Шалость удалась (гет)

Все началось с того, что Снейп появился на уроке в розовой мантии и с замысловатой прической кислотно-лилового цвета, которую, как сверкающая звезда верхушку рождественской елки, довершала ярко-зеленая бабочка, восседавшая на профессорской макушке и поочередно мигавшая радужными глазами.

Класс так и выпал в осадок — минут пять все сидели и таращились на столь необычное зрелище с изумленно открытыми ртами, не в силах произнести ни звука... а потом дружно, как по команде, разразились хохотом — таким, что наверняка было слышно далеко за пределами замка.

Грохот, донесшийся с одной из последних парт, оповестил о том, что Крэбб свалился со стула. Или это был Гойл? Из-за того, что выступившие от смеха слезы застилали глаза, Гарри не мог сказать с уверенностью, тем более что и сам был в одном шаге от того, чтобы сползти под стол.

Рядом сидел и от души потешался Рон, хихикали Гермиона и Невилл, хохотали и гриффиндорцы, и слизеринцы — даже Малфой, будучи любимчиком Снейпа, ржал во весь голос, уткнувшись в плечо Панси Паркинсон.

Заметив столь странную реакцию на свое появление, Снейп на какое-то время впал в ступор — впрочем, он довольно быстро взял себя в руки и, взмахнув палочкой, выпустил из нее три оглушительных фейерверка, чтобы успокоить разбушевавшихся шестикурсников.

— Мне, разумеется, приятно, — прошипел он со столь угрожающей интонацией, что последние смешки быстро оборвались, — что вас так радует предстоящая контрольная по веселящим зельям, поэтому домашнее задание будет в тройном размере — к вашему величайшему удовольствию.

Класс заметно приуныл, однако при взгляде на Снейпа снова развеселился — хохот в помещении стоял такой, словно на урок зельеварения пожаловало стадо кентавров.

— И что вас так рассмешило на этот раз? — разодетый, как эксцентричная молодящаяся колдунья с обложки журнала «Ведьмополитен», он приблизился к хихикающим Малфою и Паркинсон. — Я не давал задания дегустировать веселящие зелья непосредственно перед уроком, и все, кому пришла в голову подобная глупость, непременно будут наказаны.

— Но профессор... — Панси заставила себя поднять на него глаза, и, с трудом справляясь с икотой, выдавила: — Ваша мантия...

— Моя мантия? — Снейп саркастически поднял бровь и, небрежно осмотрев себя сверху донизу, вновь вперился взглядом в Паркинсон. — Не вижу ничего такого, что могло бы послужить поводом для вашего идиотского хихиканья.

— Просто она... она же... — Панси издала неаппетитный каркающий звук и, громко всхлипнув, произнесла: — Она же розовая!

Класс снова покатился со смеху.

Снейп бросил на Паркинсон полный подозрения взгляд, будто не понимая, шутит она или говорит серьезно, и на всякий случай коснулся мантии палочкой. Ничего не произошло. Озадаченно нахмурившись, он пробормотал себе под нос диагностическое заклятие, прокатившееся по розовому одеянию волной голубоватого света, и профессорские глаза тотчас расширились от ужаса, приобретя сходство с круглыми плошками каши.

Взмахнув палочкой снова, он вернул мантии первоначальный траурный вид и обвел шестикурсников страшным взглядом.

— Минус пятьдесят очков Гриффиндору, — если бы можно было убивать одним только голосом, то все присутствовавшие в классе незамедлительно попадали бы со своих стульев. — Минус двадцать очков Слизерину. Домашнее задание получите не в тройном, а в пятикратном объеме, а в субботу вместо Хогсмида всем классом будете помогать профессору Стебль пересаживать тухлоголовки. Теперь же приступим к уроку.

— Но сэр! — первым на вопиющую несправедливость среагировал Симус Финниган. — Почему с Гриффиндора пятьдесят очков, а со Слизерина только двадцать?!

— Вы громче смеялись, — отрезал Снейп. — И любой, кто сегодня издаст в этом классе еще хоть один смешок, будет чистить котлы до самого выпускного. Я выразился достаточно ясно?

Судя по всему, более чем, потому что до конца урока никто из учеников не произнес ни звука, несмотря на то, что волосы профессора так и остались ядовито-лиловыми, а с макушки продолжала подмигивать крупная зеленая бабочка — но об этом никто уже не рискнул ему сообщить, оставив следующему классу возможность получить новые впечатления.

