Для них это химическая реакция (гет)

Аннабет.

В наше время у большинства людей уже с малых лет прочно сидит мысль о поиске любви и второй половинки. В детском саду девочки шепелявыми голосами хвастаются друг другу, что, наконец, тот самый Джимми или Сэм или кто-то там ещё обратил на одну из них внимание. Не всегда это бывает порывами любви, а именно порывами дружбы, ведь детские умы еще не сильно подпорчены натиском общества. Детям хочется играть, и неважно, где и с кем. Они не думают о крутости, не строят планов на будущее, а развивают ум познавательными уроками и придумыванием новых игр. Чего не скажешь о многих современных подростках. Многим хочется обязательно иметь парня или девушку. И не всегда из-за влюбленности и пылких чувств. Просто потому, что это круто. Просто потому, что так делают все. А что потом? Гулять и целоваться? Всего-навсего удовлетворять свои потребности в любви? Но ведь мы еще и социальные существа, нам нужно общение. А любовь для галочки — наверное, это все же биологическая потребность, потому что и животным хочется ласки. Парень или девушка — в общем, вторая половинка, — должны стать верным другом, который утешит, поможет или просто развеселит. С которым интересно общаться. Заводить отношения ради понтов — то же самое, как купить навороченную электробритву последней модели и ею не пользоваться. Купить, чтобы выглядеть крутым и подняться в глазах окружающих. Фальшивые чувства и деньги — вот что заправляет этим миром. По хотению не живут. Захотел — замутил с кем-то, захотел — бросил. Отношения — неважно, дружеские или романтические, должны быть настоящими. Иначе, зачем вообще с кем-то сближаться, если это не нужно? Зачем играть с чужими чувствами? Мне шестнадцать, у меня нет парня, зато есть верные друзья, родители и любимые увлечения. Я счастлива.

Хочу рассказать вам одну историю, которая приключилась со мной, и… О, нет, кажется, я догадываюсь, о чем вы подумали. Нет, я не меняла благодаря этой истории своё мнение. Не будьте так стереотипны. Я просто не хотела влюбляться, а любовь вцепилась в меня мёртвой хваткой… Напала со спины и вцепилась, когда я этого совсем не ждала.

* * *

Все началось обычным майским днём. Приближался конец года, на улице становилось теплее и учёба всем даром, конечно, была не нужна. Всем, кроме меня. Я — прилежная ученица и к тому же отличница — просто привыкла сидеть за учебниками и разного рода книгами. Учёба даётся мне легко, поэтому я часто интересуюсь дополнительной информацией по понравившейся теме. Например, на тот момент я изучала более подробно средневековый город: его устройство, архитектуру и быт. Конечно, это все для меня было очень увлекательно. Я засиживалась часами за чтением (впрочем, хоть сейчас и лето, меня по-прежнему не оторвешь от книг, но уже меньше) и родители часто ругались (и ругаются!) на моё домоседство. Я просто предпочитаю жить тихой жизнью интроверта, как вы уже, наверное, догадались. Ну… В принципе, я и погулять с друзьями не прочь, только не очень часто.

В учебниках оставались последние темы, а на носу сидели переводные экзамены. Обязательным в этом году значилась математика, а по выбору я брала историю. Сейчас вам, наверное, интересно: почему именно история? Дело в том, что я собираюсь идти на архитектора, а черчение в качестве экзамена брать нельзя, поэтому решила взять что-то поближе к этому. В конце концов, я люблю историю, и в ней немалая роль отводится архитектуре. Ну, это, так сказать, первая причина. Вторая же заключается в том, что на протяжении всех этих лет, начиная класса с шестого, я беру именно или литературу или историю, чтобы идти к своей мечте потихоньку, и чтобы было легче сдавать экзамены в одиннадцатом.

Так вот, обязательным значилась математика. Конечно, я много занималась, ведь, несмотря на то, что я хорошо учусь, моя память могла меня подвести, ну знаете, от волнения, поэтому я старалась все повторить. Да к тому же неизвестно, какие могли быть вопросы — это вам не ОГЭ, чтобы весь год решать тренировочные варианты и примерно знать, какие будут задания — темы-то были известны, а вопросы по ним — нет.

Май — вообще период сложный и ответственный. Кроме экзаменов ещё куча контрольных, к которым тоже требовалась подготовка. И что вы думаете? В такой ответственный период меня и угораздило влюбиться. С моей-то везучестью.

Мне, если честно, до сих пор непонятно, как это все началось. Просто в какой-то момент я стала понимать, что что-то со мной не так. Я пыталась списать на весеннее обострение и продолжала жить дальше, но какая-то легкость поселилась в моей голове, и что-то жаркое щемило в груди, мешая дышать. Звучит довольно сопливо, но я, как реалист, могу объяснить эти перемены с научной точки зрения. Щемящее чувство в груди — не сердце, переполненное влюбленностью, а именно реакция солнечного сплетения — крупного узла нервных клеток — на переизбыток эмоций. Ну да, сейчас вы скажете, что я зануда и не понимаю всей этой романтики, всех этих красивых возвышенных выражений. Думайте, как хотите. Я уже говорила, что не расположена была любить и вся это любовь для меня не более чем химическая реакция в мозгу.

Наверное, в тот день я впервые и поняла, что часто заглядываюсь на одного парня. Так как он везде сидит на последней парте, а я на второй или третьей, иногда на уроках мне приходится оборачиваться чуть назад, чтобы разглядеть подсказки, висящие на стенах, например, таблицу квадратов или таблицу растворимости кислот. За это время мое боковое зрение успевает мельком разглядеть все, что творится в классе. Так как я сижу у окна, то есть противоположно стене с подсказками, одноклассники предстают взору как на ладони, но мой быстрый взгляд цеплялся тогда именно за черную макушку в дальнем конце. И в тот день, уже полностью повернувшись к своей тетрадке, я неожиданно почувствовала, что напрочь забыла, зачем поворачивалась. Помню, я пару раз бессмысленно моргнула и сообразила, наконец, что писала ионное уравнение, собираясь посмотреть растворимость двухвалентного гидроксида железа. Твердо решив больше не смотреть на стенд, я открыла форзац учебника. Да, знаю, вы скажете, что я изначально могла это сделать, но поверьте просто чуть повернуть голову и быстро найти на большом формате — гораздо легче, чем класть ладонь на страницу с заданием, вместо закладки, и открывать форзац. Кстати, благодаря этому случаю я, наверное, на всю жизнь запомнила, что двухвалентный гидроксид железа не растворяется. И именно после этого случая, смотреть на стенд с подсказками ни на одном уроке я больше не решилась.

Признаю: мне целый день было неловко смотреть на этого парня. На уроках я с некоторой осторожностью оборачивалась назад, когда кто-то из одноклассников просил дать списать или спрашивал что-то. В движениях появилась некоторая резкость и нервозность. В голову лезли разные непрошеные мысли, совершенно мешая мне сосредоточиться. Первый день моего осознания был самым трудным, потому что я толком не понимала, что со мной и что с этим делать. Видимо, я вела себя настолько неестественно, что это заметила не только Пайпер — моя лучшая подруга и соседка по парте на некоторых уроках, — но и Перси с Гроувером, которые тоже мои лучшие друзья, но, в отличие от Пайпер, не настолько проницательны.

— Аннабет, тебя что-то тревожит? — спросил Перси, присаживаясь на соседний стул, когда заметил, что я опять уставилась в одну точку в раскрытом учебнике. Мы дружим довольно давно, с шестого класса, и, признаться честно, его поддержка была нужна как никогда, но вряд ли он что-то смыслит в девичьих мыслях и чувствах, поэтому я решила на этот раз ему ничего не говорить, пока все не образуется.

— Ты какая-то задумчивая сегодня, — подхватил Гроувер и нахмурился, проводя ладонью у меня перед глазами. — В другой раз бы я сказал, что ты опять много думаешь и чрезмерно анализируешь решение своей домашки, но сегодня, похоже, не тот случай.

Да, мне говорили уже не раз, что я слишком много думаю, но ничего не могу с собой поделать. У меня не получается… мало думать. Наверное, это самый большой мой недостаток, потому что я часто из-за этого страдаю, перегружая и накручивая себя.

— Согласен, бро. Что тебя тревожит? — повторил Перси свой вопрос и попытался заглянуть мне в глаза, когда я подняла голову. Честно, не люблю, когда так делают, особенно если мне плохо, — кажется, видят душу и все мои проблемы насквозь. Поэтому я упрямо отвела взгляд и почувствовала себя провинившимся котенком, который стащил без спросу огромный кусок мяса с кухни.

— Мне, — я прерывисто вздохнула, — очень трудно, ребята. Но я не могу вам пока сказать. Мне нужно самой разобраться. Я запуталась и мне кажется, что сейчас утешителем будет только Пайпер.

— Это как «между нами девочками», да? — понимающе кивнул Гроувер, а Перси, кажется, немного обиделся, потому что в его голосе появился неестественный юмор и сарказм:

— Пайпер? Ну да, девочкам же проще понять друг друга, чем нам их, конечно. Ха-ха.

А потом прозвенел звонок. Гроувер отошел за свою парту, а Джексон наотрез отказался оставлять соседний со мной стул и «любезно» поменял местами свои вещи и Пайпер. В тот день он не оставлял меня ни на минуту. Ну и пусть, приятно же, когда о тебе беспокоятся, даже тогда, когда мягко посылаешь их к черту.

Нико.

— Нико, вставай, — я услышал сквозь сон нежный голос сестры. Бьянка снова будила меня в школу, а мне снова было лень просыпаться и лишь хотелось чуть улыбаться, благодаря небеса за то, что у меня есть такая сестра.

Как сейчас помню, что от этой мысли я вздрогнул и резко распахнул глаза. Конечно, никакой Бьянки и в помине не было. На краешке кровати сидела Персефона с озадаченным и немного раздраженным лицом, кажется, её слегка испугало, когда я дернулся ни с того ни с сего.

— Нико! Слава Богу, ты проснулся! — она вздохнула, облегченно закатив глаза. — Одевайся. Я приготовлю тебе завтрак.

И моя мачеха вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Я остался в одиночестве, и меня сразу затопила куча мыслей и воспоминаний. Бьянка… Её имя, её образ отдаются болью в сердце до сих пор. Она погибла от удара током, когда мне было всего лишь десять, а ей двенадцать. Она была лучшей старшей сестрой. Всегда меня оберегала, защищала, помогала, заботилась, любила… Заменила мать и первая оправилась после её смерти. С Бьянкой мне было весело, и я чувствовал себя счастливым полноценным человеком. Помню, как однажды мы гуляли по тенистой аллее, и она, поправляя свою фетровую зеленую шляпу, смеялась и шуточно корила меня за мое навязчивое желание погладить мимо пробегающую собаку.

Черт… Я смаргиваю слезы, рассказывая вам все это. Воспоминания… Они приносят острую боль, заставляют стискивать зубы от бессилия, ведь ничего уже не вернуть. Со временем я смирился. Должен был смириться, чтобы не отравлять свою жизнь собственным прошлым. Но даже самые толстые стены дают брешь, когда углубляешься в причину их существования.

Надо сказать, завтрак у Персефоны получился отменным. Я жевал медленно, все еще пребывая в некой прострации после своего пробуждения. Мой взгляд упрямо утыкался в сахарницу, которая стояла на столе передо мной, гордо выпятив живот, расписанный завитками и узорами цветов. Мне до них, естественно, не было никакого дела. Тоска заполнила мое сердце, заставляя лишь грустно вздыхать и предаваться воспоминаниям. В последнее время такое редко случается, но в то утро будто сама судьба желала, чтоб я ходил как в воду опущенный, раз послала мне ошибочный образ Бьянки.

— Нико, с тобой все в порядке? — спросила Хейзел, слегка хлопнув меня по плечу. Я снова вздрогнул и повернул к ней голову: её золотые глаза светились беспокойством.

— Да… так… задумался, — еле разлепив губы, промямлил я, и тут же опустил голову, уставившись на тарелку яичницы с кусочками ветчины. Хейзел — моя сводная сестра, которую папа привез в наш дом около двух лет назад. Видимо, он ходил на сторону, когда мне было чуть меньше года, как показывает наша возрастная разница. Поначалу я недолюбливал Хейзел, ведь она являлась прямым напоминанием и доказательством измены. Я не понимал: если мой отец так сильно любил мою мать, что был в депрессии даже более сильной, чем я, то как он мог допустить ребенка от другой женщины? Но задавать на эту тему вопросы было неудобно, и поэтому постепенно я подружился с этой девочкой, ведь в ней тоже течет кровь ди Анджело, как и во мне.

В школе я был более рассеян, чем обычно. За весь день мне сделали кучу замечаний. «Нико, ты чем там занимаешься?», «Нико, выполняй задания, иначе к директору!», «Нико, ты меня вообще слушаешь?» Ну, я думаю, вы поняли.

Дурацкая школа! Даже с мыслями собраться не дает.

Рисуя всякую фигню, вроде треугольников, квадратиков, завитушек, в тетради, я пару раз чувствовал на себе чей-то взгляд, и мне становилось неловко, но головы поднять я не решался. Тогда меня, кроме личных переживаний, стало терзать любопытство, ведь я не мог понять, кого я так заинтересовал и зачем. Обычно меня вообще не замечают, и я тихо сижу в самом конце класса, но тогда, благодаря моей проклятой рассеянности, на меня обращали внимание, наверное, все одноклассники. Сначала я списал эти взгляды в мою сторону на мою сегодняшнюю «популярность», но потом, придя домой и прокручивая в голове школьный день, я все-таки понял, что они встречались и на уроках, когда меня вообще не ругали (вот удивительно, да?). Кто это был, я узнал значительно позже, но об этом я вам еще расскажу.

— Эм, Нико, с тобой все хорошо? Ты не заболел? — спросил Уилл, подойдя ко мне на одной из перемен. Я поднял голову с парты и устало пожал плечами. Кто знает, может, я действительно заболел и эта апатия — один из симптомов простуды, или гриппа, или чего-то там еще.

— Может, тебе в медкабинет нужно сходить? — настаивал он, опираясь на парту и сверля меня взглядом своих голубых глаз. Я нахмурил лоб и почувствовал, как по моей голове распространяется жуткая ноющая боль. Может, я накручивал себя, а может, это действительно началось только в тот момент.

— Голова болит. Я уже целый день хожу обессиленный.

Уилл молча стянул меня со стула и повел в сторону медкабинета. Со мной творилось явно что-то неладное, и я был не уверен, что это как-то связано с пробудившимися воспоминаниями. Наоборот, я понял, что фантомный образ Бьянки подкинуло моё подсознание, как предупреждение о болезни. Ну вы же знаете, да, что, когда температуришь, снится всякий бред и ты не можешь от него отделаться? Вот это примерно так. Мне показалось, что у меня тоже поднялась температура, так как лоб казался неестественно горячим.

Мы зашли в кабинет. Врач внимательно выслушал меня, померил температуру, которая оказалась ближе к тридцати восьми и проверил горло. Как и предполагалось — простуда. Он назначил лечение, выдал справку на три дня и велел поскорее возвращаться домой.

В любой другой день я бы обрадовался возможности устроить себе несколько дополнительных выходных, но не сегодня, потому что на носу сидела куча контрольных и переводные экзамены. А мне нужны были оценки. Отец прямо пригрозил: «Выйдешь троечником, как в предыдущие пять раз, я с тебя шкуру спущу! Хочешь второй аттестат, набитый тройками? Для поступления на хорошую профессию баллов не хватит!»

Бр-р… До сих пор звенят в ушах его слова. А ведь у меня ещё год стараний впереди предстоит! Хорошо, что сейчас лето и можно расслабиться… Сходить на пляж, поиграть в компьютер, погулять в парке, сходить на свидание с… Так, что-то я отвлекся. Слушайте дальше.

Когда мы вышли из кабинета, Уилл попросил меня спускаться вниз и ждать его там, пока он сам обо всем сообщит и принесёт мои вещи. Мне хотелось отблагодарить его, но сил уже не осталось. Поэтому я медленно, держась за голову, спустился и вошел в раздевалку. В дверях я столкнулся с Рейной и Хейзел, которые что-то оживленно обсуждали.

— … снимался в этом фильме. Но я сейчас о другом… Ой, привет, Нико, — Рейна приветливо улыбнулась и махнула мне рукой. Отчётливо помню, что ответил ей глуповатой улыбочкой, и почему-то на сердце стало тепло. Тогда я списал это на помутнение рассудка, вызванное температурой и утренней апатией, но знал бы, что меня ожидает…

Затем, в который раз поморщившись, я перевел взгляд на Хейзел. Она хмурилась, рассматривая меня с головы до ног. Наверное, по моему виду ей все стало ясно.

— Опять заболел, — ворчливо констатировала моя сестра. — Ну, сколько можно тебе говорить: не сиди в одной футболке на балконе, смотря на звезды!

Эти слова здорово меня отрезвили. Я вспомнил, как, ища созвездие Андромеды на темном ночном небе, ёжился от холода. Здравый смысл подсказывал мне надеть толстовку, а упрямство уговаривало не отвлекаться и продолжать поиски.

Тогда я понял, что нужно было слушать здравый смысл. И до сих пор помню об этом.

В раздевалку ворвался запыхавшийся Уилл и поставил мой черный рюкзак с черепом на пол. Честно сказать, обожаю такие принты — у меня даже несколько футболок с ними есть.

— Как?! Ты ещё не оделся? — вскинул брови Уилл.

— Они меня заболтали! — принялся оправдываться я и показал пальцем на Рейну и Хейзел, стоящих рядом.

— Я только отчитывала моего непутёвого братца, — надулась Хейзел, сложив руки на груди. Я-то знал, что она просто беспокоится обо мне и берет на себя обязанность заменять мать, совсем как Бьянка. Наверное, это удел всех сестёр, когда у них есть единственный брат, и неважно, старше ты их или нет.

— Хейзел права, бро, — сказал Уилл и слегка подтолкнул меня к вешалкам. Я угрюмо поплелся к своей куртке под надзирательным взглядом этой троицы — да, Рейна тоже не одобряла мое легкомысленное поведение, я это видел. Конечно, неприятно, когда тебя опекают, как маленького ребенка, но круто же, когда о тебе беспокоятся, — значит, им не плевать, и это очень здорово.

Аннабет.

Любовь — это химическая реакция в нашем мозгу.

За окном собирался дождь. Темные тучи, похожие на густой дым, окутывали небо, подсвечиваясь золотисто-алыми лучами закатного солнца. Они напоминали скопления огромной сладкой ваты — такие же пушистые, объемные и нежно-розовые. Казалось, ими было скрыто какое-то сказочное королевство, недоступное человеческому взору. Эти тучи уносили меня в страну мечтаний — бесконечную, необъятную и исцелявшую мою покалеченную душу.

А то, что она была покалеченной, я нисколечки не сомневалась. Моя нездоровая заинтересованность Нико ди Анджело сводила меня с ума. Я прокручивала в голове тысячи поводов и встреч с ним, толком не понимая, зачем мне это вообще понадобилось. Ну вот пораскиньте мозгами сами (если они у вас, конечно, есть): с какой стати мне с ним видеться? Он нигде не участвует (к тому же его об этом не просят), не обладает выдающимися талантами, учится не так хорошо, чтобы я могла обсудить с ним свою домашку, и он мне не друг, чтобы прийти к нему за утешением.

Далее, мне стало казаться, что он привлекательный, хотя я раньше этого никогда не замечала и считала его тощей вороной с гнездом из черных волос и мешками под глазами. Всю свою жизнь, хотя нет, с восьмого класса, как он перевелся к нам, я считала его странным. Нико ни с кем не общался, сидел на дальней парте, носил черные вещи со скелетами, клинками и черепами — и так он делает до сих пор. Его кожа бела, как мел, а темные глаза кажутся равнодушными и даже уставшими. Разве это нормально? Конечно нет, но каким-то образом я нашла в этом что-то симпатичное. И уже в очередной раз валяясь на кровати и смотря в потолок, я думала о том, как неплохо бы было запустить свои руки в эти растрепанные волосы цвета воронова крыла.

Даже тогда своим остатком нормального мозга, незаполненного ерундой, я понимала, что веду себя глупо и думаю о глупом. Но это единственное, как я уже сказала, сдерживало мою бедную душу от рыданий и угрызений за то, что позволила себе влюбиться, хотя в этом не нуждалась.

Мои невесёлые размышления прервал телефонный звонок. Я отыскала телефон, который валялся где-то на кровати рядом со мной, и приложила к уху.

— Привет, — раздался в трубке голос Пайпер. — Я думаю, тебе следует развеяться. Пошли гулять под дождем!

— Пайпер, мне плохо, — заявила я, без особого энтузиазма выслушав её предложение. Мне действительно было плохо, так как я не знала, что делать. Все казалось таким непонятным и запутанным. С одной стороны, нет ничего такого, чтобы помечтать о парнях, ведь я девочка все-таки, а девочкам свойственно притяжение к парням. Да и вообще среди всех людей тяга к противоположному полу — это нормально. Когда-то, в классе пятом, когда мы проходили древнегреческую культуру, я наткнулась на работу известного древнегреческого философа Платона. Его писания гласили, что на заре человечества люди сочетали в себе оба начала — мужское и женское. У каждого было по две головы, четыре руки и четыре ноги. Эти существа обладали колоссальной силой, превозмогавшей силу богов. Зевсу стало неуютно от этого и он разделил их на мужчин и женщин. С тех пор, как говорит легенда, люди пытаются найти свою вторую половинку, поэтому мужчины и женщины притягиваются друг к другу подобно магниту.

С другой стороны, было как-то необычно ощущать острую привязанность к человеку, который, грубо говоря, мне никто. Сразу наступает ощущение зависимости от этого человека и приходит осознание, что ему нет никакого дела до моего внутреннего мира. Но я всё же упрямо продолжала думать о нем и это огорчало меня.

— Снова страдаешь по своему ненаглядному? — спросила Пайпер с небольшой долей насмешки и беспокойства. Конечно же, ей было неприятно думать, что мне плохо. Но надо сказать, ее звонок немного приободрил меня. Я была рада делиться хоть с кем-то своими мыслями и эмоциями. Без поддержки Пайпер я сошла бы с ума.

— Он не мой. И он не ненаглядный, — запинаясь, возразила я, хотя в глубине души с ужасом понимала, что моя подруга полностью права. На тот момент мне его не хватало. Те два дня (считая этот), что его не было в школе, показались мне мучительной вечностью. Но оставался ещё третий, как я поняла потом. Оказывается, Нико заболел и находился на больничном со справкой — это упомянули две незнакомые мне девушки, когда шли мимо меня в коридоре. Неудивительно, ведь его увел Уилл на перемене перед пятым уроком, а потом он и не появлялся. В принципе, в этом было даже нечто хорошее — пока его нет, я надеялась немного отвыкнуть от него, чтобы мои чувства поутихли и в конце концов растаяли. Мне не нужна была такая ерунда, как влюбленность в конце учебного года. Через день значилась контрольная, а я думала о бледно-мраморном лице в обрамлении взлохмаченных черных волос! Назовете сейчас меня влюбленной дурой и будете правы. Как же в те моменты я ненавидела свою девичью натуру!

— Давай одевайся и вниз. Я жду тебя у подъезда. Изучением всей «красоты» потолка в твоей комнате ты ничего не добьешься и только накрутишь себя, — моя подруга была как обычно проницательна и пыталась вытащить меня из тихой жизни интроверта.

