Что в коробке? (джен)

Работа в аврорате оказалась далеко не такой увлекательной, как представлял себе Гарри. Даже при том, что он там был, в каком-то смысле, на особом положении, и его приставили к самому Уильямсону. Теперь он понимал, почему в первый год работы отсеивается от пятидесяти до семидесяти процентов стажёров, если не все сто!

Потому что обычный его рабочий день выглядел примерно так.

В половине девятого Гарри уже должен был быть на месте. В девять начиналась ежеутренняя планёрка у главного аврора, и эти полчаса были самыми интересными за день. Здесь обсуждали действительно важные вопросы, серьёзные и интересные преступления, но стажёры, увы, были лишь скромными слушателями. К самому расследованию их пока не допускали, и сразу после совещания Уильямсон отправлял Гарри то в архив, то оформлять очередной отчёт, то — раз или два в неделю — посылал разбирать коробку с подозрительными находками, что на общем унылом фоне становилось почти интересным. Впрочем, исследование старых носков на всяческие опасные заклятья (это было первым, что пришлось делать Гарри, и запомнил он эту процедуру, вероятно, навсегда) или рыбьей кости, которая, как утверждала этикетка, имела обыкновение, будучи подложенной кому-нибудь на тарелку, проскальзывать едоку в горло и намертво там застревать, назвать интересным было сложно. До сих пор Гарри лишь три или четыре раза удалось найти хоть что-то, отдалённо претендующее на эпитет «опасное», да и то всё найденное, сказать по правде, могло разве что испортить настроение, но не серьёзно навредить.

Да, конечно, Гарри понимал, что работа аврора состоит не только из разгадывания запутанных загадок и чьего-нибудь спасения. А ещё он понимал, что отчёты и вообще скучная бумажная работа — тоже часть аврорской жизни, и это его не пугало. Поначалу он даже думал, что лишь обрадуется чему-то рутинному и мирному — героизма ему на всю жизнь хватило.

Но носки?!

Впрочем, об уходе он и не помышлял. Нужно просто потерпеть, пережить всё это, и однажды ему, наконец, поручат что-нибудь расследовать, а со временем доверят по-настоящему серьёзное дело. И потом, никто ведь не начинает обучаться колдовству с какого-нибудь Ступефая или превращения соседа в кролика — начинают с Левиосы и иголок. И это правильно.

Так-то оно так, однако от подобных рассуждений интереснее его занятия не становились.

…Утро понедельника не обещало ничего особенного. На утреннее еженедельное совещание — по понедельникам они начинались позже, в десять, и длились дольше, — Гарри, как обычно, пришёл одним из первых. Занял привычный стул в углу и приготовился к одному из самых любимых своих занятий: наблюдению за собирающимися на совещание. Это было очень увлекательно: подмечать выражения лиц и строить предположения о содержании грядущих отчётов. Он угадывал довольно часто, и сейчас, вглядываясь в лица авроров и прислушиваясь к их негромким и отрывистым репликам, чувствовал нарастающее любопытство. Что-то, видимо, произошло…

— Что у нас хорошего? — привычно начал разговор Гавейн Робардс, уже четвёртый год занимающий пост главного аврора.

— У нас снова серия, — с непонятной Гарри ухмылкой сказал Уильямсон. — На смену — если ты закончил, — он покосился на Сэвиджа.

— Выглядишь довольным, — заметил Робардс. — Докладывай.

— У нас серия исчезновений. Воров. В Лютном, — в своей обычной отрывистой манере сказал Уильямсон. — На данный момент четверо. Первый — десять дней назад. Последний — в прошедшую субботу.

По комнате прокатился лёгкий шум.

— Кто подал заявление о пропаже? — невозмутимо поинтересовался Робардс.

— Родственники, — ожидаемо ответил Уильямсон. — Две жены, мать и сестра.

— Все женщины? — уточнил Робардс.

— Это первая версия, — кивнул Уильямсон. — Я занимаюсь этим вплотную с четверга. Пока ничего.

— А они все точно воры? — спросил Долиш.

— Поверь мне, — проникновенно проговорил Уильямсон.

Раздались смешки.

— Что, пропажа вора в Лютном — теперь необыкновенная история? — снова спросил Долиш.

— Четверо за десять дней? — Уильямсон изогнул и вздёрнул правую бровь. Гарри этот жест всегда напоминал его первую учительницу в начальной школе — правда, у неё брови были нарисованы, но поднимать их она умела, кажется, едва ли не до середины лба. Почти как Уильямсон.

— Может, они не все пропали? — с сомнением предположил Долиш. — По крайней мере, последние. Мало ли, куда мог деться человек в субботу.

— Не мог, — возразил Уильямсон. — Они праздновали день рождения его матери, и он вышел за тортом. И не вернулся.

— Матери — они разные бывают, — философски заметил Сэвидж, незаметно вытаскивая из кармана орешек. Гарри иногда казалось, что он питается только фундуком, сэндвичами с треской и карамельками, которые он грыз как заправская белка. Впрочем, как ни странно, на его фигуру и самочувствие это совершенно не влияло. — От иной сбежишь и в день её рождения. Или как раз в день рождения.

— Остальные как пропали? — улыбку на лице Робардса обозначили лишь проявившиеся в углах глаз морщинки.

— Первый просто не вернулся, — начал перечислять Уильямсон. — Родня заволновалась только через пару-тройку дней. К нам пришли вообще через неделю. В данном случае жена, — добавил он и уточнил: — Не уверен, что законная.

— Недоработочка, — вполголоса заметил Сэвидж, и в комнате раздались смешки. Гарри и сам улыбнулся, но, конечно, не издал ни звука. Только поймал себя на мысли, что ужасно хочет когда-нибудь оказаться на месте Сэвиджа — чтобы его забавным замечаниям так же дружески смеялись.

— Чья? — уточнил Робардс, и все снова рассмеялись.

— Первый пропал в прошлую пятницу, — невозмутимо продолжил Уильямсон. — Второй — во вторник. Накануне обещал сестре принести пелёнок и всякого такого для племянника — и не пришёл.

— Могу его понять, — опять заметил Сэвидж. — Содержать детей сестры — дело гиблое. И очень недешёвое.

