Не твоя судьба... (гет)

Амортенция, или же определяющее зелье, была единственным возможным средством нахождения своего соулмейта. Школьный курс Хогвартса содержал экзамен по приготовлению этого эликсира, который являлся обязательным для всех студентов последнего года обучения. Помимо баллов за успешное приготовление зелья каждый получал возможность узнать, кто приходится его соулмейтом, что гарантировало долгую и счастливую жизнь с буквально второй своей половинкой.

Говорили, что, вдохнувший пары эликсира, ощущал букет запахов, указывающих на соулмейта, и открывал сознание для невербального общения через общие сновидения.

Гермиона, привыкшая доверять информации, написанной в школьных учебниках, впервые испытывала сомнения. Ей казалось абсурдным, что человек, по сути, не имеет права выбора и должен следовать исключительно по задумке Мерлина, в начале времён перепутавшего жизни и судьбы. А ещё ей виделось невероятно неправильным, что некоторые, вдыхая зелье, не ощущают ничего и в итоге остаются совершенно одинокими до конца своих дней. Вроде Макгонагалл, Дамблдора, Снейпа.

Нет, она не хотела так. Она хотела сама выбирать свою судьбу и свою любовь, не довольствоваться влиянием так называемого провидения, связавшего её с кем-то ещё до рождения.

И если Гарри и Рон в воодушевлении отсчитывали дни до экзамена, гадая, кто им предначертан, Гермиона ждала Судного дня, не иначе.

— Не понимаю я твоих волнений, — покачал головой Рон, когда она в очередной раз заявила о своих сомнениях. — Ты отличница, для тебя любое зелье сварить — раз плюнуть.

— Именно это и плохо, — Гермиона со злостью захлопнула книгу. — Я знаю наверняка, что мой эликсир будет действенным. А это значит, что у меня просто не останется выбора.

— Не понимаю и не пойму, — пробубнил Рон, утыкаясь в чтение. Он, пожалуй, впервые был заинтересован в том, чтоб на экзамене всё вышло правильно.

* * *

— Таким образом, к концу урока каждый из вас установит связь со своим соулмейтом, — объяснял профессор Снейп, неспешно прохаживаясь между рядами. — Двустороннюю, если тот окажется волшебником вашего возраста или же старше вас, либо одностороннюю, если он младше или является маглом. Скажите, в каком случае амортенция на вас не подействует? — Снейп замер у стола Гарри и постучал костяшками пальцев по дереву. — Мистер Поттер, вы ведь просветите нас?

Гарри встрепенулся, оторвался от своих записей и, поднявшись на ноги, невнятно проговорил:

— Если от амортенции не будет эффекта, это значит либо то, что соулмейт не дожил до этих пор, либо то, что он ещё не родился. Или же то, что соулмейт в принципе не предначертан.

— Либо то, что вы сварили зелье неверно. — Снейп жестом велел Гарри сесть и продолжил шествие по классу. — Мистер Малфой, расскажите нам, каким образом амортенция позволяет определить соулмейта? Уверен, вам это известно.

Драко самодовольно ухмыльнулся и лениво перечислил:

— Испарения зелья позволят сварившему ощутить три разных аромата, так или иначе связанных с соулмейтом. Обычно это запахи его любимой еды, парфюма и аромат, который соулмейт считает самым приятным. Помимо этого пары амортенции открывают сознание, позволяя соулмейту видеть те же сны.

— Некоторые из вас, — подхватил Снейп, — чьи соулмейты уже прошли экзамен ранее, должно быть знают, о чем вещает нам мистер Марфой. Кто уже видел чужие сны? — поднимите руки.

— Глупости какие, — тихо пробормотала Гермиона, глядя, как поднимаются вверх ладони. — Кто в здравом уме согласится открыть доступ к своим снам кому бы то ни было?

С обеих сторон от неё, от Гарри и Рона, прозвучало одновременное «я», на что Гермиона только закатила глаза.

* * *

Перламутровая жидкость в котле шипела и булькала, время от времени меняя цвет от малинового до густо зелёного и обратно. Оставалось добавить последний ингредиент, после чего, при правильном приготовлении, над котлом должно было взвиться облако в форме сердца. Именно тогда студентам предлагалось опустить лицо к жидкости и вдохнуть тонкий аромат, который ощутить способен только приготовивший.

