Круговорот Снегурочек в природе (гет)

Валерий Васильевич Зевякин в местном театре считается человеком со странностями: ходит уже лет двадцать в одном и том же свитере, пользуется все это время одним и тем же кнопочным телефоном, женат на той же самой женщине уже почти… божечки, столько даже с самим собой не все живут! В театре он самый старый актер. Но если ему об этом сказать — не поверите: как по волшебству расправятся вечно сутулые плечи, над плешивой макушкой взметнется львиная грива, а старчески дребезжащий козлетон рубанет мощным рыком по барабанным перепонкам грохочущим “Да что вы понимаете в великой силе искусства?! Да что вы можете на этой сцене?!”

Валерий Васильевич понимает — грешно не понимать за шестьдесят-то лет в одной гримерке. Но в отличие от наводнивших театральные подмостки и голубые (тьфу, пакость!) экраны бездарей от Мельпомены, Валерий Васильевич — может.

Я сама свидетель одному эпизоду, достойному отдельного рассказа.

Была зима. Были праздники. Были “елки”. О, это суматошное и хлебное время! Каждый актер (способный договориться с завкостюмерцехом Федоровной о прокате “дедмороза” и с девочками из массовки, умеющими ласково улыбаться деткам и не путаться в подарках, заботливо сунутых в мешок заказчиками) выходил на новогодний сенокос, когда день год кормит и месяц поит…

В тот раз заказ был необычным: новый (теперь уже старый и даже бывший) губернатор решил собрать детей всехнего начальства вместе с детдомовцами на эдакую “главную елку области”. Подарки были заранее упакованы в розовые и голубые пакеты (не перепутать!), “дедмороз” реставрирован и отхимчищен первый раз за пятнадцать лет, снегурка в результате интриг и битвы на выбывание выделена была не простая, а прима. Из молодых-визгливых, уточняет Валерий Васильевич, не жалующий музыкальную часть коллектива. Сам он относится к драматической части. И конечно же, он — трагический актер. В прошлом. Хотя упоминает скромно роль Новосельцева (в выпускном спектакле “Сослуживцы”) и Гамлета, которого чуть-чуть не получил в 1968 г. в Урюпинске. Или в Новомуйске? Ну, где-то в центре.

Прима опаздывала.

“Представляете, — горячится Валерий Васильевич, — я тут в валенках, в тулупе вприсядку, губер в галстуке и при телевидении, все уже хоровод ведут, елку дважды чуть не снесли, а Снегурки нет. Костюм, парик, сапоги и микрофон есть, а внутри этого всего никого нет”.

А по сценарию, который Валерий Васильевич с закрытыми глазами во сне с заклеенным ртом выдаст со всеми подобающими интонациями и положенными жестами — песня. С танцем.

Тут Валерий Васильевич хитро прищуривается и многозначительно окидывает острым взглядом внимающих слушателей: “И тогда я…”

И тогда дед-мороз пошел за кулисы звать Снегурочку. И Снегурочка — пришла, вся веселая, нарядная, в сапожках и с русой косой. Она смеялась и легко порхала между детьми, по-балетному вытягивая носочек. И вместе с детьми звонким голоском звала из-за кулис дедушку Мороза, а потом побежала его искать. Но они разминулись, и пришедший дед Мороз зычным баритоном просил деток позвать его внучку-Снегурочку из дальних метельных сугробов и даже пошел сам ее вызволять… Так они и бегали, искали друг друга: дед туда — внучка сюда, Мороз здесь — Снегурка там. И ведь ни разу не перепутали ни слова, ни костюм, ни тембр голоса. И под конец представления они-таки спели положенную песню.

Дуэтом.

В детстве все мои утренники связаны с дедом, дедой, как я его называла. Он водил меня на “елки”, пришивал оторванный в бою с каким-то петрушкой пышный рыжий лисий хвост, приносил со своего кирпичного завода огромные кульки подарочных конфет “Мишка на Севере”, “Гулливер”, “Красная шапочка” и “Золотой петушок”, щедро пересыпанные непафосными “сосачками”.

Из подросткового возраста, когда деды уже не было со мной, я практически не помню ничего праздничного, кроме, пожалуй, одного случая.

