Тысяча исходов (джен)

Одно неосторожное желание раскололо мир могучими руками титана на прошлое и настоящее. И никто тогда, когда голова Эрена Йегера покатилась по земле, не мог знать, где окажется в следующий момент, точно в каждый, абсолютно каждый из них стал существовать новый человек со своей отдельной судьбой — тысяча исходов и тысяча жизней, нитей в руках маленькой Имир, расходились в разные стороны, точно река.

Леви хорошо помнил, как он упал в холодную быструю реку. Помнил боль, пробивавшуюся сквозь писк в ушах. Оглушенный взрывом, он уже и не помнил, как выбрался потом на берег без нескольких пальцев руки, оставшихся в рукояти валявшегося где-то в траве клинка, и как сам упал на сырую землю.

Из этой реки он выбрался внезапно, оказавшись в собственной постели. Оглядевшись, Леви потер с усилием глаза и, наконец-то выбравшись из забытья сна, огляделся: он оказался в разбойничьем схроне. Было холодно, сыро и ужасно воняло плесенью. От этой вони стало легче.

Леви потер подбородок и поморщился. Саднило.

За окнами — прорубленными в стенах двухэтажного глинобитного домишки, упиравшегося в сужавшуюся стенку свода подземелий, прямоугольными отверстиями без стекол — уже было шумно, слышались отборные ругательства.

— Мы думали, ты и не проснешься, — сказал сидевший на одном из ящиков с краденным Фарлан. И он был постарше того, чьи останки лежали в поле после первой в их жизни вылазки.

— Вы — кто?

— Да мы все. Ты вчера так накидался, что корчма «Старая Преисподняя» закрылась. Навсегда.

— Чего?

— Навел же ты там вчера шороху, — не отвечая на вопрос, сказал Фарлан и посмотрел на Леви внимательно. — Или ты не помнишь?

Леви посмотрел на свои руки: костяшки пальцев сбиты, но все пальцы на месте, разве что ожог где-то заработал. Он посмотрел на свою правую руку и крепко задумался.

— Ты… — только и произнес Леви, и тотчас прикусил язык.

— Леви, с тобой все в порядке?

— Да. Порядок, — отмахнулся Леви принялся рыскать в поисках хоть чего-то похожего на зеркало, и такое в схроне имелось. Просто кусок неровного мутного стекла, покрытого с одной стороны амальгамой. Оттуда на него смотрел Леви, разменявший четвертый десяток.

Схрон отличался от того дома, в котором они с Фарланом и Изабель обитали до того как оказались наверху.

Леви нахмурился, пытаясь представить, почему они могли там оказаться. Вспомнил и вздрогнул.

— Фарлан, кто сейчас командир Разведкорпуса?

Фарлан отложил в сторону амбарную книгу, которую они держали у себя, и снова с подозрением взглянул на Леви, будто что-то все время искавшего.

— Кажется, его зовут Флагон.

— М-м-м… — промычал Леви хмуро.

Знакомое имя, и ничего хорошего на этот счет. Флагон у руля — весть из рук вон плохая. Может, подумал Леви, ему и вовсе привиделся другой командующий. Может, это было воздействие той бодяги, которую подавали в корчме. После нее не только высокие голубоглазые блондины с золотым сердцем бы померещились.

— Разведка загибается который год. Не думал, что ты о них вообще спросишь.

— М-м-м… — больше с угрозой, нежели задумчиво, промычал Леви снова.

Леви потер переносицу и, не желая продолжать разговоры, прихватил с собой плащ и покинул схрон. Каждое утро для него начиналось одинаково тяжело: во сне Леви видел все то, что, как ему казалось, пережил сам. И лишающие всякого рассудка ужасы, и невыносимая печаль, и боль такой силы, что можно было погибнуть от шока, и яркая, как вспышка ракетницы, искра чувства, от которого теперь у Леви кровь стыла в жилах — все это было для него частью второй настоящей жизни, родной, как вторая кожа.

Каждое утро Леви просыпался и чувствовал себя обманутым. Братья Йегеры могли бы стереть память всем детям Имир, но Леви принадлежал роду хоть и отверженному, однако же чуждому элдийцам. Леви с тоской вспоминал то, чего он не сможет пережить заново или воспроизвести на чудесном устройстве — кинотропе, как те, что показывали дезертиры марлийского ополчения.

— Эй, странник, — шепнул ему, идущему по тесной улочке, кто-то старческим голосом. — Веришь в судьбу?

— Нет, — холодно ответил Леви, разглядев перед собой старуху за маленьким зашорканным столом.

— Зря, — сказала она, тасуя колоду. — Карты могли бы рассказать тебе, что пожелаешь.

