Виагра для муза (джен)

Сашка равнодушно просмотрел сообщение от главного редактора, содержащее вежливое скрытое раздражение. Николай Степанович вошёл в положение Сашки и предоставил ему свободу действий на неопределённое время, но намекнул, что в августе, если Саша не приступит к работе, ему придётся передать отдел Ланчину. В писательской среде, где правил закон «ешь, или съедят тебя» это было более чем щедрое предложение.

Саша вздохнул, неловко потянулся, выбираясь из-за рабочего стола, и задел ногой пустую бутылку. Та сделала несколько ленивых оборотов и уткнулась в ковёр. Сашка подобрал бутылку, отнёс её в мусорное ведро — от ведра исходило убийственное амбре — и направился в ванную.

Глядя на своё заросшее щетиной отражение и помятую морду, Сашка больше всего на свете хотел утопиться — прямо сейчас, в умывальнике.

Пора было брать себя в руки; что он, в самом деле, как девчонка в пубертатный период?

Как-то Сашка писал серию очерков о проблемах неразделённой любви, а Люба ему помогала, подкидывая истории из своей практики. Без имён, конечно, всё же она была квалифицированным психологом и свято хранила тайны «исповеди» своих клиентов.

Сапожник без сапог.

Когда начались проблемы в их собственной семье, Сашка не заметил. Пропустил этот момент. Просто однажды понял, что им удобнее работать порознь, а не как раньше, рядом. Сашка уходил в кабинет за комп, а Люба перебиралась с ноутом в спальню. Его командировки, её курсы и семинары; его дежурные корпоративы в редакции, её встречи с коллегами; его «меня сегодня не жди» и её «завтра останусь ночевать у Ленки, решили посидеть немного».

А потом остались только пустые полки в шкафу; пыль на месте её всевозможных баночек с кремами на полочке в ванной; укоризненно торчащие крючки на вешалке в коридоре, с которых исчезли её плащ цвета зелёного яблока, кремовая ветровка и джинсовка. И записка на кухонном столе, в которой сообщалось, что им лучше остаться друзьями.

Самым обидным было не то, что они с Любой прожили двенадцать лет и вдруг оказались чужими, и не то, что она, пока он был в Питере на открытии очередной выставки, ушла к Мишке Ланчину, курировавшему спортивную колонку, а то, что после первого шока Сашка вдруг обнаружил, что вместе с Любой исчезли и все его музы. Он просто не мог больше писать. Конечно, настоящий журналист способен написать статью с закрытыми глазами, в любом состоянии. Но вдохновения не было.

Сашкина страничка под псевдонимом на сайте Стихи.ру зарастала мхом, в воздухе больше не витали строчки, которые ловились раньше на лету, его мечта — выпустить свой сборник стихов — спряталась где-то под плинтусом в клубах пыли.

И от этого было ужасно неуютно, словно Сашку — чистого, но голенького — выставили на потеху публике. Бросили, словно бездомного щенка в ручей.

Он начинал писать и зависал над первым же предложением. Вот тогда Сашка и пошёл к Степанычу и положил на стол заявление на отпуск за свой счёт, неуклюже объяснив, что у него творческий кризис.

Город давил своей будничностью, озабоченными лицами прохожих, суетой и спёртым, несмотря на зелёные парки, воздухом. Хотелось вырваться из этого замкнутого круга, сбежать, укрыться.

В своей берлоге Сашка покоя не находил, да и быстро понял, что компания с бутылкой — не самый удачный способ решить проблемы. Но менять что-то сил не было.

Звонок в дверь бесцеремонно разорвал ленивый ход Сашкиных мыслей о бренности и тщетности существования. Серёга — друг ещё со студенческой скамьи, правда, журналистом тот так и не стал — сгрёб Сашку в охапку и потащил снова в ванную.

— Ну? Посмотри, на кого ты похож? Так и будешь стенать, как упырь на чердаке? Значит, так, я договорился с Андрюхой, он ждёт твоего звонка.

— А яснее ты не можешь выражаться? — Сашка уже ставил чайник на кухне, старательно задвигая ногой под стол ещё одну пустую бутылку.

— Не надоело? У тебя что, жизнь закончилась? Ну, ушла баба, тоже мне проблема.

— Ты не понимаешь!

— Да где уж мне! Я знаю, что тебя вылечит. Тебе точно понравится. Потрясающее место.

