Лемегетон (гет)

Так падший ангел говорил, скорбя,

По виду чванясь, но на самом деле

Отчаяньем глубоким истомленный...

Джон Мильтон. Потерянный рай.

Саске не испугался — он разозлился. Разозлился ровно настолько, насколько зол должен быть человек, чтобы начать действовать.

Очнулся он на том же месте, где стоял до встречи с уродливым котом, — перед семейным портретом. А напротив всё так же стоял Какаши и вёл монолог о том, как важна семья и семейные узы.

Учиха, вероятно, пережил самые жуткие секунды в своей жизни, а в итоге оказалось, что он даже не сдвинулся с места. И его охватила ярость, а не страх. Ярость — потому что этого ханжу очень раздражало всё, что происходило без его молчаливого одобрения, а одобрять эти фокусы он ни за что на свете не стал бы.

Саске бесцеремонно, не соизволив даже дослушать тираду Какаши, сорвался со своего места в кабинет отца, в который они всё ещё не заходили. На большом письменном столе не было ничего лишнего: чернильница, лампа, записная книжка и очки.

Саске всю свою жизнь игнорировал любые упоминания о древних семейных легендах, а посему не имел ни малейшего понятия о "миссии" своей семьи и свойствах медальона, который, кстати говоря, он всё ещё крепко сжимал в правой руке.

Начав с записной книжки, Учиха обнаружил там лишь общие пометки, среди которых числились имена Хьюг, ещё несколько совершенно незнакомых имён, длинный список названий книг, куча странных знаков и надпись "Апокалипсис идёт" на полях одной из страниц.

Перебирая вещи отца, Саске разозлился ещё сильнее и окончательно решил, что сходит с ума из-за стресса и всё это сказки. А доказать это можно было лишь одним путём — самостоятельно во всём разобраться и плюнуть на всё это с горы своей правоты после.

Он выпотрошил шкаф, наполненный кучей оригинальных гримуаров и их переводов, которые Фугаку выполнял самостоятельно. Среди старых книг была книга под названием "История рода". Читая её, Саске осознал, что речь идёт о его собственной семье и именно здесь он найдёт всё, что когда-то отказывался слушать от отца.

Книга была очень старая и очень толстая, первые её страницы, очевидно, были написаны пару сотен лет назад, поскольку старый японский диалект Саске понимал лишь через слово. Он сделал вывод о том, что речь идёт о царе Соломоне и какой-то посудине, которую он утопил в каком-то водоёме. Внутри посудины было что-то ужасное, но люди её нашли и разбили, выпустив зло на волю. А его собственный род много веков сохраняет у себя какую-то часть этой посудины, которая скрывает в себе великое зло.

Невозможно было сосчитать, сколько раз Саске закатил глаза при прочтении. Он суетливо перевернул кучу страниц, чтобы сразу же добраться до своего поколения и до отцовских записей. Последние главы были намного проще для понимания.

Фугаку писал о том, что какое-то там пророчество об Апокалипсисе начинает сбываться, что нужно как можно быстрее собрать воедино все оставшиеся семьи с печатями и уничтожить их, пока не поздно. Последняя страница содержала в себе информацию о полном смещении приоритетов Учихи-старшего: он более не хотел уничтожать принадлежащую его семье сигилу. Фугаку верил в то, что заключенная в ней королева ада Белет со своими легионами адских душ должна собрать под своими знамёнами всех демонов и вернуть их обратно в ад, а поэтому её нужно освободить.

— И этот идиот — мой отец... — прошипел Саске, с грохотом захлопнув книгу.

Его можно было понять: Фугаку утонул в своих исследованиях, совершенно позабыв о семье в период, когда он был нужнее, чем когда-либо. Мать была смертельно больна, и семилетний Саске пережил её кончину только благодаря присутствию Итачи. Он не мог позволить и старшему брату окунуться в это безумие и ещё сильнее из-за этого злился.

Саске взглянул на старый медальон и вздохнул — он решил раз и навсегда закрыть вопрос об этих семейных легендах, чтобы Итачи и он сам больше никогда не вспоминали об этом.

