Струны между нами (джен)

Закат окрасил океан и облака в восхитительные желто-зеленые цвета. На луне уже можно было рассмотреть темные пятна ее морей, а рядом выглянул месяц Оранга Буангана, которого она никогда не показывала полностью, заслоняя собой. И едва солнце коснулось краем воды, сквозь дымку, как по волшебству, стали проступать серебристые линии колец. Когда их огромные дуги, сверкая маленькими кристаллами, прочертили небо, привычный мир преобразился в сказочный край из легенд. Лангур почувствовал радостное воодушевление, сердце забилось, изнутри рвалась песня в предвкушении чего-то необыкновенного и очень хорошего. Все его естество устремилось вверх, выше в небо, как будто он дождался чуда, которое вот-вот должно было там произойти.

С трудом сдерживая порыв, Лангур вопросительно посмотрел на маму. В ее больших добрых глазах промелькнула грусть. Но произнесла она то, о чем Лангур так сильно мечтал, сколько себя помнил.

— Думаю, время пришло, — сказала Норла. — Ты уже уверенно держишься в воздухе, сумеешь определить путь домой, у тебя хватит выносливости на долгий перелет и знаний, как уберечься от опасностей.

— Я ждал так долго, но не думал, что это произойдет так быстро, — на мгновение растерялся Лангур.

— Я тоже, сынок, — в легкой улыбке мамы смешались и гордость, и печаль.

— Но я по-прежнему чувствую себя маленьким, а мир — он огромный и сложный.

— Это останется неизменным, насколько бы ты не повзрослел. Но сегодня ты не будешь один: я полечу с тобой рядом. Время пришло, — повторила Норла. — Смелее. Посмотри вокруг. Закат зовет нас.

— Ты тоже чувствуешь это? — удивился Лангур.

— Конечно. Все мы. И так будет еще долго. Спустя многие и многие поколения после нас.

Оказалось непросто поверить, что желанный миг, к которому Лангур усердно готовился и столько раз представлял, когда его останавливали и предостерегали, уже наступил. Но закатный час был краток, а изумительная магия момента кружила голову и влекла обещаниями приоткрыть свои тайны, показать самое важное и прекрасное в жизни.

Лангур взмахнул крыльями и помчал вверх, набирая высоту. Устремившись навстречу ветру, к кольцам планеты, он несколько раз, не сбавляя скорости, перевернулся в воздухе вокруг своей оси. Восторг переполнял его. Сейчас, сейчас все должно было случиться в ласковых лучах уходящего за горизонт пылающего шара. Лангуру пришло в голову продлить закат, и, резко сменив направление, он какое-то время летел за солнцем, заставляя себя гнать быстрее и быстрее. А потом снова взмыл ввысь, преодолевая притяжение планеты. Ветер благоприятствовал ему, а красота неба придавала сил. Поднимаясь все выше и выше, Лангур впитывал в себя дурманящие цвета облаков и еще усерднее работал крыльями.

Ему показалось, или в какой-то момент краски сделались тусклее? Леденящий укол испуга заставил поторопиться. Нет, мир вокруг и правда серел. Солнечный диск почти опустился в океан. А Лангур до сих пор не нашел то, что искал. Паника застучала в висках тревожным набатом, ухнула тяжелой гирей где-то в груди. Но нет, нельзя было сдаваться. Лангур рванул дальше в надежде исправить свои ошибки и успеть к тому, что, он чувствовал всей душой, должно было случиться. Но как кольца не становились ближе, меняя теплое мерцание в закатных лучах на яркое холодное сияние, так и Великая Тайна, ради которой Лангур отправился в первый взрослый полет, не спешила явить себя ему. Он жадно искал хоть какой-то знак. Усердно думал, чем из выученного к этому дню ему надо воспользоваться. Лихорадочно гадал, где он должен применить особенную смекалку. Захлебывался холодным ветром и выжимал из крыльев больше, чем они могли дать. Требовал от себя быть стойким и мужественным.

А небо мрачнело. Как символы обратного отсчета, появлялись одна за другой звезды. Одеяния ночи тоже были завораживающими. Только Лангур уже не мог по достоинству оценить их красоту. Стыд. Страх. Горечь. Как через первые бреши в плотине они хлынули в его сердце, чтобы однажды сокрушить дамбы самообладания. Он предпринял еще один отчаянный рывок вверх. И дыхание перехватило, голова закружилась, а тело стало неподъемно тяжелым. Лангур ухнул вниз, и потребовалось несколько драгоценных мгновений, прежде чем у него получилось вновь контролировать полет. Несмотря на то, что его качало и перед глазами все плыло, он упрямо пытался двигаться вверх.

