В ее шкуре (гет)

Драко держал в ладони клочок волос, поглядывая на Крэбба и Гойла, лица которых украшали придурковатые ухмылки. Они выглядели очень довольными собой.

— Вы уверены, что они действительно Суонна? — переспросил Драко.

Оба амбала энергично закивали головами. Драко представил себе Кевина Суонна, новенького в Гриффиндорской квиддичной команде. Тот был высоким, чуть более плотно сложенным, чем Драко, но с такими же острыми чертами лица и узким подбородком. У него были длинные каштановые волосы, обычно стянутые в хвост. Волоски в руке Драко тоже были длинными и каштановыми, но он не мог припомнить, чтобы волосы Суонна еще и вились так сильно.

— Это, наверно, из-за влажности, — влез Гойл.

Драко глянул на него без особого участия.

— Благодарю за дельное разъяснение.

— У тебя достаточно зелья? — поинтересовался Крэбб, о чем немедля пожалел.

— Я не настолько тупой, — огрызнулся Малфой.

Он вытащил из кармана мантии большую флягу и поднял ее над головой, ближе к неверному свету в их общей спальне. План Драко был исключительно рисковым, так что он не мог выносить его на обсуждение в широкие массы. Даже в гостиной Слизерина было не достаточно безопасно. План должен был оставаться меж этих четырех стен и не просачиваться дальше упомянутых. Ну и, разумеется, не пойти дальше Крэбба и Гойла, но их можно было не принимать в расчет. На самом деле, если бы Драко мог справиться в одиночку, он вовсе не привлекал бы их к этому делу. Но его терзала необходимость рассказать кому-то, кто восхитится его гениальностью. Вдобавок, Крэбб и Гойл служили эффективным средством добычи столь необходимых волос гриффиндорца. Единственное, что им нужно было сделать, один раз позволить себе нелестно высказаться о матери Поттера, и весь Гриффиндор принял боевую стойку в защиту их ненаглядного принца. И вот, после нескольких заклинаний, мелких проклятий и банальных тумаков они имели на балансе одну подпаленную бровь, парочку синяков и клок волос Кевина Суонна.

— Тут хватит на двадцать четыре часа, — пояснил Драко. — Я пойду и узнаю их стратегию для финала по квиддичу, и, не успеешь ты глазом моргнуть, мы выиграем субботний матч.

Крэбб выглядел озадаченным. Он сосредоточенно моргнул один раз. Затем еще.

Драко закатил глаза.

— Крэбб, да не в прямом смысле слова. — Оба амбала сбились с толку еще сильнее, поэтому Драко просто махнул рукой и потряс головой: — О Мерлин, забудьте. Давайте разберемся с зельем. Идет?

Они (и под «ними», безусловно, понимался Драко) решили, что осуществлять превращение в жилых помещениях Слизерина слишком опасно. Последний раз, когда гриффиндорец появлялся в общей гостиной Слизерина… да никогда такого не было. Гораздо более безопасно для Драко было выпить Оборотное зелье в каком-нибудь укромном уголке подземелий, таким образом никто не сможет поймать их за руку.

Когда троица нашла упомянутое местечко в достаточной отдаленности от общей гостиной, Драко открыл флягу и опустил туда волосы. С отвращением он глазел, как булькает зелье с сущностью гриффиндорца, и даже мысль о том, что Суонн, по крайней мере, чистокровный, не приносила облегчения.

Драко торопливо отхлебнул из фляжки и почувствовал, как зелье медленно и тягуче опускается вниз. Если бы дракон однажды нажрался грязи, блеванул ею, а потом повторил процедуру, вот таким бы и был вкус той дряни, что попала в желудок к Драко. Он закашлялся, чувствуя, как тело стремится отторгнуть отвратительную субстанцию, но должен был заставить себя допить до конца. В противном случае, у него могло не хватить времени для развертывания разведывательной операции в тылу врага.

Он отпил еще и обнаружил, что второй глоток в разы ужаснее первого. Фляга выскользнула из его пальцев, тело охватила нестерпимая волна тошноты. Драко рухнул на колени. Успокойся, попытался уговорить он себя. Однако его желудок разбушевался не на шутку. Он догадался, что выглядит совсем паршиво, потому как даже огнеупорные Крэбб и Гойл мертвецки побледнели. Они, кажется, что-то говорили, но Драко не смог их расслышать в разгар борьбы с удушающим приступом, вознамерившимся покончить с ним.

Его руки задрожали, тело буквально затряслось. Глазные яблоки начали пульсировать, а в груди будто завязывался узел. Он испустил жалобный стон, когда трансформация достигла кульминации, плотно сжал веки в надежде, что это уменьшит боль.

«Все это во благо, — продолжал убеждать себя Драко, — победа над Гриффиндором стоит того».

В общей сложности процесс занял не более двух минут, но для Драко они показались минимум двадцатью. Зато прекратилось все совершенно резко. Пульсация, головокружение, дрожь — все исчезло в мгновение ока, и Драко поднялся на ноги, чувствуя себя героем. По крайней мере, самое сложное позади.

Он повернулся к Крэббу и Гойлу, приняв изящную позу.

— Ну, как вам?

Оба бравых товарища все еще оставались бледными, их глаза — широко распахнутыми. Буквально через секунду после того, как вопрос вылетел изо рта Драко, он догадался, почему так. Голос, которым он заговорил, совсем не напоминал хрипловатый, хоть и еще не оформившийся до конца баритон Кевина Суонна. Наоборот, это был довольно-таки высокий тембр, его даже можно было спутать с женским.

Драко прикусил губу и крепко-накрепко зажмурился, молясь, чтобы ему просто показалось.

