Мгновение до луны (гет)

Казалось бы, тихое журчание воды должно действовать усыпляюще. Но Мэриан не спалось. Спина чесалась от жесткого волчьего меха. По полу сквозило, и теплое одеяло сейчас было бы не лишним. По крайней мере, от мурашек бы избавило. К несчастью, обряд среди прочего требовал, чтобы она лежала в этой пещере полностью обнаженная. И в темноте. Вот не все ли равно было Фанону… нет, погодите… Канону… ах, нет! Кинону! Дурацкие все же имена у друидов. Так вот, Кинон мог бы и свечи в обряд включить. Потому что темноты Мэриан боялась больше всего на свете. В конце концов, и холод, и чесотку можно перетерпеть — это враги знакомые. Темнота же пугала неизвестностью. Незнанием. Пустотой.

Мэриан поежилась и решила поразмышлять о чем-нибудь более приятном. Но на ум ничего не шло, только все время вспоминалось лицо отца при последнем разговоре. Наверное, он что-то заподозрил. Бросив бесплодные попытки отвлечься, она принялась считать овец. Белых и черных, по очереди сигающих через высокую изгородь, поджав копытца. Верное средство уснуть. И видеть сны. Осталось несколько ночей, а потом новая луна народится. И все закончится. Уснуть и видеть сны…

Злодейство носит много масок, и самая опасная — маска добродетели.

Сонная лощина

Гай Гизборн был не в духе. Впрочем, ничего необычного в этом окружающие не усмотрели. Скорее напротив — обитатели ноттингемского замка изрядно изумились бы, заметив вечно угрюмого помощника шерифа собирающим ромашки. Или слагающим баллады. Или... Одним словом, совершающим поступки, совершенно ему не свойственные. Ромашки и котятки были прерогативой Робина Гуда, являвшегося для сэра Гизборна постоянным источником раздражения. К этому окружающие тоже успели привыкнуть. Так вот, буквально на днях храброго и благородного Робина Гуда (ну, или последнюю скотину и мерзавца, это уж как кому больше нравится) видели в окрестностях замка. В принципе, ничего удивительного — рыскать вокруг замка для Гуда настолько же естественное состояние, как для самого Гизборна рычать на своих подчиненных, но... Но всю предшествующую неделю сэр Гай, под чутким руководством шерифа Вейзи и при невольном пособничестве леди Мэриан, распространял слухи об обозе с налогами, что якобы должен прибыть в Ноттингем из Калвертона со дня на день. По всем расчетам Гуду следовало сидеть сейчас в засаде где-нибудь в своем любимом лесу. Но «дорогие гости» — чтоб им… спалось крепко, — скоро начнут прибывать, а Гуд все что-то вынюхивает подле замка и определенно ехать никуда не собирается.

Пожалуй, на одного только Гуда сэр Гай еще нашел бы как-то управу — все-таки Гуд был злом привычным и неизбежным, — но существовало второе «но», сильно отравлявшее жизнь ноттингемскому рыцарю: леди Мэриан Найтон. Бывшая невеста с тем же упорством, с коим делала, пожалуй, абсолютно все, не желала покидать мыслей сэра Гая. И так же упорно наяву давала понять, что он ей безразличен и ни капельки не интересен. Вот только... вот только пройдоха Алан знай себе нашептывал угрюмому патрону, что леди все это творит нарочно, чтобы наказать его. За что наказать — Гизборн в упор отказывался понимать. Нет, разумеется, ангелом господним Гай не был, и грехи за ним, разумеется, водились. Вот только о большинстве из них знать добропорядочной и благовоспитанной леди было совсем не положено. И не якшайся Мэриан с Гудом... вот он, корень зла. Гуд, кругом Гуд. Все проблемы от этой сволочи.

Гай сильно подозревал, что недавняя гибель лошади, подаренной им когда-то, еще до сорванной тем же Гудом свадьбы, Мэриан тоже была подстроена лихим разбойничком. А как иначе? Не могло же тупое животное в лесу, в котором отродясь не водилось хищников, кроме людей, взять и само напороться на сук! К гадалке не ходи — это все Гуд виноват! Его рук дело!

Костеря Гуда на все лады, пиная попадавшиеся на пути камешки и раздавая указания вперемежку с затрещинами встречным стражникам, Гай добрался до конюшни, где нетерпеливо ржал застоявшийся вороной, вскочил в седло и отправился в Найтон.

Вопреки всем чаяниям по прибытии в поместье первой ему встретилась отнюдь не леди Мэриан. С озабоченным лицом навстречу шел хозяин.

— Сэр Гай! Вас-то мне и надо.

— Сэр Эдвард, — кивком головы поприветствовал несостоявшегося тестя рыцарь и спешился.

— Сэр Гай, — значительно тише повторил тот. — Тут такое дело… Вам не показалась странной гибель лошади моей дочери? Как кобыла вообще оказалась в лесу? И кто выпустил ее из стойла? Не могла же Миртл сама управиться с защелкой?

Час от часу не легче! Мысленно Гай застонал, уже чувствуя, куда клонит сэр Эдвард, и кому придется разбираться с гибелью мерзкой твари. Будь проклят тот день, когда ему вообще пришло в голову подарить Мэриан глупую скотину!

— Сэр Эдвард, — вкрадчиво начал Гай, — а вы конюхам эти вопросы задавать не пробовали?

— Пробовал, а как же! — с жаром сообщил лорд Найтон. — Они как один отвечают, что знать ничего не знают!

— А если?..

— Никаких если!

— Вам виднее. От меня-то вы чего хотите, сэр Эдвард?

— Гай, — от волнения старик позабыл о приличиях, — вам ведь небезразличны судьба и благополучие моей дочери. Так найдите того, кто хотел ее смерти! Вы же понимаете, что целью злодеев была не лошадь, а Мэриан.

Влип так влип.

И тут, словно ответ пресвятых угодников на мольбы Гая, дверь Найтон-мэнора распахнулась, и миру явилась Мэриан. Вздорная, упрямая, непокорная… ошеломительно красивая. Против обыкновения она вышла встречать его не в домашнем платье, а наряженная точно на званый ужин. Блио плотно облегало грудь и льнуло к бедрам. Волосы были убраны в высокую прическу и скреплены гребнем. Гай вдруг отчетливо представил, как шагает вперед — раз, два, — протягивает руку и медленно тянет гребень вправо и назад. Очень медленно. И так же медленно освобожденные волосы падают вниз, рассыпаясь по плечам Мэриан тяжелой волной. Ворот блио расшит серебром, и тем же лунным серебром блестит клинок, прижавшийся к горлу Мэриан там, где кожа ее такая гладкая и прозрачная, что видно, как бьется тонкая голубая жилка. Все так же медленно Гай ведет кинжалом ниже, чертя едва видимую линию между ключиц, ткань беззвучно трещит, уступая напору стали, открывая все больше и больше.

Откуда клинок-то взялся? Гай тряхнул головой и почувствовал, как жар приливает к щекам. Откуда вообще взялись эти мысли? Смешно, конечно, прикидываться монахом в доспехах, и уж себе-то самому врать, что никогда, ни на минуту не представлял… Представлял. И так представлял, и эдак, но ведь не среди бела дня! И ладно бы Мэриан, невинная девица, ей ничего дурного в голову не придет даже после поцелуя. Но сэр Эдвард! Позабытое чувство стыда заставило Гизборна покраснеть еще больше.

Мэриан меж тем улыбнулась сладко и невинно, как будто и впрямь была рада его видеть:

— Добро пожаловать в Найтон-мэнор, лорд мой... Гай.

— Должно быть, вы спутали меня с графом фон Биттельбах, миледи. Счастливый человек граф — деньги, титул, ваша благосклонность.

— Вас, Гай, я никогда и ни с кем не перепутаю, — она все так же смотрела ему в глаза и улыбалась.

Вот тут-то Гизборн и понял: это заговор. Леди Найтон сговорилась с милордом Локсли свести его, Гая Гизборна, с ума окончательно и бесповоротно. Именно поэтому Локсли, наплевав на обоз с налогом, носится по окрестностям, а Мэриан — сама любезность. Интересно, как далеко она готова зайти? Позволит держать себя за руку? Одарит поцелуем, что ценит на вес золота?

Как ни странно, дышать вдруг стало легче, и Гай почти без труда несколько минут поддерживал абсолютно пустую беседу о погоде, урожае и, конечно же, милорде шерифе. Куда ж без него, в самом деле. Мэриан улыбалась, шутила, Гай же вдруг подумал, что готов и с ума сойти, если в его сумасшествии она навсегда останется такой: игривой и вместе с тем мягкой, не требующей от него ничего. Идеальная жена.

Уезжать Гаю не хотелось, ох как не хотелось. Если бы не гонец, посланный шерифом с приказом немедленно явиться пред светлые очи начальства, пожалуй, Гизборн остался бы в Найтон-мэноре дотемна. А так солнце еще светило в полную силу, когда Мэриан вышла проводить его. Словно юная мадонна, стояла она, близкая и недоступная. Солнечные лучи путались в ее волосах, золотой короной оплетая чуть наклоненную голову, и в изгибе губ таилась нежность.

— Вы сегодня необычайно красивы, Мэриан, — Гаю уже вывели коня, а он все никак не мог распрощаться.

— Моей заслуги в том нет, — потупилась скромница. — Все благодаря новому платью. Вы ведь заметили, сэр Гай?

И провела рукой по бедру, разглаживая невидимые глазу складки. Гая бросило в жар. Он застыл на месте. Взгляд его был прикован к пальцам Мэриан, комкающим ткань и медленно тянущим ее на себя. Во рту пересохло. Он смотрел, как скользит вверх темно-синее блио, открывая гладкие длинные ноги, и…

— Сэр Гай! Вы меня слышите? Что с вами, Гай? — прохладная ладонь коснулась его лба, и Гизборн очнулся. Озабоченное лицо Мэриан, нахмуренное — сэра Эдварда. Гай стиснул зубы, чтобы не застонать. Позор! Идиот, какой же он идиот! Все же, милорд порой бывает прав. Не сказать, чтобы эта новость относилась к разряду приятных.

— Душно, — выдавил он из себя. — К дождю, наверное.

— К дождю, — Мэриан посмотрела на небо. Гай последовал ее примеру. Чистейший небосвод, ни единого облачка.

— Непременно к дождю, — повторила она, и при звуках ее голоса Гай вдруг понял, что если сейчас же не уедет, его не остановят ни приличия, ни сэр Эдвард, ни король Англии собственной персоной.

Вышеупомянутый сэр Эдвард, напряженно смотревший все это время то на дочь, то на гостя, подошел ближе.

— Сэр Гай, — мрачно начал он, — прошу вас не…

Сколько бы Гизборн не старался потом понять, что случилось, так и не сумел. Его вороной взвился на дыбы, точно обезумев, и забил копытами. Земля не спеша перевернулась перед глазами. Глухой звук падения. Резкий вскрик Мэриан. Алые капли крови на зеленой траве. Темнота.

Когда Гай пришел в сознание, конюхи уже поймали вороного и пытались его успокоить. Тот весь дрожал, вращая глазами, пена клоками обрывалась с его губ.

С трудом поднявшись на ноги, Гизборн скривился от боли и огляделся. В нескольких шагах от него лежал сэр Эдвард. Даже с такого расстояния было понятно, что он мертв.

* * *

Леди Мэриан уже битый час рыдала на плече у Гизборна. Если бы не любимый непромокаемый кожаный дублет, ходить бы доблестному рыцарю в мокрой рубахе, точно утопленному мышу, ведь именно это и намеревалась сделать вышеозначенная леди — утопить несчастного в своих слезах.

Гай, как мог, старался утешить Мэриан: говорил, что никто не вечен, что рано или поздно все через это проходят, что, уж непременно, сэр Эдвард попадет в рай... Вот только леди принималась рыдать еще горше и еще крепче и сильнее прижималась к смущенному Гаю. Конец его мукам, как духовным, так и физическим, положило лишь явление непосредственного начальства.

Заливистое «Гизбооооорн!» разнеслось над Найтон-мэнором. Вслед за голосом появился и сам милорд шериф, весьма неаристократично пнув ногой дверь.

— Вот ты где, — вместо приветствия констатировал очевидное Вейзи.

— Милорд... — начал Гай в попытке оправдаться. Предательское смущение наконец-то оставило его. Правда, на смену пришло знакомое предчувствие очередной выволочки.

— Молчи, Гизборн, — отмахнулся от него шериф. — Я и так наперед знаю все, что ты мне скажешь: это не то, что вы подумали, милорд; завтра Гуд будет сидеть в тюрьме, милорд; этого больше не повторится, милорд... — подражая интонациям самого Гизборна, продолжал Вейзи. — Лучше вот бери пример с леди Мэриан.

— Милорд! — оскорбился Гай. — Не спорю, смерть сэра Эдварда произвела на меня тяжелое впечатление, — он потер все еще ноющую после падения руку, — но не ждете же вы, что я буду рыдать у вас на плече?

— О чем ты, Гизборн? — рассеянно отозвался шериф, оценивающим взглядом обводя переднюю, а затем, удовлетворенный осмотром, продолжил: — Леди Мэриан, как же так?

На лице Вейзи появилось недоумение, впрочем, искренностью его Гай не обманывался.

— Своей неземной красотой вы не только Гизборна свели с ума, — ехидный взгляд в сторону помощника, — но и его конягу. Ай-яй-яй, леди Мэриан, довели коня до бешенства, а батюшку до смерти...

Продолжить нравоучительную и в высшей степени утешительную речь Вейзи не дали: с истошным вскриком леди Найтон покинула свое прибежище на плече Гизборна и мертвой хваткой вцепилась в шерифа.

— Ваша правда, милорд, — рыдала она, — это я, я во всем виновата.

— Мэриан... — сбитый с толку подобным поворотом событий, начал Гай. Шериф бросил на него злобный предостерегающий взгляд.

— Будет вам, милочка, будет, — проворковал шериф, гладя Мэриан по волосам. По расчетливому выражению его лица Гизборн понял — Вэйзи сейчас попытается извлечь максимальную выгоду из истерического состояния леди Найтон.

— Я б-была плохой до-дочерью, — всхлипывая, поведала им леди совсем не то, чего ждал от нее шериф. — Я... я м-много позволила себе. Ах, если бы я так долго не беседовала с Гаем, ничего бы этого не случилось! И папенька бы не у-умер! — рыдания еще более громкие, чем давешний крик шерифа, огласили Найтон-мэнор.

Шериф и Гизборн замерли в недоумении. К рыданиям хозяйки присоединились служанки, запричитали, подвывая. Гая замутило. В ушах звенело, и очень хотелось велеть всем заткнуться. Пока он размышлял, рявкнуть на всех женщин скопом или попробовать все же как-то успокоить Мэриан, шериф взял дело в свои руки.

— Собирайтесь, Мэриан, — решительно заявил он. — Едем.

— К-куда? — пробормотала вдруг переставшая рыдать леди.

— В Ноттингем, конечно, — ответил шериф, под локоток уводя ее в сторону двери. — У нас в замке тихо, спокойно. Отдохнете, залечите душевные раны, — ворковал он, и уже у самого выхода обернулся и резко приказал: — А ты, Гизборн, задержись-ка здесь, да присмотри, чтобы все подготовили к похоронам в лучшем виде. И чтобы больше никаких происшествий!

Ответить Гизборн ничего не успел — под ручку с успокоившейся леди Вейзи покинул дом. Проводив недоумевающим взглядом бывшую невесту и шерифа, Гай решил не отказывать себе в удовольствии и гаркнул на истошно воющих дур:

— Молчать!

Воцарилась гробовая тишина, изредка нарушаемая одиночными всхлипами.

— Так-то лучше, — удовлетворенно отметил Гай. — А теперь всем работать! Вы слышали, что сказал милорд шериф!

Справедливо рассудив, что свою часть подготовки к похоронам на этом можно считать практически выполненной, Гизборн отправился в церковь. С местным священником ему предстоял трудный разговор.

Старый священник, отец Франциск, когда-то приходивший в Локсли-мэнор и, по настоянию матери, учивший грамоте Гая и Изабеллу, давно скончался, а с нынешним у Гизборна отношения как-то сразу не задались. Если бы Гай был суеверен, решил бы, что неудавшаяся свадьба с леди Мэриан, во время которой он и познакомился с отцом Бернардом, тому виной. Дурное предзнаменование — начинать с кем-то отношения с такого неудачного события. Но суеверным Гай не был, и потому относил все на вредный характер святого отца, при каждом удобном случае призывавшего ноттингемского рыцаря покаяться и читавшего долгие душеспасительные наставления. Сегодняшнюю беседу Гизборн предвкушал особо. Похороны он не любил еще с юности, с тех самых пор, когда на сельском кладбище «хоронили» его отца. Гай никогда не спрашивал Изабеллу, что помнит о том времени она, но сам порой думал, что отдал бы все, лишь бы забыть. Слишком тяжелыми и горькими были эти воспоминания. Да еще этот Гуд!

И вот теперь Гаю предстояло присутствовать еще и на похоронах своего несостоявшегося тестя. Да что там присутствовать — готовить их.

С тяжелым сердцем Гизборн вошел в храм. Почти сразу же под деревянным сводом раздалось:

— Сын мой! Давно, давно ты к нам не захаживал, — свои слова служитель божий по привычке сопровождал энергичным киванием.

— Здравствуйте, отец Бернард, — буркнул Гай.

— Расскажи, расскажи же мне, что тебя привело в божью обитель? Неужели, наконец, решил покаяться в своих прегрешениях? — жизнерадостно вопрошал священник, не давая Гаю вставить и слова. — Давно, давно пора.

— Нет, ваше преподобие. Сэр Эдвард умер, — с места в карьер заявил Гизборн.

— Как? Как умер?! — никогда и ни у кого прежде Гай не видел таких стремительно расширяющихся глаз.

— Так. Несчастный случай с лошадью, — вдаваться в детали не хотелось совершенно.

— Ай-яй-яй-яй-яй! Ну, как же?! Как же так?! — запричитал отец Бернард. И без перехода продолжил: — Вот видишь, сын мой, все, все мы под Богом ходим. Неисповедимы пути господни. Никто, никто не может быть уверенным, когда же наступит его час проститься с бренным бытием, — кивая в такт своим словам, вещал служитель церкви. — Надо, надо, сэр Гай, исповедаться и покаяться в своих грехах. Бедный, бедный сэр Эдвард! Как же так! Умер без исповеди и причастия! Без последнего напутственного слова церкви!

— Отец Бернард! — пресекая словоизлияния собеседника, рыкнул Гизборн. — Я пришел к вам договориться о похоронах и поминальной службе...

— Да-да-да, сын мой, — не давая ему закончить, отвечал священник. — Конечно, конечно. Нельзя, нельзя, чтобы такой человек, как сэр Эдвард, отправлялся в божий мир без напутственного слова церкви. Конечно, конечно. Все будет сделано в лучшем виде...

Дослушивать Гай не стал, а развернулся и направился к дверям. И уже оттуда услышал:

— Покайся!..

— Черти в аду тебе пусть каются, — огрызнулся себе под нос Гизборн.

Но это раскатистое «Покайся!..» преследовало его всю дорогу до Найтон-мэнора.

Вернулся Гай уже в сумерках. Наскоро проверив ход подготовки к похоронам, он с удивлением обнаружил, что возвращаться в Ноттингем уже поздно, да и бессмысленно — завтра с самого утра снова ехать в поместье. Решив заночевать в Найтон-мэноре, Гизборн вскоре об этом пожалел. Неслышной тенью бродил он по спящему дому, а половицы шептали ему вслед: «Мэриан». Стоило Гаю лечь и забыться тревожным сном — ему снова грезилась Мэриан, улыбающаяся и манящая. Все в этом месте словно нарочно напоминало о своей хозяйке, прогоняя сон, путая мысли...

* * *

У Мэриан путались мысли. Может, потому что ночью надо все же спать, а ей последнее время лучше спалось днем. Может, потому что думала слишком много, а хотелось действовать. Ей вообще всегда тяжело давалось бездействие, а особенно сейчас, когда на карту поставлена ее жизнь. И не только ее. Опасности, грозившие Англии вообще и королю в частности, неожиданно отошли на второй план, когда выяснилось, какой липкой паутиной затягивает Ноттингем, и кто стал невольной приманкой в самом ее центре. Долгими ночными часами Мэриан корила себя за то, что не поняла сразу, не заметила, не углядела. Опоздала. Она не привыкла сдаваться, и ее разум метался в поисках выхода. Ее сны полнились тревожными видениями — отец, бледный, лежит на кровати с закрытыми глазами, а в руках у него рукоять меча, и кто-то плачет навзрыд, но не она, не Мэриан. Робин смотрит с укоризной, качает головой, отворачивается и уходит. А она молчит, не в силах произнести ни слова. Они с Гаем наедине, и в его глазах ненависть, а в руке меч, и ей страшно, страшно, страшно… Но тот сон, после которого Мэриан обязательно просыпалась в слезах, был простым и коротким. Из огромного озера на небосвод поднималась луна, чистая и прекрасная. И алые струи воды стекали по ней, точно кровь.

Утоплю-ка остаток рассудка в вине:

Может статься, судьба улыбнется и мне!

О.Хайям

Дорога из Найтона в Ноттингем была настолько привычной и знакомой, что Гаю, к его досаде, никак не удавалось отвлечься от дурацких мыслей, которые так и лезли в голову. Голова, кстати, после бессонной ночи гудела, и это отнюдь не улучшало и без того мрачного настроения. Он уже много раз пожалел о своем решении остаться в поместье. Да и не нужно было там его присутствие, как к неудовольствию Гая выяснилось с утра. Служанки прилежно скребли полы, кухарки усердно готовили. Отец Бернард и какие-то приблудные монахи исправно читали молитвы. Вот и что прикажете делать несчастному ноттингемскому рыцарю? На ком выместить свое дурное настроение и скверное расположение духа?

И ведь, казалось бы, особых причин для такой тоски у Гая не было. Солнышко светит, птички поют, а в Ноттингеме его ждет Мэриан. Мэриан, которая вчера была с ним так нежна, а потом так доверчиво прижималась к нему, ища утешения. Вот только еще в юности, на собственной шкуре, Гаю пришлось познать одну банальную и неприглядную в своей простоте истину: деньги идут к деньгам. Теперь, когда леди Найтон стала владелицей всего состояния своего покойного отца, за ее руку и сердце развернется настоящая борьба. Желающих обзавестись молодой красивой женой с хорошим приданым только в Англии найдется немало, а тот же граф фон Биттельбах примчится сюда через пол-Европы. И даже если Мэриан позволят самой выбрать себе мужа — в чем Гай сильно сомневался, — победу в борьбе за руку и сердце прекрасной дамы одержит ее давний поклонник, граф Хантингтон. А то, что было вчера, — всего лишь наваждение, наваждением оно и останется.