Бабуля моя, женщина строгая до суровости, имела небольшую слабость: она конкурировала с невесткой. Нет, ну в самом деле, выскочка какая, умудрилась не просто подцепить кандидата наук, на обучение которого ба тратила не только все свои деньги, но и заработок деды и даже стипендию младшего сына, но и разбить его семью с дочерью какого-то отставного медицинского начальства аж в самой Москве. Так вот эта самая Маруся, выскочка из невнятного колымского поселка на десять тысяч человек, с удовольствием включилась в конкурентную борьбу. Одна купила себе новую щетку для волос — другая тут же постриглась, покрасилась и сделала “химию”. Одна купила блузку (“батник!!!”) — другая пошила себе в ателье халат в пол длиной, за что дядя, цитируя любимого Высоцкого, стал звать ее Клавой. Одна … ну, вы поняли. И все время они друг друга на слабо брали. Кстати, выгодная штука. Надо взять на вооружение. Невестка так однажды весь огород бабушке одна выкопала.

Так вот, единственный запомнившийся мне из того времени новый год прошел под непрекращающиеся споры свекрови с невесткой, кто умнее, красивее, достойнее и, как сейчас бы сказали, круче. Ну а дальше случилось то самое.

Ба отпросилась на минуточку перед самыми курантами и появилась в неожиданном новом платье, круче которого придумать было невозможно: рукав “летучая мышь”, вышитое кружевное декольте, какое-то совершенно невозможное цветочное украшение на плече, оборка по подолу в три ряда и всё в люрексе… Ба довольно объявила, что это подарок сына и вот теперь можно и послушать поздравление из телевизора под шампанское. Невестка закусилась, надулась на мужа, который (вот самоубийца!) возьми и ляпни, что на жену это платье все равно б не налезло. Вся семья замерла. А дальше понеслось: невестка заявила, что пожилым женщинам вообще такие платья надевать нельзя, чтоб не подумали, что они вразнос идут, что на бабушку платье налезло только с вазелином, а вот она-то как раз “худжее” свекрови и вообще тростиночка… И пока юная я пыталась найти в происходящем хоть толику логики, все уже было решено: ба раскрутила невестку. Если та пролезет в форточку, то получит бутылку страшно дорогого и дефицитного коньяка. Если не пролезет — ну, не пролезет и пусть тогда не возникает больше.

“Ха, где наша не пролезала!” — заорала невестка, намахнула шампанского и под звон курантов ринулась к окну. “Ничего, — сказала ба, — первый этаж, не убьется, даже если…”

“Если” не случилось. Маруся застряла в форточке, ровно наполовину. Ну то есть, та половина, где голова, была уже на улице и выяснила, что за бортом, оказывается, минус тридцать и немножко дует, а вторая половина, где головы нет, оставалась еще внутри, где были гости и родственники, икра, мандарины и весело. Бабушка изрекла сопернице “в спину” свое фе и скомандовала наливать. Гости дружно повернулись к столу. И тут в окно постучали. Гости с поднятыми бокалами повернулись к окну. Умудрившаяся извернуться застрявшая невестка жестами показывала “сделайте же что-нибудь!!!”, а уже хорошенький ее муж предлагал бенгальский огонь — то ли для продвижения наружу, то ли для праздничного настроения. Ба тонко улыбнулась, сняла с кого-то из младших снегурочный кокошник и ловко пристроила его, прикрывая маруськин тыл...

Все закричали ура и “с новым годом”...

Нет, коньяк ей отдали, когда смогли втащить обратно. Полбутылки. Ну, честно же.

И еще Маруся очень не любит фильм про приключения итальянцев в России. Не знаю, почему.

Зимой мы с удовольствием собираемся у Ленки. Дом, который она строит своими руками, хороший. Дворик для огромного маламута, с мангалом в уголке. Огород рядом — закуска всегда под рукой. Несколько лиственниц, вполне зимой заменяющих елку. И рубить не надо: из окна кинуть удлиннитель — и можно включать гирлянду. Всем хорош дом, только недостроен. Причем недостроен внутри. Хотя мы уже привыкли по недоположенному полу по лагам пробираться в крошечный санузел, поскольку обычно сидим долго, вкусно, болтая обо всем.

Не помню, который из праздничных дней это был. Собрались мы четырьмя семьями с детьми, собаками, старшим поколением и соседями. Жарили куриные ножки-ручки на перекус, мужчины колдовали над мясом, греясь у мангала, дети скакали через волочащиеся по снегу гирлянды, украшая несчастные лиственницы. Уже темнело. У нас рано темнеет, часа в четыре дня совсем темно. Поэтому решили быстренько накатить и попрыгать вокруг елочки, а потом уже за стол сесть.

Попрыгали, покричали, что холодно зимой, и только собрались уже за стол, как дети завопили “Дед-Мороз!” и понеслись в сторону покосившегося заборчика, отделяющего Ленкин участок от сопки.