— Пожалуйста, скажите мне кто-нибудь, что у Кевина Суонна необычайно сложный и странный случай ломки голоса, — он открыл глаза и увидел полные ужаса выражения лиц Крэбба и Гойла. — Пожалуйста, пусть будет так, что акустика в подземельях хуже некуда и это не вы оба подсунули мне девчачьи волосы!

— Я… я клянусь, они были суонновскими, — боязливо пробормотал Крэбб. Гойл поддержал соратника, яростно закивав.

— Я клянусь, — сказал он, вторя интонациям Крэбба. — Мы не знали.

Драко ощупал свое лицо, потрогал шею, потом рука скользнула вниз и внезапно наткнулась на два достаточно плотных шара, выпирающих из грудной клетки. Он повторно ощупал их.

— У меня есть грудь, вы идиоты! — заорал он. — Пара долбаных сисек!

Вдруг Драко поймал взглядом свое отражение в луже на полу и закричал пуще прежнего:

— И эти сиськи принадлежат Гермионе Грейнджер! У меня грязнокровная грудь! Я клянусь, я пойду и поломаю ваши новые метлы к чертям собачим, а потом выкину этот мусор в океан, а океан запущу в космос, а потом обрушу космос на вас. Вы долбаные тупые…

— Эй, а что это тут творится?

Группа слизеринцев завернула за угол, и Драко поспешно проглотил остаток предложения: его глаза расширились от страха при появлении четырех рослых ребят, которые встали рядом с Крэббом и Гойлом и окатили его пренебрежительными взглядами.

— О чем тут разверещалась грязнокровка? — спросил один из них у Крэбба. Драко узнал в парне Эдриана Пьюси.

Крэбб глянул на искаженное ужасом лицо Драко, и внезапно его собственное стало гораздо менее бледным. У амбала вырвался тихий смешок, когда он обменялся взглядом с Гойлом.

— Что-то насчет того, что Гриффиндор лучше Слизерина.

— Да-да, — с энтузиазмом подхватил Гойл.

Драко ощутил, как учащается сердцебиение, поскольку четыре парня — четыре невообразимо громадных парня — повернулись к нему, расправляя плечи.

— Неужели, Грейнджер?

— Нет-нет, я думаю, что вы все великолепны, — зачастил Драко. — Я думаю, что Слизерин великолепен. Все должны носить зеленый. На самом деле, я как раз собиралась пойти и найти что-нибудь зеленое, чтобы надеть. Дурацкий Гриффиндор, я правильно говорю?

Он поспешил пройти мимо четверки, но притормозил рядом с Крэббом и Гойлом, чтобы прошипеть:

— Когда все это закончится, я вас обоих в порошок сотру.

Каким-то образом подошедшие четверо вселили в Крэбба и Гойла новоприобретенное (но, как смел надеяться Драко, кратковременное) чувство собственного достоинства. Крэбб хрюкнул, услышав от Гойла тихое:

— Тебе бы лифчик надеть, Драко.

Глаза Драко сузились. О да, он уничтожит их.

* * *

То, что его чуть было не разодрали в мелкие кусочки Эдриан Пьюси и его банда, открыло для Драко несколько небольших изъянов в плане, в остальном, разумеется, безупречном. Надо сказать, причиной проблемы номер один была абсолютная тупость Крэбба и Гойла, и в этом отчасти присутствовала вина Драко. Ему следовало догадаться, что не стоит доверять этой парочке ничего, выходящее за рамки «пожрать и подраться». Вторая проблема заключалась в том, что он не учел ненависть со стороны Слизерина. Действительно, пребывая в теле Гермионы Грейнджер, почти невозможно избежать преследования. И наконец, третья непредвиденная проблема: он не имел ни малейшего понятия, где находится гостиная Гриффиндора.

Драко брел по коридорам без конкретной цели. Изредка малознакомые ученики махали или улыбались ему. Он решил, что это, должно быть, какие-то грейнждеровские друзья. И предпочел оставить их без внимания.

— Гермиона! Гермиона, погоди!

Драко по инерции сделал еще несколько шагов, когда опомнился, что обращение «Гермиона» как минимум следующие сутки относится к нему. Он развернулся и увидел подбегающую к нему девчонку Уизли. Как ее там звали, Дженни?

— Я думала, что ты на Рождество уехала домой, — в ее голосе сквозило любопытство.

Драко почувствовал, как его окатывает волна облегчения. Грейнджер на праздники уехала домой, значит, не вернется до конца недели, а значит, он может не опасаться проблемы номер четыре: он не столкнется носом к носу с настоящей Гермионой Грейнджер и не будет избит до бессознательного состояния толпой разъяренных рыжих.

— Я, это, решил… а вернуться, — слегка подрагивающим голосом сообщил он.

— Зачем? — удивилась рыжая, выпучив глаза.

«Так, зачем? — судорожно стал прикидывать Драко. — Какое, ради Мерлина, твое дело, глупая рыжеволосая пустышка?»

Но Грейнджер, скорее всего, дала бы другой ответ, поэтому Драко должен был нафантазировать иную версию, кажущуюся более достоверной.

— Мне надо учиться, — сказал он. — Ты ж меня знаешь: учиться, учиться и еще раз учиться!

В первый миг ему почудилось, что он прокололся.

«Мерлин, они изобьют меня до крови, — испуганно подумал он. — И я не смогу узнать их квиддичные секреты, так что они выиграют и этим побьют меня снова».

Но на лице Уизли появилась улыбочка, и она захихикала.

— Очень смешно, — прощебетала она. — Ну, я на самом деле рада, что ты вернулась. Мне нужна твоя помощь.

Вдруг Драко обнаружил, что пересекает пространство коридоров бок о бок с девчонкой Уизли. Они забирались вверх, минуя один лестничный пролет за другим, пока не оказались напротив портрета Толстой Дамы.

— Блесна, — пробормотала Уизли, и портрет отъехал в сторону, открывая доступ в гостиную.

Глаза Драко полезли на лоб при виде комнаты.

