О сериале "Королева Марго" (джен)

В свое время я встретила выход на экран сериала "Королева Марго" с огромным энтузиазмом. Я любила Дюма, особеннно трилогию о последних Валуа. Мне всегда нравились Певцов, Караченцев, Боярский, Васильева, Жигунов — то, что последний играет откровенно никак я осознала гораздо позже. Можно сказать, сбылась мечта — прекрасные актеры в антураже, хотя бы не противоречащем моим представлениям об эпохе, завораживающая музыка, роскошная карта средневекового Парижа... Все неприятные, царапающие моменты я просто игнорировала. К сожалению, сейчас фильм воспринимается иначе. Больше всего меня огорчает то, что сценаристы зачем-то взялись переписывать Дюма. Ладно бы они приблизили сюжет к исторической действительности, но они увели его еще дальше, попутно покалечив.

Сам Александр Дюма говорил, что история это гвоздь, на который он набрасывает пестрый плащ вымысла. Поэтому в его произведениях нередко перепутаны даты и имена, отсутствуют ключевые события, предложены фантастические трактовки. Однако именно в романе "Королева Марго" сохранены основные хронологические вехи. Действие начинается 16 августа 1572 года свадьбой девятнадцатилетней Маргариты де Валуа и восемнадцатилетнего Генриха де Бурбона короля Наваррского. 22 августа на фактического лидера гугенотов адмирала Гаспара де Колиньи совершено покушение, в организации которого подозревали короля Карла IX.⁽¹⁾ В ночь на 24 августа накануне дня Святого Варфоломея произошла резня. По различным оценкам в Париже погибло около двух тысяч человек, в том числе адмирал Колиньи. Генриху Наваррскому и Генриху Конде сохранили жизнь при условии перехода в католичество. С августа по октябрь убийства прокатились по многим городам Франции, таким как Тулуза, Бордо, Лион, Руан и Орлеан. Вновь вспыхнула война, которая свелась к осаде Ла-Рошели и Сансерра под руководством Генриха Анжуйского. В армии католиков находились Франсуа Алансонский, Генрих Наваррский, Ла Моль и граф де Коконнас, однако, в романе и в сериале они все оставались в Париже. Весной 1573 года королем Польши избрали Генриха Анжуйского, королевская власть пошла на некоторые уступки протестантам, завершив войну. 10 сентября 1573 года Генриха провозгласили королем Польши, тяжело больной Карл проводил брата до границы. В начале 1574 года был раскрыт заговор, получивший название "заговор недовольных". Планировалось бегство Франсуа Алансонского и Генриха Наваррского за пределы Франции. 30 апреля 1574 года Ла Моль и Коконнас были четвертованы на Греевской площади. Через месяц умер Карл IX. Генрих Наваррский оставался в Париже до 1576 года.

Разумеется, никаких планов передать наваррскую корону Франсуа Алансонскому не было и быть не могло. Это совершенно невозможное допущение Александра Дюма, но на нем построена вся политическая интрига романа. Попытки королевы-матери устранить зятя, которому предсказано сменить на троне ее сыновей, составляют криминальную интригу. Две эти линии, завязанные на короля Наваррского, тесно переплетаются с историей любви королевы Марго и Ла Моля, в которой Генрих также играет не последнюю роль. Муж Маргариты, он формально является одной из сторон любовного треугольника, но фактически выполняет функции ее наперсника, друга и союзника. Полным абсурдом был финал произведения. Карл IX не мог завещать престол Франции Генриху Бурбону в обход родных братьев. Фантастические допущения образуют костяк сюжета Дюма, сценаристам этого показалось мало, и они добавили красок.

Отдельные "гениальные" находки Авторов просто бессмысленны. Например, комические сценки с доспехами Коконнаса, на которые окружающие реагируют как на ужасный анахронизм. Вообще-то доспехи использовались и в конце XVI века, и в XVII. От них отказались не из-за их неэффективности. Армии стали профессиональными и увеличились в численности, невозможно было централизованно обеспечить всех доспехами, они оставались у военачальников и в элитных частях, например у польских крылатых гусар. Главная же беда в том, что эти эпизоды совершенно излишни. Вероятно, их ввели, чтобы ярче показать характер Коконнаса, но лучше бы оставили сцены, которые были в романе. Например эпизод в будуаре Маргариты после охоты. Королева Наваррская привела к себе герцогиню Неверскую, Ла Моля и Коконнаса. Они угощались пирожками и вареньем, когда в помещение вошел Карл IX.