И ведь действительно там был дед-мороз. Да еще и со снегурочкой. Дед как дед, в меру пьяненький и приплясывающий, в красном халате с поясом, в рукавицах и без мешка, зато с пустой бутылкой от шампанского. Снегурка была в шапке, длинном серебряном зипунке, в сапожках и без варежек. Лицо ее было черно-красно-синим от размазанных туши-румян-помады, руки с обломанными ногтями обветрены и кажется, сильно обморожены. Но вот кто это, мы в самом деле не знали. Оба персонажа были нам незнакомы, однако они лихо включились в общее веселье.

Им налили, угостили наколотыми на бамбуковые палочки кусочками жареной курицы и — что делать — позвали в дом.

В доме тоже не прояснилось, что это за люди и откуда они вышли. На прямой вопрос пьяненький дедушка браво гаркнул “Из леса, вестимо” и прилег на собачью подстилку. Снегурка, немного помявшись, сорванным голосом спросила, стесняясь, где можно “э-э-э”… Тогда хитрая Ленка невинно поинтересовалась, для мальчиков или девочек это “э-э-э” нужно. Снегурка насупилась и буркнула “Серега я…”

Хорошо. А вот тут надо немножко пояснить. Кроме лагов, по которым мы гимнастически пробирались до удобств, необходимо упомянуть значимого второго, который должен был стоять снаружи и держать пальчиком клавишу выключателя, которая при закрытии двери сама западала, автоматически выключая свет. Там, конечно, негде было потеряться, потому что весь санузел занимает у Ленки кубический метр. Ну ладно, метр на метр на метр восемьдесят. Ага, такая коробка от холодильника, поставленная напопа. Дизайн санузла мог потрясти неокрепшую психику на раз. Дверь открывалась внутрь, сразу же ударяясь о санфаянс. Ее надо было приподнять — гы-гы — и тогда можно протиснуться внутрь, правым плечом упираясь в эту самую дверь, а левым боком в крохотный треугольный рукомойник. Ну, а поскольку в хозяйстве кроме мамы, дочки, пса и огорода у Ленки имеется еще и бреющийся иногда муж — на старомодном сливном бачке-“жирафе” прямо напротив входа было укреплено зеркало. Входишь в полутьме — и начинаешь заикаться.

В общем, вернулась Ленка, провожавшая Снегурочку, в полусогнутом состоянии от смеха. Стоит, держит выключатель, чтоб не пугать человека, и слышит: “Ой, простите, а мне сказали, что это туалет для мальчиков… Познакомимся?”

Я тогда работала в геологической компании. Не поступила сразу после школы и решила, что поработаю, наберусь опыта. Набралась, конечно. “Первое правило работы в лаборатории: горячая колба выглядит точно так же, как и холодная”. В лаборатории меня любили и всячески приобщали к развлекательным мероприятиям. А поскольку кроме меня и трех тридцатилетних (боже, какими они мне казались взрослыми!) ребят остальные работники были предпенсионного возраста, попробуйте угадать, кого выбрали на роль Снегурочки и деда Мороза для поздравления детей и внуков сослуживцев.

Я даже мяукнуть не успела, как мне выдали кучу подписанных именами-адресами подарков и белый парик. А волосы у меня тогда были ниже попы, хотя, конечно, косичка получалась очень чахлой, как крысий хвостик. Хорошо хоть, сама худая была и в костюм влезла. Холодненький, конечно, но у деда Мороза была машина.

Дедом Морозом вызвался быть почти двухметровый Алеша Ын, аспирант какого-то крутого столичного вуза, разработчик сложных геологических приборов и будущий отец четвертого ребенка. “Пусть корейцев будет много”, говорил он и всячески приветствовал подработки.

С Алешей было весело. Он постоянно травил анекдоты, лихо рулил по городу, сам пел-плясал с детишками, моя задача была только улыбаться и подавать из мешка подарки. Единственное, что меня раздражало, это мои волосы. Коса постоянно вылезала из-под парика и топорщилась. Тогда я в подъезде сняла костюм, распустила волосы, надела сверху костюм. Стало легче. Но волосы все равно растрепывались. Приходилось их постоянно заправлять под парик, и это сильно отвлекало. Поэтому, выйдя из очередной квартиры, где Алеша бодро отбрехивался за двоих от налитого, я решила переплестись. Сняла шапочку и парик, опустила голову, стряхнула волосы вниз, собирая их в хвост. И тут открылась дверь и вошел мальчик лет шести-семи.

И закричал.

“Тихо, — говорю ему, вскидывая голову (волосы описали полукруг в воздухе), — я Снегурочка!”

“Хуясе!” — потрясенно ответил мальчик.