* * *

— Почему ты думаешь, у вас ничего не получится? — спросила меня Пайпер, когда мы прогуливались по каменистым дорогам ближайшего парка. Дождь накрапывал совсем мелко, а в разбавленном вечерней прохладой воздухе витал аромат сирени. Я вдыхала его, чтобы успокоиться, освежиться, почувствовать всю красоту жизни. Мне это было необходимо, чтобы хоть на некоторое время освободиться от груза моих мыслей и переживаний. Ведь в жизни есть столько всего, помимо неразделенной любви, я не должна постоянно зацикливаться на чем-то одном, отравляться проблемами. Бороться нужно, имея при себе честь и достоинство, просто потому, чтобы не чувствовать себя ни на что не способной тряпкой. Пайпер была права: отвлекаться необходимо. Мир многогранен, и он не крутится вокруг разбитых сердец и страданий. Я стараюсь это помнить и не прожигать свою жизнь, и в первую очередь молодость, впустую. Но речь не об экстремальности, речь об управлении собой. Каждый должен уметь переключаться с нелюбимого на любимое, с труда на отдых — и наоборот. Наша жизнь не однотонная — черно-белая, как зебра, и каких полос в ней будет больше, решать только нам. Каждый сам плетёт свою судьбу, никакой другой человек не вправе распоряжаться ей. Выбор делаем только мы сами.

— Да потому что он меня не замечает, а мне просто не хочется развивать наши отношения.

— Да ты просто вбила себе в голову, что тебе нет дела ни до какой любви!

— Что в этом плохого? Возможно, я еще не доросла до любви. Мне не нужны отношения ради понтов… И дело не в возрасте… Морально я не готова.

Последнюю фразу я произнесла закусив до крови губу. После слов Пайпер я всерьёз начала думать, что, возможно, ошибалась. Любовь толкает нас на отчаянные поступки, позволяет сворачивать горы и творить нечто прекрасное! Хотя… Откуда мне было знать, ведь я до мая этого года и не любила никогда. Всю свою жизнь я противилась этому естественному биологическому процессу, думая, что это принесёт мне только боль и страдания. Ведь «в большинстве случаев нам нравятся те, кому не нравимся мы. Ромео и Джульетта — исключение, а не правило»*.

Мы с Пайпер присели на скамейку в тени раскидистого дуба. Моя подруга молчала. Её лицо оставалось спокойным, но она была задумчива. Возможно, Пайпер думала о том, что была не права и нужно оставить попытки свести меня с каждым мальчиком, к которому я питаю симпатию. Обычно это было её любимое занятие. Помню, однажды, когда я ходила в музей и рассматривала экспонаты в греко-римской секции, мне почему-то подумалось, что Пайпер могла бы сойти за дочь Афродиты — богини любви и красоты. Кажется, её дети должны хорошо разбираться в делах сердечных и естественно быть свахами. Ну… Например, Эрот — её сын, грубо говоря, тот ещё свах, как я поняла, читая некоторые мифы. Только очень-очень жестокий.

«Психея была права. Купидон на самом деле был монстром. Любовь была самым беспощадным монстром из всех».

Рик Риордан «Дом Аида».

— Знаешь, что? — вдруг сказала Пайпер, подпрыгивая на скамейке. По её распахнутым глазам и сжатым губам я поняла, что она хочет сказать что-то важное. И не ошиблась:

— Я веду себя глупо по отношению к тебе, — да, это вызвало у меня удивление. — Просто потому что, эм, лишаю тебя возможности поступать так, как считаешь нужным. Твоя фраза заставила меня поразмыслить над этим, и… я решила, что буду тебя поддерживать, может, подкалывать, но больше не придумывать планов, чтобы тебя свести с любым встречным парнем. Так больше нельзя. Я ничего не обещаю, все-таки от привычек избавиться трудно, но ты меня одергивай, хорошо?

Я молчала. Пайпер обычно редко извиняется с такими подробными объяснениями содеянного, потому что все её проступки достаточно мелочны, она всегда достаточно уравновешенна, чтобы не влезать в крупные передряги. Но если она извиняется подобным образом, то это стоит того, значит, она признает свою вину и попытается обязательно исправиться.

— Хорошо, — с улыбкой кивнула я. — Не хочу, чтобы тебя грызла совесть.

Пайпер улыбнулась в ответ. Она начала обсуждать со мной что-то, чего я уже не вспомню, наверное, обыкновенную дружескую ерунду, навроде сериалов, учебы, одноклассников… Не суть, главное то, о чем я поведаю вам дальше.

На каком-то моменте нашего разговора Пайпер ненароком взглянула мне за спину, и её лицо мгновенно вытянулось от удивления.

— Что такое? — спросила я оборачиваясь и тут же заметила причину изумления подруги. Недалеко от нас, по ту сторону дорожки под липами прогуливались Нико и черноволосая девушка, от которой я и узнала, что он вообще-то болен и должен сидеть на больничном. Конечно, никто не запрещал больным гулять по парку с друзьями, но я ощутила укол ревности. Скажу вам, это очень неприятно.

 — Наш бойчик вышел из тени. Наконец-то, — констатировала Пайпер, нахмурившись. Для нас это действительно было странно. Он вышел гулять не с Уиллом, а с девушкой, да ещё на больничном, — тут явно что-то нечистое творилось! Но что именно, мне знать совершенно не хотелось, даже одна мысль об этом приносила ужасную боль моему влюблённому сердцу.

Нико.

Второй день моего больничного был ничуть не лучше, чем первый. С самого утра я валялся в постели с температурой, мучился от головной боли и надрывно кашлял, приподнимаясь с места. Персефона часто заглядывала ко мне в комнату, приносила таблетки, воду и еду. Иногда заставляла обрабатывать нос и полоскать горло. Процедуры не из самых приятных, но это хотя бы не давало помереть от скуки и горестных мыслей о моём выздоровлении.

После обеда мне стало лучше. Лоб перестал гореть огнём, а голова болеть. Но сидеть в телефоне или читать я все ещё не мог — перед глазами всё плыло. Мачеха сказала — это нормально, и пригрозила мне строго-настрого так не делать, чтоб снова не стало хуже.

Вечером Хейзел позвала меня гулять. Аргументировала она это тем, что дышать свежим воздухом полезно, а в помещении, наоборот, иммунитет ослабевает. Я так устал тогда сидеть два дня в четырёх стенах, ничего не делая и страдая к тому же, что сразу согласился. Персефона разрешила только при одном условии: если я перестану выпендриваться и надену ветровку. Непривычно было видеть её заботящейся обо мне. Мы с Хейзел на пару сироты — у нас нет матерей, только мачеха, которая не жалует нас как детей от другой женщины, и даже не просто от другой женщины, а от других женщин. Понимаете? Ее раздражает, что наш отец такой бабник. Правда, он признался, что у него никого больше нет, кроме нас, и поклялся быть верным своей жене.

Поэтому Персефона окружает нас чрезмерной заботой и любовью, только когда мы болеем. Наверное, у неё материнский инстинкт включается. Пусть так. Всё же лучше, чем ничего.

Погода на улице стояла прекрасная. Солнце ослепительно сияло сквозь лёгкие тучи, которые от этого казались позолоченными, словно их посыпали блестками. Накрапывал мелкий дождик, а где-то вдалеке красовалась яркая семицветная радуга. Тяжёлый густой воздух, нагретый за день, развевал прохладный ветер, неся с собой ароматы свежести и сирени. Вечер дышал спокойствием, большего и не требовалось, чтобы почувствовать себя по-настоящему счастливым.

Сначала мы с Хейзел тихо шли по двору и болтали о всякой ерунде, а потом ей приспичило позвать Рейну. Знаете, ребята, гулять втроём — это не круто. Два человека во всю щебечут о чем-то, а ты просто идёшь рядом, как сбоку припёка, и в беседу вступать не хочется, и уйти не пускают. Третий лишний, что сказать. Я повсюду лишний, поэтому хожу один. У меня имеется какой-никакой друг — Уилл Солас, но и на этом спасибо, потому что я не могу находить общий язык с людьми. Наверное, это и называется социофобия.

— Ох, чёрт! — вдруг выругалась Хейзел, и мне показалось, как-то неестественно. Видимо, не зря, но об этом позже. — Я же деньги забыла дома!

Это заявление поставило меня в полнейшее недоумение.

«С чего это ей понадобились деньги?» — пронеслось в моей голове. Мы было отошли уже на достаточно большое расстояние от дома, чтобы возвращаться и почти дошли до ближайшего парка.

— Зачем? — непонимающе спросила Рейна и переглянулась со мной в поисках объяснения и поддержки.

— Ну мы же хотели поесть мороженое. Я мигом! — быстро протараторила Хейзел и, перейдя на бег, помчалась в сторону дома.

Мне ничего не оставалось как закатить глаза, пожать плечами и продолжить прогулку. Знал бы я тогда намерения моей сестры — ни за что не отпустил бы её.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Рейна, наверняка чтобы не молчать.

— Уже лучше, спасибо.

Мне было неловко от одного её присутствия, казалось, сделай я что-то не то, это выдало бы меня с головой, заставляя покраснеть до корней волос. Но мне почему-то очень хотелось тогда хоть раз украдкой взглянуть на неё. Я, мельком понимая, что мной движет, сразу одёргивал и ругал себя самыми нелестными словами. Привязываться к кому-то настолько сильно я не желал, ведь по жизни был одиночкой. Мне просто было страшно, что это разобьет мне сердце.

На одной из скамеек я заметил Пайпер и Аннабет. Вот кому тоже не сиделось дома. Пайпер что-то увлеченно рассказывала — глаза так и светились от возбуждения или восторга.

Я надеялся, что они меня не заметят, ведь опасно появляться с девушкой перед другими девушками, особенно знакомыми, — сразу решат, что встречаемся.

А мне не нужны были как привязанности, так и поспешные выводы. Чтобы хоть как-то отвлечься от ненужных мыслей, я спросил Рейну о школе в дни моего отсутствия, и она пустилась в долгий содержательный рассказ, полный свежих новостей. Отлично.

* * *

Вечером следующего дня я решил наконец сесть за уроки. Больничный заканчивался, предстоял школьный день. Нудное дело, но зато полезное для моих оценок. В конце учебного года болеть совсем не круто, особенно когда с тебя собираются спустить три шкуры за тройку в четверти.

Вывалив необходимые по расписанию учебники на стол, я обнаружил пустую колонку в дневнике. Каждый урок у нас не реже двух раз в неделю, а неделя уже подходила к концу. Получается, я халявно почти что пропустил её. В понедельник отпросился с пятого урока, а следующие три дня просидел дома. Следующий день — пятница, а потом снова выходные. Эх, было бы это, например, в середине учебного года, я бы обрадовался, ведь такой шанс!

А теперь послушайте, как я узнавал домашку и что из этого вышло. Думаю, вам будет интересно.

Самым лучшим решением на тот момент мне показалось позвонить. Если напишешь, кто знает, когда ещё ответят, а мне нужно было срочно. Я точно знал, что необходимо позвонить тому, кто точно знает все заданные домашние задания и внимательно слушает на уроках. Джейсон? Он в параллельном. Перси? Вряд ли он знал все назначенные даты контрольных. Лео? Вроде хорошо учится в области точных наук, но со всей остальной информацией, не касающейся темы урока, дефицит внимания его подводит.

Оставались только девочки.

«Надо посмотреть, есть ли у меня вообще номера хоть каких-то из них», — подумалось мне, и я взял со стола телефон. Наверное, самой точной реакцией на список контактов у меня было только «Опа на». А знаете почему? Мне попадались номера одних, как раз таки, девочек. Это показалось мне очень странным, но я решил разобраться с этим попозже и наконец узнать домашнее задание. Итак, на ум сразу пришла Рейна. Мне очень тогда хотелось ей позвонить, поговорить с ней, услышать её голос (ребята, я влип, но этого ещё не знал, к сожалению). Она не подходила по той же причине, что и Джейсон. Может быть, Пайпер? Тоже нет. Я был уверен, что эта Королева красоты, как её называет Лео, не слишком хорошо слушала на уроках и все время спрашивала у Аннабет (прости, Пайпс, сейчас я другого мнения о тебе).

«Точно, Аннабет», — осенило меня. Вот кто наша всезнайка, зануда и отличница. И кто только придумал, что блондинки тупые? Как-то раз меня заинтересовал этот вопрос и я решил порыскать в интернете, но ничего толком не нашёл. Где-то говорилось, что данный стереотип зародился ещё в Древнем Риме, когда многие модницы завидовали обладательницам такого редкого оттенка, как платиновый блонд, и часами специально лежали на солнце, чтобы их волосы выгорели и обесцветились. Бред какой-то, по-моему. Зачем девушки вообще портят своё тело ради стандартов красоты? Или просто древние римлянки не понимали, что выгоревшие волосы — мёртвые и похожи на метёлку? Чёрт знает этих женщин, а я вам расскажу ещё одну гипотезу зарождения стереотипа, согласно другому источнику.

Некоторые предполагают, что всё пошло от какого-то шоу, которое показывали в двадцатом веке. Там люди танцевали какой-то глупый танец в глупых нарядах, и участвовали в этом одни лишь блондинки.

Поразмыслив, я в итоге пришёл к выводу, что тупыми могут называться только богатенькие блондинки-модницы, у которых вместо мозгов жвачка.

Чейз взяла трубку почти сразу же, что избавило меня от мучительных ожиданий.

— Привет, Аннабет, это Нико.

— О… Привет… — кажется, она была сильно удивлена — я никогда ей до того раза не звонил, да и вообще недоумевал, откуда у меня её номер взялся.

— Тебе домашку?

— Да.

— Подожди минутку, — на том конце что-то зашуршало. Я предположил, что она уже сделала уроки и ей пришлось снова доставать дневник.

— Готов записывать?

Аннабет продиктовала мне домашнее задание и спросила о моём самочувствии. Ну, честно, я немного удивился, но все же ответил ей, что мне уже лучше и я готов идти в школу.

— Слушай, Нико, как ты относишься к контрольной и зачету в один день? — я уловил в голосе Аннабет насмешку. Она смеялась надо мной! Думала, я ленивый оболтус и совершенно не учусь. Ну да, такое бывает иногда. Только иногда! Она просто тогда не знала меня, мы вообще не общались. Точнее, только чуть-чуть, совсем чуть-чуть, не до такой степени, чтобы спрашивать друг друга о здоровье.

Я смягчился. В конце концов, сказанная фраза была именно тем, что мне нужно. Хотел же я узнать дату ближайших контрольных, вот и узнал.

— Справлюсь. Спасибо, что предупредила. У самой-то как дела?

Даже через мобильник я почувствовал, в каком шоке оказалась Аннабет. Ну, правильно, с какой стати я должен был интересоваться её жизнью? Вот вам случайно не покажется подозрительным, что человек, с которым вы мало общаетесь, спрашивает вдруг, как ваши дела? Посудите сами.

— Э-эм… Ну-у… Хорошо. Готовлюсь к экзаменам. Спасибо.

— Кстати, какие темы проходили в моё отсутствие?

— Ой, — так и представил, как она отмахнулась, — какие темы в конце учебного года! На халяву уже ходим, ты сам это знаешь.

— Ну… В понедельник мы же что-то проходили.

— По русскому это было повторение. Морфология. На химии… мы писали самостоятельную…

Тут Аннабет резко замолчала. «Может, вспомнила что-то не то?» — предположил я.

— А вчера на биологии мы проходили хромосомные болезни, — продолжила она через несколько секунд.

— Понятно. Объяснишь как-нибудь?

— Обязательно. Постараюсь, по крайней мере.

Я не успел ответить, потому что в комнату вошла Хейзел.

— Нико… — увидев, что я разговариваю по телефону, она осеклась и понизила голос: — Будешь чай с малиной?

Я кивнул.

— Ладно. До завтра, Аннабет. У меня тут супер-лечение с малиновым чаем.

— Пока, Нико. Выздоравливай поскорее, — в её голосе прозвучала улыбка, а затем она отключилась.

— Пойдём? — сказал я и, положив телефон на стол, поднялся со стула. Это не укрылось от внимания Хейзел. Она нахмурилась.

— Погоди. Это случайно не мой телефон? Откуда он у тебя в комнате?

Да, это был действительно её телефон. До сих пор не понимаю, как я мог не заметить. Они похожи только цветом и моделью, в остальном их сходство заканчивается. Ну, тогда я выяснил, что и пароли тоже были одинаковые. Бывает же.

«Теперь понятно, почему в контактах одни девочки», — с улыбкой подумал я и решил переписать номер Аннабет на всякий случай. И не зря, как я понял позже.

— Наверное, ты забыла его, когда в последний раз приходила ко мне.

Хейзел с подозрением посмотрела на меня, но ничего не сказала. Наверняка она решила, что я пересмотрел её фотки и переписки.

— Я нигде не копался, клянусь. Взял только позвонить.

Моя сестра вздохнула, но лицо её оставалось хмурым. Я почувствовал, что срочно стоило менять тему.

— Так, что там всё-таки насчёт малинового чая?

7 мая.

Дорогой дневник, каждый не понаслышке знает, что дни в конце учебного года самые насыщенные. Множество итоговых контрольных, зачётов, тестов, экзаменов. И ко всему приходится готовиться, чаще всего, прочёсывая весь учебник. За эту четверть месяца мы написали только одну контрольную и диктант. На большее времени не было. Майские выходные — день весны и труда. А послезавтра День победы… Какая же я дура была, когда думала, что май — это праздник. Кажется, так было в четвёртом классе. Что ж, беззаботная жизнь канула в Лету. Я в десятом, и расслабляться не приходится.

Ха, сейчас пишу сюда, вместо того, чтобы готовиться к завтрашней контрольной по биологии и зачёту по истории. Я вообще рисковая девочка. Но пишу я не от балды, а потому, что моя голова забита таким количеством мыслей, не связанных с учебой, что их невозможно держать в себе.

В общем, представляешь, моя подруга влюбилась! Ну я же тебе о ней рассказывала. Аннабет, помнишь? Такая высокая блондинка с серыми, как грозовые тучи, глазами. Прикинь, её предметом воздыхания стал Нико ди Анджело! Ой, ты же ещё не знаешь, кто это. Никак не представлялось возможности рассказать тебе. Наверное, потому что этот мой одноклассник не любит светиться. А зато любит носить всё чёрное, ни с кем не общается толком, сидит на дальней парте — в общем, одиночка. Мне иногда даже нравится такая жизнь, потому что я порой устаю от школьной кутерьмы. Ведь я — актив класса и вхожу в группу организаторов мероприятий. К тому же иногда со мной пытаются завести знакомство и подружиться ради связей и выгоды, потому что мой отец известный актёр. Я и так стараюсь вести как можно более незаметный в этом плане образ жизни и лишний раз не упоминать свою фамилию. Так что же ещё сделать для спокойной жизни без навязчивых людей?! Ладно, одна Аннабет меня понимает и дружит со мной просто так, без корыстных целей, а то точно стала бы изгоем, как Нико.

Кстати, о них. Аннабет очень тяжело даётся её влюбленность. Она совсем не хочет признавать, что испытывает к кому-то нежные чувства. Моя подруга мучается. Я всеми силами стараюсь её поддерживать. К счастью, мне это удаётся. После наших прогулок она чувствует себя лучше. Только… Только вчера, мне кажется, ей, наоборот, стало хуже.

Когда мы гуляли, я извинилась за то, что все время пыталась свести её с каким-нибудь парнем (мне стыдно). Не знаю, что обычно движет мной, может быть, мне просто жалко Аннабет, потому что у меня есть парень, а у неё никогда не было. Теперь я понимаю, что заставить человека насильно полюбить — очень глупо. Надеюсь, она меня простила.

Так вот, за нашими разговорами мы заметили, что Нико гуляет по парку с Рейной из параллельного класса, и, естественно, моя подруга чёрт знает чего себе навыдумывала. Мне так её жаль. Ревность — жестокая штука. Но Аннабет должна пройти через это, справиться со всем, что ей выпадет на этом пути, ведь, как говорил Купидон: «Любовь — это не игра! Это не цветочки и радуга! Это тяжелейший труд — испытание, не имеющее конца! Она требует полной отдачи и прежде всего — правды! Только так можно получить награду!»*. Я знаю, Психея, его возлюбленная, подверглась ужасным мучениям из-за своей свекрови Афродиты, но выдержала всё, чтобы добиться права снова вернуться к нему. Мне кажется, это стоило того.

На сегодня я прощаюсь с тобой, дневничок. Уроки сами себя не сделают.

* * *

8 мая.

Сегодня была контрольная. Мальчики всё время пытались у нас списать, хотя, на мой взгляд, вопросы были не такими уж сложными. Мне кажется, у моих одноклассников просто много лени и нежелания думать своими мозгами. Ладно ещё списывать им не лень и есть хоть какой-то порыв получить удовлетворительную оценку.

Весь урок я была занята контрольной, но от моего взгляда не укрылось, что Аннабет всё время поглядывает в сторону задней парты, пытаясь маскировать это обыкновенным рассматриванием таблицы Менделеева. Ну вот кто поверит, что ей понадобились эти сведения на контрольной по биологии, в которой и вопросов таких нет?

Эх, Аннабет, вот до чего довела тебя твоя упрямость. Вопреки себе же и влюбилась.

На перемене мы все ещё доделывали работу, хотя учительница фактически нас отпустила. Это потому, что следующим уроком у нас была химия и мы, естественно, оставались в том же классе, спокойно продолжая решать задания.

Точнее, неспокойно. В классе стоял шум. Мальчишки со скоростью света носились туда-сюда, от парты к парте и до учительского стола, пытаясь найти «случайно забытые» ответы, списать друг у друга или попросить помощи у нас, девочек. Конечно, такое мешает сосредоточиться, но думать можно.

— Аннабет, — позвала я свою соседку по парте. По правде говоря, мы сидим вместе с начальных классов, как только представляется возможность, а начиная с пятого — почти всегда, ведь старшеклассникам разрешается сидеть, с кем захочется. Только вот три дня назад Перси без разрешения занял моё место, отослав меня за парту с Лео. Но зная, каково было тогда Аннабет, я не стала возражать, предположив, что Джексон тоже беспокоился о ней и хотел быть рядом. Я желаю своей подруге только лучшего. Люблю, когда она ходит счастливая.

— Ты всё? Что такое пептидная связь?

Некоторые ученики, в том числе и Аннабет, сделали всё до окончания урока и теперь помогали другим. Я сказала, что задания в основном были несложные, но попадались всякие. Всё же я не компьютер, чтобы держать абсолютно все знания в голове.

К нашей парте подлетел Перси.

— Эй, Воображала, помоги с контрольной!

Я уже получила ответ на свой вопрос, поэтому Аннабет закатила глаза и начала что-то объяснять уже ему, категорически отказываясь просто дать списать. Ей нужно, чтобы человек усвоил тему, а не просто скопировал и забыл. Такой метод все, правда, считают занудным, а Перси даже по-братски прозвал её Воображалой.

— Ах ты, Рыбьи мозги, а ну отдай сейчас же! Я же пытаюсь тебе помочь!

Джексон играючи держал листок над головой, нагло пользуясь тем, что он выше Аннабет на полголовы. Теперь пришла моя очередь закатить глаза. Все их дружеские потасовки происходят так часто, что стали обыденными.

Прозвища. Они, наверное, есть у всех самых лучших друзей, особенно у парней. Ведь мальчики испокон веков самые большие выдумщики. А телефонные книги забиты кличками вместо имён. У меня тоже есть прозвище, которое дал мне Лео — Королева красоты. Самое главное, что оно не обидное и мне очень нравится. Круто же именоваться столь почётным титулом, пусть и в шутку. Ха-ха.

«И я иду к тебе навстречу,

И я несу тебе цветы,

Как единственной на свете

Королеве красоты!»**

Прости, не удержалась. Рассказываю дальше.

Самое интересное случилось на истории. Учительница по этому предмету у нас довольно строгая. Списать не получается, разговаривать на другую тему никто не смеет. Сидим намного тише, чем на других уроках. Обычно на плечи давит напряжение. Так и хочется сжаться в комочек под пристальным взглядом.

Наверное, у каждого есть такой учитель — строгий, проницательный, а иногда противный. Как уж без него, ведь благодаря им в школе держится порядок. Необязательно это директор или завуч. Кто-то добрый, терпеливый, кто-то злой или нудный — люди разные, и у каждого преподавателя на уроках мы тоже ведем себя по-разному. На математике не спеша решаем примеры; на литературе ведем себя раскованно и запросто можем обсудить с учителем интересный случай на даче, не отвлекаясь от работы; на информатике — страдаем фигнёй, никто серьёзно к этому предмету не относится; на истории, как уже ясно, сидим без лишнего звука.