Этот последний шаг и останавливал Гермиону. Она с содроганием думала о том, что сейчас всю её жизнь определит какая-то сомнительная водичка, которую Мерлин в своё время создал якобы для того, чтобы помочь волшебникам устроить свою судьбу. Вышло, как с порохом, который создавался в мирных целях, а стал орудием множества магловских войн.

Снейп, ни секунды не стоящий на месте, только добавлял нервозности, и паника ощущалась всё сильнее.

— Ну же, соберись, Гермиона. В этом ничего сложного нет, — попыталась убедить она сама себя и, бросив веточку омелы в котёл, быстро отскочила на шаг, задев ненароком стоящий за спиной стол и расплескав жидкость в котле Пэнси Паркинсон, на что та не применула возмутиться, а сидящий рядом с ней Драко — ехидно оскалиться.

— Ожидали, что взорвётся? — профессор остановился у котла Гермионы и внимательным взглядом изучил зависшее над варевом сердце. — Это амортенция. Зачёт. Теперь склонитесь ниже, дабы определить своего соулмейта.

Он уже отходил от стола, когда Гермиона, с шумом выдохнув, возразила.

— Я не стану этого делать. — Она пыталась говорить уверенно, хотя внутри всю её колотило от напряжения.

Снейп остановился, развернулся, задумчиво провёл пальцами по подбородку.

— Что-то новенькое… — сделав два шага в обратную сторону, он снова оказался возле её стола и опустил ладони на столешницу. — Я ожидал от вас большего усердия, мисс Грейнджер. А как же — исполнить всё, чего требует программа обучения? Впрочем, я могу понять ваши сомнения — всегда страшно узнать, что конкретно вам не предначертана пара. Однако я не могу позволить своевольничать на своём уроке. Вы сделаете то, что должны, как и все в этом классе.

— Я не боюсь, что у меня нет соулмейта, — упрямо покачала головой Гермиона. — Я не хочу знать кто он, если он всё же есть. Мне кажется неправильным, что за нас решено, с кем нам быть и кого любить, и можете хоть исключить меня, я не стану подгонять свою жизнь под чужие законы.

Откуда в ней взялась смелость отказать профессору, Гермиона не знала, но понимала, что не жалеет о вырвавшихся словах. Она не станет играть в игры судьбы, не станет поддаваться на уговоры и выполнять требования профессора.

— Вы понимаете, что ваш отказ лишит вашего соулмейта возможности найти свою родственную душу? — спросил Снейп холодно. — Готовы разрушить судьбу другого человека?

Вопрос зародил в душе сомнения, но, собравшись с мыслями, Гермиона отрезала:

— Извините, но да. И считаю, что моему соулмейту, если он у меня есть, свобода выбора также пойдет на пользу.

Снейп собирался что-то возразить, но голос Драко опередил его.

— Оставьте её, профессор. На её месте я бы тоже не хотел знать, что мой соулмейт Уизел или Поттер.

По кабинету разнесся дружный хохот, а профессор, секунду поколебавшись, кивнул.

— Минус пятьдесят очков Гриффиндору. За эгоизм, с которым мисс Грейнджер лишила другого человека счастья. — Развернувшись на каблуках, Снейп вернулся за преподавательскую трибуну. — Я позволяю вам отсрочить момент, мисс Грейнджер, — сказал он, сверля Гермиону пристальным взглядом. — Но настаиваю, чтобы вы набрали зелье во флакон и всегда носили на шее. Как напоминание о непокорности и пристыжение вашего эгоцентризма.

— Ладно, — согласилась Гермиона. Это была малая цена за полученную свободу. — Гарри, не мог бы ты набрать для меня флакон и плотно его прикрыть?

Гарри кивнул и выполнил просьбу, после чего эльф-домовик, возникший у стола с характерным хлопком, трансгрессировал вместе с котелком и уже через минуту вернул его пустым и вымытым, а главное — лишённым абсолютно всех запахов.

Гермиона плотнее вбила пробку и, обвязав вокруг горлышка шнурок, закрепила флакончик на шее. Она не воспринимала это, как унижение, скорее, как символ освобождения.

Слева от неё, над котелком Гарри, взметнулся дымок, сложившийся в сердце. Снейп кивнул и сделал пометку в журнале, Гарри же воодушевленно склонился над зельем и повёл носом, втягивая пары.