— И никакого удовольствия накануне, — добавил Праудфут.

Атмосфера становилась всё более весёлой, но на Уильямсона это не действовало.

— Третий исчез в четверг, — заговорил он снова. — Он живёт с матерью — она и подняла шум, когда он не явился ночевать.

— Мы теперь всегда будем реагировать на встревоженные заявления мамаш, чьи великовозрастные отпрыски не пришли домой? — деловито поинтересовался Долиш.

— В пятницу в принятии заявления ей отказали, — сказал Уильямсон. — Но сегодня утром она ждала меня под дверью. Её сын так и не появился.

— Так вот кто так орал, — сказал Сэвидж, угощая орешком сидящего рядом с ним Праудфута. — А я думал, опять кого-то обокрали.

— Обокрали, — сказал тот, беря фундук. — Это у меня орали. Ничего особенного — рядовая кража, работаем.

— В общем, это серия, — закончил Уильямсон. — Пойдём сейчас в Лютный со стажёром.

Гарри едва не подпрыгнул. Его возьмут с собой! Наконец-то!

— Версии? — коротко поинтересовался Робардс.

— Если эти четверо между собой связаны, — ответил Уильямсон, — то могли сорвать банк и исчезнуть. Незаметно. Если нет — возможен мститель или артефакт.

— Мститель — это хорошо, — поддакнул Сэвидж. — Изведёт нам всех воров… ты, главное, ловить его не торопись, — посоветовал он под всеобщий смех.

— Сэвидж, — с упрёком произнёс Робардс, но морщинки в углах глаз выдавали его с головой. — Докладывай. Что у тебя?

— Я как раз хотел озадачить нашего стажёра содержанием улик, — сказал тот. — Закрыл я ту серию убийств.

— Интересно, — на лице Робардса нарисовался откровенный интерес, а в комнате воцарилось любопытное молчание.

— В общем, — Сэвидж развернул свой стул боком, так, чтобы видеть почти всех, и почти все могли бы видеть и его, — я напомню вкратце. Было у нас четыре убийства за пять лет, а последнее, с которого и началось расследование — шестнадцать дней назад. Первое мы пропустили — девяносто седьмой был не лучшим годом для работы — я нашёл его уже в архиве. Второе произошло три года назад, и тогда осталось нераскрытым. Яд и яд… а как попал в тело — непонятно. Долгодействующий. Третье было прошлым летом — шума много, толку ноль… смерть Фэриса Стампа была, в общем, ожидаема: всё-таки сто тридцать четыре — солидный возраст. С другой стороны, у них в семье все долгожители, да и человек он был известный и небедный… в общем, следы яда мы тогда нашли, но дальше этого следствие так и не продвинулось. Я ещё тогда заметил связь, но яд был другим, да и связи между жертвами никакой не обнаружилось. Но я те дела помнил. И когда мы снова получили труп с теми же симптомами… в общем, — он вдруг загадочно и задорно улыбнулся, — я вчера произвёл арест. И теперь не очень понимаю, кому и как предъявлять обвинение.

— То есть, — весьма благожелательно поинтересовался Робардс, пока остальные тихо и не очень хмыкали, — арест ты произвёл, а с обвинением не определился?

— А вы послушайте, — широко заулыбался Сэвидж. — Жертвы были разными — возраст, пол, занятия, семейный статус — плюс между собою не знакомы. По крайней мере, очевидно не знакомы. И единственное, что между ними было общего — это книззлы. Они все держали книззлов, — он поднял вверх вытянутый указательный палец. — И, что важно, незадолго до своей гибели они все приобретали нового — причём взрослого, и очень характерного окраса. А через две-три недели умирали, и приобретённый книззл исчезал.

— Это он их убивал, я знаю! — не сдержался Праудфут, и авроры расхохотались. — За то, что его отлучили от любимого хозяина. Вставал ночью, крался на кухню и подмешивал яд в сахар.

Вокруг снова засмеялись.

— Знаешь, а ты не так далёк от истины, как кажется, — заметил, тоже смеясь, Сэвидж. — В общем, вот что выяснилось. Владелец книззла таким образом зарабатывал — оказывал услугу заждавшимся наследникам. Эпизодов, я подозреваю, было больше, но это ещё предстоит выяснить. Схема следующая: он продавал — а в одном из случаев даже дарил — книззла богатому зажившемуся родственнику, смазав когти зверя ядом. Книззл царапался, и через некоторое время наследник получал желаемое и отстёгивал своему помощнику кругленькую сумму.

— А сам он почему не отравился? — посреди вновь наполнившего кабинет Робардса гула раздался звучный голос Праудфута. — Книззл, в смысле. Они же лапы лижут.

— Потому что это книззл, а не кот, — наставительно проговорил Сэвидж. — Вполне разумное создание. Которому можно объяснить, что делать надо, а чего не следует. Вот отсюда и проблема: как быть с этим книззлом. Он ведь существо разумное и, пожалуй, понимал, что творит. С другой стороны, он исполнял приказ хозяина — то есть действовал сообразно собственной природе. Так что я его арестовал, но вот с обвинением никак не определюсь, — Сэвидж развёл руками, а затем демонстративно почесал в затылке.

— Н-да, действительно, задачка, — Робардс повторил его жест, и все опять рассмеялись. — Жалко отдавать его ликвидаторам — а с другой стороны, четыре убийства…

— Ну так он же исполнял приказ, — с нажимом проговорил Праудфут. Дородный, плотный, совсем не сентиментального вида аврор известен был любовью ко всякой живности: держал дома двух крапов, которых иногда, особенно в моменты забастовок министерских уборщиков, полулегально приносил в отдел, чтобы быстро его вычистить и избавиться без лишнего дыма от ненужных документов. — Книззлы слушают хозяев.

— Значит, думай, как его спасти, — решил Робардс. — А пока пусть живёт в отделе хранения улик… Поттер, позаботься о его сохранности и подготовь служебную записку с расчётом его еженедельного содержания.