Сашка насыпал две чайные ложки растворимого кофе в кружку, поискал глазами ещё чистый бокал, не нашёл и торопливо сполоснул более-менее подходящий.

— Серый, я никуда не хочу. Да и не привык я, как ты, в палатках.

Все друзья знали Серёгину страсть к путешествиям. Кажется, тот и не расставался со своим рюкзаком и появлялся в Москве исключительно ради того, чтобы наметить новый маршрут. Как он умудрился при этом завести семью и двоих детей, оставалось загадкой. А прошлым летом всё семейство Петровых побывало на Груше, и с тех пор Сашке оставалось только снисходительно посмеиваться над хитрым планом друга. Вот уж воистину, найди такого же чудика, как ты сам, и будет тебе счастье. А Машка всю молодость сплавлялась на байдарках и лазила по горам.

Серёга проигнорировал робкие попытки Сашки отвертеться от неизбежной помощи.

— Где у тебя телефон? Записывай. Связь там хреновая, но, думаю, сейчас они как раз дома, должны были за продовольствием приехать. Скоро сезон, потом уже их не поймаешь.

— Да кого? Куда ты меня собрался заслать? К эскимосам? Или папуасам?

— Сам ты эскимос недоделанный. Я был там раз пять. Или шесть. Удивительное место. Край земли. Мы с Машкой хотим поехать все вместе в следующем году, Вовка вот только подрастёт немножко. Кольский полуостров. Озеро Ловозеро. Это вот здесь.

Серёга открыл в Гугле карту, увеличил масштаб и ткнул в одну из точек.

— От Москвы до Оленегорска полтора суток. Там Андрюха тебя встретит, я договорился. Просил за тебя особенно. А он мужик нормальный, простой.

— Погоди, а если я не соглашусь?

— А у тебя есть выбор?

— Ну…

— Сколько у тебя от отпуска осталось? Думаю, недели тебе для первого раза хватит. Потом ещё спасибо скажешь.

— Не знаю… Это всё как-то…

— Саш, помнишь, как мы в колхозе лазили за яблоками для девчонок? А как на Волгу ездили летом после первого курса? И ты стихи писал экспромтом. И все думали, что ты станешь Пушкиным.

— Пупушкиным…

— Александр Сергеевич Курочкин. Тридцать семь лет. Тоже звучит!

— Пушкин в тридцать семь как раз и умер…

— А Курочкин возродится. Стреляться не будем, если только пробками от шампанского на презентации твоего сборника.

— Да где тот сборник… — махнул рукой Сашка. — Мечты.

— Будет, — Серёга энергично рубанул рукой воздух.

Скорый поезд «Москва-Мурманск» увозил Сашку из пыльного города. Вечерняя прохлада не приносила свежести, а облепляла липким ознобом. Сашка закинул сумку на верхнюю полку, расстелил бельё и, как только поезд тронулся, провалился в сон.

Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук-тук — ритмично стучал по рельсам плацкартный вагон, увозя Сашку из тисков мегаполиса.

Утром он удивлённо таращился на пейзажи за окном, подмечая, что просторы вокруг стали шире. Сашка по роду своей профессии много где бывал и исколесил Поволжье и среднюю Россию вдоль и поперёк, но севернее Питера никогда не забирался. Он полагал, что, начиная с Карелии, природа станет неприглядной и скудной, однако картины за окном, меняющиеся, как на выставке в Эрмитаже, приводили в восторг. Зелень здесь была зеленее, синева неба голубее, а облака пушистее. К вечеру Сашка впервые за последние дни почувствовал знакомый зуд, когда хотелось срочно что-то записать. Взял салфетку, попробовал написать пару строк. Не получилось. Зато он довольно достоверно изобразил одну из карельских берёз, которые мачтами белели вдоль железнодорожного полотна.

Солнце словно обогнуло нитку поезда и тут же вышло с другой стороны. В Питере Сашка привык к белым ночам, но местные белые ночи не шли ни в какое сравнение. Спать не хотелось, тем более Сашка немного вздремнул после станции Лоухи, поэтому он сидел и наблюдал, как величавые знаменитые берёзы сменяются несуразными корявыми родственницами. Потянулись однообразные пейзажи красновато-бурой тундры с мелькающими тут и там стеклянными окнами озёр.