Итачи видел уже десятый сон, когда Саске бесцеремонно ворвался в его кабинет, бесцеремонно взял со стола "Арс Алмадель" и так же бесцеремонно ушёл. Учиха, поморщив нос, рассматривал ветхую рукопись по пути обратно и, к своему счастью, обнаружил, что между строчками она исписана переводом на английский.

Заметив это, он громко рассмеялся и, взглянув на потолок, шутливо заявил:

— А кто-то наверху, видно, сильно хочет, чтобы я это сделал.

Несмотря на то, что Саске чувствовал себя злым и раздражённым, он постоянно посмеивался — от того, что судьба и паранойя всё-таки заставили его заниматься подобной херней. Придя обратно на своё облюбованное место на полу перед шкафом, Саске в шутку перекрестился по-католически, вспоминая о протестанте Какаши на первом этаже, снова тихо посмеялся сам над собой, вслух помолился о том, чтобы эту процедуру можно было делать в любой удобный день, а не в какую-то конкретную фазу луны, и наконец принялся за чтение.

Первые главы посвящались истории некой королевы ада Белет, в которую Саске вникнуть не соизволил. Запомнил он лишь одно — она что-то там пообещала Богу и должна остановить конец света.

— Ну уж если она на самом деле появится, то я ещё и молодец, — проворчал он и продолжил чтение.

К его собственному удивлению, ритуал освобождения был настолько прост и элементарен, что с ним справился бы даже маленький ребёнок. Саске сравнил рисунок на выцветших от времени страницах с самим медальоном и сам для себя провозгласил вердикт: это именно то, о чём говорится в книге. От него требовалось лишь поставить зеркало, перерисовать перед ним замысловатый квадрат с первой страницы, капнуть туда крови, подтверждая свою ответственность перед Господом за действия демона на земле, положить в центр квадрата медальон, сказать пару элементарных слов и не забыть надеть на руку что-то серебряное — дыхание Белет, судя по написанному, могло его убить, если он не прикроет лицо серебром.

Решив, что время суток не имеет значения, хотя была уже почти ночь, скептически настроенный Учиха не без интереса бегал по дому и собирал всё необходимое.

На первом этаже, когда он нёс огромное старинное зеркало, его встретил озадаченный взгляд Наруто.

— Ты чем занимаешься? — спросил тот, пережевывая яблоко.

— Иду вызывать демона по имени Белет, — ответил Саске и пошёл вверх по лестнице, — присоединяйся.

Узумаки рассмеялся и последовал по пятам за другом, будучи совершенно уверенным в том, что тот в очередной раз бросил язвительную шутку в адрес семейной истории. Но, войдя в кабинет Фугаку, он все же подозрительно прищурился: на полу была разбросана куча книг и бумаг, рядом стояло только что принесенное зеркало, а сам Саске уже перерисовывал какие-то символы со старой рукописи. Наруто приподнял брови и осторожно спросил первое, что пришло ему в голову:

— А... А где ты взял мел?

— У кухарки, — лаконично ответил увлеченный своим занятием Саске.

— М... А зачем это всё... — он замялся, — Ну, зачем её вызывать. Эту Бе... Белет.

— У Итачи от стресса крыша едет, и он начинает верить в отцовские бредни, — при упоминании отца Саске презрительно скривился, — Да и у меня тоже. Я быстро докажу, что всё это — чепуха, и мы снова будем жить нормально. Как нормальные, адекватные люди.

Наруто всю свою жизнь свято верил в сказки Фугаку и очень боялся всего сверхъестественного, поэтому идея Саске его совсем не воодушевила. Он считал его затею глупой игрой потому, что для человека должно быть недоступно, но знал, что Учиху не остановить. Просто уйти тоже не представлялось возможным — что бы там не случилось, Наруто собирался принять это вместе с лучшим другом, которого сейчас заслужено считал легендарным идиотом.

— На всякий случай всё-таки скажу, — Узумаки искренне улыбнулся, наблюдая за Саске. — Если Соломон так сильно трудился, чтобы её там закрыть, может, на это были причины?

— Ты что, пёс? — Учиха, продолжая рисовать, поддался влиянию энергетики Наруто и рассмеялся. — Я тут мир спасаю.