Двое мужчин сидели спиной к королю.

— Его величество! — с ужасом воскликнула Маргарита и встала с места.

В то время как трое сотрапезников испытывали такое чувство, будто их головы вот-вот упадут с плеч, Коконнас не терял головы. Он тоже вскочил с места, но так неуклюже, что опрокинул стол, а вместе с ним попадали на пол бокалы, посуда и свечи.

На минуту воцарилась полная темнота и мертвая тишина.

— Удирай! — сказал Коконнас Ла Молю. — Смелей! Смелей!

Ла Моль не заставил просить себя дважды: он бросился к стене и стал ощупывать ее руками, стремясь попасть в опочивальню и спрятаться в столь хорошо знакомом ему кабинете.

Но едва он переступил порог опочивальни, как столкнулся с каким-то мужчиной, который только что вошел туда потайным ходом.

— Что все это значит? — в темноте заговорил Карл, и в голосе его послышались грозные ноты. — Разве я враг пирушек, что при виде меня происходит такая кутерьма? Эй, Анрио! Анрио! Где ты? Отвечай!

— Мы спасены! — прошептала Маргарита, схватив чью-то руку и приняв ее за руку Ла Моля. — Король думает, что мой муж в числе гостей.

— Я и оставлю его в этом заблуждении, не тревожьтесь, — сказал Генрих, отвечая в тон королеве.

— Великий Боже! — воскликнула Маргарита, выпуская руку, оказавшуюся рукой короля Наваррского.

— Тише! — сказал Генрих.

— Тысяча чертей! Что вы там шепчетесь? — крикнул Карл. — Генрих, отвечайте, где вы?

— Я здесь, государь, — раздался голос короля Наваррского.

— Черт возьми! — прошептал Коконнас, державший в углу герцогиню Неверскую. — Час от часу не легче!

— Теперь мы погибли окончательно, — ответила Анриетта.

Коконнас, чья смелость граничила с безрассудством, решив, что рано или поздно, а свечи зажечь придется, и чем раньше, тем лучше, выпустил руку герцогини Неверской, нашел среди осколков подсвечник, подошел к жаровне, раздул уголек и зажег свечу.

Реальный граф Аннибалл де Коконнас родился в Пьемонте около 1535 года. Эмигрировал во Францию, служил капитаном Итальянской пехоты, участвовал в Третьей религиозной войне на стороне католиков. Отличился жестокостью во время Варфоломеевской ночи, за проявленное во время осады Ла-Рошели мужество был приближен ко двору. Участвовал вместе с Ла Молем в "заговоре недовольных", направленном по мнению некоторых исследователей против итальянских советников королевы-матери, что, учитывая происхождение самого Коконнаса, довольно забавно.

Персонаж Александра Дюма, сыгранный Сергеем Жигуновым, прибывает в Париж из родного Пьемонта только накануне Варфоломеевской ночи. Он пылок, дерзок, амбициозен и не отличается излишним гуманизмом. С истинным рвением участвует в резне, но, побывав на грани жизни и смерти, многое переосмыслил и стал преданным другом Ла Моля. На мой взгляд, образ Коконнаса в сериале совпадает с тем, что создал Дюма.

Иногда вольное обращение с текстом романа приводит к забавным результатам. Так Евгения Добровольская гораздо больше похожа на портреты Маргариты Валуа, чем царственная красавица, вышедшая из-под пера Дюма. Маргарите едва исполнилось двадцать лет, а уже все поэты пели ей хвалу; одни сравнивали ее с Авророй, другие — с Кифереей. По красоте ей не было равных даже здесь, при таком дворе, где Екатерина Медичи старалась подбирать на роль своих сирен самых красивых женщин, каких только могла найти. У нее были черные волосы, изумительный цвет лица, чувственное выражение глаз с длинными ресницами, тонко очерченный алый рот, стройная шея, роскошный гибкий стан и маленькие, детские ножки в атласных туфельках.

Дмитрий Харатьян⁽²⁾ был ближе по возрасту историческому Жозе́фу Бонифа́су де Ла Молю, который родился около 1526 года, чем персонажу романа. Проблема в том, что играл он не сорокалетнего придворного, а юного провинциала по имени граф Лерак де Ла Моль.⁽³⁾ В этом образе Дюма соединил фанатичного католика де Ла Моля⁽⁴⁾, известного своими любовными похождениями, казненного по обвинению в "Заговоре недовольных" и гугенота Лерака⁽⁵⁾, которого во время Варфоломеевской ночи спасла Маргарита, укрыв в своей спальне. Однако Дмитрий Харатьян очень хорош в роли искреннего, романтичного влюбленного, полного благоговения перед своей Королевой. Ла Моль "герой не моего романа", но в сериале он очень трогательный и вызывает сочувствие.