Озёр было множество! Озерки и лужицы, круглые и вытянутые, серые и почти прозрачные. Потом власть в свои руки взяла одна сплошная водная стихия, и на какое-то время Сашка вообще потерялся в пространстве. Ему казалось, что он находится в гостях во владениях царя морского. Усмехнулся. Раз в голове бродят нелепые сравнения, всё не так уж и плохо.

Имандра встречала скалистыми берегами, песчаными косами и огромными валунами, торчащими на мелководье.

Сашка попробовал всё же ещё немного полежать, но уснуть так и не смог до самого условного рассвета. Поезд прибывал на станцию рано утром, стоял пару минут, но вещей у Сашки не было, не считая дорожной спортивной сумки и барсетки с документами, поэтому уже за десять минут до прибытия он сдал проводнику бельё и вышел в тамбур.

Из их вагона выходило ещё несколько человек, Сашка помог женщине снять чемоданы, потом подал руку бабульке в огромных роговых очках и только потом огляделся. Задержал взгляд на невысоком щупленьком мужичке, стоявшем чуть поодаль. Неуверенно сделал шаг в его сторону.

— Андрей? — полувопрос-полуутверждение.

— Александр Сергеевич? — мужичонка протянул руку с неожиданно оказавшейся сильной и крепкой ладонью.

— Можно просто Саша, — улыбнулся Сашка.

— Можно Андрюха, — рассмеялся встречающий.

Ехать нужно было чуть больше ста километров, и этого расстояния вполне хватило, чтобы бесхитростно выложить все свои основные вехи биографии незнакомому, по сути, человеку. Андрюха оказался хорошим слушателем, с правильным, «нашенским» чувством юмора. Первая неловкость прошла быстро, и Сашка с удивлением понял, что на душе… Спокойно? Радостно? Мрачный смог душного города остался где-то очень далеко, как и все проблемы, заботы, обязанности. Сашка почувствовал себя свободным.

В село добрались быстро, несмотря на ужасное состояние дороги. Как пояснил Андрюха: «В прошлом году вообще была жесть, это ещё немного подремонтировали перед последними выборами».

Проехали по единственной улице мимо двухэтажного здания с незатейливой надписью «Универмаг «Тундра», площади с административными коробками — большие вывески и флаг Российской федерации, пересекли по мостику каменистую речушку и остановились во дворах пятиэтажных домов, закрывающих друг друга от ветра.

Андрей с семьёй жили на пятом этаже, и, пока поднимались, Сашка успел подметить, что никакого домофона здесь нет и в помине, и прочитать пару надписей на стенах «Юрка — дурак» и «Егор + Настя =».

Жена Андрея, Таня, оказалась женщиной домовитой, спокойной и простой. Ростом она была едва ли на сантиметр-другой выше своего мужа, но на фоне его щуплости смотрелась внушительно. Андрюха всё посмеивался в усы, глядя, как Таня распекает его за появившуюся из Сашкиной сумки бутылку водки.

— Завтра ехать! — назидательно сказала она. — Вот доберёмся до острова, там — пожалуйста.

И решительно заменила бутылку на литровые кружки с чаем.

— Нельзя ему, — пояснила она. — Папочка у нас меры не знает, опять в разнос пойдёт.

Сашка поражался их простому дружескому обращению. Они совершенно не стеснялись его — может, привыкли к туристам? — шутили, обсуждали проблемы, и вскоре Сашке стало казаться, что он знаком с Галкиными сто лет. У Андрея с Таней были два сына: один закончил мореходку, а другой учился в военном училище под Питером.

Андрюха оказался не только хорошим слушателем, но и прирождённым рассказчиком. Чай давно уже остыл, а Сашка всё впитывал удивительные байки и истории.

Как оказалось, у Андрея с Таней был свой собственный остров. Нет, не где-нибудь рядом с пальмами и экзотическими манго в районе Сан-Кристобале, а здесь, на Ловозере. Старинное саамское село испокон веков жило натуральным хозяйством. Чем успешнее и зажиточнее жила семья, тем больше было у главы семьи оленей. Оленеводы жили в тундре практически весь год, выбираясь в село, чтобы пополнить припасы. Советская власть внесла свои коррективы, появился даже совхоз, но к концу девяностых он благополучно развалился. Люди продолжали выживать в постперестроечное время, промышляя рыбой, ягодой и олениной.

