Обидно! (джен)

Русского человека нельзя бить… Можно, конечно, только не долго. Если очень долго бить, он может и ответить. Верещагин стойко принимал удары судьбы: глушил горькую, не закусывая, орал песни — а она продолжала бить… Всё в его хорошем доме, начиная от заботливо пристроенных женой фотографий до поданных на обед арбузов с икрой, било его в душу. Он так привык к этим ударам, что почти не чувствовал боли.

Известие о гибели Петрухи и те слова Абдуллы были последней каплей, и даже крик Настасьи не остановил его.

— Паша!

Нет, это было слишком обидно. Верещагин внезапно вспомнил своё казацкое прошлое. Усы у него давно уже были седыми, а не залихватски закрученными, синие галифе с красными лампасами были наставлены в поясе, но дух-то в этом обрюзгшем теле остался прежним. Нет, не дело казаку сидеть под юбкой даже у любимой жены, а паче того тряпкой быть, которую топчет она своими лёгкими каблучками.

Верещагин оглянулся, зыркнул и крикнул:

— Пошла домой! — и тут же внутренне содрогнулся: «Сейчас заплачет».

Куда было идти Настасье? Она и не пошла никуда. Зажав рукой рот и обливаясь слезами, наблюдала за тем, как Верещагин схватил Абдуллу за грудки. Глупо. Один выстрел — и его убили бы, но в ярости Павел не думал. Глупо! Выстрел прозвучал — Настасья успела вскрикнуть и упала на зад.

Это было сложно — промахнуться, стреляя в упор, — но Абдулле удалось. Нефть в цистерне за его спиной вспыхнула, заставив его потерять равновесие от неожиданности, а теперь горела, распространяя кругом клубы чёрного дыма.

Абдулла и Верещагин, сцепившись, катались по песку: Верещагин успокаивался, Абдулла закипал, сжимал зубы и рычал по-звериному. А хуже всего для него было то, что это быдло — его приспешники — замерли в ожидании приказа и даже не пытались помочь. Преимущество было на стороне Верещагина — он был тяжелее. Ругая про себя противника боровом, Абдулла тонул под ним в песке, с трудом вырываясь из медвежьего захвата, чтобы вдохнуть. Что могло быть проще сейчас, чем застрелить или хотя бы пнуть придавившего Абдуллу казака. Мысли терялись за мелкой вознёй. Песок уже давно набился за шиворот, залез в уши. Сумей Абдулла вытащить нож и пропороть брюхо противника сейчас, и возможно он станет для него надгробием. Страшная смерть от удушья. Не достойная мужчины смерть. В своей решимости Верещагин был готов и к этому. Он наметил для себя цель — мерзкую рожу изверга, которую он умывал песком, придавливая этого копошащегося червя, не давая пошевелиться. Вокруг него горела нефть, свистели пули, но он не замечал ничего.

Возможно, именно страх смерти придал Абдулле сил. Он сумел подтянуть колени к груди и ударом ног сбросил с себя Верещагина. Тот тяжело упал на спину.

— Махмуд?!

Абдулла поднялся и оглянулся на приспешников, которых ожидал увидеть топчущимся в нескольких метрах от него, тупым стадом. Ответом ему был выстрел. Пуля по касательной задела плечо и разорвала френч, рукав быстро намокал от крови.

Абдулла сдержал боль и залёг за ближайшей неровностью — песок был на его стороне, хотя...

— Эй, кто ты?

— Саид. Запомни моё имя, Абдулла.

Женщины в цистерне затихли, прекратили рыдания. И это было дурным знаком для Абдуллы. У них появилась надежда. Их надежда должна была умереть в тот день, когда...

Сейчас всё было ещё хуже: прижатая выстрелами к песку, частично обожжённая банда, и эта рана, и враг, поднимающийся за спиной.

Абдулла был уверен, что сломал Верещагину рёбра, но тот вырастал над песком и медленно, по-медвежьи в развалку шёл. Он теперь точно знал без кого жизнь на этой, пусть и чужой для него, земле станет лучше.

— Паша, не надо! — крик Настасьи предупредил Абдуллу.

Как бы не была эта женщина предана мужу, но даже её глупая забота была для него опасной. «Все они такие», — подумал Абдулла. Вслед за её криком прозвучал выстрел — Махмуд приподнялся над песком, пытаясь помочь главарю. Следующий — раскроил ему череп. Для Абдуллы это было уже не важно — он успел подняться и встретить противника.

— Паша, не надо, не ходи! Паша! — Настасья упала на колени.

Она не верила, что её муж сможет победить. Абдулла приближался, скалясь, и поигрывал кинжалом.

— Паша! — с этим криком Настасья поднялась и рванулась вперёд. Вместе с ней заговорил пулемёт. Изрешечённый пулями Абдулла сделал ещё шаг и повалился навзничь, а Сухов уже добивал его улепётывающую банду.

Верещагин поймал жену в объятия, не позволив ей упасть на песок.

— Ну чего ты так перепаратилась?

Настасья плакала у него на груди. Сухов выглянул из-за пулемёта.

— Эй, все целы? Саид?

Саид помахал другу винтовкой и исчез за барханом.

Абдулла уже не видел, как плакали над ним его жены.