Мне придётся начинать заново (джен)

Инна в очередной раз подхватила пену шумовкой и, аккуратно стряхнув её в блюдце, чуть убавила огонь под кастрюлей. Бульон не должен кипеть — он должен быть всё время на грани этого, иначе он не будет по-настоящему прозрачным, а мясо — мягким.

А это важно.

Инна взглянула на таймер — ещё сорок четыре минуты — и перевела взгляд на окно, за которым раскачивалась от ветра кормушка с сидящей на её краю синицей. Светало; грязно-серое небо обещало ещё один холодный и пасмурный день — кажется, несмотря на середину марта, зима и не думала отступать.

Инна любила птиц — всех, даже голубей, которых многие называли «летающими крысами». Никогда ни одна птица не причинила и не причинит ей вреда — птицы просто не способны на такое. Они ведь не люди…

В этот город Инна переехала сразу после Нового года и нарочно поселилась в самом непримечательном доме на самой окраине. Это был её второй шанс — забыть пережитые ужасы и начать заново, на новом месте в новом городе. Перестать вглядываться в чужие лица, перестать с ужасом ожидать, когда все соседи лягут спать... ожидать в страхе.

Здесь её никто не знал, и она никого не знала. Никто, никто не хотел ей здесь навредить. Незнакомцам ведь не вредят, верно?

Инна горько усмехнулась и обхватила себя руками. Она смотрела на улицу и вспоминала, что когда-то любила гулять. И в кино любила ходить. И друзья у неё были… но всё это осталось в той, старой жизни, в том городе, откуда она была вынуждена бежать.

Когда-то у неё была целая жизнь — с родными и друзьями, с работой и посиделками в кафе, с прогулками на каток и в парки, но потом у них с родителями появились новые соседи. Инна об этом и узнала-то не сразу: её тогда не интересовало, кто живёт за стеной. Дурочка, какая же она тогда была дурочка!

Странный взгляд соседки — бегающий, какой-то неуверенный, быстрый — Инна заметила на поминках. Родители её погибли так глупо и страшно, что она до сих пор иногда не верила в то, что это случилось. Вот так решили развеяться, прогуляться на пару часов в ближайший торговый центр! А Инна осталась дома: она всегда терпеть не могла шататься по магазинам. Не понимала никогда шоппинга. В чём там удовольствие: толпы людей вокруг и одна нервотрёпка? Тем более, сейчас всё можно заказать в интернете, не толкаясь и не тратя время на дорогу и очереди. Но её родители были людьми пожилыми, консервативными и «всем этим твоим интернетам» не доверяли. Инна ворчала на них, однако же у неё и в мыслях не было, что эта родительская привычка сделает её сиротой.

В тот день её родители домой не вернулись, ни с покупками, ни без них. О пожаре потом наперебой кричали все СМИ, и, кажется, потом даже посадили кого-то — то ли владельца ТЦ, то ли его вороватого архитектора, то ли начальника пожарной охраны-взяточника, а может, всех вместе. Инна не помнила — она не следила за этими новостями, ей, сказать честно, было всё равно. Родителей-то уже не вернуть…

А потом соседка проговорилась, что это она рассказала им о «чёрной пятнице» в их ТЦ. Вот тогда-то Инна впервые и почувствовала неладное. Уж очень соседка та сокрушалась и плакала — мол, хоть и без вины, а виноватая я…

С того дня — или вечера? Инна после никак не могла вспомнить, в какое время суток случился их разговор — она начала приглядываться к своим соседям. И чем дольше она наблюдала за ними, тем заметнее ей становились странности в их поведении. Почему они всегда возвращаются домой затемно? Да, в марте темнеет рано, и они, может быть, заканчивают работать в одно и то же время, но почему тогда они даже в выходные возвращаются домой исключительно в темноте? Почему у них не бывает гостей? Сколько Инна ни вспоминала, но так и не сумела припомнить, чтобы к ним кто-нибудь приходил. Да, она не могла наблюдать за ними всё время — но вот выходные, к примеру! Они часто уходили куда-нибудь, особенно по субботам — правда, Инна никогда не видела, как это происходило. Наверное, потому что они и выходили из дома до рассвета — пока она спала. Всегда, всегда в темноте! А вот у себя они гостей не принимали, и чем дальше — тем больше это казалось Инне ненормальным. И музыка у них никогда не гремела, и телевизор… а был ли у них вообще телевизор? Инна ни разу его не слышала…

Она пыталась обсуждать эти странности со своими друзьями, но те не желали её понять. Почему-то все они были на стороне соседей, а не её, Инны, утверждая, что это нормально — возвращаться с работы вечером и уходить гулять на весь выходной. А что живут они тихо — так Инне бы радоваться, а то иные соседи как врубят на всю ночь Стаса Михайлова, и хоть вешайся.