Андрей был первоклассным мастером по пошивке бурок из оленьего меха, которые стоили недешево. Он шил новые бурки, подшивал старые, мастерил тапки и простенькие сувениры для Праздника Севера. От отца остались и олени, но стадо с каждым сезоном всё уменьшалось, проблем с пастухами и налогами становилось всё больше, и вскоре пришлось оставить вековые традиции. У каждого родового племени саамов была своя условная территория для пастбища, ловли рыбы и сбора ягод. Конечно, документально это нигде не было зарегистрировано, но новые поколения, пришедшие на смену старикам, эти традиции соблюдали. Так во владении Галкиных и оказался островок, кусочек прибрежной тундры на озере, где уже сам Андрей построил небольшую избушку.

Тогда-то впервые кто-то цивилизованно привёз на Ловозеро туристов. Конечно, городские стремились попасть на Сейду, но в это заповедное место нельзя было добраться без хорошего проводника.

Туристы приезжали сюда каждый год. И на Ловозеро, и в соседний посёлок. Увы, без несчастных случаев порой не обходилось — горы не прощали беспечности, но Сейда как магнитом притягивала к себе искателей приключений.

Андрюха рассказывал всё новые и новые истории, пока Таня не погнала всех спать:

— Хватит уже Саше голову забивать! Нашёл благодарного слушателя. Ты, Саш, его больно-то не слушай, папочка у нас любитель рассказывать сказки.

— Ничего не сказки! — вскинулся Андрюха. — Да в прошлом году, если бы та девчонка не вышла на нашу избушку, неизвестно, что бы было!

Сашка потешался над видом Андрея, сейчас напоминавшего ребёнка, которому не верят, что он опоздал в школу, потому что по дороге кого-то героически спасал, и в то же время непременно хотел услышать очередную историю. Но Таня решительно стала убирать со стола, пришлось отправляться в ванную и в комнату, в которой Саше постелили. Он думал, что будет долго ворочаться на новом месте, но ухнул в сон раньше, чем коснулся головой подушки. Ему снилось что-то доброе и тёплое; что, он точно не помнил, но утром встал с ощущением чуда.

После быстрого завтрака они таскали фляги, мешки с продуктами, одежду и кучу разнокалиберных сумок, пакетов и мешочков в старенькую «девятку» Андрюхи, чтобы спустя пять минут выуживать весь багаж в обратном порядке возле лодочного сарая. Сашка во все глаза смотрел на ряды разномастных домиков, слепленных порой из чёрт знает чего и держащихся, по-видимому, исключительно посредством волшебства. Лодочные сараи стояли на сваях, а ворота подпирали небольшие мостки, по которым можно было столкнуть лодку на воду. У Андрюхи стоял японский мотор, который легко откидывался наверх, позволяя беспрепятственно вывести лодку с мелководья.

Какое-то время они плыли почти бесшумно мимо рядов лодочных сараев по обеим берегам. Постепенно русло реки стало расширяться, внезапно превратившись в круглое озерцо с протокой на дальней стороне. Глубины здесь особой не было, Андрюха внимательно смотрел на воду, уверенно курсируя по знакомому фарватеру, минуя заросли разлапившихся на воде листьев кувшинки.

Лодка вынырнула из протоки на свободу, и тут у Сашки перехватило дыхание. Во все стороны простиралась водная гладь, играющая бликами на солнце. Андрюха проплыл ещё немного на медленной скорости и наконец включил мотор в полную силу. Нос лодки взрезал волну, приподнялся над водой, и под оглушительный рёв лодка помчалась вперёд, оставляя позади целое шоссе вспененной глади. Сашка не удержался и опустил ладонь в воду. Вода была прохладной и живительной. Сашка блаженно улыбался, и в какой-то момент ему даже захотелось что-нибудь спеть. Задорное, весёлое, лихое…

День был насыщен событиями и новыми для Сашки обязанностями. На островке они сначала перетаскали вещи в избушку, разместились, потом Андрюха притащил с ближайшего болота сухую корявую ель и ловко стал орудовать топором, отсекая тонкие ветки. Сашка помогал, как мог: принёс Тане воды, складывал кучкой дрова возле костровища, чистил картошку. Удивительно, но еда на свежем воздухе получилась особенной. Сашка чувствовал прямо-таки зверский аппетит.

Потом они ставили сети, и Андрюха объяснял, что это вовсе не браконьерство, если ставить больше шестидесятки. Мелкая ячейка губит рыбу, путает её. А в крупную как раз попадается та, что надо. Проверили они и уличный холодильник. У самого берега была вырыта довольно глубокая яма, в которую складывали пойманную потом рыбу.