Кстати об истории. Я говорила, что зачёт — это пипец? Так вот, зачёт по истории — полнейшая жесть! Просто потому, что ей никогда не угодишь. Она может задать сотню вопросов, получить сотню правильных ответов, но всё равно будет недовольна.

Сегодня она решила пересадить нас для итогового теста. Как оказалось, зачёт переносится на следующий урок («Вы напишете контрольную, а во вторник обсудим ошибки, и я спрошу каждого»).

В общем, она решила пересадить всех так, чтобы никто не переговаривался (как оригинально!). Поэтому она тщательно выбирала тех, кто очень мало общается. Думаю, понятно, каким испытаниям подверглись наши нервы. Мои глаза, как и у всех остальных, были опущены в книгу в течение этого процесса, но я все же успевала мельком поднимать взгляд и замечать, что учительница часто останавливалась на Нико, точно хотела каждого посадить с ним. Но достался он Аннабет. А что, судьба — штука странная. Оригинальных сценариев не бывает.

Но если серьёзно, историчка сделала правильный выбор, потому что Нико и Аннабет как раз не общаются. Совсем. Честно, я не понимаю, учитывая это обстоятельство, почему моя подруга влюбилась в него и как это произошло. А что насчёт меня, то я села с Уиллом. Ладно, он хорошо учится и не донимал меня весь урок расспросами. Повезло мне. Чего, к сожалению, не скажешь об Аннабет. В её движениях снова появилась резкость и нервозность. Но она старалась вести себя спокойно, будто ничего и не происходит. Порой я даже слышала осторожные перешёптывания.

— Объяснишь? Ты же обещала, вроде как.

— Не обещала, кстати. Давай свой вопрос, больной ты наш.

Её голос чуть дрогнул. Я недоумевала, когда Аннабет успела согласиться объяснить ему что-нибудь. Они, как мне кажется, никогда не общаются, за исключением «привет» да «пока». Я её немногим позже расспросила об этом и узнала, что они вчера разговаривали по телефону. Как я могла это пропустить? И как моя лучшая подруга мне ничего не сказала? Ведь это для неё должно быть великим событием, сдвигом в их отношениях!

Ну да ладно, не рассказала, значит, не до этого было или забыла. Пойдём дальше.

Где-то посреди урока учительница ни с того ни с сего спросила:

— Аннабет, ты не заболела?

Аннабет подняла голову и недоуменно оглядела весь класс. Когда она поворачивалась в мою сторону, я заметила, что её щеки горели румянцем, и потом, насколько это было возможно, ещё больше заалели от возросшего к ней внимания со стороны одноклассников.

— Да нет. Всё нормально, — смущенно пробормотала она, потупив взгляд. Остальные заулыбались и захихикали.

Почему-то мне показалось, что уже многие девочки стали в мыслях сводить Аннабет с Нико, заметив её поведение. А может, им просто стало смешно из-за неловкости, в которую историчка поставила мою подругу. Впрочем, и то, и другое вполне естественно. Я никого не виню, только немного зло берет от издёвки учительницы перед всем классом. Она всегда так. Может поднять невероятно щекотливую тему перед всеми, не задумываясь о тактичности, и опозорить человека. Ещё одна тёмная сторона, ещё одна причина ненавидеть эту женщину. Но мы терпим её вот уже шесть лет. Что нам остаётся, дорогой дневник? Только терпеть.

Он был слишком предан своим друзьям. Он не мог смотреть на вещи объективно.

Он спас бы друзей, если бы это значило, что мир будет уничтожен.

Рик Риордан. «Герои Олимпа. Метка Афины».

Перси.

Дружба. Распробуйте это слово на вкус. Что в наше время подразумевается под понятием дружба? Общение, помощь, полезные связи… Возможность весело провести время и получить выгоду. Без этого, конечно, никак, но… Это только одна сторона медали. Та сторона, о которой знают все. Несомненно, без союзников в нашем мире не выжить. Для хороших воспоминаний, свершения планов нужны люди. Пикник на природе и творческий проект без них не обходятся. Да и глупо было бы, если бы обходились.

Но… Не все помнят о другой стороне медали, о главной функции дружбы. Нуждались ли вы когда-нибудь в верном совете, поддержке, понимании и любви? Многие видят в дружбе лишь материальную ценность. «Бро, одолжишь пятисотку?», «Мне скучно, пошли со мной в магазин». Часто мы вспоминаем о так называемых друзьях, только когда нам что-то нужно. Я не говорю, что это плохо и лучше так не делать. Не делать это невозможно. Просто часто взаимовыручка превращается в простое пользование. «Дружба» состоит лишь из просьб.

Но это уже сотрудничество. Дружба более многогранна. Кроме услуг в ней есть еще много чего. Например, привязанности и любовь. Вот вам никогда не хотелось самому помочь человеку просто так? Обнять, когда плохо? Поддержать советом?

Дружить — тяжелый труд. Но он красит нашу жизнь, делает её существеннее. Как там говорят?.. Одному тяжело и перо поднять, а с друзьями можно и горы свернуть.

Ну, я думаю, из одного философского монолога трудно усвоить, что такое дружба, ведь это даже не описать словами. Лучше покажу на примере.

Итак, зовут меня Перси Джексон и мне шестнадцать. Надеюсь, вы что-то поймете из моего рассказа. «Слушайте и запоминайте», как любит говорить наша математичка. Поехали!

* * *

Все началось в прошлом мае. Я заканчивал десятый класс, а на меня давила куча контрольных. Конечно, конец года — самое ответственное время в жизни каждого школьника, но именно в этот период у всех напрочь пропадает желание учиться. Мы с друзьями не были исключением и больше времени проводили на улице или где-то ещё, мало беспокоясь о домашних заданиях и возможных двойках. С Гроувером я часто ходил в скейт-парк, а иногда помогал ему заниматься волонтёрством в приюте для животных. Вообще мы довольно много общаемся, ведь он мой лучший друг.

С ним, как и со всеми остальными из нашей школы, я знаком с шестого класса. Именно в тот год я и моя мама переехали в этот город на деньги, вырученные продажей гипсовой фигуры, которая завалялась у нас на чердаке. Гроувер стал первым моим другом и помогал мне обжиться в новом месте. По правде сказать, мы сразу нашли общий язык и очень быстро подружились. Чего не скажешь об Аннабет. В начале она не питала ко мне тёплых чувств, можно даже сказать, презирала. Но всё же, как староста класса, провела мне экскурсию по школе. И, надо сказать, из Аннабет рассказчик получился просто замечательный. Оказывается, наша школа была основана в девятнадцатом веке. Её здание менялось два раза за всё время. Сначала она была маленькая и деревянная. Город рос, и у неё появилось множество пристроек. А потом, в середине прошлого века, она сгорела, и на её месте построили новое огромное здание из белого кирпича, в котором мы сейчас и учимся.

Постепенно мы с Аннабет подружились (на это ушёл всего год). Я понял, что с ней интересно общаться, несмотря на её занудный, горделивый характер. Она много знает и потрясающе объясняет. С самого начала моей учебы здесь Аннабет объясняла мне многие непонятные темы. Сначала по наставлению учителя, а потом и по своему желанию. Её труды дали результат — через какое-то время я стал учиться лучше. А в табеле успеваемости троек стало проскакивать всё меньше. Например, в конце этого мая у меня было как раз-таки три тройки. Думаю, это неплохо. По крайней мере, для меня.

Аннабет — просто ходячая энциклопедия. Как я уже сказал, она знает очень много и не только касаемо школьной программы. Например, вы догадывались, что колонны античных зданий вырезались не целиком из камня, а их собирали из отдельных цилиндрических блоков, скрепленных штырями? Ну, конечно, этот факт так себе, но это первое, что пришло мне в голову. Аннабет увлекается архитектурой и историей. Честно, я не любитель таскаться по музеям, но, видя, как загораются её глаза, можно и потерпеть. Тем более, некоторые из экспонатов бывают довольно любопытны.

В отличие от меня, она моих интересов не разделяет. Ну, ходит со мной на речку или в бассейн (за это я ей благодарен), но рубиться в компьютерные игры не соглашается. «Мальчиковое занятие», — аргументирует. Может быть, это и к лучшему. У меня же есть Гроувер. Кстати, недавно он побил мой рекорд. Но это уже лишняя информация.

В один из понедельников мая я заметил, что Аннабет странно себя ведет. Она не смеялась, не улыбалась, не болтала с Пайпер и даже не подошла обсудить со мной… ну, что-нибудь. В общем, она полностью погрузилась в себя. Я, конечно, не отличаюсь проницательностью, но её поведение только слепой не заметил бы. А когда я спросил, в чем дело, Аннабет отказалась рассказывать о своих переживаниях. Даже мягко намекнула, что это чисто женские проблемы.

«Может быть, у неё критические дни или она влюбилась?» — копался я в догадках. Честно, меня немного задел её отказ. Ну, какие могут быть секреты от лучших друзей?

В общем, как говорят, на зло отвечай добром. Кажется, Аннабет действительно было плохо. Поэтому в тот день я не отходил от неё ни на шаг. Моя поддержка была меньшим и единственным в этой ситуации.

Она так и ходила — задумчивая и печальная — всю следующую неделю, но, кажется, чувствовала себя уже лучше. Я не навязывался, только иногда подкалывал, как, например, на одной контрольной по биологии забрал у неё листок и держал у себя над головой. Конечно, грозная Аннабет — страшная Аннабет, но я видел, что она еле сдерживала улыбку.

Через неделю нескольких из нашего класса, в том числе и меня, оставили после уроков. А началось все так. Я, Аннабет, Пайпер и Джейсон (Гроувер тогда ушел домой из-за недомогания) сидели в столовке. Сначала мы болтали о всякой ерунде и много смеялись. Думаю, вы знаете, что происходит в больших компаниях друзей, а тем более одноклассников. Но потом Пайпер вдруг заявила:

— Молитесь, чтобы не было зачета по истории.

Была пятница. Это я хорошо запомнил, потому что у нас история только во вторник и пятницу. А вторник на той неделе был занят переводным экзаменом (я держал кулачки за Аннабет), и зачёт у нас опять не состоялся. Честно говоря, и в ту пятницу, и дальше тоже. На уроке либо был тест, либо он срывался, либо у самой учительницы были срочные дела. Видимо, сама судьба не желала этого. Оно и к лучшему.

— Ага, — кивнула Аннабет. — Экзамен — это просто. Зачёт — нифига. Она нас завалит.

О да, наша историчка любит нас заваливать. Уж не знаю, почему она такая вредная.

Во время разговора к нам подошла наша классная и попросила заглянуть к ней после обеда. Естественно, Джейсона это не касалось — он же из параллельного.

Когда мы собрались в нашем классе, учительница объявила, что наши оценки неприемлемы. Потом начала разглагольствовать на тему того, как мы будем сдавать ЕГЭ. Ух, представляю, что будет в одиннадцатом: вечные напоминания, угрозы, элективы. Долгие вечера за уроками и решением вариантов. Типичная логика учителей: у учеников безумно важное для поступления ЕГЭ, давайте загрузим их по полной.

Некоторых из нас так и подмывало исправить оценку. Поэтому, когда классная удалилась из кабинета и шаги её стихли вдалеке, я, Нико и Лео, не сговариваясь, подошли к учительскому столу.

— У вас тоже плохие оценки, да? — спросил я.

— Ага, мне от мамы кранты, — улыбнулся Лео и с озорным огоньком в глазах достал из кармана отмычку. Мне до сих пор интересно, он всегда носит собой средства для взлома? И что он взламывает, кроме учительских ящиков? Торговые автоматы?

— А ты, Нико?

— С меня отец шкуру спустит, какие уж тут шутки, — пробурчал он под нос, словно его проблемы в семье никак нас не касались. Вообще-то так и было, но его мрачный вид немного покоробил меня.

— А кто говорит о шутках? — ухмыльнулся Лео. — Мамины угрозы довольно реальны.

— Что-то не видно, — фыркнул Нико, кидая на него презрительный взгляд.

В воздухе потянуло напряжением в преддверии надвигающейся ссоры. Оглядываясь назад, я неожиданно понял, что причина, как и вся ссора целиком, вообще-то была довольно глупой. Надо же было поссориться из-за озорного вида и плохого настроения! В голове не укладывается.

— Если я улыбаюсь, это еще не значит, что я не всерьёз. Просто пытаюсь быть оптимистом.

— Если ты оптимист, почему ты пытаешься взломать ящик? Оптимисты стараются своими силами.

— Я своими силами и открываю этот ящик! К тому же, ты в курсе, что до конца года осталось две недели? Я просто не успею нахватать достаточно положительных оценок.

— Если бы ты учился сразу, то можно было бы не жульничать.

— Хм, а ты чем лучше? — хмыкнул Лео и, подняв голову, посмотрел на Нико, который рыскал по учительскому столу. — Тоже вон лезешь исправлять.

— Может быть, и так. Но, в отличие от тебя, хотя бы пытаюсь серьёзно вскрыть шкафчик и на полном серьёзе исправить оценки.

— Ребят, вы слышали? — Лео повернулся ко мне, Аннабет и Пайпер. — Более нелепой речи я в жизни не слышал!

Должен признать, я был с ним согласен. А вот Аннабет, кажется, заявление Лео не очень-то понравилось. Она нахмурилась и задумчиво пожевала губами. Я не понимал: может быть, её что-то задело? И почему?

— Ха, не воображай себе, что ты тут у нас самый крутой! — Нико выпрямился и посмотрел сверху вниз на сидящего на корточках оппонента.

— Может быть, и крутой! — усмехнулся Лео. — Я вообще-то, в отличие от вас, стоящих просто так, уже открыл ящик. Налетай!

Я и Нико сразу оживились и склонились над приоткрытым ящиком.

— Ух ты, тут моя рогатка, — воскликнул Лео, вытаскивая свое сокровище.

— А вот и журнал, — сказал я и положил его на стол. Девочки заинтересованно подошли к нам. — Надеюсь, училка достаточно завалена работой, и по просту не успела выставить оценки в электронный журнал.

— Это было бы здорово, — пробормотал Нико, пробегаясь глазами по списку класса.

— Хм, у меня тройка по физике, — хмуро констатировала Пайпер и задумчиво приложила палец к подборку.

— Что, не отличаешь кинетическую энергию от потенциальной? — усмехнулся я. Признаться, динамика была моей любимой темой, и я её отлично понимал без помощи других.

— Представь себе, отличаю. Но там находятся и более сложные темы. Честно, никогда не исправляла. Думаете, не заметит?

— Нас же много, она наверняка всех не замечает. Может быть, она и не помнит, что у тебя было, Пайпер. Но вот тебе, Аннабет, лучше не пытаться.

— Я и не собираюсь! — высокомерно заявила Аннабет, грозно смотря на Лео. — Мне это ни к чему.

— Опять думаешь, что самая умная, да? — беззлобно заявил он в ответ. Вообще-то Лео всегда шутит и не всегда следует воспринимать его всерьёз. Как, например, тогда, но, видимо, Нико и Аннабет в тот день явно были не в духе.

— Может быть, и так! Разве это плохо — быть умной? И не считай, что ты тут у нас самый крутой! — Аннабет, сама того не ведая, повторила фразу ди Анджело, сказанную чуть раньше.

— Ты не заболела? — хмуро спросила Пайпер, обернувшись к ней.

— Нет.

— Меняешься под стать своему Нико? — продолжила она, перейдя на шепот. Нико и Лео были увлечены обсуждением оценок и пропустили эту реплику мимо ушей, но я стоял достаточно близко к девочкам, чтобы услышать всё в точности. Меня смутило слово «своему».

«Что бы это значило?» — подумал я в недоумении.

— Он не мой, — сквозь зубы прошипела Аннабет. — Не смей так выражаться, тем более при людях!

Замечательно, тогда она, наконец, признала, что я человек, а не какое-то существо с рыбьими мозгами.

— Ладно, прости… Боже мой, скоро звонок!

Пайпер быстро схватила ручку и, отпихнув меня, потянулась исправить оценку.

— О, а что вы делаете? — вдруг прозвучало со стороны входа. Клянусь, у каждого из нас чуть инфаркт не случился. Мы резко подняли головы и с облегчением увидели Хейзел, Рейну и Джейсона.

— Предупреждать надо, — проворчал Нико. На этот раз все были с ним согласны.

— М, оценки исправляете? — улыбнулся Джейсон. — Нечестно работаете.

— Зато продуктивно, — улыбнулся я в ответ.

За учительским столом скопилось довольно много народу, так что все начали отпихивать друг друга, толкаться и ворчать. Я чувствовал себя в эпицентре урагана, где всё летает из стороны в сторону, крутится, вертится, норовя задеть, толкнуть и ударить.

Меня коснулся чей-то локоть, я чуть подался назад и наступил на ногу Хейзел. Она от неожиданности охнула и, взмахнув рукой, свалила стопку тетрадей со стола.

— ЧТО ТУТ ПРОИСХОДИТ?!

В эту уже секунду прозвенел звонок и окрик учительницы, стоящей на пороге с грозным видом, прогремел ещё более зловеще, чем задумывалось.

Вот тут уж у нас точно сердце ушло в пятки. Я чувствовал — нам конец. Так и случилось.

— Живо все к директору! Сейчас же!

* * *

Как и ожидалось, нам устроили взбучку и оставили после уроков. Мы пытались сбежать, но классная каким-то образом нас выследила и погнала обратно. Уже в классе она провела нам ещё одну воспитательную беседу и приказала в течение двух часов написать сочинение на тему «В чем неприятность взломов с проникновениями». Наверное, это было проверкой того, как мы внимательно слушали.

Естественно, никакого сочинения мы не написали. Даже наши правильные девочки не удосужились начеркать ни строчки. Они объясняли это тем, что ни в чем не виноваты, а просто оказались не в то время не в том месте.

«А почему только мы, не весь наш класс?» — спросите вы.

Спешу сообщить, что на тот момент, когда нас застукала учительница, никого кроме меня, Лео, Нико, Аннабет, Пайпер, Рейны и Хейзел в классе уже не было. Все сразу ушли после окончания собрания. А на столе из-за наших ссор и толкучек образовался самый настоящий разгром. И, к тому же, полностью открытый ящик и распахнутые дверцы шкафчиков говорили сами за себя. Думаю, училка все правильно поняла и даже немного преувеличила.

В итоге мы сидели в душном классе, в животе урчало от голода, а за окном цвела весна. Круто. Особенно для тех, кто не хочет возвращаться домой из-за каких-то проблем в семье. Все знают, таковыми являются Нико, Хейзел, Рейна и Джейсон. Ну, может, такое было отнюдь не всегда, но семьи, как мне известно, у них не очень.

— У кого-нибудь есть что-то пожевать? — спросил Лео, строча что-то в блокноте. Я уж было подумал, что он спятил, но когда он поднял его на уровень глаз, я различил на обратной стороне предыдущего листа надпись «План побега». Это было нам на руку. Лео просто отличный выдумщик!

— У меня есть яблоко, — ответила Пайпер и порылась в сумке, чтобы достать его. — А чем разрезать? Я вообще-то тоже есть хочу.

Перегнувшись через парту подруги, Аннабет передала на ножницы, и тогда я заметил её раскрытый учебник по алгебре.

«Уроки делает. Хотя бы время зря не тратит», — подумал я и решил пересесть к ней. В конце концов, нам никто не запрещал этого. Да, училка рассадила нас по одному, но она не запрещала менять место и тем более сидеть вдвоём.

— Конечно, садись, — ответила Аннабет и подвинулась вместе с учебником и тетрадью.

Я тоже достал все необходимое, чтобы делать домашнее задание. Благо в конце года темы идут легче, и можно было особо не утруждаться.

Пайпер протянула Аннабет дольку яблока:

— Будешь?.. Ой, а что, так можно было?

Кажется, за нарезкой она не обратила внимания на мою миграцию.

— Ну, никто и не говорил, что нельзя пересаживаться.

— Окей, тогда я к Джейсону, раз уж Аннабет с тобой.

Пайпер села к Джейсону, а Нико к Рейне. Тогда мне стало ясно, куда отлучается Нико во время перемен и почему иногда мелькает в параллельном классе. Я-то думал, он ходит навещать Хейзел.

— Рыбьи мозги, ты что, в облаках летаешь? Пайпер тебе тоже оставила, — Аннабет ткнула меня в бок, и я увидел аппетитную дольку такого соблазнительного на тот момент яблока. Впрочем, тогда вся еда казалась соблазнительной. Все-таки это нечестно— оставлять детей голодными и заставлять их писать какое-то дурацкое сочинение. Я, например, не могу думать на голодный желудок. Мне нужна энергия.

— Спасибо, Пайпс, — искренне поблагодарил я и попытался отыскать в кармане рюкзака конфету или ещё что-нибудь. — На, держи, — я протянул ей ириску.

— Спасибо, Перси. Пустые углеводы в конфетах должны заглушить голод хотя бы на десять минут.

Больше сладостей у меня не оставалось, поэтому пришлось довольствоваться яблоком.

Начинать делать домашку очень не хотелось, и я от скуки оглядел класс. Пайпер и Джейсон делали самолетики, а Хейзел разрисовывала их фломастерами. Лео раскачивался на стуле и продолжал усердно придумывать план побега. Рейна и Нико мило ворковали друг с другом. Последнее удивило меня больше всего. Серьезно, я до сих пор не понимаю, как я мог упустить момент, когда они так сблизились и стали встречаться. А ещё поначалу у меня в голове не укладывалось, что Нико с кем-то встречается. Я всегда думал, что он одиночка и ему не нужны привязанности и любовь, совсем как Аннабет. Да, мне даже казалось, что эти двое отлично бы сошлись во взглядах и подошли друг другу. Как же я был прав.

— Перси, перестань вертеться, — упрекнула меня Аннабет. — Займись чем-нибудь. Нам еще… полтора часа сидеть.

Она жутко не любит впустую тратить время и ненавидит, когда то же самое делают остальные. Её день буквально расписан по минутам, напичкан всякими планами, и Аннабет обычно жутко раздражается, когда что-то не успевает или что-то не получается.

— Хорошо. У меня есть карты. Сыграем?

Даже не спрашивайте, откуда они у меня. Это долгая история. Я, может быть, вам как-нибудь расскажу, если не забуду.

— Ну… Вообще-то можно. Честно, мне уже лень делать эти скучные задания.

— Ты точно Аннабет? — недоверчиво протянул я. Редко услышишь, что Воображала отказывается от умственного труда.

— Не беспокойся, это я, — она махнула рукой и рассмеялась. Наверное, впервые за день. Я был так рад увидеть её снова улыбающейся. Люблю, когда люди улыбаются, особенно близкие. Это дарит радость, а на душе становится легче.

Игра в карты совсем отвлекла нас от грустных мыслей. Мы много смеялись и подначивали друг друга.

— Ха, поднимай, — усмехнулась Пайпер, когда Джейсон не смог покрыть выставленные ей дамы.

— Ну, Королева красоты, ты сегодня в ударе, — сказал Лео, подмигивая. У Королевы красоты оставалась лишь одна карта, в то время, как у нас их было ещё несколько штук.

Закончили мы партию довольно быстро. Джейсон каким-то чудом сумел отыграться и избавиться от большого количества карт. Пайпер, Рейна и Нико тоже вышли, можно даже сказать, друг за другом. Остались только я, Лео и Аннабет. Всех подробностей уже не помню, но в дураках осталась именно Воображала. Какая ирония, правда? В следующей партии тоже. И дальше.

После трех партий Пайпер отвесила шутку:

— Ничего, не везет в играх, повезет в любви.

Кажется, ей не стоило этого делать. Аннабет даже не улыбнулась и бросила хмурый взгляд на Нико и Рейну, держащихся за руки.

«Может, завидует?» — пронеслось в моей голове. Ведь у неё и парня-то никогда не было. Ну, до этого лета, по крайней мере… Всё, молчу… Точнее нет, рассказываю дальше.

