Портрет (джен)

Возле входной двери Молли оказалась даже раньше, чем Джинни или Рон успели перехватить ее и утихомирить. Материнское негодование одержало победу над юношеской прыткостью и братской взаимовыручкой.

— Джордж Игнатиус Уизли! Ты должен был вернуться еще три часа назад! Ты вообще представляешь, сколько беспокойства…

Покачав головой, Джордж закатил глаза и плюхнулся в стоящее возле камина кресло, согнав с него возмущенно мявкнувшего Косолапсуса.

— Я в порядке. Видишь? Все хорошо.

Молли, окинув сына пристальным взором, глубоко вдохнула, готовясь обрушить на его голову новый поток вопросов и возмущения, но тут из кухни выглянула Флер.

— Mamán, я не знаю, готов булочки или нет. Вы не посмотгеть их?

Миссис Уизли фыркнула и, бормоча что-то себе под нос, удалилась на кухню, а Флер подмигнула Джорджу и чуть заметно улыбнулась.

— Спасибо, — беззвучно произнес тот, и девушка поспешила вслед за рассерженной свекровью.

Гнетущая тишина, воцарившаяся в гостиной с уходом Молли, оказалась ничуть не лучше предшествующих беспокойных метаний. Фред бы с легкостью разрядил обстановку. У самого Джорджа стоящих идей в запасе не оказалось, хотя на мгновение он всерьез задумался, не начать ли ему со смачного пуканья. К сожалению, с фантазией у него всегда было туговато.

На диване, подобно двум натянутым струнам, застыли Гарри и Джинни — рядышком, но практически не касаясь друг друга.

Рон сидел на стуле напротив. На его коленях, напряженно выпрямив спину, замерла Гермиона — словно этих двоих только что застукали на месте преступления. Вот только Джордж, хоть убей, не мог вообразить ничего настолько незаконного, что объяснило бы ее смятение — даже с учетом собственного богатого прошлого.

За угловым столом, на небольшом плетеном стульчике, расположился Билл; с пера, зависшего над пустым пергаментом, стекали чернила. Расплывшееся по листу пятно уже вполне можно было вырезать и использовать в магазине как новинку — повязку на глаз. Вот что стоило бы предложить Фреду — повязка на глаз, которая заставит вас выражаться подобно настоящему пирату и…

О…

Точно.

Никто не дышал.

— Что же, по-вашему, могло случиться, пока я добирался сюда из Хогвартса? — спросил он.

— Мы не знали, что и подумать, — раздался со стороны окна негромкий и спокойный голос мистера Уизли.

Взглянуть отцу в глаза Джордж не осмелился.

— Все в порядке.

— С утра было далеко не в порядке, сынок. И в Большом зале во время уборки ты казался сам на себя не похож. Я переживал, что ты напьешься и не сможешь добраться домой.

— Ну вот я дома, — отозвался Джордж.

— Так ты?.. — начал Рон.

— Что я?

— Напился, — закончила его мысль Гермиона.

Джордж покачал головой, внимательно изучая небольшое пятнышко засохшей крови на левой брючине.

— А ты вообще пил? — спросила Джинни.

— Может, тебе нужно выпить? — поинтересовался Чарли.

Краешек рта дернулся в непроизвольной ухмылке.

— И что ты можешь предложить?

Чарли задушенно фыркнул, — скорее даже, просто шумно выдохнул через нос, — и взглянул на отца.

— Где ты прячешь огневиски?

Помня, что в доме — несовершеннолетняя дочь, Артур промолчал и, поднявшись с кушетки, пошел за выпивкой сам. Но только направился он совсем не в ту сторону, где — как всем было известно — находился последний его укромный уголок со спиртным.

Рон понимающе кивнул и прижался виском к щеке Гермионы.

— Что за поминки без огневиски, — пробормотал он.

Судорожный вздох — вот единственная реакция Джорджа на эти слова. Раздавшийся следом полузадушенный писк продемонстрировал всю глубину недовольства Гермионы очередной бестактностью своего парня.

— Все в порядке, — успокоил всех Джордж. — Я помню, что он умер. Такое сложно забыть.

Он ожидал возражений, сбивчивых извинений или даже нарочитого пуканья от Чарли, сосредоточенно изучавшего плетеный коврик под собой, но в комнате снова воцарилось тягостное молчание.

Настойчивое бряцанье кухонной посуды напомнило вдруг, что Джордж так ничего и не объяснил. Он собирался после Хогвартса отправиться домой, а девушки-помощницы и без него сумели бы закрыть магазин, задрапировать зеркала и проделать всю ту бессмысленную чушь, которая полагается в случае смерти владельца.

У них, конечно, оставался еще один хозяин, и как раз сейчас вся семья ждала от него объяснений.

— Я был на Сумеречной аллее, ясно? Хотел поговорить с Марселем Добом[1].

Билл, Рон и Артур понимающе кивнули. Чарли вздохнул. Нижняя губа Гермионы задрожала, словно девушка с трудом сдержала слезы. Джинни сказала: «Хорошо». И только Гарри смотрел непонимающе.

— Художник, — прошептала Джинни. — Волшебные портреты.

Гарри кивнул с благодарностью и шепотом спросил:

— А они могут нарисовать портрет, даже когда человек ум… не может им позировать?

Чарли облокотился на диван и, обернувшись, пробормотал:

— Так они и делают. Требуется время, чтобы портрет был готов, и гораздо больше, чтобы он ожил и начал двигаться. Весьма продвинутая магия.

