Из тихого омута (джен)

Молнии вспыхивают и гаснут, так же обстоит и с людьми.

Джордж Р. Р. Мартин

* * *

Где-то вдалеке, за высокими многоэтажками громыхнуло. Тучи становились с каждым мгновением темнее, превращаясь из кучерявых облаков в чернеющие глыбы. Дождь с них давно уже собирался сорваться, да всё только почему-то мешкал — может, давал время добежать до дома? Люди, смотря на хмурое небо, этим и занимались.

Часы на здании показывали восемь, когда из стеклянных дверей вышла девушка. Она взглянула на хмурное небо, печально вздохнула и, плотнее запахнув черное пальто, поспешила к остановке. Дождь хоть и прекрасное явление, но в этом городе слишком частое и надоедающее, так что из любимого оно превратилось в обыденное. В небе сверкнула молния, и гром прокатился по всему городу. Девушка вздрогнула от холодного порыва ветра.

Этот день определённо не задался! С самого утра Стейси Огаву преследовал какой-то рок: всё падало из рук, на работе начальство мало того, что накричало, так ещё и добавило часы работы, а она обещала прийти домой пораньше и помочь… Но, кажется, не выйдет. Опоздает на мамин день рождения.

Руку оттягивала сумка с подарком. Над этой вазой Стейси очень долго работала, расписывала её, вкладывая всю душу. Она действительно надеялась, что мама не будет снова смотреть на подарок пустыми глазами, а ей понравится. И почему-то ей казалось, что так и будет.

Людей на улице почти не осталось, все старались побыстрее попасть домой. Машины толпились у светофоров, сигналили, из приоткрытых окон доносились ругательства. Водители тоже спешили домой.

В воздухе чувствовался приятный запах озона. Стейси остановилась и вдохнула его поглубже. Скоро она дойдёт до нужного дома, он уже виделся в конце улицы. Осталось совсем немного, и она попадёт домой — в тепло, в мамины объятия, которые так давно не чувствовала.

«Надо бы взять отпуск, — подумала Стейси, смотря на тёмные тучи. Мелкий дождик только начинал накрапывать. — Проведу время дома, с мамой, а то постоянно на работе сижу! Так и её лицо забыть недолго».

Но Стейси Огава не было суждено добраться до дома.

Открыв глаза, она только и успела, что заметить тысячу ярких, поющих грустную песню птиц, как тело пронзил разряд.

На асфальт упала неплотно закрытая сумка, и из неё выскользнул осколок. Послышался крик, визг машин. В ту же секунду мелкий дождик перерос в настоящий ливень, остужая почерневшее тело девушки.

Стейси Огава погибла на месте от удара молнии.

* * *

В городе было шумно — люди кричали, толпились у прилавков, а самые наглые пытались перехватить продавцов вне очереди. Смотреть на это для Саюри было отралой, неким глотком воздуха после пяти лет «заточения». И кто её осудит, если миссия закончена? Никто. Поэтому она наслаждались, наконец-то появившейся, относительной свободе.

В небе висли тяжёлые тучи, будто прижимая свинцом к земле. Опыт подсказывал, что совсем скоро начнётся гроза, а он никогда не врал. Но до грозы было ещё далеко, так что Саюри позволяла себе спокойно гулять по оживленной улице, пока сопровождающий её ниндзя где-то пропадает.

Вдруг в ноги что-то уткнулось. Она опустила взгляд, смотря на небольшой красный мячик. Взяв его в руки, Саюри оглянулась и тут же заметила маленькую девочку, которая смотрела на мячик в её руках со слезами и очевидным бессилием.

— Это твоё? — спросила она, протянув мячик. Девочка робко кивнула. Саюри постаралась подбадривающе улыбнуться, что после нескольких лет притворства получилось правдоподобно. — Ну так бери! И больше не теряй.

На детском лице расцвела улыбка. Она забрала мячик из рук, стеснительно поблагодарила и побежала дальше, прижимая игрушку к груди. Саюри улыбнулась. Она так хотела бы иметь своего ребёнка, маленького малыша, что улыбался бы ей и любил. Но после этой долгой миссии у неё ничего нет. Есть лишь верность родной деревне и Воля Огня в груди, из-за которой она и выбросила пять лет своей жизни. А ведь могла бы иметь такого же карапуза и, может быть, любящего мужа…

Улыбка исчезла с её лица.

Саюри никогда не хотела становиться куноичи. Она не представляла, как многие девочки, что будет сражаться а-ля отважный ниндзя, что будет становиться сильным шиноби и доказывать, что и женщин нельзя недооценивать. Всё получилось только из-за того, что в её теле чакра текла по каналам. А это было подобно приговору и кресту на мирной жизни.

Хотя какая мирная жизнь?.. Третья Мировая Война Шиноби уже начинала разгорается, так что вряд ли была бы «мирная жизнь».

Саюри помотала головой. Думать обо всём этом совершенно не хотелось, поэтому она двинулась вперёд, к выходу из деревни. Сопровождающий потом её догонит — сам виноват, что оставил одну!

Но Саюри Огава не было суждено добраться до дома.

Стоило ей дойти до ворот чужой деревни, как сверху раздался гром. Подняв голову и достав кунай чисто на рефоексах, она успела заметить лишь белый проблеск, как её пронзила молния.

Начался дождь. На ярмарке все искали себе убежище от холодных капель. Лишь тело девушки одиноко лежало на дороге, оплакиваемое небесами.