— А, ну если так! — теперь они оба хохотали, совершенно забыв о волновавших их минуту назад мыслях.

Тем временем Саске закончил свой рисунок и принял позу лотоса перед зеркалом. Наруто уселся рядом с ним и поджал губы, глядя на его художество.

— Лично я бы на такое не пришёл, будь я королевой Ада.

— Заткнись, — ухмыльнулся Учиха.

— И что дальше?

С минуту Саске молча смотрел на кривоватый квадрат с разными символами и будто пытался что-то вспомнить.

— Надо положить медальон, капнуть туда крови, сказать "Именем Господа — явись мне" и прикрыть лицо рукой, на которой должно быть серебро.

Наруто, наблюдая за ним и пытаясь переварить услышанное, скорчил забавную мину.

— А там полнолуния всякие, сушёные сердца девственниц, которые ровно пятнадцать лет провели в монастыре, поедая один рис? Ну, или хотя бы быка зарезать... Не надо, нет?

— Могу зарезать тебя на всякий случай. Раз уж сам предложил.

С приходом Наруто этот фарс и вовсе стал для Саске настоящей комедией и каким-то забавным экспериментом. Узумаки вообще был настоящим бальзамом на душу — даже будучи в бешенстве, Учиха постоянно приходил в себя рядом с ним. И сейчас он делал это вовсе не со злобной целью очернить былую деятельность отца, заявив авторитетное "я был прав, а он ошибался", а просто ради того, чтобы поставить уже наконец галочку и спокойно пережить случившееся.

— Заткнись. Великий маг и алхимик Саске Учиха приступает.

Наруто начал стучать указательными пальцами по полу, имитируя барабанную дробь. В то же время Саске поместил медальон в центр круга и, разрезав указательный палец даже глубже, чем планировалось, испачкал его кровью.

— Именем Господа — явись мне! — громко произнёс он.

И ничего не произошло. Наруто взорвался громким хохотом и упал на спину, а Саске продолжал сидеть ровно, недоверчиво оглядываясь вокруг себя.

— Вот уж никогда, никогда в жизни я бы не подумал, — Узумаки поднялся и шутливо толкнул друга в плечо, — что увижу тебя, балбеса, за таким занятием.

Учиха закатил глаза и ухмыльнулся. Глубоко внутри он был даже немного разочарован. Глубоко внутри он даже немного хотел, чтобы у игнорирования семьи его отца была уважительная причина. Но он, увы, оказался прав. А отец, увы, ошибался.

Саске впервые за последние несколько дней ложился спать без малейшего ощущения тревоги, так, как положено, — в своей спальне и без единого источника света. Он чувствовал себя ужасно уставшим, но усталость эта была приятной. Будто после тяжелого дня, когда огромная куча дел уже сделана и решены абсолютно все проблемы, и даже будущее тебе кажется солнечным и приятным. Учиха растянулся на шёлковых простынях и, укрывшись одеялом с головой, сразу же провалился в сон.

Он спал крепко и сладко, как не спал уже очень давно. После смерти матери каждую ночь его сновидения были омрачены чем-то плохим. Но этой ночью в своих снах он встретил прекрасную розововолосую девушку — ту самую, которую уже видел на рисунке Итачи. Она была одета в какие-то лохмотья: светло-коричневая юбка едва прикрывала колени, а сверху на ней была лишь того же цвета полоска ткани, прикрывающая грудь. Руки, плечи, живот и ноги — всё то, что скрывали приличные женщины, она выставляла напоказ и совершенно этого не смущалась.

Незнакомка сидела на камне и глядела на огромное озеро впереди себя. Саске смотрел на неё со стороны и хотел что-то сказать, но не мог ни двигаться, ни говорить. Он чувствовал, что его там вообще нет ни в физическом, ни в каком-либо другом проявлении — он лишь зритель.

Розововолосая красавица устремила свой грустный взгляд зелёных глаз на гладь воды и покусывала пухлые губы. Из-за сильного порыва ветра её волосы приподнялись, и Саске заметил мелкие символы, покрывающие всю её спину. Тем временем к ней кто-то подошёл. Этим кто-то был высокий мужчина в длинном черном плаще. Он накинул на голову капюшон, и Саске не смог рассмотреть его лицо, но все чувства Учихи обострились, как только появился этот человек.