— Да я сам могу его кормить, — с затаённой надеждой как можно небрежнее проговорил Гарри. Что такое пара-тройка сиклей в сравнении с бумажной волокитой, которая ему, похоже, предстояла? Да пусть даже галлеон! Он бы с удовольствием сам приплатил, только бы разрешили просто купить корм и лоток с песком вместо того, чтобы ввязываться в нудную и бесконечную бюрократическую переписку. Всё равно ведь сейчас он будет платить из своего кармана — пока ещё заявку рассмотрят, одобрят, пока ещё что-нибудь… может, книззла уже убьют или сам Гарри помрёт от старости.

— Служебную записку. Подготовь, — с нажимом повторил Робардс, и Гарри, подавив глубокий вздох, кивнул. — В обед положишь мне на стол, — добавил главный аврор, и Гарри показалось, что в его тёмных глазах промелькнули то ли мстительность, то ли удовлетворение, то ли просто ирония.

— Там ещё коробка не разобрана, — кажется, Уильямсон решил добить Гарри окончательно. — Набросали же наверняка за выходные. Займись потом, не забудь.

Поттер послушно кивнул. Это «потом» наполнило его надеждой: значит, его всё-таки возьмут с собой сегодня? Потому что Уильямсон ведь мог и передумать — прецеденты были.

Но он не передумал. Сразу после совещания они действительно отправились в Лютный — правда, Уильямсон, задумчиво оглядев Поттера, велел:

— Лицо попроще сделай.

— В смысле? — растерялся Гарри. Вроде бы в высокомерии или чём-то таком его никогда не обвиняли…

— В прямом, — Уильямсон постучал себя по лбу. — Дело у нас деликатное. Незачем ходить по Лютному с транспарантом «мы авроры!». Тебя знает вся Британия.

— Понял, — Гарри слегка покраснел, досадуя, что не догадался сам. Это же так очевидно!

— Внешность будет для тебя проблемой, — добавил Уильямсон, пока Гарри, наколдовав зеркало, тщательно менял черты лица, первым делом стерев свой знаменитый шрам. — В будущем. Всей Британии известно, что мальчик-который-выжил-и-убил-того-кого-нельзя-называть пошёл в авроры, — добавил он с иронией.

— Да я понимаю, — Гарри подправил себе нос и вопросительно взглянул на Уильямсона.

— Славно, — тот удовлетворённо кивнул, сделав знак следовать за ним.

…Допрос членов семей пропавших и осмотр их жилищ Гарри захватил. Жили здесь не то что бедно — небогато, да, но отнюдь не в нищете. Однако впечатление оставалось неприятное — наверное, из-за беспорядка, но не того, какой бывает почти в любом доме без прислуги и, к примеру, с маленькими детьми, а иного, застарелого, проявляющегося не разбросанной одеждой и игрушками, а плотным слоем пыли и потемневшими от грязи стенами, углами, потолком... Да и вещи здесь, казалось, лежали на своих «не местах» годами — Гарри мог поклясться, что вон тот покрывшийся пылью ботинок лежит под шкафом минимум год. А то и все четыре.

— Ну? — спросил его Уильямсон, когда они вернулись в аврорат. — Что думаешь?

— Мне кажется, они действительно не знают ничего, — осторожно предположил Гарри.

— Да, пожалуй, — согласился Уильямсон. — До завтра напиши отчёт и изложи свои соображения. А сейчас иди в хранилище, займись книззлом и коробкой. И напоминаю: у тебя через месяц отчёт за первое полугодие стажёрства. Я хотел бы его увидеть минимум за две недели до.

Гарри кротко кивнул. Про отчёт он помнил и писал его с самого первого дня стажёрства — вернее, с первой недели. Просто садился в субботу или в воскресенье на своём дежурстве — потому что кто дежурит в выходные? правильно, стажёры, — и коротко описывал прошедшую неделю. Позже к этим описаниям добавились сравнительные таблицы и короткие аналитические выкладки — так что в целом отчёт был уже почти готов, только Гарри это совсем не радовало. Этот отчёт был пуст и прилизан — «хорошая работа», что называется, но ничего запоминающегося. О такой ставят галочку и забывают через пять минут. Наверное, так и должно быть, утешал себя Гарри — не в первый же год работы раскрывать какое-нибудь эдакое дело. И всё же сделать что-то, слегка выходящее за рамки, ему ужасно хотелось.

Хоть чуть-чуть.

Но где тут сделаешь «эдакое»? Его вон лишь сейчас впервые «в поле» вывели — и это тоже правильно, находится ещё. Да нет, всё было справедливо, но отличиться не представлялось возможности — не анализом же носков, в самом деле.

После разговора с Уильямсоном Гарри отправился не к знаменитой коробке (не то чтобы знаменитой — просто большой коробке, куда складывали всякую пока что не классифицированную мелочёвку, лишь проверив её наспех на особенно опасные чары), а в другой отдел хранилища. Туда, куда определили убийцу-книззла.

Книззл сидел в наспех сделанном загоне, напоминающем большую, площадью около четырёх ярдов,⁽¹⁾ клетку. Вернее, он в ней не сидел — он по ней ходил, меряя её по периметру, нервно прядая ушами и хлеща себя по бокам хвостом. Он был крупным и красивым: тёмно-шоколадного окраса с несколькими несимметричными белыми пятнами на морде, лапах и животе. При виде Гарри он остановился и, попятившись, издал на удивление громкий и протяжный звук, пронзительный и низкий, а потом предостерегающе зашипел. Его шерсть встопорщилась, хвост распушился, и теперь книззл напомнил Гарри динозавра с большим гребнем на спине.

— Привет, — сказал Гарри, останавливаясь в трёх шагах от клетки. — Не шипи, пожалуйста. Мы тут целую спасательную операцию для тебя придумываем, — сообщил он книззлу. — Потому что ты ни в чём не виноват. И вообще ты красавец.

Книззл повёл ухом, но добрее выглядеть не стал. Впрочем, выть перестал, и теперь просто глядел на Гарри так красноречиво, что тот демонстративно попятился и проговорил:

— Я тебе попозже принесу поесть. Ты уж извини, но пока придётся тут посидеть. Нельзя никак иначе.

Сделав ещё несколько шагов назад, Гарри развернулся и ушёл, слыша за спиной тихое и низкое гудение. Книззла было жалко, и зло брало на хозяина, которого за несколько убийств ждал вечный Азкабан.

И поделом.