— Холодно, — удивлённо протянул Сашка, опуская руку ко дну ямы.

— Да там лёд на дне, — рассмеялся Андрюха. — Мы же тут иногда неделями сидим. Не ездить же каждый раз домой. А здесь рыба лежит превосходно. Потом сразу всю и забираем. Погоди, ещё угощу тебя копчёной щукой.

Сашка не заметил, как пролетели четыре дня. Мобильная связь на островке не ловила; чтобы связаться с Большой Землёй, нужно было идти вдоль берега километра три, на особенный бугор, на котором связь чудесным образом иногда появлялась. Они ходили с Андрюхой на второй день, и Сашка с удивлением понял, что его совсем не беспокоит, что там вообще происходит в мире.

Вокруг избушки было много черничника, а чуть дальше начинались болота с царской ягодой — морошкой. Сашка ни разу её не видел. Таня объяснила, что морошка поспеет к августу, в этом году урожай обещал быть отменным, но сторожить её приходится уже сейчас. Никто не сунется в место, которое занято, но стоит им покинуть свой пост — запросто понаедут. За морошку давали хорошую цену, она шла дороже, чем черника или брусника осенью, поэтому Галкины старались высвобождать время специально к августу.

На пятый день, когда Сашка уже чувствовал себя почти местным аборигеном, Андрюха разбудил его на рассвете. Накануне они долго сидели у костра и болтали о том о сём. Сашка узнал, что ягель вовсе не мох, а лишайник, и собирать его лучше после дождя, а потом сушить; что палия водится только в глубоких чистых озёрах, поэтому здесь её предостаточно; что лопарь и саам по сути одно и то же, но никто в здравом уме не назовёт саама лопарём, потому что это воспринимается как обидное ругательство. А ещё Андрюха сказал, что белые ночи потихоньку начинают сдавать свои позиции и что таких звёзд, как в августе, больше не увидишь весь год.

Странное место. Было в нём что-то первозданное, чистое, приносящее покой.

На невысказанный вопрос, зачем Андрюха его так рано поднял, Сашка получил указание выбираться из избушки.

— Пусть Таня поспит, — добродушно сказал Андрюха. — Сейчас чайку попьём и двинемся.

— Куда?

— Узнаешь. На здоровье не жалуешься? Идти сможешь?

— Да вроде нет. Нет. Да.

— Понятно всё с тобой. Носки сухие возьми. Я сейчас кое-что покидаю в рюкзак.

Сашка был заинтригован, но послушно выполнял все чёткие указания. Интересно, что задумал Андрюха?

Часа через четыре, впрочем, Сашке уже было не так интересно, куда они идут. Он сосредоточился только на том, чтобы не спотыкаться, и старался экономить силы. За всё время они присели один раз покурить, но Сашка даже не успел как следует перевести дух, как Андрюха потащил его дальше.

Они обогнули добрую часть острова, который, внезапно, островом оказался лишь условно. Тонкой грядой прибрежного леска островок соединялся с сопками, убегающими куда-то за горизонт. Идти по камням было ужасно неудобно, Сашка старался ступать ровно на гладкую поверхность, но нога то и дело соскакивала.

После быстрого завтрака, включавшего в себя бутерброды и чай из термоса, Сашка почувствовал себя лучше, тем более прибрежная коса закончилась, и теперь они всё больше забирали в гору, перебираясь с сопки на сопку.

В какой-то момент Сашка оглянулся и увидел, что озеро осталось внизу, вытянувшись змейкой реки. Панорама была потрясающая.

— Это Сейдъяврйок, из Сейды, — пояснил Андрюха, проследив за взглядом Сашки.

— Ну и названия у вас. Язык сломаешь, — покачал головой Сашка.

— Нормальные названия, — засмеялся Андрюха и сел на округлый валун, чтобы перевязать шнурки. — Вон там Ангвундасчорр, а через плато Кедыквырпахк. Сейда — священное место.

— Кстати, да. Я гуглил немножко… Почему у вас тут столько туристов? — спросил Сашка, пользуясь паузой.

— А я тебя свожу как-нибудь. Сам всё поймёшь. Воздух там другой. Климат другой. Вокруг ледники и снег вон на вершинах, а там летом даже смородина растёт. И берёзы настоящие. Добраться туда не просто, но кто побывал хоть раз, непременно приезжает туда снова.