— Запах черничного пирога, древка метлы и… — Он не договорил, лишь уши его красноречиво покраснели. — Ээммм… Профессор! А если мне доподлинно известно, кто мой соулмейт, но я уверен, что она ещё некоторое время не будет знать, что она — моя родственная душа… Мог бы я… Ну, рассказать это уже?

— Вам так нетерпится завязать романтические отношения, Поттер? — Снейп скривил губы. — Если я вас правильно понял, ваш соулмейт младше вас, а стало быть, признайтесь вы ей сейчас, необходимости в амортенции у неё более не будет. Хотите сорвать экзамен? Впрочем, от вашего трио я и не ждал ничего путного.

Словно в подтверждение его словам, дымок над котлом Рона покрутился немного спиралью и рассеялся.

— Я же всё делал правильно… — Рон досадливо опустился на скамью. — Опять сидеть в неурочные часы… Эх, а я надеялся уже сегодня узнать, кто она. Вот бы это оказалась Лаванда Браун. Я ей нравлюсь, точно вам говорю.

— Миру повезёт, если ты так и не сваришь это зелье, Уизел. — Ухмыльнувшись, Драко разжал пальцы, дополняя варево последним ингредиентом. Громко булькнув, оно выпустило большое дымчатое сердце.

Пэнси Паркинсон подалась вперёд, невинно захлопав длинными ресницами, Драко же склонился ниже, с видом победителя втянул аромат, и тотчас побледнел. Лицо его моментально исказилось от злости и даже некоторой гадливости.

— Мистер Малфой, такое ощущение, что вас сейчас стошнит, — заметил Снейп, Драко отшатнулся от котелка.

— Всё в порядке, профессор, — его голос звучал напряженно, а ладони крепче сжались в кулаки. — Разрешите уйти?

Снейп кивнул, и Драко, едва не перевернув свой котелок, опрометью бросился из кабинета. Только успел рыкнуть «С дороги, Уизел» и умчался, хлопнув дверью.

По кабинету прошелся возбуждённый шепоток.

«У Малфоя нет соулмейта!». «Точно, у него нет соулмейта!».

— Ну и поделом, — проворчал Рон. — Может хоть теперь корона с него свалится.

— Хочу вам напомнить, что отсутствие соулмейта в данный момент ещё ничего не значит. Родственная душа мистера Малфоя могла попросту ещё не родиться. — Снейп постучал палочкой по трибуне, обращая на себя внимание, и в классе мигом стало тихо.

— Да ему просто повезло, — Гермиона коснулась флакона. — Отсутствие соулмейта открывает возможность собственного выбора. Свобода от предписанных законов — что в этом плохого?

Профессор хотел что-то сказать. Возможно, снова снять с Гриффиндора баллы. Например, за то, что не проявила уважения к беде «товарища». Либо же прочесть лекцию о важности соулмейта в жизни каждого. Но, в любом случае, сделать он этого не успел. Со стороны стола Симуса Финнигана раздался громкий хлопок, и по кабинету пролетел запах чего-то палёного.

* * *

То, что у неё есть соулмейт, Гермиона поняла этой же ночью, когда ей приснились незнакомые места, такие реальные, что они просто не могли быть игрой воображения.

Приснились густые леса и бесконечные поля, сплошь усеянные маками. Приснился пруд с плавающими на нём лебедями и старое дерево, на стволе которого виднелся выжженный палочкой след. Одно слово «Свобода».

Это было похоже на тайное лесное убежище, где кто-то, кто, по всей видимости, вчера расширил своё сознание амортенцией, любил проводить время. Отказываясь принимать своего соулмейта, видеть его сны Гермиона хотела меньше всего, и потому её злило, что какой-то волшебник мира, Хогвартса или другой школы, просто поставил её перед фактом.

О том, что она видит чужие сны, Гермиона предпочла никому не говорить. Сперва это просто не имело значения, а потом… Потом вернулся Волдеморт и стало совсем не до этого. Вся школа гудела только об этом ужасном воскрешении. Паника разрасталась как между студентами всех четырёх факультетов, так и между преподавательским составом.

Уроки теперь проходили в очень сильном напряжении, и об амортенции и её действии больше не думал никто.

Последней точкой стал побег Снейпа, бывшего не только профессором Хогвартса, но и одним из Пожирателей смерти. Дамблдор и Макгонагалл как могли успокаивали учеников, только вот в безопасности себя не ощущал больше никто.

Даже Малфой, чей род всегда принимал сторону Тёмного Лорда, ходил сам не свой, а его лицо теперь практически всегда было одного тона с волосами.