Занятый подобными невеселыми мыслями, Гай сам не заметил, как очутился перед воротами ноттингемского замка, где его уже поджидал Алан. Оруженосца так и распирало поделиться какими-то сплетнями, но Гизборн только отмахнулся от докучливого слуги, спеша быстрее доложить шерифу о сделанных приготовлениях, покончить с утомительной обязанностью и отправиться, наконец, ловить Робина Гуда и его шайку. Клин клином вышибают, так пусть одно наваждение придет на смену другому.

До комнат милорда шерифа он добрался, не встретив ни одного человека. Как будто весь замок вдруг вымер или попал под действие сонного проклятья колдуньи Матильды. Из приоткрытых дверей покоев раздавались голоса. Гай прислушался:

— А этот у вас откуда? — спрашивал женский голос, показавшийся ему знакомым.

— Этот, милочка, — отвечал Вейзи, — принадлежал моей покойной бабушке, мир ее праху! Она в свое время не пожелала быть похороненной рядом с моим дедушкой, — странная женщина! — а предпочла старый семейный склеп в поместье своего отца...

— Вашего прадедушки?

— Верно, милочка. Но потом какие-то безбожники вскрыли ее могилу... — раздался полузадушенный всхлип, и Гизборн почти не сомневался, что Вейзи картинно заломил руки, дабы произвести еще большее впечатление на свою собеседницу этой душещипательной историей. — И так он оказался у меня.

— В тот день вы и решили стать шерифом, чтобы бороться с несправедливостью, царящей в этом грешном мире? — доверчиво вопросила гостья милорда.

— Именно, именно так, милочка, — отвечал Вейзи.

— А это чей... череп, — поколебавшись на мгновение, спросила леди.

— Моего папеньки. Добрейшей души был человек. Убит. Сарацинами. Этот череп — все, что вернулось на родину, — с вселенской печалью в голосе продолжал рассказ Вейзи. — Гизборн привез...

От неожиданности Гай подавился.

— Что вы говорите! — продолжалась меж тем за дверью беседа. — Как это мило с его стороны! Милорд шериф, а расскажите мне еще про вашу кол... про вашу семью?

— Ах, что вы, милочка, для вас просто Бенезет, — сладким голосом пропел Вейзи.

— Ах, милорд, как это великодушно с вашей стороны! — восторженно отвечала гостья.

Тут Гизборн понял — слушать подобное дальше он попросту не в силах. Но, стремительно распахнув двери, увидел картину еще более шокирующую, чем весь предшествующий разговор — в комнате вместе с Вейзи была Мэриан. И она целовала его! Прямо в лысую макушку!

— А! Гизборн! — расплылся в щербатой улыбке шериф. — Вот и ты, наконец. Позволь представить тебе мою невесту — леди Найтон.

Мэриан обернулась и, улыбаясь самой теплой и ласковой из всех своих улыбок, произнесла:

— Здравствуйте, Гай.

Мир перевернулся вверх тормашками, да так и рухнул.

— Скажи-ка, Гизборн, — продолжал шериф, не замечая состояния своего подчиненного. — Как проходит подготовка к похоронам моего будущего тестя? Земля ему пухом!

— Все, как вы и приказывали, милорд, — словно в тумане отвечал Гай. — Похороны состоятся завтра. К ним уже все готово.

— Чудно, чудно, — оскалился Вейзи. — А теперь ступай. Нам с моей невестой есть о чем поговорить и без твоих ушей.

Не помня себя, Гизборн покинул покои шерифа и направился... Куда-то. Лишь бы подальше от этого проклятого богом места, где все сходят с ума. И он сошел с ума, точно. Потому что иначе как сумасшествием то, чему он только что стал свидетелем, объяснить нельзя.

Коридоры замка гулким эхом отзывались на шаги Гая. Опустошенный и ошеломленный, он шел, не разбирая дороги, пока не натолкнулся на единственного, пожалуй, человека во всем Ноттингеме, способного объяснить, что, черт возьми, происходит.

— Э'Дейл, — мрачно констатировал Гизборн.

— Гай, вот ты где! Я битый час тебя ищу! — ответил оруженосец. — Хотел предупредить тебя, но... — окидывая рыцаря взглядом, продолжил он, — но вижу, что ты уже и сам знаешь все последние новости. Пойдем, — потянул он Гая за рукав, — а то бедные слуги с самого утра носу не кажут, боятся. А им тоже работать надо! Ты же их за безделье по головке не погладишь!

— Куда? — буркнул Гизборн.

— Что куда? — переспросил бывший разбойник, воровато оглядываясь по сторонам.

— Куда пойдем?

— Как куда? В твои покои.

— Зачем?

— Гай, ты чего? — недоуменно воззрился на него Алан, подходя к тяжелой дубовой двери. — Я тебе здесь что ли должен все сплетни пересказывать? И потом, — продолжал он, доставая из потайного кармана куртки тяжелую бутыль темного стекла и кивая на дверь, — там пить будет сподручнее.

В комнате было темно и сыро. Гай завалился на кровать, не снимая сапог, и уставился в потолок. Говорить ему не хотелось, да и слушать, в общем-то, тоже. Алан зашуршал чем-то, пару раз звякнуло стекло, а потом в руку Гаю вложили тяжелую кружку. Приподнявшись, он отхлебнул из нее и тут же закашлялся, поперхнувшись.

Алан заботливо постучал его по спине:

— Забористая штучка, правда?

— Это что? — вопросил Гизборн, все еще кашляя. — Ты меня что, отравить решил? — и принюхался к напитку.

Из кружки пахло то ли медом, то ли какими-то цветами.

— Травиться так травиться, — даже не взглянув на Алана, стоявшего у кровати в позе оскорбленной невинности, Гизборн снова поднес кружку к губам и осушил ее одним махом.

— Не ценишь ты моей заботы, сэр Гай, — Алан наполнил протянутый ему сосуд, а затем и сам отхлебнул прямо из бутыли. — Так вот, стою я вчера у ворот, проверяю караульных…

То и дело прикладываясь к кружке, Гай наблюдал, как оруженосец возится у камина, как разгорается огонь — маленький, танцующий на поленьях язычок пламени разрастался, превращаясь в подобие костра. Он в пол-уха слушал, как шериф привез леди Найтон в замок, как сообщил о смерти ее отца. Остался безразличным к тому, что окно кабинета шерифа светилось до первых петухов. И даже когда услышал, что одна из служанок, посланная рано утром проверить камин в комнате миледи, столкнулась с шерифом, явно выходящим от этой самой миледи, не повел и бровью. Только молча протянул кружку за добавкой.

Все попытки Алана разговорить патрона остались безуспешными. Зато попытка споить оказалась удачной. Когда бутыль опустела, Алан извлек из куртки, давно уже валявшейся на полу, еще одну, как две капли воды похожую на первую. В какой-то момент Гай понял, что не знает, где его кружка. Решив воспользоваться примером Э’Дейла, он взял у того бутыль и отпил из горла. Потом неожиданно оказалось, что Алан устроился рядом, на кровати, и они передают бутыль друг другу, по очереди делая небольшие глотки. Алан что-то говорил про шерифа, про Мэриан и даже про Гуда, а Гай бездумно соглашался. Впервые за долгое время ему было абсолютно наплевать на всех вышеозначенных персон.

От дремы, мягким сладким покрывалом окутавшей его, Гизборна пробудил тихий скрип. Камин почти прогорел, а рядом раздавалось похрапывание: Алан спал безмятежным сном, подложив одну руку под голову, второй же зачем-то вцепившись Гаю в рубашку на плече. Скрип повторился, и Гай приподнялся на локте, чтобы осмотреться. Очертания предметов несколько расплывались, но он сумел различить окно, сундук в углу и светлое пятно возле двери. Пятно заколыхалось и двинулось по направлению к Гаю. «Не иначе как призрак сэра Эдварда», — подумалось ему. Нашарив бутылку, удачно оказавшуюся с его стороны кровати, он сделал пару глотков для храбрости и поднялся навстречу духу покойного.

— О бедный призрак! — торжественность момента смазалась, поскольку Гизборн икнул. Призрак застыл, точно выжидая.

— Говори, я буду слушать! — Гай еще раз приложился к чудесному напитку и, подумав, добавил: — Только каяться не уговаривай. Меня этим покаянием отец Бернард уже до печенок достал.

Призрак совершенно по-девичьи хихикнул и сделал еще несколько шагов, пока, наконец, не оказался совсем рядом с Гизборном.

— Мэриан, — ошалело прошептал тот и слегка попятился.

— Я пришла поговорить, — Мэриан снова шагнула к нему, подходя почти вплотную. — Мне показалось, что вы обиделись на меня сегодня, Гай.

— С чего бы это, — удивление медленно сменялось злобой. — Вам верно и вправду показалось, миледи. На что мне было обижаться?

Мэриан грустно улыбнулась:

— Вы ведь и сами понимаете, что шериф — очень выгодная для меня партия.

Она коснулась его щеки, и Гай отстраненно подумал, что у нее совершенно холодные пальцы.

— Но вам не о чем волноваться, — продолжала Мэриан. — Между нами все останется по-прежнему.

И поцеловала его.

Сначала он не понял. Так и стоял, не двигаясь, совершенно по-дурацки сжимая в одной руке узкое горлышко бутыли, второй же зачем-то пытаясь пригладить волосы, притом свои. Но когда Мэриан совершенно недвусмысленно провела рукой по его груди, пробравшись в ворот рубахи, Гая точно кипящим маслом ошпарило.

— Я не нуждаюсь в подачках, — неожиданно хриплым шепотом заявил он, пытаясь оттолкнуть ее руку.

— Ну, что ты, Гай, — Мэриан улыбнулась, заглядывая ему в лицо, и Гизборну почудился алчный блеск в ее глазах. — Подумай — теперь мы все время будем рядом, я и ты. Днем… — она чуть помедлила, облизнув губы, и томно протянула: — И ночью.

Гая замутило. То ли от излишне выпитого, то ли от осознания предложенного. Вообще говоря, будь то любая другая женщина, он, пожалуй, не удивился бы. Верность — понятие относительное, а женская верность — вдвойне. Все как обычно упирается в цену, и неважно, что не всегда она исчисляется звонкими монетами. Но никогда Гай не предполагал услышать подобное предложение от Мэриан. Никогда не думал, что ее прикосновения пробудят в нем не страсть, а неприязнь.

— Вы еще замуж не успели выйти, миледи, а уже стремитесь наставить рога будущему мужу, — он стиснул ее запястья, и выпавшая бутыль глухо ударилась об пол. — Пожалуй, мне за вами не угнаться.

— О моей чести я сама позабочусь, — снова улыбнулась Мэриан, — а о своей ты мог бы и позабыть ненадолго.

— Боюсь, моя память не настолько избирательна, — честь в данный момент волновала его меньше всего, но объясняться не хотелось совершенно. — А, значит, ваших милостей я недостоин.

Он оттолкнул ее от себя, да так сильно, что Мэриан не удержалась на ногах и полетела на пол. То ли она ударилась, падая, то ли прикусила губу, но, когда снова взглянула на Гизборна, то по лицу ее стекала струйка крови.

— Какой ты пылкий, Гай, — гостья даже не пыталась подняться. Странным образом ее поза сделалась еще более приглашающей к самой интимной из бесед. — Знаешь, мне это, пожалуй, нравится.

И тут Гизборну, как выражался Алан, «крышу снесло». Подскочив к Мэриан, он рывком поднял ее с пола и, буквально подтащив к двери, распахнул ту ногой.

— Убирайся! — ярость душила его, требуя выхода. — Иди, облагодетельствуй кого-нибудь другого.

Пожалуй, свернуть леди Найтон шею было бы самое оно. Или приложить об стену раз-другой, чтобы стереть эту блудливую усмешку.

— Жениха своего навести. Или Гуда, если кто помоложе требуется.

Мэриан задергалась, пытаясь высвободиться. Вытолкнув ее из двери, Гай последним усилием воли заставил себя разжать пальцы.

— Ты еще об этом пожалеешь! — подобрав юбку, девушка скрылась в сумраке коридора.

Гай опустошенно выдохнул, прикрыл дверь и повернулся к кровати, на которой по-прежнему умиротворенно посапывал Э’Дейл. Сделал несколько шагов. Вот тут-то и накатило осознание случившегося: он сам, по собственной воле, выставил Мэриан из комнаты, да что из комнаты — из постели, в которую так хотел ее заполучить. Бросившись ничком на кровать, Гай взвыл и тут же получил в бок от завозившегося Алана.

— Желаю счастья вашей чести!

— Да будет проклята она!

Лопе де Вега,

«Собака на сене»

Похороны сэра Эдварда Гизборн позорно проспал. Проснувшись от мучительной головной боли, когда солнце уже вовсю светило на небосклоне, он понял, что торопиться бессмысленно. Дело сделано и без его участия. А лишний раз видеть Мэриан... Стоп. Мэриан.

Страдальчески поморщившись, Гизборн оторвал голову от подушки, втайне надеясь, что ночное появление леди Найтон всего лишь пригрезилось ему в пьяном бреду. Но нет. Разбитая бутылка немым свидетелем продолжала лежать на полу в центре комнаты. С кровати упасть она туда никак не могла. Гизборн застонал.

Не проявляя ни малейшего сочувствия к болящей голове похмельного патрона, в комнату ввалился насвистывающий Э'Дейл:

— Гай, ты спишь что ли? — с порога начал он. — А на похороны сэра Эдварда не поедешь?

Гизборн застонал еще громче и перевернулся на другой бок. Провалился бы этот придурошный Алан со своими дурацкими похоронами…

— Да ладно тебе, — как ни в чем не бывало продолжал Алан, гремя чем-то тяжелым, — все ж таки не чужой. И все там будут. И Мэриан... — поняв, что ляпнул что-то не то, мошенник поспешил сменить тему: — И шериф опять орать станет, если что случится, а тебя рядом не окажется. Кому это надо? Встава-а-а-й, Га-а-ай! — нараспев закончил он.

Гизборн накрылся подушкой. Меньше всего на свете он хотел куда-либо ехать. А видеть Мэриан под ручку с Вейзи — и подавно.

Громыхнула входная дверь — Алан куда-то ушел. Но не успел Гай обрадоваться тому, что его наконец-то оставили в покое, дверь хлопнула снова. А еще мгновение спустя...

— Э'Дейл! — заорал подскочивший с постели совершенно мокрый Гизборн. — Какого черта?!

— А что? Ты бы все равно умываться стал, — отвечал оруженосец, благоразумно отскочив к двери и отставляя пустое ведро в сторону. — А теперь и умываться не надо. Ну, что, едем что ли? Я уже и коней приказал седлать.

* * *

На Найтонское кладбище они приехали, уже когда комья земли противно ухали по деревянному гробу. Где-то, на самом краю сознания, Гай отметил, что погребение прошло именно так, как и заказывал шериф — «в лучшем виде». Спешившись, Гизборн приблизился к скорбной группе прощавшихся.

— Леди Найтон, — церемонно склонив голову, произнес он. Его ощутимо затошнило. — Примите мои соболезнования.

— Благодарю вас, Гай, — чопорно ответила ему Мэриан, цепляясь за руку Вейзи и ни единым жестом не выдавая, что между нею и Гаем ночью что-то произошло. Гизборн с надеждой подумал: вдруг, и правда, померещилось?

Шериф тем временем, опалив подчиненного оценивающим взглядом и подавшись к самому ушку Мэриан, жарко прошептал ей:

— Милочка, я вас оставлю буквально на пару мгновений. Мне тут нужно переговорить, — еще один испепеляющий взгляд на Гая, — с Гизборном. Вы без меня справитесь?

— Да, да, конечно, Бенезет, — всхлипнув и приложив к глазам кружевной платочек, каких у нее отродясь не водилось, отвечала Мэриан.

А Вейзи, цепко ухватив Гизборна за кожаную куртку, потащил его куда-то в сторону. За их отбытием пристально наблюдали леди Мэриан и стоящий чуть в стороне отец Бернард.

— Гизборн! — зашипел Вейзи. — Какого черта ты творишь?!

— О чем вы, милорд? — силясь справиться с очередным приступом тошноты, вызванным столь стремительным перемещением и только что виденным представлением, недоуменно переспросил Гай.

— О чем? О чем?! — срываясь на крик, передразнил шериф. И уже тише добавил: — Гизборн, пьяная ты рожа, в каком виде ты явился на похороны моего тестя?

— Милорд...

— Молчи, Гизборн! — отвечал милорд, глядя куда-то за плечо Гая.

Гай обернулся — со всепонимающей и всепрощающей улыбкой на устах к ним приближался отец Бернард.

— Дети мои, — начал священник, — дети мои, господь завещал нам любить друг друга.

Гизборн недоуменно глянул на Вейзи.

— Да, да, ваше преподобие, — отвечал тот, — воистину так. Это все, что вы хотели нам сказать?

— Конечно же, конечно же, нет, сын мой!

Гай внутренне застонал.

— Недостойно, недостойно таких взрослых высокородных мужей так по-ребячески вести себя! — продолжал отец Бернард. Теперь недоумение отразилось и во взгляде Вейзи. — Я мог, мог ожидать чего-то подобного от тебя, сын мой, — укоризненный взгляд в сторону Гая, — но ты, Бенезет!

— О чем вы? — ошарашенно переспросил не привыкший к подобной фамильярности Вейзи.

— Ну, ка-а-ак же?! — всплеснул руками отец Бернард. — О том, что ты только что учудил, чадо! Стыдно, стыдно, дети мои, — укоризненно покачал он головой, — ссориться из-за женщины. Да еще и на похоронах!

Пока Гай, точно вытащенный из воды деревенским мальчишкой карась, открывал и закрывал рот, оскорбленный в лучших чувствах шериф быстро пришел в себя:

— Да как вы только могли подумать подобное, отец Бернард! — золотой зуб ярко сверкнул на солнце. Вейзи стал словно на голову выше, а священник — на две головы ниже. — Мы обсуждали здесь вопросы государственной важности! А вы! — отец Бернард что-то нечленораздельно проблеял в ответ. — Это вон пусть Гизборн очередную бабу с Гудом делит! А невесту мою я попрошу оставить в покое! — картинно запахнув шерифскую мантию, поблескивая лысиной, Вейзи направился к одиноко стоящей на краю отцовской могилы леди Мэриан.

* * *

По прибытии на кладбище Алан, оценив обстановку, рассудил, что от начальства сейчас стоит держаться подальше, а потому, перекинувшись парой слов с управляющим Найтонов, отошёл в сторону и облокотился на высокий камень, начавший покрываться мхом.

— Как бы время мы ни проводили, с каждым днем могила все ближе, — резюмировав обильные словоизлияния отца Бернарда, Алан переключился на созерцание беседы шерифа и Гизборна. Впрочем, это ему быстро наскучило: шериф, как обычно, пытался вытряхнуть из Гая остатки мозгов, Гай же смотрел на Вейзи остекленевшими глазами и что-то мямлил невпопад. Странно, вроде и не так много выпили вчера. Может, старуха не того подмешала… С другой стороны, тогда бы плохо было обоим, а Алан сегодня чувствовал себя исключительно хорошо.

Решив, что своим здоровьем Гизборн в состоянии обеспокоиться и сам, Алан обвел взглядом окрестности, высматривая Эннис, дочку одного из вилланов покойного Найтона. Эннис, однако, поблизости не наблюдалось. Зато среди перешептывающихся служанок, Алан выглядел незнакомую девицу примечательной наружности. Ростом с него, может, даже чуть выше, плечистая, девица была тем не менее стройна. Она все время сморкалась и утирала глаза, так что понять, хороша ли незнакомка лицом, не представлялось возможным. Все, что он смог разглядеть — светлые волосы, выбивавшиеся из-под головного платка, да россыпь веснушек на переносице. Странным образом девица эта кого-то Алану напоминала, но кого — вспомнить никак не удавалось. Пытаясь найти хоть какую-то зацепку, он решил подойти поближе. Тем более, что к беседе Гизборна и шерифа присоединился отец Бернард, а от него, как известно всей округе, двумя словами не отделаешься.

Народ начал постепенно расходиться, и Алан был еще в нескольких шагах от незнакомки, когда та последний раз промокнула глаза платком и, метя подолом по земле, направилась к могиле сэра Эдварда. Как только она сделала первый шаг, Алан наконец-то понял, кто перед ним. И поспешил вперед. Нагнав девицу, он приобнял ее за плечи:

— Здравствуй, красави…

Резко двинув рукой, «красавица» оборвала Алана на полуслове. В глазах у него потемнело; он попытался вздохнуть, но почему-то не получилось. Следующая попытка тоже оказалась неудачной, и только с третьего раза удалось заполучить немного воздуха.

Все еще полусогнувшись, обхватив руками живот, Алан выдавил:

— Охренел-а ты, что ли, совсем?!

— А нечего тут грабли свои распускать! — девица сложила руки на груди и уставилась на Э’Дэйла.

— Да я только хотел…

— Знаю я, чего ты хотел! — она еще раз смерила потенциального ухажера взглядом и заключила: — Все вы одного хотите!

— Вот уж чего мне от тебя не надо, — завелся Алан, успевший отдышаться, — так это…

Он осекся и огляделся по сторонам. Шериф, явно сказав какую-то гадость священнику, взмахнул мантией и направился к Мэриан. В их сторону он даже не взглянул.

Алан шагнул к собеседнице и хрипло зашептал:

— Ты зачем сюда приперся, Робин? Кругом стража, ты думаешь, шериф тебя в платье не узнает?

— Узнает — не узнает… Что ты заладил, как Мач? — махнул рукой Робин. — Вот ты сейчас метнешься, доложишь своему хозяину, он меня и узнает. Доложишь ведь?

— А иди ты… — Алан сплюнул. Помолчав, добавил: — На могилу мог бы и ночью наведаться, покойному-то без разницы, что солнце, что луна.

— Покойному без разницы, — согласился Робин и, полуобернувшись, взглянул на Мэриан, разговаривавшую с шерифом.

— А ей сейчас вообще не до тебя, — живот все еще не отпускала тупая тягучая боль, и настроения выбирать слова поосторожнее не было. — У леди Найтон теперь жених имеется, он ее и утешит, и приголубит. Видишь, как воркуют?

— Жених? Вейзи — жених?! — у Робина знакомо заблестели глаза. — Сейчас мы узнаем, кто тут жених… — и, развернувшись, он зашагал к беседующей паре.

— Ты куда? Стой! Погоди! — Алан бросился следом и ухватил его за локоть. — Дай, я хоть шерифа отвлеку, а там уж выясняйте, кто кому кем приходится, хоть до утра.