Голова болела. Жутко. Стоило ей открыть глаза, как все вокруг замельтешило, превратившись в один водоворот. Её тошнило, но она пыталась сдерживать порывы. Приподняться сил не было, как и желания: всё тело ощущалось деревянным и казалось, двинь хоть чем-то — будет очень больно.

Тело ощущалось чужим.

Постепенно в сознание стали проникать какие-то звуки. Кто-то что-то говорил, но смысл слов ускользал. Глаза вновь открывать было страшно: тошнота чуть ушла, вдруг снова начнётся?..

— Э… и… дке…

Звуки доносились отрывками. В уши будто набили вату или залили воду внутрь. Тело не слушалось совершенно, губы были сухими. Единственное, чего хотелось: вновь окунуться во тьму. Там не будет больно. Там будет спокойно.

Вдруг кто-то коснулся её руки, и тело пронзила ужасная боль. Она выгнулась, и с губ сорвался болезненный стон, раздирающий горло. Глаза открылись.

— Эта… на… ая… ужас…

Глаза слезились от света. Сморгнуть влагу не получалось, ровно как и вытереть — тело до сих пор не слушалось. Кислорода не хватало, и она жадно дышала, разомкнув сухие губы. В воздухе чувствовался озон.

Руки сжали что-то скользкое.

— Вы… ыш… е…

Когда слезы скатились по носу, потом по щекам и сорвались вниз, она смогла осмотреться. Перед ней сидел какой-то мужчина, и он ей казался странным, но в то же время обычным.

— Вы меня слышите?

Она попыталась сказать хоть что-то, но никак не получалось. Когда решила кивнуть головой, шея с хрустом подчинилась.

— Вы меня слышите?

Она взглянула ему прямо в глаза. Мужчина, на котором её взгляд никак не желал фокусироваться, увидев, что она пришла в себя, вновь повторил вопрос:

— Вы меня слышите?

Ей хотелось ответить что-нибудь едкое, типа «слухом не обделена», но в горле было сухо, и самочувствие не оставляло даже выбора. Она вновь кивнула одеревеневшей шеей.

— Вы в состоянии подняться?

В состоянии ли она? Единственное, что она смогла — это протянуть руку поближе к голове, наткнувшись на что-то острое по пути. Она едва не вскрикнула от боли в руке, но в горле было сухо, так что вырвался лишь хрип. Дальше двигаться хоть как-то тело отказалось.

На нос упала капля. Сфокусировав взгляд, перед собой она увидела мокрую траву. Рука, не поврежденная чем-то острым, сжала её ещё сильнее и, кажется, трава оставила порезы.

Мужчина ещё раз окинул её взглядом, побледнел и крикнул что-то в сторону. Воздуха не хватало до сих пор, поэтому она старалась дышать ртом, заставляя грудную клетку наполняться кислородом.

После её переложили на какую-то ткань, всё ещё спиной вверх, укрыли и аккуратно понесли куда-то. Но ей уже было все равно. Погружаясь в долгожданную тьму, она слышала, как капли дождя барабанят по крышам домов…

* * *

Когда глаза открылись в следующий раз, она чувствовала себя намного лучше. Укрытая мягким тёплым одеялом, она пыталась вспомнить, что вообще произошло. Вот она идёт домой… Вокруг то ли многоэтажки, то ли деревья с воротами… А потом удар. Кто или что это было — она не помнила. Был только звон в ушах, будто разбилось что-то…

«А где ваза?»

Она села в постели, хотя спина плохо слушалась, и осмотрелась. Вокруг порядок, но это не её комната и не квартира мамы. Больше похоже на дом одного из деревенских… Но ведь в деревне такого нет… Или есть?

Единственное, что она знала точно — сумки здесь нет, как и вазы. Значит, разбилась. Ей придётся вновь идти в мастерскую и расписывать… Что расписывать?..

Мысли мешались, путались и собирались в клубки, причем с узлами и совершенно разными нитками. Воспоминания были её, но в то же время чужими.

Кто она? Где она? Как сюда попала? Что произошло? Ответов на вопросы не было, как и предположений. Хотя… Воспоминания накатывали огромными волнами, но разобраться в них она была не в силах. Но может, стоит попытаться?.. Вдруг она сможет хотя бы вспомнить имя?

Она легла на живот, так как на спину лечь она не смогла, и стала рассматривать узоры на деревянном полу. Единственное, что ей удалось словить из всего водоворота воспоминаний — это два имени и одну фамилию.

Стейси Огава и Саюри Огава. Два разных человека. Так кто же она?

Тут вдруг открылась дверь. Она подскочила и села на кровати (память услужливо исправила слово на «футон») и приготовилась защищаться.

Она остановила все картинки, мелькающие перед глазами, как бесшумно и быстро убить противника...

Защищаться? Она умеет драться? Память подсказала, что она умеет сражаться и очень даже неплохо.

— Здравствуй. Как ты себя чувствуешь?

Вошедший был мужчиной. Быстрый осмотр показал, что он шиноби деревни Скрытого Листа. Её смутила маска на лице и пепельные волосы, показавшиеся седыми, но она решила не отвлекаться и попыталась поискать нож (память вновь исправила слово на «кунай») под подушкой.

А потом эта же память сказала, что это вообще-то её товарищ, она тоже шиноби Конохи и нападать — лишь отношения портить и подозрения навивать.

— Я… Что, простите?

