Вжух... (джен)

Он смотрит, как озорной лёгкий ветерок поднимает фонтанчиком жёлтые листья, закручивает их водоворотом и швыряет ровно на то место, где только что побывала его метла. Вздыхает, упрямо поджимает губы и чуть не с остервенением принимается мести тротуар. Сонные утренние прохожие молча обходят его по широкой траектории, вздрагивая от резких звуков, разрывающих неторопливый туман.

«Вжух… Вжух…»

Столько лет он побеждал в этой молчаливой битве. Листья покорно укладывались пирамидкой — аккуратной и правильной, а он с мрачным удовлетворением смотрел на прогал между тротуарами, чистоте которого мог бы позавидовать стол в хирургической операционной. Спину привычно простреливало, и он опирался на метлу, чтобы перевести дух.

Врачом он так и не стал, попросту не осилив экзаменов в медицинском, да и его угрюмый характер явно не способствовал расположению приёмной комиссии, когда он сто лет назад пытался стать студентом колледжа.

Удивительно, но любовь к стерильности и едва ли не маниакальной чистоте нашли своё применение в наведении порядка на улицах.

Город лениво просыпался; туман потягивался, рваными клоками клубился над Темзой, прислушиваясь к мерному ритму звука метлы.

Он не обращал совершенно никакого внимания на спешащих прохожих, ему не было дела до их изредка любопытных взглядов. Он делал своё дело, делал хорошо и добросовестно. Единственными его собеседниками давно стали пожухлая листва осенью да невинные снежинки зимой, быстро оседающие грязными сугробами здесь, в центре Лондона.

Этот район был не то чтобы густонаселённый; ему не приходилось роптать на окурки, вечно вырастающие за ночь словно из-под земли, когда он работал на другом участке, ближе к метро. Здесь было тихо и не так многолюдно. Две улицы, стекающиеся в одной точке, убегающие дальше широким проспектом. Возле слияния дорожек стояла одинокая телефонная будка с давно неисправным аппаратом. Он точно знал, что таксофон не работал, однако периодически в будку заходили несведущие люди. Странные. Он мог бы сказать, что телефон не работает, но это не входило в его обязанности, поэтому он молча продолжал расчищать дорожки от снега или пыли в зависимости от сезона года, а когда поднимал голову, то, как правило, обнаруживал, что никаких подозрительных субъектов уже не было и в помине. Наверное, они просто незаметно уходили, пока он, задумавшись, продолжал наводить чистоту.

«Вжух…Вжух…»

Каждый взмах отзывался в душе метрономом, напоминая о чём-то, что никак не удавалось ухватить. Будто давным-давно он точно знал что-то такое, что могло изменить его жизнь. Может, это и хорошо, что он не стал врачом?

Странный парень, у которого никогда не было друзей.

Первого кота он подобрал в морозную ночь декабря на обочине развилки дорог. Замёрзшее создание орало благим матом, даром что было почти одеревеневшим к тому моменту, когда он рано утром, ещё в темноте, принялся расчищать дорожки от выпавшего за ночь снега. По-видимому, котёнка сбило машиной, и помочь ему он точно уже ничем не мог, но всё же положил беднягу в шапку и отнёс в свою каморку, которую снимал неподалёку.

В то утро он впервые не так добросовестно вымел тропинки, потому что думал о своём неожиданном госте. Когда он, наспех побросав лопату и металлический лом, которым обычно колол лёд возле ступеней административного здания с равнодушной вывеской, пришёл домой со всей поспешностью, на которую только был способен, то обнаружил, что приёмыш вполне бодр и весел, но ужасно голоден. Оказалось, у котёнка не был повреждён позвоночник, его просто ушибло.

Теперь у него появился друг и слушатель. Он читал ему вслух романы Джейн Остин и подолгу рассказывал про телефонную будку, весенние лужи, которые чудесным образом сохли возле этой будки, про осеннюю листву, словно по волшебству укладывающуюся кучками, и про странных людей, ходящих мимо в длинных плащах летом.

Однажды ему и вовсе показалось, что человек — этот был в нелепой сиреневой мантии на манер фокусника из шапито, где ему довелось побывать в детстве — исчез в будке, попросту уплыв вниз в неведомую дверь.

Он проморгался — привидится же такое! — затем огляделся вокруг, но странного человека нигде не было видно. Он подошёл к будке, подёргал провод с оторванной телефонной трубкой, посмотрел зачем-то в пол и понял, что выходные иногда всё же надо брать, иначе и не такое померещится.

— Что это за дверь такая? — спросил он вечером у Мистера Прайса⁽¹⁾, когда пересказывал ему события сегодняшнего дня.

Кот смотрел зелёными глазами и жмурился, а он думал, что вновь упустил нечто важное.

«Вжух… Вжух…» — печалилась его метла в тот день, когда Мистер Прайс больше не вернулся. Он звал его, долго бродил в дождливой ночи, напрочь промочив ноги и расшевелив ревматизм. Но кот был слишком старым, а может, ему просто надоело в этом скучном мире, в котором совсем не было волшебства.

Он замкнулся в себе ещё больше, отказался от перевода на другой участок, хотя в Управлении ему дали понять, что это место сокращается за ненадобностью. Он всё равно хотел остаться здесь до конца, потому что тут можно было наблюдать в тишине, как снежинки падают на телефонную будку, тают на запотевшем стекле, словно отскакивая от него, а следы случайных прохожих пропадают ровно в тот момент, как он сосредотачивался на лопате. Его тянуло сюда магнитом, и он не мог объяснить, что связывало его с этим местом.

И вновь был декабрь, когда внезапный мороз вдарил по чавкающим лужам, насквозь впитавшимся в щербины тротуара. Он кутался в куцый шарф и мечтал о чашке горячего чая, посыпая внезапный лёд песком, когда услышал отчаянный вопль.

Кошка — скорее, ещё котёнок — длинношёрстная, коричневая с белыми усами, круглыми от ужаса глазами смотрела на него и будто вопрошала, есть ли вообще в этом мире справедливость. На концах не успевшей подсохнуть шерсти болтались грязные сосульки. Наверное, животное свалилось ночью в одну из канав, но внезапный мороз не позволил ему обсохнуть.

Он снял с себя шарф, закутал беднягу и понёс в свою конуру, вспоминая Мистера Прайса и радуясь, что теперь у него вновь будет собеседник.

* * *

Он смотрит, как озорной лёгкий ветерок поднимает жёлтые листья фонтанчиком, закручивает их водоворотом и швыряет ровно на то место, где только что побывала его метла. Вздыхает, упрямо поджимает губы и чуть не с остервенением принимается мести тротуар. Сонные утренние прохожие молча обходят его по широкой траектории, вздрагивая от резких звуков, разрывающих неторопливый туман.

«Вжух… Вжух…» — поёт его метла, когда из тумана — хотя ему кажется, что прямо из воздуха — показывается очередной странный человек в мантии. Этот субъект с длиннющей белой бородой не скрывается в будке, словно пройдя мимо, а подходит, внимательно поглядывая из-под очков-половинок.

— Доброе утро, любезный. Могу я узнать ваше имя? Кажется, у меня есть для вас работа, если вы не возражаете.

Он выпрямляется, насколько позволяет спина, чувствуя, как ноет сердце в предвкушении чего-то того самого, что никак не желало случиться в его жизни.

— Аргус, сэр. Меня зовут Аргус.

1) Мистер Прайс — герой романа Джейн Остин "Мэнсфилд-парк".

Вернуться к тексту