Робин смерил бывшего приятеля тяжелым взглядом и неохотно кивнул.

* * *

После позорного бегства Вейзи — ах, простите, милорд, стратегически верного отступления шерифа, — Гай был оставлен на растерзание отцу Бернарду в одиночестве.

— Сын мой, — вещал священник, не обращая внимания на то, что достал уже вышеозначенного «сына» до печенок. — Не дело, не дело, сын мой, навязывать леди свое внимание. И уж тем более становиться из-за нее врагами со своим лучшим другом и братом. Не дело, не дело!

Гай уже и не пытался уловить логику в речах духовного наставника.

— Покаяться, надо, надо покаяться, сын мой, впустить в свою душу Бога и позволить ему...

— Сэр Гай! — прервал очередной виток словоизлияний отца Бернарда выскочивший откуда-то Алан.

— Э'Дейл? Чего тебе? — силясь скрыть облегчение, ответил Гизборн.

— Сэр Гай, вас милорд шериф зовет. А вас, отец Бернард, — добавил проходимец, состроив благочестивую мину, — просят срочно прийти в церковь. У них там что-то пропало...

По-бабьи подхватив сутану, священник со всех ног бросился к храму.

Искоса глянув на милующегося с Мэриан шерифа, Гай снова спросил своего оруженосца:

— Так чего тебе?

— Из замка гонца прислали, — подозрительно отводя глаза, отвечал тот. — Дескать, к празднеству... тьфу ты, пропасть! К поминальному пиру все готово. Ждут только шерифа, чтобы одобрил. А то ему не понравится, как в прошлый раз, и опять все приготовления заново начинать.

— А что сам ему не доложил?

— Я что, дурак что ли?! — наигранно удивился Э'Дейл.

— А я, стало быть, дурак, — себе под нос констатировал Гизборн и уже громче приказал Алану: — Вели выводить коней.

Глядеть на идиллическую картину флиртующего со своей невестой Вейзи было выше сил Гая. Скорей бы уже вернуться в замок. Там, по крайней мере, всегда можно найти себе занятие подальше от леди Найтон. Да и поесть не помешало бы.

Как назло, подувший ветерок принес запах свежевыпеченного хлеба, и чувство голода обострилось. В сочетании с не до конца прошедшей тошнотой ощущение было своеобразным.

«Интересно, нет ли у Алана в сумке чего-нибудь съестного? — задумавшись, Гай прошел мимо селянки, одной из немногих, кто еще не покинул кладбище, и даже не заметил, каким взглядом она его одарила. — Вино, кстати, тоже не помешало бы. Надо, надо… Тьфу ты! Скоро сам заговорю, как этот старый дурак!»

— Гизбо-о-орн! — приближение помощника не прошло шерифом незамеченным. — Гизборн! Поди сюда!

— Милорд, — стараясь не смотреть на леди Найтон, повиновался Гай.

— Скажи-ка мне, Гизборн, из замка вестей не было? — многозначительно произнес Вейзи. Вот и пойми его — не то он про Черных рыцарей говорит, не то про пир.

— Все готово, милорд. Ждут только вашего одобрения.

— Чудно, чудно, — потирая ладони, заключил шериф. — Милочка, вы позволите сопровождать вас в Ноттингем? — протягивая невесте руку, предложил он.

— Ах, нет, Бенезет, — скорбно ответила та. — Здесь еще столько душ, так же, как и я, тоскующих по папеньке, нуждается в моем утешении... Ступайте, Бенезет, я буду к вечеру, — и, чмокнув жениха в блестящую лысину, леди удалилась.

* * *

Робин нетерпеливо наблюдал, как Вейзи прощается с Мэриан и как стоящий рядом с ними Гизборн старательно изучает то ли крышу церкви, то ли вообще облака. Что-то в этом было странное, но размышления пришлось отложить на потом: шериф наконец-то направился к лошадям. Гизборн не отставал от него ни на шаг. Робин же, чуть выждав, подобрал путающийся в ногах подол юбки и поспешил за Мэриан.

Он вскоре нагнал ее и негромко окликнул. Девушка обернулась; Робину показалось, что в ее взгляде мелькнуло удивление. Впрочем, она тут же бросилась ему на шею, значит, точно показалось.

— Ах, Робин, — Мэриан всхлипнула и спрятала лицо у него на груди, — папа…

И больше ни слова, только плечи вздрагивают. Если бы он мог уберечь ее от страданий пусть даже ценой собственного счастья, то без колебаний сделал бы это. Но он не мог, и все, что ему оставалось, — держать ее, обнимая крепче и крепче, гладить по спине и повторять пустые, никчемные слова утешения.

Насколько холодной и спокойной она представлялась Робину, разговаривая с Вейзи, настолько теперь казалась хрупкой и уязвимой. Когда же подняла к нему заплаканное лицо, он не смог придумать ничего другого, как коснуться ее приоткрытых губ легким поцелуем, на который она ответила с необычной страстью.

— Мэриан, — прошептал он, наконец, отстранившись. — Мне так жаль, Мэриан…

— Жаль, — эхом отозвалась она, — так жаль.

Больше ни слова сказано не было, и так, молча, они дошли почти до самого Найтон-мэнора. И только увидев двух стражников, слоняющихся на заднем дворе, Робин вспомнил про Вейзи.

— Что за история с шерифом? — улыбнулся он. — Алан сказал, будто вы помолвлены.

— Что еще сказал тебе Алан?

От неожиданности Робин остановился:

— Постой, Мэриан, ты ведь не можешь всерьез обручиться с Вейзи?

— Отчего нет? — непонимающе взглянула на него девушка. — Шериф Ноттингема — хорошая партия. — Она нахмурилась, будто припоминая что-то. — Кроме того, чем ближе я буду к нему, тем проще мне будет узнавать его планы и тем больше я смогу сделать для Англии.

— Шериф не Гизборн, — попытался воззвать к ее благоразумию Робин, — он не станет ходить за тобой точно пес за хозяином.

— Я не была бы в этом так уверена, — отмахнулась Мэриан.

— Тем более, — он схватил ее за руку. — Что ты станешь делать, когда шериф пожелает приблизить день свадьбы?

— Что-нибудь придумаю, — улыбнулась она. — Ты что-нибудь придумаешь. В конце концов, выйду замуж.

— Мэриан, это не игра! — Робин повысил голос, забыв о своем маскараде и о стражниках. — Ты твердишь, что мне пора повзрослеть, но посмотри на себя! «Что-нибудь придумаю», — передразнил он ее. — Последний раз ты все так ловко придумала, что мы тебя почти похоронили!

— Но я жива, — возразила Мэриан, подавшись к нему всем телом.

— Пока жива, — Робин выпустил ее руку и чуть отодвинулся, будто не замечая подставленных для поцелуя губ. — Мэр, ты заходишь слишком далеко. Пообещай мне, что прекратишь.

— Прекращу? Что прекращу?

— Все это, — он неопределенно помахал рукой. — Ночные прогулки с оружием, безрассудные выходки, помолвку эту дурацкую, наконец. С шерифом, надо же, — Робин покачал головой, удивляясь очередному плану возлюбленной.

— Ты, верно, не понял, Робин, — холодно заявила Мэриан. — Я буду поступать так, как сочту нужным. И если… судьба Англии потребует моего брака с шерифом, значит, так тому и быть.

— Да при чем тут Англия?! Мэр, что за бред ты несешь?

— Бред? Ах, вот значит как. Конечно, я слабая женщина, разве могут мои соображения оказаться чем-то иным? Я думала, ты, как никто другой, поймешь меня, Робин, и согласишься, что мой план разумен, даже более того. Но ты! Да ты такой же, как они все! Просто притворялся, а теперь все вышло наружу!

— Достаточно, Мэриан, — Робин сделал шаг назад. — Я действительно все понял. Не стоит нам продолжать. Ты считаешь, что твой план разумен — да кто я такой, чтобы спорить с этим? В конце концов, твой жених теперь Вэйзи, — он попытался улыбнуться, но губы почему-то не слушались. — Может, у него выйдет лучше, чем у нас с Гизборном. А я пока позабочусь о благе Англии. Спасибо, что указала мне верный путь. — Еще шаг назад. — Поторопись. Тебя, должно быть, уже заждались в Ноттингеме.

Развернувшись, Робин зашагал прочь, ни разу не обернувшись.

* * *

Ночью, когда солнце скрывалось за горизонтом и оставляло Ноттингем на растерзание жадным и хищным теням, город выглядел особенно зловеще. Мрачные, темные улицы было словно созданы для того, чтобы за каждым углом там мог притаиться разбойник, норовящий лишить случайного прохожего не только кошелька, но и жизни.

Самое пугающее впечатление Ноттингем производил на тех, кто смотрел на него из ярко освещенных окон шерифской резиденции, особенно если смотревшие даже не подозревали, что настоящая опасность таится не там, на кривых улицах города, а здесь, в стенах этого замка. Гай Гизборн не первый день жил в вотчине Вейзи и уж тем более не первый день знал его самого, чтобы, глядя на спящий Ноттингем, не понимать этого.

Цену обещаниям и посулам шерифа Гай тоже знал; и не сомневался, что при любой возможности тот наживется на всем и на вся, — но только не думал, что однажды Вейзи захочет нажиться на Мэриан.

Мэриан... О мотивах, двигавших ею, Гай старался вообще не думать. Не здесь. Не сейчас...

— Сэр Гай? — из полумрака коридора вынырнул мальчик-слуга. — Сэр Гай, милорд шериф зовет вас в парадный зал. Говорят, хочет сделать какое-то объявление.

Час от часу не легче!

Главный зал встретил Гая ослепляющим светом факелов и свечей.

— Гизборн! — послышалось откуда-то с возвышения. — Мальчик мой, ну наконец-то!

Проморгавшись и привыкнув к свету, он увидел, что шериф сидит во главе стола, а справа от него устроилась леди Мэриан.

— Друзья мои! — начал Вейзи, повелительным взмахом руки отсылая к Гизборну слугу с кубком и поднимая свой. — Друзья мои! Мы собрались здесь по скорбному поводу — не стало одного из лучших людей нашего графства, сэра Эдварда Найтона. Пусть земля ему будет пухом! Но это не повод отчаиваться и думать, что на этом жизнь кончена. Она продолжается! И прожить ее нужно так, чтобы ушедшим, глядя на нас с небес, было покойно и радостно. И потому, друзья мои, я хочу объявить, что послезавтра состоится мое венчание с очаровательной дочерью сэра Эдварда — леди Мэриан! — Вейзи поднес к губам руку поднявшейся невесты, после чего отсалютовал кубком и отпил из него. Свой кубок Гай опустошил залпом.

Где же этот Алан со своим пойлом? Сегодня оно пришлось бы как нельзя кстати.

* * *

«Благословите, отче, ибо я согрешила...»

Уныние — грех, в котором Мэриан менее всего была повинна до сегодняшнего вечера. И пусть все чаще и чаще за последние время она пыталась понять, что сделала не так, где недоглядела, в чем ошиблась — все же надежда не оставляла ее. Но сегодня Мэриан вдруг отчетливо поняла: все бесполезно. Ей не спастись. И страшнее всего, что рядом никого не будет. Как же она допустила, что все самые близкие люди оставили ее? Отец... Робин... Гай... Не на кого опереться, не у кого искать защиты...

«Благословите, отче, ибо я согрешила...»

Всю свою сознательную жизнь Мэриан старалась делать то, что должно: помогать обездоленным и защищать слабых. А когда Робин оставил ее ради Англии и короля Ричарда, и вовсе посвятила себя этим занятиям. Со временем она окончательно убедилась, что это единственно верный для нее жизненный путь. И воспоминания о том, как мама устраивала во дворе шерифского замка обеды для ноттингемской бедноты, поддерживали в Мэриан эту уверенность. Единственно верный путь...

Но мамы уже давно нет в живых, а Робин, только что из далекого и чужого ставший близким и родным, вновь отвернулся от нее. Почему? Не выслушал... Не поддержал... Опять оставил одну.

В чем она была неправа?

«Благословите, отче, ибо я согрешила...»

Отец... Никогда Мэриан не избавиться от давящего груза бесконечной вины перед отцом. Ах, если бы она почаще прислушивалась к его словам! Если бы почаще напоминала себе, что ближе и роднее у нее никого нет — и теперь уже не будет! Вот только ничего не исправить, сколько бы слез она не пролила.

«Благословите, отче, ибо я согрешила...»

Гай… Столько раз она была нечестна с ним, столько раз дурачила. Любой другой давно бы вывел лгунью на чистую воду и... А Гай верил. Понимал, что она обманывает его, — не мог не понимать! — и все равно верил, снова и снова. Было ли ему так проще, удобнее? Возможно. Но из них двоих чаще лгала она. Впрочем, она и Робина обманывала. Что греха таить, иногда, под покровом ночи, Мэриан представляла себе, каково бы это было на самом деле: выйти за Гая замуж. Любил бы он ее так же пылко до конца их дней или, узнав Мэриан ближе, подобно многим другим мужьям, отвернулся бы от своей жены? Был бы он так же страстен на брачном ложе, как в темных коридорах ноттингемского замка, где Мэриан изредка дарила ему поцелуй-другой и притворялась влюбленной? Никогда уже она этого не узнает. Никогда.

«Благословите, отче, ибо я согрешила...»

Но некому даровать ей благословение и прощение.

«Впрочем, убийство — всегда промах. Никогда не следует делать того, о чем нельзя поболтать с людьми после обеда».

Оскар Уайльд,

«Портрет Дориана Грея»

Проснувшись наутро от скрипа закрывавшейся за Аланом двери, Гай испытал острое ощущение дежавю. Голова после вчерашних возлияний немилосердно болела.

Отрубить бы ее, делов-то. Может, хоть тогда полегчает?

С тяжелым вздохом Гай перекатился на другой бок и протяжно застонал — в глаза из распахнутых настежь окон било яркое полуденное солнце. Чертов Алан! Специально не закрыл ставни! Гай попытался нащупать вторую подушку, чтобы заслониться ее от слепящих лучей, но не тут-то было: снова раздался скрип дверных петель, и в комнату с ведром наперевес вошел Алан. Помяни черта!

— А! Гай! Уже проснулся? — жизнерадостно вопросил поганец, с грохотом ставя на пол свою ношу. — Я тут воды принес. Холодненькой, — многозначительно продолжал он.

— Э'Дейл!.. — глухо застонал в подушку Гизборн. — Чего тебе?

— Ну, как же? — с наигранной наивностью переспросил оруженосец. И уже деланно официальным тоном продолжил: — Сэр Гай, милорд шериф изволили напомнить — так громко изволили, что слышала половина замка, — что вам поручена подготовка свадьбы милорда с леди Найтон. «Раз у него так хорошо получается ладить со старым дурнем», — передразнил Вейзи Алан.

— К черту. Все к черту, — перекатившись на спину и невидящим взглядом уставившись в потолок, ответил Гай.

— Но Вейзи...

— И Вейзи к черту. Тебе надо — ты и делай, — заявил Гизборн, снова перевернулся на бок, накрыл голову подушкой и сделал вид, что спит.

Алан со злостью пнул ведро, так что вода разлилась по всей комнате, и ушел, громко хлопнув за собой дверью.

И пока ехал от Ноттингема до Найтона, корил себя на все лады. Вот зачем, спрашивается, он связался с этим идиотом?! Прав, прав милорд шериф! Впрочем, сам Алан тоже хорош. Что ему, медом, что ли тут намазано? Или городов в Англии мало? Сбежал бы куда-нибудь, в тот же Йорк, например, да и все. Ан не-е-ет! Идиот, как есть идиот. Видно, это заразное.

А с другой стороны, нас, что называется, и здесь неплохо кормят. Главное от Вейзи держаться подальше, а к кухне поближе. Тем более что новая кухарка — на редкость симпатичная молодая...

Кстати, о молодых и симпатичных: навстречу Алану и сопровождавшей его шерифовой страже с корзинкой наперевес шла леди Найтон.

— Мэриан! — окликнул ее Э'Дейл, но она только окинула его равнодушным взглядом, как будто они и не знакомы, и прошествовала мимо.

«Странно все это», — подумал Алан.

Когда возглавляемая Э'Дейлом кавалькада приблизилась к найтонской церкви, двери ее, против обыкновения, были плотно притворены.

Подивившись поведению столь нехарактерному для отца Бернарда, считавшего, что двери божьего храма должны быть открыты всегда и для всех, Алан спешился и направился к зданию. Потянув за тяжелую металлическую ручку, он обнаружил, что за ним увязался один из стражников. Как же его по имени-то? Ах да, Кендрик.

В церкви было темно и пусто.

— Отец Бернард? — наудачу позвал Алан. Ответом ему была тишина. — Отец Бернард? — повторил он, двигаясь по проходу к алтарю.

Никого.

«Ну, и где этот старый пень, когда он нужен?» — обозревая внутреннее убранство храма, подумал Э'Дейл и уже вслух добавил, обращаясь к следовавшему за ним по пятам Кендрику: — Обыщи все тут хорошенько!

— Эй, олухи! — крикнул он топтавшимся у входа стражникам. — Сходите к отцу Бернарду домой, может, он там.

Сам Алан уселся на одну из двух деревянных скамей, не так давно украсивших храм, откинулся на резную спинку и попытался настроиться на предстоящую беседу. Но в голову почему-то лезла всякая муть вроде сладкого вина и пирожков с капустой. Да еще Кендрик отвлекал: то чихнет, а потом еще и трижды прощения у Всевышнего попросит, то громыхнет чем-нибудь, то о собственный же меч запнется. Как только его вообще в стражу взяли-то, эдакого увальня! Впрочем, и остальные не лучше. После общения с Седриком, к примеру, Алан решил, что порой подход Гизборна к подчиненным самый верный. По крайней мере, на Седрика рявканье действовало благотворно: он затыкался и шел исполнять порученное без дальнейших выяснений, зачем да почему. От Седрика мысли Алана вновь перетекли к пирожкам, на сей раз с вишней, и тут стены храма содрогнулись от грохота.

Алан подскочил, хватаясь за меч, и заозирался по сторонам. Впрочем, в церкви по-прежнему не было никого, кроме него и Кендрика, лежавшего на полу возле алтаря.

— Тьфу, ты, пропасть! — в сердцах выругался Алан. Подойдя к стражнику, он легонько пнул его ногой в бок: — Ну и что мы лежим? Подъем!

Тот подскочил как ошпаренный и тут же попятился назад, чуть не сшибив Алана с ног.

— Там!.. Там!..

Алан посмотрел туда, куда Кендрик тыкал пальцем: на мирно свисавшее до пола алтарное покрывало, украшенное вышивкой.

— Что?

Кендрик продолжал трястись и тыкать пальцем:

— Там!.. Дьявол!..

У Алана отвисла челюсть. В черта, скрывающегося под алтарем, верилось с трудом. Хотя, конечно, проповеди отца Бернарда…

Сделав два шага вперед, Алан решительно откинул покрывало и не сдержал удивленного возгласа.

Никакого дьявола, конечно, там не было. Всего лишь отец Бернард. Белая туника залита кровью, а из горла торчит кинжал. И у этого кинжала чертовски знакомая рукоять.

Кендрик то начинал молиться, то замолкал, но громко клацал зубами, и это все время сбивало.

— Дьявол, — бормотал он, — воистину дьявол.

— Да что ты про нечистого заладил! — не выдержал Алан. — Зарезали нашего отца Бернарда, не видишь что ли! Стал бы дьявол так утруждаться!

Он присел на корточки и осторожно потянул кинжал на себя. В ране хлюпнуло, еще одна струйка уже загустевшей крови потянулась к полу.

— Тряпку дай, — не оборачиваясь, скомандовал он Кендрику. Тот зашуршал, затопал, и наконец протянул большой лоскут сомнительной чистоты. Впрочем, чистота сейчас волновала Алана в последнюю очередь. Он тщательно замотал кинжал и заткнул его за пояс, поднялся на ноги и скомандовал:

— Собирай всех. Возвращаемся в замок. И чтобы никаких мне слухов о черте, заколовшем священника вилами!

Осторожно опустив покрывало обратно, Алан направился к выходу. На пороге он остановился и, обернувшись, еще раз обвел взглядом церковь.

— Подсвечник… Вот чего не хватает. Неужели из-за подсвечника?..

* * *

С недавних пор общие сборища обитателей Ноттингемского замка превратились для Гая в сущую пытку. После объявления о своей помолвке с леди Мэриан шериф, точно назло Гизборну, напропалую флиртовал с невестой. А, может, старый интриган просто опасался, что во время брачной церемонии кто-то осмелится вмешаться и воспрепятствовать заключению богоугодного союза. Богоугодного, как же! Но как бы там ни было, все эти бесконечные ужимки и улыбки Вейзи, как и ответная благосклонность леди Найтон, — все это для Гизборна было точно нож в горле.

— Гай! — появившийся неизвестно откуда Алан дернул его за рукав, и Гизборн с облегчением отвернулся от воркующей парочки. — Гай, поговорить надо.

Радуясь удобному предлогу, Гай молча направился к двери, ведущей в западный коридор. Все что угодно, лишь бы не видеть, как Мэриан смотрит на шерифа, улыбается ему, как их пальцы переплетаются, и Вэйзи довольно скалится в ответ.

У первой же ниши Гай остановился.

— Ну что там? — деланно равнодушно спросил он, выглядывая во двор. — Все готово к счастливому событию?

Ему хотелось выть от злости, досады и непонимания. Как могла Мэриан, та Мэриан, которую он знал, желал, мечтал сделать своей, дать шерифу то, в чем отказала ему? Господь свидетель, если бы она отправилась под венец с Гудом, он бы понял. Гай не строил иллюзий. Он возненавидел бы Гуда еще больше, сделал бы все, чтобы Мэриан не была с ним счастлива. Но он бы понял. Вместе шататься по лесам, грабить шерифа и благодетельствовать деревенскую голытьбу, ожидая, пока их ненаглядный король вернется в Англию — это ли не семейная идиллия? Чего угодно мог ожидать Гай от Мэриан, только не того, что она по собственной воле согласится связать свою жизнь с Вейзи, воплощавшим в себе все, с чем боролся ее ненаглядный Робин. И мало того, что согласится — бегом побежит. На могиле сэра Эдварда земля еще не просохла, а его дочери шьют свадебное платье из самой дорогой парчи. В прошлый раз она так не готовилась…

— Готово-то готово, — прервал его размышления Алан, — только венчания не будет.

— Что ты сказал? — Гай резко обернулся, ища на лице оруженосца хоть какой-то намек на шутку. — Как не будет?

Но Алан выглядел серьезным как никогда, а в его взгляде Гаю увиделось что-то странное.

