Маховик времени, или Новая история Невилла Лонгботтома (джен)

— Алиса, бери сына и быстрее беги к портключам! — первое, что услышал Невилл Лонгботтом, когда открыл глаза после жуткого стихийного бедствия с именем «Гарри Поттер-Певерелл и его новый артефакт».

Голова у Невилла раскалывалась, а в ушах стоял ужасный гул. Мерлин его дернул прийти в дом к этому сумасшедшему артефактору именно в тот день и именно в тот момент, когда драклов экспериментатор тестировал свою новую разработку, которая оказалась очень взрывоопасной. В ту самую секунду, как он — Невилл — вошел в комнату, откуда доносились голоса друзей — штурмом они, что ли, брали его дом? Не пускал ведь никого — прямо в него впечатало незадачливого инженера-артефактора.

От столкновения прибор, который был в руках Поттера, со звоном упал и разлетелся на составляющие, но Невилла это уже не волновало — его больше беспокоили картинки, которые стали пробегать у него перед глазами. Он будто бы видел всю свою жизнь задом наперед: вот похороны его бабушки, которая смогла дожить до его сто двадцатилетия; вот рождение внуков; самоубийственная поездка в Африку за волосками и кровью какого-то мифического млекопитающего, которые просто жизненно были необходимы Забини для нового зелья; свадьбы сыновей и дочери; работа в Отделе тайн; рождение детей; прогулка по джунглям Амазонки в поисках динозавров, в существование которых искренне поверили их с Тео и Блэйзом беременные жены; тайная свадьба с Пэнси и бешеные гонки от обиженного этим фактом Малфоя; дружеские посиделки на Гриммо; битва за Хогвартс; годы учебы; Тревор, который так и норовил постоянно убежать; дядюшка Элджи, который все пытался заставить его пробудить способности; строгое воспитание бабули и… мама с папой.

— Нет, Фрэнк, я не оставлю тебя здесь одного! — кричала его мать, а Невилл же никак не мог понять, что вообще здесь происходит.

Он точно был ребенком, потому как умещался на руках у Алисы, его родители были живы и здоровы — пока! — напомнил себе Невилл — в двери ломились Пожиратели Смерти, а рядом — ну совершенно никого, кто мог бы помочь!

— Алиса, защита пропустит только двух человек! Тебя и Невилла. Уходите! — голос отца завораживал Лонгботтома-младшего. В нем чувствовалась железная решимость защитить сына и жену от напасти.

— Нет! Отправим только Невилла! Я останусь здесь, к тому же скоро начнет действовать тот артефакт, что принес Альбус, — стояла на своем Алиса, и Невилл видел, что Фрэнк сомневается.

«Артефакт!» — Невилла как будто ударило током. Он лихорадочно стал анализировать ситуацию, в которую попал. Первое — Поттер случайно активировал какой-то странный прибор; второе — когда тот впечатался в него — Невилла — артефакт расширил свое действие и на него; третье, и самое неприятное — Невилл наконец вспомнил, над чем Отдел тайн попросил поработать Гарри. Маховик времени. Определенно идея пойти к Поттеру в гости была не самой лучшей. Хотя…

Невилл отвлекся от своих мыслей и посмотрел на родителей. В той своей жизни он, став Лордом и проведя совместно с ребятами кучу различных исследований, так и не смог вернуть родителям рассудок и согласился на эвтаназию. Сейчас же он мог все изменить, спасти их, помочь… Мысли о возможном счастливом будущем вдребезги разбились о жестокую реальность: в любом случае новым Избранным станет он, и даже если он спасет родителей сейчас — Альбус самолично их добьет, в этом он не сомневался.

Почему Невилл вдруг решил, что если выживет — станет новым Избранным? Просто он очень хорошо знал своего друга Гарри Поттера-Певерелла, который — Невилл был уверен — так же попал в прошлое. В ручки «доброму» Альбусу и своим «психам» родственникам он не пойдет под страхом смертной казни, пусть сначала и подумает, что такой вариант имеет место быть. Он, вероятнее всего, свалит от них в первую пару дней после перемещения, как только освоится со всем, что произошло. Поттер-менор должен принять его, к тому же там должны быть домовики. Единственное, о чем сожалел Невилл, так это о том, что они так поздно переместились. Если бы еще на денек назад, и он бы смог спрятать своих родителей, а Гарри смог бы спасти своих…

— Алиса!.. — договорить Фрэнк Лонгботтом не успел — рухнул на пол без чувств, как и его жена, которая посадила сына на диван секундой ранее. Невилл же вздохнул и посмотрел на родителей.