— Ну, ни хрена себе она огромная! — опешил он. — И такая теплая! Конечно, Дамблдор предоставил своим ненаглядным питомцам самые лучшие апартаменты, пока остальные гниют в холодных подземельях!

Несколько студентов прошли мимо них, посматривая с изумлением, а девчонка Уизли изломила бровь.

— Честно, Гермиона, иногда я не понимаю ни слова из того, что ты говоришь, — она схватила Драко за руку и потянула к лестнице, ведущей к спальням девочек. — Пошли!

В спальне оказались восседавшие на своих кроватях Лаванда Браун, а еще смуглая цыпочка, одна из близняшек.

— Гермиона! — воскликнула Лаванда. — Что ты тут делаешь? Джинни говорила нам, что ты уехала еще утром.

Джинни. Ага, неплохо. Наконец-то у нее кроме фамилии появилось и имя.

— Ты наверняка вернулась, чтобы посвятить каникулы учебе? — спросила смуглая близняшка, в ее голосе определенно присутствовали нотки издевки.

Так, копченая близняшка — стерва. Заметано.

Джинни закатила глаза и протолкнула Драко мимо обеих девушек прямо в ванную и плотно притворила дверь. Сперва он было решил, что запихан сюда для обмена сплетнями, но Джинни начала быстро расстегивать блузку. Драко ощутил себя на съемках порнофильма.

— Что ты творишь? — воскликнул он.

Джинни приостановила свою деятельность и воззрилась на него с озадаченным видом.

— Что такого? Мы ведь уже это делали.

— Погоди-ка, ты и Грейнджер… я хотела сказать, ты и я? — у Драко обнаружилась нехватка кислорода. Вдруг в его голове осталась единственная мысль: об Уизли и Грейнджер в ванной комнате. Он, конечно сможет справиться с заданием, тем более настоящая Гермиона сейчас далеко и, скорее всего, вместе с родителями поедает пирог или что-то в таком духе. Хотя его теперешнее «оборудование» там внизу серьезно изменилось, и к этому надо будет приноровиться. Но, глядя на обеспокоенное лицо Джинни, Драко понял, что ошибся с интерпретацией ее слов.

— Хочу, чтобы ты свела оставленный Дином засос, — пояснила Джинни.

Драко подумал, что она решила — Гермиона что-то употребляет.

«Кстати, можно привести в качестве оправдания, если меня раскроют», — сделал мысленную пометку он.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке? — спросила Джинни.

— Да-да, прости, — невнятно пробормотал Драко. Он находился в самом эпицентре странной фантазии, и ему требовалось время, чтобы выбраться наружу.

Факт того, что Джинни расстегнула почти все пуговицы, предъявляя розовый кружевной бюстгальтер, совсем этому не способствовал. Она повернулась и позволила рубашке соскользнуть с плеч. Прямо у основания шеи Драко увидел два небольших красных пятнышка — предположительно, отметины, оставленные зубами Дина Томаса. Его возбуждению пришел конец, вместо него явилась легкая тошнота.

— Ты же знаешь, что будет, если Рон это увидит, — проворчала Джинни. — Слышала, как он говорил Гарри: даже от мысли обо мне и Дине его тошнит. Можешь представить его реакцию, если он увидит эти «следы любви»? Наверное, сразу представит, что мы тискались, валяясь на диване. Фу, отвратительно. Он…

— Захочет проткнуть себе ухо вилкой? Я его понимаю, — Драко сделал паузу, продолжая сверлить взглядом голую спину Джинни, не имея понятия, что предпринять. — Извини, что именно ты хочешь, чтобы я сделала?

— Используй свое Очистительное заклинание! — ответила Джинни. — Оно творит чудеса.

Дерьмо. Проблема номер пять: ясно, что люди будут считать, что он такой же умный, как всезнайка Грейнджер, которой он, к сожалению, не являлся. Он быстро перебрал в уме все заклинания, которыми владел, но ничего похожего не нашлось. Драко вознамерился заявить, что забыл заклинание, но Грейнджер вряд ли имела привычку что-либо забывать.

«Ну, будь что будет», — подумал он, прицеливаясь палочкой в сторону Джинни и предпринимая попытку ткнуть пальцем в небо.

— Очистис… Засос… ус? — пробормотал Драко. Слабая голубая дымка вырвалась из палочки и окружила красные пятнышки на шее Джинни. Сперва ему показалась, что все прошло успешно, но потом покраснения стали наливаться желтым цветом. Они выросли до размера галлеонов и надулись, так что теперь представляли собой небольшие луковицы, наполненные подобием зеленоватого гноя.

— Это новое заклинание? Сработало? — спросила Джинни.

— Э… да? — с ложной бодростью сказал Драко, заодно стараясь скрыть отвращение. — Выглядит отлично. Дин наверняка захочет облизать тебя с ног до головы, а Уизли ничего не узнает.

Джинни застегнула блузку и глянула на Драко с любопытством.

— Мне не кажется, что с тобой все нормально. Это из-за Рона и Лаванды? Гермиона, я тебе уже говорила: это ничего не значит. А ты так переживаешь! Только взгляни на себя: вся растрепанная, мантия тебе явно велика. И ты что, не надела лифчик?

Дако зыркнул на свое (ну ладно, Гермионино) отражение в зеркале и обнаружил, что выглядит так, словно только что пробудился от послеобеденного сна в Запретном лесу. Он прошествовал обратно в спальню, где копченая стерва-близняшка и Лаванда Браун обменивались сплетнями, мерзко хихикая. В тот же миг, как он вошел, разговоры прекратились, а девушки многозначительно переглянулись.

Оробев, он схватил первую попавшуюся под руку мантию, гриффиндорский галстук и, как ему уже несколько раз в течение сего дня успели посоветовать, бюстгальтер. К его удивлению, все Гермионино белье было черным и кружевным, и он внезапно почувствовал толику уважения к ней.