Он снова посмотрел на брата.

— К портрету дорисуют что-нибудь интересное?

Джордж ощутил, как схлынуло напряжение — семья одобрила его поступок.

— Да, сундук. Фред сможет достать из него все, что захочет — будет забавно. И еще дверь в кладовку и один-два шкафа.

Смех Джинни словно развеял мрачную атмосферу, такую пугающую с непривычки, и гостиная наполнилась удивительным покоем, будто пустые легкие — воздухом. Джордж был несказанно благодарен сестренке за это.

— Здорово, — добавила она. — Самый лучший волшебный портрет из всех. Повесишь в магазине, чтобы отпугивать воров?

Джордж кивнул.

— Думаю, он пригодится и просто для смеха. Не знаю, что бы со мной было без его кошмарных любовных советов.

Послышался сдавленный смешок, и Билл предложил:

— Ты можешь заказать еще один и повесить в Хогвартсе, в галерее героев. Он окажется там в достойной компании.

— Точно, — усмехнулся Рон, — а потом Макгонагалл потребует, чтобы ты забрал его обратно, потому что он станет приставать к викторианским дамам и раздеваться перед девчонками-второкурсницами.

— О боже, — ахнула Гермиона. — Самый большой портрет-эксгибиционист во всем Хогвартсе.

Чарли, похоже, эта идея пришлась по вкусу.

— И целые поколения детишек, кричащих: «Покажи нам свою задницу, Фред!».

— Или того хуже, — подхватила Гермиона, — он начнет рассказывать всем этим озорникам о самых сокровенных тайнах замка. Преподавателям придется перевесить картину в чулан.

Джордж с удивлением обнаружил, что смеется вместе со всеми, не обращая внимания на тугой комок, поселившийся в груди несколько часов назад. Смеется, можно сказать — ржет как лошадь. Услышав это, Фред не преминул бы пошутить на эту тему.

Джордж даже пукнул разок — в честь брата, а когда мистер Уизли вернулся со стопкой стаканов и практически полной бутылкой Старого Огденского, встал, чтобы разлить виски присутствующим.

* * *

Наведавшись через пару дней в «Уловки», Джордж обнаружил, что вывеска на дверях несколько изменилась. Вырезанные на деревянной табличке буквы блестели позолотой и словно кричали прохожим:

Воров будем решительно наказывать преследовать[2]

Они точно не прогадали, наняв себе в помощницы Верити.

Зайдя в магазин, Джордж заметил, что большой участок стены — стены, на которую он планировал повесить нарисованный Добом портрет — оказался занят огромной, магически увеличенной колдографией Фреда, с косящими в разные стороны глазами и неестественно высунутым языком. А ниже, маггловским маркером, было приписано: «Наш основатель».

Надо будет не забыть прибавить Верити жалование.

* * *

Заказанный портрет прибыл через девять дней. На холсте можно было разглядеть лишь верхнюю часть спинки стула, пару закрытых дверей на заднем плане, окно без занавесок, большой, неопределенного вида сундук с логотипом «УУУ», а еще длинное и извивающееся нечто, пытавшееся выбраться из этого сундука.

К позолоченной раме была прикручена медная табличка с выгравированной надписью:

Основатель магазина

покойный Фред

1 апреля 1978 года — 1 мая 1998 года

Увековечен в песнях и легендах

(а также в безграмотных надписях, оставленных на стенах туалета

в трактире «Кабанья голова»)

— Стоишь каждого потраченного галеона, — сообщил Джордж пустой картине.

* * *

В первый прохладный сентябрьский денек, когда Джордж рано утром спустился в магазин проверить на нюхлере действие икотных пастилок, портрет выглядел уже по-другому.

Стул больше не пустовал. На нем, важно скрестив на груди руки, восседал Фред, правда, величавость позы несколько портил огромный накладной нос с очками.

— Отличные усы, — заметил Джордж.

— Отвали, — отозвался тот, не поворачивая головы. — Я деловой человек.

— Ты вовремя.

Фред слегка склонил голову, и из-под пышной накладной брови показался кусочек его собственной.

— Скучал по мне?

— Безумно, ты, засранец, — пробормотал Джордж, снова удаляясь в мастерскую.

* * *

Часа через три, когда он по-прежнему ломал голову над тем, как продлить срок действия пастилок, раздалось звяканье колокольчика, какое-то неясное бормотание и затем возмущенный вопль:

— Эй, ты! Прыщ патлатый! Или плати за кровопускательную нугу, или клади ее обратно.

Джордж улыбнулся.

— Прояви хоть капельку уважения к мертвым, мелкий придурок! Я видел, как ты стащил супер-секретные сапоги-шумодавы!

Бесплатная охрана была слабой заменой настоящему, живому брату, но, по крайней мере, это было уже что-то, да и к выбору оскорблений тот подошел, как всегда, творчески. Учитывая, что со временными чарами — специальностью Фреда — у Джорджа возникли некоторые проблемы, стоит, пожалуй, заказать еще один портрет — для мастерской.

__________________________________

[1] Daub (англ.) — штукатурка, грунтовка, мазня, пачкотня. Иными словами, Марсель-живописец или Марсель-пачкун. (Прим. пер.)

[2] «Persecuted», «haunted» (англ.) — игра слов: «преследовать по закону» и «неотступно преследовать, ходить по пятам». (Прим. пер.)