Сны соулмейта тоже изменились. Больше не было зелени трав и голубизны неба. Только мрак, чёрные тени, змеи и могильный шёпот.

«Приди, мой мальчик».

Гермиона всё чаще просыпалась в холодном поту, и всё навязчивее была мысль откупорить флакон, узнать личность своего соулмейта и успокоить его. Поддержать в его борьбе с этими кошмарами.

К счастью для себя, Гермиона перестала видеть собственные сны, потому что, она не сомневалась, они были бы не менее холодны и ужасны.

К зиме стало ещё хуже. Сторону Волдеморта принимало всё больше преподавателей и студентов, школа теперь напоминала склеп. Полупустые кабинеты, коридоры, в которых не хватало только перекати-поля. Даже картины покинули свои рамы. Надвигающаяся война ощущалась как никогда.

Ученики теперь ходили исключительно группами, и только Пивз всё так же невозмутимо раскачивался на люстре и подставлял подножки.

* * *

Гермиона вовсе не планировала оказаться в коридоре в одиночестве. Она шла за Гарри и Роном, когда лестница пришла в движение, отрезая её от друзей, уже успевших достигнуть площадки.

— Стой на месте, мы сейчас вернёмся, — пообещал Гарри, но Гермиона отрицательно качнула головой.

— Всё нормально, идите, встретимся в гостиной.

Задерживать друзей не хотелось, а обходной путь обещал стать не намного и длиннее.

Крепче прижав учебник по трансфигурации к груди, она шагнула в открывшийся ей коридор. Этой дорогой она ходила не раз. Здесь располагалась старая туалетная комната — владения Миртл — и спуск в Тайную комнату, и кроме того не было ничего сколь-нибудь примечательного или хоть немного опасного.

Коридор был тих и пуст, и Гермиона почти поверила, что возвращение в гостиную Гриффиндора пройдёт без происшествий, но в тот миг, когда она уже прошла примерно половину пути, вдалеке послышались чьи-то торопливые шаги. Оглядевшись по сторонам, Гермиона приметила нишу в стене и скользнула в тень — на всякий случай. Не то, чтобы она боялась, но лишний раз нарываться на неприятности не хотелось.

Из своего укрытия очень скоро она разглядела светлую голову Драко Малфоя, чьи плечи были непривычно понурыми, а шаг — резким и нервным. Слизеринец скрылся в туалетной комнате, громко хлопнув дверью. Так, что опустевшие рамы на стенах задрожали.

Порадовавшись за собственную предусмотрительность и выждав минуту для надёжности, Гермиона собралась уже продолжить свой путь, как вдруг из-за закрытой двери раздался оглушительный треск и звон битого стекла.

Ей должно было быть плевать, но мысль о том, что Драко, возможно, в опасности, остановила её. Он был её врагом, но могла ли она равнодушно относиться к его беде?

Отложив учебник на подоконник и приготовив на всякий случай волшебную палочку, Гермиона отважно дёрнула дверь, и под ноги ей тотчас плеснулась ледяная вода.

Испуганно отпрянув в первый миг, через мгновение она всё же переступила порог.

— Малфой… — позвала она, шлёпая по мокрому полу. — Драко! О-о-о.

Драко лежал на полу, прямо в воде, а от тела его во все стороны расползались алые разводы. Изранены, насколько она поняла, были только ладони, но он успел выпачкать кровью и белоснежную рубашку, так что вид был поистине жутким. Глаза Драко были широко открыты, а пальцы, сжимающие палочку, подрагивали.

— Уйди прочь, грязнокровка, — прорычал он, даже не повернув к ней головы. В уголках глаз его стояли слёзы, а может быть просто вода. И хоть Драко был раздражен её появлением, Гермиона не слушала. Ей было абсолютно плевать на оскорбления, она была шокирована одним его видом и не могла уйти, видя Драко таким беспомощным; не могла оставить его, раненого и разбитого, тихо страдать в одиночестве.

— Что случилось? — участливо спросила она, подходя ближе.

— Пришёл, распсиховался, всё здесь поразбивал — вот, что случилось, — послышался со стороны кабинок едкий голос Плаксы Миртл.

— Заткнись и иди вон, — зашипел Драко. — Обе.

Он даже не пытался подняться. Всё лежал, раскинувшись звёздочкой, и смотрел в потолок.