— Не будет и все тут. Некому венчать.

— Неужели отец Бернард отказался… — священник вряд ли одобрил столь поспешный брак, но отказ от венчания — такого Гай от него не ожидал.

— Отец Бернард мертв.

Гай опешил.

— Да что ты мелешь? — вспылил он. — А кто, по-твоему, сэра Эдварда отпевал? Дух святой?

— Я что, сказал, что его труп черви уже пожрали? — в свою очередь возмутился Алан. — Нет, лежит себе в церкви, тепленький еще, и нести никуда не придется…

Гай растерялся. Не то чтобы он сожалел о священнике, нет. Но как-то нехорошо получилось: только на днях в сердцах пожелал ему отправляться со своими проповедями в ад, на спасение грешников, и вот, пожалуйста: пожелание исполнилось. По крайней мере, частично.

— Что-то я не понял, — он задумчиво потер переносицу. — Вчера отец Бернард был вполне здоров и бодр. Он, конечно, немолод, но…

— Да что тут непонятного? — Алан пожал плечами. — Убили его, вот и все дела.

— Ну кому это надо, — махнул рукой Гай. — Какой в этом вообще смысл? Там и взять-то нечего, ни в церкви, ни в доме.

— Взять, может, и нечего, а вот кинжал на память отцу Бернарду кто-то оставил. Место, правда, неудачное выбрал: прямо в горло воткнул.

— Но зачем кому-то убивать простого священника? — Гай решительно не понимал, что творится в графстве в последнее время. — Золота у него не водилось, к делам шерифа он непричастен… был непричастен, с женами чужими не спал. Или я чего-то не знаю?

— Да нет, все так. Вот только люди говорят, что… — Алан замялся.

— Людям лишь бы языки почесать. Лучше бы работали усерднее, а то, как налоги платить, так все молчат, и слова лишнего из них не выжмешь, — Гизборну начала надоедать эта бессмысленная беседа.

Ничего не ответив, Алан достал из-за пояса небольшой сверток, аккуратно размотал тряпицу и протянул Гаю кинжал с темными пятнами на лезвии:

— Говорят, что ты не рад готовящейся свадьбе.

Гай растеряно уставился на рукоять:

— Это же… Кровь Христова! Не может этого быть!

Он взглянул на оруженосца:

— Хочешь сказать, что я зарезал священника прямо в церкви, только чтобы венчание отложить? Я что, ненормальный, по-твоему?

— Знаешь, Гай, когда ты так бесишься, за нормального тебя принять сложно, — Алан тут же вскинул обе руки, точно прося пощады. — Ты только не переживай так! Успокойся! Что кинжал твой, кроме меня никто не разобрал. Ну, может, только, — он почесал затылок. — Кендрик, может, и рассмотрел рукоять, но вряд ли сообразит, что к чему.

— Сообразить может и не сообразит, зато растреплет по всему графству, — озноб удивления прошел, и Гай, бездумно вертя клинок в руках, прислонился к холодным камням стены. Чем помешал кому-то отец Бернард? И для чего убийца воспользовался его, Гая, оружием? Напрашивающийся ответ не радовал.

— Послушай, Э’Дэйл, — он огляделся и, не заметив ничего подозрительного, продолжил. — Ты сказал, священник еще не остыл, когда вы пришли. А…

— Говорю же, не было там никого, — перебил его Алан. — День ясный, солнце в зените — все при делах. Да и кому охота лишний раз нарываться?

— Ну не сам же отец Бернард себе нож в горло воткнул? — опять начал заводиться Гай. — Вы хоть церковь-то обыскали?

— Мы все углы там обшарили, думали, может, пропало чего…

— И?

— Что «и»? — Алан переступил с ноги на ногу. — Вообще-то пропало. Помнишь подсвечник такой здоровый, серебряный?

Гай помнил его очень хорошо. Этот самый подсвечник когда-то купила мать, желая отблагодарить отца Франциска за заботы. Каждый раз, приходя в церковь, Гай смотрел на тусклое серебро с потеками воска, и воспоминания, размытые временем, возвращались к нему. Возможно, он старался бывать там как можно реже еще и поэтому.

— Вот его и стянули, — не дожидаясь ответа, продолжил Алан. — Так-то все вроде на месте, а подсвечника…

— Да что ты заладил — подсвечник, подсвечник? — взорвался Гизборн. — Провалился бы он пропадом!

— Так он и провалился, — мрачно буркнул помощник.

— Туда ему и дорога! — в подтверждение Гай взмахнул рукой, позабыв про зажатый в кулаке кинжал. — Главное сейчас — найти мерзавца, который пробрался ко мне в комнату и стащил… Слушай, а не ты ли это? — нахмурившись, он оценивающе посмотрел на Алана.

— Гай, да ты совсем охренел?! Стал бы я тогда тебе все это рассказывать!

— Тоже верно, — Гай устало провел ладонью по лицу. — Говоришь, никого не было…

— Ни души, — кивнул Э’Дэйл. — Там дети неподалеку бегали, я одного мальца и расспросил. Никого они не видели. Да и мы по дороге никого не встретили, кроме Мэриан.

— Мэриан… — задумчиво повторил Гизборн. — Не нравится мне все это. Послушай-ка, Э’Дэйл, — он огляделся и сделал два шага вглубь коридора, поманив за собой Алана. — Мне нужно встретиться с Гудом.

— С Ро… с Гудом?! Да он-то тут…

— Не твое дело. Давай, ноги в руки и пошел в лес, искать своих приятелей.

— Гай, ты смерти моей хочешь? — взвыл Алан. — Да они… Да я…

— Мне плевать, что они и что ты! — Гизборн схватил оруженосца за ворот рубахи и начал трясти его в такт словам. — Сейчас же. Отправляешься. В лес. Находишь. Гуда. Договариваешься. О встрече. Понял?

— Да понял я, понял, — воротник подозрительно затрещал, и Алан наконец-то оказался на свободе.

— А если понял, почему еще здесь?

Идти в Шервуд Алану было совершенно неохота. Во-первых, в том, как его встретят, он не сомневался. Ладно если кулаком в глаз, а то ведь и дубьем можно огрести. Во-вторых, никак не получалось выбрать хорошее начало. Простое. Чтобы и до Мача дошло. Короткое. Чтобы успеть, пока Робин не заткнет. И завлекательное. Чтобы Джак предложила выслушать до конца. Только вот в голову ничего не приходило, как на грех. С грехами же нынче сложно. Пока до епископа новости дойдут, пока он нового священника пришлет — грехов, пожалуй, наберется столько, что одним серебряным кубком не отделаешься. Придется милорда шерифа сразу на два облегчить. А если подумать, то и на три. Все-таки новая кухарка очень даже…

— Ну надо же, кто к нам пожаловал!

Он вскинул голову. В нескольких шагах, прислонившись к дубу, стоял Робин. Алан тут же завертел головой, пытаясь высмотреть остальных.

— Можешь не стараться. Ребята обоз из Калвертона караулят.

— Обоз? Из Калвертона? — удивленно переспросил Алан. За всеми последними событиями он как-то подзабыл о нескольких мешках серебра, ожидаемых шерифом с обычным нетерпением. — А зачем ты мне-то…

— Должен же кто-то сообщить Вейзи, что его денежки нашли себе нового хозяина, — Робин ухмыльнулся.

— Вот уж дудки, — Алан представил вопли шерифа, в одночасье лишившегося денег и возможности вкусить прелестей брака на законной основе. — Я лучше… Я лучше в Йорк! А вы тут сами разбирайтесь с шерифом, с налогами, с убийствами…

— С убийствами? С какими убийствами? — Гуд заинтересованно подался вперед.

— Отцу Бернарду кто-то помог свидеться с Господом нашим, — Алан благочестиво перекрестился и пояснил: — Кинжалом в горло помог. И рукоять у этого кинжала, знаешь ли, весьма приметная. С серебряной обмоткой.

— Вот даже как? — Робин почесал в затылке. — Ерунда какая-то. Гизборн, конечно, та еще скотина, но в чем ему выгода убивать священника? И с какой, собственно, целью ты мне об этом поведал?

Алан пожал плечами:

— Да тут особого секрета нет. Кендрик клинок в два счета опознал, а за полдня-то уже, небось, растрепал на все графство. К тому же, Гай меня сам и послал.

— Надо же, какой у нас Гай заботливый! — преувеличенно восхитился Гуд.

— Э… ну да, бывает иногда, — дипломатично согласился Алан и, решив, что момент самый что ни на есть подходящий, выпалил: — Встретишься с ним этой ночью?

Он ожидал какого угодно ответа, но только не того, что Робин заливисто рассмеется, откинув голову.

— Ты и свидания за него назначаешь? — сквозь смех все же выдавил из себя Гуд. — Не знал, что это тоже входит в обязанности оруженосца.

— Я вообще на все руки мастер, только не ценит никто, — вздохнул Алан. — Так что, встретишься? Гай согласен на любые условия. — Мысленно он скрестил пальцы.

— Ты подумай, как приперло, — продолжал веселиться Робин. — Никак в лес собрался, от правосудия скрываться?

— Скорей уж от бывшей невесты.

Алан тут же прикусил язык, но было поздно. Собеседник насупился.

— От Мэриан? С каких пор Гизборн от нее бегает? Или я чего-то не знаю?

«Уж если и узнаешь, так точно не от меня»

— Да это я так, к слову пришлось, — как назло, ничего действительно умного в голову не приходило. — Вот встретитесь, и спросишь его, что да почему.

— Спросить я и у кого другого могу. Говоришь, любые условия? Ну, — Робин как-то нехорошо усмехнулся, — как солнце сядет, вот сюда пусть и приходит. Один и без оружия.

— Ночью без оружия? Один? Робин, ты сам-то в это веришь? — представив реакцию Гизборна на подобное предложение, Алан поежился. — Я вот что думаю: я его сюда провожу, а то, пожалуй, тебе тут до рассвета ждать придется. И постою… ну, вон там постою, коней подержу. А оружие… Давай, он оружие прямо здесь сложит. Под дерево. Только…

Алан замялся.

— Под твое слово, короче. А то я ребят знаю. Так что, договорились?

— Ты серьезно? — Робин неверяще покачал головой. — Гизборн и вправду придет ночью в мой лес в одиночку? И сложит оружие? Да, неладно что-то в нашем Ноттингеме…

— Значит, договорились, — Алан облегченно вздохнул. — Ну… я тогда пошел, ладно?

— Иди, иди, голубь почтовый, — себе под нос буркнул Робин.

Уговорить Гизборна неожиданно оказалось, пожалуй, даже легче. К выдвинутым условиям он отнесся равнодушно, сказав, что иного и не ожидал, и тут же отправил Алана проверять караулы. Поручение это было исполнено с должной тщательностью. Более того, Алан проверил парочку подозрительных трактиров, так что возвратился почти затемно и слегка навеселе.

Правда, стоило ему увидеть мрачную физиономию начальничка, хмель тут же подвыветрился. Алан в двух словах доложил, как доблестно несут службу караульные, и благоразумно решил не интересоваться, отчего Гизборн опять такой хмурый. Поскольку сам Гизборн в откровения впадать не собирался, и вообще был подозрительно задумчив, за всю дорогу до Шервуда они обменялись едва ли несколькими словами.

Тем временем окончательно стемнело, и на небо выкатилась луна. Кутаясь в облака, заглушавшие ее и без того неяркий свет, она мрачно наблюдала за людьми. Два всадника, чьи кони только что перешли с галопа на шаг. Два лучника, спрятавшихся в гуще листвы. Две женщины, спешившие укрыться от любопытных глаз. Ничтожные существа, копошащиеся во тьме, они думают, что способны изменить этот мир. И ошибаются. Все решено до них и за них. Все уже решено.

В условленном месте никого не оказалось. Гай этому не удивился: наверняка вся шайка расселась по ветвям, изображая птиц на насесте, и следит за ним. Он спешился и, бросив поводья Алану, сделал несколько шагов вперед. Снял перевязь с мечом, аккуратно опустил на землю. За мечом последовал злополучный кинжал, звякнул нож, брошенный сверху — короткий, с широким изогнутым лезвием и черной рукояткой.

— Из сапога не забудь достать, — с какого дерева спрыгнул Гуд, Гай не заметил. Какая, впрочем, разница?

Он неохотно наклонился — оставаться совершенно безоружным очень не хотелось. Узкая полоска металла тускло блеснула, покидая свое укрытие, и была отброшена к остальному оружию.

— Так зачем ты хотел увидеться со мной, Гизборн? — не дожидаясь ответа, Робин шагнул вперед, наклонился и поднял с травы кинжал. — Красивая вещица. Откуда она у тебя?

— Ангулем, — Гай заколебался. С того самого момента, как он решился на встречу с Гудом, его одолевали сомнения. Прежде всего, просить о помощи врага было, по меньшей мере, неприятно. Сознавать, что больше-то за этой самой помощью обратиться и не к кому — еще неприятнее. Кроме того, Гай чувствовал, что такой удобной возможности поиздеваться над ним и покуражиться Гуд не упустит ни за что на свете. Впрочем, упустил бы — Гай первый назвал бы его дураком.

— Гуд, — начал он, и тут же снова замолчал. Делиться всеми своими подозрениями ему не хотелось, значит, надо объяснить как-то потуманней. Вопрос только, как. — Так вот, Гуд…

Сказать, что шериф явно что-то задумал? Так этим никого не удивишь, Вейзи все время плетет интриги. Сказать, что Мэриан ведет себя как-то странно? Тоже двумя словами не отделаешься.

— Слушай, Гизборн, я тут всю ночь торчать с тобой не собираюсь, — нетерпеливо прервал его размышления Гуд. — Давай, говори, что хотел, и разойдемся. Только учти, если ты собрался у нас скрываться…

— Делать мне больше нечего, — Гай поморщился. — Отца Бернарда я пальцем не тронул, если ты на это намекаешь.

— Помогать шерифу в розысках убийцы тоже не стану, — поспешно заявил собеседник, бросая кинжал обратно. — Мне и своих забот хватает.

— Что, обоз из Калвертона сторожишь?

— А что если и так?

— Нет там никакого обоза, — мрачно буркнул Гай. — Если ты кого и дождешься, так только Джонса с его ребятами. Шериф пообещал им за тебя двадцать фунтов, за живого или мертвого. И еще по два за каждого из твоих разбойничков.

— Откуда нам знать, что ты не врешь? — неожиданно вмешался Уилл, до этого момента вполне удачно изображавший тень одного из деревьев. Робин вопросительно взглянул на Гизборна: — Действительно, откуда?

— А деньги в Калвертоне откуда? — раздраженно поинтересовался тот. — Я лично два месяца назад собрал у них все до последнего пенни.

— Ну, предположим… Только предположим, что все, сказанное тобою про обоз и про Джонса — правда, — задумчиво начал Робин. — Нет никакого серебра, зато есть очередной хитрый план шерифа. Так какой тебе смысл раскрывать мне этот план?

— Мне нужна твоя помощь, — выдавил Гай и, кажется, покраснел. Во всяком случае, щекам стало жарко. Если бы только придумать что-то еще… Но сколько он ни размышлял, другого выхода ему не виделось.

— Моя помощь? Да ну! И в чем же?

— Не знаю я, в чем! Понимаешь? — пнув подвернувшийся камешек, Гай зашагал из стороны в сторону. — Мэриан. Ее сегодня в Найтоне видели, заходящей в церковь. Мэриан! Да ее в церковь силой не затащишь! С ней что-то происходит, Гуд. И мне это не нравится.

По правде говоря, посещать церковь не рвался ни один из присутствующих, поэтому поведение Мэриан странным им не показалось. Пожалуй, во всей округе не нашлось бы желающих добровольно обречь себя на проповедь отца Бернарда, частенько превращающуюся в долгую и нудную обличительную речь.

— Она за Вейзи замуж собралась! Это же бред какой-то! — продолжал мерить поляну шагами Гай. — Гуд, что ты молчишь? Тебе что, все равно?

Робин открыл рот, но сказать ничего не успел.

— Слушает его бред про черепа, целует в лысину, принимает у себя ночами… какого черта, Гуд? Думаешь, шериф растает и выложит ей все свои планы?

Лицо у Робина точно окаменело:

— Ты что несешь, Гизборн? Намекаешь, что я собственную невесту в чужую постель подложил?

— Я ни на что не намекаю! Сам проговорился!

Алан прикрыл лицо ладонью и тихо застонал. Теперь уже все равно, о какой помощи Гай собирался просить Робина. Если он и получит, так только по зубам. Сам Гай, правда, об этом не задумывался, продолжая разоряться на весь лес:

— Если бы не ты, Мэриан занималась бы домом да вышивала, как положено приличной девушке! И не шлялась бы в мужской одежде! Если бы ты не забивал ей голову всей этой чушью про Ричарда и Англию, она бы никогда…

— Не сбежала бы со мной, бросив тебя у алтаря?

Гай выдохнул и отчеканил:

— Не начала сравнивать, кто из нас двоих больше мужик, Гуд!

— Ну, женщины любят сравнивать! — Робин ехидно улыбнулся. — А ты испугался что ли?

— Не нас с тобой, а меня с собой. И знаешь, да! Женщины любят сравнивать. А Мэриан к тому же всюду сует свой любопытный нос и не понимает слова «нет». Так что повторяю, если бы ты не забивал ей голову неженскими проблемами, возможно, мне не пришлось бы так рьяно оборонять шнуровку на своих штанах.

Предчувствия Алана оправдались: молча, без замаха, Робин двинул Гаю в челюсть. Тот не замедлил с ответом. Кто кому поставил подножку, разглядеть не вышло, но вскоре противники катались по траве, беспорядочно молотя друг друга куда придется. Алан предусмотрительно сделал пару шагов назад, отводя лошадей подальше, и громко поинтересовался:

— Уилл, у тебя вино есть?

— В Ноттингеме теперь не наливают? — Уилл не отрывал взгляда от дерущихся. Как раз в этот момент Робин оседлал Гая, схватил его за волосы и начал бить головой о землю.

— Боюсь, моей фляги просто не хватит.

Гай извернулся, скинул с себя Робина, обхватил его за шею и принялся душить. На мгновение Алану показалось, что кончится все плохо. То же, видимо, подумал и Уилл. Он напрягся, приготовившись вмешаться, но тут Робин избавился от захвата и снова навалился на противника, хрипя что-то неразборчивое.

Еще некоторое время они продолжали бороться. Верх одерживал то один, то другой, но движения становились все медленнее, а дыхание все надсаднее. В конце концов, Робин, оказавшись сверху, снова приложил Гая головой о землю, да так, что у того глаза закатились вверх, закрылись, и он обмяк. Робин еще несколько раз ударил его и, обессилев, свалился рядом, тяжело дыша.

Выждав для верности, Алан как следует намотал поводья на ближайший сук и подошел к Гизборну. Присев на корточки, осторожно потряс за плечо — ничего, только голова мотнулась безвольно. Сняв с пояса фляжку, Алан открыл ее и перевернул, вылив содержимое Гаю на лицо. Слабый стон перешел в кашель, и Гай, наконец, открыл глаза — только для того, чтобы тут же их опять закрыть.

— Все-таки не хватило, — удрученно махнул рукой Алан.

Уилл неохотно помог ему водрузить тело Гизборна на коня и придать этому самому телу положение, более-менее подходящее для езды шагом. Алан нацепил перевязь с мечом, сунул оба ножа в седельную сумку, забрался в седло и, ведя вторую лошадь в поводу, направился в Ноттингем. Никогда еще путь от Шервуда до замка не казался ему таким утомительным.

* * *

Первая попытка сесть оказалась неудачной. Перед глазами поплыли круги, а левую руку точно раскаленным прутом приложили. Робин упал обратно на спину, зажмурившись и ловя воздух ртом. Полежал, отдышался, снова открыл глаза — только, чтобы увидеть озабоченное лицо Уилла. Снова попробовал сесть, на этот раз осторожнее. Бока заныли, но все же боль казалась терпимой. Взяв предложенную фляжку, Робин поднес ее ко рту, тут же скривился, сделал несколько глотков. Осторожно прикоснулся к губам, потом посмотрел на пальцы — на них остались следы крови. Левую скулу жгло и саднило, голова все еще кружилась, но он встал на ноги и, пошатываясь, добрел до ближайшего дерева, у которого остановился, прислонясь к нему спиной.

— А где… — Робин закашлялся и снова приложился к фляжке. Отдышавшись, он продолжил: — Гизборн где?

— Увезли, — неопределенно махнул рукой Уилл. — Ну что, в лагерь?

— Нет, — Робин мотнул головой и тут же схватился за нее обеими руками, выронив фляжку. — Пресвятая Дева, как же больно-то! В лагерь я сам как-нибудь доберусь, Уилл. Отправляйся за ребятами, пока и вправду Джонс не пожаловал.

— Думаешь, Гизборн не соврал насчет обоза?

— Ну он и правда не так давно обобрал Калвертон до нитки… Давай, Уилл, иди уже.

Робин подождал, пока приятель скроется за деревьями, собрался с силами и медленно зашагал по направлению к лагерю.

Голова раскалывалась от боли — очень не вовремя, поскольку требовалось многое обдумать: странное поведение Мэриан, не менее странное — Гизборна. Да и Вейзи… С чего вдруг он решил обзавестись женой? Не иначе, очередной из его хитроумных планов. Но что именно собирается заполучить шериф посредством брака? Деньги? Возможно. Да ведь не такое уж и большое приданое у Мэриан. Шериф мог бы взять гораздо больше за одной из девиц де Бромптон, ко всему прочему, отличавшихся спокойным нравом и миловидностью. Земли? Ничего особенного из себя не представляют. Что же тогда? И почему именно сейчас?

Робину казалось, что в своих размышлениях он упускает нечто важное, но все его старания привели только к тому, что голова разболелась еще больше.

Возможно, в обычном состоянии он не обратил бы внимания на треск, раздавшийся где-то в лесу, приписав его неловкости какого-нибудь зверька, или же, напротив, насторожился, затаив дыхание. Но сейчас Робин сначала просто схватился за левый висок, в который будто гвоздь с размаху вогнали, а уж только потом повернулся на звук — и вдалеке заметил Мэриан. Одетая в светлое платье и потому хорошо заметная, она пробиралась между деревьев, направляясь вглубь чащи.

— Мэриан!

Даже не обернулась, только ускорила шаг. Робин бросился следом. Его тут же замутило, в боку закололо, но почему-то догнать ее казалось так важно, что он продолжал бежать.

— Мэр!

Что-то в ней было странным. Он не мог уловить, что именно. Более того, поклялся бы всеми святыми, что гонится за Мэриан, ни за кем другим. И все же, что-то было не так.