— Извините, мне надо в туалет, — объявила Аннабет и, резко поднявшись, пулей вылетела из класса.

«Обиделась, наверное», — подумал каждый из нас. Но только через секунду мы узнали, что она сделала. Аннабет открыла дверь. Открыла дверь. Вы, наверное, не понимаете, что тут такого удивительного, но мы-то думали, что класс заперт, и даже открыть не пытались. Чего уж говорить о побеге. Ну, лохи, прямо как в седьмом классе, когда мы пришли пораньше и ждали, пока откроют кабинет, а потом подошла учительница, спокойно потянула за ручку и вошла. Еще спросила, почему мы не заходим. Каждый просто проклял себя за тупость.

— Ну чё, валим? — спросил Лео.

— Нет, она конфисковала наши телефоны, помните? — возразила Хейзел. О да, отличный способ шантажировать детей. Учителя прям на сто процентов были уверены, что мы не посмеем сбежать без телефонов.

— И ещё я думаю, кто-то нас обязательно заметит, — добавила Рейна. Я был с ней согласен. Не знаю, о чём (или чем) думала Аннабет, когда ушла. Но я чувствовал, что на это была веская причина. Понимаете, она не стала бы нарушать запрет из-за простого недержания и никчемной обиды. Тут явно было замешано что-то другое. И я не ошибся.

— Ну… раз уж так сложилось, я тоже схожу в туалет.

Я покинул класс. Но никто из ребят не увязался следом. Даже Пайпер, которая, наверное, тоже поняла, что что-то не так, потому что знает Аннабет гораздо лучше меня. Возможно, не хотела неприятностей. А, возможно, разгадала мой замысел и подумала, что не о чем беспокоиться. Как бы то ни было, я мчался по коридорам, оглядываясь по сторонам, будто какой-то вор и молился, чтобы никто не попался мне на пути.

«Аннабет, Аннабет, Аннабет», — как заведенный твердил мой мозг. Я беспокоился за неё и продумывал в голове тысячу вариантов развития событий. Мне казалось, что её просто прорвало. В тот день Аннабет с самого утра ходила в плохом настроении, и что-то стало последней каплей, она не выдержала. Дело было не в картах. Дело было в проблеме покрупнее. Например, неудача в проекте, в который было вложено много времени и сил или ссора с мачехой (да, они часто грызутся между собой) или… невзаимная любовь — редкое явление, но всё же возможное. Мне всех логичнее казался второй вариант. Я… У меня нет мачехи, моя мать — вообще самый лучший человек на свете, и поэтому я не имею опыта в семейных ссорах, но все-таки ссоры с близкими — это очень серьезно. А насчет невзаимности… Разве можно так убиваться из-за парня? Не знаю, не испытывал, но, если подумать, девочки довольно нежные существа. Мало ли что их может ранить. Аннабет ведь тоже… девочка.

Я остановился перед дверями женского туалета. Конечно, нельзя заходить туда, но ситуация-то экстренная. Лучший друг в беде! И плевать мне было, что меня заметят и накажут. В первый раз, что ли? И не в последний.

Я толкнул дверь и ступил на порог. Меня ослепил яркий дневной свет, струящийся из большого окна и отражённый от белой плитки. Когда глаза немного привыкли, я наконец-то разглядел, что было передо мной. Аннабет стояла возле умывальника и смотрела в зеркало. Волосы её растрепались, и некоторые пряди небрежно падали на глаза. По лицу стекала вода, а, может быть, слёзы. Она повернула ко мне голову, и я увидел, что она действительно плачет. Глаза покраснели, тушь размазалась, лицо опухло. Не в силах смотреть на меня, Аннабет опустила глаза, бессильно склонила голову над раковиной и тяжело вздохнула. По щекам покатились новые порции слёз. Я не знал, что делать, и как идиот застыл на пороге, наблюдая за её поведением. Наверное, стоило подойти, обнять, как-то утешить, но я не мог сдвинуться с места. Меня до глубины души потрясло состояние Аннабет, такой подавленной она выглядела. Будто в ней что-то сломалось, разбилось вдребезги и ранило душу оставшимися осколками. Причиняло боль. Морально убивало.

Я сжал кулаки, коря себя за своё бездействие. Попытался снять оцепенение и слегка мотнул головой. Подействовало. Я сделал шаг. И ещё шаг, и ещё… Пока не добрался до умывальников.

Аннабет повернула голову, и на лице её отразились немые вопросы вперемешку со злостью. Люди стараются быть сильными, не любят, когда их видят сломавшимися и отталкивают всех, кто пытается помочь. Но в эти минуты просто необходима помощь, и нужно только преодолеть шипастый барьер, не побояться, и тогда всё будет хорошо.

Я легко понял, что хотела сказать Аннабет: «Ты что здесь делаешь?! Уходи! Со мной всё в порядке!». Но я пробрался в женский туалет не для того, чтобы получить положительный ответ и уйти. Моя подруга была далеко не в порядке и ей требовалась поддержка. Я собрался духом и потянул Аннабет за рукав её светло-серой кофты. Она отняла руки от раковины и выпрямилась. Я тут же заключил её в объятия. Аннабет шмыгнула носом и уткнулась мне в плечо. Сам я почувствовал небывалое умиротворение оттого, что дарил частицу своего тепла самому дорогому человеку — лучшей подруге, которая всегда помогала мне, давала советы и поддерживала добрым словом. Я просто не мог не ответить добром на добро.

— Спасибо, Перси, — Аннабет мягко отстранилась и улыбнулась глядя на меня. Улыбка вышла слабой, но вполне значимой, чтобы понять смену её настроения в лучшую сторону. — Спасибо большое.

Эти слова согрели моё сердце, и я улыбнулся в ответ.

— Почему ты плакала?

Аннабет пожевала губами, неловко переминаясь с ноги на ногу. Потом подошла к крану и ополоснула лицо водой. Я ждал. Кажется, ей требовалось собраться с мыслями.

— Давай, Аннабет.

Она подошла ко мне, набрала в грудь побольше воздуха и выпалила:

— Я влюбилась, Перси.

Н-да-а, не этого я от неё ожидал.

— Надеюсь, не в меня?

— Размечтался, Рыбьи мозги. Если бы так, я бы сказала, что люблю тебя. Хотя и так люблю тебя, да.

Мне стало интересно, кто мог растопить её сердце, которое она спрятала от других за семью печатями. Аннабет никогда до мая этого года не интересовали парни как… парни. У неё были друзья, и она чувствовала себя довольно счастливой. С её точки зрения парень — это такой же мальчик-друг, но с которым можно целоваться, обниматься и… спать. Да, то есть удовлетворять свои биологические потребности. А ещё мы, как социальные существа, должны общаться. Не только же парень нужен, чтобы… Ладно, вы поняли.

— Ты поделишься, кто это?

— Я должна взять слово, что ты никому не скажешь.

— Клянусь, — сказал я, и мы скрепили мизинцы в знак доверия.

— Нико ди Анджело.

Я был в таком шоке, что смог только тупо моргнуть и пробормотать:

— Что?.. Как?

Нет, ну серьёзно, первая любовь Аннабет — ди Анджело? Офигеть просто. Чем он мог зацепить её? Я же не разбираюсь в парнях.

— Что слышал. Я сама офигела, когда поняла, что влюбилась. И в кого? В Нико!

— А плакала ты потому…

— Потому, что меня прорвало. Сначала я влюбилась, хотя совсем не хотела этого, потом осознала, что отделаться от этого не могу и, в конце концов, он начал встречаться с другой! Я, конечно, ничего против не имею, но попробуй, докажи это моему сердцу, оно только и делает, что ревнует, — Аннабет нахмурилась и сложила руки не груди. В сочетании с растрепанными волосами и опухшим лицом это выглядело устрашающе.

— Эй, Воображала, такое чувство, что ты и твоё сердце живут отдельно, — подначил я.

— Так и есть. Я… Я привыкла думать мозгами, а не слушать сердце. И сейчас выходит просто полная фигня.

Аннабет охнула и от бессилия схватилась за голову. Мне показалось, стой мы у стенки, она непременно сползла бы по ней на пол. Так тяжело, как тогда, ей ещё не было. Она запуталась в себе и в своих чувствах. Тот случай, когда мозг говорит одно, а сердце — совсем другое. Я мог её понять. У меня бывало такое, когда мою душу тянет к шикарному скейту — прям мечта всей моей жизни, но тут вмешивается разум и говорит: «Слишком дорого». Вот это, конечно, полная задница.

— Не кисни… Может, тебе стоит разобраться в себе?

— Каждый раз, когда я пытаюсь это сделать, меня это сводит с ума. Я не могу, Перси. Не-мо-гу, — Аннабет подняла голову и посмотрела мне в глаза. В её собственных плескалось столько отчаяния и мольбы. Лишь одним взглядом она мне сказала так много, сколько не смогла бы выразить словами. Иногда жесты гораздо нужнее слов, и я это хорошо запомнил. Что я мог сделать? Нанять психотерапевта? Подбодрить пустыми речами? А, может быть… Обнять? Молча утешить? Да, я именно это и сделал, просто потому что остальное было не достойно этой ситуации.

Аннабет всхлипнула и прижалась ко мне. Я вздохнул — кажется, её печаль постепенно передавалась по воздуху. Но в тоже время я верил, что всё будет хорошо. Она — мой друг, а друзья не должны страдать. Что бы ни случилось, мы должны помогать друг другу. Разделять и горе, и радость. Держаться вместе в этом безумном мире. Иначе… Для чего нужны друзья?..

Ни один полубог не согреет твое сердце.

Р. Риордан «Герои Олимпа».

Рейна.

* * *

В понедельник после майских праздников наш класс поехал на экскурсию в планетарий. Проучившись пять уроков из семи, мы устроились на удобных сиденьях школьного автобуса. Мальчики хохотали и дурачились, а девочки восторженно обсуждали звёзды, планеты и прочие детали астрономии. Все были счастливы провести эти два часа в интересной поездке, а не в душном классе, слушая монотонную речь учителя.

На улице цвела весна. Зеленели аллеи, парки, скверы. Солнышко играло радужными бликами и щедро поливало своим теплом всё вокруг. Дороги пустели, провожая машины на дачи, а люди казались радостнее и добрее. Сердитые морщины на лбу и тени под глазами исчезли вместе с уходом зимы, оставляя место более искренним и легким физиономиям. Природа проснулась, а с ней проснулись наши силы. Хотелось творить, гулять, мечтать! Ощущать желанную после долгих тоскливых месяцев свободу.

Я отвела взгляд от пейзажа за окном и огляделась. Пара девчонок оживленно разговаривали о какой-то музыкальной группе, мальчишки задротили в играх, а Хейзел, сидящая подле меня, слушала музыку в наушниках. По сути, она и не должна была участвовать в этой поездке, потому что была на два года младше меня и училась в восьмом классе. Когда мы заказывали автобус, имелся только на двадцать четыре места, а нас было двадцать плюс двое сопровождающих. Я уговорила свою подругу поехать с нами и взять с собой брата. Она согласилась.

Но, оглядываясь назад, я уже толком не помню, кого я хотела видеть больше: её или Нико.

— Можно мне тоже послушать? Мои сломались.

Хейзел выдернула из уха наушник и передала его мне. В плейлисте играла известная песня Бабека Мамедрзаева «Принцесса».

— Ты не злишься, что я уговорила тебя ехать с нами?

Ну, подумала я, возможно, она согласилась ради меня, чтоб мне не было скучно. Или же у неё имелись какие-то свои тайные планы.

— Конечно нет! — воскликнула Хейзел. — Астрономия — это же так интересно! Я давно хотела посетить планетарий, — а потом зачем-то добавила: — По знаку зодиака я — стрелец.

Мне ничего не оставалось как улыбнуться.

В ушах звучала позитивная мелодия «Принцессы», и я еле сдерживалась, чтобы не начать танцевать прямо на месте и подпевать до боли знакомые строчки:

Эй, принцесса, меньше стресса

Это твой любимый хам, никому тебя не отдам

«Интересно, — вдруг подумалось мне, — есть ли такой человек, который действительно меня никогда не отдаст?» Странная, наверное, мысль, беря во внимание то, что с любовью мне никогда не везло. Все, в кого я влюблялась до этого мая, никогда не отвечали мне взаимностью или отвергали. Самым запоминающимся был Джейсон. Примерно до пятого класса мы учились в другой школе, а потом получилось так, что вместе перевелись в эту.

Мне было десять. Мой отец умер от опухоли мозга, а мать сбежала, едва мне исполнилось три. Я и моя сестра Хилла только чудом не попали в детдом, потому что бабушка успела вовремя оформить документы на опекунство и забрать нас к себе. Сюда. Где я сейчас живу. А Джейсону, увы, не так повезло. Мать умерла в автокатастрофе, отец после этого и видеть их с Талией больше не захотел. Ушёл. Джейсон остался сиротой уже в два года. А его сестра, получается, в семь. Они переехали сразу же после нас — детдом в нашем бывшем месте жительства перестали финансировать и закрыли.

Надо сказать, в новой школе всё пошло наперекосяк. Джейсон перестал обращать на меня внимание и обзавёлся новыми друзьями. А я ведь именно в этот период была влюблена в него. «Слишком маленький возраст», — скажете вы. Может, я немного преувеличила. Мне он нравился. Но как писал Пушкин: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». Чем меньше Джейсон общался со мной, тем больше я влюблялась. К седьмому классу во мне раскрылся весь потенциал юношеской любви. Я начала ревновать, заговори он с какой-то даже совершенно левой девушкой. Я начала грезить, придумывать несуществующие варианты событий и, наконец, просто изнывать от чувства ненужности, невзаимности. Наша училка по литературе любит говорить, что любовь — это прекрасно. Где она этого нахваталась?!

Ещё больнее стало, когда Джейсон начал встречаться с Пайпер. В девятом классе. То есть полтора года назад. Тогда меня снедали самые плохие человеческие качества: гнев, зависть и ревность. Но мой возлюбленный хотя бы стал вновь видеть во мне друга и даже обращался ко мне за каким-нибудь советом по ухаживанию девушки. Ну вот сами понимаете, наверное, что я тогда чувствовала.

«До парней вечно всё доходит, как до жирафов»⁽¹⁾, — как-то сказала Аннабет. Конечно, не мне лично — мы никогда не общались, — но я мельком услышала эти слова, адресованные кому-то другому, и мысленно согласилась. Какие же мальчишки иногда тупые.

Где-то в начале десятого класса моя влюбленность стала стихать и превратилась в простую симпатию. А я опять наступила на те же грабли, только не светлые, а тёмные.

Сначала, как это обычно бывает, я не совсем понимала, кто стал мне небезразличен. Мои чувства собрались в кучу и смешались, будто котик-проказник достал аккуратно смотанный клубок, начал играть с ним и запутал так, что без ножниц уже не обойтись.

Да, хорошо бы иметь такие ножницы, чтобы раз — и всё, нет больше бушующего океана эмоций и глупого чувства девичьей влюблённости. Но таких ещё не изобрели, поэтому мне приходилось снова мучаться, в который раз за мою короткую жизнь.

Кто-то потряс меня за плечо. Вздрогнув, я оживилась и вновь услышала в своих ушах музыку, а перед собой увидела лицо Хейзел.

— Мы приехали.

Я отдала наушник, отёрла лицо ладонью, сгоняя остатки своих мрачных мыслей, и двинулась к проходу. Деньги мы решили заплатить потом, и все дружной-недружной компанией отправились к большому трехэтажному зданию.

Если вы никогда не были в планетарии, то, должна сказать вам, вы многое упускаете. Когда проводник открыл двери в зал сеанса, мы разулись и вошли. Пол представлял собой один большой матрас. То там, то здесь сидели и лежали люди. Само помещение утопало в темноте, а потолок был одним большим экраном. Это было нечто. Картины необычайной красоты прокручивались над нами. Планеты, галактики, астероиды… Отовсюду звучал голос диктора, рассказывающий об удивительных тайнах Вселенной.

Я пристроилась рядом с Нико и Хейзел. Нико лег, заложив руки за голову. Его карие глаза заблестели, а взгляд сделался мечтательным. Так бывает, когда человек окунается в свою стихию, занимается любимым делом. Хейзел рассказывала, что её брат любит наблюдать за звёздами и посвящает этому всё свободное время. Тогда как мне они не казались ничем примечательным. Просто холодные отблески в безграничном пространстве космоса.

При виде восьми планет, находящихся так близко, у меня вырвался вздох и я тоже решила лечь, ведь так намного лучше наблюдать за небесными телами, пусть это всего лишь фильм. Очень реалистичный фильм.

— Большое красное пятно Юпитера — ураган в три раза больше всей нашей планеты, бушующий уже много веков,⁽²⁾ — вещал диктор, и нашему взору явился колоссальной величины огненно-коричневый вихрь, который походил на огромную (просто гигантскую!) чашку пены, закрученную в спираль к центру. Страшно подумать, как образовался этот ураган и сколько точно времени он бушует. Возможно, с самого сотворения. И это самый крупный, самый яркий пример непокорной стихии во всей Вселенной. Ничто не может сравниться с большим красным пятном Юпитера. Даже тайфуны в США.

Неожиданно стало темно-темно, как декабрьской ночью, и только маленькая фигура ведущего светилась в темноте.

— Вы видите что-нибудь? — прозвучал вопрос. — Лишь пустое пространство, верно? Человеческий глаз видит только ничтожную толику света, приходящего из космоса. Но наука даёт нам возможность видеть то, что не способны воспринять наши органы чувств, — инфракрасный свет. В этом диапазоне позволяет видеть прибор ночного видения. Стоит навести инфракрасный сенсор на эту темноту… — экран стал отсвечивать зелёным, и как из ниоткуда появилась планета. — Планета-сирота — мир без солнца. В нашей галактике их, дрейфующих в вечной ночи, больше миллиарда. Они остались сиротами, улетев от своих материнских звёзд в хаосе рождения своих солнечных систем.

К сожалению, мне знакомо, как это — жить без матери, быть сиротой, оставаться во тьме без материнского тепла, любви и ласки. Но я не знаю, как это — дрейфовать из одной приёмной семьи в другую, ведь у меня есть бабушка — единственный родной мне человек.

Послышался рёв водопада. Это была мультивселенная — вселенная вселенных. Некоторые учёные предполагают, что все звёзды, планеты, галактики — это лишь маленький пузырёк в бесконечном океане других вселенных.

— Чувствуете, насколько вы маленькие? — спросил ведущий.

Трудно не почувствовать, увидев такой сюжет. Будто сам летишь в пространстве, а рядом ни людей, ни стен, только ты один. Наверное, в этом и есть отличие всех планетариев от кинотеатров 5D и 7D. Может, в этих форматах картинка и выходит очень реалистичной, но весь эффект портят границы экрана, вертикальное положение тела и отсиженная задница. А в планетарии можно расслабленно лечь и смотреть в такой бескрайний, но одновременно сжатый куполообразный потолок.

— Рейна, — раздался шёпот у моего уха.

Меня так поглотила атмосфера фильма, что я подпрыгнула на месте от испуга. Сразу появилось ощущение падения в пропасть, а всё вокруг будто блекло и разрывалось на кусочки, словно это сон и придётся вот-вот проснуться.

Но то было, к счастью, наваждением. Я повернула голову и увидела Нико. Чёрт, с этим завораживающим космосом даже не заметила, как близко мы друг к дружке.

— Что?

— Почему тех, кто выдвигал новые гипотезы, сжигали на кострах?

Речь шла о Джордано Бруно. Он не хотел верить, что вселенная состоит только из солнечной системы, в которой мы живём. Он считал, что она безгранична, как сама идея Бога. Но никто не слушал его. Джордано Бруно подвергся гонениям, а по возвращении на родину — Италию — застрял в тюрьме на много-много лет. В итоге он умер мучительной смертью на костре инквизиции. Сгорел заживо. А его книги были уничтожены.

— Потому что средневековье было тёмным временем. Люди безграмотные, знания античности утеряны. Человечество боялось всего, в том числе и новых идей. Церковь доминировала в государстве, — я старалась говорить тише, чтобы не мешать другим. — Идеи Джордано Бруно не соответствовали священным писаниям. Церковь боялась потерять авторитет и причисляла всех либералов к еретикам.

— Мрачное время, — пробормотал Нико. — Однако интересное. Мне нравится.

Я фыркнула. И что он интересного нашёл в запудренных мозгах и сжигании заживо?

Нико подвинулся ближе, и мы лежали, вплотную соприкасаясь плечами. На экране демонстрировался большой взрыв, из которого образовалось огромное количество космического вещества. Оно дало начало всем космическими телам, в том числе и нам с вами. Удивительно, но взрыв, по сути разрушительная сила, сработала в плане созидания. То есть всё появилось из разрушения, из хаоса. Это такой же парадокс, как в греческой мифологии: любовь родилась в результате первого убийства. И таких примеров огромное множество, всех не перечесть.

Но, раз уж разговор зашёл о любви. Всё моё существо тоже сотрясалось от так называемого взрыва. Атомный материал-источник пах сладковатым одеколоном, излучал приятное тепло и устремлял моё сердце вскачь.

«Ну почему, — думала я. — Почему он придвинулся так близко? Зачем издевается? Не будет взаимности, не будет!»

Горький опыт твердил мне именно это. Но глупое человеческое сердце, как всегда, надеялось на что-то. На какое-то чудо, которому не сбыться.

А может, в тот день у звёзд было хорошее настроение и они смиловались над неверующей? Да ну, бред. Какое у пылающих шаров может быть настроение? Но тем не менее то, к чему привёл мой опрометчивый поступок, вовсе не закончилось плачевно и даже оказалось довольно-таки прекрасным.

В общем, когда он снова повернулся ко мне с вопросом, я не выдержала и поцеловала его. Понимаете, не сделать этого не представлялось возможным. Мы лежали вплотную, а повернувшись лицом друг к другу, соприкасались лбами. Ну ещё и дурацкие гормоны свою роль сыграли, естественно.

Нико ответил робко, невесомо, переплетая со мной пальцы, словно боялся, что я разобью ему сердце. Тишина осталась нерушимой. Ни постыдного смешка, ни глупого хихиканья. Все продолжали наблюдать за эволюцией планеты Земля и никому не было дела до целующихся украдкой подростков. Получается, тьма сокрыла нас, а звёзды озарили сиянием глубины наших чувств. И как не верить после этого во влияние Вселенной?

---

1) Цитата из «Метки Афины»

Вернуться к тексту

2) фильм: https://vk.com/video-45617298_456239025

Вернуться к тексту

«Шалаш, где смеются, дороже дворца, где плачут».

Португальская пословица.

22 мая.

Привет, дневничок!

Это, наверное, был самый странный день в моей жизни. Я до сих пор не верю в то, что произошло. Кажется, всё было в красочном, очень ярком подробном сне — такие мне часто снятся.

Но обо всём по порядку.

Началось всё с того, что вчера я поссорилась с Аннабет, а сегодня утром она не обратила на меня внимания и пересела к Лео. Весь день мне пришлось сидеть одной и чувствовать себя немного… неполноценной. Но идти за утешением к своему парню Джейсону я не решилась. Почему-то мне кажется, что в такие моменты мы не способны понять друг друга, да и вообще пришли из разных миров (хотя в целом так и есть). Иногда он ходит такой замкнутый, будто до всего ему нет дела. Возможно, на этом сказывается его жизнь, детство в детдоме — Джейсон просто не привык делиться своим внутренним миром. И то, что я говорила, что мы из разных миров, — совершенно правда. Я — дочь киноактёра и фотомодели, специально прописанная в этом небольшом городе, чтобы уберечься от натиска звёздной кутерьмы. А Джейсон — обычный детдомовский парень, у которого умерла мать и ушёл отец. Но каждый из нас не копия своих родителей. Если мои родители богатые, я не обязательно должна быть избалованной стервой. Думаете, легко жить, когда мама и папа всё время на гастролях и приезжают раз в три месяца? Я полностью отказалась от ярлыка «золотая молодёжь». Я ничем не отличаюсь от обычных людей…

Прости. Раскисла что-то. Рассказываю дальше.