— Вы не понимаете, — говорила им Инна. — С ними что-то не так! Не могут нормальные люди так жить!

— Ещё скажи, что они вампиры, — как-то ответила ей подруга. — Ну а что: тихие, ведут неприметный ночной образ жизни… классические вурдалаки.

В вампиров и вурдалаков Инна не верила, но замечание это навело её, наконец, на правильный путь. Вампиры — это всё выдумка, бояться нужно не мёртвых, бояться нужно живых.

Маньяки! Вот их стоило опасаться. Инна поняла это, перечитывая в сети одну за другой самые кровавые страницы криминальной хроники: Дональд Гаскинс, Питер Сатклифф… а ведь казались самыми заурядными обывателями. Вот и её соседи — маньяки! Хрестоматийные такие маньяки: тихие, внешне приличные и вежливые. Неприметные. И пахнет из их квартиры порой странно — мясом. Жареным мясом, вид которого Инна никак не могла определить. Хотя ведь легко понять, жарят курицу ли, свинину, баранину!

Прежде, пока Инне не пришлось жить одной, она никогда не задумывалась о стоимости продуктов, и первые недели после смерти родителей стали для неё шоком. Сколько стоили обычные творожки с йогуртами! Не говоря уже о баранине, которую Инна искренне считала самым полезным и экологически чистым мясом. Теперь у неё почти все деньги стали уходить на еду, а ведь она не так уж и мало зарабатывала! Так откуда же у её тихих и таких обыкновенных соседей такие деньги? Она сама, например, уже не могла позволять себе почти каждый вечер заказывать эскалоп или мясную лазанью.

Этот вопрос засел в голове у Инны, и она возвращалась к нему каждый раз, ощущая запах жареного мяса то через дверь в общем холле, то из открытого окна, но ответа не находила. Если они зарабатывают достаточно, почему у них, например, нет машины? У родителей Инны же машина была, и вообще — у кого в наше время нет хотя бы какого-нибудь «Лансера» ? А соседи не обзавелись даже «Ладой»! И одевались они неприметно, и ходила соседка в пуховике вместо шубы — это в её возрасте-то! Нет, нет, они явно были совсем-совсем небогаты — но тогда где они берут деньги на такую еду?

Инна могла бы всю жизнь искать отгадку, если бы однажды вечером та не нашла бы её буквально сама. Инна возвращалась домой позже обычного: они полвечера просидели с друзьями, но, как всё чаще бывало в последнее время, под конец в она с ними в пух и прах разругалась, а потом намертво встала в пробке, и домой вернулась в десятом часу. Когда она на пороге гремела своими ключами, дверь соседской квартиры открылась, и соседка, выглянув, поздоровалась с ней и позвала ласково:

— Ты бы зашла в гости, Инночка. Да вот хоть сейчас — мы как раз ужинать собрались. А ты, наверно, голодная?

Из квартиры пахло жареным… чем-то — может, свининой? — и Инна даже подумала было, что, действительно, может, стоит зайти и нормально поужинать, когда увидела, как соседка привычно вытирает большой кухонный нож с роговой ручкой кухонным полотенцем. У Инны словно молния сверкнула в мозгу, и все детали головоломки вдруг встали на место.

Вот откуда у её соседей каждый день мясо! Да никакая это, конечно же, не свинина, не баранина и даже не курица — это же человечина! Поэтому-то Инна и никак не могла разобрать, что же это за мясо, по запаху: она ведь никогда сама не ела людей! Зато её соседи — маньяки… Заманивают к себе в дом одиноких людей и жрут, а остальное закапывают. Всё, всё же сходится, всё: и вежливость их, и неприметность… всё!

