Уроки вязания (джен)

Они встали плечом к плечу, впятером, и одновременно подняли палочки.

Одри, стоявшая справа, ближе к окну, негромко скомандовала:

— На счёт три. Один, два, три...

Пять лучей одновременно вырвались из центра гостиной, пересекли поперечный солнечный сноп, в котором плавали любопытные пыльные пушистики, и уткнулись в стену, в нижний край рамы из деревянного бруса, занимавшей собой весь периметр, от пола до потолка и от окна до входной двери.

Тут же по всей длине бруса через равные промежутки чуть больше дюйма стали привязываться тонкие белые нити, убегающие струнами к верхней балке и заплетающиеся косичками внизу нижней.

Одри с Флер синхронно подняли свои палочки чуть выше, заставляя нити прочно фиксироваться на верхней балке, тогда как Гермиона с Анджелиной руководили нижней частью конструкции. Гарри следил за равномерностью промежутков, волнообразными движениями распределяя нити поочередно то ближе, то дальше от рамы.

Одри удовлетворённо кивнула и, пока остальные заканчивали заплетать основу, левитировала к стене огромный тюк. Заклинанием ножниц разрезала край, позволив выскочить на волю множеству мотков пряжи, которые тут же принялись раскладываться прямо на полу вдоль рабочей стены.

Одри долго подбирала оттенки. Определённо, эта солнечная рыжая гамма должна была подойти лучше всего.

* * *

С Перси они познакомились двадцать лет назад, через год после победы над Тем-Кого-Нельзя-Называть. Её магазинчик «Волшебный клубочек» только встал на ноги после разрушений. Выплата Министерства лавкам, пострадавшим от Пожирателей, была смехотворно мала, денег едва хватило на новую витрину взамен рассыпавшейся тысячью осколков в тот вечер, когда разнузданная толпа в чёрных масках развлекалась в Косом переулке. Магазинчик пришлось закрыть; да и желающих покупать весёлую пряжу и самовяжущие спицы в тот суровый год было крайне мало, поэтому к маю девяносто восьмого, когда режим Тёмного Лорда был окончательно свергнут, Одри едва сводила концы с концами, потратив все свои сбережения.

Отец умер от скоротечной лихорадки за год до возрождения Того-Кого-Нельзя-Называть, а матери своей Одри не помнила — та подкинула новорождённую дочь свекрови и умчалась в Африку с темнокожим магом, похожим на ифрита, как говорила бабушка.

Бабушка и вырастила Одри. Она же научила её вязать, различать пряжу, любить её, чувствовать; знать, какая подойдёт лучше для того или иного изделия. Бабушка поделилась своим секретом зачаровывания спиц, а уж мастерицы, которые разбирались в таких вещах, знали, что послушнее и умнее спиц не сыщешь. Со временем отцу удалось оформить часть квартиры как помещение, пригодное для торговли, и они открыли свою лавку рукоделия.

Одри, приезжая из Хогвартса на каникулы, помогала бабушке с пряжей, а отцу с бухгалтерией — выяснилось, что Одри неплохо даются точные науки — так что после окончания Хогвартса для неё даже не стояло проблемы выбора, куда пойти дальше учиться. Она хотела продолжать семейное дело, с удовольствием подхватила бразды правления из стареньких рук бабушки, которая уже плохо видела и не так ловко вышивала свои знаменитые гобелены, уходящие с полки готового товара как по волшебству.

Собственно, они и были волшебными, бабушкины работы. Будь то простой свитер, пасторальная картинка к празднику или ажурная тонкая салфетка с причудливыми узорами.

После смерти бабушки поток покупателей, к радости Одри, не иссяк, так как сама Одри к тому времени переняла множество секретов и могла по праву гордиться своими изделиями.

А потом были болезнь отца, похороны, Вторая магическая, разрушенная лавка, голодные вечера и постоянный страх, что ветер так и будет по-хозяйски гулять в пустой квартире и весна никогда не наступит.

Но нет. Пришёл май, пришли радостные новости, что Гарри Поттер победил самого злого волшебника столетия, что можно больше не бояться и наконец зажить спокойно и счастливо.