Потрясающая актриса Екатерина Васильева создала великолепный образ Черной Королевы. Увы, Екатерина Медичи внешне совсем на нее не походила. Она отличалась невысоким ростом и полнотой, такой и описана в романе.

Королева Васильевой очень убедительна. Она реальная, живая и смертельно опасная. Иногда ей хочется посочувствовать, но даже мгновения своей душевной слабости, искренности Екатерина использует для подготовки удара. Сцены с отравленным Карлом производят душераздирающее впечатление. Мать теряет уже второго сына-короля, это приближает гибель династии, но и у его смертного одра она лжет, подавляет, настаивает на своем. Екатерина жалеет не о том, что по ее вине умирает Карл, но о том, что Генрих Наваррский жив. Нет раскаяния в содеянном, только сожаление о неудаче.

Удивительное попадание в образ короля Карла IX. Пожалуй, развитие этого персонажа наиболее драматично. В его характере изначально заложен внутренний конфликт. Карл любит мать, предан семье и остро осознает, что для родственников он не близкий человек, живая душа, а царственная особа. Для матери он инструмент удержания власти, для братьев препятствие на пути к трону. Ему льстят, его боятся, его обманывают и избегают. Его не любят. Никто не любит, кроме кормилицы Мадлон и простой девушки Мари. Карл тяготится своей зависимостью от королевы-матери, но слишком слаб, чтобы противостоять ей. Екатерина подавляет его волю, ломает, принуждает. Он становится пособником ее преступлений и случайной жертвой одного из них.

И в романе, и в сериале замечательна показана трансформация отношений Генриха Наваррского и Карла IX. Спасая свою жизнь, Генрих старается не раздражать шурина. Он изображает родственную приязнь, отнюдь ее не испытывая. Генрих спасает короля от клыков кабана по прагматическим соображениям. Если бы Карл IX погиб, королем французским стал бы герцог Анжуйский, а королем польским, по всей вероятности, — герцог Алансонский. Что же касается Наварры, то, так как герцог Анжуйский был любовником принцессы Конде, наваррская корона, вероятно, заплатила бы мужу за покладистость жены.

Таким образом, из всей этой великой перетасовки не могло выйти ничего хорошего для Генриха Наваррского. Он получал другого господина — только и всего. Но вместо Карла IX, относившегося к нему сносно, Генрих представлял себе на французском престоле герцога Анжуйского, умом и сердцем двойника своей матери Екатерины, который поклялся уничтожить Генриха и который сдержал бы свою клятву.

В то мгновение, когда кабан набросился на Карла IX, все эти мысли разом мелькнули в голове Генриха, и мы видели последствия быстрого, как молния, вывода, который он сделал: вывода, что жизнь Карла IX неотделима от его жизни.

Карл IX спасся благодаря преданности Генриха, подлинный источник которой остался ему неизвестен. На короля героизм зятя произвел сильное впечатление. Он поверил в братские чувства Генриха, как будто тот мог забыть о погибших друзьях, убитом Колиньи, отравленной матери, беспрестанном унижении и угрозе собственной жизни. Карл проникся дружескими чувствами, стал по-настоящему доверять. И отношение Генриха к королю постепенно изменилось. То, что началось, как притворство, стало... нет, не дружбой, сочувствием, быть может.

Меня печалит то, как был изображен в сериале адмирал Гаспар де Колиньи. Он предстает добрым дедушкой, мечтающим о всеобщем мире. На самом деле Колиньи был военным и политическим лидером гугенотов, очень решительным и амбициозным. Он планировал вступить в войну с Испанией на стороне восставших Нидерландов, и король увлекся этой идеей, что пугало Екатерину Медичи.

Колиньи был полон сил и энергии, недавно он женился во второй раз, его жена ждала ребенка. Ему хотелось взять реванш у Испании за проигрыш в Итальянских войнах, он собирался не уйти на покой, а возглавить войска. Однако Колиньи даже не второстепенный персонаж, и на сюжет повествования его характер никак не влияет. Откровенно говоря, я совершенно не помню, как он изображен в романе.

Очень обидно, что в сериале были опущены или сокращены изумительные диалоги, такие как беседа Екатерины Медичи с Морвелем.

