Прости, Лисенок (джен)

Фокси очнулась от своих мыслей из-за громкого шороха — отец дочитал дневник и явно хотел что-то сказать, но никак не мог подобрать слов. Фокси изобразила на лице внимание — интересно, почему она такая отстраненная, будто покрыта коркой льда? Все люди так чувствуют себя, когда теряют родных, или это только она такая равнодушная?

— Вот это, — отец наконец потряс тетрадь, — единственная окончательная смерть за последние пятьдесят лет! И твоя мама… она должна была бы понимать… Ты! Ты должна понять, что это...

Он поднял тетрадь и отбросил ее на журнальный столик. Даже в жесте чувствовалось неодобрение и еще что-то такое, из-за чего Фокси боялась посмотреть ему в лицо — чтобы не увидеть то, что окончательно все разрушит. И она продолжала смотреть на его руки, которые хаотически двигались, сжимались в кулаки, разжимались, хватали какие-то вещи на столе. Совсем молодые на вид руки, не намного старше ее собственных, хоть он и старше на век. Она вдруг подумала, что это очень странно и неправильно.

— Это совершенно, абсолютно недопустимо! И об этом никто не должен узнать! Ни одна живая душа! Слышишь меня? — продолжил отец.

"А ведь она надеялась, что он ее поймет! — пронзила ее внезапная мысль. — Не признавалась себе, умом понимала, что верить бессмысленно, и надеялась. Это же невыносимо — жить с этим… целую вечность".

— Фокси, ты слышишь меня?! — ворвался в ее мысли голос отца.

— Да, па, — встрепенулась она, — А Том? — вырвалось у нее. Она вовсе не хотела говорить об этом с отцом, да еще сейчас, но что-то будто толкало ее, — Ты же помнишь Тома? Мой одноклассник, который погиб два года назад — ма писала о нем — что с ним? Если это, — она указала глазами на тетрадь, — единственная окончательная смерть, то как же Том? И что такое Сфера-22?

— Послушай, Фокси, — отец замялся, — мне кажется, сейчас неподходящее время для этого разговора — ты слишком взвинчена, слишком…

— Неподходящее время? — перебила его Фокси. — А когда будет подходящее время? Лет через сто? Или двести?

Отец хотел что-то сказать, но она нетерпеливо остановила его жестом.

— Нет, это ты меня послушай. Я считаю, что сейчас самое подходящее время! — с нажимом проговорила она. — Рассказывай!

Отец вздохнул и начал сначала тихо, но по мере рассказа все увереннее.

— Ты же знаешь, что человеческая жизнь — это самое ценное, что у нас есть. Нас мало, солнце, очень мало. И мы даже не можем надеяться на естественное воспроизводство. Нам приходится следить за всеми, чтобы с ними не случилось непоправимого. Ты знаешь, что первое время люди иногда гибли даже с имплантами? Оказывались где-то одни в момент отказа импланта и умирали. И даже внедрение аварийного оповещения не улучшило ситуацию. Только постоянный мониторинг основных показателей позволил вовремя реагировать и успевать. Да, возможно, это уже не та доисторическая свобода, но это сохраняет человеческие жизни. Мы перестали терять людей, солнце! Ты должна понимать, у нас теперь каждый — важен и незаменим. Любая смерть — это не только горе для родных и близких, это закрытые исследования, отложенные на неопределенный срок новые технологии, это шаг, а то и все десять шагов назад на пути к нашему восстановлению. Рой предала не только меня или тебя — она предала всех нас, бросила ради своих желаний — в тот момент, когда мы в ней нуждались. Как, впрочем, и твой друг Том, которого ты так кстати вспомнила. Потому что он мог работать, мог приносить пользу обществу. Мог детей завести, в конце концов! Но вместо этого предпочел опасные развлечения, от которых умер бы, если бы не наши технологии и наши врачи! И то, что за свой поступок он отправлен на исправительные работы пожизненно — абсолютно справедливо! Лишь одно делает ему честь — то что он сразу, как только очнулся, честно признался, что сам отключил защиту кара. Иначе бы пострадали невинные — разработчики каров, систем защиты, механики. Ты знаешь, что из-за него все дороги были оборудованы защитным силовым полем? Ты хоть представляешь себе, насколько это трудоемкая вещь? Так что его нынешняя работа на рудниках в Сфере-22 вполне заслужена!

Отец остановился, чтобы отдышаться, а Фокси сидела и никак не могла собраться с мыслями.