Когда уроки закончились, меня внезапно потянуло на детскую площадку. Домой идти не хотелось. Казалось бы, как так можно переживать из-за обыкновенной мелкой ссоры? Но когда твой оппонент всё время попадается на глаза, это становится невыносимым.

Погода стояла ясная. Весеннее солнышко так пригревало своими лучиками, что, сев на деревянное сиденье качелей, я невольно зажмурилась и подставила лицо. Появилось огромное желание замурлыкать как кот от приятного тепла.

Уверена, не многие знают это замечательное чувство. Все так погружены в свои мысли, проблемы, цели, что не смеют выкроить и минутки полюбоваться окружающим миром. Мне жалко их, потому что они пропускают столько всего и… и, можно сказать, проживают неполноценную жизнь.

По этому поводу русский философ С. Л. Франк говорил: «Смысл есть разумное осуществление жизни, а не ход звёздных часов…». И еще цитата Н.Н. Трубникова, тоже нашего соотечественника: «Полюби же ты, наконец, эту жизнь, твою, единственную, ибо другой не будет никогда».

В начале этого года по обществознанию мы проходили человеческую природу. Там была тема «Цель и смысл жизни человека». Цитаты, приведенные в тексте учебника, я помню до сих пор. Они важные. Они заставили меня задуматься. В кои-то веки я поняла, что учеба иногда даёт нам нечто большее, чем базовые знания и материал для успешной сдачи экзаменов. Она действительно просвещает нас.

В следующий момент на соседнюю качельку приземлился Лео.

— Детство в заднице играет?

— Мы еще дети до восемнадцати лет, — улыбнулась я, глядя как мой друг взмывает до небес.

— Хм, — Лео напустил на себя задумчивый вид и изрёк: — Надо успеть тогда столько наверстать за два года.

Я хихикнула. На самом деле, мне тоже очень хочется побольше растянуть это время. Вообще после восемнадцати тоже можно творить всякую дичь, только детским возрастом уже не прикроешься.

— Но ты же не для этого сюда пришла, верно? — проницательно заметил он, и озорной огонёк в его карих глаза на мгновение погас, а потом зажёгся снова.

— Нет, — призналась я. Нечестно было утаивать от лучшего друга свои проблемы, тем более когда он уже сам обо всем догадался.

— А ну-ка выкладывай. Почему Аннабет отсела от тебя? — Лео перестал раскачиваться и внимательно смотрел на меня.

— Ну, понимаешь, мы поссорились, наши мнения разошлись. А мне так плохо без общения с ней, — я вздохнула и опустила глаза.

Это было чистейшей правдой. С Аннабет я дружу достаточно давно, даже не помню как познакомились. И в моменты наших редких ссор впадаю, так сказать, в мини-депрессию.

— Пойдём ко мне домой, — предложил он после нескольких минут молчания. — Я подниму тебе настроение и угощу чаем.

— Уверена, — хмыкнула я, — ты развеселишь меня уже до того, как мы дойдем до твоего дома.

— Я что, такой весёлый?

— Ну, можно сказать и так.

— Что ж, пошли, Королева красоты, — мы поднялись с качелей, и Лео, подпрыгнув на месте и взмахнув руками, весло добавил: — Не время киснуть! Весна на дворе!

* * *

В доме Лео царила тишина. Мама ещё не вернулась с работы, а отец… отца не было никогда. Интерьер ничем не выделялся, но именно поэтому казался красивым и даже уютным. Если уж сегодня меня потянуло разглагольствовать на тему "богатые и бедные", то скажу вот что: светлая, опрятная, небольшая квартира гораздо лучше расфуфыренных особняков олигархов. Я тоже провела своё детство в особняке, но он не был напичкан всякой сверхсовременной техникой, золотой плиткой, огромными гобеленами ручной работы и тому подобным. Мой отец был воспитан в бедности и хорошо понимает, что такая роскошь ни к чему. Но наш особняк, как ты мог подумать, вовсе не пустой или старомодный. Просто нет избытка диковинных вещей. Картины, вазы, дорогая посуда, мебель, техника хорошего качества. Стандартный набор. Мой папа никогда не старался показать себя богаче перед другими и воспитал меня такой же. Он всеми силами старался оградить свою единственную дочь от натиска высшего общества.

— Пожалуйста, Пайпер, — сказал он однажды, — Я не хочу, чтобы ты стала такой же, как и большинство детей моих коллег, — низшей стадией развития человека.

И я согласилась с ним. Смирилась с переездом, ведь мой папа желает мне только добра.

Лео провел меня на кухню и усадил за стол. Я заворожено наблюдала, как он заваривает чай. В железный заварочный чайник упали сушёные травы и горсть чаинок. А потом из термопота ударила струя кипятка, и комната наполнилась великолепным ароматом мяты.

Через десять минут мы с Лео уже попивали свежий горячий напиток из узорчатых чашек.

— Вкусно. Вы всё время пьете такой чай? — блаженно улыбнувшись, спросила я. В нашей семье предпочитали обычный чёрный.

— Да, мама очень любит травы. А ты любишь пакетики?

— Не-ет. Терпеть не могу. Знаешь передачу «Человек и закон»? Так вот, там говорили, что чай в пакетиках делают из остатков засушенных чайных листиков. А ещё подкрашивают красителем.

— Фу-у гадость, — Лео улыбнулся своей типичной улыбкой, не предвещающей ничего хорошего, и заговорил о механизмах, школе и всякой прочей ерунде.

Мы болтали достаточно долго. Ароматный чай и солнышко за окном создавали особую ламповую атмосферу, в которой открываются люди и сближаются родственные души. Разговор ни о чём, но обо всём на свете. А ещё смех. Чистый и искренний, без капли иронии и насмешки.

— Пойдем ко мне в комнату, — предложил Лео, когда чай был выпит, а посуда вымыта. И я первый раз увидела вживую его обиталище. Оно превзошло все мои ожидания. Я знаю, что мой друг обожает механику, но его комната была настоящей мастерской! Разве что с кроватью. На стенах висели чертежи, карты, плакаты; на столе валялись листы бумаги, карандаши, циркуль, тематические журналы; на полке стояли книги.

— Здорово тут у тебя!

— Добро пожаловать в мою обитель! — провозгласил Лео и раскинул руки в стороны. На мой взгляд, не хватало только торжественной музыки или злодейского смеха.

Я присела на краешек кровати и огляделась, уже внимательнее рассматривая комнату. Всё помещение было выполнено в бело-коричневых тонах, точно цветовая гамма самого Лео. Каюсь, дневничок, я вообще мало что рассказываю о своих друзьях, тем более об их внешности. Анкету что ли как-нибудь написать на твоих страницах, но не сегодня, спать уже хочу. Так вот, мой кореш выглядит, как латиноамериканский вариант сантаклаусовского эльфа. Низкого роста, с буйными вьющимися волосами, а в глазах пляшут черти. Он умеет делать всякие разные штучки, механизмы, и с ним весело вытворять что-нибудь по-настоящему сумасшедшее, в отличие от моих правильных, серьёзных друзей — Аннабет и Джейсона.

Помню, в восьмом классе я и Лео соорудили из реек и туалетной бумаги мумию, а потом под покровом ночи, стащив ключ с вахты, поместили её в лаборантской нашей учительницы по английскому, которая страсть как боится таких вещей. Наверное, крик училки слышали даже на улице. Но нас не наказали. Я со своими «дипломатическими способностями» уговорила директора, что это декорация для нашего школьного театра, и мы её случайно оставили в лаборантской, когда складывали на место взятые краски и кисточки. Совершенно без понятия, как нам поверили, потому что мумия была абсолютно белой.

— Ух ты, у тебя есть собственное радио! — воскликнула я и указала на приёмник, стоящий на прикроватной тумбочке. У меня никогда не было собственной музыкалки в комнате, а музыкальный центр находился только в гостиной.

— Ага, только минус в том, что нет порта, чтобы подключить USB. Иногда так хочется послушать любимую песню по радио, а таких не передавали никогда. Понимаешь, телефон в этом случае не то. Он как пищалка, а по магнитофону звук чище выходит. Ты никогда этого не замечала?

Я с удивлением поняла, что он прав. Когда мы жили в особняке, мне было ещё не известно, как втыкать флэшку в музыкальный центр, но папа часто делал это, и я вспомнила, что звук действительно звучал чище, а ещё можно было сделать намного громче, чем это позволяет телефон.

Лео включил радио. Покрутил колесико, меняя станции, и по комнате полилась песня Michael Bublé «Sway».

— Класс, — улыбнулся он и пригласил меня потанцевать, чтобы в конец разогнать мою весеннюю хандру (странно звучит, ха!). Я всегда соглашалась участвовать в его авантюрах. Не отказалась и на этот раз.

Мы пытались как-то подражать профессиональным танцорам. Получалось плохо, но зато нам было весело. От сумасшедшей улыбки у меня болели мышцы лица, но она ни в коем случае не хотела слетать с губ.

Через полчаса мы, запыхавшиеся, но счастливые, с размаху упали на кровать. Дыхание сбивалось. В крови кипел адреналин. А у Лео, с его СДВГ вообще наверняка чёрт знает что творилось.

За окном день медленно клонился к вечеру. По радио прокручивали разные ретро песни. На часах было шестнадцать ноль-ноль. Я подумала, что мне следовало бы идти домой, но потом вспомнила, что завтра суббота, и успокоилась.

— Знаешь, Пайпер, а почему… — Лео повернулся на бок, чтобы удобнее было говорить и вдруг замер, глядя на меня.

— Что «почему»? — спросила я и тоже легла на бочок. Мне стало интересно, но Вальдес, кажется, не собирался продолжать, а только часто-часто моргал и нервно теребил пальцы — не удивляйся, это его обычное состояние.

Мы ещё немного помолчали. Я чувствовала, что воздух нагревается и потрескивает от напряжения. В глазах Лео сквозила какая-то толика изумления, будто он заметил то, чего не замечал раньше. Меня терзало (да и сейчас терзает) любопытство. Может быть, он вспомнил, что не записал домашку? Или не выключил плиту? Или забыл выполнить мамино поручение? Или…

За всеми этими размышлениями я совершенно не заметила, когда наши губы успели соприкоснуться. Простое невинное касание заставило нас застыть в изумлении. Глаза Лео удивлено расширились, так же, как мои. Или лучше: «распахнулись в непонимании»? Да, так определено точнее. Мы не поняли, что произошло. И даже не старались углубить поцелуй. Просто… Как это говорится? В оцеплении наслаждались моментом. Вот.

Через несколько мгновений что-то напряжённо сжавшееся в груди, наконец, отпустило меня. Я вздохнула. И вдруг, опомнившись, резко вскочила с кровати, пробормотав «Спасибо за чай, увидимся», пулей вылетела и комнаты. Убежала как дурочка. А Лео, ещё не отошедший от шока, даже не стал меня останавливать.

И сейчас, прокручивая в голове этот момент, я понимаю, что никто из нас не виноват в произошедшем. Никто не подался навстречу первым. Мы сделали это одновременно. Так бывает, когда люди испытывают друг к другу взаимные чувства. Главное — момент. Но я-то точно… Точно не чувствую влюбленности к Лео. А значит, по логике, у него та же ситуация! Это был минутный порыв. Именно момент. Музыка, душевность, всплеск эмоций, который как появляется, так же внезапно и исчезает — всё это поспособствовало нашему… Э-э-э, поцелую.

Черт! До сих пор не могу поверить! Но если я пришла к выводу, что мы всё же друзья и между нами ничего нет, то существуют ли друзья, которые целуются?

Этот вопрос определено будет мучать меня всю предстоящую ночь. Так что пока-пока, дневничок! Увидимся!

Примечание к части

Как вам такое?

Перси.

Учебный год неумолимо приближался концу. Экзамены сданы, темы пройдены, а выпускники отпущены в свободное плавание последним звонком. Им ещё предстояло сдать ЕГЭ. А нам пока нет, поэтому в тот день мы, свободные и счастливые, решили пойти погулять после линейки. Наскоро пообедав, я собирался в парк. Мой лучший друг Гроувер обещал подойти к моему дому через десять минут. Скейт уже стоял в прихожей, а я натягивал кроссовки.

Тут по квартире прокатился рингтон мобильника. Мой телефон остался в комнате. Взглянув на обутые ноги, я выругался и аккуратно, на носочках пересёк коридор. Чёрт возьми, все получилось, как в мемах. Кто бы мог подумать!

— Алло, — сказал я. — Да. В парк с иду. С Гроувером. А ты? М-м, понятно, жаль. Зачем звонила-то? О, ну давай, думаю, будет круто. Во сколько? Ладно. Пока.

Я отключился. Аннабет предлагала собраться тридцать первого мая, чтобы отметить конец учебного года и начало лета — начало свободы всех школьников. Идея была прекрасной, но требовалось всё обсудить. К сожалению, Аннабет в тот день была занята, поэтому я решил пока сообщить остальным.

В такой погожий майский день в парке, как и ожидалось, было много народу. Везде маячили разноцветные футболки, кофты, шортики, велики… Отовсюду слышался смех и лилось искреннее счастье. Дети играли, взрослые болтали весело и непринуждённо, сердитые старушки, жмурясь, нежились на солнышке.

— Пойдем во-от туда, — Гроувер указал вправо. — Там, кажется, свободная площадка.

Катались мы долго. Объехали скамейки, качели, да и другую разную фигню, которую придумывают для детей и название которой я не знаю. Помогли даже каким-то малышам слепить раков, дельфинов, рыбок, стуча лопаточкой по пластмассовой спинке фигурок. Помню, когда я был мелкий, мама тоже водила меня на детские площадки. Я лепил замок с другими детьми, украшал его камешками и, прыгая на месте от радости, звал маму посмотреть, какое чудо у меня получилось. А она радовалась и называла меня лучшим, хотя моё творение больше смахивало на какой-то кулич с травой, цветами и прочими вещами, которые валялись вокруг. Я считал её королевой, и строить замки из песка было моей архитектурной обязанностью.

После обеда стало жарче, и мы, усталые и разгорячённые, потопали к ларьку с мороженым. Очередь, наверное, была километровая, но продвигалась быстро. Вскоре я получил свой вафельный рожок с бело-синей начинкой, а Гроувер — фруктовый лёд со вкусом вишни и колы.

Свободных скамеек в парке становилось всё меньше. Я внимательно оглядывался. На глаза попадались самые разные группы людей. Старые и молодые, дети и взрослые, спортсмены и модницы, а ещё влюбленные — куда уж без них. Но знакомые лица тоже были.

Недалеко от нас в тени липы сидели Пайпер, Рейна и Лео, расслабленно потягивая газировку из трубочек.

Мы решили присоединиться.

— Привет, — поздоровался я. — Давно здесь?

— Нет, — Пайпер подвинулась, но мы отказались и оперлись о железные подлокотники по обе стороны скамейки. — Недавно пришли. А где Аннабет?

— Я думал, ты знаешь, — удивлённо протянул Гроувер.

— Не-ет. Почему?

— Ну, Аннабет же твоя лучшая подруга, вы постоянно общаетесь и бла-бла-бла…

— Ну-у… — Пайпер сжала губы, а Лео незамедлительно ляпнул:

— Аннабет работает под прикрытием и не может доверить посторонним лицам координаты военной базы.

Мы расхохотались.

— Военной базы? — переспросил Гроувер, улыбаясь. — А мы, по-твоему, шпионы, угрожающие всему миру?

— Так точно, козлёнок (не спрашивайте), — подмигнул Лео. — Аннабет не захотела вновь участвовать в прогулке, потому что у неё вдруг появились супер срочные неотложные дела?

— Она с родителями на даче. Вернётся только вечером, — пояснил я, представив, как моя подруга выслеживает бабочек и добывает координаты военных баз вредителей.

Тем временем Пайпер и Лео начали обсуждать планы их родителей на лето. Мне не очень-то хотелось вникать, поэтому я, не зная, чем себя занять, поглядел на остальных. Гроувер облизывал палочку от мороженого, Рейна теребила кольцо на пальце, в упор смотря на свежую молодую траву. Она выглядела слишком задумчивой. Её лицо выдавало ту же серьёзность, что всегда, но в нём сквозило и волнение, словно она была чем-то расстроена или ей выпало принять важное решение, неприятное для неё самой.

С Рейной я общался мало. Да так, что не знал ничего о её семье, увлечениях, интересах. Но мне были известны некоторые черты её характера и отношение к учёбе, и то потому, что она часто участвовала в спортивных и творческих мероприятиях. Рейна серьёзная, строгая, умная и не станет опрометчиво относиться к делам, которые имеют за собой последствия. Ей присуще лидерство, поэтому она является успешным капитаном сборной нашей школы по волейболу. Я туда не вхожу, но знаю от других ребят, что это так.

И всё же… Что-то её беспокоило. Рейна не проронила ни слова с нашего с Гроувером прихода. Я снова обратил внимание на серебряное кольцо. На нём был знак: скрещённые меч и факел. От Аннабет мне известно, что это символ Беллоны — римской богини войны и справедливости.

Я вспомнил, что кое-кто другой носил такое же кольцо на пальце, только с черепом. Этого кое-кого и не хватало в нашей компании.

— Рейна? — позвал я.

— Да? — она резко подняла голову и уставилась на меня.

— Где Нико?

Повисла тишина. Гроувер, Пайпер и Лео тут же отвлеклись от своих разговоров и уткнулись взглядом в Рейну. Я ждал.

Неподалеку со скамеек встала парочка и направилась к выходу из парка, а несколько малышей водили хороводы вокруг взрослого дяденьки.

— Он дома. Персефона затеяла генеральную уборку.

— Тебя же что-то беспокоит, верно? — озвучила мои мысли проницательная Пайпер, и её глаза цвета морской волны поменяли оттенок на изумрудный.

Рейна молчала, вероятно, обдумывая, доверить нам или нет. Теперь я отдаленно догадывался, с чем связана её проблема.

— Вы… — неуверенно начала она, оглядев каждого из нас. — Вы когда-нибудь видели друзей, которые целуются?

— Что? — тупо выдал я.

— Вы с Нико целовались?! — воскликнула Пайпер. — Э-э, в смысле, вы расстаётесь?

— Да, — Рейна вздохнула и на секундочку зажмурилась. — Точнее, мы хотим быть друзями, чтобы всё было, как прежде.

Мой мозг превратился в вакуум. Все мысли куда-то улетучились. Не верилось в быстроту, с которой разворачивались события. Рейна и Нико встречались всего лишь две недели. Это же… это же как в сопливых мелодрамах, где один герой бросает другого со словами: «Мы не можем быть вместе!». Но мои друзья такими не были. Значит, всё было просто-напросто несерьёзно?

Я в растерянности глянул на Пайпер и Лео. Они в упор смотрели друг на друга. Их лица выдавали напряжение, а в головах будто шел мысленный диалог, типа:

— Ну что, скажем им?

— Давай ты.

— Нет, давай ты.

Рука Пайпер нервно сжалась.

— Да, это несколько странно, — начала она. — Но ведь нет ничего такого в том, что друзья целовались когда-либо взасос… Я имею в виду, друзья разных полов, конечно же.

Мы прыснули, но легче не стало.

— Да, да, да, — как заведённый затрещал Лео, соглашаясь. — Кому не приятно, когда его целуют? Даже если это друг. Наоборот, я думаю, такие поцелуи могут стать проявлением заботы или доверия. Понимаете, — он вскочил со скамейки, запустив пальцы в свои буйные темные кудри, и принялся возбуждённо ходить взад-вперёд, — в этом случае любовь перерастает в дружбу. Сечёте? Вы не должны относиться друг к другу по-прежнему. Это невозможно. Вы пережили стадию романтических отношений и на предыдущую вернуться уже не сможете. Что сделано, то сделано. Допустим, при сборке микросхемы я припаяю одную деталь к другой, но разделить их совсем без повреждений, вернув в первозданный вид, не получится никогда!

— Или, — вмешалась Пайпер, — соединить яйца с какао при подготовке кекса, а потом попробовать разделить. Никакое из этих двух ингредиентов уже не будет прежним. В каждом будет хоть частичка иного.

— Да, — снова согласился Лео, выставив указательный палец.

Я… Я был удивлён. Эти двое так прекрасно дополняли друг за друга, будто хорошо были знакомы с ситуацией. О взаимопонимании я уже молчу — на это способны все лучшие друзья.

Рейна тоже выглядела шокированной, но медленно кивнула и поблагодарила за совет.

— Завтра ведь не учимся, да? — вдруг спросила Пайпер. — Даже не верится как-то.

Мы молча кивнули. Казалось, только недавно было первое сентября, и — хоп! — уже лето. Время всегда течёт с необыкновенной скоростью, так что даже моргнуть не успеваешь, как оказываешься в будущем.

* * *

Смеркалось. Я сидел у открытого окна и вслушивался в звуки города, который в это время ещё шумнее и оживлённее, чем днём. Начиная с апреля, движение становится больше, люди оживают после зимних месяцев, а жизнь и энергия в телах циркулирует с удивительной быстротой. И нельзя уже найти пустого, свободного местечка на улице, чтоб побыть одному. Да и кому это надо? Весной депрессия посещает человечество меньше, чем когда-либо. Всё изменяется в лучшую сторону. И совсем не удивительно, что все влюбляются именно весной. Ведь эта пора так и манит мечтать.

Возможно, вдруг пришло мне в голову, это и есть главная причина коротких романов. Чувства обостряются и симпатия резко перерастает во влюбленность. А потом этот порыв так же быстро исчезает. Именно. Весна — время свободных порывов, всплеска эмоций, рождения в душе человека всего того, что описано в романтических стихотворениях.

Помню, в начале четвёртой четверти нам задали сочинить стихотворение на свободную тему, а потом на уроке каждый из нас зачитывал. Аннабет поделилась своими мыслями о весне. И почему-то мне очень запомнились строки, сказанные ею в тот далёкий мартовский день.

«Ты, весна, моя дикарка.

И по жизни ты бунтарка.

Интриганка ещё та,

И улыбка неспроста.

С чувствами всегда играешь.

Людей сводишь и ломаешь.»*

Чувствовала ли Аннабет, что скоро заболеет безответной любовью и будет сломлена? Или просто начиталась грустных историй? Как бы то ни было, у всего есть тёмная сторона, даже у весны, но как писал Гёте в произведении «Фауст»: «Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Возможно, не сведи весна Рейну и Нико вместе, они бы так и не поняли, что могут стать друзьями. По-настоящему стать, не остаться. Я первый раз видел, как любовь перерастает в дружбу, и это правда очень здорово. Может быть, дружба — нелёгкий труд, но дружить иногда легче, чем состоять в романтических отношениях.

Скрипнула дверь. В мою комнату вошла мама, и я оторвался от сумрачного пейзажа за окном.

— Перси, готов завтра поехать за город?

— Да, наверное, мам.

— Тогда ложись спать, придётся рано вставать.

Я глянул на часы. Пробило десять вечера.

— Какие твои планы на лето, милый? — спросила мама. И тогда я вспомнил, что так и не сказал друзьям о прогулке, назначенной на тридцать первое мая.

— Мы с друзьями решили встречать лето. А потом… Можно мне в лагерь?

— Прекрасная идея. Ну, спокойной ночи, — она поцеловала меня в лоб и скрылась дверью.

Долгий, насыщенный день подошёл к концу.

Примечание к части

* — стих моего авторства, написанный как раз таки в марте. https://ficbook.net/readfic/8081580/20511613#part_content

* * *

В машине было душно. Кондиционер работал исправно, но на мягких сидениях теснилось столько народу, что и вздохнуть было трудно. Этим субботним утром шестеро ребят и физрук ехали на четырёхборье: двое на передних сидениях, четверо на задних. Так получилось потому, что из-за такого малого количества автобус нанимать не стали, а вторую машину раздобыть не удалось. Тесно. Но зато не обидно.