Одри с энтузиазмом занялась восстановлением магазинчика и связями со старыми поставщиками, стараясь выкрутиться без кредита. Мысль о том, что придётся идти в Гринготтс к жукам-гоблинам, пугала Одри.

Однажды в торговом зале, когда Одри показывала одной покупательнице, начинающей мастерице, как правильно набирать петли, она заметила, как две других волшебницы с интересом присматриваются и прислушиваются.

Так родилась идея, неожиданно имевшая грандиозный успех: устраивать по вечерам мастер-классы для желающих. Ведуньи, уставшие после тревожных месяцев войны, с удовольствием записывались на эти посиделки, приводили своих знакомых, и вскоре дела Одри пошли в гору. Она открыла ещё один отдел, расширив торговую площадь; правда, для этого пришлось убавить жилую часть квартиры. Но Одри жила одна, места ей хватало.

Иногда она думала о том, что как-то не успела уделить внимания своей личной жизни, возраст подбирался к тридцатилетнему рубежу, а она даже и не целовалась толком никогда в своей жизни. Те глупые неумелые поцелуи с однокурсником-когтевранцем, конечно же, не считались, да и роман их развеялся ветром сразу после окончания школы.

И вот осенью, через год после победы во Второй магической, в магазинчик Одри зашёл Перси.

Сентябрьское солнце билось в витрины совершенно по-летнему, заставляя ошалевших мух поверить, что слякоть и сырость откладываются на неопределённое время. Одри подняла голову на звук мелодичного колокольчика над дверью и невольно залюбовалась рыжей шевелюрой молодого человека, замершего в нерешительности на пороге. Солнце тут же принялось перебирать его кудри, а Одри пришло на ум сравнение с молодым клёном, принявшим человеческий облик. Клёны росли совсем неподалёку от лавки, Одри только сегодня утром насобирала целый букет ярких резных листьев, который поставила у себя в спальне.

Она ободряюще улыбнулась покупателю.

— Добрый день. «Волшебный Клубочек» рад приветствовать вас. Что желаете?

— Добрый день, — поздоровался молодой человек, обнаружив совсем юный голос, и Одри, приглядевшись, поняла, что он гораздо младше, чем ей сначала показалось. Почему-то этот факт её слегка расстроил.

— Пряжу, спицы? Может, вам подобрать схему узора? — Одри решила помочь несмелому молодому человеку.

— Нет. Да. Пожалуй. Понимаете, я услышал на работе, в лифте, случайно, что у вас есть курсы. В общем… Неважно…

Уши молодого человека покраснели, и теперь игривые солнечные лучи подсвечивали их изнутри малиновыми фонариками.

— Вы хотите научиться вязать?

— Не совсем. Я хотел бы связать своей матушке на день рождения свитер.

— В самом деле? Это очень похвально!

— В этом году у неё юбилей. Пятьдесят лет. Но дело не в этом. В общем, мне это очень нужно.

Молодой человек ужасно стеснялся, при этом держался сдержанно, изо всех сил стараясь не выглядеть смешным.

Это выглядело… мило. И трогательно.

Одри уверила, что времени — а день рождения матери молодого человека приходился на самый конец октября — вполне достаточно, чтобы обучиться простым узорам и приёмам. Она предложила Перси — так представился молодой человек — приходить завтра к пяти вечера.

К началу октября Одри поняла, что успехи Перси её огорчают. Нет, он оказался послушным учеником, пытался конспектировать её объяснения, всегда выполнял домашнее задание — связать вручную квадратик три на три дюйма определённым узором по схеме; не стягивал изделие, чем грешили обычно начинающие рукодельницы.

Огорчало Одри то, что вскоре их уроки прекратятся и они больше не увидятся.

Поэтому, когда Перси, ужасно смущаясь, пригласил её в кафе после занятия, Одри обрадовалась.

Ну и что с того, что Перси был младше на несколько лет? Он был серьёзным не по годам, в нём совсем не проскакивал озорной мальчишка, способный на безрассудство. Он был по-взрослому правильным и строгим в суждениях, но его видимая суровость почему-то казалась Одри лишь прикрытием. Одри нравилось слушать Перси, а Перси, кажется, был безумно рад, что у него есть настоящий слушатель.

