Веснушка (джен)

— Баба Яга, зачем ты злая?

— А почему ты думаешь, что я злая? Вот, кому я плохо сделала?

— Ну… ты… ты братца Иванушку съесть хотела!

— А почему он от сестрицы Аленушки убежал? Я его проучила!

— А… в козленочка зачем превратила?

— Это не я, он сам из копытца напился! Я вообще не виноватая! Я санитар леса!

— А это как?

— А вот так! Кто лесу плохо делает, я того… я того… возьму и съем! И кто старших не слушается! Вот ты слушаешься?

— Да, я всегда маму слушаю!

— Поэтому ты такая хорошая девочка и я тебя не съем!

Хорошая девочка обнимает меня, страшнючую Бабку-ёжку с огромным горбом и бородавкой на носу.

На самом деле я не страшная, даже наоборот. Красивая молодая девушка. Мне всего двадцать семь. Но Бабу Ягу играть надо — я же не могла оставить ребятёнка без праздника?

Настоящая Баба Яга заболела, ну то есть как настоящая, такая же как я. Только ей за полтос и размер одежды не сорок четыре, а пятьдесят шесть. Просто вчера Борисовна вела свадьбу, ну и… слегка перебрала с тостами. А в кафе, где мы всегда работаем, заказали аниматоров — клоуна Гену и Бабу Ягу. Пришлось выручать. Правда, я никак не могла сообразить, что же мне делать с лицом — красоту не замажешь!

Хм, оказалось — замажешь! Хорошо, грим всегда с собой. Пара бородавок, сильно подведенные глаза, замазанный черным зуб, всклокоченные волосы. А главное — горб, почти настоящий! Секрет прост — внутрь халата вшит пляжный мячик, надуваешь его и готово. На руках перчатки. Но все это ерунда, если нет главного — образа.

Что-что, а придумывать образы я умею. Меня этому хорошо научили.

Итак, я гроза всего леса, строгая, но справедливая!

Когда я появляюсь перед именинницей, она сначала ругает меня и боится. Но уже через полчаса она вся моя. Смотрит восторженно, обнимает и зовет за стол.

Нас, аниматоров, за стол обычно не зовут, не принято. Но родители смотрят умоляюще — именинница хочет, чтобы я обязательно попробовала торт!

Он роскошный, со сливками и фруктами. Я такого еще не ела. Я вообще не особенно хожу по всяким кафе. Через минуту родители краснеют и извиняются — корж торта невозможно разрезать, он совершенно засох, сливки явно не свежие. Но Баба-Яга мужественно уплетает и хвалит. Разве можно разочаровать такую милую именинницу?

Они разные, эти именинники. Всякие бывают. Капризные и наглые, задиристые и хвастливые.

— Тебя для меня купили, ты сегодня моя игрушка! — могут и так сказать. И как объяснить, что ты не игрушка? Приходится выкручиваться.

Но это еще не самое страшное.

Однажды я приехала в кафе, там была очень душевная хозяйка, Мила, она всегда приглашала только меня. Работала я в образе «Веснушки» — сама придумала. Веселая девчонка в пышной блестящей юбочке, и жилетке, с огромным бантом на голове. Костюм тоже шила сама. Захожу я в кафе, а Мила мне объявляет:

— У нас сегодня мальчики, тринадцать лет. Их десять человек.

Десять мальчиков в пубертате. И я такая, «Веснушка», блин, с играми для семилеток! Хм, не лишать же детей праздника?

За пятнадцать минут я придумала викторину о футболе, игру на внимание и командную битву за приз самого крутого парня планеты.

Парни были в восторге. Родители тоже. Особенно папы. Ну… просто «Веснушка» была ого-го!

Но это тоже не самое страшное!

Страшно играть со взрослыми. Например, Снегурочку в ресторане в Люберцах, когда там отмечает день рождения местный авторитет. И ты заходишь такая в зал, в коротеньком платьице, в белых сапожках на шпильке и в кокошнике, блондинка с длинными ресницами. И молишься только на то, что даже «люберецкие» уважают Деда Мороза.

Еще страшно, когда твоего Деда Мороза начинают раздевать «ягодки» из бухгалтерии, уже хорошенечко подогретые, наплевавшие на скрепы.

— Девочки, а дедушка-то молоденький!

