After All This Time (джен)

Временами ему снился один и тот же сон.

Словно бы он находился в месте, в которой никогда не был, а может, просто забыл об этом. Стоило закрыть глаза и видения накрывают с головой, как уставший санитар укрывает вчерашнего мечтателя белой простыней.

Подошвы облаков зарделись, предвкушая начинающееся утро, ночной холод отступает неохотно, всё ещё заявляя о своих правах, оставляя капельки росы на травинках и листьях деревьев. Марево поднимается всё выше и выше, поглощая ночной мрак. То тут, то там слышатся трели ранних пташек, но вдруг что-то заставляет их оборваться, не допев гимн новому дню. Но никто не предаёт этому значения. Люди ещё спят.

Первые лучи солнца ласково гладят крыши домов. Терракотовая черепица мало по малому нагревается, передавая тепло дальше в дом. Глиняная чешуя покрывает крыши местных домов, создавая впечатление защищённости от всех невзгод.

Как надоедливая мошка,в поле зрения мелькает что-то неправильное. Полупрозрачной навью оно мельтешит туда-сюда, не давая сосредоточиться на алых отблесках рождающегося рассвета.

Это над пустыми улицами и переулочками маленького городишки, что находится достаточно далеко от столицы, окруженного долами и плодородными пастбищами, летают черные тени, их рваные крылья заползают в самые узенькие закоулочки, как старые крысы. Расплывчатые очертания странных существ то и дело перешёптываются между собой, да оглядываются по сторонам. Они бродят бесцельно, всего лишь на раз, заглянув в городишко. Они напоминают одиноких пассажиров поездов дальнего следования. Незаметные, уставшие они выходят из вагонов во время длительных остановок, попить чаю в придорожном кафе или купить газет в киоске на станции. Скоротают время и снова в поезд, сядут у окна и закемарят под размеренный гул моторов.

Удобно рассевшись за пустыми столами кафешки на открытом воздухе, возбужденно, активно жестикулируя, они обсуждают какую-то известную только им новость. Они вестники, они ждут чего-то, только чего?

Внезапно они замирают, вполоборота повернувшись к чему-то за их спинами. Напряжённые плечи поддались вперёд, сощуренные глазки силятся разглядеть это нечто поскорее.

Небо на горизонте, окрасившееся багрянцем рассвета, исторгло из своих сводов ужасные вопли, схожие с криками измученных грешников, пара мгновений и над городом пролетело четыре белых механических корабля-птицы, казалось бы, несущие с собой смерть для оцепеневших слушателей. Они выглядывают из окон своих квартир, ошеломлённо провожая взглядами незваных гостей. Толком не проснувшиеся до конца, люди, обхватив плечи руками, зябко вздрагивают от утренней прохлады. Они не могут ничего понять. Но что-то, несомненно, скоро начнётся.

Яркая вспышка света ослепляет на доли секунды, окунув кисть в киноварь и окрасив ею мир, а потом всё погружается во тьму, едва-едва посверкивающую голубоватым сиянием. Все отвернулись в испуге, закрывая глаза руками или сильно зажмурившись. Никто так и не решился посмотреть , что же произошло, иначе бы все жители увидели, как на небосклоне где-то далеко отсюда вверх взмыл огромный светящийся шар, который немедля превратился в узнаваемый грибоподобный столп дыма с огромной шапкой, расползавшейся по небосводу. В звенящей тишине всё пошатнулось, словно земля под ногами была хребтом уснувшего на века монстра. Теперь он проснулся и подтягивался, разминая затёкшие члены. Волнообразное укачивающее движение пошатнуло бетонные многоэтажки, со стоном задрожавшие перед стихией. Но они выдержали воздушный удар, лишь осыпав всё вокруг себя стеклянным градом. Осколки, со свистом выдираемые из оконных рам, дождем полетели вниз на не успевших оправиться от шока жителей. Неведомое чудовище с оглушающим рёвом распахнуло зубастую пасть. Стена жара окатила город, как цунами, снося всё на своём пути, заставляя кожу гореть, покрываясь пузырями с бултыхающейся в них желтоватой жидкостью. Они лопались от любого неловкого движения, причиняя нестерпимую боль. То тут, то там раздавались душераздирающие крики, плач висел в воздухе, заполнив пространство. Обожжённые багровые силуэты бестолково бегали по улицам, сталкиваясь между собой, падали и ползли, не разбирая дороги.

Рядом пробежала, мелко семеня лапами, собака, ещё вчера она скорее всего была белой, но сейчас свалявшаяся в колтуны шерсть залеплена, свищущей со всех пор кровью, стала какой-то бурой. Ожогов было немного, видимо её защитил густой подшёрсток, но всё равно псина суетилась, словно что-то ей не давало покоя.

Приглядевшись, ты понял что не так, глаза животного выбила обжигающая волна и оно ориентировалось по запаху, но прок от этого был невелик, всё равно что капля в море. Воздух, наполненный вонью горящих тел, тяжелым ароматом железа и страхом, шептал ей о близкой кончине.

Раскалившаяся, опалённая нестерпимым жаром почва крошится под ногами, обжигая стопы, превращаясь в пыль, забивающуюся в складки одежды, незащищённые участки кожи, если ненароком вдохнуть её, то кашель больше никогда не опустит.

Ночь сегодня украла время у разгорающегося утра.

Продолжая вглядываться в сумрачный туман, повисший перед тобой, пытаешься проморгаться от нестерпимого чувства жжения в глазах, словно под веки набился мелкий мусор, вроде песка, всё тело ломит, болят кости, а стоит хоть немного ускориться, как из лопнувших струпов течёт гной с сукровицей. Но вот удается разлепить отяжелевшие веки, перед глазами забрезжил неясный свет. Это разгоревшийся пожар ласково обхватывает не то город, не то деревушку. Озорные оранжевые язычки сначала неуверенно и осторожно пробуют на вкус спящие силуэты зданий, но проходит не так уж много времени и уже огромный столб огня рвётся наружу из искорёженных тел зданий, похожих на длинные ракеты, стремящиеся взмыть в далёкое небо.

Красные костерки углей и головёшек рассыпались по главной площади, восторженно потрескивая между собой на своём костерковом только им понятном языке. Разговоры о том, о сём, собственно ни о чём, короткие, как и срок их головёшковых жизней. Но сегодня для них  особенный день— это самое, возможно, запоминающееся событие их жизни. Они будут тлеть, то разгораясь, то потухая ещё долго. Может быть, вечеру следующего дня или другого, а может, и через неделю, их безжизненные тела унесёт с собой ветер, рассыпая их смертоносный порошок,что гонимый ветром, вскоре понесётся по полям и долам, разнося мор всюду, где окажется.

Когда потухнут последние огоньки, в этот самый миг с этими догорающими головёшками душа города покинет его безвозвратно. Не запоют здесь больше звонкие детские голоса, не раздадутся ворчливые споры стариков, и размеренные разговоры домохозяек. Жизнь угаснет.

Что за чувство гложет его? Наверняка, так бывает, когда ночью лежишь без сна после громкой и неприятной ссоры с близким человеком, но только сейчас ты нашёл подходящие слова для ответного удара, способного изъязвить любые, даже давно зарубцевавшиеся раны. Ты мог бы ударить, но не смог обидеть друга, в то время как он с удовольствием один за другим вскрывал старые болячки, каждая из которых сейчас нестерпимо ныла, стараясь исцелиться к утру. Увы, они будут болеть куда дольше, чем хотелось бы. Гадливое чувство. Так случалось с ним в детстве, когда гости, приходившие к матери, ненароком начинали рассуждать о вечном. О жизни, о смерти. Какими нудными и скучными были эти разговоры! Лишь улыбка матери, спокойная и нежная радовала его в те дни. Как маленькая звёздочка. Да, она так жарко рассказывала о них сказки перед сном, что частенько он мечтал о том, чтобы увидеть эти огромные шары обжигающего света ближе, чем из окна собственной комнаты. Ах, эта непреодолимая жажда покорить светящихся гигантов! Но это всего лишь мечта. Её не выполнишь, как бы ни хотелось. Приходится довольствоваться книгами, посвященными борьбе человека с космической бездной.

— Кто же в этом виноват? Кто нарушил размеренный ход жизни, спалил эти улицы дотла? — кричит кто-то с городской площади. Голос его, каркающим бульканьем, разрывает остатки лёгких.

— Мне так жаль, — хочется сказать ему, но, увы, не у кого просить прощения. Все мертвы. — Но мне, и, правда, очень жаль!

— Жа-аль! — вторит эхо.

Отголосок сожалений ещё висит в воздухе несколько мгновений, прежде чем зарыться с головой в сожженные лохмотья, некогда бывшие занавесками в чьей-то спальне. Ветерок раскачивает их, играючи, превращая в пепел, прежде чем забыть и улететь играть куда-нибудь ещё.

Его бледное тщедушное тело с жилистыми ручками и ножками-спичками уползает прочь. Вон отсюда. Как можно дальше от запаха гари, от золы, летящей в спину, от собственных сожалений. Губы упорно шепчут заклинание, но оно не способно повернуть время вспять. Оно уже ни на что не способно. Ни одно Слово не сможет ничего исправить здесь. Как бы горько ему от этого не становилось.

Такова природа Пустоши.

(Или он сам себя в этом убедил. Ведь пребывать в полной уверенности, что всё предопределено, куда проще, чем стараться что-либо изменить. Вдруг оно неизбежно? Действительно, пусть идёт своим чередом. Лишь бы ни за что не отвечать, он обычно пускает дела на самотёк.)

Такова доля Князя.

(И снова самовнушение, конечно, куда меньшее, чем в первом случае).

А жил ли здесь кто-то когда-то?

(А вдруг нет? Вдруг это невнятный бред его воображения? Тогда, право слово, и беспокоиться не стоит).

Может быть.

— — ЫЫЫЫТЬ!

Кто-то кричит ему в ухо, точнее в то место, где у обыкновенных людей расположены органы слуха. Голова плотно завёрнута в белое жесткое полотно, ровными полосами, обвивающими её, не допуская ни света к глазам, ни ветерка, пропитанного ядовитыми испарениями местной топи. Лишь иногда слышится какой-то шорох. Наверное, просто ткань трётся о сухую кожу. В последнее время она всё сильнее трескается, оголяя прожилки красного мяса. Ранки кровоточат, стоит слегка побередить их. Со свистом его голос шепотом прокрадывается сквозь волокна материи, только эхо его и услышит. Отзовётся. Расскажет мёртвым голосам о его сожалении, раскаянии, радости?

Князю не о чём сожалеть, так, по крайней мере, ему всегда говорили. Всегда, сначала подчиненные и вот, он сам себя убеждает. Но совесть терзает его, только её монотонное бормотание слышно ему из самого нутра. Только её когти рвут его сердце, если оно есть, на части. Так было всегда, столько, сколько он себя помнит. И будет так же. Столько, сколько он сможет сохранить рассудок. Можно врать себе, можно окружающим, но совести не соврёшь. Сожрёт. О своей совести он был самого плохого мнения. Бывает у некоторых этот зверь спокойный, у других сонный, а у него всегда голодный. Ненасытная тварь, всеми силами старающаяся досадить и причинить беспокойство. Вот и вся её цель в жизни.

Одиночество для Пустоши обычное устоявшееся положение дел. Давно уже здесь нет людей, только монстры, вряд ли бывшие раньше людьми. Или же? Есть ли надежда, что те самые заживо сожжённые жители всё ещё живы, обращённые в ужасных чудовищ, что приходят к людям в качестве ночных кошмаров.

Упав на колени, он склоняет голову к земле, протягивая руки к небу в немой мольбе. Уж, если Творец и правда существует, то не мог бы он помочь и им, заблудшим в песках, покрывших их дом после катастрофы Q- лет назад?

Неужели они должны в одиночестве переносить все испытания, ниспосланные злым роком судьбы? Ах, да, он же Князь, как и все те, кто был до него. Те, кому не будет прощения, кто никогда не успокоится с миром, существуя в каждом своём следующем воплощении, чтобы в конце концов слиться сознанием с новым носителем, отдав всего себя и поглотив другого.

Даже сейчас он уже не тот, кому матушка воодушевленно рассказывала о покорении космоса, а может, это не его матушка и не ему предназначались те истории, а кому-то из предыдущих, он сумма личностей, что приходят и уходят, временами овладевая этим телом, как сосудом для вместилища душ. Нет-нет, у них нет никакого злого умысла, они приходят, чтобы помочь, вон тот, например, когда-то был искусным портным, а став Правителем, оказался ещё и дальновидным стратегом, почти выигравшим Войну. Почти. Увы, он был предан и вероломно убит тем, кому немного, но доверял здесь. А вот трехглавый спутник, когда -то был тремя разными людьми, соединившимися в единое целое ради победы. Он ни о чём не жалеет, все головы согласны с принятым решением, все они когда-то были мастерами своего дела и согласились стать Князем, чтобы передать свои знания следующим, не особо надеясь на победу.

Вдали расположилась, мечтательно смотря куда-то за горизонт, Она, пока что первая женщина, преодолевшая рубеж, отделяющий человека от Существа Высшего Порядка. Она так хотела подарить миру живорожденного Господина, но, увы, трансформация отняла у неё дар создавать из своего тела новую жизнь. Отчаялась ли она? Возможно, её мысли скрыты от всех остальных плотной пеленой, но она нашла силы для другого. Для борьбы за всех них, за всех жителей Пустоши. Под руководством высшей силы в то время, помогавшей им, Княгиня пробудила последнее из сгинувших Древнейших Слово. Живое ,давно ушедшее, заклинание разнеслось по миру, призывая население и их царей, живших в дальних уголках мира, примкнуть к Пустоши, объединиться перед лицом общего врага — неприступного Города. Она начала эру Забытых Изначальных Слов.

Вот какой была его предтеча. Никогда ему не забыть её глубоких грустных глаз перед обрядом его посвящения. Но в них теплилась надежда. Надежда, что через его взор она будет лицезреть новое, светлое будущее.

Как жаль, что ему было не дано её оправдать.

Видимо, он слишком слаб для исполнения предначертанного.

Поднявшись с колен, стряхнул с тёмных, окутавших его плечи, одежд песок и двинулся дальше. Как бы жалок не был он, оставленный всеми в несуществующем лесу, куда попал случайно пока бился в исступленном экстазе по время обряда общения с духами предков, он был выбран высшей силой, чтобы стать новым Князем. Будучи шаманом, он мог передать свои знания и способности следующему, как и его предшественники. Иногда ему казалось, что все вместе они действительно создают идеальное существо, которое обязательно одержит победу, как рассказали ему песней электронных душ старые вычислительные машины, поющие в центре катакомб.

А, если и нет, то когда-нибудь, не он так новый Князь или его приемник, или приемник его приемника исполнит их общее желание, желание изгоев, прозябающих всю жизнь в безжизненной пустыне. Придёт однажды день, когда Он сотрёт ненавистный Город с лица земли. Втопчет в грязь позолоченные башенки его сторожевых башен, умоет белоснежные Стены кровью его защитников, а их головы насадит на колья, приказав своим союзникам обойти каждую улицу, показать, что случиться с любым, кто посягнёт на законность Его власти. Он перестроит ненавистную купель ханжей и лицемеров, не оставит камня на камне. А после не пощадит никого из пленников, оставшихся в живых. Ни детей, ни женщин, ни стариков. Мостовые почернеют, станут липкими от крови, это будет настоящая бойня. Справедливость восторжествует. Их тысячелетний кошмар закончится.

— Но примет ли вас Забвение? — спросит сторонний Наблюдатель.

Об этом не может быть и речи, Город падёт под натиском тварей ужаснее, нежели сама Преисподняя, которым нечего ни терять, ни о чём-либо каяться. Ради мести они готовы вечно гореть в огне после смерти.

— — Но Орден не допустит, чтобы ваши тайные мечтания стали явью! — с негодованием продолжает собеседник.

Ха! Если они выживут, то станут подобны им и разделят участь бывших изгнанников в новом доме. В городе, ставшем частью бескрайней Пустоши. Он отправит их в топи, закует в цепи, бросит умирать в бездонные ямы-колодцы, как когда-то они сами поступили с поверженными Князем и его приспешниками, одержав бесчестную победу в Первой Войне.

Ему снился странный сон, где белые стены стали алыми от крови, а ноги прилипали к мостовой, спотыкаясь о безжизненные тела. Почерневшие стены домов лизали языки пламени, которое ярко озарял тьму ночи, словно фонарь проводника, ведущего своих спутников в страну смерти. И страшные создания ринулись в побежденный город. Исход кровопролитного боя предстал перед ним. Порой ему казалось, что он не проснётся, не увидит больше дневного света, останется дрожать в мире кошмарных сновидений. Но с восходом солнца холодные щупальца отступали во тьму.

Такова судьба каждого из них, всех кто ушёл и всех, кто когда-нибудь придёт на смену. Мечтать покорить Город, встретить в нём новую зарю, верить, что в случае собственной неудачи их желание обязательно исполнится. Не важно сколько ещё лет придётся ждать. Пройдут ли годы, десятилетия, века или тысячи лет, ничто не забудется. К счастью, они наделены чудесной способностью — преемственностью воспоминаний предшественников. Чтобы всегда помнить о своём предназначении.

— А дальше что? — не унимается Наблюдатель.

Дальше? Что же будет после их победы? Разве так важно, что будет потом, возможно, что больше не будет ничего.

Рукава тонкого хирургического халата, надетого поверх обычного окропились кровью, её капли красными цветами расцвели на ткани, раскрыв свои бутончики в пышные , как пионы, цветки.

Стоило надрезать кожу лезвием и тёмная струйка крови тут же устремилась вон из разреза, оставив на коже тянущийся улиточный след. Затянув жгут ещё крепче, человек в медицинской форме призадумался.

То, что сейчас предстояло сделать в одиночку было практически нереально. Без помощников, без оборудованной операционной, без реаниматолога под рукой, в конце концов.

Хоть его и заверили, что "пациент" ни в коем случае не умрёт, всё равно было стрёмно.

Нет, он был здесь не один, в соседней комнате "колдовал" старший товарищ, взявший его на гопстоп. Так бы он ни в жизнь бы не согласился заниматься подобными вещами.

— Не ссы, это ваннаби или ампути, как хочешь так и называй.

-Кто-кто? — удивился он при их недавнем разговоре..

— Да, шизики всякие, говорят, мол, не чувствуют себя полноценными людьми, когда у них конечности есть. Бывает, и на культи дрочат. Не заморачивайся, лучше думай, что руку набьешь.

Собравшись с духом и оставив сомнения позади, резким движением скальпеля он сделал первый надрез мягких тканей приблизительно на том уровне, где заранее маркером начертил две линии, одну чуть выше другой. Верхняя предназначалась для отпила кости, а нижняя для кожного лоскута. Именно эта линия намеченного разреза сейчас будто усмехалась над ним, мельтеша перед глазами туда-сюда . Подвесив конечность за стопу на заранее приготовленные крюки, (он боялся думать откуда его товарищ утырил столько скарба медицинского, да и крюки эти, как с мясокомбината — пугающие) чтобы облегчить себе работу, он продолжил, с усилием разрезая мыщцы, похожие внешне на куриные филешки. Из- под лезвия хлестала тёмная кровь и плевать она хотела на наложенный жгут, мгновенно впитывавшаяся в марлевые салфетки, которыми он обложил операционное поле. Склоняясь над спящей ничего не подозревающей жертвой, сгибая покачивавшуюся конечность в колене, он отрезал от кости мышцы и сухожилия. Пока нож с глухим стуком не уперся в неё. Это было что-то новое в симфонии звонкого клацанья, с которым он то клал, то брал металлические инструменты с лотка. Ему то и дело приходилось менять одни на другие инструменты из лотка, то зажимая крупные сосуды, чтобы избежать большой потери крови , то хватаясь за скальпель, чтобы что-нибудь подрезать. Без ассистента было очень тяжко. На минуту замерев, он задумался, оценивая, а не ошибся ли он с высотой ампутации, поцокав языком, однако, продолжил. Сейчас предстояло усечь седалищный нерв, для чего положено ухватить его пинцетом и безопасной бритвой обрезать несколько выше места отпила, как учил его когда-то старый профессор. Приподняв отсечённую плоть, он оттянул её с помощью ретрактора ( специального инструмента отдаленно напоминающего неправильную тарелку с ручками, неправильность её заключалась в том, что в отличии от тарелки она имела дырку в дне и состоялась из двух разъединяющихся полокругов с ручками), именно ими, как воротником Пьеро, он отодвинул подкравливающие лоскуты в направлении головы лежащего, защищая их от следующего этапа. Ранее названный ваннаби был крепко привязан к операционному столу, и мирно спал в наркотическом сне, вряд ли он мог что-то почувствовать или тем более восстать и попытаться сбежать.

Анатом с усилием подергал ткани на себя, оголяя желтоватую измазанную кровью кость, которую собирался укоротить в ближайшем обозримом будущем. Не менее варварским способом, чем всё в этом здании. Очень давно никто так никому по людоедски ноги не ампутирует, ну, может быть, какие-нибудь криминальные авторитеты в карательных целях, и то не факт.

Молодой человек невольно вздрогнул, вспомнив недавнего пациента, которого к ним доставили по скорой. Мужик тот еле дышал, его позвоночник и рёбра были переломаны во многих местах ( как потом выяснилось — избили) , а сам он весь был вымазан во влажной почти чёрной земле. Ему повезло, неглубоко закопали.