— А что, если король Наваррский будет оспаривать подлинность приказа? Это маловероятно, но…

— Напротив, сударь, наверное, так и будет.

— Он будет оспаривать?

— Вне всякого сомнения.

— Но тогда он откажется повиноваться?

— Боюсь, что да.

— И окажет сопротивление?

— Наверное.

— Ах, черт возьми! — произнес Морвель. — Но в таком случае…

— В каком? — пристально глядя на Морвеля, спросила Екатерина.

— Как быть в случае, если он окажет сопротивление?

— А как вы поступаете, когда у вас в руках королевский приказ, другими словами, когда вы представляете собою короля, а вам сопротивляются?

— Государыня, — отвечал негодяй, — когда мне оказана честь подобным приказом и когда я имею дело с простым дворянином, я его убиваю.

— Я уже сказала вам, сударь, — отвечала Екатерина, — и вы не могли этого забыть, что французский король в своем королевстве ни с какими титулами не считается! Иными словами, во Франции есть только один король — король французский, а все другие рядом с ним, даже люди, носящие самый высокий титул, — простые дворяне.

Морвель побледнел: он начинал понимать.

— Ого! Шутка ли — убить короля Наваррского! — воскликнул он.

— Кто вам сказал убить? Где у вас приказ убить его? Королю угодно отправить его в Бастилию, и в приказе говорится только об этом. Если он даст себя арестовать — отлично! Но так как он не даст себя арестовать, так как он окажет сопротивление, так как он попытается вас убить…

Морвель снова побледнел.

-..вы будете защищаться, — продолжала Екатерина. — Нельзя же требовать от такого храброго человека, как вы, чтобы он дал себя убить, не пытаясь защищаться, а при защите ничего не поделаешь! Мало ли что может случиться! Вы меня поняли?

— Да, государыня, а все-таки…

— Хорошо, вы хотите, чтобы после слова «арестовать» я приписала своей рукой «живого или мертвого»?

— Признаюсь, это разрешило бы все мои сомнения.

— Если вы думаете, что без этого исполнить поручение нельзя, придется приписать.

Пожав плечами, Екатерина развернула приказ и приписала: «живого или мертвого».

Некоторые роли совершенно очевидно были переписаны под актеров. Так юный, пылкий де Муи Александра Дюма превратился в очень возрастного, спокойного персонажа Караченцева. Ему добавили печальную историю любви и связали с Рене Флорентийцем. В финале сериала граф де Муи де Сен-Фаль стал практикующим астрологом. Аристократы в ту эпоху могли заниматься "тайными науками" — Жиль де Ре подтверждает — но на досуге, не отказываясь от сословных привилегий и образа жизни.

Рене Флорентийца играл Сергей Юрский, и роль была существенно расширена, а характер полностью изменен. Персонаж Дюма был мелочным, трусливым, корыстным человеком. Он устранял врагов Екатерины Медичи, не испытывая угрызений совести, и рассчитывал на гибель Генриха Наваррского в Варфоломеевскую ночь.

— А-а, дорогой Рене! — воскликнула Маргарита, увидев парфюмера Екатерины. — Вы… вы от королевы-матери?.. Не знаете ли, что сталось с моим мужем?

— Сударыня, вы не можете не помнить, что его величество король Наваррский отнюдь не друг мне… Даже говорят, — добавил он с гримасой, скорее напоминавшей оскал, нежели улыбку, — будто он смеет обвинять меня в том, что я в соучастии с королевой Екатериной отравил его мать.

— Нет! Нет! Милейший Рене, не верьте этому! — воскликнула Маргарита.

— О! Мне это безразлично, сударыня! — ответил парфюмер, — ни король Наваррский, ни его сторонники теперь уже никому не страшны!

Он повернулся к Маргарите спиной.

Но Рене на самом деле умел предсказывал будущее. Когда он осознал, что Генриху Наваррскому суждено стать королем Франции, он испугался. Рене не посмел спорить с Судьбой, он решил спасать собственное будущее, попытавшись договориться. это длинная сцена, я постаралась ее сократить, оставив только диалог Генриха и Рене. Драматизм происходящему придает то, что любовница Генриха на протяжении всего разговора собирается нанести на губ опиат, отравленный Екатериной Медичи. Рене знает о яде, ему нужен определенный ответ, гарантии безопасности, чтобы решиться предать свою покровительницу.