«Ах ты проказница, Грейнджер! Одежда зубрилки, бельишко распутницы».

Опыт переодевания не принес удовольствия. Драко не имел ничего против голых женщин, наоборот — он любил голых женщин. Но факт того, что на сей раз голой женщиной являлся он сам, странным образом отдавал извращением. Итак, он закрыл глаза и начал орудовать непривычными предметами одежды. К сожалению, приснопамятный бюстгальтер обернулся самым тяжелым и приводящим в ступор открытием всей его жизни. Он в свое время снимал парочку лифчиков, но надеть его было делом почти невозможным, и после добрых десяти минут бесплодных попыток вдеть крючки в предусмотренные для них места его одолело стойкое желание покончить с собой.

Наконец один из двух крючков зацепился за какое-то отверстие, но неподъемное задание так вымотало Драко, что он решил довольствоваться одной застежкой. Если бюстгальтер расстегнется посреди ужина — ну, он будет решать проблемы по мере поступления.

Одевшись, он стал разыскивать туфли, поскольку Джинни обозвала его ботинки из драконьей кожи «уродскими». Часть его — достаточно большая часть — жаждала намекнуть ей, что эти ботинки, скорее всего, стоят дороже, чем весь их жалкий дом целиком, но он вовремя напомнил себе, что это явное выпадение из роли. И если он желал придерживаться изначального плана: не быть покалеченным гриффиндорской популяцией, он должен был держаться в рамках характера Грейнджер.

В конце концов (не без помощи Джинни) он нашел ежедневно носимые Гермионой туфли и натянул их на ноги. Это были остроносые лодочки на высоком тонком каблуке, в которых достаточно большая ступня Грейнджер выглядела почти игрушечной, да и ее маленький рост они компенсировали. Однако все имеет свою цену: ноги в них сразу адски заболели.

Он заметил, что теперь выше в том числе Лаванды Браун, хоть и всего лишь на пару сантиметров.

«Ну-ну, Грейнджер», — подумал он, а на лице расцвела ехидная улыбочка, пока он дефилировал мимо упомянутой Браун и Копченой Стервы, желая почтить своим присутствием также гостиную Гриффиндора.

— О, Гермиона!

Он повернулся и увидел двух людей, о существовании которых посреди суеты в ванной и спальне успел подзабыть. Те сидели возле стола в углу, сгорбившись над свитками пергамента. Уизли и Поттер страстно махали ему, и, так как у него не нашлось причин проигнорировать это, Драко сдался и потащился к ним.

— Слава Мерлину, что ты раздумала ехать домой на Рождество, — счастливым тоном заявил Поттер.

Вздох облегчения от Уизли тоже был хорошо слышен. Он приподнял покрытый своими каракулями пергамент:

— Ты просто обязана помочь нам с этими эссе. У Снейпа точно какое-то шило в заднице: кто еще мог додуматься задать домашку на каникулы? Ну же, Гермиона. Ты должна дать нам списать со своего эссе.

Драко приподнял бровь.

— Нет. Сами пишите.

— Ой, не заставляй нас упрашивать, — вопреки сказанному, в голос Поттера просочилась умоляющая интонация. — Эти эссе — самое настоящее издевательство.

— Мы поменяем местами парочку слов, и Снейп ни о чем не догадается. Все равно он их не читает, а просто ставит тебе и своему любимчику Малфою высокие баллы, зато все остальные вынуждены довольствоваться дерьмовыми оценками.

Драко ощутил приближение приступа бешенства.

— Уизли, может, Снейп ставит тебе плохие оценки, так как ты не в состоянии сам написать жалкое эссе? Может, у меня отметки получше, потому что я действительно над ними работаю?

Это была доселе не изведанной формой удовольствия — оскорблять Уизли, находясь в теле другого человека, тем более, он не посмеет навредить этому телу. Лицо рыжего приняло ярко выраженный красно-фиолетовый цвет, а он сам молча вернулся к выведению бессмысленных каракулей на пергаменте. Драко на минутку задумался, сойдет ли ему с рук парочка почти безобидных заклятий в адрес Уизли, но решил пока не слишком искушать судьбу.

У Поттера на лице появилась настолько пораженная гримаса, что Драко невольно задумался: а отказывала ли им Грейнджер в списывании хоть раз? Определенно, нет, так как оба приятеля выглядели, как будто он надавал им пощечин. И, судя по всему, в этом теле он вообще-то мог такое проделать, да еще и от души насладиться. Драко мысленно пообещал себе, что в следующий раз не будет ограничивать себя лишь моральными оплеухами.

Во время обеда Драко убедился, что оставшиеся два члена Золотой Троицы до сих пор слегка расстроены его восстанием против плагиата, поэтому занял место в углу гриффиндорского стола, игнорируя их недовольное сопение. Проблема номер шесть: избегать самых близких друзей Грейнджер, которые заодно являлись важными членами команды по квиддичу, означало трудности в реализации плана. Ведь первичной целью было проникнуть в стан врага и разведать задуманную Гриффиндором стратегию финального матча. Внезапно Драко пришло на ум, что он может попробовать исправить ситуацию при помощи Кормака Маклаггена, запасного вратаря команды.

«Лучше, чем ничего», — решил он, поворачиваясь к Маклаггену.

— Э-э, привет… Кормак, — неловко проговорил Драко.

Маклагген в первый момент выглядел озадаченным — как будто Грейнджер до этого дня не очень-то стремилась к разговорам с ним, однако быстро расплылся в улыбке.

— Привет, Гермиона!

— Как дела… на тренировках по квиддичу? — поинтересовался Драко.

Замешательства на лице Маклаггена стало больше.