Она понимала, что в чем-то он прав. Он действительно старался сделать лучше для всех. Он сам работал на общее благо и верил, что все остальные должны поступать так же. Но, если человек больше не хочет так жить, разве можно его заставлять? Ведь он уже отработал целую жизнь на общее благо, и даже не одну — если пересчитать на старую, доисторическую продолжительность жизни. Разве он не заслужил отдых? Как это раньше называлось — пенсия? Право распоряжаться собственной жизнью без оглядки на общее благо? Разве ма и вообще все они — доисторические люди — не заслужили свободы от собственного бессмертия? Па просто не видел в нас больше отдельных людей. Точнее, видел, но как-то не так — не как людей. Как соратников, коллег, специалистов — но не как просто людей, со своими мечтами и горестями. Он действительно как робот, но разве все дело в его новом теле? Каким он был раньше? Она ведь никогда не задумывалась, каким он был раньше по отношению к другим. Может, он всегда был таким, и только они с ма этого не замечали?

Отец тем временем продолжил, на этот раз спокойно и уверенно:

— Потому что он предал наше общее дело и наши цели. А я считаю предательство, когда оно касается не только меня лично, преступлением. Я не могу этого простить, я… — он вдруг запнулся, судорожно вздохнул. — Понять этого не могу! И не смогу никогда! И если бы Рой осталась жива, я бы первый проголосовал за высшую меру! Потому что то, что она сделала, недопустимо! И несправедливо по отношению к другим, ко всем, кто не сдается и продолжает работать. Рой — дезертир! И этим она перечеркнула все свои прошлые заслуги!

Как он мог? Как он мог говорить такое — это же ма! Их ма! Они же прожили такую долгую жизнь, прошли через многое. Как он мог даже не попытаться понять? И Том… Значит, он все-таки жив, только… Только можно ли это назвать настоящей жизнью? Боже, какой ужас! И он все знал. Знал и все равно готов был бы обречь ма на подобное. Ее отец был готов сделать такое с ма… Нет! Ее замечательный па не мог бы так поступить! Тогда кто этот человек перед ней? Руки холодели, а звуки проходили как через воду. Отец продолжал ей что-то объяснять и доказывать, но она давно уже не слушала — не могла сосредоточится "Ма, ты тоже чувствовала это?" — пришло ей в голову. Она все-таки собралась с силами и вынырнула в реальность.

— …И ты не должна никому говорить об этом. Я постараюсь все уладить. Думаю, для всех нас, для нашего общества будет лучше не разглашать эти обстоятельства, — выделив интонацией последние слова, закончил отец и посмотрел на нее, явно ожидая согласия.

Фокси вдруг ощутила себя маленькой, несчастной и больной: скулы свело, рот наполнился противной вязкой слюной, а ноги и руки превратились в желе. Сейчас бы было так хорошо потерять сознание и полежать в тишине, уложить в голове все, что свалилось на нее за сегодня. Жаль, она не умела падать в обморок по заказу. У нее вообще никогда не случалось обморока, даже когда Том… Том, ма… Ей так ужасно, так плохо, и хотелось только лежать и чтобы ма гладила ее по голове… А он хотел, чтобы она промолчала и забыла — будто ничего не было. А оно было! Было! И ма была! И это он ее убил! Он! Своей непримиримостью и упрямством! Эта его бесконечная жизнь хуже смерти!

Фокси наконец удалось расцепить челюсти.

— Я, пожалуй, пойду, — хрипло сказала она, с трудом поднимаясь.

Отец настороженно следил за ней. Фокси с изумлением ощущала, как ее охватывает злость, вынуждает двигаться, действовать. Она схватила тетрадь. Отец протянул руку, попытался ее остановить. Она отшатнулась, смахнула вазу с цветами. Во все стороны, сверкая в лучах солнца, брызнули капли воды, осколки стекла и нежные лепестки. Это было неожиданно и красиво. Но недостаточно. Фокси почти бегом направилась к выходу.

Торопливо преодолев лужайку, она порывисто села в кар и с раздражением швырнула дневник на соседнее сиденье. Тетрадь раскрылась и упала бы на пол, если бы Фокси не подхватила ее в последний момент, неловко и очень больно потянув при этом руку. Черт-черт-черт! Хотелось побиться головой о руль или пнуть что-то со всего маху — чтобы это что-то летело вверх тормашками, переворачиваясь в воздухе. Хотелось пронзительно свистеть — так, чтобы все окрестные птицы снялись с деревьев и тревожно кружили у нее над головой. Хотелось… Черт, она понятия не имела, чего ей хотелось! Бездна раскрывалась перед ее ногами. Бездна, которая вот-вот поглотит ее саму, ее отца, и весь их чертов мир вечной жизни и свободы.