— Я не уйду, — заупрямилась Гермиона. — Ты ранен, тебе нужно в больничное крыло.

— Обойдусь, — отозвался Драко бесцветно. — Пара порезов. Мелочи.

Гермиона впервые видела его таким настоящим, живым и уязвимым. Как всегда в сложных ситуациях, он пытался проявлять агрессию, однако Гермиону сложно было напугать колкостями и оскорблениями.

— Давай я помогу тебе встать. — Она протянула ладонь, в ответ на что Драко взметнул в её сторону палочку.

— Я сказал: иди вон. — Он приподнялся на локтях, и палочка в его руке дрогнула, готовая в следующий миг исполнить любое желание хозяина. — Уходи, Грейнджер, и забудь, что ты здесь видела. Ясно тебе?

— У меня тоже есть палочка, — напомнила Гермиона с раздражением. — И я тоже умею ею пользоваться. Вставай, Малфой, ещё воспаления лёгких тебе не хватало.

Драко скривился. Так, будто ему в рот сунули целый лимон.

— А какое тебе дело, Грейнджер, до меня и моих лёгких?

Никакого. Ей не было никакого дела до него, но отчего-то Гермиона ощущала, что не сможет просто так уйти. Она не могла оставить его, хоть у неё не было причин задерживаться.

— Давай, — ладонь опустилась ниже. Она не намерена была отступать, как бы он ни стращал.

— Моргана с тобой, — зашипел Драко и поднялся. Сам. — Я схожу к мадам Помфри, довольна? А теперь иди, не мозоль глаза. И без тебя тошно.

Хотелось узнать, о чем он говорит, но Гермиона знала, что у неё нет на это права. Он — её извечный враг. Врагам не изливают душу. Подавив горечь сожаления, она всё же убрала палочку в карман мантии.

— Хорошо. Ухожу. Но знай: я не одобряю подобного поведения.

Стараясь не думать о том, что Драко, мокрый и окровавленный, остался стоять по щиколотку в воде, она вышла из туалетной комнаты, убедив себя, что сделала всё, что было в её силах. И вечером, сидя за учебником в гостиной факультета, она старалась не возвращаться мыслями к пустому равнодушному взгляду серо-голубых глаз. Драко сам выбрал этот путь, и не ей было за него беспокоиться. Не она должна была думать о нём и искать его глазами на ужине, и хоть очень хотелось взглянуть, проверить, как он после случившегося, взгляда от тарелки она так и не подняла.

А ночью она снова увидела сон, и всё былое стало неважно.

Она увидела знакомый уже подлесок, сгоревший и уничтоженный, увидела маковое поле, чёрное от сажи и пепла, усеянное костями и черепами, со змеями, снующими среди выжженной травы. Это всё она видела уже не раз, но этой ночью кое-что было иначе. В этот раз среди общей разрухи неожиданно возник столб света. Там, куда доходили лучи, трава вновь зеленела, и красные маки яркими пятнами выделялись на этой зелени. А в центре этого столба Гермиона увидела саму себя, сияющую, как солнце. И услышала свой собственный голос, говорящий: «Я защищу».

Тьма билась в невидимые стены, змеи угрожающе шипели, но ничто не могло справиться со светом. Всё мировое зло было бессильно.

Проснувшись ближе к утру, Гермиона ясно помнила то ощущение надежды, которое испытывал её соулмейт ночью, и была уверена, что он впервые за долгое время спал более-менее спокойно. А ещё она поняла, что он не просто знал её — он нуждался в ней. И хоть флакончик на шее напомнил о себе, Гермиона сдержалась. Она хотела сама выбирать свою любовь и убеждала себя, что никому ничего не обязана; пусть сны соулмейта брали её измором, она не собиралась на эмоциях допустить ошибки. Не со своей жизнью и не со своим счастьем. И хоть в этой войне будущее у неё могло и не наступить, на невербальную связь она готова не была.

Тогда же, лёжа в постели, она поняла, что готова всё же рассказать всё Гарри и Рону, однако её планам не суждено было сбыться. Вой сирены ударил по ушам, когда Гермиона, переодевшись в джинсы и джемпер, собиралась уже выйти в общую гостиную. Тишина просто взорвалась протяжным гулом, и Гермиону подхватил хаос. Гарри и Рон ворвались к ней со страшным сообщением; этим утром Дамблдор был убит Снейпом, Драко оказался Пожирателем смерти, а крестраж, на который директор возлагал большие надежды — не более, чем подделкой.