— Государь, когда мой друг доверил мне эту тайну, вы, ваше величество, еще принадлежали к протестантской партии, вы были первым ее вождем, а вторым — принц Конде. Мой друг надеялся, что вы воспользуетесь вашим всемогущим влиянием на принца Конде и попросите его не помнить зла.

— Объясните, в чем дело. Рене, если хотите, чтобы я вас понял, — не меняя ни тона, ни выражения лица, сказал Генрих.

— Ваше величество, вы поймете меня с первого слова: мой друг знает во всех подробностях, как пытались отравить его высочество принца Конде.

— А разве принца Конде пытались отравить? — спросил Генрих с прекрасно разыгранным изумлением. — В самом деле?.. Когда же?

Рене пристально посмотрел на короля.

— Неделю тому назад, государь, — коротко ответил он.

— Какой-нибудь враг? — спросил король.

— Да, — отвечал Рене, — враг, которого знаете вы, ваше высочество, и который знает вас.

— Да, да, мне кажется, я что-то слышал, — сказал Генрих, — но я не знаю никаких подробностей, которые друг ваш собирается мне рассказать; расскажите вы.

— Хорошо! Принцу Конде кто-то прислал душистое яблоко, но, к счастью, в то время, когда яблоко принесли, у принца был его врач. Он взял у посланца яблоко и понюхал, чтобы узнать его запах и его доброкачественность. Через два дня на лице у врача появилась гангренозная язва с кровоизлиянием, которая разъела ему все лицо, — так поплатился он за свою преданность или за свою неосторожность.

— Но я уже наполовину католик, — ответил Генрих, и, к сожалению, утратил всякое влияние на принца Конде, так что ваш друг обратился ко мне напрасно.

— Ваше величество, моему другу может помочь ваше влияние не только на принца Конде, но и на принца Порсиана, брата того Порсиана, которого отравили.

— А вы знаете и подробности отравления принца Порсиана? — спросил Генрих.

— Да, — ответил Рене. — Было известно, что на ночь он оставлял у постели зажженную лампу; в масло подлили яд, и принц задохнулся от испарений.

Генрих стиснул покрывшиеся потом пальцы.

— Значит, — тихо сказал он. — тот, кого вы называете своим другом, знает не только подробности отравления, но и отравителя.

— Да, потому-то он и хотел узнать у вас, можете ли вы повлиять на здравствующего принца Порсиана, чтобы он простил убийце смерть своего брата.

— Но я еще наполовину гугенот и, к сожалению, не имею никакого влияния на принца Порсиана: ваш Друг обратился бы ко мне напрасно.

— А что вы думаете о намерениях принца Конде и принца Порсиана?

— Откуда же я знаю их намерения. Рене? Насколько мне известно. Господь Бог не наградил меня способностью читать в сердцах людей.

— Ваше величество, вы могли бы спросить об этом самого себя, — спокойно произнес Рене. — Не было ли в жизни вашего величества какого-нибудь события, столь мрачного, что оно могло бы подвергнуть испытанию ваше чувство милосердия, и столь прискорбного, что могло бы послужить пробным камнем для вашего великодушия?

Генрих сделал над собой огромное усилие; грозные складки, появившиеся у него на лбу, когда говорил флорентиец, разгладились, и благородная сыновняя скорбь уступила место раздумью.

— Мрачного события… в моей жизни?.. — переспросил он. — Нет, Рене, не было; из времен юности я помню только свое сумасбродство и беспечность, а кроме того, более или менее острые нужды, которые возникают из потребностей нашей природы или являются испытанием, ниспосланным нам Богом.

Рене тоже сдерживал себя и внимательно смотрел то на Генриха, то на Шарлотту, как будто желая вывести из равновесия первого и удержать вторую, так как Шарлотта, чтобы скрыть свое смущение, вызванное этим разговором, повернулась лицом к зеркалу и протянула руку к коробочке с опиатом.

— Скажите, государь, если бы вы были братом принца Порсиана или сыном принца Конде и кто-нибудь отравил бы вашего брата или убил вашего отца…

Шарлотта чуть слышно вскрикнула и поднесла опиат к губам. Рене видел это, но на этот раз ни словом, ни жестом не остановил ее, а только крикнул:

— Государь, молю вас, ответьте ради Бога: что сделали бы вы, если бы вы были на их месте?

Генрих собрался с духом, дрожащей рукой вытер лоб, на котором выступили капли холодного пота, встал во весь рост и в полной тишине, когда Шарлотта и Рене затаили дыхание,

ответил:

— Если бы я был на их месте и если бы я был уверен, что буду царствовать, то есть представлять собой Бога на земле, я сделал бы то же, что сделал Бог, — простил бы.