Нет, Поттер вовсе не считал, что любое убийство, за исключением защитного, заслуживает заключения в Азкабане — тем более вечного. В жизни всякое бывает — драки, например, или же случайности… да и умышленное убийство не всегда столь однозначно как кажется. Всякое бывает, и прежде, чем выносить вердикт, нужно изучить как личность пострадавшего, так и убийцы. Да и обстоятельствами пренебрегать нельзя. Однако в данном деле всё было просто и омерзительно: хозяин книззла убивал из выгоды и ради собственной наживы. Он вообще не знал жертв. И вот тут уже не важно, какими они были — это будет важным при определении степени вины тех, кто обратился к этому убийце. Но не в данном случае.

Размышляя так, Гарри вернулся к самому началу хранилища, где у входа находилась та коробка, которую ему предстояло разобрать. Гарри заглянул в неё и слегка повеселел: на дне лежали только книга, чашка, ложка и какая-то шкатулка. С неё-то Гарри и начал — и, пробежав глазами приложенное описание, левитировал шкатулку на стол, где и приступил к её исследованию.

Что ж… она кусалась, выяснил он наконец. Но охотилась не на каждого — к примеру, Гарри её не заинтересовал. Однако стоило ему трансфигурировать свой карандаш в маленькую детскую ручонку, как крышка шкатулки приоткрылась и почти мгновенно цапнула тоненькие пальцы. Путём нехитрых экспериментов Гарри выяснил, что шкатулку интересуют только совсем маленькие дети, лет примерно до пяти. Сделав соответствующую запись в журнале, он запечатал шкатулку заклинанием, навесил бирку и сразу же отлевитировал её на место. Лучше лишний раз пройтись, но зато уж точно ничего не перепутать.

Следующей стала чашка. Обычная чайная чашка, фарфоровая, голубая, с крупным розовым пионом на боку. Первым делом Гарри наполнил её водой, часть которой перебросил в несколько пробирок, надписал их и отложил в сторону. Это работа для экспертов. Внешне вода никак не изменилась, но это ни о чём не говорило: заклятья цвета не имеют, как, впрочем, и большинство ядов. Затем он приступил к исследованиям чашки и оставшийся в ней воды на наличие чар. Ничего не происходило: чашка не менялась, вода в ней оставалась прежней, и сигнальные чары молчали. Закончив обязательный осмотр, он опять воспользовался услугами трансфигурированного в детскую руку карандаша — и едва схватился ею за чашку, кожа посинела, приобретя точь-в-точь такой же голубой цвет, что и чашка.

Хорошо хоть без цветков.

Оставалось лишь определить, розыгрыш это или что-то более серьёзное, и Гарри потратил ещё некоторое время на поиски ответа. Цвет с руки никак не убирался, а потом и кожа постепенно начала меняться, превращаясь в тонкий, как бумага, фарфор. Пожалуй, для розыгрыша это было слишком. Здесь работа для экспертов — пусть посмотрят повнимательней. Он упаковал чашку в картонную коробку и, заполнив соответствующую форму, отложил в сторону. К экспертам можно сходить и позже: раз уж чашка оказалась здесь, значит, пострадавших не было. Или были, но их вылечили. В любом случае, это не срочно.

Так, что дальше? Ложка или книга? Гарри пробежал глазами сопровождающие письма. С книгой, вероятно, надо будет разбираться долго — значит, ложка.

Столовая ложка с остро заточенным черенком и узким краем черпака. Серебряная. На её черенке вилась какая-то полустёртая надпись — Гарри вроде опознал латынь, но какую-то странную. Искажённую, что ли. Словно бы писал человек, не слишком близко с ней знакомый. «Как я сам примерно», — мелькнула у Гарри мысль. Надо сказать, он весьма досадовал, и чем дальше, тем сильнее, что латынь начал учить только в академии. Почему её не изучают в Хогвартсе? Чтоб ученики заклятия не изобретали? Или чтобы подчеркнуть отличие магглорождённых от детей из большинства семей с традициями? Те латынь учили — дома, это Гарри уже знал. Правда, далеко не все — но ведь это-то и плохо!

Впрочем, не о том он сейчас думает. Разобрал же текст, и это главное. На черенке было написано что-то вроде «…и погрустнел свят, и приступит туман венчанный». Текст был явно искажён — был бы это английский, догадаться было бы несложно, но латынь… однако не идти же с этим к Уильямсону. Нет, конечно, он поможет, но Гарри не собирался так позориться. Нет уж. Справится. Наверное. Но позже — сперва надо разобраться с книгой, а потом спокойно думать.

Вернув ложку в коробку и скопировав надпись на бумагу, Гарри сунул её в карман и отлевитировал на стол книгу. В сопроводительной записке говорилось, что этот «страшный тёмный артефакт» был изъят при обыске очередной подозрительной квартиры, однако же, поскольку беглое расследование никаких чар на нём не обнаружило… Значит, «страшный тёмный артефакт». Являющийся «священной книгой каких-то там народов какой-то там пустыни». Книга была сравнительно небольшой и довольно тонкой, а на потёртой чёрной коже обложки (надо бы проверить, что за кожа, отметил себе Поттер) были вытиснены письмена на… похоже, на арабском. Ручаться Гарри бы не стал, но начертание было характерным.

Книга открылась безо всякого труда. Внутри обнаружились страницы, сплошь исписанные всё теми же письменами — кажется, действительно арабскими. Книгу явно активно читали — кое-где страницы были обтрёпаны и даже слегка надорваны и покрыты пятнами. Вид у книги был чрезвычайно мирный, сигнальные заклятия молчали, и Поттер задумался. Книга вполне могла быть безопасной до тех пор, покуда кто-нибудь не начинал её читать. Такое не было особой редкостью…

Что же — для начала, он попробует обычное заклятье перевода. Если сработает, он, по крайней мере, будет знать, о чём она.

Он навёл на книгу палочку, прошептал необходимое заклятье и коснулся её кончиком первой страницы.

И начал читать.

С каждой строчкой его глаза всё больше округлялись, а челюсть опускалась — а потом Гарри, уронив на стол свою волшебную палочку, расхохотался.

До слёз и всхлипываний.

О да. Страшный тёмный фолиант.