— Мэ… Твою ж мать!

Запнувшись о неожиданно подвернувшийся под ноги огромный корень, Робин с размаха грохнулся на землю. Поднявшись на ноги, он начал искать глазами Мэриан, но той нигде не было видно. Луна спряталась в облаках, а от дальних деревьев навстречу ему клоками плыл туман.

«Каждый убийца, вероятно, чей-то хороший знакомый».

Агата Кристи

У Гая Гизборна болела голова.

И вроде бы, что в этом такого? Поболит и перестанет, не в первый же раз. Но третий день подряд просыпаясь от пульсирующей боли, железным обручем сдавливавшей виски и лоб, Гай готов был на что угодно, лишь бы избавиться от этого сводящего с ума ощущения. Даже перестать пить. Даже перестать драться с Гудом. Даже...

Додумать мысль Гаю не дали: с грохотом распахнулась дверь, и в комнату ввалился, сопровождая свое появление громогласным "Где она?!", сквайр Торнтон. Принесло родственничка. За ним, оглушительно топая тяжелыми сапогами по каменному полу, вбежал Э'Дейл.

— Да кто «она»?! — вопросил Алан, очевидно, уже не в первый раз, и от его ора у Гая зазвенело в голове.

— Гизборн, где Изабелла?

Гай тяжело сел в постели. Перед глазами поплыли разноцветные круги, к горлу опять подступала предательская тошнота.

— Торнтон, она твоя жена. Ты за ней и следи. Откуда мне-то знать? — угрюмо поинтересовался он и, обращаясь уже к Алану, добавил: — Э'Дейл, принеси воды. Ведро.

Дверь за оруженосцем противно хлопнула.

Торнтон заметался по комнате: мерзко звякнул сброшенный им на пол кувшин для умывания, глухо грохнул тяжелый кованый подсвечник, отправившийся следом. Гай скривился от боли.

— Торнтон, да объясни, наконец, какого черта ты тут делаешь! — от собственного вопля у него заложило уши.

— Нет, это ты объясни, где Изабелла!

— Вот заладил! — пропыхтел Алан, втаскивая в спальню ведро с водой. — Где Изабелла, да где Изабелла?! Нету тут никакой Изабеллы! И не было никогда! — словно ставя в разговоре точку, он плюхнул ведро на пол. Вода тут же хлынула через край, заливая сапоги Торнтона. Кинув полный ненависти взгляд, тот вылетел из комнаты. Гай с облегчением откинулся на подушки.

— А была бы, я бы все равно не сказал, — глубокомысленно пробормотал себе под нос Э'Дейл, глядя на образовавшуюся лужу. — Ну, я пойду? — и через мгновение дверь за ним снова хлопнула.

* * *

Алан неслышно крался по темному замковому коридору вслед за подозрительным господином, с самого утра всполошившим половину Ноттингема. Где это видано, чтобы незнакомец являлся в покои шерифа, как к себе домой, и его при этом не размещали в отдельных апартаментах в подземелье, а отводили ему лучшую во всем донжоне комнату, разумеется, лучшую после комнаты Вейзи. Да и Гизборн... Слова ведь не сказал! Хотя Алану вчера за подобное грозился голову открутить. И открутил бы, если бы Алан его не отвлек. Странно все это...

И вот теперь этот... Торнтон, кажется, снова направлялся в сторону покоев шерифа. Очередной заговор? Новая каверза?

Одного только Алан никак не мог понять — при чем тут торнтонова жена, и когда это Гизборн успел наставить с ней рога этому самому Торнтону. Алан, пожалуй, лучше прочих знал, что водить шашни с посторонними бабами начальничку, почитай, и некогда — у него то Вейзи, то Робин Гуд, то леди Мэриан.

За размышлениями о тяжкой доле Гизборна он и не заметил, как обманутый муж приблизился к покоям шерифа. Только когда по замку разнесся гул грохнувшей об косяк двери, Алан отвлекся от своих мыслей. Прислушавшись, он различил слащавый голос Вэйзи:

— Мой мальчик! Как быстро ты вернулся!

Алана передернуло, но уже следующая реплика Торнтона заставила его ехидно усмехнуться:

— Какой, к чертям, мальчик! Я что, похож на Гизборна?!

— Ну, что ты, дорогой друг, вовсе нет! Гизборн далеко не так красив, как ты! — даже стоя за дубовыми створками, Алан словно наяву видел щербатую улыбку и ужимки, с которыми шериф это произнес. — Не понимаю, куда только твоя жена смотрит.

— Кстати, о моей жене, — он еще плотнее прижался ухом к замочной скважине, силясь не упустить самое интересное. — Ни черта Гизборн не знает, где она.

За дверью грохнуло что-то тяжелое.

— Мой дорогой Торнтон, с чего ты так решил?

— Он сам сказал мне об этом, — буркнул Торнтон.

— Что, прямо так и сказал? — деланно удивился за дверью Вейзи. Уж Алан-то давно научился определять, когда старый лис говорит всерьез, а когда просто... придуривается.

— Прямо так и сказал.

— Ах, мой милый Торнтон, — таким голосом шериф обычно говорил, когда решал сопроводить очередную головомойку, устраиваемую им Гизборну, нравоучительным наставлением. Иногда Алан всерьез сомневался, что хуже — эти псевдо-отеческие интонации в голосе Вейзи или долгие душеспасительные проповеди отца Бернарда. — То, что говорит Гизборн, и то, что он делает, — это две большие разницы.

— Поясни.

— Да что тут пояснять?! — стоя за дверью, Алан позавидовал мастерству, с каким шериф замаскировал притворство под искреннее удивление. — Он говорит, что знать не знает, где прячется твоя жена, а сам ночами где-то бродит. Тайком! Это наводит на определенные... — шериф многозначительно замолчал, а затем продолжил: — мысли. Не находишь?

— И?

Алан в душе был солидарен с Торнтоном. И?!

Шериф продолжал держать паузу.

— Мой дорогой Торнтон, я же не могу следить за каждым шагом каждого своего подчиненного! На моих плечах лежит ответственность за судьбу целого графства! — из-за двери послышался тяжелый вздох. — Но я точно знаю, кто лучше моего осведомлен о делах Гизборна.

— И кто же?

Алан затаил дыхание.

— Протеже его, некий Э'Дейл, — как нечто само собой разумеющееся произнес шериф. Означенный Э'Дейл, стоя за дверью, подавился удивленным возгласом.

— Э’Дейл, говоришь…

— И вот еще что, Торнтон. На твоем месте, я не стал бы афишировать истинную цель своего пребывания. Мало ли... Вместо этого, скажем, ты прибыл сюда для выяснения обстоятельств смерти местного священника. Темное это дело, темное. И, чую, без Гизборна и Э'Дейла здесь не обошлось. А ты — какая удача! — как раз королевский судья! Тебе и карты в руки!

Вот тут-то Алан и понял, что пора делать ноги. Что-что, а подобные моменты он всегда чуял мастерски, а потому, не дожидаясь ответной реплики Торнтона, поспешил прочь, лихорадочно пытаясь сообразить, чем бы таким заняться, чтобы под удобным предлогом оказаться как можно дальше от опасного ревнивца.

Караулы пойти проверить? Нет, так его полгорода увидит, кто-нибудь да ляпнет этому ненормальному. Тот же Кендрик еще и услужить решит, проводить высокого гостя, чтобы не заплутал в поисках.

Съездить в Найтон вокруг церкви походить? Вроде как убийцу искать. Вот только если Торнтон тоже решит воспользоваться этим прикрытием, то, можно считать, Алан на него сам выбежит, как волк на загонщика.

Засесть в оружейной с доспехами Гизборна? Один нагрудник можно до вечера чистить…

Алан перебирал в уме всевозможные дела, занимаясь которыми, можно было бы избегать нежелательной встречи как можно дольше, и сам того не заметил, как ноги принесли его в святая святых Ноттингема — замковую кухню.

На кухне было шумно. Со всех сторон пыхтело, шипело, булькало, шкворчало и пахло. Самые разные ароматы смешивались, сливаясь в одну мощную волну, почти сбивая с ног. И все же среди острого запаха рубленого лука, всепроникающего — жареной рыбы, запаха прелой листвы и крови, идущего от полуразделанной туши оленя, Алан безошибочно учуял тот самый, любимый: запах пирожков.

Он шел на него точно гончая, огибая столы, уворачиваясь от заполошных поварят, ножей, сковородок, и когда уже тянулся к огромному блюду, чувствительно получил по пальцам длинной деревянной ложкой.

— Куда? — раздался прямо над ухом пронзительный взвизг. — А ну не тронь!

Поспешно отдернув руку, Алан возмутился:

— Что, теперь уже доброму человеку и пирожком на собственной кухне разжиться нельзя?

Он тут же осекся, заметив, как серые глаза хранительницы блюда стремительно наполняются слезами.

— Ох, милорд шериф, — запричитала она. — Да на кого ж ты нас покинул, родимый…

Длинные ресницы дрогнули, и слезы хлынули у нее из глаз бурным потоком.

— Соколик ты наш ясный… Как же мы без тебя тепе-ерь?..

Алан какое-то время слушал точно зачарованный, но затем опомнился:

— Ты что мелешь? — поинтересовался он. — Какой это шериф нас покинул? Да я только что…

Он так поспешно захлопнул рот, что даже клацнул зубами. Кухарка, впрочем, не обратила на это внимания.

— Ну а как же, мастер Э’Дэйл? — подбоченилась она. — Раз кухня эта твоя, стало быть, шериф теперь ты. А раз шериф теперь ты…

— Ладно, я несколько преувеличил, — поспешно прервал ее Алан. — Кухня не моя, а шерифова. Но!.. — продолжал он с важным видом, — я правая рука правой руки шерифа!

— И левая нога его левой ноги…

— Что-что? — должно быть, ему показалось.

— Я говорю, — как ни в чем не бывало продолжала девица, — и трогать не моги! А уж если невтерпеж, то давай меняться. Раскатаешь тесто, — она сдула прилипшую рыжую прядку с испачканного мукой лба, — и бери пирожков, сколько хочешь.

Тут Алана осенило: на кухне Торнтон станет искать его в последнюю очередь.

— По рукам, милая! — заявил он, широко улыбаясь.

— Мэг, — обрезала кухарка. — Никакой тебе милой, дорогуши или, Господь упаси, лапушки.

«Ради такой и пяти подсвечников не жалко», — подумал Алан.

— Так вот, милая Мэг, — он ловко увернулся от уже знакомой ему ложки, — где там твое тесто?..

Теста оказалось немало, и после нескольких минут сосредоточенной работы скалкой Алан не выдержал.

— Ми… Мэг, — поправился он под суровым взглядом, лихорадочно пытаясь выдумать тему для разговора. — А не встречалась ли тебе недавно поблизости незнакомая дама?

— Может, и встречалась, — поразмыслив, ответила Мэг. В руках она держала нож, управляясь с ним довольно ловко, и очередное яблоко, с которого спиралью свисала кожура. — А как она выглядит, дама эта?

Алан почесал затылок, совершенно забыв, что перепачкан мукой чуть ли не по локти. Как выглядит таинственная любовница Гизборна, ему представлялось крайне смутно. Красивая, наверное, иначе примчался бы за ней муж ни свет ни заря?

— Красивая, — озвучил он, и тут же прибавил: — Очень красивая!

— Не видела, — Мэг покачала головой и продолжила чистить яблоки.

— Где же она может быть, — задумчиво протянул Алан, уставившись в пространство прямо перед собой. — Ты ее не видела — ну, ладно. Но я-то ее тоже не видел! И как же…

— А зачем тебе эта дама? — перебила его Мэг. — Кто она такая?

— Любовница. Одного только не пойму: как же…

— Как же что?

— Как же она умудряется с Гизборном встречаться, если никто ее не видел? — раздраженно пояснил Алан.

Мэг полузадушенно ахнула:

— Как, и сэр Гай туда же?

— С него-то все и началось! — очередной кусок теста, подвергаемого пыткам, глухо шмякнулся на стол, подняв в воздух клубы мучной пыли. — Погоди… Что значит «туда же»?

— Ну, — девушка покраснела: — милорд шериф по ночам леди Мэриан навещает, к Элси, — она покосилась на дородную матрону, стоявшую в центре кухни и распекавшую двух понурившихся поварят, и еще тише продолжила, — к Элси все время стражники шастают. Кендрик придет — потом то пол от яиц отскребай, то стол от жира. Жиль хоть на кухню не таскается, и на том спасибо…

Она продолжала говорить, но Алан уже не слышал ее. Точно зачарованный, он уставился на необъятные формы Элси, пытаясь представить рядом с ней… ладно, Кендрик, тот и сам не из тощих, но Жиль! Мало что раза в два ее меньше, так ведь у него и жена хорошенькая. Что же Элси такое делает… Алан задумался, не провести ли разведку боем, но, поразмыслив, от этой идеи отказался. И без того дел невпроворот. Он повернулся к Мэг, как раз завершавшей свою тираду:

— … оказывается, и сэр Гай тоже.

Алан обнаружил, что ее глаза вновь наполнились слезами, а на одной щеке уже блестела мокрая дорожка.

— Да ты, никак, влюбилась в нашего распрекрасного сэра Гая? — с неприятным удивлением поинтересовался он.

— Вот еще! А даже если и влюбилась, тебе какое дело? — Мэг утерла глаза и теперь смотрела на него с вызовом.

Вопрос привел Алана в замешательство. И правда, какое ему дело? Ну, симпатичная, ну, с характером, так что с того? Мало ли симпатичных да ершистых по окрестностям. Вот, положим, если невеста к другому уходит, и то неизвестно, кому повезло, а тут и вовсе не невеста, а так, непонятный интерес…

— Обидно просто, — ляпнул он неожиданно даже для себя. — Джак на Уилла не надышится, Мэриан вокруг шерифа вьется, Гаю так вообще сразу две красотки достались — за какие только заслуги, непонятно. А я-то чем хуже?

— А ты мало что свою любовницу описать не смог, даже имени ее не помнишь, — ехидно заявила Мэг.

— Я? — Алан так растерялся, что не сразу нашелся с ответом. — Да не моя это любовница, а Гизборна! И как ее зовут, я отлично помню! Торнтон так орал, что до смерти не забуду! Изабелла она!

Последние слова он почти выкрикнул, да еще как следует шваркнул скалкой по столу.

И тут Мэг закрыла лицо руками, а ее плечи затряслись.

Алан тут же пожалел о своей вспышке. Довел девчонку до слез, теперь же еще и успокаивать придется. Как будто мало ему других забот. К тому же, опухшие от слез глаза и нос безнадежно портят женское личико, пусть и самое что ни на есть миловидное.

— Ну ладно тебе, — Алан отряхнул руки от муки и неуклюже похлопал Мэг по спине. — Было бы из-за чего так убиваться… Вот увезет Изабеллу муж домой, и Гизборн весь твой, делов-то.

Мэг заскулила — сначала тихонько, потом все громче, громче... Она отняла руки от лица и расхохоталась в полный голос:

— Ой, не могу! Ой, уморил! Изабелла… Ги-изборн, — стонала она, захлебываясь смехом.

Алан не знал, что делать: то ли водой полить, то ли полотенцем помахать. Пока он пытался определиться, Мэг последний раз всхлипнула, пригладила растрепавшиеся волосы и уже нормальным голосом заявила:

— Это же надо такое выдумать! Какая она ему любовница?! Сестра она его. Младшая.

— А ты откуда знаешь?

— Так муж ее и сказал, — победно улыбнулась собеседница. — Когда шерифу с утра объяснял, зачем в такую рань заявился.

Версия с сестрой Алану нравилась больше: по крайней мере, не придется гадать, как Гизборну удавалось между поучениями Вэйзи, флиртом с Мэриан и беготней за Робином выкроить время на свидания, да еще в такой тайне. С другой стороны, ни о какой сестре Гай никогда не упоминал.

— А что он еще сказал?

— Сказал, что ищет жену, — послушно начала вспоминать Мэг, сморщив нос. — Что приехал сюда, потому как кроме брата, ей податься больше не к кому. А, хотел, чтобы шериф ему стражников дал — по окрестностям шарить.

— А что шериф?

— Отказал. Вежливо так. Заявил, если, мол, стражников пошлет на поиски, то через день пропажу леди Торнтон будут в Йоркшире обсуждать.

Алан прыснул и тут же закашлялся, маскируя приступ веселья.

— А Торнтон что? — спросил он, немного успокоившись.

— Возмущаться начал. Только я больше ничего не слышала, — огорченно развела руками Мэг. — Потому как милорд шериф меня лично за дверь выставить изволил.

— Как ты там вообще оказалась-то? — заинтересовался Алан.

— Да просто никто не хотел шерифу под горячую руку попасть. Он же когда не выспится, злобный что твой пес сторожевой, прости Господи. Вот Элси меня и отправила.

— Значит, ты тут самая смелая? — он обвел кухню взглядом и шагнул к девушке.

— Скажешь тоже, — Мэг снова хихикнула. — Ничего и не самая. Просто Элси я больше боюсь.

— Смелая, — начал загибать пальцы Алан, — красивая, за словом в карман не полезешь…

— Ой, говори уже, чего хочешь, — широко улыбнулась она. — Про пирожки обещанные и так помню. С капустой или с яблоками?

— С вишней, — ее лицо теперь было так близко — россыпь бледных веснушек на вздернутом носике, глаза, чуть покрасневшие от недавних слез, дрожащая тень ресниц, румянец скул, детская припухлость полураскрытых губ.

— Так вишня сошла давно, — прошептала она, не отводя глаз.

— Кажется, я ее нашел, — так же шепотом ответил Алан и, чуть наклонив голову, коснулся губами ее губ.

Они и вправду были на вкус точно вишня — не та зрелая, черная, тяжелая вишня, чей сок разливается во рту терпкой сладостью, но ее предвестник, ранняя, едва не первая ягода, еще слишком кислая, но уже хранящая тепло солнца под тонкой кожицей. Алан впитывал это тепло, медленно погружаясь в него, не желая и капли упустить. И был вырван из тягучего блаженства хлестким ударом чего-то холодного и мокрого.

— Ишь чего удумал, охальник эдакий! — раздалось прямо над ухом. — Совсем стыд потеряли, средь бела дня девке под юбку залезть норовят!

Повариха снова замахнулась тряпкой, но Алан уже бежал с поля битвы, провожаемый свистом и улюлюканьем кухонных мальчишек. У порога он обернулся: схватившись одной рукой за стол и прижав пальцы другой к губам, Мэг смотрела ему вслед удивленно и растерянно.

— А ты чего встала? — громогласно продолжала Элси. — Чем на мужика пялиться, делом займись! Ох и дуры ж вы, молодые! У него, небось, в каждой деревне окрест по милке, а ты…

Тяжелая дверь заглушила ее слова. Алан огляделся и, не заметив ничего подозрительного, направился к оружейной, весело насвистывая. Он был уже почти у цели, когда позади раздались шаги, а вслед за ними разгневанный вопль:

— Э’Дейл! Какого черта я за тобой по всему замку гоняюсь? Стой, кому говорю!

Алан застонал сквозь зубы и, остановившись, обреченно повернулся. К нему стремительно приближался Торнтон, раскрасневшийся то ли от стремительной ходьбы, то ли от злости.

* * *

После ухода Алана Гай еще некоторое время оставался в постели, пытаясь понять, зачем явился зять. Не виделись они уже лет пятнадцать, с самой свадьбы сестры. Собственно, и сестру-то Гизборн не видел столько же. Изабелла помнилась ему совсем еще девочкой, красивой той дерзкой красотой, что присуща юности. Должно быть, теперь она похожа на тетку Лакрес — такая же дородная мать семейства с вечным выражением довольства на лице, уже готовящаяся выдать замуж свою старшую дочь. Сказать по правде, Гай даже и не знал, есть ли у его сестры дети. Писем он писать не любил, Изабелла, по всей видимости, тоже, поскольку за все это время не прислала ему ни строчки. Но зять производил впечатление абсолютно здорового мужчины, так что Гай не без основания полагал себя дядей нескольких наследников и наследниц славного имени Торнтонов.

От устроенной жизни сестры он перешел к размышлениям о собственной судьбе. Должно быть, головная боль обострила все ощущения, и теперь Гай ясно ощущал не только солому матраса, колющую спину, но и безнадежность своего положения. Все, чего он так жаждал, к чему стремился долгие годы, оставалось таким же далеким, как и двадцать лет назад. Ни власти, ни богатства, ни земли. Ни жены… Только и всего, что комната в чужом замке да боевой конь, и на большее рассчитывать уже не приходится.

Эти невеселые мысли терзали его не впервые, и с каждым разом Гай все больше погружался в уныние, совершенно несвойственное ему еще каких-то лет пять назад. Он чувствовал, что необходимо изменить что-то, если не в себе, так в обстоятельствах, и вместе с тем до дрожи боялся, что на подобные перемены у него не хватит ни решительности, ни силы духа. В конце концов, жизнь под руководством шерифа имела свои преимущества, и отказаться от них на месте Гая мог бы только глупец.

Неожиданно он почувствовал, что задыхается, точно как вчера, когда пальцы Гуда сомкнулись на его горле. Стены комнаты давили на него; на мгновение ему даже показалось, что они медленно движутся, сжимая пространство вокруг. Неодолимое желание тотчас оказаться снаружи, подальше от пугающих каменных объятий заставило его чуть ли не вскочить с постели и кое-как, впопыхах одеться. Голова все еще болела, но уже не так сильно, и, едва удерживаясь, чтобы с быстрого шага не перейти на бег, он отправился на конюшню, а через несколько минут, уже верхом, пронесся мимо стражников, несших караул у ворот.

Он не думал, куда едет, позволив вороному самому выбирать дорогу и требуя от него только скорости. Постепенно азарт скачки вытеснил горькие размышления, и какое-то время Гай ощущал себя восхитительно свободным. Затем пришлось пустить уставшего жеребца шагом, и, направив его обратно в Ноттингем, он невольно вернулся мыслями к приезду Торнтона, чей сегодняшний визит теперь показался ему странным. Если Изабелла, как предполагалось, счастлива и довольна, с какой стати Джон явился в Ноттингем, разыскивая ее? Неужели из-за глупой размолвки сестра могла бы кинуться через всю Англию? Ерунда какая-то.

Погруженный в раздумья, Гай не замечал ничего вокруг. Внезапно вороной замер на месте: в нескольких шагах впереди, прямо посередине дороги стояла старуха.

— Что встала? Убирайся! — рявкнул Гай, понукая коня.

Старуха не двинулась. Опершись на толстую высокую палку, она смотрела на него, не отрываясь, и под этим изучающим взглядом Гаю стало не по себе. Он снова тронул поводья, крепче сжимая коленями бока жеребца:

— Дай проехать, кому говорю!