— Почему именно свитер, Перси? — как-то спросила Одри, когда они вновь сидели в кафе, некогда принадлежащем Фортескью.

Перси помолчал, а потом взял ладони Одри в свои. Та дёрнулась, но рук не убрала. Этот жест доверия сблизил их ещё больше. Она почувствовала вдруг волнение, которое не испытывала очень давно.

— Я обидел матушку, — сказал Перси. — У нас в семье есть традиция. Каждый год она вяжет всем нам на Рождество свитера. Всегда, сколько себя помню.

— Всем?

Одри знала, что у Перси большая семья, да и по школе смутно помнила Билла Уизли, красавца-гриффиндорца, учившегося с ней на одном курсе, но близко с семьёй Уизли не была знакома.

— Да. Папе, Джинни — это моя младшая сестра — и всем нам, братьям. Даже Фреду.

— Прости… Да, я припоминаю. Что-то слышала тогда. Близнецы, открывшие «Всевозможные Волшебные Вредилки», — твои братья?

— Да. Джордж и Фред. Мама связала свитер Фреду и в прошлом году, хотя… Фреда больше нет. Подарок открыл папа. В этом году, наверное, откроет Билл.

Перси ушёл в свои мысли, а Одри тактично замолчала. Она слегка погладила Перси большим пальцем руки по тыльной стороне ладони. Перси вздрогнул.

— Перед самой Второй магической я разругался с семьёй, — жёстко сказал Перси и нахмурился. — Я не поверил в возрождение Волдеморта, обозвал Дамблдора выдумщиком, а отца глупцом. Я ушёл из семьи, жил в квартирке здесь, неподалёку от Косого переулка. На Рождество моя матушка пришла ко мне в квартиру. Она стучала, звала меня, а я не открыл. Мне было стыдно и… В общем, я упрямый осёл, я знаю. Матушка оставила под дверью подарок — неизменный свитер, а я отослал его обратно в Нору, не открывая. Потом мы помирились; я знаю, они простили меня, но я себя — нет.

— Перси, милый, — Одри старалась подобрать слова. — Не вини себя. К сожалению, мы обижаем больнее самых родных людей. С чужими мы сдержанны, а с родными бываем такими чудовищами. Твои братья и родители, сестра любят тебя. И это так замечательно, что у тебя такая большая семья.

— Я всегда переживал, что нас слишком много, — вздохнул Перси и потупился.

— Быть бедным совсем не стыдно! — горячо воскликнула Одри. — А вот одному быть — плохо.

— Прости, я не подумал. Только ты теперь не одна. У тебя есть я. То есть, я не в этом смысле. Я хотел сказать, что ты настоящий друг, я давно не рассказывал никому ничего такого личного. Если хочешь, давай дружить. Ну, то есть я бы предложил тебе встречаться, если ты не против, но ты будешь против. В общем… Ох…

— Почему я буду против? — слабо прошептала Одри, во все глаза глядя на в конец засмущавшегося Перси.

— Так ты согласна? — он так поспешно поднял голову, что они чуть не столкнулись лбами.

Одри, слегка наклонившаяся до этого вперёд, увидела прямо перед собой по-мальчишески доверчивые глаза, в которых сейчас читались радость и… Счастье?

Они сами не поняли, как это случилось, но в тот вечер Перси оказался в крошечной жилой части квартиры Одри. Узкая кровать явно не была рассчитана на двоих, поэтому заснули они прямо на полу, возле тумбочки со стоящими белыми хризантемами — Перси наколдовал их в порыве вдохновения прямо в кафе — и тусклого трюмо, в котором изгибались в ночном полумраке две тени, закутанные сначала простынями, а потом соединившиеся одним волшебным клубочком клетка к клетке, дыхание к дыханию.

Потом Одри призналась, что это у неё первый раз, а Перси порадовался, что в комнате всё ещё темно и не видно его вспыхнувших ушей, когда он прижал Одри к себе и ответил, что ужасно боялся выглядеть неумелым, потому что и у него это впервые.