— Как ты себя чувствуешь, Саюри? Обезболивающее ещё действует? — спросил мужчина, расслабленно стоя у стены, но наметанный взгляд уловил его напряжение. Он тоже её изучал.

— Я… Уже лучше… Обезболивающее?.. Простите, но вы кто?

Человек приподнял бровь, явно удивляясь, но ответил:

— Какаши. Какаши Хатаке. Меня прислал Хокаге для сопровождения тебя в деревню.

— Ох, правда?.. Простите, я просто… Немного не помню? — спросила она саму себя и провела рукой по волосам.

Интересно, а какие они у неё? Она взяла прядь волос и понесла её к лицу. Прядь оказалась светлой. Так она блондинка? Или только на концах? А глаза тогда какие?

Ей захотелось тут же броситься к зеркалу и рассмотреть свою внешность — вдруг это бы помогло ей понять, кто же она, но остановило только присутствие Какаши. Это ведь будет чересчур странным?..

Но что-то требовало узнать свою внешность. Её тянуло к зеркалу, будто это помогло бы понять, кто же она — Саюри или Стейси?

— А вы… А какого цвета мои глаза? — спросила она, наматывая прядь волос на палец. Какаши же её товарищ, значит, ему можно доверять. Наверное. Память молчала, хоть тело и напряглось. — Я не помню, какие они.

Если уж она не может подойти к зеркалу, то узнать можно у собеседника. Это же не трудно, да?

Какаши, если и удивился, виду не подал. Просто ещё раз её осмотрел, заострил внимание на руке под подушкой (она сразу же вынула её оттуда, показывая, что оружия с собой нет). Подошёл поближе и своим единственным глазом посмотрел в её.

— Они карие, — просто ответил он и отошёл обратно к стене.

Она кивнула. Ну, спасибо и на том.

— Так что вы от меня хотите? Когда мы продолжим путь в деревню?

Какаши осмотрел её и развернулся, собираясь уходить.

— Мы и так слишком сильно задержались. Завтра отправляемся.

И дверь за ним закрылась.

Она вздохнула и подошла к зеркалу. Села возле него. Оттуда на неё взирала женщина… Нет, скорее, девушка, со светлыми волосами (полностью, не только концы!) и карими с золотыми вкрапинками глазами. Она худее Стейси и выглядит не такой уставшей, как Саюри. Свежая рана, только затянувшаяся и точно оставившая шрам, на руке показала её различие с обоими девушками, а перемотанное под пижамной майкой туловище и начинающая появляться боль по всей спине это только подтвердили.

Так кто же она?

Ещё раз оглядев себя, она решила быть Саюри Огава. Её здесь все принимают за эту девушку, а память услужливо показала, что могут сделать со странными личностями.

Да и она отсутствовала, кажется, пять лет. Все изменения можно списать на время...

Да, она теперь Саюри Огава. И завтра она вернётся в родную деревню Коноха.

Интересно, какая она?..

Она поправила лямку майки. Бинт, которым она перемотала грудь и туловище, ощущался привычным, но не являлся таковым.

Такие парадоксы вводили в ступор, чем немного раздражали. Она помнила всё, но одновременно ничего. Этот мир ей был знаком, но в то же время чужд. И как с таким жить?

«Я теперь Саюри», — убеждала она себя. Конечно, она реагирует на это имя — казалось, памяти обеих девушек, её прошлых жизней, смешались и стали одним целым, — но всё равно часть её противилась таким переменам.

К примеру, здесь не было душа. Когда она утром обнаружила это, привычно зашла в здешнюю баню (память возмутилась, что это «онсен», чёрт возьми) и искупалась там. Это было странно для внутренней Стейси (она решила называть её так, потому что воспринимать себя исключительно как «Стейси» она не могла), но привычно для внутренней Саюри.

Такие противоречия создавали внутри неё ураган, ломая всё: мировоззрение Саюри и Стейси сталкивались в битве каждую секунду и это сводило её с ума. Она не могла посмотреть по сторонам без внутреннего спора: «это правильно», — говорила будничным тоном Саюри, «это ужасно», — едва не плакала Стейси, которая была в ужасе от ситуации.

Она куда-то попала. Причём неведомым образом обе личности вместились в одно тело. И всё из-за молнии, вспышки которых были последними воспоминаниями у обеих девушек.

Как это получилось? Почему Саюри пережила удар молнии, а Стейси — нет? А может и Стейси пережила? Но тогда как её сознание оказалось здесь? И почему она слышит голоса обеих девушек, будто они живые или у неё раздвоение личности?

В голове роилось множество вопросов, но совсем не было на них ответов. Догадок — тоже. Стейси слишком сильно поддаётся панике и её знания очень однобоки для такого, а Саюри недоумевала. Техника? Вряд ли. Они же из разных вселенных… Или времени… Разве так можно?

От того, что она не знает, прошлое это, или будущее, другой мир или ещё непонятно что, ответы на ум не приходили. А все догадки фильтровались через скептицизм Саюри. Но разве может в этой ситуации как-то помочь скептик, если это не поддаётся нормальному объяснение и логике?!

Саюри тихо вздохнула. Голова от всего этого болела, едва не раскалываясь на две части. Стейси и Саюри были непохожи, жили в разных мирах (или времени, чёрт его знает) и думали тоже по-другому. Это разрывало её изнутри и как-то успокоить эти два противоречия было невозможно.

Она положила таблетку под язык.