Вороной недовольно всхрапнул, переминаясь с ноги на ногу, так и не сделав ни шага вперед.

— В замок спешишь? Так там ни сестры твоей, ни невесты, — голос у нее оказался глубокий и чистый.

— Тебе что за дело? — огрызнулся Гай. — И откуда…

Он с подозрением уставился на старуху:

— Нет у меня никакой невесты. Что до сестры, так…

— Сестра твоя ближе, чем ты думаешь, — перебила она его. — А невеста…

Неожиданно вернувшаяся боль прошила лоб раскаленной иглой. Гай качнулся в седле, с ужасом подумав, что сейчас потеряет сознание. Старуха внезапно оказалась совсем близко, посмотрела ему прямо в глаза и удовлетворенно улыбнулась:

— Значит, настойка моя действует. Коли так, глядишь, и невеста найдется. Если за два дня успеешь.

Она протянула левую руку к его лицу, раскрыла ладонь и дунула. Гай едва успел заметить горстку серого порошка, а в следующее мгновение уже безудержно чихал и тер глаза.

— Два дня у тебя, — повторила старуха. — Не успеешь — луна в крови умоется. Так что лучше бы тебе поторопиться.

Когда он, наконец, снова смог видеть, вокруг не было ни души. Гай тряхнул головой, с удивлением отметив не только отсутствие боли, но и давно позабытую ясность мыслей.

До замка было недалеко, тем не менее, он успел поразмыслить над словами старой ведьмы. Невесту Гай искать не собирался. Одна уже была, хватит с него. Чушь про луну его тоже не интересовала. А вот сестра… Не явись Торнтон с утра пораньше, Гай только посмеялся бы над бреднями старухи. Но зять, судя по всему, был уверен, что Изабелла в Ноттингеме. И чем больше Гай думал об этом, тем тревожнее ему становилось. Отряд, пусть и небольшой, вряд ли смог бы остаться незамеченным. Женщина, решившаяся путешествовать в одиночку, или безумна, или вконец отчаялась. Но что могло толкнуть на этот шаг Изабеллу? Неужели он заблуждался, считая сестру устроенной и счастливой? Нет, не мог он так ошибиться. Не мог. Или?..

Так, изводя себя догадками и предположениями, Гай проехал мимо тех же караульных, въехал во внутренний двор, вверил вороного опеке конюшенных и отправился в главный зал, надеясь найти там Алана. По-прежнему погруженный в раздумья, Гай пропустил нужный поворот и вместо главного зала вышел к оружейной. Очнулся он только когда услышал знакомые голоса.

— Где она? Отвечай сейчас же!

— Да я в глаза не видел эту вашу Изабеллу!

— Врешь, паршивец! Это она тебя подучила? Врать собственному мужу — в этом вся Изабелла!

— Какому мужу? — опешил Алан. — Нет у меня никакого мужа! Да и быть не может! Я что, похож на девку?!

Торнтон смерил его скептическим взглядом:

— Да причем здесь ты, чурбан? Жена моя где? Я тебя спрашиваю!

— Вот заладил, «где» да «где»! Да не знаю я! Не-зна-ю! По буквам могу повторить! Как хоть она выглядит, Изабелла твоя?

От растерянности, проявившейся на лице зятя, Гая разобрал смех, да так, что едва удалось сдержаться. Привалившись к стене и скрестив руки на груди, он приготовился наблюдать представление дальше, пользуясь тем, что ни один из невольных актеров пока что его не заметил

— Как, как... Как положено даме выглядеть, так и выглядит, — буркнул Торнтон.

— Ну, темноволосая она или блондинка? — продолжал допытываться Э'Дейл, хотя сам Гай с трудом мог представить собственную сестру белокурой.

— Темноволосая… Да ты издеваться надо мной вздумал! — раненым медведем взревел Торнтон. — Признавайся, где Изабелла!

— Да не знаю я! — гнул свое Алан. — Ну зачем мне врать-то? Вот если б выгода от этого была, то, может, и соврал бы, а так-то зачем?

— А, так она тебе заплатила! — понимающе улыбнулся Торнтон. — Ну, ничего, я не стану требовать свои деньги назад, если ты мне расскажешь…

— Не платила она мне! — Алан взвыл точно загнанный волк. — Я ее знать не знаю, видеть не видел, как бы она мне заплатила-то?

— А если не платила, что тогда отпираешься?

В следующее мгновение Торнтон уже прижимал собеседника к стене, одной рукой удерживая его за плечо, а другой стиснув горло.

— Стой, погоди! — полузадушено прохрипел Алан, пытаясь дотянуться до торнтоновых рук и ослабить его хватку. — А это, случаем, не твоя Изабелла затесалась в новые служанки к леди Мэриан?

— Какие служанки? Какой леди Мэриан? — родственничек еще крепче схватил Алана за горло, и Гай увидел, что говорить тот уже не может, только беспомощно хватать ртом воздух.

Очевидно, Торнтон тоже заметил это и после очередного "Говори!" отпустил свою жертву.

— Какая-какая, — потирая горло, обиженно передразнил Алан. — Личная служанка леди Мэриан Найтон, невесты шерифа нашего.

— Что еще за новая служанка? — Гай тут же осекся, но поздно — его присутствие уже было замечено.

— Гизборн! Сэр Гай! — одновременно воскликнули спорщики. Чего было больше в голосе Торнтона, злорадства или предвкушения «разговора» с вновь найденной жертвой, различить не удалось. А вот в голосе Алана отчетливо слышались обвинение и досада.

— Так что за новая служанка? — повторил Гай.

— А вы это идите и спросите у леди Мэриан. За всеми ее служанками следить — я не нанимался, — продолжая потирать горло, ответил Э'Дейл. — По мне, так они вообще все на одно лицо.

— С каких это пор у Мэриан развелось столько прислуги? — сам себя вслух вопросил Гизборн.

— С тех самых, как она шерифовой невестой заделалась, — ехидно заметил Алан, и тут же едва успел уклониться от оплеухи.

— Придержи язык, смерд! — Торнтон точно и не заметил его маневров. — Как ты смеешь в таком тоне говорить о благородной даме!

Следующая оплеуха достигла цели. Гай нахмурился: Алан, конечно, подчас наглел донельзя. Но его наглость порой бывала даже забавна, зять же Гая раздражал, и чем дальше, тем сильнее.

— Послушай, Торнтон, — начал он, шагнув вперед, — со своими людьми…

— Распустил ты своих людей, Гизборн, — перебил его зять. — Стражники твои только ленивого в замок не пропустят, и то потому, что ленивый туда не пойдет.

Он рассмеялся собственной шутке и продолжил:

— Разбойники у тебя ясным днем по базарной площади шастают, налоги не платятся, мужики совсем распоясались. Куда только шериф смотрит, непонятно.

Гай бросило в жар; пальцы будто сами сжали прохладную рукоять меча. Торнтон, ничего не замечая, продолжал:

— Впрочем, шериф — человек занятой. Странно одно: как он доверился тебе? Ты же ничуть не изменился с нашей последней встречи, как не умел командовать, так и не научился. Командир из тебя такой же, как из меня трубадур!

Он снова рассмеялся, еще громче прежнего.

— А голос, вроде, ничего, сойдет и для трубадура, — задумчиво протянул Алан. — Жаль, со словами не везет…

Торнтон то ли не услышал, то ли просто не обратил внимания. Отсмеявшись, он продолжил:

— Хорошо хоть, сестрой ты, Гизборн, распорядился с умом. Вовремя понял, что без твердой руки ей нельзя, как и любой женщине. Им ведь только волю дай — и в кошель твой лезут, и к мечу примеряются. Жадные, порочные создания, все до единой, и наш долг, наша святая обязанность, Гизборн, руководить ими, чтобы удержать от зла, спасти их души и наставить на путь истинный. Хоть кнутом, хоть за волосы, но привести к небесному Престолу, дабы потом, проливая счастливые слезы, благодарили они нас за крепость руки и сердца.

Чем дальше, тем больше Торнтон распалялся, и в его глазах появился безумный блеск. Так же блестели глаза у Вейзи, когда он сворачивал голову очередной канарейке, и Гаю вдруг стало мерзко.

— …воспитание их — наша задача и ответственность, — продолжал проповедовать Торнтон, — и чем раньше девицу к покорности приучить, тем…

— Теперь я, наконец, понимаю, — перебил его Гай, — почему ты вынужден гоняться за моей сестрой по всей Англии. Должно быть, Изабелла в полной мере оценила твои старания.

Он развернулся и зашагал прочь, бросив подозрительно притихшему Алану:

— Что стоишь столбом? Караулы иди проверь.

По дороге в большой зал Гай попытался было обдумать, как незаметно выяснить у леди Мэриан все о пресловутой служанке, но вместо этого то и дело возвращался мыслями к словам зятя, оставившим неприятный осадок. Много Торнтон знает о женщинах! Посмотел бы Гай на того, кто попытался бы выказать силу характера и продемонстрировать твердость руки, посадив леди Мэриан под замок. Да она сама кого хочешь под замок посадит! Сэр Эдвард проявил слабость, воспитав дочь излишне самонадеянной, самоуверенной и независимой, почитающей себя равной мужчине. Скрепя сердце, Гай готов был согласиться: иные женщины, и правда, ничем мужчинам не уступают, взять хотя бы королеву Алиенору. Но наотрез отказывался признавать подобное право за Мэриан, хоть и чувствовал в ней такой внутренний стержень и такую внутреннюю силу, какие и не в каждом мужчине встречаются. Может, именно поэтому он и любил Мэриан? Любил?.. Да какая разница теперь? Любил, разлюбил — все эти слова для восторженных девиц и юных пажей, да еще трубадуров.

И вовсе Торнтон не прав! Трубадур хренов! Да лучшего командира в округе не сыскать! Только разве с этими остолопами много навоюешь?

— Тоже мне, командир выискался, — буркнул Гай, в очередной раз недобрым словом поминая нагрянувшего зятя. Как будто без него забот мало!

Заботы, стоило о них подумать, тут же напомнили о себе голосом Вейзи, завопившего через весь Большой зал:

— Гизборн! Тебя-то мы и ждали, мальчик мой! Где ты ходишь?! Сядь, раздели с нами трапезу, — последние слова прозвучали как-то подозрительно.

Гай окинул взглядом стол, выискивая, где можно было бы устроиться подальше от шерифа и расположившегося справа от него Торнтона. Да и от Мэриан, чего уж там. Есть и так не хотелось, а если весь ужин смотреть, как бывшая невеста кокетничает с Вейзи, то вовсе кусок в горло не полезет. От приторно-сладкого «Бенезет», то и дело слетавшего с ее уст, у Гая сводило зубы. Выбор за него сделал сам «Бенезет», недвусмысленно указав кивком на пустующее место слева от Мэриан:

— Гизборн, мальчик мой! Не стой столбом! Моя дорогая невеста сберегла это место специально для тебя. Ведь ты же мне как сын, Гизборн! А стало быть, скоро станешь и ее сыном!

Стиснув зубы, Гай молча повиновался.

— Гай... — как только он занял указанное место, тут же зашептала Мэриан. — Гай... Вы ведь разрешите вас так называть? Прежде вы разрешали...

— Леди Мэриан, — не глядя на собеседницу, ответил он, — прежде все между нами было иначе, — и отвернулся к пажу, услужливо наливавшему вино в его кубок.

— Ну же, Гай, не будьте букой! — не унималась леди Мэриан. — Вы же прекрасно должны понимать, что делаю это я не ради себя...

— А ради кого? — кинув быстрый взгляд на Вейзи и удостоверившись, что тот занят разговором с Торнтоном, поинтересовался Гай. На Мэриан он так и не посмотрел. — Ради Англии? Так это вам к графу Хантигнтону, он ради Англии на все готов, не то, что я. Миледи! — заметив обращенные на них взгляды Торнтона и Вейзи, Гай отсалютовал ей кубком.

— Ах, Гай, зачем вы так?! — она жеманно вздохнула. — Я же к вам всем сердцем, всей душой... А вы... — Гаю показалось, что в конце она даже всхлипнула.

— Леди Мэриан... — растерянно пробормотал он, совершенно перестав что-либо понимать в происходящем.

— Оставим, Гай. Все это пустое, — вымученно улыбнулась Мэриан в ответ и подвинула к нему блюдо с румяной выпечкой: — Вот, попробуйте лучше моих пирожков с морковью. По рецепту покойной маменьки пекла. Я же помню, как вы их любите. Угощайтесь, Гай...

Как во сне Гай протянул руку к блюду. Мысли в голове метались, точно осиный рой. Мэриан? Пирожки? Собственноручно?! Да она в жизни не подходила к кухне ближе, чем на пять футов! Разве только для того, чтобы взять там еды для очередных униженных и оскорбленных. И с чего она взяла, будто Гай любит пироги с морковью? Морковь он вообще ни в каком виде терпеть не мог с детства...

— Бенезет, — удостоверившись, что бывший жених взял себе пирожок, леди Мэриан протянула блюдо жениху нынешнему: — Вы непременно должны отведать плоды моих трудов, Бенезет, — с самой обворожительной улыбкой продолжала она, глядя, как Вейзи тянет руку к угощению.

— Благодарю вас, милочка, — улыбнулся в ответ тот и снова отвернулся к своему собеседнику: — Видишь, Торнтон, какая у меня невеста! Не невеста, а золото!

Золото... Хотелось бы Гаю знать, с каких это пор шериф считает Мэриан образцом для подражания и кладезем женских добродетелей. Но спросил он совсем о другом:

— Леди Мэриан...

— Да, Гай?

— Поговаривают, будто у вас служанка новая появилась. Не из Найтона, и даже не из Ноттингема…

— Полноте, Гай, с каких пор вы доверяете досужим пересудам? К тому же, для чего бы мне искать себе прислугу среди пришлых? Вы верно путаете, Гай.

В ее голосе не было ни волнения, ни тревоги, одна только скука и легкое удивление. Если бы Гай смотрел ей в лицо, то увидел бы и чуть вздернутую бровь, и насмешливую улыбку на губах. Но он не поднимал взгляда. А потому заметил лишь, как пальцы Мэриан сжались, обхватывая кубок — слишком крепко, до побелевших костяшек.

В разговор внезапно вмешался Торнтон. Перегнувшись через Вейзи и леди Мэриан, размахивая стиснутым в кулаке, но все еще не надкушенным пирожком, он заорал так, что слышно было, наверное, даже на конюшне:

— Так вот где ты ее прятал, Гизборн! У невесты своей прятал! Думал, если она теперь замуж за другого выходит, то я и не догадаюсь?!

Этот самый «другой» вольготно откинулся на спинку кресла и с интересом наблюдал за разыгравшимся представлением. По влажному блеску мутных глаз Торнтона и ехидной ухмылке на губах Вейзи Гай понял, что тот специально весь вечер накачивал дорогого гостя лучшим вином из подвалов Ноттингема.

— Ты идиот, Торнтон, — невозмутимо произнес Гай, делая вид, будто ничего необычного не происходит.

— От идиота слышу! — взбеленился зять. — Думаешь, если жена от меня сбежала, то я теперь такой же слизняк, как ты? Но ничего! — он погрозил пирожком. — Я найду ее и за волосы приволоку домой! Добрая порка пойдет ей на пользу. А ты! — он снова угрожающе потряс пирожком. — Ты девку даже до алтаря довести не смог! Она раньше сбежала! Как был слабаком и неудачником, так и остался! Жалкий прих…

Схватив Торнтона за шею, Гай подтянул его к себе поближе одним резким движением, провезя лицом по столешнице. Ахнула Мэриан. В зале, доселе наполненном шумом разговоров и звяканьем посуды, наступила тишина. Только извивающийся Торнтон хрипел, пытаясь что-то сказать. Гай усилил нажим и наклонился к зятю.

— Еще одно слово, Джон, — он старался говорить тише, но получалось плохо, — еще хоть одно слово, и я заткну тебя навсегда. — Его начало потрясывать. — Моя жизнь, дорогой зять, не твоего ума дело. И я настоятельно советую тебе не лезть в нее.

Лицо Торнтона покраснело; он, наконец, замолчал, и только лихорадочно пытался вдохнуть.

— Парень, — раздалось позади Гая, — отпусти ты его, а то и вправду удавишь, пожалуй.

Голос говорившего показался Гаю знакомым. Он резко обернулся и с удивлением обнаружил позади себя человека, которого не видел уже очень давно — Гийома де Фора.

— Давай, не упрямься, — сэр Гийом похлопал Гая по плечу. — Не стоит портить дамам веселье.

Сделав над собой усилие, Гай разжал пальцы и медленно повернулся к Вейзи.

— Милорд, — слова застревали в горле, но он продолжил: — я только что вспомнил об одном неотложном деле. Могу я…

— Иди уже, иди, — скривился шериф.

* * *

Точно загнанный зверь, Гай метался по галереям и коридорам. В нем клокотала, требуя выхода наружу, ярость. Слова Торнтона, довольное лицо Вейзи и улыбка на губах Мэриан, замеченная перед уходом, не шли из головы. Шериф явно затеял какую-то очередную игру, отведя в ней своему лейтенанту роль козла отпущения. И Гаю все это не нравилось. Совсем не нравилось. Он и сам не понял, как очутился перед дверьми в шерифские покои.

— Вейзи, какого черта?! — пинком распахнув массивные створки, Гай вломился в кабинет.

— Гизборн, мальчик мой, — подняв голову от бумаг, приветствовал его шериф. И ни в лице, ни в голосе Вейзи не было ни тени издевки и насмешки, которые Гай ожидал там увидеть. Напротив, тот был спокоен и по-деловому серьезен. Гай опешил. Вся злость куда-то мигом улетучилась.

— Садись, Гизборн, — шериф кивнул на ближайший стул. Разговор обещал быть долгим.

— Милорд, — вспомнив, наконец, о почтительности и субординации, начал Гай. — Что происходит, милорд? В какие игры вы играете?

Вейзи вздохнул, отложил бумаги, которые до сих пор держал в руках, и тяжело поднялся.

— Гизборн, — заложив за спину руки и обойдя стол, вплотную приблизившись к Гаю, начал он. — Гизборн, ты ведь далеко не такой идиот, каким прикидываешься. Мне ли не знать об этом! И не хуже меня должен понимать, что все эти высокопарные речи о благе Англии, ее благополучии и процветании, которые так любят леди Мэриан и этот ее Робин Гуд, — все это красивые слова, и только, — шериф прохаживался по комнате, все так же заложив руки за спину. — Возвращение короля Ричарда, — в котором я сильно сомневаюсь, Гизборн! — не принесет Англии ничего хорошего. Никому не принесет. Кроме самого Ричарда, разумеется. Он вытрясет все, до последнего пенни, из всех жителей королевства без разбору. Он сделает нас бедняками, Гизборн! И все ради чего?!

Повисла пауза, во время которой Гай попытался осмыслить услышанное. Подобные речи были совсем нехарактерны для шерифа.

— Власть, Гизборн, власть и богатство — все это может дать нам только принц Джон. И чем раньше он взойдет на трон с нашей помощью, — а его воцарение — это только вопрос времени, — тем могущественнее мы станем в конечном итоге. Именно ради этого все, — в патетическом жесте Вейзи обвел руками комнату, — и было задумано. Если ты не забыл, конечно, Гизборн, — шериф многозначительно посмотрел на Гая, — ради чего мы пригласили сюда всех этих... людей.

Гаю, пожалуй, впервые в жизни не хватило духу, и он не смог признаться, что за всеми событиями последних дней, и правда, забыл. Но Вейзи его признание явно не требовалось:

— И тут, — какая удача! — леди Мэриан соглашается выйти за меня замуж! Жена из нее, правда, такая же, как из меня соратник короля Ричарда. Но не это главное. Главное то, что, прикрывшись моей свадьбой с леди Мэриан, мы можем совершенно открыто собрать своих сторонников на переговоры. И если бы ты, Гизборн, больше думал о нашем деле и меньше о всякой ерунде, это была бы твоя свадьба, а не моя!

— Милорд, — деланно-равнодушно попытался возразить Гай, — вам не хуже моего известно, на каких условиях леди Мэриан согласилась выйти за меня замуж. И что из этого вышло.

— Вздорная девчонка, эта твоя леди Мэриан!

— Милорд!

— И не надо мне говорить, что я неправ! Я прав! Всегда.

— Как скажете, милорд, — вынужденно согласился Гай, хотя ему было что возразить на оба утверждения, высказанных Вейзи.

— Так вот. Как я уже говорил, это большая удача для нас — моя свадьба с леди Мэриан. И еще большая удача — смерть старого дурня, отца Бернарда. Ты, кстати, Гизборн, ничего о ней не выяснил? Можешь не отвечать. Сам вижу, что ничего. Я-то все думал, как бы сделать так, чтобы не жениться на этой прокаженной, — Гай вскинулся в ответ на слова шерифа, но тот, ничего не заметив, продолжал свой монолог: — Повторять леди Мэриан и сбегать с собственной свадьбы мне не хочется. Это же так скучно, Гизборн! Но и жениться на ней... Я еще не выжил из ума!

У Гая были свои соображения на этот счет.

— Не травить же ее! — патетически воскликнул Вейзи. А затем вновь спокойно продолжил: — Хотя была у меня мысль выдать ее за какую-нибудь ведьму, — ведь приворожила же она и тебя, Гизборн, и Локсли! — и отправить на ведьмин стул. Или заявить, что она и есть Ночной Дозорный, и повесить на первом же суку, как пособницу Робин Гуда. Тут и доказывать даже нечего! Это каждая собака в Ноттингеме подтвердит! И всем бы от ее смерти только лучше было! В первую очередь тебе, Гизборн! И не надо так на меня сверкать глазами! Я ведь не столько о себе думаю, сколько о тебе! Ей-богу, Гизборн, она тебе не пара.

Гай, конечно, и сам знал, что не пара Мэриан, но слышать это от Вейзи было неприятно вдвойне.

— Я о тебе, дурне, забочусь! А ты этого не ценишь! — как ни в чем ни бывало продолжал шериф. — Кто еще скажет тебе правду, как не я? Уж точно не эта твоя леди Мэриан. Она ж только врать обучена! Одно слово, ведьма!

— Милорд! — терпению Гая пришел конец. Что ж за день-то сегодня такой, что все норовят сунуть нос в его жизнь и в его душу! Сперва Торнтон со своими... соображениями. Теперь вот шериф! — Это не ваше дело!

— Как это не мое? — удивился Вейзи. — Или ты думаешь, я не знаю, что невеста моя к тебе ночами шастает? Мне-то оно, впрочем, на руку даже — не будет мешать переговоры вести, — с безразличным, скучающим даже видом продолжал он.