Молодые парень и девушка, совсем еще юные и глупые. С высоты своих лет он понимал, что поступили они довольно недальновидно: если бы Алиса вместе с ним ушла — Фрэнк мог бы спрятаться в любую щель, и найти его там было бы нереально. Что ему стоило вызвать подмогу, а потом спрятаться, например, в ритуальном зале, совершая любой простенький ритуал? Зайти туда они бы не смогли, пока шел ритуал, а подоспевшая подмога связала бы их и бросила в Азкабан.

Грохот от упавших внешних щитов потряс весь дом. Невилл не ожидал, что это произойдет так скоро, поэтому не знал, что делать дальше. Просто спрятать их не выйдет — ради их же блага Френк и Алиса Лонгботтом должны сойти с ума. Значит, ему нужны были те, что сыграет их роль. Но как найти жертв, если Пожиратели проберутся в дом через четверть часа — на взлом внутренних щитов больше не понадобится — а внутри никого живого, кроме него и эльфов?

«Эльфы!» — радостно подумал Невилл, но буквально через секунду радость его сошла на нет — приличная связная речь у него ещё была не развита; бабушка рассказывала, что заговорил он очень поздно, а это значило, что дать приказ он им не сможет. — «Эх, был бы тут Парсмеи!» — с сожалением подумал он.

Этот эльф всегда поражал Невилла своим интеллектом и способностью общаться с Поттером телепатически. А уж когда Гарри показал его истинное лицо — восхищению Невилла не было предела. Только в малфоево-блэковском мозгу с поттеро-певерелловской поддержкой могла родиться идея создания домовика-аврора, с навыками дипломата и финансиста.

«А уж как тот читать любил… — вздохнул он, а потом подобрался. — Стоп. Читать?» — мысленно усмехнулся он, как маленький дьяволенок, потому как мысль, которая пришла в его голову, оказалась дьявольски бредовой, но достаточно интересной.

Эльфы в большинстве своем были довольно безграмотны, и если их специально не обучать, то ни читать, ни писать те не могли. К тому же дело это было кропотливым, так что не все хозяева решали обучать своих эльфов. Это делалось только тогда, когда необходимы были библиотекарь, летописец или нянька. Последних, что странно, обучали намного чаще, потому как аристократы редко читали своим детям сказки или учили с ними алфавит. Отцы лет до десяти забывали о том, что у них есть дети, так как обучение наследника начиналось только после малого совершеннолетия, а матери могли и вообще не вспоминать — свой долг они выполнили, наследником род обеспечили.

Невилл просиял, ведь нянька у него действительно была — милая Нэнни являлась на его зов даже тогда, когда он просто думал о ней. И она, к его счастью, умела читать.

Так что, заприметив в углу стола в той комнате, где они были, перо и пергамент, Невилл решил на бумаге выложить весь свой план Нэнни. Но, как оказалось, не все шло так гладко. Чернил в комнате не было.

Понимая, что времени у него совсем нет — Невилл заклял перо и расцарапал им кожу на руке отца — молчаливо извиняясь перед ним за это, — написал одно слово: «Чернила» и мысленно позвал домовичку. Та явилась незамедлительно, однако была очень напугана тем, что увидела. Невилл, понимая, что времени мало, сунул ей в ручку пергамент и послал волну силы, чтобы та пришла в себя. Надо сказать, что оправилась она довольно скоро, на мгновение испарилась, а потом появилась с чернилами и заживляющей мазью. Невилл снова почувствовал укол вины — он про мазь не подумал совсем. Однако размышлять об этом времени не было, и он сконцентрировался на пере, которое сейчас выводило под его мысленную диктовку план подмены. Зачаровывал перья он не очень, так что за время написания дважды пришлось переделывать, потому как перья просто сгорали. С концентрацией в теле ребенка было не ахти.

«Хорошо, что хоть какие-то силы еще есть», — подумал он, когда закончил наконец с письмом.

Домовичке понадобилось несколько минут, чтобы понять, что написано на пергаменте, и еще несколько, чтобы прийти в себя, после того, что она прочла. Кто бы мог подумать, что ей, приличной сейчас домовичке, придется вспомнить свои молодые годы? Тогда, когда молодой еще Эдуардус Лонгботтом — отец Френка — брал ее на работу, она поклялась, что никогда не вспомнит то, чему учил ее прошлый хозяин. Однако… сейчас она четко поняла, что соскучилась по азарту, соскучилась по тому чувству свободы, что было у нее раньше. Нет, она не хотела быть свободной, у Лонгботтомов ей нравилось, но она хотела снова возобновить чтение, снова разговаривать открыто, не оглядываясь на осуждающие взгляды других эльфов дома, снова участвовать в авантюрах, а то, что сейчас предлагал ее подопечный, было именно этим — авантюрой.