— Надеюсь, мы порвём их в клочья, — возбуждённо воскликнул Шерман Янг и взмахнул кулаком в воздухе, демонстрируя, что с ним опасно связываться. Хотя вообще-то так и было. Этот парень был большим задирой и не упускал шанса поставить подножку или щелбан какому-нибудь мелкому пятикласснику.

— Я тоже надеюсь. Я бы и сам это сделал, да только возрастная категория не позволяет, — согласился физрук и крутанул баранку вправо, выруливая из очередной пробки. — Нет, ну так мы точно опоздаем на соревнования. А я хочу гордиться вами, — он повернулся и по очереди заглянул в глаза каждому. Рейна, зажатая между Нико и Тревисом, сжала губы в тонкую полоску и, как все остальные, ответила решительным взглядом.

— Мы не подведем вас, тренер, — заверила она.

Глисон Хедж воспитывал своих учеников очень строго, наделяя их отменной физической подготовкой, будто им придётся когда-нибудь выживать в диких условиях или сражаться в бою, поэтому ребята были полностью уверены, что готовы к соревнованиям.

— А жульничать можно? — спросил Тревис, распаковывая пачку мятной жвачки. Рейна, сидевшая рядом, странно на него покосилась. В случае с близнецами Стоулл всякая вещь в их руках выглядела как бомба со скрытым таймером.

— Ну, я бы хотел, чтобы вы принесли нашей школе честные награды. Но ты, Тревис, как всегда в своём репертуаре, — покачал головой Хедж. — Не удивлюсь, если ты собрал на сегодня целый арсенал хитрых штучек.

Парень польщённо улыбнулся и махнул рукой, выражая отрицание.

— Конечно, некоторые тактики у меня есть, но мне было лень загружать себя чем попало.

Все усмехнулись. Наступило кратковременное молчание, заставив каждого невольно прислушаться к окружающему миру. По радио гоняли старые приевшиеся треки, вокруг шумели машины и пели птицы. В голове прокручивались самые разнообразные мысли — глупые и не очень. День казался самым обыкновенным. Будто впереди и не было четырёхборья, а только пикник в уютном кругу друзей. Будто все печали исчезли навсегда, а дальше всё обязательно обещало быть хорошо. Будто душа так стремилась к новым начинаниям, что в теле появилась лёгкость… Наверное, это и есть весна. Пробуждение силы, чувств и эмоций после долгой зимней спячки.

Внезапно Рейна получила тычок в бок, и, вздрогнув, подняла голову, отрываясь от разглядывания своих кроссовок.

Тревис ухмылялся, зажав в зубах пластинку жвачки так, что большая часть выглядывала наружу.

— Хочешь? — прошептал он. Его голубые глаза по обыкновению светились озорством, и невозможно было понять, шутка это или нет. Рейна смерила приятеля недоверчивым взглядом и осторожно кивнула, желая посмотреть, что из этого получится.

— Возьми, — юноша приблизил своё лицо в обрамлении беспорядочных шоколадных кудрей, обдавая её мятным дыханием, и хитро поиграл бровями. Девушка, опешив, часто заморгала, не зная, как на это реагировать и что предпринять. Она протянула руку, чтобы выдернуть пластинку из его челюсти, но Тревис остановил её на полпути и ещё шире ухмыльнулся — со сжатыми зубами это выглядело как оскал.

— Нет, нет, ты же знаешь, что пальцами в рот лазить нельзя. Так что предлагаю другой способ.

Он слегка причмокнул губами, и тогда до неё дошло. Не то чтобы Тревис был бабником, точнее, вообще им не был, но так пошутить, вогнать человека в смущение он любил. Особенно это легко работало на девочках. Наверное, потому, что они более чувствительны.

Рейна ударила его кулаком в грудь.

— Перестань издеваться.

Тревис отстранился и сжевал многострадальную пластинку. Рейна облегчённо выдохнула и огляделась. Лорель, Шерман и физрук делали вид, что ничего не замечают, а Нико выглядел довольно-таки хмурым. Но это была не та хмурость, с которой он обычно ходит, а, скорее, обида на что-то. На что-то, произошедшее только что.

— Это был подкат? — спросил ди Анджело, заметив пронзительный взгляд Рейны, сканирующий его насквозь.

Тревис, кажется, впервые обратил на него внимание. Он поднял брови и расплылся в снисходительной улыбке.

— А ты что, ревнуешь?.. О, значит, ты её хочешь.

Рейна невольно покраснела. Неужели Нико она небезразлична?.. Это было видно по его лицу, по его глазам. Природная проницательность ещё никогда её не обманывала.

— Фу-у, Тревис, оставь свои пошлые шутки хотя бы при учителях, — хихикнула Лорель, пафосно махнув рукой. Сегодня она заплела свои тёмные волосы вокруг головы наподобие короны и её лицо казалось непривычно открытым. Рейна заметила её огромное сходство с матерью — Никой Виктор.

Хедж в ответ лишь предупреждающе кашлянул, но взгляда от дороги не оторвал.

— Да, не смешно, — фыркнула Рейна, пихнув шаловливого соседа в плечо.

— О, так, значит, всё серьёзно!

— Да иди ты! — хором возмутились Рейна и Нико и удивлённо переглянулись. Через секунду вся машина сотряслась от хохота. Усмехнулся даже Хедж.

— Обязательно. Когда приедем, — не стал протестовать Тревис.

— Кстати об этом, — тренер повернулся к ребятам. — Мы почти приехали. Так что готовься идти, малыш.

— Наконец-то, — выдохнули они. Кому-то хотелось побыстрее разнести соперников в клочья, а кому-то — избавиться от надоедливого шутника. Но каждый знал, что в его шутках есть смысл.

* * *

Нико.

Одним воскресным утром, после повторного просмотра парада победы, я вдруг вспомнил, что на следующий день намечаются экзамен и контрольная именно по тем предметам, в которых я ничего не смыслю. Как вы уже знаете, отец у меня строгий и не потерпит неуда в журнале. Мне нужно было как-то выкрутиться. Репетитора нанимать поздно. Оставалась лишь одноклассница, живущая неподалёку.

— Персефона! Я к Аннабет! — крикнул я из прихожей и, не дождавшись разрешения, с рюкзаком в руках вылетел из квартиры.

Дом Аннабет располагался действительно недалеко от моего, всего лишь на противоположной стороне улицы. Я пересёк проезжую часть, забрался в подъезд с парой молодых супругов и вошёл в лифт, где так некстати столкнулся с братьями Стоулл. Нет, против них я ничего плохого не имею, очень весёлые и позитивные ребята, любому поднимут настроение. Только вот я там, где не должен быть, поэтому встретить знакомых и подвергаться допросу с их стороны — не самое приятное. Кому какое дело, куда я хожу и чем занимаюсь?

— Привет! — хором поздоровались ребята.

— Привет.

— Ты чего здесь забыл? — поинтересовался Коннор, засунув руки в карманы и покачиваясь с пятки на носок. У обоих братьев были взлохмаченные тёмные волосы, блестевшие от пота, раскрасневшиеся лица и прерывистое дыхание. Значит, ходили на стадион. Или убегали от злых смотрителей парка — Стоуллы любят поразвлекаться, если скучно.

— Да так... Коннор, ты не забыл, что завтра переводной экзамен по алгебре?

— Спишу. А что? Как это относится к твоему приходу сюда?

— Погоди-ка, погоди-ка, — хитро прищурился Тревис и с видом опытного детектива приложил палец к подборку. Мне это не понравилось. — Алгебра. Третий этаж. А кто у нас живёт на третьем этаже, а, Коннор?

Братья переглянулись, и их улыбки стали шире.

— К Аннабет? Я угадал? — мне пришлось кивнуть. — Вас уже можно женить?

— Женить?! — удивился я. Ну нет, шипперить всех подряд, как это делают Стоуллы, просто нереально. Помню, в конце апреля я, Тревис, Лорель, Рейна и Шерман ездили на четырёхборье. Уже тогда Тревис отпустил глупую шутку по поводу меня и Рейны, а ещё пытался к ней подкатить (не всерьёз, разумеется). А теперь ещё и Аннабет. Ну как меня можно было шипперить с Аннабет? Мы-то и друзьями ещё не стали на тот момент, так, взаимовыручка в позиции одноклассников. Этим Стоуллам дай только повод прикольнуться, вот тогда они и становятся настоящей занозой в заднице.

Но, к счастью, ответа на мою изумлённую реплику не последовало. Лифт остановился и звякнул. Двери разъехались в стороны.

— Пока, ребята, — я махнул братьям рукой и вышел на лестничную площадку.

— Пока! Удачи там с девушкой! — хором ответили они, и лифт помчался дальше на верхние этажи. Я закатил глаза и, сделав глубокий вдох, нажал на кнопку звонка.

Дверь мне открыла сама Аннабет. На ней была обычная домашняя одежда — поношенные бриджи и майка; густые блондинистые волосы забраны в небрежный хвост. Её загорелое на майском солнышке лицо изумлённо вытянулось при виде меня, а глаза по обыкновению были серьёзны и метали молнии, так что я даже немножко пожалел о своём неожиданном визите. Вдруг прикончит?

— Привет, — она моргнула. — Какими судьбами?

— Привет. Ну, в общем, я хотел, чтобы ты мне объяснила некоторые темы по математике и литературе. Завтра же контрольная. А это для меня многое значит.

Аннабет нахмурилась. И тут меня пронзила неожиданная мысль.

— Ты занята? — чёрт, как я об этом не подумал?

— Ну… Нет. Просто это так неожиданно, — и она оглядела свой прикид, странно скривив губы, будто ей подсунули что-то ужасное и принудили улыбнуться, мол, ничего, сойдёт.

На мне, вообще-то, тоже была домашняя одежда. Я как-то даже не подумал переодеться, а, окрылённый своей гениальной идеей (ну да, пафосно звучит), затолкал необходимое в сумку и ушёл. Ладно хоть не в трусах.

— Давай, проходи, — пригласила Аннабет. — Невежливо разговаривать через порог.

Как только я вошёл в красивую, ухоженную прихожую, из гостиной вышел высокий светловолосый мужчина в помятой рубашке.

— Здравствуйте! Кто это, Аннабет? Твой парень? Раньше я его не видел.

Ага, конечно, не видели, Фредерик Чейз, меня же вообще кроме Уилла никто не замечал.

Тем временем Аннабет вспыхнула и покраснела. Наскоро представив меня, что получилось довольно нервно и сбивчиво, она быстро зашагала в свою комнату, сделав мне знак следовать на ней и немедленно.

Я ожидал увидеть нежные обои в цветочек и плакаты известных кинозвезд навроде Эммы Уотсон или Коула Спроуса. Но интерьер был совсем иным. На светлых обоях с красными ромбиками висело множество чертежей, карт, планов. У письменного стола, рядом с дверью, стоял стеллаж во всю высоту комнаты, доверху забитый книгами. На кровати с красным покрывалом лежал телефон, альбом для рисования и ноутбук.

Аннабет включила настольную лампу и подвинула дополнительный стул.

— Присаживайся… Итак, что именно тебя интересует?

— А какие примерно задания будут на контрольной? — вопросом на вопрос ответил я. — Что-то не помню, чтоб мы готовились.

— Ты опять!.. Ой, прости, ты же болел. Неравенства, график функции, степенные, подкоренные выражения… Возможно, что-то ещё. Там должна быть ещё дополнительная часть, но это сейчас ни к чему.

Аннабет открыла учебник алгебры, принесла с кровати ноутбук и села рядом со мной. Её лицо горело. Возможно, она ещё не отошла от шутки отца и прокручивала её в голове раз за разом.

«Каково это — быть парнем Аннабет? Может быть, она держит парней в ежовых рукавицах? А был ли у неё когда-нибудь кто-то?» — эти вопросы атаковали мой мозг так неожиданно, что я даже не успел подумать о всей абсурдности этих мыслей. Воспоминания подсказали мне, что, действительно, никаких других парней кроме Перси и Гроувера в её окружении я никогда не замечал. Да и откуда мне знать? Я же никогда не смотрел на Аннабет. Но этот май изменил всё. Вообще всё в моей жизни. Подобные изменения происходили только тогда, когда умерла Бьянка… И… Ладно, не будем об этом. Иначе вы опять убедитесь в неправильности стереотипа «Мужчины не плачут».

— Нико! Ты где витаешь?! Прекрати разглядывать меня! — возмутилась Аннабет, и я со стыдом осознал, что пялился на неё все это время, вместо того, чтоб смотреть в учебник. Точно. Надо было пялиться на примеры, тогда бы она ничего не заподозрила.

— Ты красная, — пробормотал я в своё оправдание, пока моё собственное тело наливалось жаром.

Аннабет в ужасе дотронулась до своих щёк, а через секунд пять резко отняла руки, сдула прядь со лба и вцепилась в крышку ноутбука.

— Я тут решала онлайн-тесты, — объявила она изменившимся голосом. — Думаю, тебе тоже будет полезно это сделать. Ты хоть что-нибудь умеешь?

— Ну да, играть в «Мифы и магию».

По её виду было заметно, что она очень хочет дать мне подзатыльник, как это бывает с Перси, когда он тупит, но почему-то сдерживается.

— Уточняю: что из названного мной ты умеешь делать?

— Степенные и подкоренные выражения, — ответил я. — По-моему, это не так уж сложно, если знать формулу.

— Хорошо. А остальное не очень, да? Ты ещё упоминал литературу. Что, отец сильно давит? — в голосе Аннабет прозвучало искреннее сочувствие. Мне стало неприятно. Не привык, чтоб кто-то интересовался моей жизнью. Не люблю выкладывать всё то, что творится в моём мире.

— Да. Он не потерпит тройку в четверти, а тем более в аттестате. Я понимаю, что мой отец желает мне только лучшего, хочет, чтоб я поступил в хороший вуз, поэтому я не сопротивляюсь. Но ты-то? Как дела у тебя с мачехой?

Аннабет отёрла лицо ладонью. Эти разговоры были привычны для неё и её друзей, потому что никто из них не обладал нормальной семьей. Таких в нашей школе было слишком много. Не общеобразовательное учреждение, а «Клуб детей из неполноценных семей» какой-то.

— Ну, в последнее время, кажется, у нас вполне нормальные отношения. Но я стараюсь лишний раз ей не надоедать, не злить — себе дороже обходится.

— Хорошо живём, — только и смог сказать я. Больше мы об этом не говорили. Аннабет полностью ушла в объяснение математических законов, и я не расспрашивал. Думаю, оно и к лучшему.

* * *

Каждый знает выражение «как гора с плеч», правда же? И каждый чувствовал это хоть когда-нибудь. Кому-то принесла облегчение безопасность близких, кого-то оправдали, а кто-то закончил учебный год. Весь период контрольных я прошёл нормально (Аннабет, спасибо!), и отец в кои-то веки остался доволен моими успехами, даже разрешил погулять тридцать первого мая с друзьями. Аннабет и Пайпер организовали это ещё пять дней назад. Пригласили даже меня, Рейну и Хейзел. Я согласился. Компания шумная, но раз уж за этот май я хоть немного с ними сблизился, то подумал, что вполне всё будет не так плохо. К тому же по пути в парк мы позвали Уилла.

— Нежданчик, Уилл? — усмехнулся я, когда мы всей толпой после полудня заявились к нему на порог.

— М-да-а уж, — он выглядел ошарашенным. — Минуточку, я предупрежу маму.

А потом мы все вместе пошли к пруду в парке. Много смеялись по дороге, разговаривали, шутили. Девочки больше трещали о сериалах и книгах, обсуждали актёров и их внешность.

— Хм, знаете, — начала Аннабет, — тип или, можно даже сказать, шаблон под названием «очаровательный мерзавец» встречается практически везде.

— Да, я тоже это заметила, — кивнула Пайпер. — Например, «Однажды в сказке». Капитан Крюк?

— О, да-да-да. Почему я не в курсе, что ты смотрела этот сериал?

— Недавно ещё, кстати. Но у тебя же были проблемы поважнее, — Пайпер, к моему изумлению, указала на меня кивком головы, и, заметив, что я на них смотрю, торопливо отвернулась, заговорив ещё быстрее: — Это такой шикарный актёр, мне понравился. У него такая харизма замечательная.

Не успел я задуматься, что к чему, как Лео вдруг отвлёкся от разговора с Джейсоном и, подбежав к двум закадычным подружкам, прокричал достаточно громко, чтоб идущие мимо взрослые странно на него покосились:

— Кому нужны красивые актёры, если есть горячий Лео!

Пайпер посмотрела на него с улыбкой а-ля «у тебя опять тупые, извращённые шутки, но мне нравится, продолжай».

— Да, Лео, ты классный, особенно когда нужно обмотать рейки туалетной бумагой, чтоб напугать училку!

— Да брось, надо же чем-то развлекаться в этой школе.

Ха, подумал я, особенно когда у тебя СДВГ.

— Это точно, — Пайпер и Лео дали друг другу пять, а Аннабет и Джейсон, наблюдающие за этой картиной, синхронно усмехнулись.

Наконец мы пришли к назначенному месту. Водная гладь весело переливалась яркими бликами, вокруг летали бабочки и источала нежный аромат сирень.

Рейна и Хейзел расстелили на траве покрывало, а потом стали доставать содержимое своих рюкзаков, как я и все остальные. Вскоре импровизированный стол, как любят говорить в книгах, ломился от различной еды и напитков. Бутерброды, печёная картошка, варёные яйца, овощи, ягоды, чай в термосе, лимонад, газировка и, конечно, посуда.

— Ну, какие планы на лето? — спросил Джейсон, жуя бутерброд. — Я вот, например, хочу подзаработать немного денег на новую книгу по робототехнике.

— Класс, — ответила Пайпер. — Папа берёт отпуск и обещал свозить меня на море. Думаю, будет здорово.

— Вы знаете, что со следующей недели в школе открывается лагерь для учеников начальных классов? — подала голос Аннабет. — Я хочу поработать там в качестве вожатой.

Мне сразу подумалось, как это сложно — уметь ладить с детьми, ведь найти общий язык с ними у меня никогда не получалось. Помню, как-то раз Персефона просила присмотреть за детьми её старшей сестры, и получалось так, что либо они меня не слушались и боялись, либо я чувствовал себя неуютно. Вот не люблю, когда предлагаешь что-то и дети все одновременно смотрят на тебя своими круглыми глазками. Такое чувство, что они вовсю посмеиваются в мыслях над несчастным подростком-нянькой. Положение тогда спасла только Хейзел, разговаривая с ними очень мягко и ласково. Думаю, Аннабет всё же умеет ладить с детьми, ведь у неё два непоседливых брата-восьмилетки.

— Ха, Воображала, — усмехнулся Перси, отправляя в рот кусочек замороженной клубники, которая на солнце превратилась в красное месиво, — я и сам поеду в лагерь, за город. Мама оплатила путёвку, сказав, что я могу позволить себе расслабиться перед самым напряжённым годом.

— О, у тебя самая лучшая мать. Ну, а я-то точно не вылезу из дачи, — закатил глаза Уилл. — Ты, Аннабет, разве нет?

— Ну, папа разрешил мне работать. Да и к тому же лагерь до двух, я успею помочь ему.

Я заметил, что Аннабет избегает и словом намекнуть о помощи мачехе. Неужели они грызутся даже хуже, чем мы с Персефоной?

— Да-а… Не повезло тебе, старик, — протянул я и по-дружески стукнул Уилла в плечо. В тот же момент все обратили на меня внимание. Ух, не люблю это. Смотрят так, будто я с воздуха появился. — Эм, у меня нет чётких планов. Скорее, тоже буду помогать Персефоне, но это не точно.

Я серьёзно пока не думал о планах на лето. Но в ту пору ещё не знал, что мне придётся кроить время для свиданок. И не с Рейной.

Остальные, кто не высказал своих планов, пробормотали, что согласны и со мной, и тема оказалась закрыта.

Мы болтали, дурачились, ели ещё несколько часов. Рейна вытащила волейбольный мяч, и каждый, кто принимал участие в игре, старался не задеть других отдыхающих и случайных прохожих.

Под конец все, уставшие, но весёлые, предпочли всё же пассивный отдых активному. Перси и Аннабет пускали «блинчики» по воде, восклицая что-то вроде: «Слабо́, Рыбьи Мозги?», «Съела, Воображала?». Пайпер и Джейсон развалились прямо на траве, ничуть не опасаясь насекомых. Лео строил из травинок и веточек какое-то сооружение. Я, Хейзел, Рейна и Лео допивали остатки чая и молчали, лишь улыбаясь друг другу. День клонился к вечеру. Тени становились длиннее, солнце отклонялось от центральной точки неба, а люди спешили домой на ужин. На дорогах стоял час пик.

* * *

Ночью человек всегда иной, чем днём.

Э.М. Ремарк.

— Звёзды, — шепнула она. — Я снова вижу звёзды, госпожа.

Р. Риордан «Перси Джексон и проклятие титана»

Вечером девочки устроили в нашем доме девичник, а я вышел на балкон, оставив Хейзел с Рейной, Аннабет и Пайпер. Мне хотелось побыть одному.

Небо ещё в полной мере полыхало закатом, но появлялись уже первые звёзды — блестящие крупицы, как осколки разбитого зеркала на ярко-розовых атласных лентах.

Я сел на пол и прислонился головой к стене, вдыхая наступающую прохладу. Вечер был просто потрясающим. Хотелось бы оказаться у бабушки в деревне и сидеть где-нибудь на лавочке; вокруг тишина, а воздух так свеж и не отдаёт копотью машин. Персефона сказала, что мы поедем к бабушке только в конце июня, а значит, через месяц. Это было чертовски долго, но я дождался и не пожалел.

Вряд ли могу сказать, сколько прошло времени за моими размышлениями, но постепенно сгустились сумерки, и я стал зябнуть в тонкой спортивной кофте. Тогда мне казалось, что ночь будет тёплая, потому что близилось лето.

Я поднялся с пола и решил зайти в квартиру, чтобы взять ветровку.

«Наверное, Хейзел беспокоится. Или она забыла про меня со своими подружками».

Только я открыл дверь, как столкнулся нос к носу с Аннабет.

— Эм… Привет… — запинаясь, пробормотала она и вручила мне мою старую полётную куртку. — Я вот тут тебе принесла.

— Спасибо.

— Хейзел вспомнила о тебе… Точнее, она не хочет, чтобы ты снова заболел.

Я молча кивнул, благодаря за оказанную столь высшую милость. Серьёзно, девочки потрудились вспомнить, что в доме есть мальчик-подросток, который снова закрылся в своей комнате или прохлаждается на балконе? Польщён.

Аннабет продолжала стоять на одном месте, переминаясь с ноги на ногу и нервно теребя рукав белой ветровки. Ей явно не хотелось уходить.

Я снова устремил взгляд в окно. Город горел огнями и неоновыми вывесками. Лунный серп слабо поблескивал среди лиловых облаков. Слышалось редкое пение птиц-полуночников.

— Я думала, — подала голос Аннабет, — в наше время никому не интересны звёзды. Просто есть же телефон, а в интернете можно посмотреть всё, что угодно.

— Ну, — возразил я, вспомнив, как мы с друзьями пару раз пытались сфоткать луну, — камера не может передать пейзажи ночи. Света не хватает. Ты же умная, знаешь всё о фокусировке камеры

— Вообще-то нет. Если я хорошо учусь и люблю читать, это не значит, что я должна знать абсолютно всё. Я же не компьютер. Я люблю только историю, архитектуру и литературу.

Её слова прозвучали несколько обиженно. Аннабет, сердито нахмурившись, тотчас начала усиленно что-то обдумывать. Мысли наверняка крутились в голове с бешеной скоростью. В такие моменты казалось, что решается вопрос жизни и смерти, но это могло быть всего лишь решение обыкновенной задачи по математике профильного уровня.

Наконец она заявила:

— При первой встрече ты показался мне странным. Этаким мрачным одиночкой, которому на всё наплевать.

Мне показалось, что я резко вдохнул жгучего морозного воздуха. Внутри всё похолодело. Открылись самые болезненные воспоминания.