Чуть позже он узнал, что не так уж и повезло, некто из братков, славившийся тем, что ликвидировал неугодных и шибко любопытных по приказу начальства, таки нашёл его и снова закопал. На этот раз глубоко и надежно.

На работе ещё долго обсуждали эти новости, подумать только существуют же ироды,закапывающие людей живьем в землю. И ладно бы он делал это за бабло, на что только люди за металл не идут, ходили слухи, что выполнял приказы главы банды он по большой любви к закапыванию людей.

Тот мужик, видать ,бы его единственным проколом, потому что за своё умение без следа ликвидировать виноватых ( а ведь на место менты приезжали, перерыли весь лес, всю рощу и два гектара чьих-то полей и ничегошеньки не нашли, ни косточки, даже бельечей) получил прозвище Чудотворец.

Глаза защипало от напряжения.

Больше всего на свете ему хотелось зажать большим и указательными пальцами переносицу и немного отдохнуть, но перчатки менять было некому. Приходилось терпеть. Сам же в это дерьмо влез, никто в ребро не тыкал.

Кстати, наверное, лютый способ был выбран товарищем неслучайно, раньше его использовали в полевых госпиталях, когда главной целью было спасти жизнь солдата, а не размышлять сможет ли он как-то приспособиться к ношению протеза. Для ампути, онанирующего на культи самое оно то, что надо.

Он невольно запыхался, всё-таки для таких объёмных операций нужен помощник. Хорошо, если не один. Мясник поневоле откинул голову назад, с удовольствием осматривая дело своих грешных рук. Закрепив ретрактор,отсекая тем самым надкостницу, он взял дуговую пилу.

— Ох! Ну,и громоздкая же ты, подруга! -здесь он слукавил,чтобы не признаваться даже самому себе, что уже устал. Всего-то после первой конечности из четырех.

Настало время пилить кость.

Если бы дуговая пила, сильно напоминавшая обычный ручной лобзик, умела бы говорить, то она бы просто презрительно хмыкнула.

Но это была бы совсем другая история.

* * *

-Когда уже?

Спросил он, когда они в энный раз очутились в каком-то пролеске. Он ничего не имел против, всё лучше осматриваться на лужайке, чем ощущать давление лесополосы, тянущейся вдоль местами заасфальтированного земляного полотна.

Они вошли в лес. Не самый страшный из тех в каких ему доводилось бывать. Неприятное предчувствие чего-то нехорошего скорее создавалось за счёт времени суток. Ночь была холодна, о фонарях здесь и речи быть не могло, а спутники был на редкость неразговорчивы. Вдобавок ему ужасно захотелось есть.

Ни лунного лучика, ни стрекота каких-либо насекомых не пробивалось через размашистые лапищи ёлок, преградившим путь к цели. Тёмно-зелёная колючая стена то ли охраняла что-то, то ли пыталась донести, мол, уходите, глупцы, вам нечего здесь делать.

А вот и лесная лысинка, как любил говорить его предшественник, пересидевший в своё время во всех районных и областных лесах по завету предков, пока его не отловили колхозники и не прописали исправительные работы на картошке.

Ник мимоходом подумал, что вседа считал, что опушка это центр леса, хотя на деле это были его выселки. Окраина, предверие перед каким-то иным массивом. В их случае прогалина полная кустарничков, едва дотягивающихся до пояса, с густым ковром травы позеленее просто отделяла один лес от другого. Еловый от соснового. Кто додумался до этого , интересно? Складывалось впечатление, что это местечко вряд ли кому-то пригодилось. Хотя нет, постойте, если только у него не было цели удобно бегать промеж сосен или гонять там кого-то до исступления без возможности убежать дальше, через непроходимую стену елок, будь они не ладны.

Между двумя лесами расположился приземистый кирпичный домик, с покрашенными когда-то в светлый цвет (ныне изрядно посеревшими) стенами. Какой дурак придумал красить в лесу что-то в белый цвет? Нет, ну, может быть, не всякий криминальный ансамбль полез бы в лес, но если бы полезли, то дом бы точно так красить не стали, завалили бы еловыми ветками и дело с концом.

Он принюхался, ветерок, олыхавший лесточки, принёс с собой откуда-то приторно-сладкий запах. Совсем не цветочный, похожий на какую-то химию.

— Почти пришли, — всплыл в памяти звонкий голосок подруги, прежде чем чьи-то сильные накаченные руки обхватили его за голову, поднеся к лицу влажную тряпицу, стоило им войти в приземистое здание. Запах, который он почувствовал ранее, заползал в нос и рот, заполняя их, отнимая возможность собраться с мыслями, а ноги и руки перестали слушаться его, став ватными, лишая возможности оказать сопротивление. Отключаясь, он заметил неясный силуэт, подхватившего его мужчины, который показался ему смутно знакомым.

А потом началось бесконечное падение. Это ощущение знакомо тем, кто находится на грани погружения в долгожданный сон. В такие моменты, кажется, что подушка и одеяло исчезают и сновидец проваливается в глубокий колодец без дна. Грубо говоря, тело уже спит, а разум блуждает в неведомых чертогах незнакомого измерения.

Он падал и падал, сознание то, казалось, цеплялось за край пробуждения, то снова срывалось. Это длилось долго, гораздо больше, чем он обычно мог себе позволить, если он сейчас же не прочухается, то мало ли что может случиться, как с ним, так и с теми, то сюда его привёл. Кстати о них, интересно, спутники его оказались в том же положении?

Князев несколько раз от души выругался про себя, всё же не стоило идти на поводу у старых приятелей и взять с собой кого-то в сопровождение. Даже таскавшуюся с ним всегда и везде,вплоть до сортира, охранницу в этот раз он отпустил погулять и заняться личной жизнью. Но предложение получить Книгу было таким заманчивым, что он не подумал о возможной подставе и с энтузиазмом, доселе невиданным, согласился с условием прийти одному.

Бесконечный спуск, если его можно так назвать, резко закончился, грудой костей он резко приземлился на твёрдую поверхность. Вот тебе и величественный Князь. Помещение крутилось, как барабан стиральной машины или каюта космического корабля вокруг космолётчика, потерявшегося в невесомости, в фантастических фильмах довольно часто сейчас крутившихся по телеку. Естественно , у тех у кого телек был. У него не было, например,он ходил к соседям снизу.

Перед лицом вспыхнул кислотно-яркий свет, красноватым следом отпечатавшийся на сетчатке, даже из-под смеженных век в глаза просачивался его едкий сок. Попробовав встать, он снова убедился, что «приземлился» на какой-то твёрдый и ужасно неудобный лежак, но не смог . Его конечности были крепко привязаны к чему-то, не давая пошевелиться. Ладони и ступни покрылись липким холодным потом. Ненадолго, правда. Укорив себя в обезьяничестве, он успокоился и принялся оценивать ситуацию в которой оказался. Его пришпилили, как подопытную лягушку, и он с раздражением подумал, что вероятно знает того, кто осмелился так посмеяться над ним. «Жопа.»- звучно выругался в его голове чей-то голос. Ну, знаете ли граждане и старушки, нечего возмущаться, если помощи от вас по нулям. И всё же мерзкое чувство безнадёжности накрывало его зимним одеялом. Не хотелось бы трансформироваться прямо сейчас в незнакомом месте, в негостеприимном человеческом мире, что то и дело старается отторгнуть всё чужеродное.

Для этой стороны мира он был всё равно что клетка с инородным агентом для лейкоцита -киллера. Его ежесекундно старались убить переварить. Но он был хитрее, ведь выживает наиприспособленейший.

«Главное не показать то, что я не боюсь, — подумал он, не позволяя «собеседнику» вставить ещё одно, несомненно, умное замечание. В отношении принятия решений в тупиковых ситуациях он был весьма флегматичен, как говорила одна из его кормилиц: «Хоть мир рухни, а ты будешь спокоен и твёрд». — Пускай думают, что я в панике.

Послушавшись внутреннего приказа, сердце, сорвалось на бег, гулко закачивая кровь от всего тела, чтобы с тяжёлым выдохом отдать её обратно в ткани, насыщая их кислородом. Ох, уж это нестабильное человеческое тело, то сердце шалит, то нервы, сплошное беспокойство от него. И так сложно его получить, что легче было бы разогнать весь этот блядский цирк до начала представления.

Стараясь не дергаться, юноша осторожно повернул голову, настолько насколько было возможно. К сожалению, слепящая лампа не позволяла, как следует разглядеть обстановку, он успел заметить только полупрозрачный катетер с висящей над ним капельницей, выходивший из руки, привязанной к поручню кровати, прежде, чем глаза заволокла пелена слёз. Он опять закрыл глаза, прислушиваясь к собственному организму, каким бы не был план пленившего его, у него наверняка есть лазейка. Стоит немного подождать, и похититель сам себя выдаст. Ну, или столкнётся с последствиями своих необдуманных действий.

«Похититель» сидел рядом и пристально наблюдал за обстановкой. Отчего затёкшая от напряжения шея начала предательски побаливать, отвлекая. Лекарство ещё не начало действовать, поэтому «больной» пришёл в себя, постарался оглядеться, натужно покрутив головой, безэмоционально посмотрел на капельницу, так сказать, принял к сведению. Потом зашёлся в приступе сухого кашля и снова отключился, словно был старой пластиковой куклой, у которой закрывались глаза сами по себе, когда её клали в кроватку. Хм, странное сравнение.

Человек в белом халате склонился над спящим и приподнял тому веки, осторожно касаясь их кончиками пальцев в латексных перчатках, без того узкие зрачки сузились ещё больше стоило только появиться яркому свету. Весьма довольный результатом, он повернул голову «пациента» на бок, выдвинув слегка вперед нижнюю челюсть.Идеальная подготовка, можно было приступать.

Металлическая поверхность ножа, лежавшего в металлическом лотке на с небольшом столике подле изголовья, отражала свет светильника , солнечными зайчиками, пробежавшими по кафельной стене.

Мужчина вышел, намереваясь позвать ассистента.

Он не видел как губы пленника дрогнули, растягиваясь в хищный оскал.

Охота вот-вот должна была начаться.

Из приоткрытой двери донеслись чьи-то протяжные стоны, казалось кто-то рыдал навзрыд.

Он уже приготовился произнести Слова, как произошло нечто досадное.

Препарат подействовал, теперь по- настоящему, и сознание погрузилось во тьму.

* * *

Ему снова казалось, что он падает, но в этот раз всё было несколько иначе. Теперь полёт можно было сравнить с прыжком парашютиста, единственное, падал он солдатиком. Поэтому парение закончилось, стоило только ступням коснуться мягкой поверхности почвы. Как будто ноги по голень погрузились в кисель, стремящейся засосать незваного гостя. Оглядевшись, внутренне испытав облегчение, что хоть в наркотическом опьянении может оглядеться, он отметил до боли знакомый пейзаж.

Он приземлился как раз у входа в туннель. Огромные межпространственные коридоры, тянувшиеся здесь из одного конца в другой, невероятно длинные не подвластные времени, которое, казалось, растянулось здесь до безобразия. Мягкие пульсирующие стены из скелетного мышечного волокна, периодически ритмично сокращающиеся, были покрыты вязкой слизью, стекающей с потолка, местами встречались прослойки неприятно пахнущего жира. Это был путь домой. Такой, каким он его запомнил, в то время его родной кров был где-то ещё, но в один прекрасный день он попал в Пустошь. Не медля, Князь сделал шаг вперёд. Навстречу воспоминаниям.

* * *

Она была в "палате" раньше, на экскурсии, как сказал N. .

Небольшая комната в подвале, настолько маленькая, что ей хватило всего десяти шагов, чтобы пройти от одной стены к другой. В ней было вырублено окно и вставлены стекла, за которыми виднелась металлическая решётка, как в тюремной камере.

Девушка вернулась к незастеленной кушетке и уселась на неё.

-Это происходит не со мной. Это происходит не со мной. Это происходит не со мной. — как мантру повторяла она, свернувшись калачиком лицом вниз.

Коленки заныли и опустив взгляд, она заметила по содранной ссадине на каждой, наверное, они появились, когда помощник N. грубо протащил сопротивляющуюся её по лестнице вниз. Кто бы мог подумать, N. обманул её, поставив в крайне неловкое положение. Кажется, она завралась настолько, что сама запуталась в своей лжи.

Как назло, сегодня она обмолвилась отцу, что идёт гулять со старым знакомым, под которым колдун почему-то всегда подразумевал Князева. Хотя вместе их видел всего-то один раз за всё время.

Оберег на запястье горел слабым огнём, но , увы, обратной связи не было, ведь весь этот хлевушок на окраине был увешан защитой от колдовства, состряпанной Орденом, на который время от времени работал N.

— Не со мной!

Повторила она ещё раз, всё ещё не веря в происхоящее.

И без того тусклая лампа без плафона согласно мигнула и погасла.

Оставив её в темноте, в запертой камере глубоко под землёй.

Она предала Княза ради исполнения желания, а в результате сама оказалась в ловушке.

Знать бы где сейчас её друзья, что с ними, что-то подсказывало ей, что N. ни с кем церемониться не намерен.

Со стороны двери послышалась возня и чьё-то недовольное пыхтение, в душе тут же родился непрошенный росток надежды. И как она ни старалась придушить его, он тут же окреп и разросся, стоило ей услышать знакомый голос.

-Медея, ты здесь?

* * *

Суховей дыхнул жаром в лицо, стоило покинуть своды коридора, а вместе с ним и памятования, которые он был не в силах забыть.

Вчера что-то случилось, что-то заставившее посадить братца на закорки и отправиться в Пустошь. Необходимость кого-то найти, наверное, матушку. В прошлом она часто покидала их (его и близнеца), будучи Князем, она всегда говорила когда вернётся. Но прошло обещанные три дня, потом, пять, вот уже и месяц минул,а её всё не было.

Не обращая внимание на ворчание старухи-няньки, они поблагодарили её за хлеб , соль и кровь, да прыгнули в волшебный пруд. Временами они делали так, когда хотели отправиться к матери, а идти через "кишку" было боязно. И всегда всё проходило ровно, без сучка без задоринки. Но не в этот раз. Роковая случайность в тот день лишла его брата. Точнее, у «случайности» было имя, и она хитростью разделила их в Старой Крепости, притворившись таким же заблудившимся ребёнком, что и они сами.

До того дня они ни разу не попадали в опустевшую от засухи и принесённого ветром песка часть Города. Стоило им войти в нёе, как их глазам предстала необычная картина, они никогда не были в настоящем Городе, туда не было ходу выходцам из заражённых областей.

Всё завораживало невиданной ранее красотой, стройные дома хоть и были полуразрушены, но ровной линией выстроились вдоль мощённых гладким камнем мостовых, аккуратные, выкрашенные в светлые тона, стены зданий, бирюзовые крыши, кирпичные трубы, всё говорило об изяществе и вкусе тех, кто возвёл Город. Не сравнить его с маленькой деревушкой, на окраине которой они жили на человеческой стороне мира, не сравнить с Пустошью, в которой им предстоит выживать в будущем. Но и сюда добралась пустыня год за годом, подбрасывая сюда жёлтый песок, она засыпала им все дома, погребая под собственной тяжестью.

— Я устал, — слабый и больной брат, державшийся за его плечи тоненькими ручками, раскапризничался, — хочу пить, хочу отдохнуть!

«Ну, это я ещё могу тебе устроить», — подумал Ник, с трудом пробиваясь сквозь кучу песка в первый попавшийся дом.

Не смотря на то, что они были одного возраста, Князь не жаловался на то, что ему приходится всюду на себе таскать немощного братца, тогда ему думалось, что так лучше. Какой же он был глупый, лучше бы оставил его дома на попечении старой Мадам, у которой они жили.

Горчичный прах заполнил здание почти до потолка, тем не менее, кто-то уже побывал здесь и разгреб скрипучее кресло-качалку приятного оливково-зеленого цвета. Усадив в него близнеца, он опустился рядом, вздохнув с облегчением. Сейчас они малость отдохнут и продолжат поиски.

-Это моё кресло! — раздался громкий тонкий голос из-за окна. В проёме, откуда вдаль простиралось рыжеватое небо, смутно граничащее с волнами барханов, стояла тоненькая девчушка, примерно одного с ними возраста.

Ник подскочил.

— Ты кто такая?! — воскликнул он, закрывая двойника собой, — Было твоё, стало наше! Нечего оставлять без присмотра!

Девочка опешила и, надув губы, громко расплакалась.

— Зачем ты так? — тихо спросил брат, — Она же ничего плохого не сделала.

Повернув голову к нему, мальчик не задумываясь, ответил, — Нечего её жалеть, ишь, добренький нашёлся! Ты даже не знаешь, кто она, может, она и не девочка вовсе, это мы её так видим, она уже волант давно. Сейчас как накинется, как выест тебе глазки!

-Я не волант! — возмутилась незнакомка и, утерев слёзы, с трудом переваливаясь через кучу песка у двери, буквально вкатилась в дом, — Я — Нина, а вы кто?

— Дед Пихто и конь в пальто!

Подсадив братца поудобней к себе на спину, Ник выбрался из временного пристанища и отправился вниз по улице. Нина последовала за ними.

Так, пока брат и новая знакомая дружелюбно переговаривались, он неспешно пришёл к выходу из Крепости. И только собирался распрощаться с навязчивой девчонкой, как откуда ни возьмись на них налетела Стая. Специально обученные на охоту и травлю тех, кого отринул Город, гончие из чистого света, мама говорила, что их создали из четвёртого и пятого сердец Хранителя, поэтому они невероятно сильны, но, честно говоря, с возрастом он начал подозревать,что это просто красивая сказка. Тогда от подобных подозрений точно не было никакой помощи, они и без чужиъ сердец были невероятно сильны, куда уж детям было убежать от них.

Ослабевший от долгого пути, брат, державшийся за его плечи сухоньками ручонками, в какой-то момент отпустил их. Развернувшись, чтобы помочь ему, Ник на долю секунды замер, заметив, как одна из Гончих ластится к девчонке. Его собственное сердце пропустило удар, но медлить, не было времени.

— Хватайся скорее! — протягивая руку родичу, он не заметил злобного пса, накинувшегося из-за спины.

— Оставь меня, беги! — из последних сил крикнул брат, чьё имя он впоследствии забыл, спустя годы. Что ни раз потом удивляло его.

— Нет! Нет, пожалуйста! Я не могу, что же я скажу тогда маме?

Гончая вновь толкнула его, заставляя увязать в песке, словно водоросли, тянущие утопленника ко дну. Потом развернулась, ухватив близнеца за бесполезную ногу, потащила к своим хозяевам.

-Дождись меня! Я обязательно вернусь! — кричал он вслед, всё глубже погружаясь в горб пустыни.

Ник смог убежать, но не смог вернуться как обещал.

Каменная стена выросла между ними непреодолимой преградой. Оставив одного брата по одну сторону, а другого по другую в шаге от смерти. Дождавшись ночи, когда дозорные сменились, мальчишка с трудом взобрался на неё, стирая потрескавшиеся ладони в кровь, в нём ещё теплилась надежда найти малосильного братца, но она была тщетной. Как несбыточная мечта о мире во всём мире. Подтягиваясь на руках, оперевшись худой грудью на шершавый камень, он видел, как несчастного живым закапывают в землю. Они оба обессилили так, что не могли даже кричать, зовя на помощь. Ни тот, кто не мог спасти из-за своей слабости, ни тот, кого нельзя было спасти. Потерявшиеся дети потеряли друг друга. Разлучённые скитальцы.

Стоило последнему кому земли упасть, как он разжал пальцы, позволив отяжелевшему телу, мешком упасть за Стеной. Словно часть него осталась, похороненная в тёмном закоулке Города, словно он не был свидетелем, а был тем, кого закапывали, забрасывая рыхлой мокрой землёй, обручем, сдавливающей грудь, подминавшей под себя слабое тельце.

Что же случилось потом? К утру слёзы закончились, осталась только гложущая соль на щеках, да пустота в сердце. Поднявшись, оставшийся один одинёшенек в незнакомом безжалостном мире, старший брат побрёл, куда глаза глядят.

Много-много недель спустя, когда он бессмысленно бродил по бескрайним пескам Межземелья, его нашли прислужники Матери-Князя. Она всё-таки пришла, но слишком поздно. Сил упрекать кого-либо в случившемся у него не было. Внутри клокотало пламя, оно говорило: «это твоя вина».

Человеческое тело не выдержало испытаний, которым его подверг мир Города и Пустоши, болезнь подкосила и, находясь на пороге смерти, он был принесён в жертву Древу Жизни. В чьём чреве потерял человеческий облик, предопределив собственную судьбу в роли Князя. Пока он варился в желудочном соке, чей-то тихий голос прошептал: «ты знаешь, чья это вина».

И едва пробудившись, новый претендент на трон знал кто его противник, кто отобрал у него всё.

С тех пор месть стала целью существования, подкрепляемая памятью предшественников, она душила его хронической болезнью и поддерживала во всех невзгодах. Уж их-то ему предстояло вытерпеть немало.

Минули годы, пролетели, как птицы, покидающие юг, и любимая мама принесла свою плоть и память ему в дар. Ах! Если бы он знал, что за блюда подали в тот праздничный день, то не стал бы их есть ни за что на свете. Но разве мог он? Приняв судьбу антагониста Хранителя, он не смел, ослушаться древних законов.

