу. Практически не постаревший встрепанный мужчина, вторая половинка её души, которого она так и не смогла полюбить.

Да, она поцеловала его тогда, перед Битвой, разом придав и сил, и желания жить, выжить любой ценой. Возможно, если бы не тот поцелуй, он совсем пал бы духом и не вышел победителем с поля, заваленного трупами своих и врагов. И после Победы ушла вместе с ним, наплевав на множество косых взглядов. Как же, магглокровка и наследник древнейшего рода, явно любящий её до беспамятства. Семейство Уизли встало на их сторону, поддержало так, как и должна была настоящая семья. И, когда они поженились, вся семья, вместе со вторым ее другом, от всего сердца поздравляли их пару.

Время шло, она училась на колдомедика, Рон и Гарри, как и собирались, пошли в Аврорат. Правда, когда несколько позже она узнала от коллег, во что в ту пору ввязывался её муж… сама готова была его на месте прибить. Супругу всё-таки везло, а вот второму её другу...

Второй ее друг после нескольких неудачных браков подряд пустился во все тяжкие, сильно увлекшись алкоголем и не слишком стойкими женщинами. Они вместе с мужем смогли его тогда всё же вытащить из этого порочного круга. Пусть в аврорат, после нескольких громких скандалов, путь ему и был заказан, они смогли найти ему достойную работу. Оказалось, что последняя из его подружек еще со школы влюблена в благородного героя и, несмотря на разницу в возрасте, их брак оказался крайне удачным. А ведь когда-то Гермиона сама подумывала выйти за него замуж и в какой-то момент почти собралась его захомутать. Как всё же хорошо, что у них ничего не сложилось.

Они оба были совсем неопытны, и отношения в постели смогли наладить далеко не сразу. Притирка друг к другу парня и девушки, едва вышедших из подросткового возраста, и крайне смущающие поначалу эксперименты заняли у них не один месяц. Но в конце концов и эта область жизни наладилась. Муж оказался находчивым и неутомимым, Гермиона изобретательно применяла весь свой огромный багаж теоретических знаний. О достижении результата наглядно свидетельствовали и трое детей, и часто запираемая дверь с перманентными чарами заглушения звука на ней.

В конце концов он был ее самым лучшим другом, тем, кому она могла доверить всё на свете, не говоря уже о собственной жизни; тем, кого понимала с полуслова и полувзгляда. Они вместе прошли войну, теряли друзей и убивали врагов, корчились от боли, и физической, и душевной, не раз оказывались на пороге смерти, и тогда, девятнадцать лет назад, когда ему нужно было отбросить страшное прошлое и жить полной жизнью, кто, как не лучшая подруга, могла лучше всех помочь ему с этим?

Нет, Гермиона не любила своего мужа, её сердце не заходилось в сладостном томлении при одном его виде, весь мир не переставал существовать, когда она растворялась бы в его зеленых глазах, она не таяла, как воск, в его объятиях. В общем, у них не было той яростной страсти на грани любви и ненависти, того чуда, что так обильно и красиво описывается в романах, тех чувств, что могли бы возникнуть у них с кем-то другим, но она была счастлива.

И, в очередной раз взглянув в сияющие зелёные глаза своего мужа, Гермиона вновь поблагодарила судьбу и поздравила себя за давно сделанный выбор всеми возможными способами поддержать своего лучшего друга, до конца жизни остаться ему надежной опорой, ведь это было самое меньшее, что она могла для него сделать.

Если бы у Гарри Джеймса Поттера, почти сорокалетнего мага, бессменного главы Аврората, спросили, кто вызывает у него наибольшее раздражение, и если бы он честно ответил, то его слова сильно удивили бы спрашивающего, потому как в этом списке было только одно имя. Имя его «лучшего друга». Рональда Биллиуса Уизли.

А сильнее всего из себя его выводило упоминание в разговорах их прошлого с Гермионой Поттер, в девичестве Грейнджер. Просто потому, что они еще раз напоминали Гарри об эпизоде их далекого прошлого. О его слабости. О том, что он чуть ли не впервые в жизни решил пойти в сторону того, что легко. И до сих пор до конца не знал, было ли это правильно.

С момента близкого знакомства с троллем Гермиона была неотъемлемой частью жизни Гарри, их отношения крепли и развивались, но насколько они были важны для него — он понял только в середине третьего курса, при эпизоде с метлой.

А вот то, что эти чувства не были вполне дружескими, он, к сожалению, понял только на балу, пялясь как балбес на Гермиону, кружащуюся в танцах с Крамом, забыв дышать от сильной боли где-то в районе груди.

Через год, почти потеряв Гермиону в Отделе Тайн, он уже совсем было решился на признание, но разговор с Дамблдором все изменил. Зачем этой великолепной девушке ходячий мертвец?

Весь шестой год прошел в желании если не убить, то до полусмерти избить Рона Уизли. Останавливало только то, что, скорее всего, и отношения с Гермионой, которая с какого-то перепугу на него запала, могли тоже сильно пострадать. Как Рон мог так доводить Гермиону, Гарри решительно не понимал. Он, конечно, пытался ее успокоить и отвлечь, не переходя определенную грань, а ведь так хотелось! Но нет, он не мог, она и так была мишенью как его подруга, а как его девушка была бы в двойной опасности. Да и нужна ли девушка смертнику, точнее нужен ли ей смертник? А ведь тогда она сама уже начала что-то подозревать.

Когда Рон ушел от них, только приобретенная за десять страшных лет у Дурслей привычка удерживать чувства глубоко внутри стальными скрепами сдерживала его желание обнять, крепко прижать к груди и целовать, целовать… целовать так, как будто от этого зависит (жизнь? Что ему, полуинферналу, жизнь…) судьба мира и счастье Гермионы. Когда вернулся Рон и отвлек на себя внимание, Гарри почти вздохнул с облегчением.

Но все его — без преувеличения — стальные стены воли рухнули, как ржавый забор, в день последней битвы.

Когда Гермиона, заметив упадок его духа, бросилась к нему и отчаянно поцеловала, поцеловала не как друга, а как любовника или жениха, это его порвало в клочья и снова собрало вместе.

Поцелуй Гермионы перед боем придал ему сил и надежды на будущее, и он до сих пор не знал, смог бы он выжить без этого вдохновляющего напутствия, от которого у него, казалось, выросли крылья. Он думал, что это было немного нечестно, он совершенно ясно понимал, что Гермиона его не любила, точнее влюблена была совсем не в него, но он просто был не в силах отказаться. В конце концов, мог же он хоть раз в своей несчастной жизни побыть эгоистом!

И он ей ответил, ответил так, что у них обоих перехватило дыхание. Всю свою нерастраченную, тщательно скрываемую любовь и нежность, все развивающиеся уже семь лет чувства, всё свое желание жить, выжить и сделать ее счастливой.

И он сделал ее счастливой. Это заняло немало времени, потребовало много усилий, но у него получилось. И когда это произошло, он стал абсолютно счастлив сам. Но воспоминания о том дне все равно раздражали его, и он до сих пор так не решил для себя точно, было ли это легко или правильно.