Гермиона позволила себя увести, хотя и хотела бы тщательнее во всем разобраться. Но спокойные дни закончились. Не осталось ничего: только палатка посреди леса, нависшая со всех сторон опасность и сны её соулмейта, который снова и снова сгорал в огне, а она, как ни пыталась, не могла ему помочь.

* * *

Дни сменялись днями, недели — неделями, холод и мрак всё наступали на Англию, а напряжённое ожидание ни к чему не приводило. Пожиратели смерти теперь были всюду, а убийца-Снейп и вовсе руководил Хогвартсом. Всё — министерство, пресса — было захвачено в крючковатые пальцы Волдеморта.

Выживать было трудно. Всё время перемещаться с места на место, путать следы, скрывать себя чарами. Не обходилось и без ссор и даже расставаний, однако всё равно они продолжали отважно идти вперёд — собирать крестражи, пусть это и было страшно и опасно, поддерживать друг друга в трудных ситуациях и верить, в пусть и призрачную, но победу.

А потом их поймали. Фенрир Сивый и его шайка, гордо именующая себя «егерями» окружили их в один момент, так, что сопротивляться было бесполезно, и приволокли в Малфой Мэнор, к своей госпоже, помешанной на чистоте крови. Конечно, все Малфои славились своей нетерпимостью к полукровкам и маглорожденным, но Беллатриса Лестрейндж отличалась среди прочих ненасытностью и лютой ненавистью. То, что Гермиона станет её первой и главной жертвой, сомнений не вызывало.

Она оказалась права в своих предположениях. Гарри и Рона уволокли в темницу, её же полоумная волшебница оставила при себе, чтобы поизмываться подольше.

— Когда вы закончите, госпожа, — подал голос Сивый, стоя у изголовья массивного кожаного кресла, — можно мне забрать девчонку себе? Она прекрасно впишется в мою стаю.

Гермиона даже не успела испытать страха, как услышала знакомый голос, который никогда не пожелала бы услышать и врагу.

— Если она переживёт беседу с моей любезной свояченицей, конечно. — Люциус Малфой, вместе с женой и сыном, показались из широких двойных дверей и, медленно пройдя к креслам, неторопливо заняли их, словно подготовившись к представлению.

Впервые за несколько месяцев Гермиона видела Драко; она ещё помнила их последнюю встречу, помнила равнодушный ледяной взгляд и кровавые порезы на ладонях. Теперь же Драко выглядел, как истинный аристократ: утончённый, спокойный. Он был её последней надеждой. Гермиона, глядя в эти пустые, словно бы стеклянные глаза, надеялась увидеть в них сожаление, участие. Она проявила к нему доброту, когда он был рассыпан на кусочки, теперь же хотела верить, что и он не останется равнодушным к её участи.

Однако Драко отвернулся. Взял бокал с янтарной жидкостью со столика и, втянув носом аромат, сделал небольшой глоток.

Беллатриса, Сивый и Люциус о чём-то продолжали переговариваться — Гермиона не слушала их. Просто стояла посреди кабинета, ожидая, когда же ей начнут причинять боль. В том, что это случится, она и не сомневалась.

Беллатриса и здесь не подвела ожиданий. Задав с десяток вопросов о крестражах, на которые Гермиона продолжала отвечать, что ничего не знает и не видела, Пожирательница смерти приступила к излюбленной части своего допроса. Беллатриса Лестрейндж всегда славилась непомерной жестокостью, так что «Круциатус» с её стороны был в принципе ожидаем.

Снова и снова Пожирательница заставляла Гермиону корчиться на полу, биться в агонии и кричать. Гермиона старалась стойко выносить все пытки, но крик то и дело прорывался мимо воли. Надежды не было — у неё не осталось союзников в этой комнате. Оставалось принимать всё новые и новые мучения, и надеяться, что делает она это с достоинством.

Флакончик на шее, с которым Гермиона решила не расставаться, напомнил о себе непривычной тяжестью.

Кем бы он ни был — её соулмейт — он даже не узнает, что её больше нет. Он будет напрасно надеяться, что однажды они встретятся, пока не сварит новое зелье и не поймет, что аромат у амортенции пропал.

Новая вспышка боли повалила Гермиону на землю. Падая, она лишь успела заметить повернутую в её сторону голову Драко. Совсем недавно он лежал у её ног, роли поменялись.