Свитер у Перси вышел превосходный. Одри наотрез отказалась присутствовать на юбилее Молли, но с удовольствием приняла его предложение отпраздновать Рождество в кругу его семьи, на котором Перси официально представил её как свою будущую жену.

Разноцветные мотки послушно скакали по полу, и чем тоньше они становились, тем выше поднимался узор на гобелене, раскинувшемся во всю стену. Нити, повинуясь сосредоточенным движениям волшебниц и мага, продевались сквозь сетку белой основы, нанизывались, разворачивались в нужных местах, согласно узору-схеме, предварительно нанесённому на стену.

Нижняя часть бурой, жёлтой, коричневой травы перетекала в оттенки зелени, от изумрудной, сочной до серой, по-осеннему тусклой. В центре уже был заметен узловатый ствол красноватого оттенка мощного дерева.

Одри сверилась со схемой и кивнула Флер. Луч из палочки Флер преобразовался в золотистое облачко, принявшее форму правильного эллипса. Флер ритмично замахала палочкой, и вот в гостиной разместилась уже дюжина облачков, которые стали резвиться, толкать друг друга и рассыпать вокруг пушистую вату, невесомую и белоснежную. Двенадцать эллипсов нашли свои места в нижнем ряду полотна и соединились с яркими оттенками зелени, играя золотыми бликами.

В гостиной словно раздался детский смех; сосредоточенные лица озарили улыбки.

Одри, утерев свободной рукой пот со лба, вновь кивнула Флер, и та отпустила палочку, окончательно отпуская облачка.

* * *

Одри быстро нашла общий язык с Молли. Первая неловкость прошла довольно скоро. Удивительно, но огромная семья Уизли принимала каждого нового члена с распростёртыми объятиями, искренне радуясь своему пополнению.

Для Уизли совсем не важны были статус волшебника и его материальное состояние. Главным критерием, по которому Уизли впускали сразу и бесповоротно новеньких, была человечность.

Им неважно было, кто ты. Важно было, каков ты.

Нора, этот самый странный дом, который когда-либо доводилось видеть Одри в своей жизни, имела характер под стать своим жильцам. Многоэтажная конструкция несуразных этажей была до того милой, что уже через пару дней своего обитания здесь Одри решила для себя, что это самое замечательное место на свете.

Прекрасна была маленькая, но такая уютная кухня; солнечная гостиная, которая пестрела всеми оттенками рыжего, когда вся семья собиралась за столом; заброшенный сад, в котором Перси однажды под яблоней принялся целовать Одри и ужасно сконфузился, когда из-за соседней яблони со смехом выскочили Рон и Гермиона; зелёный пруд с музыкальными лягушками, которые распевали любовные романсы по вечерам в мае, и Одри тогда хотелось, чтобы эти вечера — тёплые и умиротворённые — длились вечность.

Молли, готовая принять под своё крыло всех, кто в этом нуждался или просто не успел сказать, что он не нуждается; чудаковатый Артур, пришедший в полный восторг, когда Одри подарила ему старый набор стамесок и резцов отца — в своё время он любил мастерить руками, уверяя, что настоящее волшебство находится на кончиках пальцев; немного потерянный Джордж, простой и добродушный Чарли, тот самый красавчик Билл; Рон, обезоруживающий своей улыбкой, за которую ему прощалось практически всё, и Джинни — все они стали для Одри семьёй.

Всё текло, всё изменялось, но некоторые ценности оставались вечными и незыблемыми, и в первую очередь — семейные.

В тот год, когда Одри с Перси ждали ребёнка, Молли с Артуром уже пару лет как были бабушкой и дедушкой — Билл с Флер подарили им первую внучку Мари-Виктуар. Но этот факт никак не отразился на неподдельном восторге, с которым старшие Уизли восприняли приятную новость. Одри пришлось выслушать от Молли кучу советов, и, хоть они и проживали с Перси в Лондоне, визиты Молли стали теперь настолько часты, насколько позволяли домашние заботы в Норе. Одри ходила тяжело, под конец беременности напоминая себе слониху, и помощь Молли по хозяйству оказалась весьма кстати. В «Волшебный клубочек» Одри приняла помощницу, смышлёную девушку, которая вязала крючком потрясающие шали.