— Ярлыки, Аннабет, — произнёс я в своё оправдание, и, чтоб не сойти с ума от нахлынувших чувств, продолжил: — Яр-лы-ки. Общество навешивает их на каждого, чтобы легче было пользоваться и ориентироваться. Стоит тебе что-то сделать, сказать, да и просто показаться в поле зрения, люди сразу запустят механизмы стереотипов и моментально сделают тебя не тем, кто ты есть. Аннабет, все считают тебя занудой, умницей-разумницей или же, наоборот, глупой блондинкой. Но каждый человек ведь не картонная кукла — это личность со своим внутренним миром, своими интересами и мыслями. Ярлыки не говорят, кто ты есть, а лишь показывают твою поверхностную оболочку. Иногда этого бывает достаточно, чтобы сделать поспешные выводы.

Слова лились у меня прямо из сердца. Аннабет выглядела потрясённой. Я и сам не ожидал от себя такого монолога. Просто накипело, захотелось выговориться, поделиться своими мыслями, потому что иногда такое долго держать в голове просто невозможно. Я не изменил мир своими словами, но дал повод хотя бы одному человеку задуматься. Наверное, надеялся, что у меня появится родственная душа. Всё же тяжело быть одиночкой, хоть иногда и заманчиво. Бывает, нахлынет поток мыслей, и ходишь под тяжёлым грузом собственных переживаний. Невероятно трудно. Я же тоже человек и порой, если даже сам этого не хочу, нуждаюсь в общении. За это ответствена социальная сторона наших существ. Не будь этого, мы бы ничем не отличались от животных — поесть, поспать да продолжить род, и никакого духовного развития. Необычайно грустно за тех, чьи души сгнили и жаждут лишь удовлетворения животных потребностей.

— Это… верно, — наконец вымолвила Аннабет чуть осипшим от молчания голосом. — Если узнать тебя получше, ты совсем не такой, каким кажешься. Ты многогранен.

У меня вырвался смешок.

— Спасибо за комплимент.

Аннабет рассмеялась и, вздохнув, обратила свой взгляд на небо.

— Звёзды… Они сегодня прекрасны.

Почти стемнело. Запад уже не горел золотисто-алым заревом, а, скорее, хранил в себе бледный остаток, напоминание об этом зрелище, и плавно переходил в бархатную синь. На горизонте по-прежнему оставалась светлая полоска. А серебристых сияющих точек было так много, словно кто-то просыпал блёстки или Афина опять разлила молоко.

— В августе можно наблюдать сильный метеоритный поток.

— Мне иногда лень бывает выходить на улицу и сидеть до двенадцати ради одного росчерка в небе, — Аннабет повернулась ко мне и на её лице даже сквозь темноту я заметил извиняющуюся улыбку, словно она сама не поняла, зачем это сказала.

— А я люблю звёзды. На ум приходят тысячи мифов, и некоторые из них заставляют крепко задуматься.

— Не думала, что ты знаешь мифы. Такое чувство, что никто этим в наше время на увлекается. Зачем учить их, если это дела давно минувших дней, точнее, выдумки минувших дней.

— Учти, любопытством обладаешь не только ты. Помню, когда мне было десять, ещё до… — я осекся. Вместе со смешными воспоминаниями пришли и плохие. Бьянка… Её смерть… Похороны, на которых я обозлился на весь мир… Тогда не проронил ни слезинки, но всё мое существо ломалось, как ломается витраж — на тысячи маленьких ярких осколков. Осколков моей счастливой жизни. Спустя много лет (мне сейчас шестнадцать) они неимоверными усилиями склеились, но это уже был не тот витраж. Исковерканный скотчем и клеем, поблекший, с отсутствием нескольких сотен мелких кусочков. Невредимое и склеенное — совсем разные вещи. Склеенное таит в себе трагедию и боль. Оно уже не сможет быть таким, каким было прежде.

Лёгкая рука почти невесомо коснулась моего плеча, и я очнулся, пару раз мотнув головой.

В свете луны и звёзд серые глаза Аннабет отливали серебром и искрились беспокойством. За меня. Кто бы мог подумать, что обо мне станут беспокоиться?

Она не стала спрашивать, что меня потревожило и в порядке ли я, — для неё всё было ясно и так.

— Прости, — я вздохнул и встал спиной к ночному городу.

— Всё в порядке. У меня жизнь тоже не сахар.

Аннабет жила с мачехой. В отличие от меня, мать она не видела никогда. Насколько мне было известно, та умерла при родах. Зато у неё есть хороший отец и два сводных брата. Она не наблюдала смерть, и я рад за неё. Терять близких ужасно.

— Слушай, — Аннабет задумчиво улыбнулась. — А Рейна не будет ревновать, что ты уже слишком долго болтаешь на балконе с какой-то левой девочкой?

Вопрос поставил меня в тупик. Не знаю почему, но я смутился. Мы с Рейной тихо расстались за неделю до момента, о котором я вам сейчас рассказываю, и, похоже, тогда об этом никто не знал.

— Надеюсь, что нет. Мы остались друзьями. Просто поняли, что не подходим друг другу в качестве пары. Дружить оказалось интереснее, чем состоять в отношениях.

Аннабет молчала. Наверное, пыталась осмыслить эту новость. Сам удивляюсь, как могло закончиться так быстро. Мы встречались меньше месяца. Возможно, это была просто симпатия, и путь к нашей дружбе лежал именно через все тонкости романтических отношений. В конце концов, всё в мире происходит, как должно, и часто к лучшему.

— Рада за вас. Это гораздо лучше, чем болезненное расставание, и к тому же… — тут она ахнула и осеклась, ткнув пальцем в небо. — Смотри, созвездие Андромеды!

Я посмотрел в указанном направлении и увидел россыпь звёзд, похожих на фигуру девушки с поднятыми кверху руками. По легенде, Персей спас прикованную к скале Андромеду от морского чудовища и женился на ней. Греки поместили созвездие на небо в дань его доброте и храбрости, а может быть, как напоминание того, что это единственный герой, чья история не закончилась плачевно.

— В начале мая я как раз пытался найти это созвездие и заболел. А потом понял, что мне нравится Рейна.

— Правда? — улыбнулась Аннабет, но улыбка получилась какой-то отстранённой, будто ей тоже вспомнилось кое-что, связанное с этим периодом.

— Да, — кивнул я и, посмотрев на неё, заметил, что её блондинистые волосы красиво контрастируют с темнотой, словно тихий снегопад декабрьской ночью. — Возможно, мы увидели это созвездие не просто так, и нас снова ожидает переломный момент?

— Хочешь сказать, это новая примета: увидел созвездие Андромеды — жди перемен?

Мы рассмеялись. Но ещё не знали, что оказались правы. Перемены всё-таки произошли, и долго ждать этого не пришлось.

— Ладно, Нико, спасибо за компанию, — через некоторое время сказала она и, улыбнувшись мне, отошла от окна.

— Оставляю тебя в гордом одиночестве.

— Хорошо, — только и смог вымолвить я, улыбнувшись в ответ. Когда дверь за ней захлопнулась, мне невольно подумалось, что, может, гордое одиночество не так уж прекрасно, как казалось бы. На звёзды лучше смотреть вдвоём. Неважно, лучший друг это или просто одноклассница. Главное — понимание.

«Признаюсь, не знаю почему, но глядя на звезды мне всегда хочется мечтать».

Винсент Ван Гог.

Аннабет.

Дачный посёлок находится в восемнадцати километрах от нашего города. Этим утром понедельника моя мачеха надумала высадить цветы в открытый грунт, и сразу же после линейки, посвящённой последнему звонку, мы отправились на дачу.

Ехать следовало час — полчаса по городу, полчаса до посёлка. Времени предостаточно, чтоб заскучать, поэтому я позвонила Перси и сообщила о спланированной мной и Пайпер прогулке тридцать первого мая. Последний день весны, хе-хе.

Перси предстояла весёлая прогулка с друзьями. А мне — скучный день в огороде. Но под вечер к нам зашла моя подруга Рейчел Элизабет Дэр, и мы с ней классно поболтали, попивая чай на кухне. Она живёт в другом конце города, но её дача располагается рядом с нашей. Мы всегда были и остаёмся соседями, но начали общаться только два года назад, когда её семья позвала нас к себе на шашлыки. Сначала я и Рейчел относились друг к другу не очень хорошо. Она казалась человеком совершенно не моего круга. Не то чтобы старше и высокомернее, потому что у неё родители были побогаче, но рядом с ней я ощущала себя как-то не так. Боялась, что ляпну что-то не то, и она чёрт знает что обо мне подумает. Если вы с таким сталкивались, то вы меня понимаете.

Подружились мы постепенно. Рэйчел оказалось очень милой и умной девушкой, с которой приятно общаться. К тому же она неплохо рисовала и состояла в благотворительном фонде в качестве волонтёра. Хотя почему я говорю об этом в прошедшем времени? Рейчел и сейчас этим занимается. Это её призвание. Но на самом деле она начала творить благотворительность только потому, что ей не нравится работа родителей. Чета Дэр, по её словам, наносит существенный ущерб природе.

Возможно, у Рейчел тоже кое-какие проблемы с семьёй. Да, на публике они выглядят вполне нормально, как и в тот день, когда мы ели шашлыки с ними, но и мою семью тоже можно принять за нормальную, хотя я ненавижу свою мачеху.

Мы разговаривали достаточно долго. За окном солнце клонилось к закату. Его лучи, падающие на кухонный стол через незашторенное окно, будто стали ярче, золотистее, в них появился терракотовый блеск. Я находилась в смятении — один вопрос Рейчел поставил меня в тупик — и нервно сжимала в руках чашку с травяным чаем.

— Что значит — я изменилась?

— Что-то появилась в твоём поведении, неведомое мне раньше. Ты же знаешь, художники умеют подмечать детали. Мне приходится детально запоминать объекты, чтобы передать на холсте. Палка, палка, огуречик — это для схем. Колись, Аннабет.

И почему некоторые люди всё замечают? Мне пришлось сделать чистосердечное признание Перси, а теперь ещё и Рейчел. Ну, Перси мой лучший друг, я бы ему, наверное, по-любому сказала, но, как говорится, вмешался случай. За десять дней до этого нас оставили после уроков за исправление оценок в журнале и заставили писать сочинение на тему «В чём неприятность взломов с проникновениями». Я не написала ни слова. Моя гордость была задета, ведь я не сделала ничего, что нарушало бы устав школы, просто оказалась не в то время не в том месте. Нам было скучно, поэтому Перси отыскал у себя в рюкзаке колоду карт. Кажется, она осталась у него с тех пор, как мы устроили ночёвку в школе с разрешения учительницы. (Было весело, кстати.) Так вот, мальчики решили играть в дурака, и угадайте, кто остался в дураках все три раза? Нет, мне было вовсе не обидно, глупо обижаться из-за игры, но фраза Пайпер «Не везёт в игре — повезёт в любви» добила прямо. Дело в том, что день у меня не удался с самого начала. Я поссорилась с мачехой, да ещё Рейна и Нико стали встречаться. Больно было смотреть на все их сюси-пуси. Ладно-ладно, я преувеличила. Они не сюсюкались, а просто сидели вместе, держались за руки и ворковали, счастливо улыбаясь. Я сломалась не благодаря проигрышу в игре, а потому что мне реально не везло в любви. Впервые за эти годы я решила влюбиться и хоп! всё идёт прахом! Потом плакала как дурочка в туалете. Ещё и Перси зашёл меня утешать. Я безусловно благодарна, а то сошла бы с ума от накрутки мыслей, но вместе с тем мне пришлось признаться, что я влюблена в Нико ди Анджело. Надо было видеть шок Перси, но он поклялся никому не говорить.

Вкус мяты с сахаром во рту приобрёл кисловатый оттенок. Я опасалась — вдруг Рейчел не окажется такой же понимающей, как Перси? И к тому же вдруг она проговорится своим родителям, и уже от них узнает мой отец? Ведь никто в моей семье на тот момент не знал о моей влюблённости.

На улице начинали стрекотать сверчки. Бледный силуэт луны всё больше проявлялся на небе. Через открытую форточку потянуло прохладой.

Я встала со стула, со стуком поставив чашку на стол, и достала из морозильника порцию замороженных ягод, которая всегда покоилась там от случая к случаю. Затем поставила в микроволновку на размораживание.

Рейчел ожидала ответа. Её зелёные глаза блестели задумчивым интересом, словно она сама пыталась разгадать загадку, которая таилась во мне.

— Я не знаю, что ты хочешь услышать, — предприняла попытку отвертеться я, но по факту так и было. Она не задавала прямого вопроса. Изменения, в конце концов, могли произойти из-за чего угодно.

— Давай я буду задавать тебе наводящие вопросы, — предложила Рейчел, накручивая на палец прядь своих рыжих волос. — В твоей жизни за последнее время произошли изменения?

Познакомьтесь с моим психологом Рейчел Дэр. А ещё есть психолог Пайпер Маклин, но только в городе.

— Много всего. Слишком много. Этот май принёс столько событий. Наверное, можно даже написать историю об этом, — чем я сейчас и занимаюсь.

— Что именно? Ты отвечаешь достаточно туманно.

Я решила просто сказать, что влюблена. Необязательно же говорить, в кого именно.

— Это трудно, Рэйчел. Мне важно знать, что ты никому не скажешь. Моя тайна — моя слабость.

— Ладно, — она нахмурилась. — Хорошо. Даю слово. Надеюсь, это будет что-то не слишком шокирующее. Я заснуть не смогу. Ночь скоро.

Рэйчел была права. Посёлок всё больше и больше утопал сумерках, зажигались первые звёзды, от солнца оставались лишь отголоски.

— Не знаю, как сказать. Мне неловко… Ну, в общем, мне нравится… — я вздохнула, — мальчик.

Последовало недолгое молчание.

— Сенсация! — улыбнулась Рейчел. — Как ты себя чувствуешь?

Я поведала ей всё то, что поведала вам. В эмоциональном плане прежде всего, конечно.

— Кто же предмет твоего воздыхания? Перси?

Да, я рассказывала о своей жизни, об одноклассниках и о многом другом, смотря куда заходил разговор.

— Боже! Почему все так думают?

— Наверное, потому, что вы дружите. А дружбы между парнем и девушкой не бывает, как правило.

— Бывает вообще-то, — обиделась я. — Никогда не думала, что мне нравится Перси как парень. Он мне как брат. Правда-правда, — добавила я, заметив скептический взгляд, устремлённый на меня.

— Ладно-ладно. Просто запомни: если у твоего предмета воздыхания есть девушка, не переставай бороться за него, и даже если ты не хочешь любить его, борись с собой. Влюблённость, которая даётся тебе, нельзя растрачивать просто так.

— Спасибо большое за совет.

После этого мы разговаривали ещё до поздней ночи, пока родители не отослали нас по домам. Я надеялась, что за лето и время работы в лагере забуду о своей влюблённости. Но не тут-то было. Кто бы мог подумать, что всё окажется именно так?

* * *

Солнышко пекло нещадно. Воздух ещё имел в себе утреннюю свежесть и прохладу, которая приходит с выпавшей росой, но летний зной постепенно выбрал своё. Высоко, на самых вершинах берёз, обрамляющих периметр школьного двора, заливались сладкими трелями соловьи. Повсюду раздавался весёлый хохот. Дети в ярких шортиках и футболках рисовали разноцветными мелками картинки на асфальте и потешались над творениями друг друга. Иногда налетал ветер, охлаждая их разгоряченные личики, и они на секунду отвлекались от своих занятий, глубоко вдыхали, стремясь как можно больше насладиться желанной прохладой.

Мне нравилось ходить между ребятами и разглядывать их рисунки. Каждый из них изображал что-то интересное, доброе, весёлое, можно даже сказать, праздничное. Всё творчество детей исходит из светлых побуждений и оно делает мир, как мне кажется, чуточку лучше.

Я тоже пыталась что-то нарисовать. Водила мелками по твёрдому асфальту, выводя линии и узоры. Такое чувство, что я строила чертёж, проектируя здания в греческом стиле со всеми колоннами, галереями и портиками. В этом году на уроках МХК рассказывали много чего интересного. Я смогла познакомиться с лучшими произведениями мировой архитектуры. У каждого народа она неповторима и уникальна. Каменные обсерватории майя, величественные гробницы фараонов, искусные храмы греков… Это же целый мир! Это моя мечта на будущее.

Из раздумий меня вырвал детский плач. Я, резко вскочив на ноги, обернулась. Неподалеку на асфальте сидел маленький мальчик и заливался слезами. Кожа на его коленках оказалось стёрта, из ранок сочилась кровь. Я быстро побежала к нему и спросила о произошедшем. Мальчик дрожащим голосом объяснил, что погнался за своим другом, посмеявшимся над его рисунком, и упал. На тот момент я проработала в этом лагере уже две недели и успела достаточно насмотреться таких проявлений «асфальтной болезни». Но мне никогда не хотелось ругать их за это, я только пригрозила быть осторожнее, ведь сама была такая же, да и сейчас мои ноги часто в царапинах и синяках. Ну не сидится мне на месте, понимаете, наверное.

Я отвела мальчика в школу, промыла ранку, и, сбегав за аптечкой в кабинет медсестры, обработала зелёнкой. Едва заметный запах спирта напомнил мне о больнице — самом нелюбимом мною месте.

— Всё в порядке, слышишь? Теперь вредные микробы не смогут проникнуть в твой организм, — сказала я, присев перед мальчиком на колени. Он уже не плакал, но страдальчески шмыгал носом. По себе знаю, удариться со всего разбега об асфальт оголёнными участками кожи — очень больно.

После этого мы собрались играть в «Красный флажок». Суть игры состоит в том, чтобы стащить все палочки, находящиеся в конце поля противника, и перенести в свой круг. Мне самой тоже очень хотелось поучаствовать, поэтому играла с одной из команд. Ну я даже не пыталась тягаться с малышами, чтобы вытащить их на свою сторону, так как это нечестно, поэтому только стояла на охране: сторожила пленников, старалась не допустить противников к палочкам. Все были весёлые и активные, а игра жаркой. Мы даже не заметили, что наступило время обеда, пока другая вожатая не сообщила нам об этом.

Обеденный перерыв обычно длится примерно целый час. В это время ребята могут заниматься чем захотят. Вожатые, конечно, за ними присматривают, но тоже отдыхают.

Я пообедала и решила пойти в библиотеку. Мне давно хотелось взять одну книгу, а всё не представлялось возможности. Я спустилась на первый этаж, открыла створчатые двери и прошла по тёмному коридору с несколькими запертыми комнатами, не доходя до конца. Конец уходил в тупик — мы называли это место темнушкой и в начальных классах любили рассказывать там секретики или творить разные мистические вещи, навроде вызова настоящих животных из нарисованных картинок.

Дверь в библиотеку находилась чуть правее от темнушки (она была абсолютно белой и очень заметной). Я вошла, и меня ослепил свет.

— Здравствуйте. У вас есть «Мастер и Маргарита»?

Я хотела прочитать эту книгу ещё в начале десятого класса, а теперь нам задали её в списке литературы на лето для одиннадцатого класса.

— Да, конечно, — библиотекарь махнула в сторону стеллажа с классической литературой.

Моему взору предстало огромное собрание книг в потёртых и совсем новёхоньких обложках. Быстро отыскав книжку в секции с буквой «Б», я выписала её у библиотекаря и вышла из помещения.

За дверью мне встретился Нико ди Анджело. В темноте рассмотреть его очертания я смогла только благодаря полоске света из приоткрытой двери библиотеки (она плотно не закрывается). Нико был одет, как обычно, во всё чёрное, а за спиной висел рюкзак (угадайте, какого цвета).

— Ты тоже в библиотеку? — этот очевидный вопрос вырвался у меня прежде, чем я успела подумать.

— Ну да, как видишь. Ты тоже взяла что-то? — он наверняка заметил блеск лакированной обложки у меня в руках.

— «Мастер и Маргарита» Булгакова, — странно было разговаривать с кем-то, кроме Пайпер, Перси, Рэйчел и родителей о книгах. Ну, вообще-то, кроме Пайпер никто из них не читал, но они были моими самыми близкими людьми.

— Я тоже собираюсь взять. Надеюсь, ещё остался экземпляр?

— Конечно, — кивнула я. Глаза постепенно привыкали к темноте, но ещё мало что удавалось разглядеть, и мне почудилась в поведении Нико некоторая нервозность. Возможно, я угадала это по голосу?..

— Эм… Ты ведь тут в лагере работаешь? — нашелся ещё один Капитан очевидность. Прямо как я.

— Ну да, уже две недели, последняя осталась… А ты, как вижу, решил в кои-то выполнить домашку на лето?

Я почувствовала кожей его пронзительный изучающий взгляд. Иногда Нико умеет так делать, и мне становится не по себе, как и от того, что вечно улыбающийся Перси принимает вдруг серьёзный вид.

— Чтоб ты знала: ленивый не значит тупой. Называть себя тупым имею право только я. Ну, может быть, ещё Персефона — раз уж она моя мачеха и всегда так делает. И Хейзел, потому что она моя сестра. Я читаю время от времени, когда хочу. Но не читающие люди не отсталые, ты должна это понимать, Аннабет Чейз.

Я ненавижу, когда меня называют полным именем. Звучит как вызов. И в данный момент это он и был. Мне всегда казалось (осознанно или неосознанно), что с неначитанными людьми не о чем говорить, что они деградируют. Именно поэтому в первый год моего знакомства с Перси он меня раздражал. Меня бесила его хулиганская улыбка и раздолбайский вид. Но, узнав Перси получше, я поняла, что он всё-таки хороший человек. Так получилось и с Нико. Раньше он представлялся мне мрачным одиночкой, которому на всё наплевать. А теперь, чем больше я с ним общаюсь, тем больше узнаю множество потаённых сторон его личности.

— Да, я понимаю тебя.

«Даже лучше, чем когда-либо», — прибавила я мысленно, вспомнив наши откровения на балконе ночью тридцать первого мая. Так много времени прошло, а я всё ещё помню свои эмоции, все слова, сказанные тогда.

<…>— Мне иногда лень бывает выходить на улицу и сидеть до двенадцати ради одного росчерка небе, — вырвалось у меня. «Ну вот зачем я это сказала? Сейчас отпустит какую-нибудь шутку, заставив меня покраснеть».

Но мои предположения оказались ошибочны.

— А я люблю звёзды. На ум приходят тысячи мифов, и некоторые из них заставляют крепко задуматься, — мечтательно, с ноткой серьёзности произнес Нико, не заметив моего смятения. Но мне было даже как-то всё равно, а его увлечение звёздами почему-то согрело сердце.

<…>Ярлыки, Аннабет. Яр-лы-ки. Общество навешивает их на каждого, чтобы легче было пользоваться и ориентироваться. Стоит тебе что-то сделать, сказать, да и просто показаться в поле зрения, люди сразу запустят механизмы стереотипов и моментально сделают тебя не тем, кто ты есть.

<…>— Возможно, мы увидели это созвездие не просто так и нас снова ожидает переломный момент? — протянул Нико, задумчиво глядя на горизонт.

— Хочешь сказать, это новая примета: увидел созвездие Андромеды — жди перемен? — усмехнулась я. Хотя чего таить? Всё так и случилось.

— Как ты думаешь, это созвездие Андромеды что-нибудь значит? — спросила я, чтобы не молчать. — Ничего за прошедшие две с половиной недели не изменилось.

В тусклом свете из библиотеки я заметила на лице Нико появившуюся хмурость. Похоже, ему не понравились мои слова.

— Ты что, серьёзно так думаешь? — прищурился он и вновь стал молча разглядывать моё лицо, словно в поисках какой-то зацепки. Потом прислонился к стенке напротив.

— Ты… ты не будешь против, если я сделаю кое-что?

Меня словно облили холодной водой. Нико ди Анджело просит об одолжении?

— Ну… Смотря что, — я заинтересованно подошла ближе, хотя мои инстинкты подали тревожный звоночек.

Он немного помедлил и положил ладони мне на плечи. Его лицо стало намного ближе, в то время как моё загорелось огнём, а те же инстинкты закричали прямым текстом: «Опасность!».