Зря он это вспомнил — Гарри снова не сумел удержать смех, и некоторое время хохотал, утирая текущие по щекам слёзы. Вот она, наглядная иллюстрация вреда безграмотности! Ну-ка, чьё это дело? Праудфут. Гарри представил выражение его лица и снова рассмеялся, на сей раз почти из последних сил.

Нет, определённо, он не выдержит ожидания завтрашней планёрки. Было бы эффектнее, конечно, выступить там с этим маленьким открытием, но с другой стороны, пожалуй, будет во всех смыслах лучше сообщить об этом более приватно. В конце концов, если Праудфут захочет, он и сам расскажет всем.

А пока что Гарри посмеётся вместе с ним.

Он взял книгу, сделал в журнале пометку о том, что она вынесена из хранилища — сперва записав её в приходную книгу — и направился к Праудфуту.

— О, — увидев в руках Поттера книгу, тот прервал диктовку Прытко Пишущему перу и протянул Гарри мисочку с орешками. — Угощайся. Сэвидж поделился — говорит, у него в этом году рекордный урожай.

— Спасибо, — Гарри взял один. — Я тут перевёл её, — он похлопал ладонью по обложке принесённой книги и положил её на стол. — У вас же есть ещё улики? — спросил он, делая озабоченное лицо.

— Как тебе сказать, — протянул Праудфут. — Ты мне, что же, дело развалил?

— Похоже, — Гарри покаянно прижал руки к груди и, изо всех сил удерживая на лице расстроенное выражение, проговорил: — Это поваренная книга. Интересная — я о таких блюдах даже никогда не слышал. Но, наверное, это не то, что ты искал?

— Н-да? — протянул Праудфут и почесал в затылке. — Вот досада…

Они глянули друг на друга — и расхохотались.

— Правда, я же не специалист, — добавил Гарри, вытирая выступившие на глазах слёзы. — Может, они ядовитые? Или ещё какие… там ведь специи и…

— Знаешь, что с ней делали прежние хозяева? — сквозь смех спросил Праудфут. И когда Гарри помотал головой, сказал: — Они ей лечились. Прикладывали к больным местам, а детям под голову клали. Чтоб не хулиганили и учились лучше. Говорили, помогает… лечит, мол, но взамен жертв требует — они ему чёрных кур, ворон и кроликов еженедельно резали и кровью форзац мазали.

— Ну, — сил смеяться уже не было, и Гарри говорил почти нормально, — в некотором роде они ведь даже правы. Ворон только зря — а кур и кроликов вполне.

Они снова рассмеялись.

— Эх! — Праудфут демонстративно вздохнул. — Что ж теперь… отнеси её экспертам — пускай сделают перевод и официально его заверят. На днях схожу к владельцам и верну — для изъятья оснований нет. Полюбуюсь хоть на выражение их рож, раз оштрафовать не вышло… Много там работы у тебя?

— Да нет, — отмахнулся Гарри. — Мне одна ложка осталась.

— Что за ложка? — заинтересовался Праудфут.

— Серебряная, — подумав, ответил Гарри. — У неё на черенке есть надпись — по-моему, это искажённая латынь. Я сначала думал, что писал кто-то несведущий, потому что полная бессмыслица выходит, но очень уж грамотно написано — ни одной ошибки. Полагаю, это сделано нарочно. Вроде шарады, для которой нужно знать латынь как следует, а не так, как я, — он вздохнул.

— Ну пойдём посмотрим, — предложил вдруг Праудфут. — С книгой я, конечно, облажался — может, хоть с ложкой выгорит, — он подмигнул Гарри и, ссыпав орешки из миски в карман, поднялся.

…Ложку Праудфут осмотрел очень внимательно, сперва проверив на заклятья — Гарри с некоторой досадой подумал, что ему, похоже, пока не слишком доверяют: разве он позволил бы кому-то взять артефакт, не проверив его сам? — а потом прочёл вслух:

— «…и погрустнел свят, и приступит туман венчанный». Начнём с существительных, — решительно сказал он, кидая в рот орех и вытаскивая из кармана блокнот с карандашом. — Свят и туман… «Свят» похож на «свет», — сказал после некоторой паузы.

— Свет грустнеть не может, — разумно заметил Поттер.

— «Грустнеть» нет, — Праудфут кивнул. — Что вообще может произойти со светом? Называй, что можешь, на латыни.

— Ну, — Гарри почесал переносицу. — Он может загореться или, наоборот, погаснуть. Вспыхнуть. Исчезнуть. Пропасть, — он замялся, вздохнул и продолжил по-английски: — Мерцать. Сиять. Гореть. Зажигаться. Вспыхивать…

— Было.

— Да. Играть. Гаснуть, — продолжил Гарри на латыни.

— Стоп, — Праудфут что-то написал в блокноте. — «Погрустнел» — «погас», — проговорил он на латыни. — Нет?

— Нет, — решительно сказал Гарри. — Слишком коротко и не похоже.

— Продолжай, — велел Праудфут. — Попробуй с этой же приставкой.

— По… — Гарри задумался. — Погас, — сказал он наконец. Всё-таки латынь он знал паршиво.

В голове было на редкость пусто. Гарри мрачно и расстроенно молчал: латинские слова копошились в голове, налезая друг на друга, но ни одного подходящего среди них не было.

— У меня есть одна идея, — сказал Праудфут. — Ты латынь-то учишь?

— Угу, — буркнул Гарри, заливаясь краской. Давненько ему не было так стыдно…

— Давай так, — предложил Праудфут. — Я постараюсь тебе сейчас помочь — а через полгода ты, если тут ещё останешься, сдашь экзамен по латыни мне. Если провалишься — останешься в стажёрах ещё на год по собственной инициативе. Не сдашь снова — уйдёшь из аврората. Сам. Никаких клятв или обетов — просто слово.

— Смотря что будет входить в экзамен, — подумав, ответил Гарри.

Праудфут довольно ухмыльнулся.

— Правильный ответ. Ладно, учи сам — всё равно ты от латыни никуда не денешься, — подмигнул он и кинул в рот очередной орешек. — Предлагаю «потускнел». «И потускнел свет» — по-моему, подходит. Со временем потом определимся.

— Согласен, — Гарри ощущал под кожей уже хорошо знакомый ему зуд предвкушения какого-то открытия.