В больницу Одри легла заранее, зная, что в её отсутствие всё будет в порядке.

В день родов в коридоре побывали едва ли не все Уизли, как рассказал потом Перси. Сам он на работу не пошёл, а терпеливо ждал того волнительного момента, когда колдомедик объявит, что всё позади, всё хорошо.

Умелые действия колдомедиков и их советы сделали схватки не такими мучительными, хотя Одри и казалось, что она мучается не несколько часов, а несколько дней.

Но вот всё позади; она лежала обессиленная и счастливая и думала о том, как теперь быть?

Засунула руку под подушку, нащупала свёрток как раз в тот момент, когда в палату ворвались Перси и Молли.

Одри затопила волна нежности при взгляде на бледное лицо Перси, и тут же она не удержалась от улыбки, увидев, как Молли решительно отодвигает колдомедика, чтобы оказаться поближе к кровати.

— Дорогая! Поздравляю! Нам ещё не сказали, кто родился! — сыпала Молли скороговоркой, вытирая слёзы счастья.

— Нам сказали, что можно зайти, всё позади, — сказал Перси и сжал ладонь Одри.

Одри покосилась на детский бокс, откуда обычно выносили новорождённых. Она уже хотела сказать обо всём, но Молли, не удержавшись, полезла в свою сумочку и достала из неё кофточку нежно-зелёного цвета. Определённо, эта вязаная вещица была сделана на куклу, до того маленькой она казалась. Или на новорождённого ребёночка? Кофточка с вывязанными помпушками вместо пуговичек, выполненная в сложной технике орнамента «Воздушные шарики».

— Ты можешь посчитать меня старомодной, но ещё моя бабушка говорила, что новорождённого обязательно надо одеть в рубашку — кофточку, связанную своими руками, без волшебства как магии, но с волшебством изнутри. На счастье.

Молли и Перси не могли понять, что не так, почему Одри так странно на них смотрит, но в это время на пороге детского бокса наконец показалась акушерка и радостным возгласом известила:

— А вот и мы!

Во все глаза Молли и Перси смотрели на два одинаковых кулька.

— Близнецы! — ахнула Молли.

— Да, девочки, — подтвердила Одри.

После первых радостных ахов и охов Молли посуровела:

— Но как быть с кофточкой? Боже мой, я даже не могла себе представить! Хотя в нашей семье в каждом поколении обязательно рождаются близнецы.

Она растерянно посмотрела по очереди на две пуговки-носика в конвертах на руках Перси.

А Одри наконец вытащила из-под подушки свёрток, который не успела достать раньше.

На глазах изумлённой Молли она развернула точно такую же кофточку практически такого же оттенка, выполненную в той же технике «Воздушные шарики».

— Моя бабушка, — пояснила Одри, — тоже верила, что ребёночка, родившегося в рубашке, ждёт счастье. Эту мы наденем на младшую, Люси, а твою, Молли, на старшую.

Молли потянулась к малышке.

— А как же вы назовёте старшенькую?

— Молли, — улыбнулся Перси, поймав понимающий взгляд Одри. — Мы назовём её Молли.

Казалось, в этот короткий октябрьский день все краски разгулявшейся осени собрались в гостиной уютной Норы.

Гобелен на стене обретал очертания; он словно дышал и заявлял о своём существовании; заставлял окружающих вдыхать полной грудью запах жирной земли, прелой листвы, поздних янтарных яблок; запах дома и детства, покоя и уюта, защищённости и ласки материнских рук.

Четыре волшебницы и волшебник порядком устали, но работы своей не прекращали.

Вот уже над нижним рядом дюжины облачков появились облачка чуть более сдержанных тонов. Семь бледно-оранжевого оттенка расползлись вдоль золотистых нижних, каждый в своём месте. Затем к пяти из них в пару встали другие, ярче.

Ствол дерева рос, разлапивался ветками, наполнял гостиную свежестью.

Наконец, на макушке мощного дерева укрепился один-единственный овал, утверждаясь над следующим рядом из двух и другими, разрастающимися в количестве к основанию.