Тогда он сидел, обхватив голову руками, согнувшись, спрятав локти меж раздвинутых колен, оставленный своими близкими, на костяном троне. Лишь безликие исполины-истуканы предков и героев прошлых дней с высоты своего роста, наклонив головы, внимали его беззвучным слезам и жалобам, словно порицая его минутную слабость.

Их лица с отсутствующими глазницами зубоскалили широкими улыбками пожелтевших клыков. У подножья величественного престола, сплетённого из высохших тел и украшенного паутиной сухожилий поверженных врагов, склонились самые разнообразные чудовища. Многорукие и многоногие, или начисто лишенные конечностей люди-монстры, кутавшиеся в старое тряпьё или же наоборот, выставлявшие напоказ свою ужасающую наготу. Вся его жизнь теперь превратилась в леденящий душу ночной кошмар. В окружении искорёженных злым роком тварей, в которых с трудом можно узнать венец творения, со стёршимися смутными следами лиц, разрушенных строений, некогда находившихся на пике своего величия, сейчас же растоптанные попранные чужими ногами, он должен будет гнить свой век. Мир полураспада, живых мертвецов, почти разложившихся, каждый день, проживающих в мытарствах между мучительной смертью и страданием бытия.

* * *

Казалось бы он вышел из своего материального тела и вне странствовал по «бункеру», куда его завела подруженька-ведьма. Правильно говорит Мор: «Не верь ведьме», у него, конечно, случай особенный, тут и говорить нечего, но он чертовски прав.

И куда бы пойти?

Покинув самодельную операционную, где бессознательная оболочка протирала спиной и ягодицами холодный металлический стол, он вышел в общий коридор, слепой кишкой тянувшийся куда-то. Стоило сходить посмотреть, вдруг будёт что-то интересное. Не торопясь, дойдя до аппендикса, который только казался тупиком, на деле же ход разделился на ещё два, он задумался на распутье. В смотрящих друг на друга стенах спрятались двери «палат», проходя вдоль которых, он явно слышал неприятные шорохи, словно кто-то скреб железными гвоздями по стеклу. Не будь он сейчас вне тела, то наверняка бы подумал, что это какой-то пленник скребет ногтями о поверхность двери, но он сейчас находился в как бы сказать невесомом состоянии, поэтому мог позволить себе пройти сквозь стену и подтвердить или опровергнуть свои подозрения.

Подтвердил.

Людьми, правда, этих созданий было назвать сложно, по сравнению с ними даже обезличенные уродцы в Пустоши могли претендовать на титул самых красивых существ на планете.

Эти несчастные, закованные в цепи и спеленатые в смирительные рубашки, напоминали огромных насекомых с человеческими конечностями и чем-то, что раньше было головами. Мрачные чертоги, обитые сизым кафелем, пропахли плесенью. В них совсем не было окон, а с потолка капала вода. Скорее всего, они находились глубоко под землей. Недаром же ему с первого взгляда показалось, что здание похоже на бомбоубежище. В этой камере, куда он из любопытства заглянул, сидел огромный (метра на четыре) белёсый червь с тремя головами, которые причмокивали беззубыми ртами и пускали слюни. Наверняка, создатель этого гомункулуса был поклонником американского романтизма.

В следующей сидела женщина, её туловище было укорочено в половину, кто-то просто вырезал её живот и пришил бёдра к диафрагме, а на месте рук были два уже заживших грубых рубца, сами же вышеупомянутые конечности пришили к тазу, туда, где обычно крепятся ноги. Несчастная спала. Хоть он и не мог потревожить её дрёму, непрошеный гость поспешил скорее уйти.

А в последнем склепе не было ничего, как могло показаться на первый взгляд, но присмотревшись в полусвете, отбрасываемом тусклым ночником, он понял, что на больничной койке что-то лежит. Под больничным одеялом лежал булыжник, размером с годовалого младенца, из его рта, полного белых ровных и красивых зубов, доносилось неясное бормотание, а потом и вовсе безумный хохот.

Ник вылетел из комнаты. В какую же преисподнюю или чистилище его занесло?

Закрыв глаза, попробовал вернуться в собственное тело. Поначалу ничего не произошло, но стоило приложить чуть больше усилий и всё потемнело, колени ослабли, потянув его к полу, словно гипотоника.

Бьющий в глаза, свет напомнил о себе, дав понять, что всё же удалось вернуться.

Горло жгло, а язык напоминал вываренную в кипятке луковицу, мягкий и безвольный, едва шевелящийся во рту. Он попытался сглотнуть слюну, чтобы смочить пересохшие слизистые, но ничего не вышло, давя на верхнее нёбо, раскрыв его челюсти до упора, туда входила какая-то трубка. Тело не слушалось и ему с трудом удалось разлепить веки. Перед глазами всё поплыло, ему казалось, что чья-то фигура склонилась над ним, что-то делая с его телом. Что именно он не чувствовал, пребывая на грани сна. Свинцовая тяжесть накатила на него, и он снова погрузился в небытие, на этот раз без приключений.

* * *

Потолок палаты был подозрительно близко, возможно, собирался сверзнуться с высоты. Князев моргнул, нет, с потолком всё было в порядке. Тогда это с ним что-то не так? Потерев переносицу, он тяжко вздохнул. Он пошевелил плечами, и они ответили ноющей болью. Дело обстояло так, что, в общем-то, переносицу потереть удалось только мысленно. Опустив голову, он присвистнул, дела его обстояли не очень, можно сказать, плачевно. Культи, замотанные в жёсткие бинты, говорили, что пора бы уже начать паниковать. Но, когда ты Князь, паниковать как-то не пристало.

Оглядевшись, Ник понял, что находится в последней палате, слава богу, некто заботливый уложил его на соседнюю с камнем койку. Несмотря на свою многолетнюю выдержку и твёрдость характера, с говорящей гигантской галькой ему бы просыпаться ужас как бы ни хотелось. А то мало ли что, придётся потом жениться. По всему полу были раскиданы какие-то не то баночки, ни то мензурки, пыльные и грязные. Возможно, владелец переделал под больничку из фильма ужасов чье-то убежище.

— Мнг-кх, — подал голос эдакий Константин XI.

Может, при наличии всех зубов, у него отсутствовал язык?

— Не переживай, всё под контролем.

Ну, хотя бы ему язык оставили. Однозначно, радостное событие за этот насыщенный день.

«Жопа!» -ругательство со звонким хлопком отскочило от невидимых губ в его голове. Кому принадлежало сегодняшнее разглагольствование точно определить Ник не мог.

Загибая мысленно пальцы, за неимением других, он принялся рассуждать.

— Точно не Леонид — он интеллигентный парень, Михаил молчит последние лет восемь, вряд ли он проснулся, Даша? Да, нет , больно голос низкий. Знаю!

Хлопнув себя по лбу, опять таки мысленно, он кротко рассмеялся.

-Это ты Иннокентий! Вот, зараза подколодезная, нет бы, поддержать! Эх ты!

Князь, оказавшийся в затруднительном положении, над которым его истуканы предки, наверняка бы, вдоволь посмеялись, продолжил осмотр места, куда его занесла судьба в виде дочки колдуна. Кровати стояли у противоположных стен, у третьей стены же была поставлена сломанная ширма, занавешенная кусками целлофана, а за ней кто-то или что-то копошилось. По-видимому, оно тоже было лишено конечностей, поэтому стояло на четвереньках и размеренно покачивалось из стороны в стороны.

«В трансе, наверное», — подумал он.

— Камушек, ты меня прости, Христом богом прошу, но не знаю как тебе, а мне нужно ещё домой вернуться во время.

Живой камень снова что-то невнятно прогнусавил. Пусть это будет согласие.

— ХХХ!- Слова лились из глотки, складываясь в предложения, заплетаясь в сложное заклинание.

Никогда прежде он не произносил его в человеческом мире, поэтому не был уверен, что проснувшись после, не обнаружит в радиусе пятидесяти километров от себя безжизненную пустынь с толпой изменённых людей. Но выбора у него особого не было, поэтому стоило попробовать. Как говорится, на войне все средства хороши!

На самом деле он собирался проинести Слова, лёжа на операционном столе, но упс! случилась неприятность — наркоз взял своё. Но и так остаток ночки обещает быть ой каким веселым.

Чувствуя, как от локтей и коленей нарастает новая плоть и кости, а с головы локонами, опадают золотистые волосы, он низким грудным голосом Иннокентия, назло последнему, ласково произнёс:

— Добро пожаловать в этот мир, Мать.

* * *

Из "палаты", куда всего минут двадцать назад он перенёс новорожденного ампутанта, донеслись неясные шорохи, как будто кто-то вёл неясный монолог. Проснулся, видать.

Решил анатом и,недолго думая, направился к двери, чтобы убедиться, что дела у пациента обстоят как следует.

Со скрипом круглая дверная ручка повернулась, открываясь.

— Я смотрю ты тоже уже закончи..,- начал было мужчина, — аааа-аа!

Крик его разнёсся по протяженным коридорам, отдаваясь от их стен гулким эхом, и так же внезапно оборвался, как и начался. Тёплая жидкость мощным потоком окатила её от макушки до пят, но управляемая древними Словами, она прилипла к коже молодой женщины, облепляя её, пока не превратилась в длинную рубаху.

Златовласая красавица на пороге застыла ещё какое-то время подержав в руках оторванную голову, гадливо поморщившись, она закинула ненужную часть тела в мусорное ведро, закинула за плечо обездвиженное тело и вышла из комнаты.

Напевая под нос весёлую песенку, Мать перебирала пальцами свободной руки струящиеся прядки волос, она была в отличном настроении, голодна и воодушевлена предстоящей охотой.

Найдя лестницу на верхний этаж, она снова улыбнулась своим мыслям, тут же меняя обличье. Теперь, как бы странно это не выглядело, здоровенного обезглавленного хирурга, не успевшего снять халат перед смертью, тащила по лестнице миниатюрная домохозяйка в невзрачном домашнем наряде: кофта с растянутыми рукавами, полинявшая юбка, да кипельно белый фартук, завязанный на поясе, браз завершали мышинного цвета волосы, собранные в тугой пучок. Оказавшись наверху, она покрутила головой,щщуря близорукие глаза, соореинтировавшись наконец где находится кухня, она устремилась туда, продолжив мурлыкать заевший в мыслях мотивчик.

2

Первый июньский день постучался в дверь, словно бы и не поменялось отчего, а душа всё же пела. Да, и как ей не петь? Каникулы, долгожданные каникулы наступили! Прощай, гимназия, ненадолго, но прощай, милая.

Открыв глаза, Пашка прислушался, петух молчал, значит, ещё рано ему петь, солнце только-только показало свой бочок, накрытый облачным одеялом, из-за горизонта. Пройдёт совсем немного времени и солнечные лучики-ручки, украдкой подкрадутся к окнам, чтобы проскользнуть в щёлочку между занавесками, да разбудить спящий люд.

Спустив ноги с кровати, он коснулся ногами холодного пола, ещё не успевшего согреться, ночи пока не радовали теплом, да и днём всё больше было прохладно, да пасмурно. Недаром весь май цвела черёмуха. Сегодня будет самый, пожалуй, тяжёлый день. Предстояло многое сделать, закончить и постараться остаться в чужих воспоминаниях вчерашним гимназистом.

В соседней комнате посапывал младший брат — кудрявый, что арап, Витька, маменька с папашей вернуться из поездки только завтра, поэтому лавка сегодня была закрыта. Люди заняты по хозяйству или разговорами о предстоящей службе, никто и не заметит его ухода.

«У них ведь Витёк останется», — убеждал он сам себя, — «милая мамуля только сильно убиваться будет».

Пришло бы ему в голову покидать привычный уклад жизни в отчем доме? Да, нет с чего бы? Окончил бы гимназию, поступил б в университет, там, глядишь, дядья бы и пристроили куда, чтобы карьеру начать поудачнее. Потом женился бы, да деток завёл.

Да только не судьба ему, правильно говорится: «не ножа бойся — языка».

* * *

Это случилось зимой, когда краснощёкие от мороза ребята шумным ульем вывалились из уютных домов, наполненных гостями, снующими у ломящихся от еды столами, нарядных старших сестёр, что недовольно остались «с обществом». Прихватив санки, они побежал к ледяным горкам, да скоро им это занятие наскучило, что как дети малые? Тут пора бы серьёзные темы обсуждать, но как-то не получалось, в балагурящей толпе то тут, то там раздавался веселый смех и шутки самого разного содержания. Горожане, опьянённые праздником, совсем не обращали внимания на шайку мальчишек, спешивших за город, на замерзшую реку. Кто же предложил туда прогуляться? Может, тот незнакомый паренёк, прибившийся к ним на горке.

И вот перед ними расстилалась ледяная скатерть, лёд казался крепким и надежным, помявшись поначалу у берега, они, осмелев, отправились дальше. Стылый настил опасно заскрипел, но ребята, не обратив внимания, продолжали идти, и вот, наконец, достигли середины реки, здесь открывался прекрасный вид, казалось, они повисли между белым снегом и тёмным хмурящимся вечерним небом, зажатые с одной стороны огнями города и лесом с другой.

Товарищи его потихоньку расползлись кто куда, большинство двинулись в сторону дома, а он почему-то всё стоял, задрав голову к небесному куполу. Что-то приглушённо хрустнуло, и снова повисла тишина.

— Показалось, — успокоил себя Пашка.

-Угу, — вторил чужой за спиной.

Интересно, а этот пришлый откуда? Надо спросить на обратном пути. Всё думал про себя гимназист, собираясь окликнуть пришельца, в гости позвать что ли. Народу много, лишним не будет.

— Э…, — так и застыл он. Никого не оказалось позади. Рядом не было ни души, словно все исчезли в один миг.

Время застыло, растягиваясь, как тягучая патока, краем уха он слышал треск, как будто где-то обломился сук, ноги, потеряв опору, провалились в темноту воды, она сомкнулась над головой.

Секунды опять побежали, обгоняя друг друга, он барахтался, силясь вынырнуть и уцепиться локтями за край трещины, но отяжелевший мундир, как назло тянул его вниз. Едва справившись с накатившей слабостью, он вынырнул, стараясь держать голову над водой, всё его существо требовало, чтобы он закричал, прося о помощи, в надежде, что его услышат, но горло сжал страх в тиски.

-Ну, что Паша, страшно?

Донёсся до него смешливый голосок, от удивления он отпустил край полыньи, за который с таким трудом схватился, и погрузился в воду с головой, верно, одного раза было мало, а Бог Троицу любит. Казалось, что студеные воды сквозь кожу оказались внутри, в самой его душе.

Около проруби стояла изящная женщина в серебристой шубке, она чем-то напомнила ему Снежную королеву из сказки. Лицо её худое с острым подбородком и оледенелыми серо-голубыми глазами, обрамленное каре цвета воронового крыла, не выражало ни капли сострадания, наоборот, ему аж показалось, что она смеётся над его плачевным положением.

— Д-д-да, — стуча зубами, отбивая дробь, ответил он. И так досадно ему стало, что он перед очаровательной незнакомкой в таком неприглядном виде предстал, что глаза защипало. Но больше всего хотелось просить её скорее позвать на помощь, но тело застыло, а обездвиженный язык прилип к нёбу.

— Вот, если станешь моим учеником, — зашептала она ему в ухо, резко склонившись над ним, — то так и быть, помогу тебе.

Не раздумывая, паренёк кивнул, а что ему было делать? Видно же — не шутит, оставит в ледяном плену. Не успел он и глазом моргнуть, как неведомая сила выдернула его из объятий подступавшей смерти, и тут же синий полукафтан просох, словно и не был он ни в какой полынье, только сердце, да руки остались зябкими.

— Ну, что Паша, слово не воробей, вылетит — не поймаешь, — спасительница сухо усмехнулась, — приходи первым летним днём в лавку мадам N., там и встретимся.

Исчезла, растворилась в свисте ветра. Паша стоял на пороге родного дома, там за дверью никто не подозревал о случившемся, все веселились и смеялись, радуясь наступившему новому году.

* * *

Слово есть слово, ничего не поделаешь.

— Витя, ты спишь? — тихонько позвал он младшенького, но тот лишь промычал что-то невнятное, повернулся на другой бок и снова сладко засопел.- Вить, ты маменьке скажи, что люблю я её сильно-сильно.

Чуть подумав, добавил он, и, спустившись на первый этаж, незаметно выскользнул через чёрный ход.

* * *

Город ещё спал, даже торговки что-то не торопились сегодня разложить свой товар на прилавки, обычно жужжащий роем злобных пчёл рынок молчал, досыпая последние сны. Только далеко за лесом гудел поезд, проезжая около станции.

Поплутав по узким мощеным улочкам, меж многочисленных лавочек, он, наконец, добрался до пристанища мадам. Маленький магазинчик-ателье втиснулся между двумя доходными домами. Самое подходящее местечко для обитания старушки преклонных лет, доставшееся ей от покойного мужа. Там они шила наряды для богатых дам и их доченек, не делая особых различий между заказчиками, могли к ней и мещане обратиться, и дворянские семьи, никому она не отказывала.

Самой примечательной вещью в её мастерской была огромная витрина, за которой в роскошных под старину креслах сидели разряженные в пух и прах манекены. Сегодня кукла была всего одна, склонив голову набок, насмешливо глядела на робкого мальчишку.

Стоило приглядеться к болванке в необычном узком черном платье с серебристой накидкой на плечах, как он внезапно узнал в ней свою спасительницу.

— Ну, что Паша, иди ко мне, чего стоишь, как неродной, — она протянула к нему свои костяные руки.

И вчерашний гимназист, пройдя стекло, словно стенку мыльного пузыря, шагнул в распростертые объятия и обнял в ответ. Ладони легки на худую спину, а под пальцами неподвижно лежали тонкие рёбра, её грудная клетка не поднималась, как будто она и не дышала вовсе.

— Ну, что Пашенька, ученик ты мой, добро пожаловать.

Он кивнул, не размыкая рук, позволив Смерти, утащить его в темноту.

* * *

Белый бычок, доверчиво мотая головой, вошёл в хлевушок. Там затаившись по углам, его ждали странные существа, в одном углу смесь кошки с чёртом, в противоположном не то ворона, не то летучая мышь, сам леший не разберёт, в третьем крылатая крыса, а в последнем карлица с длинной, как гороховый стручок головой, сидят, не дышат — ожидают. Стоит животному привыкнуть к новой обстановке и прикорнуть на куче сена, как они семеня ножками, крадучась, окружат его со всех сторон и накинутся, раздирая его мягкую податливую плоть.

Поначалу он жалел всех, кто оказывался в этом хлеву (хотя каждый видел его по своему), но с течением времени привык, негоже подмастерью Смерти быть таким сентиментальным.

-Закончили? — госпожа-мастерица появилась из ниоткуда за его спиной, — как закончите, отправитесь с мадам на рынок.

-Хорошо, — отозвался он.

— Скоро прибудет мой старый друг, нужно приготовить комнаты. Напомни ей об этом.

Он склонил голову, давая понять, что услышал.

Маленькие помощники, покончив с трапезой, запрыгнули в мешок, тут же уменьшившийся до размеров маленького кошелька, который он повесил на пояс.

Мадам N. была не так проста, как ему могло показаться на первый взгляд. Вряд ли бы ему хватило собрания «Войны и мира», чтобы описать все её странности, поэтому стоит ограничиться упоминанием того, что часть своих нарядов она шила для жителей другой стороны из человеческой кожи. Клиенты, являясь чертями, были невероятно довольны её работой и щедро её благодарили. Так же её сопровождала всюду трость из бедренной кости очень высокого человека, который при жизни служил ей.

Обычно на прогулке она мёртвой хваткой вцеплялась в его предплечье и, повиснув на нём, всю дорогу брюзжала. Изредка отвлекаясь, чтобы поздороваться с тем или иной господином или госпожой, которые у неё обслуживались. Иногда прямо на улице принимала заказ на пошив. Энергичная пожилая женщина со своими тараканами в голове.

* * *

Первая встреча с неизвестным существом состоялась совершенно случайно, на внеочередной прогулке с мадам. Это был обычный четверг, день, когда она имела обыкновение захаживать на рынок.

День выдался пасмурный, хмурый, самый подходящий для повседневных дел. Старуха любила серые будни, куда больше солнечных. Она даже ворчала в разы меньше. Они, не торопясь, шли по бульварчику, то и дело, останавливаясь при встрече со знакомыми.

Великан, в чём мать родила, возник на другой стороне улицы, оглядываясь по сторонам, ища кого-то в толпе. При этом никто из обыкновенных пешеходов не обратил на него ровно никакого внимания, как если бы он был фонарным столбом. Подумаешь, лишний столб, кто этих архитекторов и веяния моды сейчас разберет?

Паша загляделся, поражаясь его необыкновенному росту, наверное, он мог бы потягаться с бывшим обладателем кости-трости, всё в нём кричало об опасности. Этот тип вселял в смотрящего чувство не проходящей тревожности, такое возникает у путника, в метель заблудившегося в лесу. Ему кажется, что всюду за ним следят блестящие глаза ненасытных волков, готовых, как по сигналу, выскочить стаей из чащи и растерзать заблудившуюся жертву.