Первый поезд метро первого дня года. В вагоне несколько развеселых возвращающихся и Снегурочка. Она устало сидит в углу, привалившись к стене, закрыв глаза и опустив плечи. Затоптанные варежки на веревочках свисают до пола, растрепанные волосы, бледное лицо с синими кругами под глазами.

Гогочущие праздновавшие долго шушукаются, а потом все-таки решаются подойти. Самый отвязный трясет снегурочку за плечо:

— Расскажи, Снегурочка, где была?

Глаза сидящей медленно открылись, она посмотрела на певцов и закрыла глаза.

Я такой взгляд видела один раз. Тогда полиция выводила скрученного парня, пришедшего с обрезом разбираться к кому-то.

Ненависть и безнадежность.

Когда наши ребята устраивались на подработки в агентство “Праздник”, первой историей, рассказанной им, была история Леночки. Хорошая девочка, но дурочка доверчивая.

Вообще-то Леночка распределяла заказы на праздники, но когда надо было — выходила в костюме и сама. В тот раз она записала адрес и так разволновалась. Адрес был рядом с квартирой Вадика. А Вадик был большой и долгой Леночкиной любовью. Вадик жил один, вернее, с больной матерью, поэтому не приглашал ее к себе, но адрес она знала. Случайно подсмотрела в паспорте. Ну, вы же понимаете. В общем, Леночка решила сделать сюрприз после заказа.

Заказ был простым. Дети как дети — две девочки. Привычно улыбаясь, Леночка повела их хороводом, а шофер Гаврилов мычал сквозь ватную бороду нечто среднее между “маленькой елочкой” и “Владимирским централом”. Они отработали программу и минут через двадцать распрощались с заказчиками.

На лестничной площадке они и столкнулись с Вадиком, входящим в соседнюю квартиру. В дверях стояли беременная женщина и маленькая девочка. Девочка вскрикнула “Папа привел Дед-Мороза!”, схватила Гаврилова за рукав и потянула в квартиру. Вадик вздохнул:

— Сколько?

— Две, — буркнул Гаврилов.

— ОК.

Дурацкая привычка Вадика говорить “ОК” вместо “окей”... Леночка не понимала. Ни откуда взялась эта женщина, ни почему девочка зовет ее Вадика папой. Но Леночка не могла остановиться.

Девочка была в восторге: с ней разговаривала настоящая Снегурка. Снегурка спрашивала, и девочка с удовольствием отвечала, как зовут девочку, маму, папу, точно ли папу зовут Вадиком, тут ли живет девочка, вдвоем ли с мамой и точно ли папа Вадик живет тут с ними, а где бабушка, болеет ли она и раз не болеет, давно ли живет в Зеленограде и точно ли никогда тут с ними не жила… Женщины были заняты, мужчины отошли на кухню.

Вадик налил дед-морозу Гаврилову рюмашку и хохотнул:

— А Снегурка ваша не в полиции работает?

— Да нет, — крякнул дед Мороз, — она у нас просто того. Дурочка.

Не каждый актер может похвастаться хорошим агентом. Откуда ему взяться, особенно в маленьком провинциальном городке. И тут на помощь нам придет угадайте кто? Специалист. Вернее, целое агентство специалистов. Даже если ты актер-любитель. Оставляешь им свое резюме, и они тебе ищут работодателя или заказчика. В обычное время это не столь прибыльно, конечно, ну, только утренники и деньрождения, но вот в праздники…

Лидирует, разумеется, Новый год. Затем с большим отрывом идет Хэллоуин. Хотя тут уже основной доход от проката костюмов.

Вообще всякие агентства праздников — это удобно: заявляешься, например, на роль снеговика Олафа, тебе выдают добротный, дорогой костюм и пишут текст (каждый год разный). Но вот с кем придется работать в паре-тройке — неизвестно. Договор у всех стандартный, а графики работы составляются индивидуально, по ходу. Поэтому учить текст приходится полностью, за себя и за того парня, чтоб подхватить в любой момент. Не без накладок, конечно, но с кем не бывает, ага.

В общем, пришла к нам в группу бодрая тетка из агентства “Талант”. Ей нужны были парни, конечно — Новый год на носу, Снегурок валом, а дедморозов совсем не дофига. Ну и решили наши ребята подработать. Лавры телекавээнщиков им покоя не давали, однозначно. Хотя и один, и второй были вполне известны в нашем узком кругу. Заработать студентам тоже, конечно, важно. А тут положено по контракту процент отдавать агентству.