— Вроде нормально, — нехотя сказал он. — То есть я хотел сказать, что не очень. Понимаешь, я всего-то вратарь в запасе. Поэтому Гарри зовет меня на тренировки только раз в две недели. Откровенно говоря, это бесит. Я гораздо лучший вратарь, чем Рон, но, полагаю, ты должен входить в ближний круг, чтобы тебя приняли в команду, верно? То есть я не хочу сказать ничего дурного о твоем друге. Но серьезно, так оно и есть. Я ездил в лагерь Юношеской Квиддичной Лиги два лета подряд и за все время пропустил всего-навсего два гола. Можешь себе это представить? И оба раза это не было моей виной…

Маклагген разливался соловьем, в то время как Драко перестал слушать сразу после «раз в две недели». Ничего себе, да этот пацан определенно влюблен в звучание своего голоса.

— Второй раз загонщик моей же команды направил бладжер в меня, — и не думал останавливаться Маклагген.

— Не могу представить, почему кто-то может захотеть так поступить, — пробормотал Драко.

Не прошло и трех минут с начала разговора, когда до Драко дошло: он совершил ужасную ошибку, заговорив с Кормаком. Единственная вещь, которая тому нравилась больше собственного голоса — это его собственный голос, рассказывающий о нем самом. К сожалению, он болтал без умолку как минимум десять минут, но так и не сказал ничего дельного о стратегии игры Гриффиндора.

В один момент он начал говорить об этом, и перед Драко забрезжил лучик надежды, но нет. Рассказ так же плавно вернулся обратно к тому, насколько все несправедливо и как однажды Оуэн Ксавьер, знаменитый вратарь «Фалмутских ястребов» сказал, что у Кормака есть талант к квиддичу.

Драко потерял счет тем мгновениям, когда ему усиленно хотелось свести счеты с жизнью. В конце концов, с ним с другой стороны стола заговорила Джинни, и Драко почувствовал себя как минимум счастливым. До этого дня он и представить не мог, что когда-либо обрадуется обращению со стороны Уизли.

— Зачем ты разговаривала с Кормаком? — спросила Джинни.

— Не знаю, — честно ответил Драко.

— Ладно, в любом случае, не хочу тебя пугать, но думаю, что Крэбб и Гойл влюблены в тебя.

Драко едва не выплюнул только что положенный в рот кусок пирога с цыпленком.

— Чего?!

— Они все время пялятся на тебя, — пояснила Джинни, определенно с трудом веря в произнесенное. — Они смотрят на тебя, перешептываются, а потом снова смотрят.

Драко повернул голову и поймал взгляды со стороны слизеринцев. Он посмотрел на обоих проштрафившихся со смертельной угрозой, и они быстро отвернулись.

— Ну, как их можно винить? С моей-то роскошной фигурой. Да меня все хотят.

Ясно, что план изображать из себя Грейнджер затрещал по швам, но Драко не мог не насладиться ошеломленным лицом Джинни. Он вновь обратил внимание на стол, накладывая на тарелку целую гору съестного. Весь день он ничего не ел, и накопившийся с завтрака голод атаковал его в полную силу. Размещенный посередине тарелки здоровенный кусок пирога Драко с одной стороны украсил картофельным пюре, а с другой — прелестными грибочками в сливочном соусе.

— Не хочешь притормозить с едой? — прошипел голос рядом с ним.

Драко повернулся к Копченой Стерве. Вот у кого тут было шило в заднице.

— Серьезно? — спросил он.

— Что?

— А я думала, девчонкам запрещено называть друг друга толстыми.

Копченая Стерва взирала на него в непонимании.

— Я просто обратила внимание… Ты так много ешь. У тебя депрессия или типа того?

— Может, я просто голодная? — он не собирался сдаваться.

Она закатила глаза.

— Ну ладно, я просто обратила внимание, — повторила она.

Вот теперь Драко был в бешенстве. Он вгрызся в грибок, наслаждаясь вкусом во рту, чувствуя, как еда медленно опускается в желудок.

— Только потому, что Грейндж… я не тростинка, я не должна морить себя голодом. Я выгляжу прекрасно. На самом деле, я просто красотка. У меня есть задница и отличные сиськи, и, позволь заметить, с мужской точки зрения это гораздо лучше, чем иметь плоскую грудь и такой же плоский зад.

Вот черт, прокол. Он только что сказал «с мужской точки зрения», как если бы Драко Малфой говорил о Гермионе Грейнджер.

Копченая Стерва совершенно точно была выбита из колеи. Джинни, напротив, смотрела на свою подругу с нескрываемым восхищением и даже позволила себе небрежный смешок. Так много предрассудков Драко по отношению к девушкам оказались чистой правдой: они были ворчливыми, усердно практиковали отношения «заклятые подруги» и иногда цеплялись друг к другу без какой-либо на то причины. Он надеялся, что раз уж плохие предрассудки подтвердились, хорошие тоже окажутся истиной. Может, девушки по вечерам собираются в спальнях и устраивают там бои подушками? Обнаженными. Он не терял надежды.

После ужина он пошел обратно в спальню в сопровождении Джинни, причем по дороге два раза споткнулся. Когда он достиг кровати Гермионы и снял орудия пыток под названием «женские туфли», обнаружилось, что те натерли его ноги до крови, а мизинцы так и вообще выглядели сломанными.

— Мне идут эти туфли? — спросил он у Джинни. — Только честно.

— О да, — согласно кивнула она. — Ты в них прям секси.

Выглядеть «секси», но терпеть почти что ослепляющую боль, или не столь «секси», но с надеждой на то, что ноги останутся целыми к концу дня? Сегодня утром выбор был ясен. Но ему так не хотелось давать возможность Лаванде или Копченой Стерве высказываться по поводу его внешности, что он решил хорошенько обдумать все еще раз.

