«Ж» значит «жадность» (джен)

Её жизнь рассыпалась в прах.

Сначала ушёл Антон — прямо перед Восьмым марта. Сказал, мол, чувства давно прошли. А через пару дней она обнаружила исчезновение заключённого аккурат перед его уходом договора на поставку холодильного оборудования. И вспомнила, как вечером дома выложила файл с подписанными бумагами из пакета на компьютерный стол — ведь любой оставленный на полу пакет мгновенно оккупировался Бельком. А наутро Антон сообщил, что уходит, и собрал вещи — и, возможно, с ними и прихватил пропажу.

Наташа оказалась перед дилеммой потери работы и унизительного звонка Антону. И всё-таки позвонила ему, и даже получила свой договор назад — но… Антон так знакомо шутил и улыбался, и даже чмокнул её в щёку — а потом просто ушёл, пожелав удачи и счастья.

Дома Наташа всю ночь прорыдала в белый пушистый бок, и на работу приехала красноносой, опухшей и красноглазой — а уходя, поскользнулась и шлёпнулась в вечную грязную лужу перед крыльцом. Проходящие подростки заржали и засняли это — о чём Наташа узнала лишь через пару дней, когда случайно наткнулась в сети на видео под обидным заголовком: «Купание фифы в луже».

Последней каплей стало то, что увидела она это, сидя на очередном совещании, разрыдалась прямо там — и сбежала, опрокинув свой стул. А когда она ревела истерически в туалете, размазывая по лицу остатки позавчерашнего макияжа, явилась начальница и просто отправила Наташу домой.

Это-то её и добило. Она ехала и думала, что больше не может так жить. И не хочет. Вообще жить не хочет — и зачем? Она полная неудачница! Дно! Ей двадцать шесть, и у неё никого и ничего нет — правы были родители, твердя, что ничего хорошего в этой Москве нет! И она попомнит их слова и ещё приползёт. И вернётся. Потому что кому она там нужна?

И ведь всё так. Наташа мрачно посмотрела на сидящую напротив неё толстую тётку в зелёном пуховике, в котором та выглядела готовой к окукливанию гусеницей — вот оно, её будущее. Ну кому она такая сдалась? Блёкленькая, со скучным круглым лицом, обрамлённым жидкими волосёнками. Если она даже со своей унаследованной хрущёвкой в Измайлово оказалась не нужна Антону — а ведь он рядовой менеджер в «М-Видео»! Кому она вообще может быть интересна?

Зачем ей страдать? Мысль о том, что она легко может всё закончить, просто спрыгнув с моста, бальзамом растеклась по её измученной душе. Наташа даже плакать почти перестала. Да, это решение — только нужно оформить завещание: будет свинством своей смертью рассорить родных.

А ещё нужно позаботиться о судьбе Белька. Она обязана найти ему другого хозяина — не умирать же ему с голоду просто потому, что его хозяйка не справилась со своей жизнью.

Но если с квартирой всё было просто: Наташа завещает её той единственной из всей родни двоюродной сестре, что не прочила ей неудач, а сказала не сомневаться и ехать, то определить судьбу кота оказалось сложнее. Наташа все вечера проводила в раздумьях, перебирая всех претендентов. Та же сестра, увы, отпадала из-за жесточайшей аллергии на всё. Другой же родне Наташа Белька доверить боялась: обидятся, что квартира не им досталась, и выкинут. И потом, она ведь хотела, чтобы его любили! Нет, тут нужен был кто-то другой… может, Ленка? У неё было две своих кошки, и она с Бельком всегда ладила. Но когда Наташа представляла, как Белёк утром, требуя завтрак, покусывает Ленкин нос, и как спит, обхватив лапами её ногу, внутри неё поднималась удушливая тёмная ревность.

Марина была ещё хуже: Наташа и так ревновала, когда Белёк, мурлыча, забирался к той на колени — а уж представлять, как он сидит на краю Марининой ванны, пока та её принимает, было и вовсе обжигающе обидно и возмутительно.

Но отдать Белька тому, кто не будет его любить, было решительно невозможно — у Наташи сердце сжималось, когда она представляла, как он подходит к своей новой хозяйке, а та отодвигает его ногой в сторону и говорит равнодушно: «Уйди». А он непонимающе смотрит на неё своими жёлтыми глазищами и растерянно тянет: «Мя-а?» Ох, нет, она никогда, ни за что так с ним не поступит, ну не настолько же она мерзкая дрянь!

Ему нужна была любящая хозяйка, но стоило Наташе вообразить, как Белёк кому-то другому подставляет своё лохматое тёплое пузо, и на чьей-то ещё одежде теперь вечно оседают его лёгкие летучие волосы, как у неё щипало в носу, а к щекам приливала краска. Потому что это её кот! Её и только её! Да, она жадина, она всегда была жадной и не любила ни с кем делиться — как она может собственными руками отдать своего кота?!

Хотя если она умрёт — ей ведь будет всё равно, твердила она себе. И сама возражала — нет, не будет! Да ей умирать, зная, что её Белёк — уже не её, будет невыносимей раз в сто!

— Ну и ладно, — сдалась она к концу второй недели мучений. — Ну и буду жить. А всё ты виноват! — Наташа обвиняюще ткнула пальцем в развалившегося на столе рядом с клавиатурой Белька, и кот с возмутительной наглостью тут же широко зевнул ей в ответ. — Ах, ты так? — спросила она, удаляя документ под названием «Завещание». — Думаешь, я тебе это спущу? Не-ет. Я тебе отомщу, — пообещала она, набирая в поиске «отдаю взрослого белого кота». Хотя она всегда хотела ещё рыжего… или черепаховую кошку… — Думаешь, ты такой уникальный, да? — она зарылась лицом в мохнатое белое пузо и с шумом выдула туда воздух. — Я тебе докажу, что таких, как ты — море! — пригрозила она, поднимаясь и стирая с кожи прилипшую лёгкую шерсть, мигом набившуюся в нос и в глаза, и пробормотала, открывая первую ссылку: — Фиг вам всем. Этом мой кот. Я жадная.