* * *

Вечером в гостиной Гриффиндора было оживленно — все обсуждали происшествие на уроке зельеварения. Те, кто там присутствовал, радостно делились подробностями — остальные же покатывались со смеху, очевидно, пытаясь вообразить грозного преподавателя в столь гламурном наряде.

Кто-то вспомнил случай трехлетней давности, когда Снейп — а точнее, боггарт в его обличье — расхаживал в одежде бабули Невилла, но в итоге все пришли к заключению, что розовую мантию и бабочку на голове не переплюнет ничто.

У Гарри даже мелькнула мысль — уж не Невилл ли устроил сегодняшнюю потеху, мстя Снейпу за низкие оценки и снятие баллов? Однако Лонгботтом выглядел не менее удивленным, чем остальные — и, безусловно, столь же обрадованным.

Гарри стало не на шутку любопытно, кто мог навести такие чары, что Снейп и сам не заметил подвоха. Может, это сделал кто-то из слизеринцев? То, что декан им во всем подсуживал, вовсе не означало, что все должны питать к нему искреннюю симпатию, а уж учитывая омерзительный характер Снейпа, это было бы скорее странно.

Без особого интереса скользнув взглядом по Дину и Симусу, игравшим в шахматы, Гарри еще раз посмотрел на Невилла, который до сих пор смеялся в компании братьев Криви, на Парвати с Лавандой, рассматривавших какой-то журнал в уголке, и остановился на Гермионе, которая сидела между Роном и Джинни и казалась чем-то слегка смущенной.

Отложив надоевшее домашнее задание по трансфигурации, Гарри пригляделся к ней повнимательней — искренне увлеченная разговором с Джинни, Гермиона, тем не менее, то и дело прятала довольную улыбку, так и просившуюся на лицо. Или ему показалось? Может, она просто была довольна беседой? Но в речи Джинни то и дело проскакивали слова «метла», «квоффл», «пируэт» и прочие спортивные термины, что вряд ли могло вызвать у равнодушной к квиддичу Грейнджер живой интерес.

Так в чем тут могло быть дело? Если только не...

А, собственно, почему нет? Гарри подумал о Маклаггене, которого на вратарских испытаниях Гермиона приложила Конфудусом, и вспомнил другой случай, на третьем курсе, когда профессор Трелони однажды явилась на прорицания с заколкой в виде огромной уродливой стрекозы. Над ней слегка посмеялись, однако, учитывая ее и без того эксцентричную манеру одеваться, этому не придали значения — и только потом Гермиона призналась, что после того, как Трелони нелестно отозвалась о ней при всем классе, она наколдовала преподавательнице эту отвратительную заколку, вот только сама Трелони об этом не подозревала и при взгляде в зеркало вряд ли заметила бы что-нибудь необычное, ибо Гермиона навела на нее сложные иллюзионные чары, которые сами рассеивались спустя двенадцать часов.

Но зачем ей наводить такие чары на Снейпа? Несправедливое отношение декана Слизерина к гриффиндорцам все давно принимали как данность, и Гарри не мог припомнить, чтобы Снейп оскорблял Гермиону лично или занижал ей оценки. К тому же, розовая мантия и неописуемого цвета волосы — это было даже для нее чересчур. Может быть, он ошибся и это сделал кто-то другой?

Очевидно, Гермиона почувствовала на себе пристальный взгляд и, на мгновение отвернувшись от Джинни, посмотрела на него вопросительно. Гарри только пожал плечами и сделал вид, что чрезвычайно увлечен домашним заданием, однако взял себе на заметку, что обязательно расспросит Гермиону позже.

* * *

Тухлоголовки представляли собой неказистого вида растения, похожие на пятнистые луковицы на длинной и крепкой ножке. Когда луковицы раскрывались, они источали такую вонь, словно дементор заполз в кучу навоза и сдох там неделю назад — после чего все это время куча лежала на солнцепеке, атакуемая навозными мухами и личинками.

Суббота выдалась погожей, и большая часть учеников устремилась в Хогсмид, но шестикурсники Гриффиндора и Слизерина с самого утра обосновались в теплицах — тухлоголовок у профессора Стебль оказалась целая плантация, и она строго-настрого наказала обращаться с драгоценным растением осторожно, ибо оно входило в состав многих лекарственных зелий.

— Боюсь, сейчас меня вырвет, — объявил Рон на третий час работы с тухлоголовками и, прижав руки к лицу, пулей вылетел из теплицы, устремившись в сторону туалета, куда минут двадцать назад уже убежал Невилл.