Когда по левому боку появился мамин силуэт, Лангур сперва принял его за начало долгожданного откровения, а потом за миражи сознания, которое не справлялось с нагрузкой. Норла жестами показала спускаться вниз и следовать за ней.

— Нет! — запротестовал Лангур.

Не было ничего ужаснее сейчас, чем утратить чудо столь важное и прекрасное, что являлось Великой Тайной и смыслом всего. Непроизвольный возглас и отчаяние разрушили с трудом обретенное равновесие полета, отобрали последние силы, и Лангур снова провалился вниз. Кувыркнувшись в воздухе, он судорожно захлопал крыльями, собираясь во что бы то ни стало взять неприступную высоту.

— Там уже нечем дышать: воздух слишком разрежен. А еще выше его плотность станет настолько мала, что твои крылья потеряют опору и будут бесполезны. Но прежде ты закоченеешь от холода, — Норла попыталась напомнить Лангуру то, что он должен был знать и сам. Слова давались ей с большим трудом. — Снижайся и лети за мной.

Но как он мог сдаться, если столько мечтал и готовился к этому закату? Мама, наверное, слишком жалеет его. А он должен вести себя, как взрослый, быть мужчиной. Выдержать испытание, преодолев трудности на пути к высокой цели.

— Это далеко не последний закат в твоей жизни. Если только ты не погубишь себя сегодня, силясь достать луну с неба.

Слова матери отрезвили Лангура. Действительно, если сегодня он уже опоздал, то любые усилия окажутся напрасны. Но завтра будет новый закат. И если не считать пролетающих птиц, не распыляться на прелести жизни, а сразу взлететь на большую высоту и продолжить поиски, есть шанс узнать Великую Тайну. А в случае чего наступит следующий закат. И многие после него. Однажды тренировки непременно дадут плоды, а он обязательно поймет, где ошибается и что должно сделать. Остальным же как-то удавалось достичь просветления и прозреть Великой Тайной. По крайней мере, Лангур ни разу не встречал и не слышал о взрослых, которые не приобщились к ней.

Он последовал за матерью, держась на хвосте и безотчетно повторяя ее маневры. Безудержная радость, неистовый полет и ошеломительная неудача настолько потрясли его, что он не мог думать ни о чем другом: тоска по мечте сжимала сердце до головокружения. Его как будто оглушил выброс вулкана Восточных побережий. Он летел, заставляя себя совершать обычно незаметные привычные движения и слабо понимая, где в обрушившейся темноте небо, а где океан. Постепенно Лангуру удалось принять, что волшебный закат ушел, а над миром воцарилась обычная ночь, в которой уже не появится нечто очень важное, и тогда к глазам вернулась способность хорошо видеть. Но вскоре за ней накатило опустошение. Настоящий Лангур, казалось, отдал себя небу и по-прежнему оставался где-то на большой высоте, а к бескрайней воде спускалась лишь его оболочка. Крылья с каждым взмахом тяжелели, каждую частичку тела нещадно ломило.

— Держись. Островная гряда уже близко, — встревоженно оглядываясь, подбодрила его Норла. — Давай спустимся к самым волнам, чтобы можно было ловить восходящие воздушные потоки, которые они создают.

Лангур не хотел еще больше расстраивать и подводить маму, он прилагал все усилия, но мысли, которые невольно пришли ему в голову, камнем тянули вниз. Все, кого он знал, постигли Великую Тайну с первой попытки. Да что там, разве где-нибудь когда-нибудь упоминался кто-то, кому потребовалось больше одного раза? Обычно звучало, что после Испытания истина открылась. И каждый, возвращаясь с него, уже выглядел повзрослевшим, менялся даже внешне. Сразу было видно, что теперь ему известно нечто, в глазах появлялись знание и мудрость. Многие первое время оставались погруженными в себя, постоянно о чем-то думали. Получается, он один такой никчемный оказался. Как же стыдно было перед мамой!

— Я не справился? — спросил он ее, когда очередной восходящий поток воздуха поддержал его крылья.

— Нет, все произошло так, как и всегда.

— Ну не надо меня настолько уж жалеть, мама! Скажи как есть.

— Я и говорю как есть. И, не жалеть — беречь тебя, мне бы нужно было больше. А не следовать указаниям Старейшин и традициям. Стоило объяснить тебе все раньше или как-то подготовить к тому, что должно было случиться.

Лангур совершенно растерялся:

— Мама, о чем ты говоришь?

— Сейчас долетим, и я расскажу тебе Великую Тайну. Смотри, вон уже берег показался.

— Мама, но Великую Тайну нельзя раскрывать! Я должен сам ее узнать во время испытания. Не надо: я не безнадежный, ты ведь сама говорила, что будет еще много закатов. Пожалуйста, давай пройдем испытание по-честному!