Стейси была дочерью англичанки Алисы и японца Изенеджи, который ушёл от её матери, только узнав о беременности. Алиса растила свою дочь в доброте и любви, заботе и ласке, стараясь объяснить, что «хорошо» и «плохо». Стейси от отца достался талант к искусству, и девочка использовала его на холстах и посуде. Мать же, видя это, вспоминала её отца и грустила, что было непонятно девочке. Но так как огорчать Алису ей не хотелось, она оставила краски как хобби и пошла на работу с бумагами, в мир цифр и компьютерных столов.

Саюри же растилась по-другому. Её родители не были шиноби, даже чакры не имели. Но как только узнали, что в её организме есть чакросистема… Они отправили её в Академию. А она хотела просто быть обычной девушкой, иметь мужа и детей.

Родители растили её по книжкам о нинджутсу и тайджутсу, желая вбить в голову девочки истины шиноби той поры, хотя сами в этом не разбирались. Это выводило девочку из себя: её не понимали ни родители, ни сверстники, ни наставники. Чакра же великий дар! Но она бы, не задумываясь, отказалась от него.

Саюри не нравилось непонимание окружающих и она не желала поддаваться дрессировке родителей и сама создавала свою личность. Она не разделяла мир на «белое» и «чёрное». Нет, мир был тысячью оттенков серого, от самого светлого до темного. Возможно, это понравилось Хокаге, потому что он взял её в свое личное АНБУ. А позже дал миссию на пять лет, задачей которой было уничтожить влияние одного человека на чёрный рынок и разыскать главную базу той преступной группировки. Саюри долго входила в ближний круг, потом два года находилась в организации, незаметно разрушая её изнутри, а потом добралась и до верхушки. Пять чёртовых лет. Слишком много, но Саюри смогла остаться собой. Вот только она хотела себе семью. И возвращалась в Коноху с этой мечтой.

Совершенно разные девушки. Совершенно разные мировоззрение и приоритеты в жизни. И это всё разрушало её изнутри.

Саюри скривилась от новой волны боли и запахнула «недокимоно». Оно было короткое, на две ладони выше колена. Зелёная ткань, на которой были выведены растительные золотистые узоры, приятно холодила тело — кажется, это шёлк. Чёрный пояс Саюри не затягивала, — это был не бант какой-нибудь, да и спина не позволяла, — а слабо, насколько позволяла её фигура и сама вещь, зацепила крючки. Чёрные бриджи обтягивали бедра и доходили до колен, а обычные для ниндзя туфли, только с каблуком, удобно обхватывали ногу, да и не чувствовалось при хотьбе, что ты на каблуках. Саюри ещё раз посмотрела в зеркало. Она в этом даже… Красивая?

Вот бы такие туфли были у Стейси. Вместо тех неудобных каблуков, которые натирали мозоли каждый день.

Вздохнув, она ещё раз взглянула в зеркало, поправила волосы, осмотрела комнату на наличие забытых вещей и вышла.

На улице её уже ждал Какаши Хатаке. В принципе, он неплохой мужчина (насколько она поняла из тех коротких фраз, которыми они перебрасывались) и привлекал своей загадочностью.

Но он шиноби. И даже если он привлекал и Стейси, и Саюри, то эта деталь отталкивала. «Тем более, ты его даже не знаешь! А сколько он убивал?», — со страхом говорила внутренняя Стейси. «С ним не будет нормальной семьи!», — поддакивала внутренняя Саюри.

И это было единственным, в чём они были согласны.

Вздохнув, Саюри положила под язык ещё одну таблетку, которая должна была помочь от головной боли.

— Ты готова?

Она подняла взгляд на шиноби. Таблетка скоро должна подействовать.

Внутренняя Саюри требовала называть его Пугалом ⁽¹⁾. Внутренняя Стейси лишь хихикала, чем вызывала новую волну боли. Саюри скривилась.

Скоро она точно сойдёт с ума… Если уже не сошла.

Какаши осмотрел её, задержался на сумке у неё за спиной и удовлетворённо кивнул, убирая книгу в свой рюкзак. Саюри попыталась улыбнуться и весёлым голосом спросила:

— Ну что, Пугало, пойдём домой?

1) «какаши» на японском означает «пугало»

Вернуться к тексту

Сквозь листья пробивались редкие лучи заходящего солнца, отгоняя тени деревьев. Где-то пели цикады, трещали птицы, чем только добавляли головной боли. Саюри вытянула руку и рыжеватый луч тут же оказался на ладони. Она пошевелила пальцами. В тени было прохладно, а свет давал тепло — ей даже понравился бы этот контраст, если бы не боль в голове.

Какаши сидел неподалёку и читал свою книгу. Судя по обложке, это был какой-то эротический роман. Саюри больше знать и не надо — главное, что её не трогает и молчит, ведь от головной боли уже не помогали и таблетки, которые так не вовремя закончились. Дальше ей предстояло идти без обезболивающего, если только они не зайдут в одно из поселений на пути.

«Когда придём в деревню, зайдём в аптеку, там есть таблетки с более эффективным действием», — подала голос внутренняя Саюри, отчего голова заболела намного сильнее. «Как же здесь красиво!» — воскликнула внутренняя Стейси, и Саюри пришлось прикрыть глаза рукой, потому что они уже слезились от боли.