— Далее у нас «туман», — Праудфут задумчиво постучал кончиком карандаша по верхней губе. — Ставлю на контраст: если «свет» — то «тьма». Хотя возможно и «затмение». Но начнём мы с «тьмы». С «приступит», я полагаю, просто — нужно заменить приставку. «Тьма наступит». Так?

— Вполне, — согласился Гарри.

— Остаётся «венчанный». Я сказал бы, что это весьма напоминает… есть предположения? — спросил он вдруг. — На что похоже по звучанию?

— На «вечный», — почти сразу же ответил Гарри: это было тем единственным словом, о котором он подумал сразу, ещё когда осознал наличие загадки.

— И тогда мы получаем «и потускнел свет, и наступит тьма вечная», — подхватил Праудфут. — Вполне.

— Бессмыслица какая-то, — озадаченно проговорил Гарри, с восхищением глядя на Праудфута. — Кто поест этой ложкой — тот ослепнет?

— С этим разбирайся сам, — Праудфут достал из кармана горсточку орешков и, взяв руку Гарри, всыпал их ему в ладонь. — И учи латынь. Пойду книззла посмотрю, — сказал он и ушёл вглубь хранилища.

— Я учу, — вздохнул ему вслед Гарри.

И принялся исследовать ложку снова.

Без толку.

Он провозился три часа и едва не пропустил назначенное Робардсом время для подачи служебной записки, влетев с ней в кабинет главного аврора в тот момент, когда начальник явно собирался на обед.

— Оставь у секретаря, — махнул тот рукой. — Странно выглядишь. В чём дело?

— Да там… ничего, — отмахнулся Гарри. — Вожусь с коробкой.

— И что в ней? — спросил Робардс с интересом.

— Ложка там, — ответил Гарри. — И на ней нет чар. Совсем. Никаких. Из сопроводительной записки совершенно непонятно, что искать.

— А ты сходи к тому, кто её принёс, — посоветовал Робардс.

— Схожу, — кивнул Гарри.

И действительно пошёл.

— Нету чар? — уточнил Долиш. — Ну, нет так нет… остаточные проверял?

— Проверял, — Гарри даже обиделся. — Нет там ничего.

— Нет так нет, — повторил Долиш и вздохнул. — Маньяк у нас, похоже.

— Какой маньяк? — вскинулся Гарри.

— Пока не знаю, — несколько меланхолично отозвался Долиш. — Ложка с трупа. Ей, похоже, глаза выковыряли. В принципе, волшебство для этого не нужно… хотя давай вечером эксперимент поставим, — предложил он. — Ляжешь спать, а ложку оставим рядом. Чары тоже могут спать и проснуться только рядом с потенциальной жертвой.

Эксперимент оказался на удивление удачным: Гарри этого не помнил, так как всё проспал, но на следующей планёрке Долиш доложил об обнаружении стажёром Поттером опасного тёмного артефакта: ложки, которая ночью сперва перерезает своим владельцам острым черенком горло, а затем извлекает из глазниц глаза.

— Остаётся лишь вопрос, куда они деваются, — мрачновато закончил Долиш. — Ритуалов, для которых они требуются, несколько, и ни один вам не понравится.

— Работай, — кивнул ему Робардс.

…Две недели, оставшихся до сдачи Уильямсону отчёта о первом полугодии стажировки, пролетели словно один день. Гарри не уставал радоваться тому, что последовал совету Гермионы писать мини-отчёты каждую неделю: он не представлял, как справился бы, если бы ему пришлось всё делать за один раз. Текущие дела, к которым, как он и предполагал, добавилась нудная переписка с финансовым отделом по поводу оплаты содержания улики «книззл тёмно-коричневый с белыми пятнами», никуда не делись. Да и латынь, за которую Гарри взялся всерьёз после истории с ложкой, никто не отменял. Так что очередное воскресное дежурство Гарри воспринял почти как благо: в аврорате в это время становилось пусто и спокойно, и, если не случалось какой-то катастрофы — а её, по счастью, обычно не случалось — в этот день он мог хотя бы часть времени посвятить своим делам. Тем более что Уильямсон с головой ушёл в расследование таинственных исчезновений в Лютном — которых было уже одиннадцать, и, похоже, исчезали там не только воры — и работы Гарри почти не давал. Так что на сегодня у него не было никаких заданий, кроме традиционного разбора коробки, с которой он уже чувствовал определённое родство.

Ею он и решил заняться, прежде чем засесть зубрить латинские слова, в который раз ловя себя на мысли, что будь он французом или итальянцем, то было бы намного легче. С другой стороны, индийцам и японцам наверняка сложнее, утешал он себя, — в английском всё-таки довольно много латинских корней. Говоря по правде, зубрить он не любил — хотя кто это вообще любит? Так что да — пожалуй, сперва коробка, затем латынь, а потом он пойдёт покормить книззла. Тот уже почти привык к нему — по крайней мере, больше не рычал, не выл и не шипел при его появлении, хотя притронуться к себе не позволял по-прежнему.

Коробка оказалась неприятно полной. Не до верха, разумеется, но вещей там собралось прилично — Гарри даже заволновался за свою латынь. Однако разобрать всё было нужно, так что он уселся, открыл приходную книгу и извлёк первую улику.

Тряпка. В коробке. Самая обыкновенная тряпка — только очень грязная. Большая…

— Ну, — философски заметил Гарри, — могло быть хуже.

Впрочем, так он говорил себе всегда — потому что после битвы за Хогвартс мог сказать так почти о чём угодно. И точно о любой дряни, что могла найтись в коробке.

С тряпкой всё оказалось совсем просто: пол она не мыла, а пачкала, да так, что грязь потом оттиралась с большим трудом, причём исключительно вручную. Вот бы Филч порадовался, подумал Гарри. У него мелькнула даже мысль, что если тряпку спишут как не представляющий ценности объект, выпросить её и действительно сделать школьному завхозу такой подарок.

Почему-то от этой мысли настроение у него резко улучшилось. Впрочем, он давно заметил, что почти любые мысли о Хогвартсе вызывают в нём теплоту и нежность. Ностальгия… как всё было просто, когда он там учился. Даже когда просто не было.