— Обряд твоего Посвящения и продолжается строго в соответствии с ожиданиями нашего народа. Теперь, чтобы сохранить память прежних поколений, я должна помочь ей обрести будущее, новую молодую жизнь: передать тебе знания, как и почему появилась Великая Тайна. Так гласит разработанный века назад канон.

Мама говорила не «домашним», а торжественно строгим тоном, и Лангур продолжил свой полет, в точности выполняя ее советы. Удивительно, но желание разобраться, что происходит, придало ему сил.

Они опустились на вершину высокого каменного утеса. Могучий, созданный весь из острых краев и резких линий, не допускавший ни единой зеленой травинки, тот казался Лангуру суровым всезнающим судьей. Правдой, от которой ни спрятаться, ни скрыться. Взволнованно взмахивая крыльями, споткнувшись несколько раз на кремнистых неровностях утеса, он догнал маму и приготовился внимать каждому ее слову.

— Какие неуютные эти острова, — Норла оглянулась по сторонам. — По-моему, мы с тобой никогда раньше здесь не были. А теперь именно они станут для нас особенными. Обычно места первой остановки после испытания либо посещают каждый год, либо всю жизнь облетают за гленгу.

— Почему? — от нехорошего предчувствия в груди неприятно похолодело.

— Утрата мечты так же сильно меняет судьбу, как и ее исполнение. Возможно, даже сильнее. — Норла легонько приобняла Лангура крыльями. — Тем более, когда речь идет о целой расе. Не говоря уже о мире.

— Я не понимаю, — сдавленно вытолкнул из пересохшего горла Лангур.

— Сегодня с тобой не произошло ничего, что не случалось бы миллионы раз на нашей планете. Поиски на закате всегда заканчиваются ничем.

— Это невозможно, — прошептал Лангур, не веря услышанному.

— Когда-то давно Вселенную пронизывали Струны. Благодаря им жители разных планет из любой Галактики могли общаться друг с другом, передавать по ним свои эмоции. У тебя, как и у любого представителя нашего народа, есть отдел головного мозга и крупное нервное сплетение в груди возле сердца, которые делают нас чувствительными к Струнам. Ты мог бы подключиться к ним и делиться информацией с другими разумными из самых дальних уголков космоса. Или переслать им свое душевное состояние, если не удастся подобрать языки, понятные обеим сторонам. В ходе эволюции сложилось, что наиболее восприимчивыми к контакту мы становимся на закате. Тогда любой роланг с определенного возраста начинает слышать зов. Нет, как ты знаешь по себе, чувствительность проявляет себя уже с рождения. С каждой осенью она усиливается. И окончательно формируется где-то к двенадцати зимам. Старейшины определили, что ты стал готов уже на исходе своего одиннадцатого лета. Но шанс закончить полет подсоединением исчезающе мал. Отсюда и невыносимая тоска, которую ты испытал, когда ничего не получилось. Каждый из нас проходит через это. И ничто не заставляет повзрослеть так сильно, как новость, что самой главной и самой важной мечте не суждено сбыться. Это одна из сторон Великой Тайны.

— Но почему? — Лангур пытался уложить в голове услышанное, вопросы набегали один на другой, а слова как будто все разом забылись.

Норла тяжело вздохнула.

— Струны открывали перед жителями Вселенной невообразимые возможности. Не было ничего удивительного в том, чтобы в течение пары минут увидеть планету за много световых лет глазами ее обитателей. Наука и технологии прогрессировали космическими темпами, ведь разумные могли делиться знаниями и обучать друг друга.

— Но как, если даже свет летел туда годами?

— Даже тогда Струны были не до конца изучены. Кто тебе ответит сейчас? Легенды гласят: у них была особая физика и биология. Сохранилась теория, что они использовали искривление пространства.

— Это как? — жадно спросил Лангур.

Норла когтем начертила на камне перед ним круг.

— Смотри, вот так ты летишь по дуге. Например, когда огибаешь остров с действующими вулканами. И вспомни, насколько быстрее путь по прямой.

Она изобразила диаметр, а потом соединила линиями еще несколько произвольных точек окружности, чтобы показать примеры разных расстояний.

— Но это очень грубо и упрощенно. Я, если честно, сама не до конца понимаю. Теорию изучают в Академии Астрономических Знаний.

— Так почему мы не можем пользоваться Струнами, как раньше? — Лангур сгорал от нетерпения.

— Любую возможность, любую информацию, можно употребить как во благо, так и во зло. Разумных охватила жадность и жажда власти. Они стали намеренно вводить друг друга в заблуждение, лгать через Струны ради наживы. Захватывали миры в ужасающих войнах. В довершение всего перестали контролировать свои эмоции. И через Струны потекли потоки злобы, ненависти и горя. Информация и чувства стали смертоносным оружием в борьбе за ресурсы, славу и власть. И Струны не выдержали. Никто о них не думал, но они оказались живыми. И вот в один проклятый день Струны погибли. Правда, ходят еще предания, что кто-то намеренно их уничтожил. То ли в порыве злобы, то ли от отчаяния, надеясь спастись таким образом и спрятать свой мир.