Идея отдохнуть не казалась такой хорошей уже минут десять. Они с Какаши прошли больше половины пути — и это от самой границы страны Огня, — так что до Конохи осталось немного. Но решили передохнуть, тем более скоро вечер и идти по этому лесу будет не очень безопасно. Не то чтобы их пугало это — они джоунины, как никак, — просто не хотелось привлекать внимание. Поэтому они решили устроить привал. Костёр не разводили, просто слушали звуки природы и отдыхали.

«Эх, надо было мне почаще выбираться с работы на природу — здесь так красиво и хорошо! Как жалко, что этого не увидит мама!» — тихо вздыхала внутренняя Стейси. «Поверь, после нескольких миссий эта красота уже не будет вызывать в тебе такого отклика», — уже громче хмыкала внутренняя Саюри.

До этого они ругались по поводу рабочих на полях и насколько тяжёл их труд. Потом ссорились из-за состояния домов в городе, через который они проходили — внутренняя Стейси считала, что дома ужасны и жить в них невозможно, а внутренняя Саюри уверяла, что это очень даже приличное жилье.

И вот сейчас, когда в голове вновь пошёл спор о красоте леса, Саюри поняла, что больше просто сидеть и отдыхать уже не сможет. Голова от каждого слова раскалывалась, а когда она занята делом, то эти голоса хотя бы не так сильно слышно.

— Я пойду, принесу хворост для костра, — тихо сказала Саюри и поднялась с земли, отряхнувшись. Хотя бы чем-то сможет себя занять, а потом, если разведет костёр, будет наблюдать за пламенем… Это же сможет помочь?

«Разводить костёр здесь, в лесу, ночью, не разумно!» — крикнула внутренняя Саюри и перед глазами потемнело, в ушах зазвенело. Саюри едва не упала от неожиданности, но успела схватиться за дерево. Стиснула зубы, не дав крику вырваться наружу.

Когда зрение и слух вернулись, она оглянулась на своего сопровождающего. Какаши кивнул, даже не посмотрев на неё, и продолжил читать книгу. А может, заметил её состояние и решил не обращать внимания. Но, уходя, она чувствовала спиной пристальный взгляд. Это было ожидаемо — всё-таки, пять лет отсутствия, мало ли, она могла и переметнуться к другим шиноби, предать деревню. А может, он заметил и теперь переживает?.. Да вряд ли, скорее первое. Поэтому слежка не вызывала возмущения, было только чуть-чуть неприятно.

Она решила зайти в лес чуть дальше их поляны и через несколько минут ходьбы нашла другую. Саюри встала у дерева и вздохнула. Нагинаться будет очень больно: спина после удара молнии, который оставил большую рану, болела при любом движении и то, что она смогла сесть, а потом и встать — вообще является чудом.

«Сконцентрируй чакру в ноге и ударь по дереву», — предложила внутренняя Саюри. Так как других вариантов у неё не было, она сделала так, как сказал один из её голосов. Чакрой управлять оказалось привычно, она это делала так, как помнило её тело и разум, но все равно было необычно. По-новому.

От удара сверху посыпалось много сухих веток. Вдруг наметанный взгляд уловил среди них странную бумажку. Тело среагировало быстрее, чем она успела осознать, а через секунду раздался взрыв. Цикады замолкли, птицы разлетелись. Саюри приземлилась на ветку дерева и, охнув, едва не упала вниз — спина заболела так, что казалось, будто по ней проводили ножом. Кажется, именно в этот момент обезболивающее решило прекратить своё действие. Она дрожащий рукой взяла из сумки несколько сюрикенов и наугад кинула их в ту сторону, где ей показалась тень. В ответ с другого дерева прилетел кунай с ещё одной взрывной печатью, и Саюри спрыгнула с ветки.

Спина вновь взвыла.

— Ч-чёрт, — прошипела Саюри. Глаза заслезились. Она попыталась абстрагироваться от этой боли, чтобы дать отпор врагу. Получалось плохо, но вышло сосредоточить взгляд на противнике в тени дерева.

Руки уже доставали кунай со взрывной печатью. «Отплати им той же монетой!» — закричала внутренняя Стейси, и Саюри почти оступилась, когда приземлилась на землю. В глазах вновь потемнело от боли в голове и спине, ноги подкосились, и она упала. Внутренняя Саюри закричала, что ей нельзя расслабляться, и она едва не потеряла сознание.

Рядом приземлился кунай с уже надоевшей бумажкой. Саюри через силу отпрыгнула и ударилась спиной о дерево.

Раздался взрыв. И в голове, и на поляне.

От боли затошнило. Саюри пыталась остаться в сознании, но оно упорно ускользало, будто песок сквозь пальцы. Спину жгло, щипало, чувствовалось, как вниз текло что-то тёплое и впитывалось в бинты. «Кажется, рана открылась».

И тут вдруг сквозь темноту стал проглядываться чей-то силуэт. Саюри зацепилась за него и сознание стало медленно возвращаться. Когда картинка сделалась чёткой, вернулись ощущения и слух.

— Райкири!

Вдруг послышалось грустное пение тысячи птиц и треск. Саюри напряглась, страх захватил всё живое. Промелькнули спутанняе воспоминания: вот она идёт то ли по городу, то ли по деревне, на ней то ли чёрное пальто, то ли зелёное «недокимоно», а потом гром и… Казалось, будто сейчас молния сорвётся с небес и вновь ударит в неё.

Но сгусток голубоватой молнии оказался в руках у человека, который стремительно приближался к фигуре в тени, а через секунду и вовсе столкнулся с ним.

Треск замолк.