Ну, ребята ушлые: каждый поболтал с девчонками, распределяющими заказы, каждый поулыбался и каждый договорился со своей, чтоб заказы сливали им, минуя кассу, чтоб беспроцентно отработать. Что уж они девчонкам своим обещали — не знаю, врать не буду.

Ну и вот. На четвертой паре им позвонили, они подорвались и бегом в агентство. Зашли, один с центрального, другой с черного хода, каждый к своей девчонке за адресом, похватали костюмы, один на своей машине рванул по своему адресу, другой такси вызвал. Поехали.

Один (назовем его… эм… Полуэкт. Нет, Вася) подъехал к кафе и, прямо на ходу напяливая красный костюм и валенки, влетел в зал и давай там зачитывать свою текстовку.

И тут фигакс — входит второй дед Мороз. В синем костюме. И этот второй (назовем его Коля) немножечко охреневает — он-то не готов работать без пары.

И вот стоят два дедмороза друг напротив друга и сквозь бороды шипят: каждому нужен этот заказ. Тут мы все с девчонками ехидно киваем: нечего было наперегонки сразу обеих девчонок обаять.

В общем, дети смотрят, родители смотрят, дедморозы смотрят друг на друга. И тишина.

И кто-то из родителей внятно говорит: “Ну и нахрена нам это вот?” А Коля, местный рэпер, машинально отвечает: “Потому что новый год…” и совершенно четко понимает, что денег не будет. И Вася тоже думает об этом же и отступать не хочет.

— Это что за самозванец? — старательно басит Коля.

— Предлагаю, детки, танец, — не сдается Вася, брейкер-самоучка в ватном тулупе.

А дальше два Мороза Ивановича под хохот и визги детей то брейкуют, крутясь на голове и обливаясь потом, то читают очень странный рэп, тщательно зайоукивая значительную часть текста. А присутствующие взрослые вместе с детьми подбадривают разбитных дедков выкриками, свистом и топотом.

Победит краснорожий взмокший “синий” Коля, выдавший в конце баттла какой-то невероятный битбоксовый заворот.

Но вот мне интересно, а положенные им Снегурочки-то куда делись? Точно знаю, что на то же число в одной из саун был заказ на новогоднее шоу. Может, туда?

Жарко им там было, наверное, в тулупчиках-то на ватине…

Город зажат между двумя сопками и двумя бухтами. С высоты — красота неописуемая. Жить, правда, меж двух бухт ветрено и туманно. Зато с сопок вид на город потрясающий. Особенно в новогоднюю ночь.

Весь город взрывается снопами салютов и грохочет не хуже танкодрома. В последние годы все больше людей выезжает между полуночью и часом ночи на сопки, на объездную дорогу, с салютами. Мы тоже. С собой берём кофе-чай, всякие булочки, лаваши, начиненные салатами, и мангал. Смотрим и запускаем салюты, встречаем таких же, как мы, бежавших из городских дворов, фотографируемся, катаемся с горки на картонках и аргамаках.

Объездная дорога идёт вокруг сопки, практически от одного горизонта до другого, ровной полосой, никаких ответвлений, съездов и карманов.

В этом году мы были самыми стойкими стрелками. Последний салют запустили аж в половине пятого утра. Сил уже почти не было, мангал потух, остыл и был запакован, осталось только убрать его в багажник. Сонные мы вяло грузились по машинам. Отоспавшийся водитель бибикал, подгоняя разошедшихся по кустам.

Издалека ветер принес обрывки мелодии. Мы пересчитали своих. Вроде все были на месте, кроме Михалыча. А, нет, вон бежит весь в снегу. Но звуки доносились с другой стороны.

Не принято в лесу бросать человеков, тем более зимой. Мы быстро прикидывали, у кого в машине места больше, чтоб перегруппироваться, когда из-за поворота показались две снегурочки.

Они вышли из предрассветного хмарного тумана, в голубых длинных шубейках, в кокошниках поверх пуховых платков, румяные, веселые, слаженно распевая "Это в городе мне грустно было, это в городе мне грустно было, а за городом смеюсь-смеюсь-смею-ю-юсь!"

Мужская половина нашего обоза подобралась, проснулась и наперебой замахала, приглашая к себе в экипаж. Но девчонки дружно замотали головами, отказываясь, миновали вереницу наших машин, переглянулись и, грянув "И-и-и уносят меня, и уносят меня!..", прогулочным шагом ступили в наползающий туман.