— А что было в прошлом году? Ну, ты дома про девчонку говорил?

— Да спасибо Симбе.

— Симбе?

— Пёс у нас был. Огромный такой, как их, московские сторожевые, кажется? Старый уже. Боялись, не доживёт до лета, не увидит острова. Дожил… Здесь и помер по осени. Так вот как-то в июне — ночи холодные были, снег ещё толком не сошёл — Симба стал лаять. Таня на него ругается, а он своё. И смотрит в сторону излучины, где остров с берегом соединяется. Ну, я пошёл.

Девчонку встретил. В шортах, майке, зарёванная, тушь по лицу размазана, дрожит вся. Меня увидела, упала на кочку и в голос выть начала. Еле довёл её до домика.

Таня её сразу переодела, успокоила, чаю налила. Оказалось, студенты, мать их. На Сейду решили пойти без провожатого. Высадились на другом берегу, поэтому мы лодок и не слышали. Кто-то им примерно дорогу указал. Решили переночевать, а с утра искать приключений. На свою задницу… Перепили они или что, только девчонка эта пошла за палатку ну, отлить, короче, и заблудилась. Я посчитал, она целый день шла. Чудо, что на нас вышла, мимо прошла бы, так и сгинула. Связи тут нет, ищи потом. Ну, отогрели мы её, повёз я её к своим. А сам думаю, бензина-то у меня мало, я не рассчитывал лишние рейсы делать, а нам с Таней ещё домой потом плыть. Но поплыли.

Подъехали мы, значит. Там на берегу палатки их стоят. Я так понял, они как лагерь разбили, ещё и не уходили никуда. У подруги истерика; она, как нас увидела, в рёв сразу. А парень у девчонки спокойный такой, мол, погуляет, вернётся.

Андрюха сердито сплюнул под ноги:

— Тьфу. Нельзя здесь так. Хорошо, что всё добром закончилось. И без проводника лучше не ходить, горы — не парк развлечений. Ну, пойдём дальше?

После привала Сашке уже было не до пейзажей, потому что они всё лезли и лезли по каким-то ущельям, оврагам, островкам ягеля и голым плато огромных серых валунов. Он ужасно устал, но признаваться в этом своему провожатому было стыдно. Андрюха нёсся вперёд неутомимо, как молодой сайгак, и Сашка едва поспевал за ним.

Наконец, когда день подобрался к своей половине, они выбрались по узкому ущелью наверх. Теперь вокруг простирались настоящие горы, обдуваемые ветрами. Растительности здесь практически не было, лишь торчали кое-где редкие кустики ягеля да полянки костяники в низинках.

— Немного осталось, — подбодрил Андрюха.

Он сбавил темп, и Сашка смог пристроиться к его шагу. Они прошли мимо аккуратной кучки небольших круглых камней, поставленных друг на друга. Пирамидка была явно творением человеческих рук.

— Что это? — спросил Сашка.

— Сейды, — ответил Андрюха. — Старые саамы никогда не блуждали в горах, они находили путь по этим вехам. Горы не прощают халатности. И Куйва наказывает беспечных.

— Куйва? Кто это? — Сашка уже запутался и не понимал, когда Андрюха был адекватным, а когда опять пускался в свои байки.

— Куйва охраняет эти места. Он даёт рыбу и ягоду саамам, он справедливый. Но нельзя гневить Куйву. Он не прощает.

Сашка не нашёлся, что сказать, решив для себя, что потом обязательно почитает местные легенды.

— Батя говорил, — через некоторое время прервал тишину Андрюха, — что этой тропой к священному месту можно ходить только раз в год. Больше нельзя. Его отец знал это, и дед его деда. Строго нам с Витькой батя это наказывал…

— Витька?

— Давай-ка покурим. Тут идти осталось всего ничего.

Андрюха закурил, свернув домиком ладонь, чтобы огонёк зажигалки не потух на ветру, затянулся и продолжил, глядя куда-то поверх горного плато.

— Брат у меня был. Младший. Витька… В жизни никого не обидел. Своей семьи у него не вышло, он всё с нашими ребятишками возился. В магазине сельповском его все знали — ни одной новой машинки не пропускал, все скупал племянникам. Любил их.

Витька ловкий был и… старательный, что ли. Сети всегда лучше меня ставил. За оленями ходил. Потом, как туристов стали возить сюда, он помогать стал. И ведь прикрыли нас быстро, налогами такими завалили, что все побросали это дело. Сейчас вот только по знакомству кого возим.