Саюри прищурилась. Человек, в чьих руках была молния, оказался Какаши. Он внимательно осмотрел местность, а потом подошел к ней.

— Ты как?

Саюри нервно усмехнулась. Страх постепенно уходил.

— Едва жива.

«Живы!» — крикнула внутренняя Стейси. «Могло быть и хуже», — пробурчала внутренняя Саюри.

Перед глазами потемнело.

* * *

Саюри замычала, когда бинт оторвался от присохшей раны. А потом вскрикнула, когда что-то холодное прикоснулось к её краям.

— Тише.

Какаши зачерпнул ещё зеленоватой мази и стал наносить её дальше.

— Откуда у тебя эта мазь, Пугало? — закусив губу, спросила Саюри, чтобы отвлечься от боли. Вообще-то, после спасения её жизни называть его «пугалом» не хотелось, но слово само сорвалось с языка быстрее, чем она успела себя остановить.

Какаши перешёл на другой край раны. Саюри прижала «недокимоно» сильнее к груди. Бинты, разрезанные кунаем, лежали рядом. На них виделись следы крови.

После того, как Какаши убил противника, он привёл её в чувство. Потом осмотрел противника. Тот оказался одним из выживших контрабандистов, банду которых пять лет уничтожала прошлая Саюри, узнавшая его. И кажется, таких осталось ещё человек пять… А может, и больше… Или меньше…

Если бы с ней не было сопровождения… «Я бы умерла», — подумала Саюри и вздрогнула. Слышать свои мысли было чем-то необычным и ей захотелось тут же ещё о чем-то поговорить, услышать свой собственный внутренний голос, но ей не дал это сделать Какаши:

— Мазь мне дала Чицу-сан. Она говорила, что чувствует, будто вскоре твоя рана откроется, и это случится ещё до прихода в Коноху. Как видишь, она была права.

«Чицу-сан… Кто же она?». «Это женщина, которая лечила тебя», — с укором проговорила внутренняя Саюри. А она не запомнила даже имя человека, который её вылечил… И всё из-за боли в голове от двух голосов.

Саюри вдруг почувствовала неловкость. «Как же стыдно!» — пропищала внутренняя Стейси. «Ой, угомонись!» — прошипела внутренняя Саюри.

Ну вот, опять они начали спор!

Саюри сосредоточилась на холоде и ощущение пальцев на спине. Это помогло отвлечься от боли в голове, да и было приятно…

«Ну, ладно, он ничего так! А что же еще могут творить такие пальцы!..» — с придыханием проговорила внутренняя Стейси. «Ага, убивать они могут, эти твои пальцы!» — фыркнула внутренняя Саюри. «Но ты ведь тоже убивала!» — «Вот поэтому нельзя о таком думать! Я же знаю, кем являются такие люди!..».

Саюри поморщилась и сосредоточилась ещё сильнее на прикосновениях Какаши. Перепалка внутренних голосов была где-то на фоне, но совсем тихо, и оставались лишь звуки ночного леса и дыхания союзника. Это успокаивало и Саюри едва не заснула.

Но вдруг пальцы исчезли, как и ощущение тепла сзади. Саюри повернула голову и увидела, как Какаши вытирает пальцы и закрывает мазь.

— Подожди, пока высохнет. Потом перевяжем и отправимся в путь.

Саюри вздохнула. На деревьях ухали совы, в траве пели сверчки. Звуки вновь убаюкивали, голоса на фоне затихли, и Саюри легла на живот. Пока мазь высохнет, она может и отдохнуть...

Тучи нависли над Конохой, предвещая скорую грозу. Это было неожиданно — только утром ярко светило солнце и изредко по улочкам проходил свежий весенний ветерок! А к обеду над деревней оказались тёмные облака, а ветерок превратился в настоящий ветер. Вдруг над Конохой прокатился раскат грома, будто предупреждая: вот, уже совсем скоро пойдёт дождь! Бегите, люди, пока вам дают время!

Но люди пока так и не бежали. Каждый шёл по своим делам, будто и не услышав предупреждение небес.

Но кое-кто все же услышал, даже через вязкую тьму затяжного сна. Это оказался мальчик. Стоило грому прозвучать, как он тяжело вздохнул. Ему едва удалось открыть глаза. Первые секунды вокруг всё было мутным, потом стало приобретать очертания: к примеру, серое пятно в углу оказалось одной из двух кроватей у той стены. Рядом с ней стояла ширма, вот только зачем она в комнате нужна?..

В открытое окно подул ветер, трепля несчастную тюль. У мальчика руки покрылись мурашками — в комнате вмиг стало холодно. Он мутным взглядом осмотрел комнату. Рядом с каждой кроватью тумбочки и ширмы… На его тубмочке стояла ваза с завядшими цветами. Где это он?

Мальчик хотел по привычке потереть глаза, но не смог поднять руку. Взглянув на неё, он увидел тонкую трубочку капельницы. Нахмурился. Ещё раз осмотрел уже чёткую комнату и цветы в вазе.

Странно. Он в больничной палате. Но что он тут делает? Что случилось? Мальчик стал усердно вспоминать. Вот он кидает сюрикены, оттачивая мастерство — чтобы превзойти всех в классе, чтобы брат похвалил!.. Вот он прощается с учителем и идёт по улице… Он тогда спешил домой, чтобы похвастаться своим успехом. А дальше… А что было дальше?.. Мальчик с ужасом для себя осознал, что не помнит ничего после тёмной улицы. Дальше шла вязкая тьма, будто он потерял сознание или заснул. Ему стало страшно. Может, его похитили? И он теперь не в своей деревне даже?