В голове шумела кровь, а окружающий мир с каждой секундой всё больше терял краски.

Откуда-то издалека слышался отчаянный вопль Рона, но смех Беллатрисы перекрывал его крик.

— Моя маленькая грязнокровка, — Пожирательница навалилась сверху, пригвоздив Гермиону к паркету, и заломила левую её руку. — Ты должна помнить своё место. Должна знать, что ты — никто, просто мусор.

Гермиона с трудом сглотнула ком, но легче дышать не стало. Парфюм Беллатрисы вызывал очень сильное головокружение, а после пыток мысли текли бессвязно и крайне медленно.

Прикосновение волшебной палочки к своей руке Гермиона даже не сразу заметила. И даже когда предплечье прошила боль, она всё ещё не могла определить её источник.

Кажется, она снова закричала, но Гермиона не могла сказать об этом с уверенностью. В какой-то момент ей показалось, что вокруг неё одна только боль, сжирающая, уничтожающая.

«Экспеллиармус!» — выкрикнул знакомый голос, но Гермионе потребовалось некоторое время для осознания, что голос принадлежит Драко.

— Что ты себе позволяешь, щенок?! — Беллатриса вскочила на ноги, дышать стало легче.

— Ты не станешь больше издеваться над ней! — голос Драко был непривычно твёрд или, быть может, Гермионе так показалось.

— Драко, что ты творишь? — Гермиона узнала Люциуса, но у неё не хватило сил даже голову повернуть к источнику звука.

— К стене! — велел Драко, и Гермиона краем сознания уловила со стороны его кресла движение. — Не заставляйте применять против вас палочку. Просто… Оставьте её.

— А что ты можешь? — Сивый осклабился. — Ты один, нас много, а Лорд, между тем, всё ближе. Он не похвалит тебя за эту твою дурацкую шуточку.

— Остолбеней! — голос Гарри ворвался в помещение удивительной надеждой. Люциуса ударило заклинанием и он повалился на пол.

— Ты вовремя, Поттер, — голос Драко слышался всё яснее. — Заберите свою подружку и бегите.

— Как смеешь ты! — зашипела Беллатриса и, бросившись к Гермионе, приставила что-то острое к её горлу.

Гермиона была слишком измучена, чтобы заметить, что именно, и понять, больно ли ей от этого. Лишь общая картина большим усилием продолжала складываться в её голове.

— Одно неверное движение, и она умрёт. Живо, отдайте мне палочки, иначе я…

Договорить Беллатриса не успела. Раздался оглушительный треск, звон, и что-то тяжёлое накрыло и Гермиону, и Беллатрису сверху.

Всё было слишком хаотично и непонятно. Чьи-то руки потянули прочь, мелькнули острые уши Добби, Сивого отбросило к стене, и на фоне всего этого Беллатриса продолжала бессвязно браниться.

— Добби, забирай нас! — послышался голос Гарри, и Гермиона не поняла, откуда взялись силы, чтобы остановить его.

— Нет, — скорее булькнула, чем сказала она. — Драко должен идти… С нами…

— Она в бреду. Уходим!

Это был голос Рона, и он звучал в сознании чётче остальных. Понимание происходящего постепенно возвращалось.

— Он спас меня. Волдеморт убьёт его, — Гермиона проморгалась, чтобы лучше понять, где она.

Рядом были друзья: Гарри, Рон, Добби, а Драко стоял чуть в отдалении с палочкой, направленной на его собственную тётку.

— Драко, идём, — позвала Гермиона. Она до сих пор не понимала от чего именно, но от чего-то точно он её спас, и позволить ему понести за это наказание она не могла.

— Ты не посмеешь этого сделать! — зашипела Беллатриса. — Скоро здесь будет Лорд, и…

— Он враг, плевать, — стоял на своём Рон.

— Не плевать, — тверже возразила Гермиона и протянула вперёд дрожащую руку. — Идём, Драко, мы защитим.

Во взгляде его что-то промелькнуло — Гермиона не уловила что — но в следующий миг его пальцы коснулись её, и Беллатриса сопроводила это гневным воплем.

— Это всё ты! — её длинный палец с острым ногтем указал на Гермиону, и в следующий миг что-то блеснуло в её ладони.

Одновременно со щелчком от трансгрессии Гермиона смогла разглядеть кинжал, пущенный прямо в неё. А потом мир схлопнулся.