Ну вот у вас какой любимый праздник? И у меня. А костюм какой любимый? У меня — снеговик Олаф. Сидишь в нем молча, на автомате выполняешь команды наших девчонок, “Анны” и “Эльзы”, да ручками всплескиваешь. И даже не слушаешь, что они там щебечут: весь сценарий наизусть знаешь за всех персонажей. А тут заказали у нас снеговика на какой-то корпоратив, причем одного. Дед со Снегуркой у них свои, что ли, или, может, от конкурентов наших, да не суть. А снеговика нет. Но он зачем-то нужен. А у нас только Олаф с туннельным обзором и без дырки для рта. В общем, сиди внутри и слушай. Сижу и слушаю.

— Возьми трубку! Трубку, гад, возьми! Убью. Опоздаешь — убью… Опоздал уже… Убью гада. Убь-ю га… да… Сука, костюм мне большой. Ой, валенок прям на обе ноги по пояс… Да приедет он, все нормально будет, не волнуйтесь. Сейчас начнем, чесслово. Да я уже оделась. Да. Да, я. Да. Это такая концепция… между прочим, надо быть толерантнее, мало ли кто в вашем коллективе… А вы откуда знаете, что никто? Я не спорю, я готовлюсь к выходу, а вы отвлекаете… Убью… Снеговик, пошли! Здра-авствуйте, детишки, девчонки и мальчишки…

В прорези для глаз вижу мелкого писклявого Морозика, бодро декламирующего что-то убойное и явно недетского содержания. Перевожу объектив на сидящих “голубым огоньком” тетенек и дяденек штатской наружности: вроде бы никто не кривится, все послушно скандируют “Сне-гу-роч-ка!” и хохочут. Оборачиваюсь. Вижу Снегурочку: на ногах берцы поверх белых колготок, неровный шаг от бедра, коса набок и шубейка чуть пониже жо, не застегивающаяся на груди. Трезва, виновата и явно смущена костюмом.

Хватает Дедмороза за руку, меня — за другую и в следующие четверть часа я невольно выслушиваю отчет о проделанной работе вперемежку с текстом сценария:

— Из-за столиков выходим, хоровод друзей заводим! Вокруг елочки шагай, песне громко подпевай! Кать, Кать, я не нарочно. Там пробки, Кать! В хоровод зови друзей, нам с друзьями веселей! Я мать твою возил по рынкам, она за час обещала, а сама… Ма-аленькой ё-олочке холод… три часа на холодец чо-то выбирала! Я откуда знаю, какая там голяшка, что там еще кидают… лодно зимо-ой! Три часа, Кать, ходили туда-сюда, вдоль одного прилавка. Я ей сказал, что в животе все равно все перемешается… Бу-усы повесили, встали в хоро… Вот, Катя, я ведь даже не нагрубил, а ты ругаешься. Как я с тобой жить буду, Кать? Ты ж меня на свадьбе отчитаешь: не туда встал, не так ответил… А я мотоциклиста уболтал. Нет, не жениться... Встретим новый год!.. Я на нем сюда приехал вокруг пробки. Да, машину бросил. Конечно, дурак… Пешком пойдешь. Ну, не хочешь — не иди. Я хотел предложить в загс заскочить, а ты… На стой столбом, иди, хороводь. Да чо такое! Ты бьешь, зам ваш за жопу щипает, платье это подстреленное — всё мерзнет…

Предупреждение: мастурбация с частичным использованием посторонних предметов.

Егор Лельков (школьная кличка Лель, сам предпочитает Гор) терпеть не мог праздники, особенно «семейные». Не потому что был бессемейным, ну просто в одно лицо... Можно, конечно, пойти в «заведение общественного питания» на новогодний вечер, но там нужна пара, а пара теперь с кем-то другим парится на Бали. На Бали, на Бáли... Не рифмуется, конечно, но жизненно.

Консьержки — зло. Особенно эта, лупошарая. Мало того, что всех владельцев явно отличает против квартиросъемщиков (первый год по паспорту ходил, честное слово). Так, признав Егора полуприличным проживающим, она еще взялась комментировать его внешний вид, музыкальные вкусы и особенно личную жизнь. Хотя, конечно, личная жизнь сейчас без комментариев. Ну, эта жаба не преминет прокомментировать и «без».

Место парковки занял какой-то баран. Пришлось встать у соседнего подъезда. Завтра будут разборки. Завтра, сегодня накатить и спать, гребись оно все брассом по сугробам...

Титтвою... С «ноу комментов» померещилось, что ли...

Перед подъездом, зябко обхватив себя за плечи тонкими руками, переминалась с ноги на ногу голая женщина.

Э.

Голая.

Женщина.

В синем кружевном белье и босоножках.

— Да откройте же дверь! — дрожащим голосом зашипела она. — П-пожалуйста!