Кожа его была похожа на воск подтёкшей церковной свечки (несмотря на своё ученичество, он частенько захаживал туда, замолить чью-то грешную душу), чёрные, лишённые радужки и белков, глаза и длинные шафранового цвета зубы, не скрытые губами, в связи с их отсутствием. Больше всего на свете он напоминал оживший ночной кошмар.

— Не обращай внимания, — старушка потянула его за собой, заставляя, отвернуться и прекратить таращиться, куда не стоит, — иди себе, и он тебя не заметит.

Они углубились в лабиринт улочек и лавочек, им нужно было заказать ткани. Мадам всегда отбирала товар самостоятельно, приказчиков она считала дармоедами и ворами-тихушниками, ни один из них не продержался у неё и года.

Кашляя от пыли, забивавшей ноздри, среди нескончаемых рулонов кисеи, хлопка, шёлка и прочих расходников для нарядов, Паша уже выкинул из головы странного незнакомца.

* * *

Проследив взглядом за удаляющейся парой, гигант растворился в воздухе. Юродивый-попрошайка, сжавшийся в комок на мостовой, опасливо огляделся, похоже никто больше не видел чудовище, свободно разгуливавшее по улицам города.

* * *

Но ненадолго ученик забыл об этом небольшом происшествии. По-прошествии месяца он объявился на пороге мадам N. Гигант обратился к ней с заказом костюма из человеческой кожи, но швея разразилась жуткой бранью и приказала ему выметаться вон.

— Пошёл! Сюда тебе вход заказан, Бессмертный!

Она б и дальше кляла бы его, на чём белый свет стоит, но в комнате материализовалась Смерть. Со словами «Ну же, милая моя, не сердись!» она нежно обняла ворчливую старуху, словно это была её сердечная подруга (среди чертей ходили слухи, что именно так дело и обстояло).

— Это мой старый друг, помнишь, я о нём говорила, — обратилась она к Паше, — пришёл навестить меня после долгих лет разлуки. Бессмертный, это Павел — мой подмастерье, Паша — это Бессмертный.

Представила она их друг другу, в голове у Паши мелькнула и потерялась в недрах сознания мысль, что парочка действительно, была страннее некуда. Смерть и тот, кто её победил.

— У меня к тебе — кивнула она великану, — есть просьба относительно него.

Старуха, застывшая на какое-то время, развернулась на каблуках и, громко хлопнув дверью, вылетела из комнаты.

Положив руку ему, собравшемуся последовать вдогонку, на плечо, женщина-навь, покачала головой, мол, переревнует, да успокоится.

Не успокоилась.

* * *

Молельня устремилась позолоченными куполами ввысь, словно стремясь к Нему поближе быть. Около этого храма бил родник с кристально-чистой водой, говорили, что в ней можно было очистить даже скверну, въевшуюся в человеческую душу. Омыв в ней трость, он подошёл к одной из женщин-прислужниц и протянул ей белоснежную кость невиданной длины.

— Отпойте её, пожалуйста, пусть успокоится.

Монахиня приняла её, чуть прижимая к себе, как дорогое сокровище и поклонилась, выражая благодарность.

Она удалилась, спрятавшись в сводах белокаменной церкви, а он всё стоял и смотрел ей вслед. Потом, наконец, отвернулся и неспешной походкой побрел домой.

Но сколько в тот вечер его ни ждали, ни Смерть, ни Бессмертный ученик так и не вернулся.

1

Со смотровой площадки открывалась удивительная картина, словно бы маленькая металлическая терраса разделила единый мир надвое. Повернув направо, смотрящий видел покрытые зеленью и синими прожилками рек мирно дремлющие горы, тогда как за его спиной сгорбились чёрные спины, изредка припорошенных снегом вулканических гребней. Сегодня сон их был тих и безмятежен, как сон младенца, но придёт время и они проснуться, заполнив иссохшие русла вен огненной магмой.

Путешественники, не оборачиваясь, начали спуск с одной из двух лестниц, примыкавших к искусственному плато.

* * *

Когда и кто основал Город и как его называли прежде, никто не знал. Или не помнил. Город и Город, негласная столица Обратной стороны (хотя так считали не все, те же Князья, не моргнув ни одним глазом, утверждали, что главное мегаполис находится в землях Пустоши, где, собственно, не было ни одного города или какого-то более или менее на него похожего населенного пункта.) Защищённый белыми стенами, обосновался он в междуречье двух крупных рек Ацис и Ра. Но так же в его пределах тоже бежит своя речка Ава, берущая начало от Животворящего родника. Он даёт силу, знания, защиту жителям Города, ничего не требуя взамен.

А отвечает за всё здесь Хранитель. Тысячелетний страж и защитник, каждую Войну изгоняющий зло из-под белокаменных Стен. Так же он следит за порядком и из его сердец созданы Ключи, охраняющие территорию врат, расположенных по разным сторонам света…

— Слушай, мы сюда на экскурсию пришли, что ли? — отбросив брошюрку, выданную привратником на входе в столицу, чародейка скептически окинула окрестности взглядом.

— Нет. Я должен отчитаться.

— Да, что ты говоришь! Правильный ты наш! Никак «стражу и защитнику»? Кто так пишет? Ну, кто так пишет? — возмутилась она, — у меня чувство, что войти, я вошла сюда, а выпустят меня только под расписку.

-Конечно-конечно, впустили так, а выпустят только через три дня за двести рублей.

Горожане недоуменно оборачивались, с любопытством поглядывая на парочку пришельцев, сыплющих непонятными словами. Но вскоре в водовороте собственных проблем напрочь про них забывали. Жизнь в Городе была размеренной, тихой, и взбалмошная незнакомка мало кого волновала, она пришла сюда, наверное, по делу, сделает и уйдёт. Так зачем же совать нос в её дела?

Миновав красивые особняки, выстроившиеся вдоль набережной, они вошли в строгое светло-голубое здание с массивными лакированными деревянными дверями, похоже, раньше это тоже был чей-то дворец, возведённый неизвестными или забытыми, как говорилось в путеводителе, архитекторами. Другой его достопримечательностью был сферический стеклянный купол, видимый с любой точки города. Удалялся ли ты от центра в трамвайчике, мчался в вагоне наземного метро по мосту над Авой или же спускался в ступенчатые сады, расположенные неподалёку от Крепости — старой части города, ныне много лет заброшенной — всюду его можно было увидеть.

— Чудно здесь, ой, чудно! — не удержавшись, воскликнула девушка, как только молодой человек покинул её, предоставив самой себе.

Было чему удивляться в просторных залах не то канцелярии, не то дворца, не то музея, полы из драгоценного паркета, фонтаны-раковины расположились вдоль стен с прилипшими к ним колонами с лепниной, придающие этажу сходство с древним храмом, массивные люстры, отлитые из чистого золота, висят на цепях, подвешенные к высокому потолку.

В следующем зале всё выполнено из самоцветов, да с таким размахом, что любой музей в человеческом мире умер бы от зависти! Камины, колонны, вазоны, статуи то ли богов, то ли героев, то ли просто именитых личностей, то ли предыдущих хозяев места — всё из яшмы. А стены отделаны белым мрамором, которого здесь видимо-невидимо, как и залов. Да, доберись сюда дельцы-люди, быстро бы пустили в оборот всё добро.

Закончив осмотр первого этажа, девушка остановилась прямо под центром диковинного купола, здание уходило вверх не более чем этажа на три — четыре, так отчего же оно казалось таким высоким?

-Вам помочь?

Из ниоткуда подплыла высокая женщина атлетического телосложения. Несколько широкие плечи и грудная клетка, развитая, чтобы потреблять большое количество кислорода, необходимого для органов и тканей во время усиленной физической нагрузки. Смуглая кожа, голова покрыта белоснежным покрывалом, спускающимся вниз, драпируясь в глубокие складки, на талии обхваченное тонким бронзовым поясом. От неё веяло спокойствием. Она подходила этому зданию точно так же, как и те три мраморных стола в углу. Ещё у неё было умиротворенное лицо в форме сердца с острым подбородком, большой лоб, мелкие черты лица, немного дисгармонирующие с её мощным телом, проницательный взгляд из-под длинных закрученных ресниц, прямой носик, тонкие губы. Видимо, женщина считала это своим недостатком, поэтому старательно закрашивала помадой цвета розового винограда участок кожи над губой. Что же её это не портило.

— Где мы?

Женщина наклонила голову набок, приглядываясь к собеседнице.

-Боюсь, не совсем понимаю вопрос. Пожалуйста, сформируйте запрос точнее.

Как машина.

— Что это за здание?

Поняв суть предмета, дама снисходительно улыбнулась, обнажив белоснежную улыбку.

— Это — Сенатский дворец, рабочая резиденция Хранителя, здесь он решает споры граждан, проводит собрания для голосования или озвучивания указов и принимает посетителей в Зале аудиенций.

— Ладно, пока там принимают моего товарища, покажите мне что-нибудь интересное.

— Как скажете.

Матрона подумала, что гостья ведёт себя не очень-то уважительно, оказавшись в чужом доме, но не посмела сделать ей замечание.

Девушка остановилась около высокого зеркало, рамой которому служила одна и мраморных стен дворца, и, дотронувшись до его поверхности, неожиданно переступила через прозрачную поверхность вовнутрь.

— Подождите! — только и успела выкрикнуть Служительница дворца, как услышала едкий высокий голос с другой стороны зала. Она подняла голову к противоположному зеркалу-близнецу, чтобы увидеть около него другую девушку. Если первая была низенькой толстушкой с рыжими вьющимися волосами и мягким грудным тембром голоса, то теперь там стояла тонкая наследница благородного рода с горделивой осанкой, присущей отпрыскам таких семей (уж их-то она ни с кем не перепутает), прямые чёрные волосы острижены под каре, а большие тёмные глаза смотрят с насмешкой.

— Смотрю, ваш хозяин плохо воспитывает слуг.

Опустившись на колени, Служительница согнулась в глубоком поклоне, признавая свою оплошность.

— Прошу помилуйте эту глупую рабыню, Госпожа.

Взмахнув рукой, она без слов велела ей убираться с глаз долой.

— Хм, — выйдя из первого зерцала, она вновь приняла блик простодушной ведьмочки, который обычно носила в человеческом мире, — а в этом мире неплохо. Когда ты выше по положению.

Перевоплощение, которому она научилась ещё в детстве, было её излюбленным приёмом, окружающие считали, что миленькая волшебница не причинит никому вреда, тогда как она выуживала из людей необходимую ей информацию. Вряд ли бы кто-то по собственному желанию выложил бы всё дочери Палача. Единственное, притворятся круглой идиоткой, было сложновато. А перед Сашей приходилось изворачиваться. Он, конечно, упёртый, но далеко не глупый, просто в своё время наотрез отказался слушать какую-либо информацию о своём учителе и его семье, кроме общеизвестной. А было её с гулькин нос.

-О! Ты всё уже?

Повиснув на шее, вышеупомянутого старшего подмастерья, Медея бархатным голосом принялась жаловаться на холодность спутника, оставившего её одну в скучном зале. Ей отчего-то казалось, что надоедая ему, она выглядит кокетливой пустышкой наиболее убедительно.

А подмастерье думал о том, как же безобразно они переигрывают, одна притворяясь актрисой из дешёвой мелодрамы, а второй чуть ли не агентом национальной безопасности в пародии на остросюжетный детектив .

— Куда теперь?

— В Портал.

2

Всюду, куда ни падал взор, стоило им покинуть коридор Портала, где ритмично пульсировали стены, покрытые склизкой плотью, повсеместно покоились огромные скелеты. Они высились над бурой каменистой почвой молочно-жёлтыми ажурными грудами, с трудом верилось, что они не были живыми, казалось, что это сказочные драколичи прилегли отдохнуть. Не успеешь и глазом моргнуть, как в пустых провалах черепов загорятся оранжевые огоньки, способные прочесть мысли и поработить любое живое или мёртвое существо. Воплощение ужаса, в которое превращаются после смерти чёрные ночные драконы, в чьих клыках копится трупный яд, разлагающейся плоти замученных и съеденных ими жертв.

— Неужели динозавры? — с надеждой предположила девушка, щурясь от сильного ветра, который по привычке гнал давно несуществующие волны.

Когда-то в стародавние времена здесь находилось море, в глубине его тёмных вод спрятались эти ныне окостеневшие гиганты. Раньше, когда волны с силой обрушивались на прибрежные скалы и, казалось, что вот-вот, и они смоют всех жителей поверхности на дно, таким образом, положив конец, едва зародившейся на суше жизни. Ныне же поверхность дна иссохла, покрывшись паутиной трещин, а на горизонте сверкали дюны золотистых песков. Они напомнили ей плавник мегалодона, жившего в миоцене, одной из эпох, когда только-только от животного царства отделились первые предки рода человеческого, но вслух выказывать свои страхи об акулах-колоссах она не стала, опасаясь, что любые слова материальные в этом мире.

Саша тихо усмехнулся, пошла бы с ним недавно квалифицированная окудница, если бы знала, что спускается совсем не в бывшее море. Да, раньше эта впадина была заполнена мутной и тёмной, как непроглядная мгла, водой, но как она появилась здесь? Откуда на краю пустыни взялось море? Будучи ребёнком, особенно запомнилось ему это старое позабытое предание, наверное, оно была старше самых древних существ, чьи истории сохранили в себе летописи этих мест.

Давным-давно, поверхность планеты была нестерпимо горячей расплавленной из-за активной жизни вулканов (как он узнал, когда стал постарше), а воздух разреженным настолько, что можно было увидеть, висящее над ней еще одно небесное тело — огромный спутник, ещё не раздробленный бомбардировками астероидов на обломки, по миру бродил Ревун. Один одинешенька он путешествовал с одного полушария на другое в поисках потерянных при землетрясении родичей. И там, куда он ступал своими огромными ступнями, впечатывавшимися в раскалённую ещё не остывшую лаву, выбрасываемую вулканами из недр планетарного ядра, образовывались «вмятины», которые заполнились водой. Но было это уже много после, когда вулканическая активность и дегазация создали атмосферу, плотным слоем окутавшую планету, а лёд из комет, временами налетавших на неё, следуя своему личному курсу, образовал океаны.

Но в Красной Книге это событие упоминалось мельком, видимо, автор не предавал ему значения или же просто не любил эту историю. Куда больше внимания он уделил сказаниям про солнцеликих. Иноземцам, погрузившим этот мир в хаос. Никто не знал, откуда они явились и чего добивались, куда исчезли. Именно из-за них большая часть суши выглядит, так как сейчас. Они собственными руками создали Пустошь, оставив крохотный уголок мира на этой земле — Город.

С неба полились потоки жгучей, как кислота крови, принесший в этот мир неведомых доселе существ. Четверо самых ужасных из них вышли из моря, первое, обманом превратившись в человекоподобное существо, наводило смуту среди людей, второе тайно питалось человеческой плотью, развращая жителей планеты, третье сеяло болезни, а четвёртое разрушило их города. Из-под земли выполз огромный червь, неуязвимый ни для пуль, ни для мечей, ни для стрел, ни для волшебства, ни для Слов. Семь безглазых голов дышали серой, отравляя воздух вокруг себя.

Народы объединились, надеясь поразить безымянного врага, но почти-люди с озаренными жёлтым светом лицами повергли их. Потерявшие дом, выжившие укрылись в последнем пристанище — старом бомбоубежище, выпустив перед этим в небо своё самое страшное оружие.

Лишь спустя годы смогли они вернуться на поверхность, но их дом больше не был прежним. Ржавое небо, голая каменистая местность, разрушенные города, отравленная вода и почва, ужасающие твари, бродившие по опустошенной земле — вот что ожидало их там.

Возможно, именно они отыскали край чудом не обезображенный ядерным взрывом и заложили основание Города. Но доподлинно никто не ведал ни кто такой Хранитель, ни кто такой Князь, как они появились и отчего воюют каждое поколение.

Размышления его прервали тихие постукивания калков, цепляющихся за зубья гребёнки, тем самым рождая повторяющуюся мелодию.

-С чего бы ей играть? — ведьмочка вытащила из кармана походного хлопкового плаща, защищавшего её от ветра, приносившего с собой тысячи песчинок, небольшую, меньше её ладони музыкальную шкатулку, певшую свою незамысловатую песню.

— Мы на Обратной стороне, здесь вещи живут своей собственной жизнью.

— Звучит слишком фантастично, — недоверчиво произнесла спутница, — тогда ей следовало бы играть, как только мы вышли из кишки.

Так она окрестила туннель Портала.

Колдун пожал плечами, ничего не ответив, продолжая спуск. Его цепкие пальцы держались за выступы скал, бывших некогда магмой, продавленной Ревуном, пока ноги нащупывали следующий выступ. Добравшись до более или менее гладкого плато, он остановился, чтобы перевести дух и лишь тогда ответил, помогая соратнице не сверзнуться откуда-нибудь и не переломать все имеющиеся в наличии кости.

— Она поёт колыбельную для него. Пускай и дальше спит, пусть все времена пройдут, не потревожив его сон.

«Фуф!»- оказавшись на относительно ровной поверхности, она пыхтела, сосредоточившись на собственном дыхании, стараясь восстановить его, и не очень внимательно слушала собеседника. Для кого «него» и подавно спрашивать стала.

-Передохнула? Пора, нам предстоит долгий путь.

-А-ай! — подавив недовольный стон, она возмутилась, — слушай, ты — колдун или нет? Колдани там что-нибудь, например, ковер-самолёт или сапоги-скороходы, мы же так веки вечные идти будем!

Но оставшись глух к её просьбам, он легко спрыгнул на дно котлована и отправился дальше, показывая, что тактика «тыжколдун» не поможет им облегчить путь. В какой-то момент ей померещилось, что худая высокая фигура растворяется в воздухе среди останков «динозавров» и она поспешила скорее догнать его, боясь остаться здесь в одиночестве. От усталости еле волоча ноги, Медея то и дело спотыкалась об лежащие там и сям гладкие булыжники. В душе трижды прокляв N, который по каким-то не озвученным причинам не мог отправиться за Словами сам и заодно себя, которая из кокетства, желая понравиться и втереться в доверие этому человеку, милостиво согласилась помочь.

Внезапно воздух стал плотным и вязким, как бабушкин кисель, в одно мгновение небо над их головами стало чёрным без единой звездочки, а почва под ногами налилась алым цветом, словно кто-то опрокинул киноварь. Перемены застали её врасплох, отчего она резко остановилась и тут же, потеряв равновесие, почти упала.

«Какая поразительная неуклюжесть», — подумала она, — «я вроде не героиня любовного романа, чтобы поскальзываться на ровном месте».

Она парила в воздухе, потеряв не равновесие, а собственный вес.

— Вот видишь, и никакие скороходы не нужны, — улыбнулся Воеводин. Такая уж у него была фамилия, но внешне не было похоже, чтобы он кого-то смог повести в бой, максимум стаю маленьких жёлтеньких утят, и то, на правах няньки. — Это особенное место — Межмирье, попасть в него можно когда угодно и где угодно, хочешь ты этого или нет. Подними голову.

Она послушно, будучи сейчас птенцом, посмотрела наверх. Над ними завис застывший в невесомости, крутившийся по собственной оси, как юла, невероятных размеров шар, окружённый концентрическими не то обломками, не то астероидами изо льда и пыли, двигающимися по той же схеме. Вглядываясь из-под окутавшего их облака не очень-то и густого, она видела звёздное небо, совсем не чернильное, каким его описывают в фантастических фильмах и книгах и каким оно показалось ей поначалу, то тут, то там расцветали пятна туманностей: малиновые, как раствор марганцовки, золотисто-зеленные, даже красные, как язычки пламени костра на родной Земле. А из-за самого шара, который был той самой Землей Обратной стороны, лениво выползали сначала первое, а потом и второе тускленькие далёкие светила — белые карлики.

— Ого! — только и могла восхититься она.

— Осторожно! — окликнул мягкий голос, — Спускайся потихоньку, сейчас вернёмся.

Едва ступни коснулись твёрдой поверхности, как на плечи навалилась невероятнейшая тяжесть. Спустилась с небес на грешную землю, так сказать.

Она обернулась, далеко на горизонте на неё укоризненно смотрели остовы исчезнувших ящеров, почувствовав угрызения совести, девушка устремилась вперёд и замерла от удивления.

Пейзаж перед ними заставил её сердце замереть от неясного чувства тревоги.

* * *

Что-то невидимое, казалось, хотело придавить её к земле, расплющить, не оставив мокрого места, или утянуть под землю и там неспешно разделаться. Первым что их встретило, был фонарный столб. Самый обыкновенный, каких полно на улицах родного города, состоящий из двух частей, как придумали специалисты, по ГОСТу ничего лишнего в нём нет, только то, что работает. Стальные трубы, покрытые антикоррозионной краской, тоже ничем не отличали его от собратьев, даже светильник располагался на своём месте и исправно горел.

— Как странно, — начала, было, Медея, как услышала протяжный гул, исходивший откуда-то издалека, — теперь-то что?

— Сирена. Давай, ускоримся.

Равномерный звук то усиливался, то утихал, и если бы в этом мире были птицы, то он наверняка бы согнал их с насиженных гнёзд. Может, он предупреждал их о чём-то? Может, зона была запретной или опасной?

Здесь не было ни птиц, ни зверей. Возможно, их извращенные аналоги сейчас тихонько прятались от вторженцев.

Минут через десять непрекращающихся завываний у неё началась головная боль, хваткими спазмами, сжимавшая виски, заставляя жмуриться и чертыхаться про себя. А Саша шёл впереди неё и не замечал ни настырной мелодии, ни давящей атмосферы или просто абстрагировался от ситуации?