Следующим было полотенце, вполне невинное в сухих руках и до кровавых волдырей обжигающее мокрые. Убегающая от едока тарелка, норовящая вывалить еду ему за шиворот. Душащее едока рагу (интересно, протухает оно или нет? Гарри понадеялся, что не узнает этого). Отрезающая уши шапка. Перчатки, превращающие кисти рук в птичьи лапы.

Следующим был кошелёк. Потёртый кошель в виде мешка тёмно-коричневой кожи, весьма увесистый. Даже если там внутри лежали сикли, а не галлеоны, это тянуло на небольшое состояние. Странно.

Странности Гарри недолюбливал, и чем дальше — тем сильнее. Видимо, начиналась сказываться профдеформация.

Первая проверка не дала абсолютно ничего — впрочем, это было ожидаемо: иначе эта вещь бы тут не оказалась. В коробку попадало только то, что, на первый взгляд, особенной опасности не представляло. Вторая проверка закончилась с абсолютно тем же результатом. Значит, кошель надо было открывать…

На всякий случай заключив его в защитную прозрачную сферу (вряд ли он взорвётся, конечно, но обрызгать какой-нибудь дрянью может запросто, а Гарри потом всё оттирать — спасибо, он, пожалуй, обойдётся), Гарри попытался развязать толстые кожаные же завязки, однако у него ничего не вышло. Он пробовал и так, и эдак — ничего. Значит, развязать это может только человек — никакие чары не помогут. Исключительно живые руки.

Это настораживало. Что же — ладно, не с таким справлялись.

Трансфигурировать пару карандашей в две мужских руки было недолго. Переправив их в сферу, Гарри снова попытался развязать шнурки — и снова без толку.

Гарри выругался.

Убрал сферу, вернул карандашам их прежний вид и левитировал кошель на стол. Лезть туда самостоятельно он не собирался — значит, нужно было что-то выдумать. Нужно что-нибудь живое. Кто-нибудь, кого не жалко, если что.

— Очень жаль, что здесь нет тараканов, — пробормотал Гарри. Что ж, придётся обойтись каким-нибудь флоббер-червём.

За червём пришлось идти к знакомому аптекарю. Разумеется, в воскресенье аптека не работала, однако хозяин Поттеру не отказал. Всё же есть некоторая польза от известности, с иронией думал Гарри, возвращаясь в министерство. Стоило скитаться по лесам, сражаться и уничтожать хоркруксы с Волдемортом, чтобы в любой момент можно было раздобыть флоббер-червя. Кроме червя, Гарри по дороге ещё поймал неосторожно выскочившую ему под ноги крысу. Можно будет, если она не понадобится, скормить её книззлу… Эта мысль царапнула. Нет, пускай живёт — если она выживет, он, пожалуй, отнесёт её обратно. Гарри не господь бог, чтобы решать, кому жить, а кому нет — и почему, интересно, крыса воспринимается совсем не так, как флоббер-червь? Вот того Гарри было совсем не жаль — так же, как и какого-нибудь таракана. Крыса же вызывала в нём совсем другие чувства — хотя, казалось бы, кто-кто, а эти звери должны быть ему крайне неприятны. Но нет — хотя каждый раз при виде крыс Гарри вспоминал о Петтигрю, неприязни к этим тварям он не испытывал. Даже вот жалел, как выяснилось.

Так что первым в человека был превращён флоббер-червь. Затем Гарри вложил ему в руки кошелёк, закрыл защитной сферой и велел его открыть.

Не получилось. Человек, вышедший пугающе похожим на Мундунгуса Флетчера, вновь и вновь послушно пытался развязать шнурки, однако у него ничего не выходило. Значит, крыса пригодится… и хорошо бы, чтоб на ней всё и закончилось. В одиночку Гарри в этот кошелёк, конечно, не полезет, но просить о помощи ой как не хотелось.

Человек из крысы вышел плотный, приземистый и с неожиданно острым лицом. Прямо растолстевший Малфой, подумал Гарри и, развеселившись, повторил всю процедуру: кошель в руки, вокруг сфера — и приказ.

Крысочеловек дёрнул за завязки.

Кошелёк открылся.

Человека затянуло внутрь.

Кошелёк закрылся и с каким-то хлюпающим звуком шлёпнулся на пол.

Гарри онемел. Всё произошло настолько быстро, что он просто не успел что-либо сделать. Словно аппарация: был человек — и нету.

Пока он стоял, приходя в себя и молча пялясь на кошель, тот вдруг задёргался, заходил из стороны в сторону, раскрылся — и выплюнул свою добычу, но уже не в виде человека, а крысой. Та была какая-то помятая, взъерошенная, мокрая, но вполне живая. Гарри охнул, убрал сферу и мигом подхватил, похоже, плохо ориентирующееся в пространстве животное на руки. Про кошель он почти забыл: пусть пока лежит. Сам-то по себе он не опасен.

Гарри уже почти что высушил обмусоленную крысу, когда замер, поражённый вдруг пришедшей в голову мыслью. А что, если это и есть отгадка? Интересно, можно ли понять, что там внутри у этого кошелька и скольких он… сожрал? И кого именно? Наколдовав клетку, Гарри сунул туда крысу, потом спохватился, передумал, трансфигурировал её в камушек и положил его в карман. Затем накрыл так и лежащий на полу кошелёк защитной сферой, начертил в воздухе крупными красными буквами: «Не трогать!» и почти выбежал из хранилища, торопясь домой к Уильямсону.

— Как удачно ты пришёл, — сказал тот, едва увидев Гарри на пороге. В горчично-жёлтом вязаном кардигане, голубой рубашке и синих брюках он, оказывается, даже дома был более чем элегантен. — Я читал отчёт.

— Кажется, я знаю, куда деваются люди из Лютного, — выпалил Гарри, в последний момент почему-то едва не добавив «сэр». Вот откуда это вылезло? И с чего вдруг?

— Говори, — Уильямсон кивнул, и его глаза блеснули.

— Полагаю, их съедает кошелёк, — о, как Гарри предвкушал реакцию Уильямсона, когда придумывал эту фразу! И не прогадал: брови начальника взметнулись вверх, и он переспросил:

— Какой кошелёк?

