Малыш и Добби, который живет... (джен)

Добби проснулся радостным и удивленным. Ему снился маленький домик на крыше. Домик с красной черепицей и зеленым крылечком, а рядом огромная желтая луна. В ушах раздавалось негромкое, приятное жужжание. И очень хотелось варенья — это было непривычно. Покрутившись немного на застиранной ветоши, служившей ему постелью, Добби попытался снова заснуть и вернуться в прежний сон, но варенья хотелось все сильнее и сильнее. И Добби решительно направился в буфетную. В коридоре звучно храпел портрет Вильгельма Малфоя, но чуткое ухо эльфа уловило среди громоподобных раскатов тоненькие всхлипывания и хлюпанье носом. Добби быстро прошмыгнул в приоткрытую дверь детской. В кровати под балдахином, сжавшись в комочек, закутавшись в одеяло, что видно лишь кончик носа и серые заплаканные глаза, сидел малыш.

— Ты чего ревешь?

— Там (всхлип) под кроватью (хлюп) чудовище…

— Ух, ты! Здорово! Дай посмотреть!

Добби смело юркнул под кровать. Вылез оттуда он очень разочарованным:

— Нет там ничего, даже пыли, — с обидой произнес эльф и с такой укоризной посмотрел на мальчика, что тот позабыл свой страх, почувствовал себя обманщиком: обещал монстра, а там пусто и чисто, — хотелось оправдаться:

— Мне показалось… я думал…

— Думал он, — пробурчал Добби и со знанием дела добавил, — нет, в таких условиях чудовище у тебя никогда не заведется, тут, знаешь, как нужно постараться, чтобы ему у тебя понравилось! Тут попотеть придется! — настроен он был весьма решительно, — Слезай, будем ему условия создавать!

— А за-зачем? — неуверенно спросил малыш.

— Как это зачем? У всяких мальчишек будут свои собственные чудища под кроватью, а у тебя нет! Это справедливо, по-твоему?

Малышу показалось это ужасно несправедливым.

— Так вот, я с такой несправедливостью мириться не намерен! Так и знай! Вставай, будешь помогать!

И они принялись за дело. Тут пригодились поломанные игрушки: порванный мячик, паровозик без колеса, оловянные солдатики в полинявших мундирах, плюшевый одноглазый щенок. Все это Добби расставлял под кроватью, несколько раз менял местами, хмурился и опять переставлял:

— Эх, жаль, пыли нет. Вот что я тебе скажу: без пыли настоящего уюта не получится.

После недолгих раздумий игрушки припорошили землей из цветочного горшка, а когда Добби увидел коробку с красками, прежние энтузиазм и уверенность вновь забили ключом:

— Добавь оранжевого… а теперь немного синего… вот тут зеленый… желтого мало… так хорошо… черного не нужно, а вот фиолетовый в самый раз! Молодец! Здорово получилось!

Из-под кровати они выбрались перепачканные, но совершено довольные.

— Теперь осталось приманить монстра на что-нибудь вкусненькое. У тебя случайно нет тортика со сливками, маленького, но побольше?

— Нет, только карамельки. Мне их мама под подушку кладет, для сладких снов.

— У тебя есть карамельки, и ты молчал?!!

Малыш поспешно протянул эльфу две конфетки. Добби тут же засунул их в рот, а фантики добавил к композиции под кроватью.

— А как же чудище?

— А мы ему сделаем бутерброд с колбасой, — нашел выход Добби, — на конфеты только девчачьи монстры приманиваются… хотя, жадина — твоя мама, всего-то две несчастные карамельки.

Малыш насупился и вступился за маму:

— И вовсе не жадина! Это… это папа говорит, что от сладкого зубы портятся.

— Глупости говорит твой папа. Знаю я этих пап: каждый день уходят будто по важному делу, а потом возвращаются и все подряд запрещают!

Добби был совершенно прав, но заступиться за папу все же хотелось, правда, не так сильно, как за маму.

— А мой папа… он… занимается бла-гот-во-ри-тель-нос-тью, — произнес малыш длинное очень взрослое слово.

— А это как? — заинтересовался домовик.

— Ну, это папа приглашает всяких важных господ и нарядных дам. Они пьют вино и едят бутерброды с икрой в пользу тех, кому нечего кушать.

— Я же говорил! — Добби гордился своей проницательностью — твой папа глупый! Если у него есть еда, почему он сразу не отдаст ее голодным? Зачем ему кормить этих толстых дядек и расфуфыренных теток?

Добби опять был прав. Малыш выложил последний козырь:

— А еще папа купил мне метлу!

— А вот это дело! Давай полетаем!

Признаться, что отец строго-настрого запретил летать без него, было теперь вот никак невозможно. Весело покружив под потолком, скособочив совсем немножко люстру, печально простившуюся с большей частью своих подвесок, (те хрустальными снежинками мелодично осыпались на пол), запутавшись в тяжелых портьерах, чуть-чуть испугавшись и вдосталь нахохотавшись, шалуны приземлились на кровать. Немножко подрались подушками, Добби получил метким ударом по уху:

— Нет, я так не играю! И вообще! Ночью воспитанные люди играют в тихие и пристойные игры. А я самый воспитанный и пристойный. Или ты так не думаешь? — эльф исподлобья покосился на мальчика и обиженно надулся.

— Конечно, ты самый-самый, — поспешил заверить его малыш.

— Тогда, — обрадовался домовик, — тогда мы будем играть в привидение! Ты боишься привидений? Я ни капельки!