А ей, мучавшейся от мигрени, в полубредовом состоянии начались чудиться высокие визгливые женские голоса, помехами просочившиеся в сигнал тревоги. Они насмехались над её беспомощностью, вливаясь в уши.

«Они с ума решили меня свести?» — подумала чародейка-практикантка и неожиданно всё закончилось. Тишина вползла в голову через ухо, кажется правое, и заполнила собой весь свод черепа.

-Эмм, всё?

— Пока, да. Если не успеем за два часа выбраться отсюда, то поймаем вторую волну.

— Почему это здесь?

-Увидишь — поймёшь.

Коротко ответил её товарищ и, не сбавляя скорости, двинулся дальше.

* * *

О месте, куда они отправились, она урывками читала в учебниках об Обратной стороне, но там было ничтожно мало информации. К тому же её отец запрещал читать любую литературу, хоть как-то связанную со Словами. Они могли разрушить неопытную душу, даже мельком запечатлённые на иллюстрациях книг.

Долина Костей.

Воистину неприятное местечко. Затишье, ни дуновение ветерка, ни звука, ну, кроме, видимо, сирены, (про которую в пособиях не было ни строчки), ни души, самое что ни на есть настоящее кладбище.

— Вернее сказать, братская могила.

— Я, что вслух размышляю?

-Нет, думаешь слишком громко.

Рыжеволосая ведьма надула губы, вот же червь хитро-выдуманный, она тут в край измучилась, а он идёт, словно по воздуху летит, ничего ему не делается.

Догнав его, она украдкой заглянула в лицо. Ничего не изменилось. В Комиссии, где они оба сдавали экзамены, правда, в разное время, на право зваться колдуном и ведьмой, некоторые экзаменующиеся на её потоке, рассказывали, что Александр Воеводин, хоть сам активно отрицает, родом из Пустоши. Вроде как мать его обычная человеческая женщина, а отец какое-то идолище. Слухи не были подтверждены фактами, поэтому тогда она не шибко-то им и поверила, но сейчас, глядя на то, как тот грациозно, ни разу не заблудившись, ведёт её в Цитадель зла, где она надеялась получить желаемое, в сердце ей забрался червячок сомнений. А вдруг и, правда?

Если это так, что же ей делать?

В Море, которое они пересекли недавно, останки покоились на дне, лишь немного вселяя страх, что они просто спят, здесь же кости росли из земли вместо деревьев. Они тянулись к небу, пускали корни, торчавшие белизной, выбравшиеся местами на поверхность. Из-под потрескавшейся надкостницы на их стволах выглядывало что-то живое, нервно высовывавшее свои длинные тёмно-бордовые мордочки, с любопытством смотрящее на пришельцев. Подойти и проверить, что это было, она не рискнула. Для обмана зрения слишком реалистично и чтобы она делала, окажись эти твари всамделишными?

«Костеполоса» закончилась, и перед ними выросли разрушенные пятиэтажки, совсем как в мире людей, словно бы эта часть Пустоши была не просто обратной стороной мира, а той стороной, которую нельзя показывать всем остальным. Эдакая помойка.

— Нет, не помойка, — опять мысли прочитал, — бытует мнение, что они попросту провалились сюда с Другой стороны в межпространственную дыру. Это принято называть Бермудскими треугольниками.

— Да, ты явно приукрасил или выдумал эту историю. Я ещё понимаю, путешественники, всякие там погибшие альпинисты, даже самолёты могу понять, но не районы. Стояли себе дома никого не трогали, а потом, хоп! И провалились, так что ли? А жители тогда где?

— Эх, ты, Фома неверующий!

-Я — Фома реалист!

— Ты же ведьма, какой из тебя к чёртовой бабушке реалист?

И не поспоришь.

Кстати, о жителях, кругом застыли окаменевшие, словно граждане Помпей, мертвецы. Они выглядывали из окон, просовывали головы в дверные проемы, тянули неподвижные руки к чему-то или наоборот пытались оттолкнуть от себя нечто, что оставило их в таком неприглядном виде. Но их сложно было назвать людьми. Огромные черепа с непропорционально высокими лбами, удлинёнными затылками, физиономии лишенные, определяющих индивидуальность, черт. Лица их, буквально, были пустыми полотнами со щелями ртов, полных зубищ, предназначенных для перетирания чужой плоти, дыры, заменившие им носы, почти как у сифилитиков в запущенной стадии, а вместо глаз заросшие кожей глазницы, нет, у определённых экземпляров они были, но пустые. Наметки губ, которых Создатель, так и не удосужился им дать. Их пальцы, сращенные перепонками похожие на хищные когти диких зверей, бродящих где-то на грани сна и реальности, повисли крючками на чересчур длинных кистях, которые в свою очередь крепились к худющим конечностям, больше напоминавшим кости, обтянутые сухой бумагой кожи.

Она осмотрелась по сторонам, устав созерцать явное подтверждение того, что и дьявол пробовал творить подобно богу. Как в сказке про саранчу. Только здесь вредитель явно побольше будет.

Посеревшая от пепла, временами выпадавшего осадками, почва, изъедена язвами. Янтарное небо, иногда проглядывающее из-за грязно-коричневых туч. То в одном месте, то в другом стояли мраморные пожелтевшие от времени и пыли статуи, державшие на вытянутых руках перед собой, как щиты, кресты. Которые, словно бы остановили ужасных существ, выбежавших из монолитных домов в желании уничтожить кого-то, сожрать. Или же кто-то оставил здесь монументы без всякой цели. Как и всё в этом мире, они выглядели как-то неправильно, да и нездоровая атмосфера, витавшая меж фигур, вгоняла в состояние паники.

— И как эта долина называется? — ещё раз спросила Медея.

— Кто как называет её, — ответил молодой колдун, — Кто называет Долиной Костей, кто Долиной Смерти, Долиной Безысходности.

— Да, безысходность здесь так и чувствуется. Я с содроганием думаю, что было бы, если бы эти чудища были живыми и это была бы ловушка.- Чуть помолчав, она добавила, — Говорят, нынешний Князь обещал оживить всех этих тварей. Я надеюсь, он блефует.

Её бы точно смутило не читаемое, но явно недоброе выражение лица спутника, стой она к нему лицом, но к счастью, она вглядывалась в окна одного из домов и ничего не заметила.

— Не факт.

— Да, ладно тебе! Думаешь, на малой родине тебе претензии предъявят, если линии партии следовать не будешь?

Брови его сначала удивленно поползли вверх, а потом сдвинулись к переносице, выдавая недовольство.

-Какая ещё малая родина? Думай, прежде чем глупость ляпнуть! А то скажешь тоже, потом буду тебя по всей Пустоши в разные сумки собирать.

Отмахнувшись, она принялась спускаться с вовремя подвернувшейся лестницы, уводившей прочь от «могилы», на ходу продолжая болтовню.

— Поговаривают, что нынешний Князь очень странный.

За её спиной Страж Ключа прикрыл глаза ладонью, сдвинув при этом очки почти на кончик носа. Он, конечно, знал, что дочка Мастера со странностями, но считал её немного более благоразумной. Но нет, идёт себе незнамо куда, рассказывает ему небылицы.

— Он существует, как Князь последние лет десять или около того, но никто не знает кто он, когда ему передали этот титул и кем он был до этого. Это тайна, сокрытая во мраке.

«Не такая уж и тайна, мисс Всезнайка, — про себя подумал Ксандер, — ты точно там экзамены ходила сдавать, а не искала кружок по сплетням?»

Нынешний Князь правил чуть больше ста лет по человеческим меркам, но учитывая, что его предшественник Леонид не сразу «покинул пост», то у многих сложилось в корне неверное впечатление, что нынешний властелин молод и зелен. Помнится, он застал кесаря, когда тоже был подростком, как раз в то время он понял, что оказался, обманут тем, кого считал «учителем» и чьим рабом на деле был. Закончив трансформацию, будущий монарх привыкал к новому телу и часто злился не по делу, и в один «прекрасный» день вместе со смешливыми кормилицами открыл ему глаза. Тогда он поверил их словам далеко не сразу, но долгие размышления показали, как он чудовищно ошибался, оценивая окружающий его мир.

— Зато все знают его политику, политику объединения, завоевания, подгребания под себя всего, что плохо лежит и прочее.

«Вот, это ты загнула, подруга! Не дай Бог, услышит сам Князь. Надо тебя закруглять уже».

Тем временем колдунья продолжала монолог.

— Он, наверное, решил на своих плечах вынести все неудачи предшественников. Он настолько сильно желает победы, что ему неважно какой ценой он её получит. Даже, если для этого ему придётся стереть с лица земли не только Город со Стенами, но и всю Пустошь, которая простирается здесь, за Морем и туда дальше. Ему наплевать. Даже, если весь мир погибнет, самое главное для него попрать кости своих врагов, и победить Градначальника. Он сам не стесняется об этом говорить, если верить слухам.

-Ходит молва, ты же знаешь…Тц!, — она недовольно прищелкнула языком, — хотя нет не знаешь, я же тебе ещё не рассказывала, — в этот момент его лицо от природы овальной формы вытянулось ещё немного,- так вот, там за краем земли, где раньше были водопады, а ныне просто спускающиеся в никуда туннель, там за ним есть ещё миры , царства, степи, которых живут другие правители. Как то королевство откуда пришла Дева-лучница, ну ты помнишь.

-Да-да, помню, как такую забыть, — терпеливо соглашался он, не зная как бы перевести говорливую пигалицу в более безопасное русло.

— Я слышала, он собрался объединиться путём того что он переженит своих многочисленных родственников, да дочерей на отпрысках тамошней правящей знати. Знаешь про дочерей?

— Не особо, ты лучше скажи…..

-А-аа! Стоп, дай договорить же! — она грубо прервала его,- перебивать не вежливо! Ну тогда придётся ввести тебя в курс дела, — набрав в лёгкие побольше воздуха, мельница заработала снова . — У этого Князя фишка, он ужасно зациклен на женщинах, говорят, что мимо него не может пройти ни одна юбка, образно говоря, неважно кто : женщина, ведьма, соплеменница, даже если горожанка , он обязательно захочет иметь ее в своём гареме. Но не в целях воспроизводства наследников. Прямого потомства у Князей не бывает, не так они устроены. Собрав их в этом гареме, он стирает им память…

— …

— Слушай дальше, не перебивай. Стирает им сущность и дает новые имена, чтобы они жили ради него. Никогда не думал, кто такой и почему существует такое недоразумение, как Мастер Золотых дел?

Вопрос застал Сашу врасплох, Золотых дел Мастер был тёмной лошадкой, никогда не заявлял о себе в открытую, и ему было страшно представить, что о нём напридумывали словоохотливые подмастерья колдунов. Да, и неловко как-то было обсуждать бывшего хозяина.

— По факту он кузнец. И создавал всю жизнь оружие. Но потом пришёл Леонид (один из предшественников), имя которого мы знаем (Страж, сощурившись, вглядывался ей в спину, явно не соученики рассказали, им до этого дела нет) тоже слегка помешанный на женщинах. Но слегка. Потом Женщина — Князь, а ей как ты понимаешь, нужны украшения, и теперь этот. Он своих дочерей, как шах, увешивает золотом, благо месторождения здесь богатые. Что примечательно все рудники достались Пустоши, а плодородные земли и животворящий родник — Городу.

-Послушай, придержи коней. Ты откуда всё это знаешь?

Внутренне он содрогнулся при мысли, что столько информации утекло не к одной маленькой ведьме-недотёпе, а ещё к кому-то посильнее.

-Существует такой понятие как Сон Князя. Это их несбыточная мечта, обагрить стены города кровью и тереть его с лица земли. Буквально. Не оставив камня на камне, не говоря уже о землях. Ему нужно свершить месть, поэтому там не до плодородия. И он ради этого пойдет на всё. Учитывая…

«Кому сообщить первому? — Задумался горе-проводник. Будучи двойным агентом, работавшим на Город Стражем Ключа, а на Пустошь Мастером Слов, по идее он должен об утечке уведомить обе стороны. Но тогда могут пострадать его немногочисленные друзья на стороне Князя, Хранитель не будет искать источник информации, он, получив её, обрушит неожиданный удар на Пустошь. — Мору?»

Девушка прервала самособеседованье, подергав застывшего спутника со злостью за край плаща, поняв что «свободные уши» её не слышат. А ей есть страсть хотелось, как блеснуть знаниями и показать, что она тоже достаточно осведомлена.

— Слушай, ответь мне так кто же этот Князь? Что за место, что за сон? Почему каждый новый так хочет уничтожить город? — притворившись дурачком, Ксандер прощупывал почву, если она знает слишком много, то от неё нужно будет избавиться. — Он же с предшественниками почти не видится, как же он это понимает, что у него такая цель? У них, что там личное писание? Прочёл и понял: о! вот оно — то самое предназначение.

— Нет, у них нет ни книг, ни писаний, ничего, они передают информацию другим более интересным способом. Говорят, — она понизила голос до шёпота, — каждый новый Князь съедает предыдущего и получает его знания память и силу. И ему не надо ничего изучать заново. Но бывают исключения. Леонид и нынешний прошли всю историю заново, чтобы что-то там понять.

— Зачем ему?

-Кто знает. Он вроде бахвалился, что станет первым Князем, кто поставит Город на колени. Это его предназначение, на котором они помешаны.

— Нда, так себе перспективка.

Послышался шорох. Они обернулись на звук. На склоне песок уже не был печальным, он был красным с золотым отливом, а вот камни, лежавшие на нём, были угольно-черными. На верхушке склона сидели странные существа, похожие на бледных-бледных больных пациентов онкологической больницы. Или рахитников, всю жизни не видевших солнца. Их лица и головы не принадлежали людям, они больше всего походили на обезьян. Глубоко посаженные сливовые глаза, лишенные белков, словно их зрачок расползался на склеру, как линзы в фильмах ужасов. Носы, как у змеи и широкие рты с нависшими бурыми, как гриб-свинушка, губами. Прижавшись, друг к другу, они сидели кучкой и с подозрением таращились на непрошеных гостей в ожидании от них подвоха.

— Мы не тронем вас, не бойтесь, — сказал Саша, после добавив пару фраз, используя при этом Слова, которые ей только предстоит выучить. Тоже, между прочим, для великой цели.

— Не стой столбом, — приобняв за плечи, он быстро вывел ее за пределы долины.

— Интересно, что здесь забыл страж ключа? — подивился один из обезьянок, наблюдавший за ними.

Страж ключа! Страж ключа! Страж ключа!

Повторяли меж собой сидящие на пригорке существа. Непонятно, что привело его сюда, ведь он здесь бывает нечасто.

Вожак их, сгорбленный старик, задумчиво подперев рукой подбородок, пробормотал услышанные Слова.

Кто- то из «обезьян» поднялся с земли и потянулся, при этом кости его издали жуткий скрип, как старые несмазанные петли.

-Эй, — обратился он, к подошедшему с обратной стороны холма высокому существу, Мор, там говорят, твой старый знакомый пришел, не хочешь с ним встретиться?

Великан опустил голову и медленно ответил:

-Нет. Не хочу.

Но взгляд, которым он провожал удаляющуюся вдалеке пару, был куда более долгим, чем он бы хотел показать другим.

— ХХХ, хххх — ххх, — обратился к нему старик и повторил то, что услышал от гостя.

Мор ошеломлённо смотрел на него, не веря своим отсутствующим ушам. Как понимать Стража?

— Куда они пошли, он не говорил?

Обезьяны синхронно пожали плечами, мол, а нам, откуда знать?

— Ну, судя по тому, как она меня костерила, то ко мне, — раздался голос за их спинами, — интересно, что же ей надо от меня, что она так подробно Ксандеру объяснила и кто такие Князи, и чем мы заняты. Видел бы ты его лицо! Бедный — бедный, Ксандер, он был готов сквозь землю от стыда провалиться! Ха-ха! Вот, умора!

Тельце, покрытое короткой черной шерстью издалека напоминавшее несколько обкусанный человеческий торс, затряслось в конвульсиях от хохота.

Руки тоненькие, как паучьи лапки, длинные и жилистые, тем не менее, разрывавшие без труда человека на куски, сейчас были сложены на ходившем ходуном брюшке, а голова на короткой шее улыбалась, скаля зубы. Обычно лицо пряталось под бинтами, но не сегодня. На бледном лице поселилось несколько пар мелких слепеньких глазок, не считая основных, которыми он созерцал удивленные лица подчиненных, всякое отсутствие носа или намека на ноздри, и огромный лягушачий рот. Как говорил один его знакомый: « Тобой можно лечить хронический алкоголизм. Пациент либо никогда больше не будет пить, либо отправится в царствие небесное в самом начале терапии».

— Ваше превосходительство, когда Вы…

— Пришёл? Почти сразу же, как наш добрый Страж вышел из Портала. Кто ещё будет при этом звонить в колокольчик, оповещая о своем приходе?

— Какой колокольчик? — гигант сощурил правый глаз, недоумевая. Он слышать не слыхивал ни о каких колокольчиках в Портале, да и откуда им там появиться?

— Образно говоря. Не будь таким серьёзным, Мор! Я понимаю, что как только ты видишь или слышишь о Ксандере, логическое мышление у тебя отключается, как и любое другое, но будь другом, не тормози, а? Думаешь, шкатулки умеют играть сами?

— …

— Ладно, проехали. Давайте, отправимся за ними, посмотрим, что эта бойкая девица задумала.

* * *

Было настолько тихо, что казалось тишина, звенела в воздухе маленькими серебряными бубенчиками. Дорога, выбранная ею, привела в тупик. Путь им преграждал скособочившийся на один бок небольшой хлевушок, втиснувшийся между двух скал. Неказистый домик, наспех сколоченный из старых досок, стоял, как нищий старик, сгорбившись перед гостями. Не было у него ни окон, ни дверей, лишь хлипкая лестница, прислонилась к краю крыши, устланной соломой. «Милые мои, только так». Довольно посмеиваясь, она приглашала гостей наверх. Они переглянулись.

-Знаешь это место?

Он отрицательно покачал головой. Порой, в Пустоши встречались странные места. Они, наверное, остались после взрыва или перенеслись вместе с ураганом, как в сказке. Но не было здесь ни говорящей собаки, ни тропинки, вымощенной жёлтым камнем, ни башмачков, ни тем более испуганных львов.

Перекладина заскрипела под ступнёй, но не сломалась, можно было осторожно подниматься. Но чем выше она поднималась, тем страннее становилась стремянка, изгибая спину, как ворчливая старая кошка, сердящаяся даже на дождь, капающий под вечер. Оказавшись на крыше, девушка осмотрелась по сторонам. Снова две горные стены по бокам, да рельсы, продолжавшие лесенку, они уходили куда-то вдаль. Но в синеве горизонта ничего не было видно.

-Какое милое место! — восхитилась она.

— Будь внимательна, — заметил спутник,- здесь может притаиться опасность.

Да уж, ужасно она несобранна, раз не заметила, что стоит среди колосящейся золотом высокой пшеницы. Волнующееся жёлтое море стелилось перед ней, окликая нежным голосом в дальнюю дорогу. Чарующий вид. Поначалу, девица шла, соблюдая всевозможные предосторожности, и подол длинной юбки поднимала, и раздвигала перед собой колосья, чтобы видеть дорогу, но совсем скоро, потеряв всякую осторожность, она, как маленькая, помчалась вниз по склону.

«Как в детство вернулась».

Когда-то она жила в маленьком бревенчатом домике на краю деревни, за ним стелилось огромное поле, в котором прятались мыши, сновавшие туда-сюда по норкам, а ниже по склону текла бурная широкая река, в которой плескались озорные рыбки. Помнится, на берегу всегда стояла оставленная кем-то лодка. Как будто приглашала сесть и отправиться на другой берег, где зеленел тёмный-тёмный лес.

-Стой!

Сзади раздался взволнованный голос, и она чудом успела затормозить на краю пропасти.

— А-ах!

Отскочив от обрыва, непутёвая ведьмочка чувствовала как что-то всеми силами, вцепившись в край юбки, тянет её во тьму. Ещё чуточку и оно победит в этой схватке. А вокруг не за что схватится, какая досада!

-Держись крепче! — обхватив рукой её запястье, более опытный колдун выдернул спутницу из лап неминуемой опасности. — Да, сказал же! Чего помчалась?

— Воспоминания… — только и могла промямлить она, потирая ушибленный при падении копчик. Вокруг них не было ни поля, ни пшеницы, ничего из показавшегося ей морока.

— Они не твои. — Опустившись рядом, он смахнул со лба капельки пота, — думаю, я знаю, где мы.

-М?

— Совсем скоро мы прибудем к входу к Катакомбам. Пожалуйста, веди себя прилично, если не хочешь, чтобы я тебя превратил во что-нибудь.

— Я больше не буду! Честно!

— Я тебе не доверяю. Ты дурёха безответственная.

Он поднялся. Впереди что-то темнело, возможно, это и был вход.

* * *

Саша не ошибся.

Через какое-то время (на Обратной стороне невозможно было определить течение времени, возможно, они блуждали здесь неделю или всего несколько часов) перед ними возникла кирпичная стена у подножия которой, углубляясь, зияла дыра.

— Прыгаем?

Не ответив, Ксандер спрыгнул вниз, растворяясь в кромешной тьме.