Гай вскочил на ноги, опрокинув стул. Руки дрожали от злости так, что он никак не мог вытащить меч из ножен. Больше всего на свете ему сейчас хотелось схватить Вейзи за шиворот и вытрясти из этого ничтожного человечка всю душу, лишь бы заставить его взять свои слова обратно, лишь бы никогда не слышать их. Шериф склонил голову набок и окинул своего помощника заинтересованным взглядом:

— Ты что-то хочешь сказать, Гиззи?

— Да пошли вы к дьяволу! Милорд! — выплюнул Гай и вылетел из комнаты. От души хлопнув дверью, он добавил: — Чтоб ты сдох, старый хрыч!

Служанку, испуганно выглянувшую из-за угла, Гай даже не заметил.

* * *

Пожалуй, при свете луны Шервудский лес казался уже не таким уютным, как днем. Мрачные тени деревьев, ветки, цепляющиеся за плащ, шёпоты, шорохи — все это, вместе взятое, могло выбить из колеи любого, будь он даже и человеком не робкого десятка. Но Шервуд давно стал домом для Робина, и потому лесные звуки не пугали его, а, напротив, успокаивали. Луна этой ночью сияла особенно ярко, хоть и истаяла до тонкого серпа. До дня всех святых оставалось еще много времени, и все же Робину казалось, что в любое мгновение он может увидеть дев в невесомых одеяниях, танцующих на посеребренной луной траве. Жаль, Мэриан нет рядом. Без сомнения, сказочный лес очаровал бы ее.

Мэриан. При одной только мысли о ней во рту появился привкус горечи. Смелая, гордая, прекрасная Мэриан — больше не его.

Всему на свете найдется объяснение. До недавнего времени Робин верил в это так же безоговорочно, как верил двум своим сюзеренам, земному и небесному. Deus vult определяло его помыслы, Rex vult — действия. Может быть, не так прямолинейно, как должно, но простые смертные имеют право на слабости, в конце-то концов. «За Англию!» — там, на Святой земле кричали они, бросаясь в атаку. За Англию Робин готов был отдать свою жизнь, не говоря уж о таких мелочах, как богатство и честное имя. Но никогда не думал, что Англия отберет у него Мэриан. Все время, прошедшее с их последней встречи, Робин пытался понять, что за безумный план пришел ей в голову, но тщетно: он не смог подобрать ни одного мало-мальски разумного объяснения. Нельзя же было принять всерьез заявления о том, что близость к Вейзи поможет Мэриан узнать побольше о планах шерифа. Уж лучше бы она тогда обвенчалась с его помощником. Робин не собирался обманывать себя: кровь вскипала у него в жилах от одной мысли о Мэриан в объятиях Гизборна. А воображение подсовывало все новые и новые картины: Мэриан, выбегающая навстречу мужу, вернувшемуся из очередной поездки, улыбающаяся, нежно обнимающая. Мэриан — каштановые локоны, растрепанные ветром, взгляд из-под ресниц, сладкие губы. Мэриан, раскинувшаяся на подушках постели, в тонкой сорочке, сползающей с плеча… Робин ненавидел Гизборна, вечно присутствовавшего в этих видениях, безотрывно следовавшего взглядом за Мэриан, касавшегося ее так, будто она его собственность, целовавшего так, будто снова и снова ставит на ней клеймо. Но когда на месте Гизборна Робин представил Вейзи, его затошнило. Гизборн, по крайней мере, питал к Мэриан хоть какие-то чувства, к тому же был еще молод. Так отчего же не он? И к чему такая спешка со свадьбой?..

Где-то неподалеку хрустнула ветка. Остановившись, Робин огляделся вокруг и с удивлением понял, что ушел довольно далеко от лагеря. Лес здесь казался мрачнее, чем обычно, деревья росли теснее, сплетаясь ветвями, далеко вытягивая корни, то там, то тут выступающие из-под земли. Тропинка стала уже, а трава по бокам — гуще и выше. Позади, совсем рядом снова раздался треск ломающейся ветки. Робин резко обернулся: никого. И все же что-то изменилось. Некоторое время он озирался по сторонам, пока вдруг не понял, что стоит в центре небольшой поляны, а тропа, приведшая его сюда, исчезла.

— Sed libera nos a malo, — Робин поспешно перекрестился, но наваждение не рассеивалось.

— Что за чушь? — громко поинтересовался он у самого себя. — Ведь как-то я сюда пришел!

Ответа не последовало. Да и кому было отвечать? Ветер, игравший с листьями, утих, и лес стоял недвижимо, точно войско, изготовившееся к битве. Ни птичьего крика, ни стрекота цикад. Тяжелая, плотная тишина.

Робин медленно повернулся назад. Дорожка, уходящая вглубь чащи, была на месте, больше того, выглядела шире, чем прежде, вдалеке же, за деревьями, мерцал огонек, похожий на пламя далекого костра. Робин обнажил меч, на всякий случай воззвал к святому Михаилу и зашагал вперед.

Трава, вначале пружинившая под ногами, становилась все мягче и реже, уступая место песку. Робин шел, не останавливаясь, но пламя, мерцающее вдали, ближе не становилось, хоть в воздухе отчетливо запахло дымом. Что слева, что справа — бесконечные сплетения ветвей и корней, да белесые языки тумана, скользившие между ними словно змеи. Песка становилось все больше и больше, пока Робин не начал увязать в нем. Он оглянулся, но позади туман поднимался уже сплошной стеной, поглощая лес и сливаясь с небом.

Каждый шаг давался труднее предыдущего; песок собирался в небольшие кучки, те, в свою очередь, сливались в кучки побольше. Капля пота скатилась по виску, за ней вторая. Робин утер лицо рукавом, подумав, что становится необычно жарко для английской, хоть и августовской ночи. Было в этой мысли что-то беспокойное, но что — он не понимал. Песок доходил ему уже до середины икры, горячий песок, так похожий на пески Палестины.

— Pater noster qui in celis es, — знакомые с детства слова сами собой слетали с губ давно забытой скороговоркой. — sanctificeur nomen tuum…

Подул ветер, сухой, обжигающий. Он срывал листья и бросал их Робину в лицо пригоршнями песка. Опалял деревья своим дыханием, и те рассыпались, превращаясь в песчаные холмы. А потом некуда уже было идти, повсюду, куда ни повернись — налево, направо, назад — был песок, и ничего кроме песка. Робин остановился. Легкие разрывались от раскаленного воздуха, и он никак не мог вдохнуть достаточно. Голова кружилась, по лицу безостановочно катились крупные капли пота.

— Fiat voluntas tua… — потрескавшиеся губы еле шевелились, а во рту было так сухо, будто он не пил уже несколько дней. — Sicut in celo et in terra…

Меч выскользнул из ослабевшей руки и утонул в песке. Шум в ушах нарастал и, наконец, прорвался пронзительным пением. Рассудок твердил Робину, что священникам мусульман неоткуда взяться в Англии, но его доводы звучали все тише, а причитания муэдзинов все громче. И когда Робин упал на колени, не в силах стоять, и поднял лицо к небу, он увидел там вместо истончившейся луны налившееся красным солнце. Проклятое солнце Святой земли.

Кожу на лице то ли жгло, то ли царапало, хотелось провести по ней ногтями и содрать. На зубах хрустело, в глазах рябило. Он лежал, смотрел на собственную тень на песке и думал: какая жалость, что нельзя за ней спрятаться. Когда появилась вторая тень, ему хватило сил, чтобы поднять отяжелевшую от дурного жара голову. Перед ним стояла то ли смерть, то ли девушка. Сизое марево на фоне сверкающего песка. Ветер, которого Робин не чувствовал, развевал свободные концы ткани, покрывавшей ее с ног до головы так, что только глаза были видны сквозь узкую прорезь.

— Робин, — он почему-то знал, что под чадрой скрывается довольная улыбка, — что же ты лежишь? Твоего короля убивают, Робин, а ты не спешишь к нему?

Он слышал, много раз слышал истории о чудесах, где в таких же обстоятельствах воин поднимался с колен, делал шаг, потом ещё шаг, а дальше рука поднимала меч, и враги валилсь кругом как снопы во время жатвы, но он не герой легенды, он даже просто не герой. Только тело вдруг воспарило над песками, тенями и женщинами в тёмных одеждах. И увидел он землю и небо, и битву вдали, и себя, поспешающего на эту битву, и ту женщину, стоявшую далеко в стороне, словно соляной столп, а дальше глаза его обратились к колышущейся синеве, и он больше не видел ничего, только чувствовал, что летит, летит, и падение его близко.

Но ее голос не оставлял его, продолжая звучать все также близко — нежный голос, сладкий точно хаш:

— Ну что же ты, Робин? Твои друзья гибнут один за другим, неужели ты оставишь их, как оставил меня?

«Кого меня?» — хотел он спросить, но язык по-прежнему не слушался.

Снова подул несуществующий ветер и унёс его несказанные слова куда-то в раскалённое марево. Он хотел бы видеть губы, клеймившие его столь горькими словами, и призрак ветра послушался. Со следующим порывом ткань на лице растаяла, словно тучи над морем, и теперь перед ним возникло лицо женщины. И слова зазвучали снова, только теперь их произносила не безликая тень, а нечто узнаваемое, близкое, далекое и живое.

— Ты ведь только и ждал, чтобы бросить меня. Уехал с королем, даже не оглянувшись. Не вспоминал обо мне, проводя время с другими. И даже возвратился ты не ко мне.

— Неправда, — он все же сумел вытолкнуть из себя слово, пусть одно, но сумел, прохрипел его, выдавливая последний воздух из легких. — Я возвращался к тебе. Я… Ты мне дороже всего на свете…

— Да неужели? — Она расхохоталась. — А как же Англия, Робин?

— Ты для меня и есть Англия, — капля дождя упала на губы, и он поспешно слизнул ее. — Ты мой лучший сон.

Он засыпал с болью и просыпался с болью. Бывало так: вечером сидишь с другом у костра, говоришь о доме, родных, невесте оставленной, а на следующий день его приносят в лагерь на плаще, по частям, и не все части собираются в единое целое. Сколько мест ему пришлось посетить, чтобы поведать о том, что сын, брат, жених остался под жарким солнцем ненужного никому края. Да, ненужного! Это в церкви, слушая библейские притчи, Робин представлял цветущий, словно райский сад, город Иерусалим и окрестности. Ему казалось кощунством, что по тем же самым дорогам, где мирно шествовал ослик Иосифа и Марии, сейчас ходят толпы нечестивцев. Нет того сада, и дороги поросли травой. А сердце Робина очерствело. Он убивал, чтобы не быть убитым. Чтобы не быть убитым королю. Вот это было понятно. А больше не осталось ничего, даже воды из самарянского колодца.

Капли падали на лицо...

Ее теплые губы коснулись его в подобии поцелуя.

— Только ты мне больше не снишься, Робин, — он чувствовал ее дыхание на своей щеке. — Ты мне больше не нужен. Вот беда-то, — она снова рассмеялась, и продолжала смеяться, отстранившись от него, а ее лицо менялось, и черты расплывались, и глаза потемнели, а небо в них обратилось корой дерева.

Даже с закрытыми глазами Робин чувствовал, что вокруг него больше нет пустыни. Где-то далеко над ним ветер теребил кроны деревьев, и они отвечали ему шелестом листьев. Перекликались птицы, пахло травой, грибами и дождем. В спину упиралось что-то твердое, узкое и длинное — должно быть, он лежал на одном из выпирающих корней. Голова же, напротив, покоилась на чем-то мягком. Робин повернул голову, потерся лицом о гладкую ткань, по-прежнему не открывая глаз, прошептал:

— Мэриан.

Тишина. Сердце бьется медленно, неохотно, то и дело пропуская удар-другой.

— Мэриан?

Не вовремя эта мысль, но желудок будто набит камнями, надо бы открыть глаза, понять, где он, кто с ним?

Тело едва слушается, с колен, — если это колени под шелковым платьем, — он буквально сползает на землю. Кажется, по щеке муравей ползёт...

— Слышишь меня?

Лица касаются чьи-то пальцы. От них пахнет горечью и дымом. Робин протягивает руки, пытаясь поймать неузнанные, но такие знакомые ладони.

— Слышишь меня?

Он слышит, но не слушает, над лицом колышутся волосы, задевают, щекочут, горчат.

— Мэриан.

И вздох. И его пытаются перевернуть, уложить лицом в прелую, пряную листву, утопить в ней, как в песке. Робин рвётся из тех самых последних сил, руки в отчаянии сжимают чужую шею, цепляясь за неё в последней надежде гибнущего.

То ли всхлип, то ли вскрик рвется из-под его пальцев, она — Мэриан? Ты ли это, Мэриан? — отшатывается, и Робин не в силах удержать ее, не в силах удержаться сам, валится назад. Затылок обжигает болью, а потом, наконец, настает ночь.

* * *

Мэриан свернулась клубочком, пытаясь хоть немного согреться. Сегодняшний ритуал оставил ее обессиленно лежащей все на той же волчьей шкуре, неспособной встать даже на четвереньки, не то, что на ноги. Утешало только одно: через два дня все будет кончено. Как и в чью пользу, уже неважно. Лишь бы не приходилось больше смотреть на свою кровь, тонкой струйкой стекающую в чашу. Лишь бы не мерзнуть больше, лежа на полу пещеры. Лишь бы оставить все это позади.

«Жизнь была сцепленьем неудач —

И смерть не удалась».

Эдмон Ростан,

«Сирано де Бержерак»

Шериф Ноттингемский славился непредсказуемостью нрава и любовью к распорядку дня. К первому слуги постепенно привыкли, а второе их откровенно радовало. Каждый в замке знал, когда шериф имеет обыкновение подниматься с постели, когда следует подавать обед, а когда — прибираться у милорда в кабинете. Для последнего занятия самым подходящим временем было раннее утро, пока шериф еще почивает. Именно таким чудесным ранним утром некая юная девица и направлялась в шерифов кабинет. Все ее мысли, впрочем, вертелись не вокруг уборки, а вокруг молодого плечистого мельника, с которым она третьего дня повстречалась на рыночной площади. Стоит ли удивляться, что Вейзи девица заметила, только подойдя к столу.

— Прошу прощения, милорд, — затараторила она. — Я только посуду заберу и пойду, я мигом, вы даже и не заметите!

Милорд и вправду ее не замечал. Уткнувшись лбом в сложенные на столе руки, он спал, мирно и тихо.

— Я быстренько, я только туточки, — девица суетливо сгребла со стола остатки вчерашних пирожков с морковью и потянулась за одним из двух кубков с недопитым вином. С этого момента время словно ускорилось вдвое: пол под правой ногой оказался вдруг скользким, девица с размаху хлопнулась на стол грудью, задев при этом шерифа, и очутилась с ним лицом к лицу.

Несколько мгновений она, не моргая, смотрела на оскалившегося в улыбке Вейзи, потом медленно выпрямилась, все так же не сводя с него взгляда, и, набрав в легкие воздуха, завизжала что было мочи.

Не прекращая визжать, она обогнула стол и начала пятиться к двери.

* * *

Алана, с утра пораньше вломившегося в покои Гизборна, просто распирало поделиться с патроном новостью. Еще бы, виданное ли дело, поди не каждый день шерифы Ноттингемские мрут точно мухи! И поди не каждый день такие простые трудяги, как он сам, Алан Э'Дейл, становятся личными помощниками шерифа нового. От одних только мыслей об открывающихся перспективах у Алана начинала кружиться голова.

— Доброе утро, Гай! — с порога возвестил вышеозначенный новый личный помощник. -Отличный день, да? Солнышко светит, птички поют, шериф помер...

— Э'Дейл! — взревел разбуженный Гизборн. — Иди ты к дьяволу со своими птичками, а главное — со своим шерифом!

— Только вместе с тобой, Гай, — усмехнулся тот. Гизборн застонал и поглубже зарылся в подушки. Видать, вчерашние возлияния с Вейзи не прошли даром... «К слову о Вейзи», — подумал Алан.

— Гай, ты хоть слышал, что я тебе про шерифа-то сказал?

— Ну?

— Вейзи-то наш преставился, — Алан деланно истово перекрестился. — Поговаривают, будто дьявол его забрал. Да только брешут все, — равнодушным тоном продолжал он, открывая окно. — А вот слухи про то, что последним из покоев Вейзи выходил сэр Гай Гизборн, без пяти минут новый шериф Ноттингемский, они куда интереснее.

— Что за чушь ты мелешь?! — как был нагишом, Гизборн вскочил с постели и подлетел к Алану, хватая того за грудки.

— Вот только без рук! Как есть, так и говорю, — Гизборн явно нехотя отпустил его. — Слухи по замку ходят. Еще немного — и до Ноттингема дойдут. А мое дело что? Мое дело не слухам верить, мне за это не платят. Мое дело слухи эти до кого надо донести. А то не ровен час, повесят тебя, Гай, за убийство Вейзи, и куда я? Обратно в лес, на большую дорогу? Вот уж спасибо!

— В темнице сгною, — мрачно пообещал Гизборн, прихлебывая из стоящего на столе кубка остатки вчерашнего вина.

— Тоже мне, напугал, — беспечно отмахнулся Алан. — Где ты еще такого, как я, возьмешь?

— Почему я все узнаю последним? — все так же мрачно продолжал допытываться Гизборн.

— А это ты, сэр Гай, у шпионов и осведомителей спроси. Я-то за что купил, за то и продаю.

— Штаны с рубахой подай, — буркнул Гизборн, сосредоточенно рассматривая кубок, который все еще держал в руках.

— Штаны-то обычные? Или парадно-выходные? — съязвил Алан, склонившись над сундуком с одеждой.

— Поговори мне тут, — Гизборн так и не оторвался от созерцания кубка.

Алан вывалил на пол черный ворох, в котором пытался найти требуемые штаны.

— У Гуда, у того барахла больше, но поди ж найди тут что. Оно ж все черное, и все на одно лицо! — бубнил Э'Дейл. — И куда он только вчера все дел? Не голым же от очередной бабы пришел? Хотя лучше бы от бабы... — Алан украдкой бросил взгляд на патрона — не слышал ли, — а затем продолжил на все лады склонять его забывчивость.

— Дьявол! — вдруг ни с того ни с сего заорал Гизборн. А следом о противоположную стену ударился и тяжелый медный кубок. — Дьявол все побери...

— И незачем так орать, — Алан продолжал копаться в ворохе черной одежды.

— Дай сюда, — Гизборн выхватил у него из рук первые попавшиеся штаны и рубаху и натянул на себя. — И прибери тут все, — направляясь к выходу, приказал он.

— Вот и вся благодарность, — буркнул Алан, когда дверь за начальничком захлопнулась. — За кого он меня вообще принимает?! Служанка я ему что ли...

* * *

Дверь за Гизборном гулко захлопнулась. Пропади этот Алан пропадом! И какая только нелегкая толкнула Гая под руку, что он сдуру, не иначе, позвал того к себе на службу. Тогда Гай полагал, что мошенник будет ему полезен... Какой же он все-таки идиот! Прав, прав милорд, тысячу раз прав!

Милорд...

Мысль о его смерти никак не желала укладываться у Гая в голове. Отчего-то именно сейчас ему казалось, что такое совершенно невозможно — чтобы Вейзи вот так взял и помер. Гаю всегда казалось, что если Вейзи и отправится на тот свет, то только с плахи или от руки Гуда, или в результате провала одной из своих бесконечных интриг, но чтобы вот так, как простой виллан, умереть во сне... Было в этом что-то неправильное. Впрочем, Гай готов был поставить все свое годовое жалование, что сам Вейзи нашел бы подобную шутку чрезвычайно удачной.

Вдруг размышления Гая, равно как и его продвижение по темным замковым коридорам, резко прервали.

— Смотри, куда пр... — начал он и осекся — прямо перед ним стоял ухмыляющийся Торнтон.

— Спешу поздравить тебя, дорогой шурин, — начал тот. — Как выгодно все для тебя устроилось!

— Твои слова принцу Джону в уши, — ответил опешивший Гай.

— Всенепременно, дорогой шурин, — Торнтон только что не мурлыкал от удовольствия. — Вот только решу, какие именно слова, и сей же час отправлюсь к Его Высочеству.

— Ты что же, угрожаешь мне, Торнтон?! — деланно невозмутимо сложив на груди руки и приподняв бровь, уточнил Гай.

— А ты что же, думал, тебе все с рук сойдет? — с неожиданной злобой в голосе поинтересовался в ответ зять. — После вчерашнего-то?

Ухмылка его превратилась в неприятный оскал.

— Надо было придушить тебя, Торнтон, как собаку, — равнодушно ответил Гай. Внутри него снова начинала подниматься ярость. Он уже сожалел, что послушал накануне де Фора и отпустил Торнтона. Воистину, надо было придушить, пока была такая возможность, а там...

О том, что стало бы с ним после, Гай предпочитал не думать.

— Что, Вейзи ты так и душил — как собаку? — глумливо хохотнул Торнтон. — Или что поблагороднее выдумал? На священника, говорят, клинка не пожалел, а шериф что же — рылом не вышел?

Ярость накрыла Гая с головой, захлестнула, точно морская волна прибрежный песок, заклокотала в груди, и из горла вырвалось только нечленораздельное "Тор-р-рнтон!", когда он дрожащими от этой ярости руками схватил зятя за горло.

— Много ты знаешь, Торнтон! Может, это ты Вейзи и придушил, а?

— Я бы придумал что поумнее, дорогой шурин, — просипел Торнтон, в свою очередь схватив Гая за руки и одновременно заехав ему коленом в живот. — В отличие от тебя…

Следующий удар пришелся по ребрам, затем — несколько ниже пояса.

От неожиданности и боли Гизборн сдавленно охнул и выпустил добычу из рук. Потерявший поддержку Торнтон начал сползать по стенке, к которой прижимал его Гай, когда тот врезал ему со всего размаха в ухо. В чем заключалось его, Торнтона, отличие от Гизборна, самому Гизборну узнать так и не пришлось.

— Что, неужто сам метишь на место Вейзи? — уже не сдерживая ярости, рявкнул он.

Торнтон, осевший на пол и нелепо возивший по нему пятками, вдруг подцепил ногу Гизборна, и тот потерял равновесие. Когда Торнтон уже навалился на него сверху, в коридоре показалась леди Мэриан.

— Сэр Гай! Сквайр Торнтон! Что вы делаете?! — вскричала она.

Не обращая на нее внимания, Торнтон вцепился в рубаху Гая и встряхнул его так, что тот со всего маху приложился головой об пол.

— Джон, отпустите его! — продолжала голосить Мэриан.