Гарри оставалось благодарить мироздание, что он позавтракал не слишком плотно. Он давно потерял счет пересаженным растениям, позднее осеннее солнце уже воцарилось посреди небосвода; в теплице то и дело раздавались полные отвращения вздохи Парвати с Лавандой, ругань Крэбба и Гойла, сердитое сопение Гермионы под ухом каждый раз, когда очередная тухлоголовка раскрывалась и выпускала свой непередаваемый аромат ей в лицо.

В остальном же Грейнджер выглядела совершенно невозмутимо, несмотря на то, что ее мантия и волосы были перепачканы землей, а по лицу градом катился пот — впрочем, Гарри был уверен, что и сам выглядел нисколько не лучше, в земле были даже его очки.

— Это ведь ты, да? — негромко произнес он, решив, что сейчас самый подходящий момент спросить у нее про Снейпа. Все были заняты тухлоголовками и на них не обращали внимания.

— Что? — Гермиона вскинула голову, вытряхнув из волос несколько комков грязи. — Ты о чем?

— Ну... на зельеварении.

— Нет! — слишком поспешно ответила Грейнджер и, на мгновение отведя глаза, тут же сердито нахмурилась. — С чего ты вообще взял, что это я?

— Я помню, как ты навела такие же чары на Трелони. На третьем курсе, — Гарри понизил голос до шепота, хотя их вряд ли кто-нибудь слушал.

— Ну и что? — Гермиона пожала плечами, продолжая закапывать стебель тухлоголовки в новый горшок. — Многие используют эти чары, их же не я придумала.

— Но они очень сложные, — возразил Гарри. — Не каждый семикурсник сможет их наложить.

— Ты так думаешь? — Гермиона польщенно порозовела, но тут же спохватилась и сурово поджала губы. — В любом случае, кто бы это ни сделал, он поступил глупо и опрометчиво.

— А по-моему, шалость удалась, как сказали бы Фред и Джордж, — ухмыльнулся Гарри, вспомнив огромную зеленую бабочку с радужными глазами. — Снейп даже не заметил, что осталось у него на башке.

— Потом-то наверняка заметил... — пробормотала Гермиона и подняла на него полный смущения взгляд. — И ты не злишься, что из-за меня наказали весь класс?

— О, вовсе нет. Когда бы мы еще увидели, как Снейп назначает взыскание своим обожаемым слизеринцам? — Гарри не удержался и бросил злорадный взгляд на Малфоя, чье измазанное грязью лицо было перекошено от отвращения. — Мне просто интересно, зачем ты это сделала.

— Ни за чем, — быстро ответила Гермиона, вновь запустив руки в горшок с землей. — Считай, что это была шутка. Глупая шутка. Больше не повторится.

— Ладно... — растерянно протянул Гарри. — Но было круто. Сам мечтал сделать Снейпу какую-нибудь пакость после того, как...

Он осекся и так резко повернулся к Гермионе, что едва не вывихнул шею.

Ну, конечно. На прошлой неделе Снейп опозорил Гарри перед всем классом, вылив сваренное им зелье на пол и попутно сравнив с кошачьей мочой — в довершение всего нарисовал в журнале жирную «О», уже третью за осенний семестр. Когда они вышли из класса, Гермиона, красная от гнева, минут пятнадцать повторяла «несправедливо», а на заклинаниях была непривычно молчалива и почти не слушала профессора Флитвика. Может, именно тогда в ее голове созрел этот план?

И все-таки, почему она это сделала — сейчас, когда издевки Снейпа давно перестали быть новостью?

Гарри пришла в голову нелепая мысль, но он тут же ее отогнал. Вряд ли возможно, чтобы... Нет, разумеется, нет.

— Что такое? — озадаченно спросила Гермиона, и Гарри осознал, что по-прежнему на нее пялится.

— Э... Нет. Ничего, — произнес он, смущенно кашлянув. И тут же выпалил, не успев совладать с языком: — Просто подумал, может, хочешь сходить со мной в Хогсмид завтра?

— Да, конечно, — отозвалась Гермиона слегка удивленно. — Рон и Джинни как раз собирались в «Сладкое Королевство».

— Я имел в виду... — Гарри мысленно дал себе в лоб за длинный язык. — Без Рона и Джинни на этот раз. Просто... мы.

— А-а... — протянула Гермиона и невольно заулыбалась, начиная осознавать, что он имел в виду. — Ты и я? Вместе?

— Да, — Гарри почувствовал, как заалели уши, но это было уже не важно. — Вместе.

Тухлоголовка перед ними радостно раскрылась, выпуская на волю свое ароматное содержимое.