— Вот, обидчивый, зараза, — недовольно топнув ногой, она последовала его примеру.

Если бы девушка была хоть немного осмотрительнее, то обязательно вняла бы просьбам старшего товарища, и оглянулась бы по сторонам, прежде чем утонуть в неизвестности. Но рыжая пышка с шапкой непослушных кудрей, сегодня собранных зёленой в тон платью лентой, не удосужилась позаботиться о собственной безопасности. Иначе обязательно бы заметила тени, притаившиеся неподалёку.

Дождавшись, когда те двое войдут, первая тень приблизилась к отверстию, с любопытством прикидывая, где сможет срезать путь, чтобы обогнать гостей.

— Похоже, Ксандер здесь ещё не был. Тоже мне Страж ключа!

Высокое существо виновато опустило голову, признавая чужую ошибку, как свою собственную.

— Он ещё слишком молод, много не знает… — начал, было, он, но был резко прерван собеседником.

— Ну, тебя к Аллаху, Мор! Я просто размышляю вслух, а ты резко глупеешь, как только разговор заходит о Ксандере. Иди лучше, скради его по-тихому из коридора, оставь эту дурынду мне. Уж мы-то с ней повеселимся!

* * *

Кем бы он ни был, тот, кто пробурил в скале этот туннель, он действительно должен был быть огромен, сродни великану. Она бы даже назвала это место штольней, вряд ли здесь был ещё и выход на поверхность, скорее всего коридор тянулся дальше и спускался на другие уровни. Самое подходящее преддверие Катакомб. Бррр! А тут прохладно! Кирпичная кладка стен местами покрылась трещинками, а там где прицепились крепежи ламп и вовсе искусственный камень местами обкололся. Ничего не ведающие об этом, светильники слабо освещали пространство, отчего ей казалось, что сейчас из темноты выскочит жуткое чудовище и нападёт на них.

Кап! Кап! Кап!

С потолка капала вода, значит, над их головами, возможно, текла речка, загнанная в трубы. Сделав несколько шагов вперёд, она отметила, что перестала ощущать под ногами твёрдую почву, по щиколотку оказавшись в мелком гравии, потом и вовсе споткнулась обо что-то очень твёрдое.

Рельса?

— Саш, а, Саш…..

Медея замерла, снова подумав, что, к сожалению, мысли в этом мире очень даже материальны, из-за спины бывшего подмастерья её отцы вынырнула пара сильных рук, схватила в охапку не успевшего сообразить, в чём же дело спутника, утащила его совсем, как житель пропасти намеревался унести её недавно. Только более удачно. От страха она сосредоточено уставилась во тьму, и её казалось, что она слышит хруст костей и треск разрываемой ткани. Т-тьфу! Прочь наваждение! Ой, ей. Что же делать?

— Sv;t!

Вспомнив, что она как- никак колдунья, Медея наколдовала маленького помощника. В сложенных лодочкой ладонях под воздействием заклинания расцвёл бело-голубой огонёк похожий на большую каплю. Он потянулся и открыл два крошечных, сверкающих, как звёздочки, глаза и посмотрел на хозяйку, спрашивая, что ему делать дальше.

— Посвети мне, пожалуйста, милок, я заблудилась. Да, — отведя взор, она насупилась, — мне стыдно, что я такая большая и такая неосмотрительная.

-Уву! — радостно сказал огонёк и взмыл в воздух, приглашая её следовать за собой высокую ведьму.

* * *

Наколдовав удобную для передвижения одежду, она бежала вдоль колеи служившей её ориентиром, чтобы не сбиться и не потеряться в ответвлениях тёмного лабиринта. Несколько раз на пути возникали бетонные блоки, на которые приходилось взбираться, подтягиваясь на руках, и перелазить на другую сторону. Но, несмотря на усталость, девушка не останавливалась для привала, мало ли что ещё за твари таятся за её спиной? Пару раз она отчетливо слышала чьё-то шебуршание в боковых проходах. Похоже, они спустились вовсе не в штольню, сооружение напоминало кабельный коллектор, куда она лазила вместе с ватагой одноклассников в средней школе, пока это не просёк отец.

Если она всё правильно рассчитала, то вот эти самые трубы под которыми она в данный момент пролазила, согнувшись в три погибели, приведут её к боковому цеху, а он в свою очередь выведет к бомбоубежищу с несколькими выходами. Один, из которых ведёт на поверхность. Ногами, подталкивая тело вперёд об ржавые изгибы, она ползла по водоводу, словно змея, весьма неуклюжая. Ползти придётся долго, для этого ей как раз и пригодился наколдованный рабочий комбинезон. Пока было время подумать о сегодняшнем, как она надеялась, ведь время здесь течёт странно, дне.

Ей и раньше доводилось быть за Стенами, но резиденция Хранителя в детстве была не интересна для неё, зачем, когда есть ярмарки с леденцами? Конечно, она немного погорячилась, припугнув Служительницу, но что ещё оставалось делать, когда она, пройдя сквозь зеркало, обнаружила, что все секретные ходы, про которые рассказывал N, оказались наглухо завалены камнями? Пришлось выйти и пожурить работницу. Несправедливо. Никто же не знал, что к ним пришла дочь Первого Палача, знали бы, мигом бы подготовились, и Хранителя бы притащили повидаться.

О своём поведении после того как они покинули Долину и вовсе вспоминать не хотелось. После такого Саша вряд ли согласиться куда-либо ещё с ней идти. Она в точности выполнила все наказы N, привлекая к себе внимание Князя, уж он-то, наверняка, был поблизости, на духу выложив всё, что знает. Оставалось уповать, что он клюнет на приманку и согласится с её условиями. Иначе не видать ей сердечного друга живым и целёхоньким. Наконец трубопровод закончился, она спрыгнула на пол и с удовольствием расправила плечи, отметив насколько приятно стоять в полный рост.

Миновав металлические решётки ворот подвального цеха (в этот раз она не ошиблась), ведьма прошмыгнула в приоткрытую дверь бомбоубежища, на всякий случай, наколдовав стальной прут, которым изнутри закрыла винтовой механизм. Кто знает, вдруг копошащийся кто-то внутри туннеля решит последовать за ней? Пусть неизведанное таится только впереди.

Освещая себе путь маленьким огоньком, она заметила кое-что необычное. За дверью ожидали совсем не полуподвальные помещения, а большая полукруглая площадка, на которой можно было танцевать при желании, и два эскалатора, ведущих вниз.

Казалось, куда уж глубже? Но Катакомбы жили по своим правилам. Над входом на подъёмно-транспортную машину повисла арка, с восхваляющей советского человека надписью. К несчастью часть букв отвалилась и теперь одинокое слово «человек» было то ли предупреждением, то ли констатацией факта. Лестничное полотно было неподвижно, поначалу напугав её возможностью провалиться вместе со ступеньками, но пройдя несколько шагов вниз, она убедилась, что ничего страшного не случится.

— Можешь немного ярче светить? — обратилась она к огоньку, который запищал в ответ хозяйке, разгораясь с новой силой.

Теперь стало видно на пару метров вперёд, вроде бы без провалов. Серые ребристые выступы были завалены незнамо откуда принесёнными рекламными листовками, а метров через десять ей пришлось потесниться, проходя бочком, так как проход перегородило трио деревянных кресел с откидными сидушками, которые обычно встречаются в актовых залах в школах. С потолка свисали лохмотья облупившейся краски. Местами краска не до конца отвалилась, отчего поверхность напоминала больную, потрескавшуюся от сухости кожу.

Во время спуска она решила посчитать ступени для успокоения души и сердца, вот заблудится она, придёт к конвейеру, и, поднимаясь, снова пересчитает ступени, а их будет не семьсот сорок, а допустим, семьсот, так станет понятно, что она вышла не туда и нужно вернуться, начать сначала. Не то, чтобы она страдала топографическим кретинизмом, но перестраховаться в незнакомом месте просто жизненно необходимо.

Спуск завершился, дальше предстояло проникнуть в недра сооружения.

* * *

Забинтованоголовый наблюдал, как на месте рыжей девчушки в неуместном зеленом платьице появилась девушка постарше в брезентовом костюме. Удивлению не было предела, не так уж и проста, оказалась, приведённая Стражем гостья.

«Значит, паясничала она специально, чтобы я заметил. Хитро. » — Размышлял он. — «Интересно, кто же её надоумил? Может, засланный казачок?»

Окольными путями Князь следовал за жертвой, прячась в глубине коридоров, стоило ей заметить слежку. Ему нравился темп погони, словно он был охотником, а она жертвой. Но ощущение пропало, как только хитрая девчонка юркнула в сплетение труб, наверное, решила, что так попасть в кяриз будет проще. Ну, что же, он не будет мешать, двинется другими тропами.

Поэтому стоило ей спуститься с эскалатора, как они встретились лицом к лицу.

* * *

Вновь оглядевшись, Медея как раз собиралась спуститься с ленты, когда нос к носу столкнулась с обитавшим в галерее идолищем. От неожиданности она громко завизжала и попыталась подняться обратно, но, не вовремя споткнувшись, кубарем полетела вниз. В недружеские объятья к существу с туго замотанной бинтами головой, больше ничего она разглядеть не успела, подскочив и побежав, куда глаза глядят что есть мочи.

Клацая отросшими когтями по полу, оно последовало за ней.

В полнейшей тишине она слышала лишь отзвук собственных шагов от плиточного пола, сбившееся дыхание, да бешеный стук сердца. Казалось, существо отстало, потерявшись в лишённом света коридоре. Но расслабляться пока было рано, немного передохнув и переведя дыхание, она готовилась пуститься в бега, как в свете голубого огонька из мрака выплыло знакомое белое пятно лица, неразборчиво что-то бормоча. Возможно, посмеиваясь над ней.

— Да, что же это такое! Me;!

У неё была дурацкая привычка, когда она нервничала, выкрикивать заклинания, но в данный момент это заботило её меньше всего. Материализовавшийся из воздуха клинок, заточенный с обеих сторон, удобно лёг в руку, позволив начать наступление на врага. Выставив опорную ногу перед собой, девушка сделала выпад мечом, от плеча целясь в грудь противника. Теперь она, наконец, разглядела напавшего на неё жителя глубин. Не считая человекоподобной головы, замотанной в полосы ткани, он очень сильно походил на застывших наверху чудовищ в Долине Безысходности.

Противник с легкостью уклонился от удара, отступая. Не давая ему опомниться, Медея шагнула вперёд, перенося тяжесть на другую ногу и раскрутив меч над головой, нацелилась в голову.

Клинок неудачно, повернувшись, ударил плашмя.

-А-аргх! — со злостью на саму себя выдохнула девушка.

-Ш-ш-ш! — в ответ зашипело существо.

Неожиданно движения её стали вялыми, как будто она попала с вон наяву, а тело лёгким.

«Межмирье! Точно!»

Вот он шанс на спасение.

Она, как и до этого, очутилась в мире с почти полным отсутствием гравитации, смоляным небосводом и россыпью звёзд.

Но стоило резко, насколько позволяла местная гравитация, развернуться, как она снова столкнулась со своим преследователем. Повиснув в воздухе вниз головой, он явно не был рад сложившейся ситуации.

Та бы они и висели, если бы вдалеке не послышались чьи-то грузные шаги, заставившие её с перепугу перекувыркнуться через голову и вывалиться из невесомого мира.

— Гой ты еси матушка-земля, взывает к тебе дочерь твоя. Молю тебя придать мне сил своих, уберечь меня защитой материнской, любовью священной, — наскоро произнесся защитный заговор, она обессилено повалилась на землю. Но не тут-то было. Кто-то заботливо подхватил её за плечи, осторожно опустив, на вымощенный камнем пол.

-Спасибо, Саш, ты мне и сдохнуть спокойно не дашь в случае чего, верно?

Тот кивнул, сделав вид, что не заметил перемен в знакомой.

Чуть дыша, она осмотрелась по сторонам, вот они и прибыли в Амфитеатр, где разыскиваемй ею Князь устраивал зрелищные представления, стравливая своих генералов т пойманных пленников.

Необходимо было отдохнуть. С этой мыслью она отключилась, погрузившись в небытие.

* * *

За окном медленно падали крупные снежинки похожие на упитанных мух, и живя на первом этаже, он привык каждое утро, нет-нет, да зависнуть, наблюдая за жизнью по ту сторону. После назначения на должность Палача такая возможность предоставлялась ему не часто, так как Работник Царствия Небесного быстро просёк почему его подчинённый опаздывает на службу и начал являться по утру,чтобы разбудить и проследить,что участковый не заснул в процессе сборов. Сегодня не было исключением.

— Вставайте или опоздаете, — схватившись кончиками пальцев за его плечо, тот легонько встряхнул гос служащего. Честной снова подумал о невероятнейшем размере рук своего покровителя, хотя при его росте неудивительно иметь руки -ласты, — я не нанимался к вам нянькой, ну же!

Он было уже приготовился достать дисциплинарный блокнот, которым обзавёлся исключительно с целью припугнуть коллегу, в чём не преуспел, когда служащий наконец перестал притворяться глухим.

-Оставьте меня в покое, я в отпуске! — страдальчески закричал Алексей, оказав слабую попытку сопротивления, — Я Вам не говорил разве? Нет? Значит, забыл. — Скорее разговаривая сам с собой нежели с собеседником, повернулся на другой бок и покрепче завернулся в одеяло. В полусне он почувствовал как прогнулся под чем-то тяжёлым другой край тахты, но решил ни в коем случае не открывать глаза.

— Вы меня огорчаете, знаете ли! Нельзя быть таким несобранным!

Четвертый Работник беспомощно опустился на незанятый край ложа, он всегда удивлялся человеческой способности чуть появлялась возможность укладываться спать. И количеству мест, куда бы можно было прилечь в однокомнатной квартире. В маленькой комнатушке втиснулись тахта, раскладушка между шкафом и стенкой, вторая пряталась в стенном встроенном шкафу в коридоре, к другой стене прислонился диван-книжка, даже на кухне маленькой и узкой вдоль стола вытянулся твёрдый, как камень, диванчик. Но удивлялся он недолго, этим же утром он воочию убедился,что,чем больше спальных мест, тем лучше.

Подремал Честной не очень долго, вскоре раздался громкий звонок в дверь, он приглушённо застонал и начал выбираться из текстильного кокона, который сам же и соорудил.

-Да, иду уже, иду, — ответил он нетерпеливому звонку, кричащему о каких-то неведомых гостях. Работник уже куда-то испарился, а может, стал невидимым, обычно он так делал.

Последний, тем временем, оставшись в комнате вновь принялся осматриваться. Однушка на первом этаже больше всего напоминала ему склеп, маленькая, тёмная (за окном деревья перекрывали своими ветвями и кронами большую часть света,а ещё там были птицы, которых кормила верхняя соседка, и они усиленно засирали участковому окно) и холодная. Напротив окна на стене висел старый ковёр тёмно-зеленого цвета, Честный не сознавался купил он квартиру с такой мебелировкой сразу или обставлял самостоятельно. На паркетном полу тоже лежали ковры, красный и жёлтый, местами, не закрывавшие его полностью, там же, где висел персидский родственник сырмака, стояла та самая тахта, на которой обычно спал его протеже, у двух оставшихся стен расположились диван-книжка, пара сервантов и угловой шкаф, рядом с «книжкой» притулился никогда не включаемый телевизор на тумбочке со стеклянными дверцами. Привыкшего к простору Работника, обстановка раздражала.

Гражданин, который внезапно ушёл в отпуск, не поставив его в известность, за что он потом будет писать объяснительную, наконец справился с замком и прихожая наполнилась жутким гомоном, от которого у него сразу разболелась голова. Всё так же оставаясь невидимым, он вышел из комнаты, взору его предстала возмутительная картина. В и без того крошечном предбаннике столпилась куча народа, две женщины (одна на возрасте, а другая помоложе и в положении) и орава детей всех возрастов, он насчитал троих бойких мальчуганов и двух девочек, которые с интересом осматривали место, куда их привели.

— Ну,что вы, тётушка, я сегодня первый день в отпуске, — как раз заканчивал сказанную ранее фразу Второй Палач.

— Вот, видишь, Катька, — обращаясь к беременной тараторила тётушка, — я как чуяла,что мы вовремя едем.

«И это ты называешь вовремя?!» — возмутился про себя работник. — «Скорее для тебя это и удобное время, а человеку, к которому ты впёрлась без приглашения весьма обременительно».

Совершенно не обращая внимания на возражения хозяина, женщина тут же взяла бразды правления в свои руки и стала распоряжаться, что куда класть, как поставить и кто ляжет на кровать, а кого положат на раскладушку. Приунывшего собственника выселили на кухню, но спать ему уже не пришлось, сначала выяснилось, что он закоренелый холостяк, что так не живут, дома всегда должна быть еда, родственники же могут приехать, да, и пора ему жениться уже, в деревне на примете как раз есть пара-тройка девушек на выданье. Приезжай, мы тебя сосватаем.

С радостью он был выгнан из дома в продуктовый магазин, уже на улице, вспомнив,что не надел шарф и шапку, участковый обернулся было,чтобы вернуться, когда на плечо ему легла материализовавшаяся из ниоткуда огромная изуродованная рука. Его попечитель особо не распространялся где и кто так сильно ранил бессмертное по сути существо, но внешне конечность была очень уродливой, расщеплённая с отсутствующим средним пальцем, она была похожа на клешню рака, пальцы изогнулись в вынужденном положении, как когти хищника. Первое время, он, человек, чем только не пуганный на работе, каждый раз невольно вздрагивал, но со временем привык. Накрыв чужую кисть своей, он успокаивающе по ней похлопал. Правда, он не совсем знал кого именно успокаивает, своего привыкшего к спокойствию и порядку начальника или же себя с упущенной возможностью отдохнуть.

— Как думаете, что лучше купить? — спросил он, сделав попытку разрядить обстановку.

— Мыло и верёвку.

«Ну, что же, — про себя подумал милиционер, — кому-то хуже,чем мне, судя по настроению. Я могу испытать облегчение».

Сложно было понять Четвёртого, то ли он серьёзно, то ли пытается освоить человеческие шуточки .

Стоило вернуться с улицы ,чтобы снова попасть в атмосферу постоянного ора, грохота и возни, продолжавшихся до ночи. Только они оба с облегчением вздохнули, как пришло время отхода ко сну, как маленькие дьявольские отродья , как он про себя уже назвал двоюродных или троюродных племянников старшего участкового уполномоченного майора милиции по району , включили на полную громкость телевизор.

Тяжело вздохнув, майор, изгнанный с тафты пожалел о том,что не выбросил телевизор к чёртовой матери ещё год назад, ящик находился как раз за стеной, около которой он лежал, а Работник начинал всерьёз подумывать об использовании данной ему власти,чтобы совершить какую-то маленькую пакость, например, сломать прибор, или затопить комнату, чтобы уж наверняка вытурить из квартиры незваных гостей. Но подумав немного, пришёл к выводу,что пакость выйдет отнюдь немаленькой и сильно ударит подопечного по карману.

Он задумался, закрыв уши несчастного специальным Словом, соткавшим около его головы воздушную звуконепроницаемую подушку. Взгляд его рассеянно бродил по книжной полке, висевшей над дверным проходом, когда он приметил одну замечательную книженцию. Тонкие губы расплылись в довольной улыбке, обнажая два ряда острых зубов.

* * *

Утро началось с столпотворения в коридоре, образовавшаяся очередь в туалет, и так бы его разбудила, но для верности , как чёртик из табакерки, из комнаты выскочила тётушка и начала нещадно расталкивать его одной рукой, и гремя кастрюлями и сковородками другой. Квартира наполнилась жизнью.

«Чёрт бы побрал ту жизнь!»- про себя выругался Алексей.

Изобилие жизни вводило его в состояние нестояния, чуждое ему по натуре, нагоняло апатию. Хоть он и значился отдыхающим от службы, но начинать день с вязкой обволакивающей оцепенелости не хотелось. Считай, что и вторые сутки варварски загублены.

— Цветочки разводишь?- дружелюбно спросила Екатерина, тоже пришедшая на кухню, народ подтягивался поближе к завтраку.

Он хотел было всё отрицать, но обернувшись к окну, тоже увидел странный невиданное ранее растение в большом белом горшке и смог только выдавить из себя неуверенное:

— Да, вот, как-то так.

Стоило только нарисоваться рядом кому-то из его ровесниц, как он тут же начинал чувствовать себя не в своей тарелке, словно совершил что-то постыдное,хотя был законопослушным гражданином. Возможно, это из-за того,что мать воспитывала его в строгости. Чтобы сгладить как-то неловкое молчание, повисшее в воздухе, он начал с интересом рассматривать пришельца в горшке.

Из земли торчали многочисленные зелёные стебли,ветвящиеся у основания, и отливающие красно-фиолетовым оттенком на верхушке. Судя по тому что на гранях этих ростков расположились неколющиеся зубцы, то можно было предположить о наличии у себя кактуса. Листья отсутствовали. Но самое главное у основания молодых побегов, усевшись на отогнутых книзу цветоножках, гордо расположились неяркие волосатые красноватые бутоны.

Однозначно, где-то он уже видел этого инопланетянина, а раз что-то оно будило в его памяти, значит, с ним связано что-то важное, но что именно он вспомнить не мог.