Одри перевела дух. Первую часть задуманного можно было считать благополучно завершённой.

Она махнула остальным, делая знак, что можно передохнуть.

Впятером они пошли на кухню, где первым делом посмотрели на кухонные часы.

Стрелки Рона, Джорджа и Перси прочно укрепились на отметке «На работе». Впрочем, в этот вторник, двадцать девятого октября, Билл, Чарли и Артур тоже находились на работе, а Джинни взяла на себя Молли, убедив её, что раз в семьдесят лет можно и посетить салон красоты.

У них была в запасе ещё пара часов. Они наскоро перекусили бутербродами, чувствуя себя на кухне по-хозяйски.

Они не были Уизли по крови, ни один.

Однако они тоже были Уизли.

Гарри.

Когда-то Дамблдор на вопрос Гарри о том, что он видит в зеркале Еиналеж, ответил, что видит себя с парой шерстяных носков, которые никто не догадывался ему подарить.

Скорее всего, Дамблдор слукавил и не сказал правды, но одно Гарри знал точно: если тебе никто не дарит шерстяных носков, или нелепых свитеров, или колючих шарфов, а ты постоянно в рейдах и простужаешься, то всё очень плохо.

У человека должен быть кто-то, кому важно, не замёрзли ли твои ноги, не озяб ли ты.

Гарри нашёл то, что увидел сам тогда в зеркале. Нашёл семью.

Конечно, он был Поттер, но он был частью семьи Уизли.

Гермиона.

С тех самых пор, когда Рон, сам не веря своему счастью, объявил за семейным ужином, что они тоже помолвлены, как и Гарри с Джинни. От Джинни ему тогда достался чувствительный пинок под столом, а Молли получила двойную порцию повода для слёз. Потом она плакала, целовала по очереди Гарри и Гермиону в макушки и уверяла, что давно любит их, как своих детей. Впрочем, так оно и было.

Молли мягко учила Гермиону кулинарным секретам, объясняя, что никакая магия не поможет готовить по книгам; нужно добавлять в каждую порцию немного любви и доброго настроения.

Учила вязать шапочки и шарфы, теперь уже не для нежелающих освобождаться эльфов, а для Роуз и Хьюго.

Анджелина.

Они разъехались с Джорджем по обоюдному согласию, тихо и мирно, ещё в две тысячи четвёртом, когда Фред-младший ещё не ходил и в школу, но Молли до сих пор считала Анджелину своей невесткой.

В ту первую зиму, когда Анджелина перебралась жить к отцу — а он на самом деле слёг и нуждался в уходе — Молли появилась на пороге их с отцом квартиры не с претензиями, но с шерстяными носками, связанными для больного отца. Молли тепло обняла Анджелину и сказала, что Нора всегда для неё открыта.

Флер.

В тот момент, когда она решительно отобрала у Молли лекарство в Больничном крыле Хогвартса, когда они чуть не потеряли Билла, Флер растопила сердце Молли и заняла в нём одну из ниш, припасённых только для Уизли.

Воздушная и легковесная Ракушка совсем не походила на слишком земную, коренастую Нору, однако Флер ни разу не попеняла Биллу ни на излишнюю опеку Молли, ни на её шумные проявления эмоций. Разве что кухню Флер предпочитала всё же более привычную, французскую.

Спустя несколько лет после победы во Второй магической Флер наконец получила свитер от Молли на Рождество. И Флер знала, что только искренняя любовь к ней двигала спицами Молли, связавшей свитер с буквой «F» не для того, кого уже не было.

Одри.

Она до сих пор замирала каждый раз, когда оказывалась на пороге Норы. Чем шумнее была Нора, чем больше собиралось на праздниках народа в ней, чем чаще домочадцы сталкивались на лестницах, тем острее Одри понимала, как же ей повезло, что в её магазинчик однажды зашёл Перси. Перси занимал высокий пост, на работе частенько пропадал допоздна, но Одри и сейчас, спустя годы, видела в его глазах ту мальчишескую доверчивость, с которой он делился с ней самым сокровенным.

Молли научила Одри вязать.