— Алмадель... — грустно прошептала девушка.

Шаги его были беззвучны, и он стоял далеко от неё, но она узнала пришедшего, даже не повернув при этом голову.

— Белет, — отвечал незнакомец и подошёл к ней вплотную. Он стал на колени позади неё и, обняв за плечи, прислонился лбом к её спине. — Я не позволю тебе уйти.

— Я не хочу уходить, — её глаза наполнились слезами, — но таков мой удел. Мне нет места на земле.

— Твоё место там, где я, — властно произнёс Алмадель и поцеловал кожу между её лопаток. — Он позволит нам остаться вместе. Он сам создал любовь.

— Алмадель... — Белет грустно вздохнула и повернула голову в сторону Саске, будто видела его во плоти, но смотрела на него спокойно и следующей фразой обращалась именно к нему. — Любовь — это Его самое страшное творение.

Саске проснулся из-за оглушающе громкого звука духовых инструментов и от неожиданности даже подскочил на кровати. Очевидно было, что музыка наполняет весь дом, но звук был настолько громким, что идентифицировать его центр казалось невозможным.

Учиха сорвался с кровати, быстро надел первые попавшиеся брюки и прямо с голым торсом выбежал на лестницу. Музыка становилась неестественно громкой, у него начала сильно болеть голова, и ему пришлось зажать уши ладонями. Он воображал, что все обитатели дома уже давно выбежали из своих комнат и собрались внизу в самой большой гостиной, но там не было ни души. А музыка тем временем становилась всё громче и громче, так что зажатые уши Саске больше не спасали.

Голова болела настолько, что ему казалось, будто барабанные перепонки медленно трескаются на каждой сильной доле трубы. Только оркестра не было видно, как и всех остальных, чей сон мог быть нарушен этим грохотом. Саске запаниковал, понимая, что у него начинает темнеть в глазах, ему казалось, будто чьи-то невидимые руки сжимают его череп, а музыка не утихала и становилась лишь громче.

Внезапно не фоне оглушающе громкой музыки Учиха услышал топот копыт и в абсолютной панике начал осматривать всё вокруг, мысленно благодаря прислугу за то, что они везде оставляли зажжённые свечи и камины. Он мечтал проснуться, надеясь, что это сон, но ничего более реального в своей жизни ещё не чувствовал. Вспышка пронзительной боли в голове заставила его громко закричать и упасть на колени, зажмурив глаза, — и музыка утихла. Как и топот копыт. Как и вообще всё вокруг.

Тишина показалась Учихе ещё более оглушающей, чем шум. Он готов был поклясться, что ещё никогда вокруг него не было настолько тихо. Саске открыл глаза и, подняв голову, увидел перед собой то, что не мог вообразить даже в самых страшных кошмарах.

В нескольких шагах от него стояло то самое чудовище, только сейчас оно выглядело настолько ужасно, насколько реальным было его присутствие. А Саске был уверен — шутки закончились и это больше не сон.

Огромная плешивая кошачья голова, покрытая светло-коричневой шерстью, держалась на вполне человеческом теле и вполне человеческих плечах. Одето существо было в тяжёлую черную мантию с кучей дырок и прожжённых мест, а в белых, как мел, руках с длинными когтями оно сжимало цепочку медальона отца. Существо презрительно смотрело на Саске своими огромными зелёными глазами и молчало. А тем временем вокруг них начали сгущаться чьи-то тени — будто ниоткуда взявшийся черный дым, который постепенно обретал очертания человека. Их было настолько много, что уже спустя несколько секунд они заполнили всю комнату.

Саске стоял на коленях, боясь пошевелиться, и хоть и не верил в реальность происходящего, но его мозг работал в бешеном темпе с надеждой на хоть какую-то идею дальнейших действий. Учиха не нашёл ничего более разумного, как просто прикрыть лицо рукой, где на указательном пальце он носил массивное серебряное кольцо. Он сделал это, смело глядя в зелёные глаза отвратительного существа. И существо рассмеялось.