Следующие двенадцать часов прошли так же сумбурно, как и весь предыдущий день, только теперь поддерживающий его патрон куда-то ушёл. Сначала он не мог понять, куда же делся вечно сторожащий его небесный служащий, но проснувшись от дикого крика утром третьего дня, он понял, что начальник у него существо нрава весьма необычного. Можно сказать, зловредного.

Вся кухня, усиленно натопленная батареей, пропиталась запахом тухлого мяса, а на подоконнике устроился виновник маленького катаклизма. Бледно-палевые в бордовую полосу цветы в форме пятилучевой звезды были очень приятны глазу, но благоухали гнилостным запахом.

-Стапелия! Это же Стапелия! — исступленно вопила тётушка, открывая на распашку окна, отчего он,ещё не отошедший ото сна, громко чихнул,

— Мужчины!- презрительно кинула она, — ты уж, если не знаешь,что за цветок, так не заводи!

-Я думаю, что в своей квартире я в праве заводить что моя душа пожелает.

Ему уже порядком всё надоело,что живя в большом городе, он по какой-то причине прослыл весьма гостеприимным родственником в деревушке, в которой был всего один раз за всю жизнь, и то, когда хоронил матушку. О наличии многочисленной родни он узнал тогда же.

— Выкинь его! Провоняет же всё! — продолжала настаивать матрона в кружевной ночнушке.

Но он был непреклонен и продолжал держать круговую оборону, закрыв все окна наглухо, отгораживаясь от стужи на улице. Дома внезапно стало тихо, словно всех сдуло ветром или в соседней комнате тётушка готовилась нанести ответный удар. Взяв в руки цветочный горшок, он задумался. Порой ему казалось, что руководитель немного перегибает палку в отношении него, как заботливая нянька, он изо всех сил старается опекать его. Не так давно будучи в Канцелярии (бумажная волокита с оформлением на должность затянулась и он почти каждый день ходил туда в течении месяца) он краем уха подслушал, что Четвёртый очень правильный Работник и очень плохо работает в команде, то есть то,что ему доверили обучение новичка — из ряда вон выходящее явление. Или за этим стоит нечто большее. |Сам ангел, а именно ими по сути они и являлись, похоже не придавал внимания слухам и часто повторял, что всего лишь исполняет свой долг.

«Ну-ну, ты переживаешь больше, чем я сам», — рассеянно подумал новичок., глядя за в окно. Снежинки всё так же падали с неба,как и в утро понедельника, их ничего не трогало. Да, и что могло бы помешать им, если подумать.

Пригревшись,незаметно для себя, он крепко заснул и проснулся только вечером уже на тахте. Рядом сидел Работник-Стапелия и что-то читал. Шумного табора родни нигде не было. Как дошёл до комнаты, он не помнил,да и не слишком переживал по этому поводу, памятуя, что небесный защитник имел нехорошую привычку таскать его за шкирдак время от времени. Как котёнка. Неприятно, но не смертельно. Член собрания только что и делал,что заставлял его проходить через неудобные ситуации. Как будто хотел показать,что это не он не уживчивый, а окружающие не лояльные.

-Спасибо, Вы меня очень выручили, — тихо сказал участковый, — но жалко же их, не на вокзале же им ночевать теперь?

Укоризненно посмотрев на подчинённого, делегат глубоко вздохнул и закрыл книгу про комнатные растения.

— Уж не считаете ли Вы меня чудовищем? — оппонент активно помотал головой, мол, как я мог и думать не смею, — Наши люди уже позаботились о них, не переживайте.

— Хорошо, -он замолчал, задумавшись, но потом снова принялся благодарить своего спасителя, — право слово, не стоило Вам так себя утруждать. Ни к чему это.

-А,это уже не Вам решать. — с раздражением бросил собеседник, — Спите.

Человек не стал спорить и ,послушавшись совета, лёг. Ему не понадобилось много времени, стоило голове коснуться подушки, как он провалился в объятия сна, на бледном лице появилось выражение внутреннего удовлетворения, а вечная морщинка меж бровей наконец разгладилась. |Таким спокойным «его» человек нравился Работнику куда больше,чем, взмыленный бегающий по рабочим вопросам и порой нецензурно выражающийся в адрес окружающих. В частности жильцов участка, за которым был закреплён. Чаще всего в адрес конкретного жильца за один день, успевавшего набедокурить на год вперёд. Но тётушка государственный советник юстиции обычно улаживала дела быстрее, чем участковый успевал открыть рот по этому поводу.

Отложив книгу, он поправил сбившееся одеяло и опустился рядом на свободную часть кушетки (ему при этом пришлось согнуть чрезмерно длинные ноги), во сне у него не было никакой необходимости, но дурной пример заразителен, как говорится.

* * *

Они оба составляли удивительную пару, над которой не смеялся только ленивый на Обратной стороне, как их только не называли: и Высокий и Низкий, Тонкий и Широкий, доходило и до совсем обидных, таких как нянька и маменькин сынок. Труженику Небесной Сферы оставалось лишь пропускать их мимо ушей и стараться,чтобы они ни под каким соусом не дошли до подшефного стража порядка, который от этого весьма некстати падал духом. Виной всему была разница в росте и обстоятельства при которых назначили второго Палача.

(Описать обстоятельства ).

Как-то, стоя, запрокинув голову, Честный рассказал о своей теории, что были когда-то существа похожие друг на друга, которые потом разделились на группы и стали видоизменяться, подстраиваясь под условия окружающей среды. Сначала Работник подумал, что он так интерпретирует историю о Вавилонской башне, но поразмышляв над историей, понял что до него коряво пытается донести человек. Логические рассуждения привели милиционера, не имевшего отношения ни к философии, ни к генетике, к абсурдным выводам, сродни схоластики школяров в былые времена. Но,чтобы не задеть своего подчиненного, он внимательно выслушал его неправдоподобные доводы о том,что все когда-то были людьми.

-Наверное, был же когда-то мир без Сторон? — он снова посмотрел наверх, — а Вы что скажете, Четвёртый?

На небесах не было имён, поэтому всех звали по порядковым номерам.

-Это возмутительно! — ответил он с высоты двух с лишним метров роста, потеряв терпение от бестолковой болтовни.- Ни мы, ни Падшие никогда не были людьми!

-Ясно. — после короткого ответа повисла длительная пауза. Может, любопытный участковый хотел бы и дальше продолжить разговор, но резкий тон пресек всякое желание.

Немного погодя, подумав,что сделал всё наоборот, и задел чужое самолюбие, внешне напоминающий человека, великан спросил:

— Алексей, я Вас обидел?

Тот отрицательно покачал головой, продолжая что-то писать за рабочим столом.

-Тогда,давайте, поговорим ещё немного, если я Вам не мешаю.

Второй повод для насмешек над ними давала их удивительная манера выканья, если Работник делал это не только из-за хронической вежливости, присущей им обоим, но и давая понять,что никаких дружеских отношений между ними быть не может, то участковый по большей части не посмел бы фамильярничать с вышестоящим Заступником.

И третьей причиной, почему они были притчей во языцах, стал сам факт назначения Честного на должность Палача. Кто-то пустил слух,что новый Инквизитор был выбран из расчёта уравновесить силы, то есть сильного Первого определить на сторону Города (потому как сам он всегда принимал не ту сторону, которую от него хотели), а слабого, как овечку, Второго на сторону разросшейся Пустоши. Поэтому за глаза все звали новичка бессильным, хотя все знали,что Палачами не становились просто так, это было предопределено. В каждом поколении рождались люди, которые как бы оставались в резерве, чтобы в будущем, случись какая беда, они могли принять присягу. До предпоследней Войны у них был постоянный Второй Палач и исполняющий обязанности Третий, но они оба погибли, и не оказалось ни одного достойного кандидата, поэтому какое-то время обходились одним. И,казалось бы, какая удача нашёлся новый претендент, да ещё и выдвинутый членом Собрания Высшего Цикла, но не тут -то было.

-Вот представьте, — отвлёк его от нахлынувших воспоминаний Алексей, — что кроме вас и Падших, все остальные это видоизмененные люди. А люди — видоизмененные вы.

Ведь, помнится, Бог создал Адама по своему образу и подо….

Огромная ладонь зажала ему рот, не дав закончить, обхватив подопечного за плечи другой рукой, он с опаской огляделся, на мгновение ему показалось,что за окном мелькнула какая-то тень.

— Тише! Это не та тема, которую стоит поднимать, даже в один на один со мной, ведь и у стен есть уши, — прижав к себе Палача чуть крепче, он понизив голос, прошептал, — мне бы не хотелось,чтобы Вас «убрали».

Дождавшись, что придушенный слегка участковый кивнёт, он медленно опустил руки, а потом подошёл к окну и задёрнул шторы.

* * *

Вдруг раздалась требовательная надсадная трель и представитель рода людского едва,распробовавший сновидения на вкус, поморщился, как от сильной боли, гримаса была потешной, но обычно не скупящийся, при человеке, на эмоции Работник удержался от смеха.

— Прошу простить сердечно, но я не встану, даже если это будет Второе Пришествие.

— Я Вам лично сообщу об этом, обещаю. Поэтому спите спокойно, — он снова использовал Слово, изолирующее человеческие уши.

Тем временем некто, кого никто не ждал, с негодованием начал тарабанить в дверь и бить ногами. Глухие удары доносились даже из-за обитой дерматином двери и она недовольно скрипела, сердясь на ленивых жильцов .

— Вот же неугомонный, — он снял очки-консервы, защищавшие его слезившиеся от яркого света солнца Земли и не дававшие им пересыхать. Это была их видовая,как сказал бы кое-кто ничего в этом не смыслящий, особенность, так же отгораживавшая их от того,чего они не хотели видеть. У всех Работников был дар — Особое зрение, с помощью которого они могли не только видеть Другие стороны мира не заходя на них, но и видеть сквозь живое и неживое. Так, например, сверзившись с небес на своего подчиненного при их первой встрече, он увидел,что с легкой руки переломал ему половину костей. Но в человеческом мире этот дар давал функциональные сбои и они начинали видеть сквозь кожу в совершенно неожиданные моменты, когда меньше всего нужно было. Узнав об этом, Честный все выходные рылся по шкафам в прихожей, вытащил пару десятков всех видов и разновидностей гвоздей, тупую пилу, об которую по неаккуратности споткнулся и подвернул ногу, и ещё много непонятных вещей,но всё же нашёл старые окуляры со светофильтрами, похожие на два воланчика с тёмными стеклами, и радостно их презентовал. И ему стало как-то неудобно отказываться от дурацкого аксессуара.

Взглянув на мирно посапывавшего подчиненного, ничего такого, кроме свежих костных мозолей на недавно сломанных на службе, когда он разнимал двух алкашей в подъезде, рёбрах, не обнаружил. Он устремил свой взор за стены прихожей. Но и там не было ничего примечательного, пустой тамбур, не более, но стук продолжался. Он нахмурился и переключился на Другую сторону.

Один вид незваного гостя заставил его вздрогнуть всем телом и инстинктивно отпрянуть назад. То был огромный многорукий голем, сшитый из кусков чужих тел, мужских, женских, старых, молодых,даже детей. Местами плоть уже подгнила, её заполняли белесые личинки и взрослые черви, а исходящий от него смрад заполнил воздух и он невольно почувствовал его.

— Буэ-э!- пустой желудочный сок стёк с его губ, вырвавшись из глубины глотки. Глухая ноющая боль колыхалась где-то под диафрагмой при каждом вздохе. Медлить было нельзя, ещё немного и защитный барьер,установленный им с Обратной стороны, не выдержит и чудовище ворвется в помещение. Был бы он один, то с легкостью бы защитился, но вместе с ним ,как назло, Палач, ещё не укротивший свои силы и не способный сражаться.

Добром это не закончится. На Той стороне с треском лопнул барьер и металлическое полотно поддалось напору зверя.

-Всё в порядке?- почувствовав неладное, весьма кстати, участковый возник за спиной. Сон как рукой сняло, но выглядел тот неважно, совсем не для битвы.

Они покинули комнату через врата открывшегося портала, вызванного символом перехода,начертанным ангелом.

Позже, прибыв в свой офис в здании Собрания, он поручил младшим служащим из Канцелярии проверить приехавших родственников. Про себя он отметил, как всё гладко вышло, внезапно свалились, как снег на голову, истощили Алексея, как морально, так и физически (тот пребывал в ступоре от увиденного краем глаза голема), а стоило им только покинуть поле зрения и тут же нападение анти-человека. Ни раньше, ни позже.

— Я не верю в совпадения, а Вы?- обратился он к вошедшему.

Тот улыбнулся в ответ.

© Copyright: Исида Рюноскэ, 2021

Ник открыл глаза, под веками пощипывало, словно кто-то закинул туда пригоршню песка , пока он спал. Если бы у него было несколько свободных минут, то он обязательно полюбовался на свою опухшее после сна лицо, но, честно говоря, он уже проспал. Сквозь достаточно плотные шторы чёрно-белые шторы в какой-то непонятный орнамент , самые плотные из всех чем-то похожие на гобелен по качеству материи, что до этого висели в этой комнате, пытались пробиться первые солнечные лучи. Если бы на него не повесили кучу обязательств, полагающихся человеку возраста, соответствующего выбранному на данный момент, таких как ежедневный набег (а по другому он бы это занятие и назвать не смог, почти с тем же рвением, что заключённые идут на расстрел, орава подростков с неудовольствием шла учиться ) на образовательное учреждение, то он бы повернулся на другой бок и продолжил спать. И всё же, почему набег? Старшаки, мечтавшие поскорее освободиться от гранита наук, особенно те, кто активно занимался спортом, и примкнуть к бандитским группировкам, ходили на занятия только для галочки, чтобы не иметь проблем с родителями, которые в большинстве своём чад мутузли, как Сидоровых коз, за малейшую провинность. Наверное, это была вторая причина, почему многие хотели свалить. Первая, конечно же, желание жить красивой жизнью и получать лёгкие деньги, не сильно напрягаясь.

Стоило чуть пошевелиться, как тело заныло, словно в конечности ему кто-то понатыкал иголок. Каждый призыв Тёмной Матери заканчивался одинаково, но пока что он не привык решать проблемы как-то иначе. Каждый раз он мучился от временной амнезии, боли в мышцах, светобоязни и усталости. Но ничему не учился. Из всех предшественников Мать, он не был до конца уверен, что это была именно его мама, а не какая-то иная сущность, взявшая себе такое имя, обладала наибольшим могуществом. Шаман, который был за «поколение» до него тоже вроде бы не уступал ей по силе, но в жизни приемника особого участия не принимал. А ещё присутствовал Мишка, похабный матерщинник, выискивавший всегда самые неподходящие моменты, чтобы блеснуть талантами. Где точно квартировалась межличностная коммуна было сложно сказать, в голове ли, в душе, а может, и вовсе была заложена в его память, откуда временами показывала себя.

«Ты всё поймешь, когда полностью пробудишься и будешь готов к Войне» — изо дня в день повторяли многочисленные советники. Время шло, а понятнее не становилось.

— Хэ-э!

Вырвалось не то вздох, не то стон откуда-то со дна лёгких, стоило попытаться подняться с кровати. Хотелось бы вспомнить, что случилось минувшей ночью как можно скорее, неизвестность таила в себе множество опасностей, например, ни он, ни его тётя так и не узнали, кто же дотащил его едва дышащее тело до подъезда и позвонил в домофон, вряд ли он лично кого-то попросил. Да, и вообще кто мог знать его адрес с такой точностью? Бррр!!! Ему снова стало не по себе.

Ник потёр внезапно занывшее предплечье, оно будто протестовало против любого движения, а тем временем будильник снова истошно заорал.

-Иду я, иду! Только не кричи!

Как говорит Четвёртый: «Ох, уж эти странные прилипчивые человеческие повадки!»

Разговаривать с неодушевленными предметами было как раз таки из этой оперы, но поделать с собой он ничего не мог. Подражая, чтобы как можно скорее вжиться в человеческое общество, двоим ближайшим его представителям в лице Медеи и Ксандера, он быстро перенял от них уйму вредных привычек. Кстати, интересно, чем закончился их телефонный разговор вчера? Надо будет после занятий уточнить у домашних.

Про себя отметил Князев, стараясь как можно бесшумнее обуться, не разбудив спящих в такую рань, и выйти из дома.

Ему нравилась эта сторона мира. Казалось бы, начало октября, а осень и не думает вступать в свои права, листья только-только начали желтеть, температура ночью и не опускается ниже семи градусов, а значит, земля ещё хранила остатки летнего тепла. Даже августовская паутинка невидимой пеленой ещё прилипала к лицу, заставляя промаргиваться и чихать, стараясь смахнуть её.

Миновав пешеходный переход, он остановился на перепутье, вокруг было безлюдно. Так скажем, несмотря на то что, он прохрапел всё на свете, отсутствие спешащих горсток прохожих удивило даже его. Какое-то неправильное утро. Такое чувство порой возникает, когда всё спишь и видишь сон, не в силах вырваться из него. Тряхнув головой, школьник постарался избавиться от дурных мыслей.

Прямо сейчас у него было два пути, либо обогнуть около старого промышленного здания, где в эти часы никто особенно не ходил, а самое главное эта дорога была в разы короче, либо потратить лишние десять минут, которых конкретно сегодня у него и не было, и пройтись меж детских площадок, прикорнувших около многоэтажных домов. То тут, то там сновали рыдающие в голос дети, отказывавшиеся идти в детский сад, они потешно упирались ногами или лежали на земле, отчаянно колотя по ней кулаками. Бедные маленькие люди.

Сегодня у него не было свободного времени, а то он бы обязательно нырнул в ближайшие к площадкам кусты и понаблюдал за поведением человечков, запоминая и приобретая новый опыт. У него в последнее время не было никаких дел после истории с презервативами, поэтому он часто зависал за подобными занятиями.

Да, он давно отошёл от криминальных разборок, в которых варился и бесчинствовал, пока юные колдовские дарования не решили привести его к порядку, но иногда прямо руки чесались показать кому-то, где зимуют раки. К тому же, он всё ещё искал того, кто поймал тогда его маленькую соседку и изуродовал, спрятав потом в пустующей квартире прямо над той, где жил он сам, в насмешку. Если кто-то и мог это сделать, значит, он был неподалёку, где-то в окрестностях.

Не задумываясь более, он выбрал первый путь.

Не спеша, миновав одну из заброшек, некогда фабричную пристройку, Князь остановился. Подняв голову к лазурно-голубому небу, он закрыл глаза, прислушиваясь к беззвучной утренней симфонии или какофонии, кому как удобнее. Где-то далеко, на другом конце района стучал по рейсам поезд: «тутутуду, тутутуду», куда-то спешит, вестимо, вместе с пассажирами, ранние пташки, гоняются за крохотной мошкарой неизвестно зачем поднявшихся пораньше, им сейчас не до пересвистываний, а сам чистый, словно, протёртый тряпкой небосвод, казалось собирался тотчас рухнуть, раздавив суетливо спешащих на работу и учёбу людишек.

За спиной раздалось два коротких гудка, заставивших его подпрыгнуть от неожиданности.

К горлу поднялась горечь, и он почувствовал досаду, что кто-то мог застать его врасплох. Обернувшись, он увидел знакомый чёрный «шестисотый» с тонировнными стеклами. Понты.

«Только тебя сейчас и не хватало»,- тяжело вздохнув про себя, Ник всё равно подошёл ближе.

Одно из непроницаемо стёкол опустилось и из салона протянули не менее знакомую руку с замысловатыми наколками и массивными перстнями на пальцах, одним из которых владелец оных подзывал его к себе.

«Странно, — подумал старшеклассник, — наниматель он, конечно, так себе, с причудами, но обычно он куда меньше конспирируется, а тут вроде даже камер нет».

Но, памятуя сложный характер работодателя, с которым по логике событий ему и самому приходилось нелегко, но как бы ни так, решил тактично промолчать.

Поддавшись порыву, он наклонился к окну. Тотчас дверца распахнулась, больно ударив по лбу и заставив осесть на землю. Но прийти в себя и справедливо возмутиться, поминая всеми недобрыми словами Мишку, который ,небось, забился сейчас в глубины подсознания и дрожал, как маленькая мышка, ему не дали, пара, испещрённых чернильными узорами, крепких рук затащила его внутрь.

Голова загудела, когда на затылок приземлилось что-то увесистое, стоило попробовать оказать сопротивление. Сдаваться без боя Ник не собирался, поэтому, не разбирая в кого ему целиться, он со всей дури врезал кому-то кулаком. Кто-то ещё сильный, как медведь, скрутил его ноющие руки за спиной, теперь оставалось только лягаться. Чем он, собственно, и занялся. Автомобиль заворчал и тронулся с места.

«Да, вы издеваетесь!» — подумал он про себя и изогнувшись дугой в стальных объятиях противника, исхитрился сломать себе палец. С неприятным звуком он треснул и розовато-белая кость, показалась из раны. Тяжёлые времена требуют тяжёлых решений. Кто там это сказал? А хрен его знает. Кем бы ни был «медведь», он явно не рассчитывал, что нечто острое вопьётся ему в ладонь, протыкая её. Почувствовав свободу, Ник немедленно выдернул покалеченную руку, исцелив рану. При этом он не переставал отбрыкиваться от истатуированного похитителя.

К сожалению, в салоне был ещё кто-то третий во внеочередной раз трахнувший его чем-то по голове.