Так вот, в начале того лета Витька водил сюда группу норгов.

— Кто это?

— Да норвежцы. Тут граница-то недалеко совсем. У них пейзажи-то почти такие, да экзотики не хватает. Да и Сейда наша уникальная, сюда же со всех сторон едут. Ну, сводил их Витька, я занят был, возил младшего в Питер поступать. Деньги хорошие тогда заплатили, считай, мне вся дорога окупилась. Витька себе ведь не брал ничего. С нами жил.

Потом мы в июле уехали к Таниной сестре. Недели три нас не было. Я как чувствовал, что-то случилось, так мне погано было… Вернулись, а Витька рассказывает: приехали москвичи, которые в том году были, попросили сводить. И ведь знал, что нельзя! А повёл. Нормально сходили, и погода хорошая была, москвичи довольные уехали. А через неделю, как мы вернулись, сюда на остров перебрались. Витька поехал сети проверять и не вернулся. Сначала ждали, потом искать начали… Запутался он в сетях.. Может, из лодки выпал, не знаю. Только плавать Витька не умел. Как в паутине висел под водой…

Я запил тогда по-чёрному. Вообще полгода точно выпало из памяти. Тане спасибо. Вытерпела, вытащила меня… Ну что, отдохнул? Вставай, сейчас я тебе Куйву покажу.

Андрюха поднялся, легко закинул рюкзак на плечо и двинулся вперёд. Сашка, всё ещё остающийся под впечатлением от услышанного, молча шагал сзади.

Шли на этот раз минут пятнадцать. И вдруг неожиданно плато закончилось.

Они стояли на краю горной вершины, образовавшей с соседними своеобразную воронку. Внизу простирались покрытые редкими кустами склоны, сбегавшие к глади озера. На противоположной стороне на таком же склоне проглядывал каменистый рисунок. Солнце отражалось на голых валунах, и в какой-то момент Сашка увидел. Это было невероятно! Казалось, неведомый художник огромной кистью нарисовал на горном холсте угрюмое, суровое лицо, испещрённое морщинами северных ветров. Сашка не мог отвести глаз. Он подошёл к самому обрыву. Голова кружилась от бешеного адреналина и странного ощущения полёта, и Сашка не выдержал.

Он раскинул руки-крылья в сторону и заорал. Что-то нечленораздельное, бессмысленное, набор междометий и гласных звуков. Он выплёскивал из себя эмоции, орал до хрипоты. А потом, когда силы закончились, на дрожащих ногах уселся прямо на краю обрыва.

— Что, полегчало? — услышал он смешок Андрюхи сзади. — Ты бы отполз немного, Сашок. Мало ли.

Обратно они шли молча и без приключений. Андрюха обещал, что к вечеру они будут в лагере. Сашка чувствовал внутри удивительную пустоту. Казалось, он оставил все свои невзгоды и печали там, в ущелье Куйвы.

Когда вернулись к избушке, Таня уже поджидала их с ужином. Она достала бутылку водки, плеснула в три кружки, а на молчаливый удивлённый взгляд мужа сурово сказала, что сегодня особенный день.

— У человека, может, новая жизнь теперь начнётся, — подытожила она.

— Года три назад у нас тут пара одна была бездетная, — сказал Андрюха, опрокинув содержимое кружки в себя и с удовольствием зажмурившись. — Не то чтобы с детьми не получалось, там у мужика проблемы были. Так после ущелья через год двойню родили. Писали нам, что такую «Виагру» тут словили, потом никак остановиться не могли.

— Край земли нетронут злобой,

Первозданна чистота.

Ягель дышит пышной сдобой,

Отступает суета… — вдруг продекламировал Сашка и добавил: — Кажется, у вас нашлась «Виагра» и для моего муза.

— А что ж, — засмеялся Андрюха, — музу тоже это дело порой требуется. Ты пиши, Сашок, пиши, ежели от души идёт.

— Обещаю прислать свой сборник стихов, если, — Сашка весело тряхнул головой, — когда он выйдет.

— Да не обещай, не загадывай, — Таня ласково улыбнулась. — Лишь бы дышалось тебе легко.

Сашка задумчиво кивнул, что-то прикидывая, а потом, переводя взгляд от Андрюхи к Тане, нерешительно спросил:

— Слушайте, а можно я в следующем году снова приеду к вам?