— Кожаный, — с затаённым удовольствием невинно сказал Гарри. — Такой потёртый. И тяжёлый.

— Я сейчас, — Уильямсон на секунду прикрыл дверь, и Гарри услышал, как он громко сказал кому-то: — Я в аврорат!

Потом снова открыл дверь, вышел, молча взял Гарри за руку и аппарировал в неприметный переулок возле министерства.

…Доклад — честно говоря, больше похожий на рассказ — Уильямсон выслушал внимательно и не задал ни единого вопроса. А когда Гарри замолчал, улыбнулся и сказал:

— Поздравляю с первым самостоятельно раскрытым делом, стажёр Поттер.

— Ну, — признался Гарри, — это всё-таки случайность. Кошелёк не я нашёл.

— А кто? — Уильямсон сам взял со стола так и лежащее на нём сопроводительное письмо и иронично усмехнулся. — Мораль: иногда порядочность может спасти жизнь. Кошель сдали нам в четверг: кто-то подобрал его на улице, но себе не взял. Принёс нам. И остался жив.

— Надо рассказать ему, — улыбнулся Гарри.

— Расскажи, — кивнул Уильямсон. — Вызывай его на завтра. И пиши отчёт: доложишь на планёрке.

— Я? — Гарри даже растерялся.

— Не забудь включить это в отчёт по стажировке, — сказал Уильямсон, делая запись в приходной книге и поднимая кошель с пола. — Я его прочёл. Неплохо, а с этим делом будет совсем хорошо. Завтра принесу. Работай, — он похлопал Гарри по плечу и ушёл.

* * *

В понедельник большую часть утреннего совещания Гарри провёл будто бы в жару: он всё видел и осознавал, но воспринимал словно через толстое стекло. Свою речь он репетировал полночи, а вторую половину безуспешно пытался хоть чуть-чуть поспать. Глаз он, впрочем, так и не сомкнул — и, поднявшись рано утром, снова репетировал, уже сам же над собой смеясь. В принципе, Гарри отлично понимал, что никому не будет дела ни до чего, кроме смысла сказанного, но остановиться не мог: ему очень хотелось сделать первый свой доклад по-настоящему ярким. Конечно, со временем он наверняка привыкнет и не будет о подобном даже думать — но это потом. А пока что это представлялось истинной победой, самым важным из всего, что он сделал за последние полгода.

Когда ему дали слово, Гарри встал и вдруг вспомнил, как в начальной школе в первом классе его вызвали к доске, и он стоял там в своей несуразной, слишком большой одежде, и не знал, что говорить. Хотя вопрос был, вроде бы, простым, но на него все так смотрели — все, и прежде всего Дадли, скорчивший тогда противнейшую рожу и демонстративно зажавший нос пальцами, словно бы от Гарри воняло.

— Поттер, мы все внимание, — поторопил его Робардс.

Раздались чуть слышные смешки — и парадоксальным образом Гарри внезапно успокоился. Он здесь свой — здесь все свои, и даже если он ляпнет что-то идиотское, это просто станет поводом для шуток и небольшой разрядки в начале очередной недели. И это будет здорово.

Выступил он коротко и, кажется, по делу — и когда закончил, был готов смеяться над собой. Чего было волноваться? На него смотрели… правильно. Спокойно и по-деловому — так же, как на остальных.

— Версия подтверждена? — спросил Робардс Уильямсона.

— В целом, да. Я пока работаю, — отозвался тот.

— Славно, — кивнул Робардс. — Я напоминаю, что уже декабрь, и было бы неплохо отметить Рождество без хвостов. Сэвидж, что с книззло-отравителем? Представление готово? Визенгамот последний раз в году соберётся в эту пятницу.

— Готово, — кивнул тот.

— С книззлом что? — спросил Робардс.

— Всё как положено: будут судить. По опыту могу сказать, что вероятность приговора ликвидации невелика — я считаю, он не знал, к чему приводят его действия, просто полагая, что оцарапанный заснёт, и тогда он сможет убежать к хозяину. Тот это подтвердил. Так что нам предстоит решать, что с ним потом делать. Держать здесь после суда мы его уже не сможем.

— Отдадим в «Волшебный зверинец», — решил Робардс. — Документы сразу подготовь.

— И кому там будет нужен взрослый книззл с таким характером? — недовольно спросил Праудфут, явно начиная горячиться. — Я вам скажу, кому. Его купит такой же негодяй, как его хозяин, и мы с ним ещё встретимся.

— Твои предложения? — поинтересовался Робардс.

— Заберу его себе, — решительно отозвался Праудфут, и Гарри подавил широкую улыбку. Нельзя сказать, чтобы его удивили слова Праудфута: он-то знал, что тот ежедневно, а порой и не по разу навещал их живую улику, и видел как-то раз на днях, что книззл уже позволял аврору себя гладить. Правда, нервно бил себя хвостом и прижимал уши, но к решётке всё же подходил, еду с рук брал и убегать не торопился.

— У тебя же крапы, — удивился Долиш. — Не сожрут они его?

— Крапы не едят живое, — Праудфут поглядел на него как на идиота. — Ничего, сживутся. Куда денутся, — он усмехнулся. — Я уже и лицензию получил и документы подготовил.

— Представь их суду, — кивнул Робардс Сэвиджу. — Поттер, тебе ещё не доводилось оформлять подобное? — спросил он внезапно.

— Ещё нет, — весело ответил Гарри.

— Как раз случай научиться, — сказал Робардс. — Сэвидж, пускай Поттер всё оформит, но потом проверь.

Гарри улыбнулся и кивнул — похоже, вид у него был слишком счастливый, потому что Уильямсон немедленно добавил:

— Поттер, про коробку не забудь. Я сегодня был в хранилище — она так и не разобрана.

— Плохо, — немедленно подхватил Робардс. — Штрафное дежурство, Поттер, в эти выходные. Оба дня.

— Есть, сэр, — весело ответил Гарри, даже не пытаясь сделать грустный вид.

И думая, что, кажется, будет скучать по этой самой коробке, когда его место стажёра займёт кто-нибудь другой. Может, попросить навсегда оставить её за ним?

Ну, или хотя бы года на два.

1) 4 квадратных ярда — это 3,34451 кв. метра.

Вернуться к тексту