Прежде чем потерять сознание окончательно, Николай Князев посетовал что не начал карьеру злостного прогульщика этим погожим утром.

* * *

Туман спустился и окутал город ватным одеялом, в комнате было тихо, только Яша со свистом посапывал, устроившись на жердочке. Казалось бы, как птица могла посапывать, да ещё так громко такая маленькая, но сейчас это волновало ее меньше всего на свете. Лежа на раскладушке, она вся вытянулась и замерла в ожидании, как струна под пальцами опытного музыканта, заставляющего её трепетать одним прикосновением. Издалека послышался мерный гул, скоро он достигнет окраин города и превратится в тяжёлую поступь, отчего сама земля испуганно задрожит перед ними. Они уже близко, того и гляди отыщут её и заберут с собой. Как в детстве.

Смутно в голове всплывает почти забытая картинка: медные, закованные в броню, всадники скачут во весь опор, унося прочь её маленькую из родного дома. Ещё она помнит садик у крохотного почти кукольного домишки на краю деревушки, и как пушистые большеголовые пионы стучались по утрам в окна, запах парного молока, ворчание высокой злой старухи, что всегда сверлила ее, не сулящим ничего доброго взглядом, пока возилась на кухне. Совсем немного она помнит чужие голоса тех, кто жил с ней, кажется, они с ней ничем не были связаны.

Сегодня было страшно засыпать, стоило только смежить веки и погрузиться в объятия Морфея, как приходили они — Великаны. Их подверженные полураспаду, гниющие остовы бесцельно шли, раскачиваясь на ходу. За ними тянулся белый рассыпчатый след — прах, что осыпался с их костей . Думается, они и сами не знали куда держали путь и зачем, просто они находили покой в этой бесконечной прогулке.

А потом появлялся Он. Бесплотный дух, способный принять любое обличье. Гиганты всегда были предвестниками его появления, словно глашатай смерти он появлялся из ниоткуда, воплощаясь из туманных сгустков, и исчезал без следа, как дым.

Не было конца его метаморфозам, вот, на край кровати садится приветливая старушка-цветочница из ларька, где покупали ей цветы для первого сентября, вот, приветливый школьный библиотекарь, по которому сохла любая младшеклассница, представляя, что он подобно прекрасному принцу заберёт её и увезёт за сто морей. Или девочка, жившая в соседней квартире, с которой она познакомилась во время переездов с места на место. Подружка улыбается, как и тогда накануне серии взрывов, потрясших провинциальный городишко. Только эта улыбка и осталась в её памяти, безмятежная и радостная, ей ещё неизвестно, что ждёт их впереди. А вот, неудачливый участковый, в руках он держит пирожок, купленный у метро, с малиной. Вертит головой по сторонам, как будто ищет кого-то невидимого для остальных. Его, наверное. Чуть поодаль ото всех, прислонившись к стене, у которой стоит четырехногий низкий столик с телевизором, сидит на корточках старшеклассник-задира, вечно создающий проблемы уставшему участковому, чьи тёмные круги под глазами свидетельствуют о недосыпе.

Любое лицо он может примерить на себя, словно шут, меняющий маски перед королевским двором, то он хохочет, то страдальчески стонет, то слёзы льются по щекам ручьём. Переменчивый товарищ.

— А своё лицо у тебя есть?

Спрашивает она, приподнявшись с подушки, длинные волосы разметались по простыне чистейшим золотом, и теперь укрывают спину тёплым плащом.

Свесив ноги, Задира сидит на телевизоре и задумчиво открывает заусенки, оставляя около ногтей кровавые ранки, он насвистывает под нос какую-то незамысловатую мелодию, отчего-то ей знакомую.

— Конечно же, есть.

Недобро улыбаясь, парнишка берёт себя за подбородок, большим и указательным пальцем, зажимая его, фиксируя, и начинает медленно отодвигать руку в сторону невольной зрительницы, лицо, от которого избавляются, продолжает тянуть углами губ улыбку, обнажая два ряда белоснежных зубов. Она в ужасе закрывает глаза.

Рядом со стоящей за спиной тишиной, она чуточку приоткрывает их, с облегчением отмечая, что всё пропало. Теперь она стоит в длинном коридоре какого-то подвала, с труб под потолком капает вода, звонко ударяясь о кафельный пол и собираясь в лужицы. Услышав шорох, она оборачивается в испуге, но позади лишь её покинутая спальня. Никого внутри нет и она решает вернуться. Стоит ей перешагнуть за порог, как комнату заполняет протяжный вой тревожащейся сирены. Это Великаны, прекратив, раскачиваясь бесцельно идти, поднимают, лишённые мышц и кожи черепа к звёздному небу, изливают ему свой горестный протест против заведённого порядка. Электромеханический зуммер вовсю визжит, предупреждая о надвигающейся беде.

Тело тяжелеет, тянет обратно на обволакивающие пластилиновые простыни, промокшие от пота. Надо скорее проснуться! Лишь так она сможет избавиться от наваждения.

«Море волнуется раз,

Море волнуется два,

Море волнуется три,

Морская фигура на месте замри!»

В ухо кричит по-комариному писклявый детский голосок, напоминая правила игры. Обычно из толпы ребят выбирали ведущего или воду, как они называли его по аналогии с прятками, он отворачивается и начинает петь считалочку, другие игроки в это время разбегаются по всему полю, принимая вид «морских фигур», то могут быть и рыбы, и животные, а порой и птицы. Или же безумные фигуры. Кто они никто не знает, и отгадать их тяжело, ведь о них ничего неизвестно.

Стоит песенке закончиться и все замирают в той или иной позе, вода ходит среди них, дотрагиваясь до осаленного, он пытается отгадать загадку по воспроизводимым игроком движениям.

-Замри! — заголосила она, открыв глаза, до этого крепко зажмуренные, и огляделась.

Вся комната заполнилась силуэтами с неясными очертаниями, её интересовал лишь один участник, но попробуй ты его отыщи с первого раза.

Спящее тело плывет в лунном свете, ни рукой пошевельнуть, ни шагу самостоятельно ступить, словно ведомое неведомой силой, лишь разум бодрствует, решая сложную задачку. Проклятое осознанное сновидение!

Стоит об этом подумать, как тени обретают наспех слепленные лица и начинают бешено вращать глазными яблоками, ожидая, когда она ошибётся, выбрав не того.

Но с каждой игрой она становится более осторожной и внимательной, осаливая нужного ей персонажа.

А вот и он!

Стоит в оконном проёме так, что лунность освещает его спину, но никак не маску снятого лица.

Она подплывает ближе и полы ночной рубашки колышутся от порывов бесшумного ветра. Кружевные манжеты, обхватили запястья, отчего протянутая рука кажется невесомой, как у приведения.

Едва, дотрагиваясь кончиками пальцев до маски, она отодвигает её от головы «безумной фигуры». Наконец, вглядевшись во тьму, становится ясно, что за фасадом чужой внешности скрывалось безликое ничто, завернутое в ветхое тряпьё, которое при ближайшем рассмотрении оказывается марлевыми медицинскими бинтами. Обхватив паучьими пальцами голову, Он начинает снимать повязку.

Больше всего на свете ей хочется отпрянуть, закрыть глаза, чтобы больше ничего не видеть, но тело во власти Морфея, неповоротливое и неторопливое совсем не слушается внутренних приказов.

В воздухе распространяется сладковатый запах гниения, влажной земли и томный ванильный с примесью чего-то неприятного аромат лилий. Подавив едва не сорвавшийся с губ крик, она закрывает нос и губы ладонями, а он склоняется всё ближе и ближе, нависая над ней.

Она теряет сознание.

И с криком просыпается в собственной комнате, где мечется в клетке разбуженный Яша, а из соседней комнаты мчится одна из сопровождающих её девушек и верный, стоящий наготове Птолемей.

Смяв ткань ночнушки на груди, сжимая её в кулак, сновидица с облегчением вздыхает, когда слышит почти что неразличимый смешок со стороны окна.

Он стоит там полупрозрачной тенью и посмеивается. Одним движением он оказывается в изголовье и смотрит на неё своими черными провалами глаз, откуда ей, кажется, исходит запах смерти, окружённой шлейфом больших остроконечных белых цветов. Костяные руки выползают из-под кровати, раскачивая её, цепляются за полог, стараются утащить в место, которому нет названия в этом мире.

Она просыпается. На этот раз по- настоящему. Прислужница кладёт на лоб полотенце, смоченное в смеси воды и уксуса, и златокудрая дева в окружении домочадцев вновь не спит до утра.

Ах! Как же ей ненавистны эти туманные ночи!

* * *

Ветер зашелестел в кронах деревьях. Молодой месяц величественно выплыл из-за облаков и осветил исчезающую во мхе кривую дорожку.

Наблюдатель, прервав полёт, спускался всё ниже, лунный свет тонул в темноте бархата кожаных крыльев, минуя верхушки исполинских деревьев, невидимый для окружающих, поравнялся с непрошеной гостьей. Уставившись на взволнованное лицо незнакомки, он наклонил голову набок, как учёный дрозд. Как любопытно.

Таинственный лес расступался перед ней, открывая дорогу в утробу чащи, тоненькие ветки хлестали по лицу и норовили уцепиться за подол шерстяной юбки. Прикрыв голову руками, она, не оборачиваясь, шла вперёд. Она боялась. Её страх выдавали вздернутые кверху плечи, подрагивающие от каждого шороха. Втягивая шею, она бегала глазками туда-сюда, быстро и поверхностно дыша, поглощённая тревогой.

-А-уу! — издевательски протянул он за её спиной.

Молодая женщина вздрогнула всем телом. Но побоялась обернуться, лишь ускорила шаг. Главное не бежать. Здесь нельзя показывать свой страх. Так сказала неизвестная с автобусной остановки. Они случайно разговорились там, когда она, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась прямо на улице. Не чувствуя ни стыда, ни угрызений совести, не обращая внимания на перешёптывания прохожих, она всё рыдала и рыдала навзрыд. Иногда её казалось, что вместе со слезами она выплачет себе сердце.

— Что плачешь, милая? — кто-то протянул ей носовой платок, мутным белым пятном, повисшим у неё перед затуманенным взором. Надтреснутый голос напомнил о разбитом когда-то хрустальном колокольчика, который склеили, но больше он никогда не звучал нежным перезвоном. Его волшебная мелодия прервалась навсегда её неумелыми руками.

Она подняла голову и еле удержалась от испуганного возгласа. Рядом с ней возникла совершенно жуткая старуха. Небольшого росточка, скрюченная под давлением прожитых лет, она стояла, шамкая почти беззубым ртом, жуя собственные губы и щёки. Кожа покрыта надувшимися бородавками и тёмными наростами, а лицо обезображено не то старостью, не то какой-то душевной болезнью. Облаченная в ветхое пальто, местами залатанное лоскутками другого цвета, на голове чёрный пуховой платок. Словно ведьма из сказки. Тем не менее, она была единственным человеком, проявившим к ней участие.

— Ах!

И она, как околдованная рассказала старухе обо всех своих бедах. И о том, как её мужа выгнали с работы, сидели они без гроша в кармане, а тут ещё и маленькая дочка тяжело заболела, никто не знает, что за хворь её прихватила. Сначала их семья держалась, несмотря на все невзгоды. Но вскоре муж ушёл, просто вышел искать работу и больше никогда не возвращался. Не выдержал такой жизни, не смог терпеть несмолкаемый детский плач. Малышка мучилась от боли и криком кричала, а у них не было денег, чтобы пригласить на дом врача. Всё бы на свете она бы отдала, лишь бы доченька была здорова!

Услышав её мольбу, старуха наклонилась ближе и, похлопывая по плечу, отрывисто пробормотала:

— Есть такой способ! Есть!

— Я готова на что угодно!

Спасительница недобро сощурилась, окидывая её пристальным взглядом.

— На всё что угодно?

-Да! Да! — дрожащими руками вцепившись в одежду собеседницы, она повысила голос, — На всё!

— Тогда слушай.

Говорят, что в первые два дня новой луны за городом из ниоткуда появляется лес гигантских деревьев, пугающее место, говорят, это своеобразный портал на Другую сторону. Вот там живёт тот, кто может спасти твою дочь. Но смотри, чтобы не случилось, как войдёшь в лес, не оборачивайся, как бы страшно не было, как бы тебе не казалось, что кто-то близкий зовёт тебя, всё это наваждение. И не беги. Там вообще лучше не торопиться, и считай шаги, сколько туда прошла, столько и обратно должна будешь. На опушке леса ты увидишь покосившийся лесничий домишко, зайди туда и сядь за стол, ничего не трогай. Ах да! Забыла, старая, прихвати с собой что-нибудь, с пустыми руками не ходи.

— Что же лучше взять?

— Да как что? Птичку, вон поймай, сверни ей шейку, да и принеси. И помни, ни в коем случае не смотри на Него, а то несдобровать.

— Спасибо тебе, бабушка.

Но от той и след простыл. Только вот, в этот же миг она поняла, как жарко на улице, ведь только что её бил озноб от внезапно подкравшегося холода.

Помня наказ, молодая женщина не смела его ослушаться и робко двигалась к сердцу леса, про себя считая шаги.

В руках она несла узелок с остывшим тельцем маленькой птички, что она поймала недалеко от дома. С одной стороны, ей было мерзко от самой себя, ведь и не подумала она раньше, что сможет вот так просто лишить жизни живое существо, с другой же, если это спасёт её ребёнка, то жизнь пернатого комка не так уж и важна.

Тонкая фигура снова скрылась за деревьями, не сходя с тропы, она продвигалась ужасно медленно.

«Ха!» — усмехнулся он про себя. Ещё одна глупая, поведшаяся на городскую легенду, необразованная женщина. Кто бы стал верить, что какое-либо желание исполняется за тушку убитой живности. Вот, если бы она убила другого человека и принесла бы его сердце, тогда был бы другой разговор. Получила бы всё, что душе угодно абсолютно бесплатно. Ну, помучилась бы потом в аду. Все мы там будем, рая на всех не хватит.

Сначала тропа вела её по сухим местам, но чем глубже она заходила, тем больше топких прогалин встречалось на пути. В ботинках хлюпала вода, ноги в них окоченели, стали непослушными. Хоть в городе и стояла, вступившая в права майская жара, здесь, в портале, было ужасно сыро и зябко. В воздухе витает затхлый запах полусгнивших растений и затхлой воды. И небо это, лиловое, проглядывающее из-за листвы, казалось, рухнет и раздавит страшный лес в лепешку.

Уже почти подойдя вплотную к покосившемуся бревенчатому домику приятного голубовато-зеленого цвета и шиферной кровлей, она разволновалась и второпях сошла с тропки, нога тут же по щиколотку увязла в мерзкую хлюпающую грязь. С довольным чавканьем трясина затягивала глубже и глубже, стремясь ею пообедать и отойти ко сну. Пересилив отвращение и перехватив узелок в зубы, она принялась шарить руками по темноте, стараясь найти опору. Наконец ей это удалось. Вцепившись в ветви гибкими плетями, нависшие над ней, и, держась за них, она с трудом ползком выбралась из болотца, оставляя за собой мокрый след улитки.

«Как будто чьи-то склизкие руки держали меня за ступни, не пуская », — подумалось ей.

Но в ту же минуту она и думать об этом позабыла сосредоточившись на подсчёте шагов. Вместе с западней она насчитала пятьсот шестьдесят четыре шага. Ровно столько же должны провести обратно.

Как добралась всё-таки до пункта назначения и положила узелок на стол и села на свободный стул, она не помнила. В доме было не натоплено, отчего её тут же прошиб озноб. Кутаясь в мокрую куртку, она не переставала трястись. Немного погодя к ней пришло осознание, что она здесь не одна. Вспомнив слова старушки, молодая мать потупила взор и уставилась на столешницу.

Когда-то деревянная поверхность была тёплого янтарного, но со временем потемнела и стала тусклой. Точно такой же стол стоял на кухоньке в доме, где она проводила лето. Как Счастливые были времена, когда она проводила лето у бабушки и дедушки в деревне, беззаботно проживая детство. Над тем трёхногим круглым столом (стоило ей об этом вспомнить, как мебель перед ней тут же приняла форму из воспоминаний, отчего у неё засосало под ложечкой от неприятного чувства, что над ней ставят какой-то бесчеловечный эксперимент) висел светильник с красным кружевным абажуром, временами подмигивая лампочкой, когда подскакивало напряжение.

Помнится, когда она подхватила ангину, бабушка сажала её на высокий стул и ставила перед ней большую кастрюлю , в которой бултыхались большие, ловко обтёсанные от кожуры, картофелины. Накрыв ей голову полотенцем, она заставляла дышать, исходившим от кипящей воды паром. Лицо и шея тут же покрывались потом, застилавшим и пощипывавшим глаза. Она раскашливалась и пытка кастрюлей заканчивалась.

Послышались чьи-то шаги, кто-то обходил стол, скрипя половицами.

Горячее дыхание обожгло затылок, она закрыла глаза, представив, что позади стоит гнедой мул, только глаза у него человеческие, а с влажных губ срывается недовольное фырканье, женщина успокоилась. В этом доме, видимо, что не представишь, всё принимало желаемое обличие.

— Зачем пришла?

Прямо около её лица раздался чужеродный, явно не принадлежавший ни человеку, ни мулу голос, хриплый, похожий на собачий лай, но в тоже время тягучий, как смола. Его обладатель стоял прямо перед ней. Но она не слышала его дыхания. Тошнота поднялась к горлу. Она не находила слов для ответа.

— Не бойся, — прошипел голос, — говори!

— М-моя дочь б-больна, — заикаясь, начала просительница. Слова выходили из неё с усилием, словно она выдавливала их, глотая половину звуков — чень. Пож-ста, вылеч-те её. Пускай, проживёт долгую жизнь, не зна-ая бед.

Виски пульсировали болью, а время ползло невероятно медленно. Благодетель раздумывал, постукивая острыми ногтями по столешнице.

— А что ты предлагаешь взамен?

-Всё, что угодно! — пылко воскликнула она и тут же осеклась. — Ой!

Некто пощекотал её нос птичьим пёрышком.

Ей снова стало нехорошо от одной мысли, что оно принадлежало «подношению». Это была так называемая городская ласточка, маленькая, с ладонь, серенькая с синеватым отливом оперения и белым мягоньким брюшком птичка. Она ютилась в гнёздышке, свитом под козырьком подъезда, вечером как раз вылетела из него, чтобы наловить мошек. Тут-то она её и поймала, ловко брошенным камнем, перебив крыло, затем свернув шейку, пока пташка трепыхалась в руках и истошно пищала. Свернуть такую хрупкую шейку дело-то нетрудное. А вдруг у неё были птенцы? Да, нет, чушь какая-то, не сезон верно. Такая случайность была бы насмешкой судьбы, чтобы спасти своё чадо она убила чью-то мать.

— Да будет так.

Холодный порыв ветра пробрал её до костей, только тогда она решилась приоткрыть зажмуренные глаза. Дом сквозь землю провалился, стоя на берегу болотца, откуда недавно выбралась, женщина ощутила, что сковавший её тело ужас потихоньку отпускает. Она запрокинула голову к небу, лиловый цвет разбавили розоватые оттенки приближающегося рассвета, молодой месяц клонился к востоку, нужно спешить. Ведь советчица ни словом не обмолвилась, что делать, если она застрянет здесь.

Один, два, три, четыре….

Считая шаги, она пустилась в обратный путь. Кусты цепляли за одежду, окатывая брызгами, ледяной росы, тонкие прутья норовили воткнуться в глаз или поцарапать лицо и руки, вырвать клок русых волос, тропка размылась и петляла среди колючих лап елей. Дунул ветер, шелестя листвой. Зловещий шёпот раздавался то тут, то там, пугая.

Наконец лес закончился. Стоп, что-то не так.

— Пятьсот шестьдесят, — повторила она вслух, — так, — она помотала головой, отгоняя наваждение, — как так, а где ещё четыре?

Он наблюдал за озадаченной таким поворотом дел гостьей. Хороша старуха, мастер заманивать сюда за чудом глупых людишек. Он поцокал языком, отмечая, насколько его наперсница мастерица. «Подношение» предназначалось лесу. Чтобы войти в него и безопасно выйти. Каждое желание имеет свою цену, чем сложнее, тем выше. Как можно за чью-то жизнь отделаться мёртвой птахой? Чудес не бывает. Ни на этой Стороне, ни на какой-либо другой.

Чудотворец покинул своё укрытие.

До неё донесся шелест высокой травы, и, позабыв о наказе, несчастная обернулась.

Тёмный силуэт, скрывавшийся на полянке меж высоких сосен, сейчас осветили лучи первого солнца. В их свете чёрная кожа казалась красной, измазанной кровью, худое длинное тело с наростами кожаных крыльев на спине, его непропорционально вытянутые руки упирались в землю, и казалось, что он, как лошадь, стоит на четырёх конечностях. Яйцеподобная белая голова была абсолютно лысой, а взгляд вперившихся в неё чёрных провалов глаз обжигающе горячим. Они сделали шаг вперёд одновременно, и в этот самый миг она почувствовала острую боль. Её кожа и мышцы воском плавились с костей, которые в свою очередь рассыпались подобно песчанику. Она закричала. Крик был ужасным, ещё вчера она бы не поверила, что может так долго и громко кричать.

Но вот, и он оборвался. Она перестала существовать.

Он улыбнулся, обнажая несколько рядов звериных зубов.