— Против? — голос Нико стал тихим, почти хриплым, в нем мелькнул страх. От внезапной догадки моё тело сковало и появилось ощущение, будто я два часа простояла под палящим солнцем. А ещё… Я не знала, что делать. Хотелось расплакаться, убежать, обнять — и всё это одновременно.

Глаза, уже привыкшие к темноте, различили смятение Нико, грусть и боль. Он боялся моей реакции, думал, я отвергну его. Почему парни такие слепые в плане чувств? Прошло меньше месяца после расставания с Рейной, мы пересекались много раз. Разве трудно было заметить или начать подозревать, что я сама в него влюблена, причём уже очень давно! Нет, ребята, меня реально бомбит. Перси тоже не заметил, хотя он мой лучший друг, мы очень-очень много общаемся и он знает меня как свои пять пальцев. Пайпер тоже, но она девочка! И догадалась обо всем сама! (Пахнет феминизмом, но я не это имела в виду, знайте).

— Это… Это то, о чем я думаю? — мой голос сорвался. Мне было так страшно задавать этот вопрос — вдруг окажусь не права и сама себе всё напридумывала. Опять же, вернёмся к гендерной дискриминации в этом плане — женщины очень любят додумывать ситуацию сами.

— Да, наверное, — теперь Нико, кажется, смутился. — Если ты не желаешь, я уйду. И постараюсь не пересекаться с тобой до конца лета.

«Глупости!» — возмутился мой мозг, и я согласилась с ним.

— Ты издеваешься, да? — мне пришлось придать себе как можно более скептический вид. — Я с мая влюблена в тебя, ты… тупица! — зашипела я сквозь зубы и ткнула пальцем его в грудь.

Нико, кажется, опешил, переваривая информацию, а потом расслабился и, к моему удивлению, спустив руки с плеч, обхватил меня за талию.

Мне начал нравиться ход событий.

Но тут неожиданно в коридоре вспыхнул тусклый свет перегорающей лампочки (мне было лень её искать, когда я шла туда). Мы с Нико одновременно подняли головы и с окосевшими от света лицами злобно заморгали.

Это были ещё не все сюрпризы.

Как по заказу, из-за угла выбежал мальчишка, наверное, лет десяти, и при виде нас остановился как вкопанный. Мы тоже резко повернулись и уставились на него.

Так продолжалось примерно десять секунд. Я, красная от стыда, Нико, стоящий вплотную ко мне и маленький мальчик, уставившийся на нас в немом шоке — более типичной картины и не придумаешь. Так сказать немая сцена в «Ревизоре».

— Чё зыришь?! — пробасил наконец ди Анджело и сделал страшное лицо. — Иди отсюда.

Невинного очевидца как ветром сдуло; свет погас. Смело могу сказать, что он и слова никому не молвил после такого. Да уж, Нико умеет пугать. Не зря же его когда-то прозвали "мальчик-смерть", и не зря же я считала его странным.

— Продолжим? — улыбнулся Нико, склоняя лицо ещё ближе. — А то вдруг репортёры налетят? Так и вижу заголовки газет: «Нико ди Анджело — самый нелюдимый мальчик в школе — обжимается с девушкой по углам».

Я хихикнула. Наверное, гладкую стену нельзя было назвать углом, но разве я тогда об этом задумывалась? Это, пожалуй, был мой самый ожидаемый момент аж с мая и мне чертовски не хотелось, чтобы он оборвался на самом интересном месте.

Примечание к части

Скорее переходная глава, поэтому не очень содержательная.

3 июня.

Даже не знаю, что сказать, дневничок, а написать тебе очень хотелось.

На душе так тяжко, что хочется заплакать, а ещё лучше стиснуть зубы и кулаки до такой степени, что вся моральная боль сразу же прекратится, переходя в физическую. Да. Физическая наиболее подходящая сейчас. Её можно устранить таблеткой, отваром или зарядкой. А душевную не может вылечить ничто, пока она сама не пройдёт. Как-то раз я видела такую цитату: «Книги — чудная аптека для взрослеющей души». Иногда книга действительно помогает покинуть реальность и впасть в омут фантазии и мечтаний. Главное — найти хорошую, достаточно захватывающую, чтобы забыть о терзающих проблемах. Я пыталась ещё утром, но наткнулась на такой депрессивный кусок, что стало ещё хуже.

Вот бывает же такое противное чувство, когда просыпаешься утром и понимаешь, что день будет ужасным, а на душе так погано, будто она закручивается в узел. И нет никого, кто мог бы обнять, утешить, поддержать добрым словом. Нет никого, кому можно уткнуться в плечо и немного порыдать.

Ты, наверное, не понимаешь причину моего состояния. Я целый день размышляла над этим. Кажется… Кажется… Кажется, я разлюбила Джейсона. Моё сердце больше не трепещет при его виде. Я не испытываю удовольствия от общения с ним. Мне хочется убрать его подальше от себя. Не видеть, пока всё не наладится.

Свежий воздух помог мне немного прийти в себя, поэтому я в состоянии писать эти строки. Реально, длительная прогулка на свежем воздухе творит чудеса. Становится легче, внимание переключается на пейзаж, и голову начинают заполнять совершенно иные мысли. Просто, вот так вот в одиночестве. А летние деньки — теплые, солнечные, яркие — несут пленительный позитив. И я уже не могла не улыбаться через час ходьбы по дорожкам парка.

Вечером (ага, сейчас глубокая ночь) позвонила Аннабет. Я ужасно обрадовалась. Она всё время проводит на даче, поэтому я не видела её уже три дня с девичника, который мы устроили в доме Рейны.

Кстати, о девичнике. Я тебе уже говорила, что было весело. Мы смотрели фильмы, если вкусняшки, обсуждали всякую ерунду… Но! Я не поведала тебе об одной детали. Достаточно интересной детали. Нико и Аннабет провели два часа на балконе, смотря на звёзды. Наедине. Даже если они не поцеловались (я бы заметила изменения в поведении Аннабет), то, думаю, они достаточно сблизились или между ними промелькнула искра. Ведь все самые лучшие моменты случаются в такие романтичные, эмоциональные периоды, как звёздная ночь, закат или песни у костра. Например, мы с Джейсоном… Мы поцеловались под звёздами на крыше лагеря, в который вместе ездили. С нами ещё Лео был. Кстати, мы с ним тоже поцеловались (или что это было?) в достаточно эмоциональный момент. Так, ладно, это не в счёт. Нико и Аннабет — вот на чём я остановилась. Я всеми силами верю, что они станут встречаться. Если уж с моей юношеской влюблённостью ничего не вышло, пусть будет счастлива хотя бы моя лучшая подруга.

* * *

15 июня.

Привет, дневничок! Папа и мама взяли отпуск и пару дней назад перевезли меня в мой родной дом — особняк Маклинов. Завтра мы уезжаем в Крым, и я решила(сь) поведать тебе новость до отъезда, потому что в дороге писать очень неудобно, а по прибытию уже времени не будет. В общем, мне нелегко это говорить (ага, я тяну четвёртый день), но расставание с Джейсоном получилось отнюдь не лёгким. Несколько дней назад мы условились лично встретиться в сквере по моему настоянию. Не буду описывать всё, это неинтересно, но мне было очень трудно начать разговор. Я боялась, что делаю что-то не так, боялась, что таким образом предаю его. Мы разошлись в глубоком смятении. Он остался в шоке, а в моей душе поселилась тоска. Сегодня уже лучше, но я проплакала целую ночь. Хотелось с кем-то поговорить, только обычно в это время суток люди спят. А я уснула только к рассвету.

С того дня мы с Джейсоном ещё не виделись. Возможно, он не готов к серьёзному разговору. Да и я, признаться, тоже. Может быть, всё образуется. Позже, но не сейчас.

* * *

5 июля.

Ну вот я и дома, дорогой дневничок! Поездка была замечательной! Эмоций столько, что не знаю, с чего начать! Море очень-очень красивое — такое синее-синее. А вода теплая, чистая и солёная. Купаться просто одно удовольствие. Если бы ты знал это ощущение, когда заходишь в воду — будто в невесомости. Кайф! Также мы гуляли по городу, ходили в кино и на танцы. Правда, моим родителям пришлось слегка принарядиться и приправить это ложью, иначе не было бы у нас спокойного отдыха, только с фанатами, репортёрами и сплетнями в журналах.

Но отпуск подошёл к концу. Они опять уехали на гастроли, а я опять приехала в этот город жить в простой однокомнатной квартире и совершенно одна.

Но сегодня я провела прекрасный день с Лео и даже облегчила свою больную душу. Началось с того, что он позвонил мне в два часа пополудни.

— Пайпс, ты уже дома? — раздался в трубке его весёлый голос.

— Да, а что? — в животе что-то сладко сжалось от предвкушения.

— Пойдём, в кафе посидим. Расскажешь мне всё. И Джейсона зови.

На последней фразе моё настроение резко упало. Обычно мы любим собираться нашей троечкой и гулять, но в этот раз мне не хотелось даже видеть моего бывшего парня.

— Да, конечно. Жди меня через полчаса.

Я быстренько оделась и выйдя из дома помчалась к месту встречи.

Лео, видимо, пришел первее меня, сидел за столиком у окна и, похоже, скучал.

— Привет, — я чмокнула его в щёку. — Как дела?

— Привет! — улыбнулся он. — Неплохо.

Мы заказали себе по стакану освежающих напитков, и я приступила к рассказу о чудесном отдыхе на Чёрном море. Лео слушал внимательно, с мечтательным лицом.

— Здорово. Я вот никуда не езжу, — последнюю фразу он пробормотал еле слышно, скорее, надеясь, что я не пойму. Лео живёт с матерью, отец бросил его в раннем детстве. Насколько я знаю, денег хватает только на самое нужное — одежду, еду, коммунальные услуги, транспорт, школьные расходы… Ну какие тут курорты и путешествия?

— Ну, а ты как лето проводишь? — казалось, мой голос прозвучал неестественно.

—Помогаю маме на заводе, — Лео ухмыльнулся и пожал плечами. Дело запахло керосином. Я неловко отпила из своего стакана. Приближались середина лета, а чувство было такое, что ничего ещё не сделано, что время проходит зря. Поездка в Крым была замечательной, но она омрачалась моими думами о Джейсоне. Я не могу поверить, что больше к нему ничего не чувствую. Это так странно после года наших отношений. Поцелуев, романтики, душевных разговоров. Куда все кануло? В Лету?..

— Хей, Королева красоты, витаешь в облаках? — Лео задорно улыбнулся, что я приняла за ободрение.

Я рассказала ему о Джейсоне. Похоже, Лео эта новость не очень понравилась, он попытался пошутить:

— Теперь ты свободна, как ветер. Радуйся! У Королев красоты всегда есть поклонники!

Я невольно улыбнулась.

— Спасибо, Лео.

Потом наш разговор свёлся к предстоящему дню рождения Аннабет (двенадцатое июля). Она собирается отмечать его, приглашает нас вечером на пикник. Мы договорились подарить каждый по книге. Думаю, она обрадуется.

Ну ладно, спокойной ночи, дневничок. Уже поздно. Как бы мне утром не превратиться в зомби.

Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай.

Мельница «Прощай».

* * *

Джейсон вновь пришёл домой обессиленный. С непривычки шестичасовая работа в ближайшем магазине отнимала много сил. Нет, он привык работать, но от внепланового переезда ещё не отошёл. Неделю назад его старшая сестра Талия забрала его к себе в Петербург, чтобы «больше не загнивал в детдоме», как она сказала. Джейсон даже не успел попрощаться с друзьями, да и не нашел бы так срочно никого — все разъехались. Но это только на лето. А он, возможно, навсегда. Талии повезло учиться в таком крупном городе, как Петербург, и найти высокооплачиваемую работу. В прошлом году она закончила университет и недавно ей выдали квартиру.

— Вдвоём жить веселее, Джейсон, а к работе тебе не привыкать, — Талия хотела приободрить брата, и, возможно, себя, но Джейсону легче не стало. Так быстро разорвать связь со всем, что тебя окружает? Даже не по своему желанию? Неправильно, невозможно, слишком тоскливо. Тоскливо расставаться с привычной школой, особенно когда до окончания обучения остался всего год. Тоскливо расставаться с друзьями, с которыми по-настоящему было хорошо...

И кстати о друзьях. Осознание пришло так внезапно, что Джексон мигом встрепенулся и от былой сонливости не осталось и следа. Нужно позвонить Рейне, Нико, Хейзел, Аннабет, Перси, Пайпер... Со всей суматохой переезда, обустраивания на новом месте, Джейсон совсем забыл, что так и не сказал им. Номера были только у Рейны, Аннабет, Перси, Пайпер. А у остальных? Скорее всего, их нет, потому что, общаясь вживую и в соцсетях, о звонках совершенно не задумываешься. Написать сообщение? Не хотелось рассказывать такую новость в переписке. Это так неинтересно, неискренне, сухо.

— Аннабет? Привет, — если недоступны другие, уж лучше пусть сам им скажет. Возможно, от этого будет не столь больно.

— Привет! Как хорошо, что ты позвонил! — голос Аннабет был полон радости. — Я хотела пригласить тебя на свой день рождения.

Джейсон впервые за неделю почувствовал, что его старая жизнь безвозвратно рушится. Камешек за камешком медленно падают в пропасть с пробитых краёв моста, а он сам шаг за шагом отдаляется от образовавшейся дыры. Мост его жизни не горит — он каменный, — а лишь разрушается по кусочку от мощного удара случая, унося друзей в прошлое, оставляя его в новой чужой реальности.

— Прости, Аннабет, — слова давались с трудом. — Я в Петербурге. Я не смогу приехать к тебе на день рождения.

Аннабет молчала недолго. Возможно, она восприняла это как мелкое разочарование, что-то вроде: «Раз не можешь, ну ладно. В другой раз обязательно». Это строилось на принципе «Ну мы же часто видимся, не беда». А соль была в том, что ситуация складывалась ровно наперерез этим утверждениям. Другого раза не будет. У него нет родственников, чтобы периодически возвращаться в город, в котором он жил.

— Ну ладно, — сказала Аннабет поникшим голосом. — Когда приедешь?

И ещё вопрос, на который необходимо выдавливать слова.

— В ближайшее время точно нет... Может быть, когда у меня будет собственная машина и выходной.

— Т-то есть как? — опешила Аннабет. — Ты уезжаешь навсегда?..

— Да, Талия уже забрала документы из школы и детдома, — Джейсон вздохнул и сжал кулак, прежде чем сказать следующую фразу. — В вашу школу я больше не вернусь.

Послышался судорожный вздох и звенящее молчание в трубке.

— Скажи им об этом, Аннабет. У меня нет сил говорить со всеми. Слишком тяжело. Я люблю вас всех. Передай остальным. И Пайпер тоже. Пусть не обижается на меня.

— Обязательно... — голос Аннабет сломался. — Обязательно передам. Удачи на новом месте.

— Пока...

— До свидания, Джейсон.

Сказать «прощай» не поворачивался язык.

* * *

Нико.

Проснувшись утром в первый день каникул, я почувствовал себя опустошённым. Из головы не шёл тот разговор с Аннабет. Было такое ощущение, будто я отдал часть себя, делясь тогда на балконе своими мыслями, вспоминая своё прошлое. Тот холод, который я носил в сердце, словно растаял, и я впервые ощущал себя... нужным? С Рейной было по-другому. Я чувствовал, что она понимает меня, любит, готова оберегать, как родного брата. В этом была причина нашего расставания. Мы осознали, что встанем друг за друга горой, как настоящие друзья. Может быть, нам померещилась эта любовь и то была только симпатия? Глупые. Мы опять всё выдумали себе.

Но что я точно не выдумываю, это то, что я стал как-то по-другому смотреть Аннабет. Мне так казалось. Мне хотелось больше проводить времени в её обществе, чем когда-либо. Забегая вперёд, скажу, что Рейна незамедлительно поставила мне диагноз, когда я заговорил с ней об этом. Знаете, это хуже любой болезни. Я влюбился по-настоящему. А в конце июня, когда я решил взять книжки по школьной программе, мы поцеловались. Боже мой! Мне так отчаянно этого хотелось, но одновременно я так боялся, что она примет меня за чокнутого. В то же время я узнал, что Аннабет была влюблена в меня с мая. В меня! С мая! Мне сейчас очень хочется выругаться, но это литературное произведение. Поэтому лучше я промолчу.

Всё решилось в день рождения Аннабет. Это будут заключительные части моего повествования.

* * *

Июль наступил быстро. А с ним и пришёл день рождения Аннабет. Утром я сбегал магазин и купил подарок; оставлять на последний день — моя главная черта. Продавщица странно на меня посмотрела, когда я подошёл к стеллажу со всякими романами.

— Это книги для девочек. Думаю, вам это не подойдёт, — сказала она.

В моей душе вспыхнуло возмущение. С какой стати надо разделять книги по гендеру? Какой в этом смысл? Если роман качественный и написан хорошо, его могут читать и мальчики.

— Моей девушке нравится научная фантастика, — ответил я, немного смутившись. Мне ещё было непривычно называть Аннабет своей девушкой.

— Сейчас подберём, не волнуйтесь, — кивнула продавщица. Лицо её стало удовлетворённым. Наверное, радовалась, что взгляды её остались нетронутыми.

Вечером мы, по нашему тайному уговору, пришли чуть раньше именинницы и развесили гирлянды на дереве. Они заметно сияли в сумерках. Погода была на удивление теплой, но на всякий случай у нас в рюкзаках кроме подарков, еды, посуды, телефонов, покрывал и спреев от комаров помещались ещё и свитера.

Когда явилась Аннабет, мы притаились всей компанией за исполинским дубом, у которого расположились. Его вековой ствол был достаточно толстым, но еле прикрывал нас, поэтому мы даже удивилсь, как Аннабет впоследствии не заметила нашей возни. Её серые глаза в кои-то веки выражали не суровый настрой и серьёзность, а растерянность и недоумение. Вряд ли она ожидала увидеть уже расстеленные покрывала с тортом и угощениями и не наблюдать нас самих. Аннабет замерла в нескольких метрах от импровизированного праздничного стола и недоумённо моргала. Покончив с этим занятием, она всё же решилась подойти и даже немного улыбнулась при виде лампочек гирлянды, подмигивающих в воздухе. Лицо её просветлело, и на нём проступило понимание. Она подошла поближе к покрывалам и замерла, будто в ожидании. «Подходящий момент», — подумал каждый из нас. Мы медленно выступили из-за дерева. Стало ещё темнее; такое чувство, что вышли на освещённую сцену из-за тёмных кулис.

— С днём рождения, Аннабет!

Нами вовсе не хотелось кричать. Торжественность момента ткалась из нашего мягкого хорового возгласа, тёплых объятий, плавного выхода. Глаза Аннабет искрились счастьем. Не только из-за объёмной стопочки книг в её руках. Я не удержался и чмокнул её в щеку. В порыве радости никто не обратил на это внимания.

* * *

— Теперь я могу назвать тебя тупым? — спросила Аннабет, откусывая кусок от бутерброда с икрой. Мы уже добрых полчаса только и делали, что ели и болтали. Пайпер и Лео пытались смешать два напитка и съесть конфетку с огурцом. Джейсона среди нас почему-то не было. Я так и не удосужился спросить у Аннабет, в чём дело. Пайпер, кажется, это ничуть не смущало; Лео опять прятался за маской вечного веселья… Тем временем мы с Аннабет обсуждали… вроде бы что-то о политике, и разговор свернул в сторону истории. Я, по её мнению, не знал чего-то элементарного. Она со своей эрудицией считает, что знания далеко вне школьной программы элементарны.

— Что? — не понял я, потому что вопрос был не очень обыкновенным. И вдруг мне вспомнился разговор у библиотеки.

— Я твоя девушка, — терпеливо пояснила Аннабет, прежде, чем мне удалось сказать хоть слово, — и даже если ты тупой, я всё равно люблю тебя.

Тут повисла тишина. Я обернулся и увидел, что все, кому не лень, смотрели на нас с изумлением. Аннабет ещё никому не говорила про нас до этого момента. Даже Пайпер.

Мы посмотрели друг на друга, а потом на остальных. Сказать было, собственно, нечего. Инициативу решила взять Хейзел.

— Когда это случилось? — спросила она. Слово «это» в данной ситуации могло означать что угодно. Когда мы начали встречаться? Когда мы поцеловались? Когда я стал тупым? Но смысл был понятен сразу.

— Недавно. В конце июня.

— И никто не знал, — с укором констатировала Рейна. — Ясно.

— А что? — вдруг воскликнул Перси, переглянувшись с Гроувером. — Они же отлично подходят друг другу! Никто не верит, что любовь — это чувство, а не химическая реакция в мозгу.

Мы рассмеялись.

— Правда? — выгнула бровь Пайпер. — Ладно Аннабет — она зануда. Но ты-то, Нико?

Я? Честно сказать, этот вопрос заставила меня задуматься. Почему я не верю в любовь?

— Возможно, — начал я, во рту высохло, как в пустыне, — в этом виновата моя травмированная душа. Я никому об этом не рассказывал, но, — мой взгляд мельком упал на Аннабет, — я замкнулся в себе после смерти мамы и сестры. От людей повеяло холодом. Я перестал доверять им. Зачем любить, дружить с кем-то, если они всё равно уйдут когда-нибудь?

Дальше я не смог вымолвить ни слова, в горле застрял комок. Повисла тишина. Мои друзья — друзья ли? — обдумывали услышанное.

— Ты так боялся, что тебе разобьют сердце, — подала голос Рейна, — что отгородился от всех самыми толстыми стенами. Возомнил себя одиночкой.

Она глядела на меня с пониманием, и я вспомнил тот день, когда наши отношения только начали завязываться. До этого я прежде никогда не целовался с девушкой, и сначала мой мозг воспринял всё как злую шутку. Неужели я всё себе навязал? И не все люди так плохи?

— А ты, Аннабет? Почему ты отторгаешь любовь? — спросила Рейна, меняя тему.

Аннабет нахмурилась. Мне показалось, в её голове усиленно закрутились шестерёнки — это было понятно по её напряжённому лицу.

— Я пыталась разобраться в себе. На это ушли месяцы. Помните пьесу Островского «Бесприданница»?.. Там была такая замечательная цитата, напрямую соответствующая моим убеждениям. «На меня смотрели и смотрят, как на забаву… Я не виновата, я искала любви и не нашла… её нет на свете... нечего и искать».* Но, возможно, я была не права, — она с нежностью посмотрела на меня, и моё сердце затрепетало. — Возможно, настала пора вкусить мой запретный плод.

— Запретный плод сладок, однако, — заметил Перси,

В тот день Аннабет исполнилось семнадцать. Рэй Бредбери писал, что семнадцатилетие и сумасшествие неразрывно связаны**. Так почему бы не попробовать что-то новое, пока этот чудесный возраст не прошёл? Пусть для нас с Аннабет любовь — это лишь химическая реакция, мы можем прочувствовать все её прелести. И она, и

я — каждый заслуживает счастья.

Примечание к части

* Полный вариант звучит так: «Л а р и с а . Я любви искала и не нашла. На меня смотрели и смотрят как на забаву. Никогда никто не постарался заглянуть ко мне в душу, ни от кого я не видела сочувствия, не слыхала теплого, сердечного слова. А ведь так жить холодно. Я не виновата, я искала любви и не нашла... Ее нет на свете... Нечего и искать. Я не нашла любви, так буду искать золото. Подите, я вашей быть не могу».

** «Мне семнадцать лет, и сумасшедшая. Мой дядя уверяет, что и то и другое неразрывно связано. И ещё он говорит: если тебя спросят, то всегда отвечай, что тебе семнадцать и ты сумасшедшая» © 451 градус по Фаренгейту.

Ну вот и все, дорогие мои, история подошла к концу! Самой очень не хочется расставаться с ней, расставаться с работой, которая занимала меня почти полгода. Ребята, пришло время указывать на все то, что вам понравилось и не понравилось — я собираюсь пересмотреть главы с самого начала и отредактировать их.

Люблю вас всех!!!))