В этом случае отбивать атаку приходится мне.

Еще страшно прийти в зал, в котором температура как в морозилке, дети в бальных платьях и в пуховиках, а ты в шелковом костюмчике. Горячего чая в школе нет. «Вы опоздали, вам еще и чаю?» А делать нечего, дети не виноваты, им нужен праздник, даже если у Снегурочки на третьей елке уже совсем нет голоса.

— У тебя руки такие ледяные! Ты!.. Ты настоящая!

И эти глазенки, которые светятся счастьем потому, что она верит!

И эти тоже верят. К которым я прихожу в отделение. Им больше всего нужно чудо.

И с ними всего страшнее. Их никак нельзя обмануть.

— Снегурочка, а нас сейчас поведут на уколы. Это очень больно.

Я знаю. У меня тоже есть маленькое сокровище, которое боится уколов.

— Сегодня больно совсем не будет!

— Правда?

— Ага! Видите эту дверь? Знаете, что это за дверь?

— Знаем. Там процедурная…

— Нет! Сегодня это совсем другая дверь. Волшебная. Сейчас вы зайдете туда, и будете думать обо мне. И я вам помогу. Больно, конечно, будет, но уже не так, как раньше! Потому, что я тоже буду думать о вас и буду помогать!

Потом они выходят и по выражению их лиц я понимаю — больно было, но… Они изо всех сил стараются показать мне, что на самом деле было легче.

— Снегурочка, а когда ты еще придешь?

— Через год, конечно! Я приду, когда опять будет Новый год, и мы с вами встретимся, обязательно!

— А я через год уже не буду в больнице, как же мы встретимся?

— Я приду к тебе домой, или в школу. Обязательно!

Я в это верю, и они тоже верят. Конечно, мы всегда обнимаемся на прощание. И чья-то потная ладошка оставляет в моей руке конфету. И я всегда съедаю эту конфету, даже если она невкусная.

Проходит Новый год, костюм отправляется в кладовку. И я даю себе зарок — к следующему году я обязательно устроюсь на работу, я буду заниматься чем угодно, пойду в офис, выучусь на секретаря, займусь бухгалтерией, наконец, если уж с карьерой артистки ничего не вышло. Но я больше не буду аниматором! Никогда!

Но меня снова приглашают на детский праздник. Я цепляю на голову огромный бант и рисую на щеках веснушки.

— Привет! А знаете, кто я? Я «Веснушка»! И я пришла поздравить с днем рождения… кого?

Мальчик Никита широко улыбается, ему пять. Он уже совсем большой.

Я улыбаюсь и смотрю на его родителей. Я знаю, что его папу зовут Алеша. Алексей Николаевич. Лешка. Первая любовь. Я так любила его и хотела замуж, но он считал, что театр — это несерьезно. Ну, что ж. Теперь он видит, таки да…

— Кира? — он догоняет меня в коридоре, куда я вышла, чтобы забрать именинный торт.

— Привет. Какой классный у тебя сын. Поздравляю.

— Ты не изменилась, такая же…

Интересно, чего мне меняться?

— А у меня девочка. Ей тоже скоро пять.

— Я знаю. Мне говорили.

Он смотрит на меня и… Куда все уходит? Чувства, страсти? Я хотела вены резать, когда он меня бросил. А теперь стоит чужой человек.

— Ты тоже не изменился.

Он поднимает ладонь, и стирает с моей щеки размазавшуюся веснушку. Просто потому, что хочет дотронуться до меня.

— Извини, там ждут торт.

Извини, мне не нужны твои прикосновения. Все отболело, ушло.

— Ты теперь клоун?

— Я похожа на клоуна? Это называется аниматор.

— А театр?

— А в театре зарплата сто долларов.

— Я говорил…

— Я помню. Извини, торт, свечки. Я работаю.

Вечером я реву в ванной. Не из-за Лешки и любви. А потому, что сама не могу позволить себе устроить праздник для дочери в кафе, с тортом и аниматором.

Я зла на себя, на жизнь, на профессию, которая не дает мне возможности содержать ребенка, на мужа, который ушел, на весь мир. Я ненавижу свою работу. Я не хочу больше быть аниматором!

Но детям нужен праздник. И я снова надеваю веснушкин костюм.

— Привет! А вы знаете, кто я?