После этих слов Рене отбирает опиат у Шарлотты. Судя по дальнейшим событиям, он обстоятельно проконсультировал Генриха по свойствам данного яда и особенностям отравления таким экзотическим способом.

Увы, этой потрясающей сцены в сериале нет, потому что Рене Флорентиец показан мудрым и благородным ученым, который изначально помогает Генриха Наваррского по самой удивительной причине — хочет сделать де Муи своим учеником. На мой взгляд, персонаж Дюма был интереснее. Малодушный, корыстный эгоист, мелкий человек, по случайности наделенный многими талантами и великим Даром. Рене становится орудием Судьбы не благодаря, а вопреки своим личным качествам. Он принимает правильное решение из трусости. Признаться, в сериале меня изрядно раздражает прозорливость Рене, его снисходительные поучения. Он так благообразен, так велик, что мерки простых смертных к нему неприменимы. Отравил Жанну Наваррскому, но не испытывает ни малейшей неловкости, общаясь с ее сыном. По воле Авторов сериала Генриху льстит покровительство Рене, его огорчает, что тот старался не ради него.

Впрочем, Генриху Наваррскому в сериале очень не повезло. Это мой любимый персонаж, и я по-настоящему расстроена тем, как с ним обошлись. В романе он блистал. Остроумный, обаятельный, обворожительный, Генрих притягивал как живой огонек, словно зажигал людей. Ему невольно начинали симпатизировать все, кому приходилось иметь с ним дело — Шарлотта де Сов, Карл IX, Маргарита, ее любовник. Отношения Генриха с женой в романе были исключительно дружескими, абсолютно лишенными ревности. Он помогал Ла Молю, был благодарен Марго. В сериале главной темой сделали чувство, соединяющее Генриха и Маргариту, которому они противятся, но не могут устоять. Генрих стал ревновать к Ла Молю, утратил значительную часть присущей ему самоиронии, превратился в довольно-таки тяжелого человека. У него отняли ряд ярких сцен и очень говорящих поступков. Это очень печально.

Однако не может все быть плохо. От одного изменения я в восторге. В романе Дюма Морвель был проходным злодеем, человеком без чести и совести. В сериале персонаж Боярского стал фигурой неоднозначной и даже трагической. Несмотря на все совершенные им преступления, его гибель расстраивает. Раненый Морвель понимает, что Екатерина Медичи избавится от него, как только он даст показания, поэтому бежит. Он сворачивает в переулок и попадает в тупик. Спрашивает имя миленькой девушки, которая указала ему единственный выход, — прямо в руки стражи. "Катрин", — отвечает она. "Екатерина", — медленно проговаривает Морвель, понимая, что это — конец, и падает сраженный пулей.

К сожалению, я не нашла информации о Лувье де Морвеле. В исполнении Боярского это тот же д'Артаньян, прибывший продать свою шпагу и верность, но в эпоху Религиозных войн он стал презираемым убийцей. Спустя полвека Франция Ришелье была уже другой страной. Выбор между ротой королевских мушкетеров и гвардейцами кардинала не был принципиален, против мятежной Ла-Рошели они сражались вместе. И, поступив на королевскую службу, д'Артаньян сделал отличную карьеру. Вот если бы он попал к Гастону Орлеанскому, у него появился бы шанс поучаствовать в заговоре и политическом убийстве со всеми последствиями, но к этому времени брат короля уже не являлся такой политической силой, какими были Гизы и Бурбоны. Во второй половине XVI века феодальные князья еще обладали реальной властью и раздирали страну на части. Морвель стал пешкой в их игре и расплатился за все сполна.

1) Более убедительной представляется версия, что это преступление организовал герцог де Гиз, обвинявший адмирал в убийстве своего отца, застреленного Польтро де Мере в 1563 году. Известно, что убийца стрелял из окна дома одного из служащих Гиза и скрылся на лошади из конюшни герцога.

Вернуться к тексту

2) 1960 года рождения

Вернуться к тексту

3) Реальный Жозеф Бонифас де Ла Моль графом не был.

Вернуться к тексту

4) Во время Варфоломеевской ночи он находился в Англии в качестве специального посла и вел переговоры о браке своего господина Франсуа Алансонского и королевы Елизаветы.

Вернуться к тексту

5) В своих мемуарах Маргарита Наваррская неверно назвала имя. Его звали Габриэль де Леви виконт де Леран.

Вернуться к тексту