Вдруг дверь в палату открылась и в неё вошла девушка, толкая впереди себя тележку со шваброй, веником, савком. А на самом верху стояла ваза с цветами. Такими же, какие стояли на его тумбе, только свежими и пахнущими.

Девушка взяла в руки веник и мимолетно бросила взгляд на единственного находившегося в этой комнате, потом стала подметать. Через секунду веник выпал из её рук и она вновь посмотрела на испуганного мальчика, только теперь с неверием. Убедившись, что мальчик точно очнулся, она сорвалась с места и выбежала в коридор.

Он удивлённо посмотрел на оставшуюся открытой дверь. Что случилось?

На улице вновь раздался раскат грома, отозвавшись дрожью стёкл. Новым прорывом ветра бедную тюль едва не сорвало с карниза, две ширмы напротив упали.

В коридоре раздался цокот каблуков. Саске зажмурился, чтобы не видеть своего похитителя, и только считал его шаги. Пять, шесть, семь… Тринадцатый — и тишина. Он поднял взгляд, увидел знакомую с детства улыбку и ему стало спокойно.

      — Здравствуй, Саске-кун! Вижу, ты наконец очнулся, — начала доктор, присаживаясь на краешек кровати. — Как ты себя чувствуешь?

По телу Саске прошлась волна облегчения — его не похитили. Он в своей деревне, всё хорошо. Но что тогда случилось?..

      — Я… Я в порядке. А что произошло?

Кимико-сан улыбнулась самой успокаивающей улыбкой, что имелась в её арсенале.

      — Что ты помнишь, Саске? — аккуратно спросила она, достав ручку из кармана халата и приготовив блокнот. Он стал снова вспоминать.

      — Я помню, как тренировался с учителем в Академии, а потом… А потом пошёл домой! А дальше я не помню, — тихо ответил Саске, смотря в добрые и всезнающие глаза Кимико-сан. Она взрослая, она поможет.

     — Это всё?

      — Да. Она что-то записала в своём блокноте и напоследок потрепала по голове Саске.

      — Отдыхай, я вернусь чуть позже. Но стоило ей подняться, как Саске воскликнул:

      — А где моя мама? Отец или брат? Где они? Они приходили? Эти цветы от них?

Кимико-сан смотрела в горящие глаза Саске и едва смогла сглотнуть ком в горле. Он ничего не помнил. Видимо, мозг отгородил его от столь сильного потрясения. Но это значит, что стоит ему услышать хоть что-то напоминающее о той ночи…

Он пробыл в бессознательном состоянии три дня. В какой-то момент ей казалось, что Саске не сможет выжить, либо умрёт, либо останется там, в своём подсознании. В коме. После того, что произошло с ним, она была бы рада оказаться в одном из этих двух случаев. Потому что жить с этим было бы очень тяжело. Но он проснулся. И теперь бедному мальчику педстояло столько всего пережить…

Кимико-сан едва сдержала поступающие слёзы. Саске она знает с его рождения — сразу после родов Микото Учиха её определили к ним как смотрящего врача. А потом как-то повелось, что она стала их постоянным лечащим доктором. И сейчас, смотря на осунувшееся бледное лицо только очнувшегося мальчика… Ох, Саске этого не заслужил!

А сам Саске, смотря на появившиеся слёзы в глазах доктора, думал, что же такое могло произойти. Вот он идёт по улице… Вот видит ворота их квартала… А потом… А потом…

     — Я потом приду проверить тебя, Саске.

Проверить…

Проверить.

Глаза Саске широко распахнулись. Кимико-сан, собирающаяся уходить, застыла. Огонь в глазах Саске тух с каждым мигом, пока и вовсе не исчез.

     — Саске, что с тобой? — спросила она, зная, что сейчас он ей не ответит. Просто не услышит.

Он поднял голову и невидящим взглядом посмотрел на неё. Саске не слышал её слов, не слышал шума ветра и новый, оглушающий раскат грома. В его голове крутились лишь одни слова:

«Чтобы проверить свои силы»

* * *

Саюри в последний раз оттолкнулась от ветки могучего дуба и, вслед за Какаши, приземлилась на замлю. Вдалеке уже мелькали ворота родной деревни, которая не вызывала в груди ровным счётом ничего.

«Она сломала мне жизнь», — прошипела где-то на краю сознания внутренняя Саюри. Внутренняя Стейси почему-то молчала. Это настораживало, ведь до этого обе трещали без умолку, а теперь в голове была почти тишина.

Вдруг раздался оглушителтный раскат грома. Саюри дернулась, уже хотела по привычке достать кунай, но вовремя остановилась. Какаши же посмотрел на небо и проговорил:

      — Нам стоит поторопиться. Скоро пойдёт дождь, нужно ещё в резиденцию зайти.

Саюри лишь кивнула и побежала за ним. «Мамочки, вот бы успеть! Так не хочется намокнуть!» — «Потерпишь, не растаешь».

* * *

Смотря на красное здание, возвышающееся над ней, Саюри не ощутила ничего, что бы напоминало о привязанности к деревне. Неужели у прошлой Саюри не осталось даже эмоций к своей родной деревне? «Нет», — чётко проговорила внутренняя Саюри и все вновь затихло.

Саюри стало жутко.