Малыш поежился:

— Дедушку Агриппу, — чуть было не признался малыш, — он так стонет… кандалами гремит… а борода длинная и шевелиться… я чуточку… вот совсем-совсем не боюсь, вот!

— Правильно, — одобрил Добби, — чего это бояться вздорного старикашки?

— А бабушку Амалию никогда не боялся, — обрадованный похвалой похвастался мальчишка.

— Бабушку? — удивился эльф, — кто же боится бабушек? Они в клетчатых передниках, пахнут плюшками с корицей, добрые, ласковые, веселые.

Малыш уже понял, что у него вовсе неправильные родственники, и признался:

— Бабушка Амалия не такая, она печальная и все вздыхает и плачет.

— У нее, наверное, зубы болят, — посочувствовал Добби, — и давно она так?

— Со второго Крестового похода, это лет сто назад или даже двести.

— Бедная старушка. Двести лет зубной боли.

— У нее разбилось сердце, — вспомнил мамины слова малыш, — разбилось сердце, когда высокородный лорд Гарольд Малфой отверг ее любовь и верность ради презренной мавританки. И никакая она не старушка, она красивая, очень красивая и очень грустная.

— Так ее нужно развеселить! — Добби сразу же решил действовать, — красивым грустным леди всегда дарят цветы.

Примятые гиацинты в распотрошенном цветочном горшке явно не подходили для этой благородной цели. Добби выглянул в окно:

— Розы! Посмотри сколько! Подарим ей розы!

— Это же мамины розы…

— Фу, какой ты противный! Неужели твоя жадная мама пожалеет несколько цветочков для несчастной бабушки Амалии?

— Мама не жадная! — обиделся малыш и добавил убежденно и сердито. — А для бабушки ей вообще ничего не жалко!

— Тогда за мной! — домовик отважно выпрыгнул из окна прямо на клумбу.

Малыш с некоторой опаской вылез вслед за ним. Он еще никогда не был в саду ночью. Наверное, нужно было бояться. Но все вокруг было таинственным и манящим. Мерцающие хороводы светлячков кружились в густой тени деревьев, а у корней разлился зеленоватый свет грибов и гнилушек, безобразных днем, а сейчас непривычных, странных, красивых. Лунная дорожка покачивалась на темных волнах пруда, рассыпалась бликами, когда свежий ветер проносился и тревожил уснувшие воды. Деревья сонно перешептывались в тишине. И не было страха, а только удивленное восхищение перед теплым волшебством ночи. Розы пахли, так как никогда не пахнут днем, в лунном свете они серебрились. Добби нетерпеливо дернул малыша за рукав:

— Ты чего? Давай выбирай самые красивые для бабушки.

Малыш вздохнул, словно просыпаясь, и сорвал первую розу…

…в башенке у окна клубился серым унылым туманом призрак. Леди Амалия с привычной тоскою вглядывалась в даль. За спиной раздалось смущенное сопение:

— Давай ты, это же твоя бабушка, а то я стесняюсь.

Амалия обернулась. Мальчик и домовик неуверенно поглядывали на нее, переминаясь с ноги на ногу. Наконец мальчик решился, сделал шаг вперед и протянул букет:

— О, прекрасная бабушка Амалия.

Леди несколько удивилась, но мальчик продолжил, он вспомнил те комплименты, что перед дамами рассыпал отец, и радостно затараторил:

— Примите эти цветы в знак пре… пре… переклонения перед вашей небесной… небесной…

— Прекрасностью! — подсказал эльф.

Леди Амалия улыбнулась и даже зарумянилась от давно позабытого чувства радости… или же это заря окрасила ее жемчужным розовым цветом.

* * *

Люциус Малфой проснулся с первыми лучами солнца. Ибо негоже потомку благородных рыцарей и грозных магов нежиться в постели, подобно слабой женщине. Нарцисса тихонько поежилась, когда муж стал обтираться ледяной водой, (только хилые придворные да разжиревшие купцы умываются теплой, сыновья же благородных родов стойки и непреклонны и в великом, и в мелочах). Нарцисса обратилась к домовику, готовому подать полотенце хозяину:

— Что Драко?

— Маленький хозяин спит, госпожа.

— Вот видишь, — Люциус был доволен, — немного твердости, и мальчишка не будет прибегать к тебе ночью, испугавшись мышиного писка. Разбуди его. — Приказал он эльфу.

— Люциус, пожалуйста, — Нарцисса в тонкой сорочке выскользнула из-под одеяла, — пусть он поспит.

— Ты избалуешь сына, женщина.

Люциус все еще крепился, но Нарцисса подошла, легко опустила руки ему на плечи и с мольбой взглянула в глаза. Люциус сдался:

— Хорошо… но только сегодня. С завтрашнего дня он будет завтракать вместе с нами в малой столовой. А ты, лопоухий, проследи, что к этому часу наследник Малфой был умыт, подобающе одет и повторил родословную со времен Пипина Короткого.

Добби поспешно поклонился, чтобы скрыть улыбку — в ушах вновь тихонько и задорно зажужжало.

* * *

Драко спал. Измазанная красками простыня сбилась в комок, изрядно похудевшая после игры подушка валялась на полу. Ноги мальчика были перепачканы землей, ладошки исколоты шипами роз. Драко спал. Ему снилось, что под кроватью маленькое чудище дожевало приманочный бутерброд, с удовольствием облизало конфетные фантики и радостно хрюкнуло. Драко спал и улыбался во сне.