Егор сунулся было к замку, но развел руками.

— Быстрее можете?!

— Это не мой подъезд, — прохрипел Егор, зачем-то приложив ладонь к сердцу.

— А где ваш?

Он махнул рукой, и женщина кинулась в ту сторону. Господи, в ту ли сторону... а, в ту. Хорошо. Егор бегом ринулся следом.

У самой двери он поскользнулся и уже в падении успел схватиться за ручку и за свою находку. Находка была мягкая и холодная, ужас.

В одно мгновение его взгляд зафиксировал смерзшиеся ресницы, серую радужку, побледневшую на морозе кожу в пупырышках и очертания крупных сосков, четко выпирающих сквозь заиндевевшее белье. Молоденькая совсем.

Дверь наконец открылась.

Консьержка сидела спиной и явно пырилась в спрятанный под стойкой телевизор. Егор инстинктивно пригнул голову девушки пониже и потащил ее к лифту.

Что уж там показывали в телевизоре, но пусть у создателей будет в плюсе весь следующий год: лупошарая выпала из реальности.

Лифт открылся сразу. Только к шестому этажу Лельков осознал, что девушка все еще голая, и начал неловко стаскивать с плеч куртку. Лифт остановился.

Вечно заедающая дверь открылась на удивление без капризов. Девушка молча кинулась в ванную. Зашумела вода.

«Нормально так, — подумал Егор. — Нашел в сугробе снежную бабу. А весной она растаяла...»

Он немного нервно хихикнул. Это и правда странно.

Тихонько прокрался к двери ванной. Вода шумела. Жива.

На часах было четверть двенадцатого. Вот и Новый год. Говорите, как его встретишь, так и проведешь? Ну что ж, если эта Снегурочка хоть яичницу готовить умеет, можно и провести. Фигурка есть, характер, видимо, тоже, ишь как командовала. Ножки изящные... Егор подцепил тонкую лямочку босоножки, скинутой гостьей у двери. Рука зашарила по карманам в поисках сигарет.

«Вот, уже „самодеятельностью“ занимаюсь, фетишист несчастный», — подумал он, разглядывая босоножку. На балконе («большая светлая лоджия существенно расширяет пространство квартиры» — и повышает цену аренды) было прохладно и темно. Курить расхотелось. В голову лезли мысли. Руки жили своей собственной жизнью.

Одна рука прижала босоножку к внушительной... Ладно, к вполне себе обычной, средней выпуклости — и слегка потерла. Самодеятельность на поверку оказывалась какой-то вялой. Вот-вот, размяк, раскис, обабился. Оснежнобабился, нервно хихикнул самодеятель и зачем-то помахал перед ширинкой рукой.

За стеклом меланхолично и неспешно кружились снежинки. Наконец-то. Снег, а не то, что вы подумали. То, что подумали, как раз происходило вполне штатно: вынул, взвесил, убедился в соответствии весовой категории, посмотрел, узнал «в лицо». Так, строго подумал Егор в сторону воображаемых комментаторов, вас тут не стояло, разберемся как-нибудь. Не привыкать. Правда, душ занят, а на балконе прохладно, так что цигель, а ай-лю-лю потом.

Главное — отпустить контроль за происходящим, а процедура была освоена лет с... неважно. То, что где-то совсем рядом в душевой кабине греется его неожиданная находка, только придавало ситуации нереальности. «Успеть за шестьдесят секунд нам с тобой, конечно, не грозит, не в восьмом классе, — подумал старший Егор младшему, — но поторопиться бы не помешало». Тот согласно кивнул.

Пришлось придержать младшего, хоть он и настаивал. Размашисто огладив его по всему стволу, кхм, ну, то есть проведя туда-сюда ладонью, Егор покосился во двор через балконное стекло, подумав, как он будет выглядеть, если соседи из дома напротив сейчас выйдут на балкон с биноклем поглядеть на предпраздничные дворовые фейерверки. Мда, воображение ушло куда-то не туда. Младший снова кивнул, причем в сторону ванной.

А в ванной сероглазая и голубокожая Снегурка невероятно изгибалась под струями воды, облизывала синие губы синим же язычком и, кажется, даже манила их обоих к себе... Во, пошла жара. А ничего такая Снегурка, есть к чему прижаться и за что подержать. Младший подмигнул и пустил слюни. В ладони ощутимо потеплело и заскользило. Егор привалился плечом к балконной двери, расставил шире ноги и активнее заработал рукой, представляя вероятную реакцию гостьи.