Недаром Инна всегда их так сторонилась! Она же сразу, сразу что-то почувствовала! И вот, может быть, кто… ох…

Вот кто на самом деле поджёг их ТЦ. Кого-то там посадили, конечно, и, кажется, говорили, что виновата проводка, но Инна, сидя у себя на кровати за крепко-накрепко запертой дверью, с нарастающей с каждой секундой уверенностью понимала, что никакая проводка там была ни при чём. Тот поджог устроили её соседи. И никакое это было не совпадение! Не просто так они отправили туда её родителей! Чтобы теперь, когда она осталась одна, спокойно ей пообедать. А что? Её никто теперь не будет искать. На работе позвонят-позвонят, да и забудут, а друзья у неё… да разве они друзья? Хотя ведь они ими были, были — но… но, возможно, перемена в их отношениях тоже дело рук тех же соседей? А что — они вполне могли рассказать о ней гадости. Друзьям неудобно, они в этом не признаются, но видеть Инну теперь не хотят.

Да, вот в чём дело. Эта версия всё объясняла. Её соседи давно, с самого своего переезда её заметили и стали охотиться — выслеживать её, словно дичь. И теперь им осталось только заманить её к себе в дом, чтобы убить её тихо.

И ведь у них могло получиться.

Что, что ей теперь делать? Господи, за что это ей, за что?!

…Инна встряхнула головой. Ну вот зачем она опять всё это вспомнила? Переехав, она искренне хотела начать всё с нуля. Её старая жизнь осталась в том городе, и теперь Инна была готова начать жить с чистого листа. Новая квартира, новый дом, новый город, новая работа — и новые соседи, милая пожилая пара. Да нет — старая, они совсем старики! Им лет восемьдесят, пожалуй, если не все девяносто. Похожий на вопросительный знак старичок и кругленькая старушка. В третьей квартире жила молодая пара с невоспитанным шумным мальчишкой лет трёх или двух — Инна плохо умела определять детский возраст. И всё же соседи ей нравились: они все производили отчётливое впечатление обычных нормальных людей.

Громкий звук сработавшего таймера заставил Инну вздрогнуть и вынырнуть из воспоминаний. Она вытерла выступившие на лбу капли холодного пота. Снова, это началось снова. Хорошо, что она вовремя сумела заметить этот зловещий блеск в глазах своих старых соседей — теперь они точно не смогут добраться до неё и убить и сожрать, сварить в этом своём мерзком супе: она снова успела первой. Март, этот проклятый март — это снова случилось в марте! Но теперь… теперь снова придётся переезжать, но ведь вряд ли велика вероятность, что на новом месте она в третий раз наткнётся на соседей-маньяков.

Правда ведь?

Инна глубоко вздохнула и, погасив огонь под большой кастрюлей, достала большую глубокую тарелку. Затем с трудом подхватила ножом и шумовкой главное блюдо, стараясь не повредить вываренную кожицу, и, вытащив его из кастрюли, опустила в тарелку. Потом аккуратно половником долила туда же бульон и взяла из хлебницы половинку ржаного. Отрезала пару кусков и выложила на блюдце. Открыла холодильник, немного подумала и, остановив свой выбор на петрушке, мелко порубила её ножом и посыпала ей блюдо сверху. Переставила тарелку на поднос, отправила туда же блюдце, нож, ложку и вилку, и ещё один большой кухонный нож с роговой ручкой, положила салфетку — и, с некоторым усилием подняв всё это, понесла в комнату.

Скрюченный как вопросительный знак пожилой сосед был крепко примотан скотчем к креслу, придвинутому к большому полированному столу: старики словно застряли в прошлом, и их мебель была куплена, кажется, ещё во времена их юности. Инна осторожно, стараясь не расплескать бульон, прошла через комнату и аккуратно поставила поднос прямо перед лживым старым маньяком, а затем вытащила из его почти беззубого рта кляп.

— Кушайте, не обляпайтесь, — голос Инны сочился язвительностью. — Надеюсь, ваша последняя трапеза вам понравится, — сказала она, размышляя, как же он будет есть со связанными руками.

С секунду не происходило ничего: старик, вытаращившись, смотрел перед собой, и его губы дрожали — а потом он закричал, почти завыл. Инна с раздражением слушала этот крик и, вооружившись вилкой и большим кухонным ножом с роговой ручкой, отрезала сероватое ухо с хорошо проваренной головы его ведьмы-жены, разбрызгивая бульон по столу.

Старик все кричал и кричал, даже когда нож аккуратно вошёл ему в сморщенную глазницу — и только тогда, наконец, его крик стих, оставив после себя зловещую тишину.