В коридорах с ними здоровались какие-то люди, по большей части с Какаши, конечно, а некоторые и Саюри узнавали. Говорили, что выросла, что не узнать в ней теперь ту шестнадцатилетнюю девочку — волосы отстригла, но так даже больше идет. И Саюри бы это было приятно, если бы не приследующие её мысли, что это дико — отправлять подростка на пятилетнюю миссию. «У шиноби вообще, кажется, нет понятий дитя и взрослый! Сразу рождаются машиной для убийств!» — воскликнула внутренняя Стейси, вдруг ставшая активной, и Саюри сморщилась от боли в голове. Положила таблетку под язык.

Всё будет хорошо.

Они замерли перед одной из множества дверей. Она ничем не отличалась от других: ни цветом, ни материалом, ни каким-то орнаментом. Обычная тёмная дверь, как и множество других. Какаши постучал и с той стороны раздался голос. Они вошли и замерли перед столом Сандайме Хокаге.

Саюри мельком оглядела кабинет. Порядок в шкафах, порядок на столе… Не видно даже и пылинки. Неужели он настолько любит чистоту? И табаком воняет…

«Ух ты ж, так глава деревни — чистоплюй?» — нервно хихикнула внутренняя Стейси. «Нет, просто могли прибраться как раз перед нашим приходом».

      — Я вас ждал, Какаши, Саюри, — произнёс Сандайме, держа в руках трубку. Его внимательный взгляд оглядел их с ног до головы. — Что-то случилось?

      — О причинах нашей задержки я объяснял в письме, — ответил Какаши. Саюри решила молчать, пока её не спросят — вдруг скажет что-то не то?

     — Да, я его получил.

«Так зачем спрашивал?» — подумала Саюри и чуть не вздрогнула от собственного голоса в мыслях. Редко когда она могла его услышать.

      — Что-то не так, Саюри? — тут же спросил Хокаге и она подняла взгляд.

     — Нет, всё в порядке.

      — Так это правда, что тебя ударила молния?

     — Да, — твёрдо ответила Саюри, желая, чтобы голос её не подвёл.

     — Как тебе деревня? — вдруг буднично спросил Сандайме, выпуская дым.

Саюри замялась. Она же впервые в этой деревне, ничего не знает. Должна быть чужой. Она почти начала паниковать, как вдруг перед глазами встала картинка: деревня пятилетней давности. Магазинов меньше, все больше домов начинали строить. А сейчас…

     —…изменилась. Домов и магазинов стало больше, людей тоже. На улице не протолкнуться! — улыбнулась Саюри, сравнивая в мыслях то, что помнила с прошлой жизни и то, что видела сегодня. В груди у неё, вопреки всему, так и не потеплело от видов родной деревни. Странно.

Сандайме кивнул и выдохнул дым.

     — Какаши, можешь быть свободен. А тебе, Саюри, думаю, нужно остаться.

Какаши, не взглянув на Саюри, развернулся и ушёл из кабинета. И вот тогда ей стало страшно. Она ведь в этой деревне совершенно одна. Никому не нужна. Куда она пойдёт?

     — Думаю, ты помнишь Микото Учиха? — спросил Хокгае через некоторое время. Он смотрел в бумаги, словно и не было здесь Саюри, словно он один в кабинете и говорит сам с собой.

Саюри помнила Микото из воспоминаний прошлой жизни. Женщина с красивой бледной кожей и холодными кончиками пальцев, с мягкими волосами и добрым взглядом. Она была дорога прошлой Саюри и частички этого чувства проникли и в сердце теперешней.

А ведь у Микото есть два сына, муж. У неё семья. И хоть со старшим сыном Саюри не очень общалась, то в младшему души не чаяла. Как же Микото обрадовала её известием, что Фугаку разрешил сделать Саюри крестной Саске. Интересно, а помнят ли они её? Надо будет к ним зайти в гости, узнать, как что… Саске уже должно быть восемь лет! Кажется, в июле у него день рождения…

Вся эта информация, весь восторг стал накатывать на Саюри из памяти прошлой. В груди стало тепло.

     — Да, помню, — кивнула она с полуулыбкой на лице.

     — Три дня назад произошло несчастье — Итачи Учиха ночью вырезал весь свой клан…

Саюри застыла. «Он не мог… Не мог…» — в неверии шептала внутренняя Саюри и она ей вторила. Внутренняя Стейси пораженно молчала.

     —…но оставил в живых своего младшего брата Саске.

И что-то замерло в её груди. Саске. Милый, добрый Саске, любящий свою семью и особенно старшего брата. Что же с ним будет? Он ведь теперь совсем один, без клана, без семьи…

«Но ты ведь его крестная! Усынови его, помоги!» — воскликнула внутренняя Стейси и внутренняя Саюри не сказала ни слова против.

      — Я решил поставить тебя в известность, чтобы ты знала ситуацию, — отвлек от мыслей голос Сандайме. На неё вновь обрушились звуки с улицы, в нос ударил крепкий запах табака. — Ты единственный близкий ему человек, который есть в этой деревне. Помни об этом. Последние слова Хокаге выбили из Саюри дух.

     — Можешь идти. Вот адрес твоей новой квартиры, — он положил бумажку с адресом на край стола. — Вот ключи от неё. За выполненную миссию деньги получишь в бухгалтерии в любое время. До свидания, Саюри.

      — До свидания, Сандайме, — Саюри поклонилась и вышла из кабинета.

По окнам затарабанил дождь.