— Мерлин, я так переживаю из-за Дина, — сказала Джинни, выходя из ванной с гребнем в руках. Она стала расчесывать свои длинные прямые рыжие волосы. — Мне кажется, он хочет пойти дальше, но я не уверена, что готова к этому.

— Тогда брось его, — посоветовал Драко.

— Гермиона! — воскликнула Джинни неверящим тоном. — Мне он все-таки нравится. Знаешь? Я имела в виду, когда он касается меня, а его губы…

Драко снова посетили суицидальные мысли.

— Это кажется мне правильным, — завершила Джинни.

— Тогда останься с ним, — ответил Драко.

— Но Гарри и я провели столько времени вместе…

— Ну, тогда брось Дина.

— Но он на самом деле неплохой парень и отлично целуется.

— Тогда оставайся с ним.

Что за нелепый разговор по кругу? С точки зрения Драко, все было просто. Тебе кто-то нравится — ты с ним встречаешься. Не нравится — бросаешь. Ему было не ясно, почему Джинни не понимает столь элементарных вещей. Вместо этого она истязала его не менее четверти часа, колеблясь между причинами оставаться с Дином и порвать с ним.

Разум Драко все больше наполнялся удручающими думами.

А потом он внезапно рискнул провести небольшой эксперимент. Выждав, пока Джинни понадобится вдохнуть, он предложил свою тему для обсуждения.

— Знаешь, что? Я тут погрызлась с Пот… Гарри и Роном.

— Да, это ужасно, — согласилась Джинни. — Дин и я тоже постоянно ссоримся. Но не по-крупному. Как считаешь, это хорошо или плохо?

«Н-да, этого следовало ожидать», — подумал Драко, когда Джинни вновь принялась раскладывать по полочкам все «за» и «против» Дина Томаса.

По счастью, в комнату вошли Лаванда с Копченой Стервой, и у Драко появилась причина выйти. До Рождества оставалась всего пара дней, и студенты приступили к украшению гостиной мишурой, свечами, колокольчиками, полосатыми конфетами-тросточками и веночками. Все это было так мило, что Драко почувствовал: его сейчас вырвет сахарными леденцами.

Несмотря на то, что большинство было занято декорированием, некоторые все же умудрились протащить в общую гостиную контрабандную медовуху и распространяли ее среди студентов. В углу комнаты Драко заметил семикурсника, который улучшал свой гоголь-моголь при помощи огневиски.

— Вот это вечеринка, — пробубнил Драко, неохотно позволив себе испытать чуток восхищения перед изворотливостью гриффиндорцев. Правда, это восхищение быстро сошло на нет, едва он заметил, сколь неискушенными пьяницами они были. Казалось, они не смогут спрятать последствия возлияний, даже если от этого будут зависеть их жизни.

Позорно большое количество студентов валялось на диванах и даже на полу, только прикончив первую бутылку, пока те, кто еще держались на ногах, шлялись по комнате и представляя собой жалкую кучку полных идиотов.

— Устрой себе маленькое Рождество⁽¹⁾, — затянули два третьекурсника. Это звучало хуже, чем целый хор подростков-теноров в самое поганое время своего пубертата. Вдруг один из них резко прекратил петь, окинул окружение диким взглядом и стал блевать в пустую вазу. Драко заприметил близнецов Уизли, потешающихся над этим в углу комнаты, и внезапно у него возникла идея.

— Привет, Гермиона! — поприветствовал один из них, когда Драко подошел поближе.

— Привет, ребята, это вы сотворили с тем парнем? — спросил он, указывая на пацана, которого продолжала терзать рвота.

— О да, — гордо ответил другой близнец. Он поднял кверху крупную конфету. — Блевательные Батончики. Мы раздали прототип, чтобы посмотреть, насколько от них становится плохо, и, должен сказать, этот — самый ужасный из тех, что у нас есть в наличии. Теперь подыскиваем следующих подопытных, потому что надо проверить оставшиеся.

— Я нечаянно услышала, как Крэбб и Гойл сказали, будто ваша мама напоминает стремную версию задницы Снейпа, — лица близнецов приняли возмущенный вид. — Это они сказали, я только повторила. Полагаю, они заслуживают возмездия.

— О да, — согласились они. — Но Блевательные Батончики слишком хитро связаны с тем, над чем мы трудились целый месяц. Может, вместо них попробуем Взрывающиеся Поносные Конфеты, Джордж?

Драко не знал, что это такое, более того, он и не хотел узнавать. Зато его лицо расцвело в довольной улыбке, когда близнецы стремительно направились к своей спальне, наверняка, составлять план мести. Так, один пункт из списка неотложных дел можно вычеркнуть.

— Привет, красотка, — услышал он сзади.

Он развернулся и увидел Кормака Маклаггена, который с подозрительной ухмылкой прятал что-то за спиной.

— Извини, я бы с удовольствием поболтала с тобой, но на сегодня моя квота бесполезного дерьма превышена, — заявил Драко. — И все благодаря тебе!

— У меня такое впечатление, что мы с тобой мистическим образом связаны, — без запинки произнес Маклагген, полностью проигнорировав сказанное. — У тебя такой горячий темперамент — меня это заводит. Знаешь, ты словно секси-библиотекарь. Вперед, малышка.

Драко ощутил резь в желудке. Ему захотелось оказаться наверху и снова выслушивать жалобы Джинни по поводу Дина Томаса. Маклагген резко выкинул вверх доселе спрятанную за спиной руку.

Он зажимал в кулаке веточку омелы, которую поднял над их головами.

«Будь я проклят!»

Самая большая проблема, порядковый номер семь. Кто бы мог подумать?

Маклагген потряс омелой, изо всех сил стараясь выглядеть сексуально. Вместо этого у него был такой вид, как будто не может ни вдохнуть, ни выдохнуть. Смотрелось ужасно.