Оно обнажило свои острые клыки, с которых капал яд, и долго смеялось, разглядывая Саске.

— Великий маг и алхимик Саске Учиха именем Господа призвал меня к себе.

Существо оскалилось, демонстрируя презрение на своём кошачьем лице. Саске мысленно выругал себя за эту глупую детскую фразу, сказанную им перед зеркалом, да и за всю затею в общем.

— Великий маг и алхимик Саске Учиха поклялся перед Господом, что он в ответе за мои дела на земле.

А мозг "великого мага" не прекращал свою суетливую деятельность даже при этом ужасном зрелище. При условии, что всё это не сон, Саске пытался осознать сразу несколько вещей: отец был прав и винить его больше не за что; мир, очевиднее всего, действительно катится к чертям; он поступил титанически тупо и надо было как-то выпутываться; и если раньше он держался от оккультизма подальше, потому что думал, что это бред, то теперь, в случае выхода из этой ситуации живым, Учиха обещал себе отмахиваться от всего такого кадилом и крестами и заделаться священником.

— А ещё великий маг и алхимик Саске Учиха дерзок настолько, что не боится.

После этих слов Саске и правда заметил, что благодаря мыслительной деятельности он совершенно успокоился и взял себя в руки. Теперь всё произошедшее можно было объяснить лишь одной фразой — магия таки существует. А значит, главным его заданием было как-то откреститься от всего и уйти в монастырь. Банальное строение действительно избавило его от страха, и он спокойно стоял на коленях перед существом, лишь прикрыв рот рукой.

— Моё почтение, — произнёс Саске. Несмотря на относительное спокойствие, он всё же ужасно волновался и понятия не имел, как говорить, что говорить и как это побыстрее закончить.

— Почтение? — переспросило существо. — Ты, жалкий смертный, вызвал меня шутя, пытаясь что-то кому-то доказать. Ты наспех нарисовал квадрат Алмаделя мелом и криво! Ты дерзнул призвать меня именем Господа!

По мере того, как повышался голос существа, в душе Саске разгоралась настоящая паника. Он быстро решил, что лучшая защита — это нападение, и несмотря на то, что страх снова вернул свои позиции, он принял свой самый грозный вид и начал:

— Я выполнял завещание отца, несмотря на то, что никогда в тебя не верил! Я исполнил свой долг как сын и как потомок клана Учих. И раз ты всё же существуешь и это всё — не бредни старых фанатиков, моё дело сделано. Теперь ты сделай своё — исполни данное много веков назад обещание и останови конец света. Именем Господа, которому ты должна, Белет.

Внезапно тени вокруг них начали сгущаться, и Белет постепенно изменила свою форму. Она стала той девушкой с рисунка Итачи, той самой, которую Саске видел во сне этой ночью. Розововолосая, полностью обнажённая, она смотрела на Учиху с нескрываемой злобой, страшно ухмыляясь.

— Ведь ты ничего не знаешь обо мне, великий маг и алхимик Саске Учиха, — шептала она, и голос её звучал у него в голове. — Ведь ты зацепился взглядом за несколько общих фраз, которые только что спасли тебе жизнь, потому что тебе повезло знать именно это. Ведь ты никогда не считал своим долгом то, что завещал твой отец, великий маг и алхимик Саске Учиха. Ты сделал это ради себя, чтобы спать спокойно. Чтобы снова оказаться правым. Но ты неправ. И ты боишься. Боишься, что ещё много раз можешь ошибиться. Великий маг и алхимик Саске Учиха.

— Ты так хорошо меня знаешь? — Саске ухмыльнулся. Он мог подписаться под каждым словом, и это его совершенно не устраивало. Но теперь начал медленно понимать преимущество своей позиции — Белет была обязана перед Богом, он её освободил и миссия Учих выполнена.

— Я знаю, что ты бьешь наугад, потому что ничего не знаешь и тебе это не нравится, — ответила она и подошла к нему вплотную, — Но ты никогда ничего не знал. И ты зря думаешь, что у тебя есть шанс спастись, раз я связана клятвой с Господом. Нет... Тебе не спастись. Я иду на войну против адского легиона, а ты идёшь туда со мной, великий маг и алхимик Саске Учиха.