Леви тихо-тихо фыркнул, разглядывая увитые растительными вензелями рубашки колоды: кто бы рассказал ему, что с Эрвином Смитом. Леви был убежден, что Эрвин не только его не помнит, но при нынешних обстоятельствах и знать не захочет, если еще не лежит в сырой земле.

— Если ты не врешь, я платить тебе не стану. Рассказывай.

Старуха поправила дырявый, в заплатках, платок, и выложила первую карту. Висельник. Она ткнула в него ногтем еще раз, лукаво улыбнулась и произнесла:

— Видишь?

— Вижу, — вздохнул Леви. — Такое и объяснять не надо, — трюк то был или нет, но Леви не оценил иронии. — Так чего еще?

— Петля, голубчик, может и поменять хозяина.

Она выложила рядом карту императора и восьмерку мечей. Заохала, стала вдруг мрачной как туча.

— Смерть идет за тобой по пятам. И волевой упорный мужчина — тоже. Не знаю, кому ты перешел дорогу, но горя ты хлебнешь большой ложкой.

Только в аду Леви уже побывал, и слова старухи не напугали его.

Напротив, он как будто снова увидел Эрвина. Он ждал встречи с ним. Леви не забыл ни его крепкой руки, ни его пламенных речей, ни голоса. Было невыносимо осознавать, что где-то по миру скитался некто Эрвин Смит, которого он знал, и который теперь не знал его.

— Это все?

— На тебе смертный приговор, — сказала старуха и положила руку на сердце. Посмотрела куда-то Леви за плечо.

— Чего?

— Беги прочь!

Прежде чем Леви успел сделать ноги, кто-то вырубил его одним лихим ударом. В ушах снова зазвенело, точно от взрыва. Только бы не оказаться в студеной воде.

* * *

— …кубки и пентакли. Ну надо же, — донеслось тихо, мягко, и от этого так болезненно сжалось сердце, что Леви попытался перевернуться на другой бок. И у него ничего не вышло.

— А бабка-то, действительно, предсказательница, а, Эрвин? — спросил кто-то второй, чей голос Леви не узнал. Услышав знакомое имя, он судорожно дернулся и вскинул голову, точно охотничий пес. — Ты на его послужной список-то погляди. Мы поймали крупную рыбу.

— Откуда у него такое оружие? — спросил тогда Эрвин, и голос его звучал уже далеко от камеры. — Старое устройство.

— Да какая теперь-то разница, Эрвин? Ты командуешь всей Военной Полицией, а не кучкой смертников. В твоих руках настоящая власть.

«Так вот, кому ты теперь служишь».

Леви попытался позвать его, но никто не откликнулся. Он чуть было не сорвал голос, допытываясь, тот ли это Эрвин, с которым они бок о бок шли пять лет и делили на двоих все тяготы службы.

— Не иди ты у этого прохвоста на поводу. Мне тут шепнули, он по мужикам, так что… — произнес напарник Эрвина, и оказался бы прав, но лишь наполовину. Леви хотел знать, помнил ли его Эрвин.

Пришла охрана, и один из полицейских отпер замок с мерзким скрежетом.

— На выход, — сухо произнес он и поправил ружье на своем плече.

Леви попытался сделать шаг в сторону двери, туда, куда ушли Эрвин и его напарник, но ему не позволили и отправили прямо на задний двор, где за тяжелой дубовой дверью Леви ждали эшафот и голодная до крови и зрелищ толпа зевак.

«Нет, так не должно все кончиться».

И Леви замолчал. Он не сказал ни слова в свое оправдание, не позвал Эрвина и даже не изъявил последней воли. Вот так вот просто — без суда и следствия — Леви мог бы закончить свои бесславные дни, полные нищеты и скитаний, если бы не вмешательство командования.

Леви готов был поклясться, что Эрвин взглянул на него тогда, как на старого знакомого, подняв руку в молчаливом приказе остановить казнь. Леви смотрел на него сверху вниз, держась даже в таком положении более чем достойно.

— Что командир Смит собрался делать с этим упырем? — спросил мальчишка, таскавший оружие, у палача.

Палач дернул плечами вверх-вниз и почесал затылок под капюшоном, из-за которого было ужасно душно.

— Не знаю, но я ему не завидую. И ты помалкивай тоже, а то мало ли чего этот зверь с тобой сделает.

Об этом Эрвине Смите Леви почти ничего не знал: ни того, что за ним закрепилась поистине дурная репутация, ни того, что о правоте своего отца и о судьбе Смита-старшего Эрвин узнал, пользуясь совсем другими источниками, ни того…

Леви замер. На поднятой руке Эрвина не было белой, как снег, перчатки, но было обручальное кольцо. И этого Леви тоже не знал.