— Слушай, ты милый и все такое, но у меня именно сейчас громадный кризис личности, и я чувствую себя не в своей тарелке. Так что у меня идея. Подержи-ка ты эту омелу, а я схожу найду достаточно пьяную девушку, которая согласится с тобой целоваться. Никаких дурнушек, обещаю.

Казалось, Маклагген не слушал, что ему предлагают, зато затряс омелой с утроенной силой и прижался всем телом к Драко. Тот и глазом не успел моргнуть, как ощутил мокрый язык парня у себя во рту, рука Маклаггена сжимала бедро мнимой Гермионы, пока губы высасывали изо рта остатки воздуха, а из психики — самоуважения.

Драко подумал — можно ли утонуть во рту другого человека? Этим вечером подобное событие, кажется, произойдет впервые. Теперь уже обе руки Маклаггена сжимали бока Драко, но долго они там не остались, начав путешествие к талии, минуя бедра и направляясь прямиком к земле обетованной. Это было настолько неправильно, что Драко не смог даже сформулировать свое отвращение в словах.

Он оттолкнул Маклаггена и отчаянно стал хватать ртом воздух, заодно пытаясь нащупать в душе остатки самоуважения. Впрочем, он опасался, что этот корабль отчалил в тот самый миг, как Маклагген предпринял попытку просунуть свой язык в горло Драко.

— Почему ты такая ханжа, Грейнджер? — раздраженно спросил Маклагген. — В смысле, я просто хотел немножко развлечься, а ты руками и ногами против. Жизнь не состоит из одних лишь книг, малышка.

Вот теперь Драко разозлился окончательно.

— То, что я не хочу, чтобы ты засунул мне свой зараженный бактериями язык в рот, не означает, что я ханжа! Почему это все, кому не лень, насмехаются над моим стремлением к знаниям? Проклятье, если я пожелала учиться, я буду учиться! А потом у меня будет хорошая работа, и я выйду замуж за парня, который будет знать, как со мной обращаться, а не за самовлюбленного придурка. До тебя дошло, Маклагген? Или ты просто не в состоянии услышать, когда говорят о чем-то другом, кроме тебя самого?

— То есть… у нас будет секс или нет?

Из груди Драко вырвался вопль отчаяния.

— Знаешь, что? С меня хватит. Твое лицо должно украшать плакат, призывающий к контролю рождаемости. — Он воздел руки к небу и покинул поле боя, ворча: — Слишком много уродов, и совершенно ясно, что не хватает цирковых арен.

Когда он попытался проложить курс среди гриффиндорцев — всех с нехваткой умения координировать движения — он почувствовал на своем плече чужую конечность и мгновенно развернулся, чтобы узреть возвышающегося позади него Рона, красного как… допустим, цвет его собственных волос.

— О нет, только не ты, Уизли, — застонал Драко. — Серьезно, мне уже прополоскали рот, и этого более чем достаточно.

— Ты целовала Маклаггена? — с гневом в голосе спросил Рон.

Драко закатил глаза.

— Ты засовывал свой язык в рот Лаванде Браун?

— Я первым спросил!

— Послушай, Уизли. Понятно, что ты испытываешь какую-то разновидность привязанности к мне. На самом деле, это весьма жалко, так как единственное, на что ты при этом способен, это крутить с Лавандой Браун, попутно жалуясь на то, что я не водружаю тебя на пьедестал и не поклоняюсь тебе. Серьезно, чувак. Это печально. Найди для себя другое увлечение. Или, на худой конец, отрасти пару яиц и предложи мне встречаться, если хочешь быть со мной, или отстань от меня, если не хочешь. До тебя дошло?

Глаза Рона расширились, явственно показывая неверие и ярость. Драко уж было подумал, что это невозможно, но тот все-таки стал краснее своих волос.

— Так ты целовала Маклаггена или нет? — повторил он.

Вены Драко тоже наполнила кипящая ярость, грозящая разорвать его.

— Ты что, глухой? Не слышал ни слова из того, что я сказала? Уизли, не твоего собачьего ума дело, целовала ли я Маклаггена. Да я могу родить ему дебиловатых детей, и это никоим образом тебя не касается! Будь ты мужиком и расскажи Грейн… мне о своих чувствах или проваливай!

Понятное дело, что поддатый Рон отнюдь не был личностью семи пядей во лбу.

— Ты целовала его? — настойчиво повторил он.

— Знаешь, что? — вздохнул Драко. — Иди-ка ты в жопу!

Он собрал все свое раздражение в руке, которой наотмашь ударил Уизли по лицу. Вот и второй пункт в списке неотложных дел выполнен. Ощущения были непередаваемо прекрасными. Не дожидаясь последствий своего выступления, Драко побежал вверх по лестнице, ведущей в спальни, громко выругавшись, когда лодыжка в проклятущих туфлях подвернулась.

Оказалось, что Лаванда и Копченая Стерва также покинули вечеринку, разлеглись на кроватях и не изменяли себе — хихикали и сплетничали. При виде вваливающегося в комнату Драко они внезапно замолкли и молча наблюдали, как он стряхивает туфли с ног и громко стонет.

Двое девушек обменялись понимающими взглядами.

— Вы тоже желаете получить свое? — рявкнул на них Драко. — Потому что мне есть что сказать, если только вы захотите слушать.

Обе продолжили хранить молчание, потупились и затрясли головами. Драко схватил с тумбочки резинку для волос и укрепил ею узел, наспех сооруженный из торчащей во все стороны гривы Гермионы. Прохладный воздух остудил его вспотевшую шею. Он открыл окно, позволяя зимней свежести успокоить разбушевавшиеся нервы.

— И просто во избежание дальнейших недопониманий, — добавил он, пока морозный воздух не охладил его пыл слишком сильно. — Советую вам обеим впредь притормозить с зазнайским сучьим дерьмом вроде: «Я гораздо круче тебя», «Только жалкие неудачники едят углеводы» и так далее. Настоятельно рекомендую. Иначе я позабочусь о том, чтобы углеводы стали вашей наименьшей проблемой.