Они долго просидели в молчании. Наконец Лангур спросил:

— Но почему этот урок хранят в тайне от детей? Пусть мы не способны понять все сразу, но ведь можно объяснять постепенно. Зачем создают торжественную обстановку секретности и подогревают ложные надежды? Ради чего мы проходим испытание, отправляясь в полет за мечтой, чтобы в итоге пережить все это?

— Прости, сынок. Наш народ верит, что какие-то Струны уцелели и живы до сих пор. Поэтому мы и зов чувствуем по сей день. А после потери струн первые поколения ролангов умирали сотнями тысяч от тоски по слиянию с ними. Раньше в полет отправлялись взрослые. Чтобы вернуть нашему народу Струны, они искали и звали их. Постепенно наша чувствительность атрофировалась. Тоска стала гораздо слабее. На Всепланетарном Совете Старейшины разработали канон. И вот уже многие века мы надеемся, что чистые мысли ребенка, его светлая мечта и любовь исцелят Струны. И тогда они сжалятся, простят нас и вернутся. Ради этого каждый из нас отправляется в полет, а потом ведет своих детей. Чтобы создать им лучшее будущее.

— И вылечить Струны, — добавил Лангур со слезами на глазах. — Тогда я не жалею. Если есть хотя бы маленький шанс помочь им... За все, что они для нас делали... И после зла, которое им пришлось пережить. Я никогда больше не скажу, что мое испытание было напрасным. Снова и снова стану отправляться в полет и думать о них. Любить их.

— Ты мой добрый мальчик, — Норла крепко прижала его к себе. — Только иногда я думаю... Может, для них же лучше больше не возвращаться. Что если зло снова повторится?

— Пусть тогда Струны сами решают. Ты думаешь, мы недостаточно изменились?

— Не знаю, — Норла посмотрела в ночное небо. — И были ведь еще другие разумные.

— А о них ничего больше не известно? — встрепенулся Лангур.

— Нет. Ты же сам говорил о расстояниях. Только за пару лет до твоего рождения мы поймали сигнал. Оказалось, раса с планеты Земля транслирует в космос послание. В нем говорится, они ищут собратьев по разуму. Но на основании той информации, которую земляне сообщают о себе, наши ученые пришли к выводу, что их народ родился уже после гибели Струн. Никаких признаков, ни малейшего намека на существование у них чувствительности. Получается, после утраты Струн Вселенная запустила эволюцию другим путем. Земляне изобрели свои собственные технологии, которые не зависят от чувствительности.

— И что мы? Ответили?

— А что мы? — пожала плечами Норла. — Это сообщение шло к нам со скоростью света очень долго. На Земле давно исчезла даже память о тех, кто его отправил. Неизвестно, кто там теперь, и вообще, осталась ли жизнь, да и сама планета. А теперь представь, сколько времени пройдет, прежде чем наш ответ достигнет Земли? Есть ли во всем этом смысл?

— Конечно есть! — воскликнул Лангур. — Вдруг земляне ждут, передавая надежду из поколение в поколение. Смотри, они придумали, как обходиться без Струн. Вдруг мы вместе, пусть через много-много времени, придумаем, как поддерживать связь быстрее? А что, если земляне догадаются, чем заменить Струны? Или найдут способ вылечить их? Надо пытаться. Это ведь и есть шанс вернуть утраченное!

— А вдруг они объявятся с войной, когда мы выдадим себя? — Норла многозначительно посмотрела на сына. — Или переписку перехватят старые враги?

Лангур запнулся и опустил голову, обдумывая ее слова. Но потом решительно поднял лицо к небу.

— Если мы будем сидеть и прятаться, враги все равно могут добраться до нас. И мы будем одиноки и беспомощны. Либо мы можем попробовать найти друзей. Я буду учиться. Поступлю в Академию Астрономических Знаний. А потом начну искать способ, как установить связь между нашими мирами.

Норла смотрела на сына широко распахнутыми глазами. А потом решилась.

— Я сделаю все, чтобы поддержать тебя и помочь. Возможно, ты сможешь вернуть нам мечту. Дашь новый ориентир.

Они сидели, прижавшись друг к другу, на вершине утеса и смотрели на звезды. Может быть там, где-то на далекой Земле, ее обитатели не забыли о большой мечте. И кто-то сейчас тоже смотрит на звезды с надеждой и добрым сердцем. Лангур не выдержал и помахал небу крылом.