— Леди Найтон, — прохрипел Гизборн, пытаясь спихнуть с себя Торнтона, — уж не думаете ли вы, что я стану прятаться за вашей юбкой?

— Первая дельная мысль от тебя, Гизборн, за все время нашего знакомства! — наигранно изумился родственничек и неожиданно ослабил хватку. — Тебе бы лет семь назад об этом задуматься. Глядишь, и юбку бы поприличнее отхватил!

— Что ж сам-то не отхватил, коли такой умный, а польстился на бесприданницу? — Гай наконец спихнул Торнтона с себя и поднялся на ноги. Мэриан одарила его возмущенным взглядом.

— Как вы можете, сэр Гай! — начала она. — У всех на виду кататься по полу, точно чернь!

Гай отстраненно подумал, что сложно оказаться у всех на виду, будучи в не самом освещенном коридоре.

— А вы, — Мэриан повернулась к Торнтону, отряхивавшему одежду, — от вас, Джон, я и вовсе такого не ожидала!

— Вы что же, дорогая моя леди Мэриан, полагали, что я имею обыкновение подставлять левую щеку, схлопотав по правой? — надменным тоном осведомился он, продолжая отряхиваться.

— Я полагала, — не сдавалась Мэриан, — что в час, когда душа моего убиенного жениха вопиет о правосудии, — тут она прервалась, чтобы утереть глаза, за мгновение до того — Гай мог бы поклясться в этом! — бывшие абсолютно сухими.

Не дожидаясь окончания тирады, Торнтон усмехнулся и повел рукой в сторону Гая:

— За правосудие у вас теперь мой шурин отвечает. Пока.

Гай подумал об убийце, свободно разгуливающем по замку, о баронах, что со дня на день должны съехаться в Ноттингем со всех концов Англии, и решился:

— Ты ведь судья, Торнтон, — тебе и карты в руки.

— Да, — неожиданно поддержала его Мэриан, — вы ведь судья, Джон. Королевский судья, — с придыханием повторила она. — Должно быть, у вас большой опыт по части преступлений.

Торнтон взглянул на нее несколько удивленно:

— Преступников мне доводилось видеть немало. Но…

— Значит, само небо послало нам вас, — Мэриан сжала руки в абсолютно несвойственном ей молитвенном жесте и подалась вперед. Ткань платья натянулась, плотно облегая грудь. Внезапно Гаю почудилось, что когда-то он уже видел подобную сцену. Тогда, как и сейчас, Мэриан поводила плечами, бросала томные взгляды из-под ресниц и сладко улыбалась, с той лишь разницей, что теперь все эти блага земные адресовались не графу фон Биттельбаху, а напыщенному идиоту Торнтону. Стало быть, сплошное притворство, и ничего более. А, значит, и все слова, что она говорила Гаю — то же притворство. Да и слетало ли хоть одно правдивое слово с ее губ? Ложь, все ложь, липкая, скользкая. Гая передернуло. Торнтон, покровительственным тоном объяснявший Мэриан, в чем состоят обязанности королевского судьи, удивленно взглянул на шурина.

— Леди Мэриан, Торнтон, — Гизборн коротко поклонился. — Вынужден вас оставить. Дела, знаете ли, не ждут.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и быстрым шагом направился в противоположную сторону.

В кабинет шерифа Гай ворвался, хлопнув дверью о стену так, что у самого в ушах зазвенело. С полок ему навстречу скалились черепа, и в этих оскалах Гаю почудилась издевка — спеши мол, не спеши, все равно опоздал, как и всегда.

Вейзи полулежал на столе, уткнувшись лбом в сложенные руки, и Гай вдруг подумал, что шериф сейчас выпрямится и рассмеется, радуясь удавшейся шутке. Вздрогнув от этой мысли, Гай в три шага обогнул стол. В следующее мгновение его замутило. Он не знал точно, от чего — то ли от густого запаха крови и нечистот, то ли от вида перекошенного лица Вейзи, измазанного кровью же и рвотой.

С усилием сглотнув, Гай сделал первое, что пришло в голову — рявкнул на нескольких слуг, мнущихся на пороге:

— Что встали? Покойников не видели? Живо убрать здесь все!

— Да как же, милорд шериф ведь тут, — перекрестился один из слуг. За ним начали креститься все остальные.

— Милорда шерифа отнести в спальню, — начав раздавать указания, Гай несколько пришел в себя. — Обмыть и одеть достойно!

Слуги, очевидно, решив, что дурной нрав Гизборна опаснее усопшего шерифа, двинулись вперед, подталкивая друг друга. Двое посмелее приблизились к столу.

— Ну-к, Эни, подсоби, — один из них обхватил Вейзи сзади. Второй нехотя взялся за ноги покойника, и они потащили его из комнаты.

Гай окинул взглядом стол: изрядное количество свитков, несколько, лежавших ближе к центру, испачканы — то ли кровью, то ли… Кроме документов, на столе присутствовал кувшин с вином. Рядом стояли два кубка, один почти пустой, второй все еще наполнен до краев. Чуть ближе к краю сверкало серебряное блюдо, на котором лежали пирожки. По всей видимости, те, которыми вчера шерифа потчевала Мэриан. «Надо же, и вправду они ему понравились», — удивился про себя Гай. Голова закружилась, его вдруг повело в сторону. Покачнувшись, он ухватился за край стола, невольно всмотрелся в остатки трапезы шерифа и вздрогнул: среди пирожков примостился буроватый, в запекшихся потеках крови кусок мяса, когда-то бывший языком.

* * *

— Эх, жизнь моя... — заунывно протянул Алан, разглядывая очередную черную гизборнову рубаху. — А как же скандалы, интриги?.. Где приключения, я вас спрашиваю? — многозначительно вопросил он у стен, откидывая рубаху к ее сестрам-близнецам, так же, как и она, нуждавшимся в починке. — Не на такую работу я нанимался, точно нет, — Алан встал и, поддев лежавшую на полу кучу тряпья, отчего та разлетелась по всей комнате, заключил: — Так дело не пойдет! Надо найти кого-нибудь другого, более подходящего для такой работы, — с этой мыслью он вышел из комнаты и отправился на поиски.

— Эй, красавица! — завидев в одном из замковых коридоров спешащую куда-то служанку, окликнул он ее.

— Да, господин? — поспешно ответила та, неловко кланяясь ему. Алану изрядно польстило такое обращение.

— Наш новый шериф, сэр Гизборн, — напустив на себя побольше важности начал он, — поручил тебе разобрать сундуки и привести в порядок его одежду.

— Но как же... — залепетала девушка, даже имени которой Алан не знал.

— Тебе оказана великая честь! — напыщенно возвестил Алан, словно и вправду верил, что подобное слово можно отнести к разбору гизборновых пожитков.

— Да, господин, — сникла девушка, — как прикажете, господин, — снова кланяясь, произнесла она и со смиренным видом отправилась выполнять поручение. Алану не было дела до ее терзаний, вот только...

— Эй, дуреха! — окликнул он ее, и она поспешно обернулась. — Покои сэра Гизборна находятся в другой стороне, — и Алан направился в Ноттингем — ему многое предстояло узнать.

* * *

По Ноттингему ползли слухи. И не абы какие, вроде тех, что, дескать, одна из замковых кухарок принесла в подоле шерифовому помощничку ребенка. Кого этим удивишь? У того душегуба, поди, в каждом городе по мальцу растет. Эти слухи были иные. Пугающие. Из уст в уста тишком жители Ноттингема передавали страшную весть: завелась, мол, в городе нечисть страшная, страшная и ужасная. Она отца Бернарда и порешила. А потом взялась и за шерифа, и даже за самого Робин Гуда. Шепотки множились, и люди гадали — кто будет следующим. Странным образом, народа на улицах от этого не убавилось, а на рыночной площади так и вовсе было не протолкнуться. Алан дивился людскому воображению, но в споры не вступал, знай себе ахал да поддакивал. Он лучше многих знал, что порой среди таких вот пересудов можно ухватить и толику правды, потянуть за неё как за ниточку, а там, глядишь… Тут его хлопнули по плечу:

— Алан! Вот ты где! Я тебя везде ищу!

— Джак? Что ты здесь делаешь?! — обернувшись, удивился Э'Дейл.

— Алан, Робин куда-то пропал...

— Увы, ничем не могу помочь: в замке его нет, а лес...

— Да в том-то и дело, что мы обшарили весь Шервуд! Уилл говорит, что после встречи с Гизборном Робин отправился в лагерь. Но так и не дошел туда.

— Мало ли, куда он пошел? Может, у него это, свидание? — предположил Алан. Джак скептически посмотрела на него в ответ.

— Это точно не Гизборна рук дело? — продолжала она гнуть свое.

— Побойся бога, Джак! — воскликнул Алан и осекся. — Заняться ему больше нечем. У нас тут и без Робина, — он махнул рукой, не в силах в двух словах описать все случившееся за последние несколько дней.

— Да, отец Бернард... Я слышала. Жаль его, хороший был человек.

Алана передернуло.

— Жаль, ага, — поддакнул он. — А про смерть его ты, случайно, ничего не слышала? Сплетни там какие подозрительные, или видела кого...

— Да нет, — подумав, ответила Джак. — А тебе зачем? — тут же настороженно добавила она.

— Да так, — Алан пожал плечами. — Любопытно просто. Говорят, дьявол его унес.

— Дьявол! Скажешь тоже!

— Ну, а что он, не человек что ли, отец Бернард? Его и дьявол уже забрать не может? Вейзи же вот забрал...

— Вейзи?! — изумилась Джак. — Что ты несешь?!

— Да преставился наш шериф. Поди весь город только о том и говорит.

— Вот так вести! А ты точно ничего не путаешь, Алан?

— Да я своими глазами его видел! — оскорбился он. — А ты точно про смерть отца Бернарда ничего не знаешь?

— Да нет же! Тебе-то что за дело?

— Да так... — повторил Алан, почесав в затылке.

— Значит, говоришь, не знаешь, где Робин? — Джак пристально посмотрела на бывшего товарища.

— Вот те крест, — Алан размашисто перекрестился. — Последний раз видел его со Скарлеттом в лесу. А может, это Уилл его, а? От ревности, — он игриво подмигнул собеседнице.

— Дурак, — она развернулась и пошла прочь.

— Джак! Джак, куда ты?! Я же пошутил! — закричал ей вслед Алан, но Джак даже не обернулась. — Вот всегда так, — проворчал он. По рынку бродить ему отчего-то расхотелось, и он решил попытать счастья и попробовать что-нибудь выведать в ближайшем кабаке, куда и направился, повторив себе под нос: — всегда так.

Правда, как именно "так", он и сам не толком не понимал...

* * *

День уже близился к вечеру, когда Алан возвратился в замок. Наскоро расспросив стражника у ворот и том, чем занимаются Торнтон и новый шериф, сэр Гай Гизборн, (Алану нравилось пробовать это словосочетание на вкус: шериф сэр Гай Гизборн, — словно шерифом стал он сам), Алан направился на кухню.

Весь день у него в мозгу свербела мысль: если Джак так сильно любит своего Уилла, что смертельно обижается на такую глупую подначку, то почему его, Алана, никто не любит? И чем больше кружек эля он выпивал, тем сильнее эта мысль зудела, пока не превратилась в настоятельную потребность спросить.

— Вот скажи мне, красавица, — ввалившись в кухню, Алан обратился к кудрявой поварихе, как и накануне месившей тесто, — почему никто меня не любит, а? Вот чем я нехорош?

Повариха обернулась и... оказалась вдруг поваренком, ломающимся голосом вопросившим:

— Чо?

Из противоположного угла раздался смех.

Алан опешил.

— Неужто тебе мальчики нравятся? — Мэг все так же продолжала смеяться. — А я-то думала...

— Уж и ошибиться нельзя, — буркнул Алан, направляясь к ней. Едва ли не впервые в жизни он чувствовал себя смущенным. Глупо получилось, да.

— Отчего ж нельзя? Можно, — последовало миролюбивое дозволение.

— Слышала новости? — вновь обретая уверенность, Алан привалился бедром к столу, на котором высилась груда чистой посуды.

— Слышала, отчего ж не слышать.

— И?..

— Неужто это ты шерифа убил? — ахнула Мэг.

— Тьфу на тебя, — досадливо скривился Алан. — Нет что хорошее сказать!

— Вот так вот сразу и тьфу?

— Ну, может и не сразу, может, и не тьфу, — замялся Алан и сделал маленький шаг назад: огромная медная сковорода отчего-то показалась ему угрожающей. — А вот скажи-ка мне, милая Мэг…

— Какая я тебе милая!

— Мэгги, — услужливо согласился Алан, уклоняясь от полотенца, которым до этого Мэг вытирала большое блюдо. — О душегубе больше ничего не слышно?

Мэг задумалась, устремив взгляд в потолок, а потом горестно вздохнула:

— Так я сегодня за целый день из кухни ни ногой. Элси строго-настрого запретила. Нечего, говорит, по улице шастать, когда вокруг дьявол так и вьется! — она сделала страшные глаза, явно передразнивая старшую кухарку, и расхохоталась.

— Дьявол, говоришь... — задумчиво повторил Алан, дивясь тому, сколько людей поминали дьявола, обсуждая смерть Вейзи. Впрочем и сам Алан кое-что припомнил и потому добавил, смеясь вместе с Мэг: — Ты мне, помнится, пирожков в прошлый раз обещала!

— Обещанного три года ждут! — наставительно помахала пальцем у него перед носом нахалка. — А пирожков, может, и поболе. Вот шериф откушал, царствие ему небесное, — тут Мэг напустила на себя богобоязненный вид, поджала губы, но в глазах всё равно плясали смешинки, — и где он теперь?

-Так ты думаешь, это он с пирожков того, преставился? — изумился Алан. Он отчего-то думал, что отрава была в вине.

— А чем же еще? Ты эти пирожки видел? А пробовал?

— Да они ж с морковкой! — Алана аж передернуло от отвращения.— Кому такую гадость есть в голову придет!

Только сказав это, он подумал, что пирожки-то, может, Мэг и пеклись. Хотя нет. Не могла же она сама себя обвинить в таком злодействе?

— Ну, так шерифу же пришло!

— А пирожки кто готовил? — оставив подначку без ответа задал Алан волновавший его вопрос.

— Знамо дело, кто — леди Мэриан.

Алан закашлялся:

— Мэриан?!

— Она самая, — Мэг огляделась по сторонам и чуть тише продолжила, — пришла сюда что твоя королева, нос кверху, губы надула — и ну приказы раздавать. Тут не стой, сюда не подходи, тесто не трожь, на начинку и взгляда не брось… А говорили, добрая она.

От удивления Алан на миг потерял дар речи: и это — Мэриан? Та самая Мэриан, которая еще до возвращения Робина грабила шерифа и раздавала деньги бедным? Которая ради них пошла на унижение? Которая... Нет, Алан решительно не мог поверить в это. Хоть Мэриан и изменилась в последние дни, но чтоб настолько?

— Ты, верно, путаешь, Мэг, — возразил он.

— Да ничего я не путаю! — разгорячилась Мэг. — Чай, невеста у нашего шерифа одна была, других охотниц не нашлось!

У Алана даже рот открылся сам собой от удивления.

— Это ты что же, ты хочешь сказать, что это Мэриан шерифа отравила?

Мэг опять призадумалась.

— Ну, дурой-то она мне не показалась, — вздохнула она. — А шерифа отравить перед свадьбой — дурой надо быть. Травила б уже после, что ли... С другой стороны, тогда ей же с ним бы пришлось...

Тут Мэг замолчала и покраснела до ушей.

Алан не сдержался и рассмеялся в голос:

— Да уж, Вейзи — это не Робин, и даже не Гизборн!

Мэг покраснела пуще прежнего.

— Да что б ты понимал, охальник, что бабе от мужика надо! — прогремело сзади, и тут же в воздухе свистнуло полотенце. Алан едва успел увернуться. — Шериф хоть и не так уж молод был, а дело свое знал! А вам, молокососам, что? Сунул-вынул и пошел! — все больше расходилась так некстати появившаяся Элси. — А ты что встала опять? Ишь, язык распустила, уши развесила! Вот так-то на красивую рожу позарятся, а потом детей в подоле тащут!

Алан оскорбился:

— Может, у меня честные намерения?! Что сразу под одну гребенку-то? Или то, что я у Гизборна служу, сразу делает меня Гизборном? И если он сделал кухарке ребенка, то, значит, и я такой же?!

— Ишь ты поди ж ты, намерения у него! Знаю я твои намерения! — не сдавалась Элси.

— Много ты знаешь, я смотрю! — огрызнулся Алан и уже под нос себе добавил: — Вздорная баба!

— Да уж поболе твово! А коли намерения у тебя, так и веди себя как положено!

— Это кем это и куда положено-то? — щеки Мэг по-прежнему полыхали, губы дрожали, а голос стал только звонче. — А меня вы спросили, нужны ли мне его намерения? Да, может, я замуж вовсе и не собираюсь! Может, я… Я, может, в монастырь уйду! Вот!

— Куда-куда? — переспросил Алан. — Делать тебе больше нечего! Там же поди тоска смертная!

— Зато руки никто не распускает, и не командует никто! Знай себе, боженьке молись!

— Ишь чего, девка, выдумала! В монастырь! А работать кто будет?! — возмутилась Элси.

— Это я что ли распускаю? — почти не в шутку оскорбился Алан.

— Ну, не я же, — буркнула Мэг, отвернувшись к своим тарелкам.

— Ты вот что, — распорядилась Элси все тем же командирским голосом, — давай-ка, заканчивай тарелками перебирать. Вечереет скоро, а у нас и на стол подать нечего. А ты, — повернулась она к Алану, — не мешай девке работать. Завтра её на ярмарку своди что ли... Раз намерения у тебя. Да смотри мне! — она угрожающе помахала полотенцем. Тут у плиты что-то загрохотало, и Элси поспешила туда, костеря незадачливого поваренка на чем свет стоит.

Дождавшись, пока Элси скроется в противоположном углу кухни, Алан нагнулся к самому уху своей названной пассии:

— Ну, так что, Мэгги, пойдешь со мной на ярмарку, а?

— Чего я там не видела? — она даже не повернулась.

— Ну, как что? Меня, конечно! — скромности Алану было не отнять.

— И еще век бы не видала, — по щеке Мэг скатилась слезинка.

— Мэгги, ты чего? — поворачивая ее к себе лицом, спросил Алан. — Ну, не хочешь на ярмарку, пойдем на городскую стену, или вон в Шервуд. Ну?

Мэг хлюпнула носом:

— В Шервуд, говоришь… А с Робином познакомишь?

Алан представил, как будет знакомить ее с Робином, которого по всему лесу ищут и не могут найти бывшие его друзья-приятели, и, не моргнув глазом, соврал "Познакомлю!", лишь бы Мэг перестала плакать.

— Тогда жди меня завтра после обеда у ворот, — Мэг еще раз хлюпнула носом, но уже не так громко.

— Непременно! — разулыбался Алан. Цапнув с соседнего стола яблоко, он покосился на Элси, чмокнул Мэг на прощание прямо в самые губы и рванул к выходу, крикнув уже от самой двери: — До завтра, Мэгги!

— Ух я тебя, кобель окаянный! — донесся до него крик Элси, но Алан уже бежал по замковым коридорам.

* * *

Робин лежал и слушал шелест листвы. Глаза открывать не хотелось, да и толка от этого было немного, по правде говоря — окружающий мир был подернут серой, едва колеблющейся пеленой. Лесные запахи казались слишком резкими, а в горле словно песком было набито, да и язык шевелился с трудом. Порой голову обдавало горячей, обжигающей болью, да так, что в животе у Робина все сжималось, и его начинало выворачивать. Тогда он утыкался лицом прямо в листья, устилавшие поляну, и начинал дышать размеренно и глубоко. Странным образом это помогало.

Все это время она была рядом. Позволяла брать себя за руку, упиваться прохладой её ладоней, поила теплой, гадкой на вкус водой — из болота она её набрала что ли? Впрочем, во рту пересохло так, что Робину было плевать, даже если в воде этой тина плавала.

— Робин, Робин... — снова раздавалось гулким эхом, и он чувствовал, как тонкие пальцы осторожно перебирают его волосы. Только эти звуки, звуки её голоса не давали ему окончательно погрузиться в пучину беспамятства. И все же временами он проваливался в неё, как в мягкую постель, забывался жаркой темнотой, а потом выныривал — только чтобы услышать:

— …и представляла, как ты наденешь мне кольцо и улыбнешься — так, как только ты улыбаешься, — и скажешь…

— … я умоляла его, в ногах валялась, но он не хотел слушать…

— …тогда он просто хлестнул меня по щеке, так, что головой я ударилась об изголовье. Он сделал это ради моего блага, чтобы прощание с невинностью прошло для меня незаметно — так он сказал…

— …я закрывала глаза и думала — это сон, дурной сон, и я скоро очнусь от него, ведь не может быть, чтобы утро не настало…

— …ждала и ждала, но он не возвращался, он так и не вернулся за мной…

— …де Клер убил Питера, а её запер в подвале, посадил на цепь, и когда рассказывал об этом моему мужу, то улыбался, будто забавнее и выдумать нельзя, а потом подарил ему ключ, вдруг, сказал, пригодится, и опять улыбался, и смотрел на меня…

— …я ненавижу его, но он мой брат, и мне больше некуда пойти…

— … почему не ты, Робин… Робин…

Он наконец переборол себя и открыл глаза — медленно, с трудом разлепляя ресницы, щурясь от лучей вечернего солнца, падающих на лицо. Женщина не смотрела на него, но её пальцы по-прежнему гладили его волосы. Не Мэриан, конечно, нет, как он вообще мог принять её за Мэриан. У Мэриан волосы светлее, глаза ярче, губы полнее. А эта — узел темных волос тянет голову назад, открывая бледное, беззащитное горло. Когда-то она смеялась звонко, до упада — откуда он это знал? И никак не получалось вспомнить имя, а ведь и его знал, точно знал, но не то что выговорить — даже отзвук его уловить не выходило.

Робин собрался с силами и, осторожно приподнявшись, сел. Голова отозвалась ноющей болью, но уже не кружилась, как раньше. Выглядел он, наверное, неважно, потому что женщина дернулась испуганной птицей и подскочила на ноги, путаясь в подоле обтрепанного платья.

— Подожди, — собственный голос показался ему карканьем ворона. Робин облизнул потрескавшиеся губы, сглотнул и повторил:

— Подожди. Я хочу помочь.

Женщина отступила на шаг назад, пальцы её правой руки сжались на рукояти кинжала, висевшего на поясе платья.

По-прежнему осторожно и медленно Робин поднялся на ноги, ни на мгновение не отводя взгляда:

— Я тебе помогу. Только не убегай.