Мерлин, кто-то должен был заступиться за эту бедную девушку. По ней топтались все, кому не лень: друзья, заклятые подруги, мнимые парни, похотливые козлы… казалось, что у этого списка нет ни конца, ни края.

Драко почувствовал себя опустошенным. День оказался невыносимо долгим, и вдобавок ноги опухли донельзя. Он понял, что пора отходить ко сну, поэтому залез под мягкое одеяло Гермионы, не смогши даже озаботиться сменой одежды, и мгновенно заснул.

Какой кошмар.

* * *

Драко погладил свою грудь не менее трех раз, как будто сомневаясь в ее плоскости. Он посмотрел в зеркало и увидел там свое отражение: светловолосый, очаровательный и безупречный красавчик. Драко наслаждался перемещением по спальне в дорогущих и очень удобных ботинках из драконьей кожи. Ему нравилось, что он может поглощать немыслимое количество еды, и никто не осмеливался высказывать замечаний относительно этого, что там, никто даже не бросал косого взгляда. Но самое большое удовольствие доставляли Крэбб с Гойлом, которые уже четвертый час подряд не могли отходить слишком далеко от туалета, причем задерживались внутри него минут по тридцать.

Он точно должник близнецов Уизли. Они гении.

Драко слышал громкое ликование Гриффиндора. Факультет шествовал по школе, напевая «Уизли — наш король» или похожую глупую и бессмысленную вереницу слов, празднуя победу над Слизерином в финальном матче. Около часа тому назад он видел — он мог поклясться в этом — стайку гриффиндорцев, совершавших почетный круг по школе в обнимку с Кубком по Квиддичу.

Его губы расползлись в улыбке, когда он подумал о том единственном бонусе, который ему принесло ожидаемое поражение Слизерина. Пока большинство студентов сопереживали игре, Драко смог прокрасться в гриффиндорские спальни и оставить там память об одном-единственном дне, проведенном в шкуре магглорожденной девушки. Эх, поприсутствовать бы еще при одном интересном моменте.

Ликование, кажется, возрастало, заполнив собой всю школу.

— Уизли — наш король, Уизли — наш король… — против воли напевал Драко. Проклятье, эта мелодия чертовски прилипчива.

* * *

Гермиона широко заулыбалась, услышав не успевшие прекратиться радостные возгласы. Во время каникул ей сильно не хватало Хогвартса, и она была крайне счастлива возвращению. Проложив себе путь через толпу празднующих гриффиндорцев в гостиной, она миновала учеников и направилась в спальню, чтобы забрать несколько книг для углубленной учебы вечером после ужина.

— Гермиона, постой! — она услышала голос Рона за спиной.

— Все в порядке?

— Ну да… — медленно протянул Рон. — Я просто… просто хотел сказать, что я порвал с Лавандой, потому как понял, что мои истинные намерения при встречах с нею были… неправильными.

— Ого, — она приподняла брови, стараясь обнаружить своего старого знакомого — иррационального и злого Рона. Но тот испарился в неизвестном направлении или, может, хорошо спрятался за личиной этого лже-Рона.

— И, кхем, если ты ничем занята в Новый год, мы могли бы выйти прогуляться и поболтать.

Гермиона медленно кивнула, все еще находясь во власти скептицизма. Это на самом деле старый добрый Рон? Выглядел он как Рон, да и голос тоже был Рона, но… как такое возможно? Смела ли она надеяться, что Рон в конце конов оставит позади поведение избалованного ребенка?

— Да, конечно, — ответила она.

Мальчишеская улыбка приподняла вверх уголки губ Рона, он покраснел и поспешно направился обратно к толпе, продолжающей отмечать победу своей команды. Гермиона осталась одна, одновременно обрадованная и растерянная. Вздохнув, она все-таки пошла в спальню за книгами.

Войдя, она увидела Лаванду и Парватти, с головой ушедших в какой-то, по всей видимости, очень важный разговор.

— Привет, — тихо сказала Гермиона, так как сегодня видела их впервые. Она схватила необходимые книги и засунула их в школьную сумку.

— Будешь писать эссе по зельям, я правильно думаю? — показала зубы в улыбке Парватти.

Гермиона вздохнула, потому как она, конечно, скучала по Хогвартсу, но не по шуткам о ее книжно-червной натуре.

— Да, — проворчала она.

— Круто, — сказала Лаванда. Парватти кивнула. — Наши будут о Мандрагоре. Если ты тоже решала писать о ней, может, мы соберемся и обменяемся идеями, или вроде того.

Это стало недюжинным сюрпризом.

— Эм, наверное. Да, конечно, — согласилась она. — Было бы здорово.

Она подумала: может ли быть такое, что по каждому во время Рождественских каникул попало каким-то изменяющим личность заклинанием. Такая теория имела больше смысла, чем предположение о том, что все внезапно осознали, какими придурками были до этого.

— Кстати, на твоей кровати подарок, — указала Лаванда. — Он уже был там, когда мы вошли.

Гермиона оглянулась и увидела отчасти спрятанную подушкой коробку, обернутую зеленой бумагой и перевязанную серебристой ленточкой. Она осмотрела коробку в поисках карточки, но такой не обнаружилось. Будучи любознательной от природы, Гермиона быстро развязала ленточку и открыла коробку. В ней лежала пара черных туфель с широкими носками и устойчивым каблуком, который едва ли достигал дюйма в высоту. В коробке Гермиона также нашла крохотную карточку, никем не подписанную. Та просто гласила:

«С удобными каблуками. Ноги в них болят меньше. Счастливого Рождества!»

---

1) Песня Фрэнка Синатры «Устрой себе маленькое Рождество» («Have yourself a merry little Christmas»).

Вернуться к тексту