Нет, не сложные узоры и орнаменты, тут Одри была докой и могла справиться с любыми хитрыми схемами.

Молли научила Одри вязанию гораздо более сложному и тонкому.

Петля к петле, рядок за рядком вязать свою жизнь, сплетая её с жизнью близких, живя не для себя, но для них, наполняясь родными, наполняя их собой.

Они тоже были Уизли.

И, наверное, это было весьма символичным шагом, что на условном семейном собрании, на котором присутствовали всё среднее поколение, было решено доверить создать гобелен именно им.

Одри предложила этот план Перси ещё летом, когда сеть её магазинов буквально завалили заказами подобного толка. Потом они долго решали, как это лучше устроить, в каком формате. Гермиона помогла с расчётами, Флер и Анджелина с радостью согласились участвовать, а Гарри только удивлялся, почему раньше никому в голову не пришла эта идея.

Одри подождала, пока все заняли свои места. Она слегка взмахнула палочкой, заставив все облачка-овалы засветиться.

Эстафету подхватила Анджелина, у которой был самый каллиграфический почерк из всех.

В верхнем облаке она вывела «Блэки».

Ниже «Цедрелла Блэк» и «Септимус Уизли».

Флер, изящно взмахнув палочкой с волосом вейлы, встряхнула из неё серебряную нить, которая поплыла к гобелену и соединила верхний ряд с Цедреллой, а уже Септимуса Уизли и Цедреллу Блэк с рядом ниже, где Анджелина уже вывела «Артур Уизли».

Волшебство наполнило гостиную. Имена предков словно вызывали духи самих обладателей имён старинных семейств. Серебряные нити перевивались с золотыми, имена находили свои обиталища; Флер и Анджелина держали в своих руках самое удивительное вязание, кружево, а Одри мастерски руководила процессом.

Остался незаполненным самый нижний ряд, который, повинуясь магии волшебников, создавших гобелен, неизменно со временем поднимется выше, когда юные Уизли подрастут, а потом и дадут жизнь новому поколению.

Молли II и Люси заканчивали в этом году школу, впрочем, и остальные внуки Уизли повзрослели, и у них, конечно же, будут своя жизнь и своя история.

Но они неизменно останутся Уизли.

И завтра, в день семидесятилетия Молли, все внуки обещали быть здесь, в Норе.

Гермиона, как Министр Магии, могла поспособствовать этому, лично подписав указ о незапланированных трёхдневных каникулах для Роуз, Хьюго, Фреда, Роксаны, Молли, Люси, Джеймса, Альбуса, Лили, Мари-Виктуар и Доминик. Луи единственный пока не ходил в школу, он должен был прибыть вместе с Делакурами, которые остановились в Ракушке.

Рядом с Норой расположится шатёр, согревающий прохладный воздух последнего октябрьского денёчка, в котором приглашённые домовики накроют столы, изобилующие угощениями под стать многочисленному семейству.

Вряд ли кто-то будет способен посчитать точно, сколько их тут соберётся, Уизли.

Шатёр будет пестреть самыми разными оттенками рыжего, Джордж потихоньку подсыплет в поднос с фужерами новинку — порошок рыжины. На истинных Уизли это не отразится никак, а вот Гарри, Гермиона, Анджелина, Флер, Одри и другие под всеобщий хохот и удовлетворённый возглас Джорджа: «Я раскрашу целый свет в самый свой любимый цвет!» станут на пару часов рыжими. Гостиная будет наполнена горячими рыжими солнышками, освещающими мир.

Будет много сюрпризов, смеха, угощений, поздравлений, речей, а перед самым фейерверком Билл пригласит всех в дом.

Заинтригованные гости тесно набьются в гостиной, оставив лишь место перед дальней стеной. Белое покрывало упадёт со взмахом палочки Билла, и перед изумлённой Молли, Артуром и другими предстанет оно.

Семейное древо Уизли.

Начавшееся здесь, в Норе. От Молли и Артура, к их семерым детям, от них к двенадцати внукам.

Древо, которое будет процветать.

Потому что всё течёт, всё изменяется, но некоторые ценности остаются вечными и незыблемыми для любого разумного существа, и в первую очередь — семейные.