Она с раздражением провела рукой по волосам, убирая назад челку. Прядки, падавшие на глаза, бесили неимоверно. Все бесило. Надо срочно скинуть это напряжение. Фокси потянулась к бардачку, доставая ком — не свой обычный, а резервный — для гонок, зарегистрированный на какого-то ископаемого старика… ах, простите — умудренного жизнью господина, которого где-то нашел Нед. Быстро пролистала расписание гонок поблизости. Есть! Заброшенное доисторическое шоссе на границе с ближайшей к ней Сферой-7. Отлично, она успевает к началу, даже перекусить там время найдется.

"Да-да, этому пассажиру ничего не грозит", — слащавым голосом пропела она и рванула с места.

Гонки… Гонки были ее страстью, жизнью, всем. Если бы не она, то и Гонок — таких, какие они есть сейчас — не было бы — гонялись бы где-то в пределах Сферы, а какие там заброшенные трассы? Смех и слезы. А уж о Больших Гонках и мечтать бы не приходилось. Все-таки положение дочери Старейшин, да не просто Старейшин, а из тех, кто еще помнил мир до Катастрофы, имело свои плюсы — оно не только открывало многие двери, но и давало знание о том, что эти двери вообще существуют. Она, Нед, Паркер — вот настоящие авторы Гонок, хотя они тогда вовремя сообразили и отдали организацию другим. И еще Том…

Про серпантин на этой дороге она, разумеется, забыла. Ну конечно, что могло быть естественнее — забыть про серпантин на дороге, по которой ездила чуть не каждый день все каникулы. Сбрасывать скорость не хотелось, тем более самую сложную петлю она уже прошла. Думала, что прошла, пока дорога не вильнула резко вправо. Черт! Вот она, эта петля — "Колесо Фортуны", как ее называли старожилы в честь одного доисторического аттракциона — Фокси была опытной гонщицей и сразу поняла, что не впишется в поворот на этом проклятом Колесе. Не с ее рукой сейчас. Значит, силовое поле подхватит кар и потащит вниз по дороге, вдоль обочины, постепенно останавливая — приятного мало, но пережить можно. Она все равно попыталась вписаться. Не получилось. Кар врезался в скалу, отскочил к краю обрыва, сбил столбик заграждения с генератором поля и устремился вперед, в пропасть, а Фокси, вылетев в окно — о, да она просто звезда — даже пристегнуться забыла — и совершив пару кульбитов в воздухе, полетела вниз, на обочину. Все вокруг замедлилось, будто кто-то нажал на самую медленную перемотку. Фокси запоздало вспомнила о том, что нужно было выключить глушилку, чтобы поле смогло подхватить кар. Она все падала и падала. И впервые в жизни молилась: "Господи, если ты все-таки есть, забери меня сразу, быстро — пока они меня не нашли. Я не хочу стать такой, как он! Или как Том. Пожалуйста!"

Где-то вдалеке слышны были двигатели других каров. Ни истошного воя сирен, ни громких звуков двигателей. Снизу пахнуло жаром — наверное, ее кар достиг дна пропасти и взорвался. Фокси наконец со всего маху приземлилась на обочину в метре от обрыва. Где-то далеко послышались звуки сирен. Началось. Она не чувствовала боли — только странное тепло, будто ей на ноги лили теплый сироп. Глаза закрывались, усталость наваливалась толчками — с каждым ударом сердца. Как все нелепо. Теперь ее непременно отправят на рудники — за преступление против жизни. Всего какой-то метр — и она бы сбежала, как ма, а теперь будет, как Том. Навсегда.

"А ведь две окончательных смерти подряд даже ему не удастся замять", — вдруг пришло ей на ум.

Всего пару раз перекатиться. Ну же, давай! Нет времени. Фокси усмехнулась, приготовилась. Стоп! Тетради! Мамины тетради. Надо передать их в надежные руки… Остается надеяться, что Нед догадается, что там. Она достала из внутреннего кармана свой ком, включила и записала на диктофон: "Я, Фокси Малдер из Сферы-10, завещаю все свое движимое и недвижимое имущество моему другу, Неду Эдисону". Она не знала правильной формулировки — завещаний давным-давно не существовало — но в фильмах, которые ма любила, говорили примерно так… или ей казалось, что так. Не все ли равно? В любом случае, у нее нет времени вспоминать.

Поколебавшись секунду, Фокси добавила: "Живи свободным или умри" и отправила обе записи Неду, отложила ком и аккуратно оттолкнула его подальше от обрыва. Сирены стали громче. Приближаются. Ну же! Ты же хочешь жить свободной. Она сгруппировалась, готовясь перекатиться. Толчок. Захватывающее дух ощущение полета...

Прости, Лисенок. Надеюсь, ты не будешь скучать без меня.