Младшим Егор втайне гордился: тот был довольно аккуратным, ровным, с положенными венками и розовой головкой грибочком, никогда не подводил и, в общем, соответствовал всем ТТХ. В настоящий момент младший удерживал вес женской босоножки тридцать седьмого размера — с небольшой помощью руки. Раньше в женскую туфельку шампанское наливали, а сейчас... А сейчас до шампанского еще полчаса, Снегурка в ванной, член в руке, держатель члена на балконе. Ускоримся, пожалуй, не Бали, просигнализировал организм зябкими пупырышками мошонки, спешно подтягивающейся куда-то вверх и, кажется, даже внутрь.

Егор сдвинул прикрывающую кожицу с головки, представляя на месте своей руки пальцы гостьи — интересно, какие они, тонкие или... Конечно, тонкие, обязательно с маникюром и мягкие. Они скользят вдоль члена, оглаживают и пощипывают, слегка царапают вдоль вены до уздечки, цепляясь за лямочки босоножки... Блин, нафиг ее. От стука сброшенной босоножки он замер и покосился через балконную дверь вглубь квартиры. Давай, детка.

И детка дала: она наглаживала и сжимала ствол, мяла и перебирала яички, нашептывала в ухо такие слова, что шевелились волоски на шее, а когда, наконец, головка скользнула через неплотно сомкнутые губы в горячий рот — мир со свистом взорвался красно-бело-синими залпами уличного фейерверка.

Егор осторожно выглянул в кухню, просочился к раковине, сполоснул руки и быстро вынул из холодильника на стол баночку икры, шампанское «Асти» (интересно, откуда оно там взялось), лимон, оливки, какие-то сухие хрустящие кусочки с запахом розмарина и почему-то селедки. Где-то был сыр, где-то был. Крошечный кусочек пармезана был разделен на дюжину просвечивающих лепестков и фигурно выложен на черное блюдце. Вот и пригодился заранее купленный подарок. Салфетки! Черные и белые салфетки упали рядом с блюдцами. Кто-то любил черный цвет. А вот мы его белым!

Егор разложил салфетки веером и прислушался. Вода не шумела. Блин, вот дурак! Чем ей там вытираться?

Он бросился в комнату к шкафу, чуть не запнувшись о вторую босоножку. Хм. А ту-то на балконе оставил, дурень озабоченный...

На стук в дверь ванной никто не ответил. Он постучал еще раз, прислушался и потянул дверь на себя.

В ванной парило. Жаркая влажная взвесь облепила рубашку и пропитала джинсу.

Девушки не было.

«Все-таки растаяла», — подумал Егор как-то отрешенно.

При тщательном осмотре «растаяли» также: халат синий мужской, махровый, с капюшоном — одна штука; тапочки синие, велюровые, размер 44 — одна пара; полотенце «Капитан Америка» (да, и что?!) — одна штука, телефон...

Телефон лежал под зеркалом рядом с ключами и бумажником и вибрировал. Звонили по ВатсАппу, и номер был незнаком.

Егор ткнул пальцем в зеленую трубку.

— Эй, дед Мороз, тебя заждались мы, и песню твою меня заказывать достали, — заголосил хор на заднем плане. Экран дернулся и прояснился.

Первое, что увидел Егор — перекошенная физиономия в синей маске. Маска отдалилась, оказавшись тюрбаном из капитанского полотенца. Тюрбан повернулся, и нисколько не подтаявшая Снегурочка зашептала, быстро вытирая одной рукой волосы:

— Эй, спаситель, давай скачи сюда или мне вызов не засчитают. Одиннадцатый этаж, от лифта налево. Код 1124.

— Ка... какой вызов? — сюрприз такой сюрприз, привет, кукушка, куда едешь?

Экран хихикнул.

— «Правда или вызов». Мне свидетель нужен, что не в подъезде отстоялась.

Что-то не складывалось. Ушедшая в трусах и босоножках возвращается в чужом халате и тапках с мокрой головой под полотенцем — это что, не свидетельство? А в подъезд она как вошла? Номер у нее откуда? Нет, ну номер свой она сама могла набрать, но зачем? И что за вызов такой идиотский?

Мозги кипели, а руки сами стряхивали в пакет икру, шампанское, зачем-то сыр и салфетки, ноги нашаривали кроссовки. Где-то на заднем плане опять хором звали деда Мороза...

— Быстрее, до Нового года десять минут! И да, я Снежана.

— А я — Лель, — вдруг ляпнул Егор.

— Сказочно, — улыбнулась Снегурочка Снежана и отключилась.

На бегу засовывая в карман ключи, Егор хмыкнул: интересно, на какой вопрос она так не хотела отвечать накануне Нового года...