— Все будет исполнено в течение десяти минут, милорд, — поклонилась Нэнни и испарилась из комнаты без единого звука.

Невилл был в шоке. Он был уверен, что ему еще долго придется уговаривать домовичку помочь ему, но та и сама справилась с шоком, да и ее фраза… Очень уж она напомнила ему Парсмеи, когда тот разыгрывал ничего не умеющего простого эльфа. Она была построена слишком правильно, да и обращение "милорд", а не привычное "сэр"…

Новый грохот отвлек его от размышлений — это щиты начали дрожать, но не рухнули. Времени оставалось не больше пяти минут. Тогда, чтобы выкроить еще немного времени, он стал накладывать свои щиты, правда, не очень мощные. Ему нужно было задержать нападавших, а не остановить, тем более, он не знал, насколько хватит его сил. В итоге, к тому моменту, как появилась Нэнни, у них оставалось от двадцати до сорока минут, смотря, как быстро те поймут принцип щита.

— Все исполнено, милорд, можете приступать ко второй фазе, — отрапортовала домовичка и, схватив Фрэнка и Алису за руки, активировала аварийный портал в дом леди Августы, которая сейчас была в отъезде.

В который раз удивившись смышлености домовички, Невилл принялся за дело. В этот раз, чтобы добыть кровь, пришлось расцарапать свою ручку, причем сильно. Явившаяся через пять минут Нэнни принялась активно помогать, ведь ребенку в полтора года — пусть душой ему и далеко за сотню — довольно трудно чертить правильные и ровные руны — координация совсем никудышная. Так как из них двоих голос был только у Нэнни, то читать руны, которые он с ее помощью нацарапал на двух трупах и напитал своей кровью, тоже пришлось ей, ну, а силу, необходимую для подпитки, через нее давать он все-таки смог. Так как в прошлом — или будущем? — он часто помогал Драко в ритуалах своей силой, сделать он это смог без проблем.

— Готово, — сказала домовичка ровно через пятнадцать минут после того, как трупы появились в доме.

Сейчас посреди гостиной лежали тела Фрэнка и Алисы Лонгботтомов. Рунная цепочка, разработанная Драко и Гарри, сработала в совершенстве. Даже магический след у них был на сто процентов схож со следом оригиналов. Одна проблема — они должны были быть живыми. Невилл выхода из данной ситуации не видел, но вот Нэнни…

— Милорд, можно мне кое-что сделать? — Невилл обернулся на нее и пристально посмотрел. Они оба уже поняли, что не являются теми, кем их все считают. Невилл догадался, что она намного умнее, чем он думал, поэтому просто кивнул.

Нэнни же обошла трупы «Фрэнка и Алисы» несколько раз, вздохнула, а потом потянулась к силе ее нового хозяина. Невилл не сопротивлялся, а даже направил в ее сторону более сильный поток. Первое время ничего не происходило, а потом руки трупов стали слегка шевелиться, а через несколько минут перед ним стояли две бездушные куклы.

— Да, именно куклы, милорд, — подтвердила его мысли домовичка. — С помощью этих чар родители оживляют игрушки для детей. В них нет души, только заложенная изначально программа. А так как это были тела сквибов, а не магглов, то «заряда» хватит на год элементарных действий, что вы описали, при условии, что рядом будет источник энергии. Со временем придется приходить их обновлять.

Невилл был в шоке. Сам он и не вспомнил об этих чарах, да и не подумал бы применять их в таком деле, даже если бы вспомнил. А вот Нэнни смогла, да и делала это так, будто проделывала все эти манипуляции не в первый и даже не во второй раз. Невилл уже хотел было задать так сильно интересующий его вопрос, как по дому разнесся сильный грохот. Внутренние щиты пали.

Невилл чертыхнулся про себя — спрятаться он уже не успевал, потому как Нэнни была совсем вымотана, и на полноценную аппарацию с ним не способна, а он сам далеко не уползет. Хорошо хоть контроль над «Родителями» она успела ему передать перед тем, как чуть не отключилась от слабости — все-таки эльфы не были рассчитаны на такую мощь.

— Круцио! — раздались два мужских голоса одновременно с открытием двери, и два луча полетели в «супругов Лонгботтомов».

— Вы за все ответите, мерзкие прихлебатели бородача, — с ненавистью в голосе прокричал самый старший из всех нападавших.

— Вы все расскажете нам, — вторил другой, скорее всего, его брат, так как был чрезвычайно на него похож.

Тела «супругов» трепыхались, дрожали, но не издавали ни звука. Не было даже стонов или чертыхания. Одно заклятие сменялось другим, третьим, но они молчали.

— Может, попытать вашего щенка, чтобы вы сознались? — спросил их старший и направился к дивану, в подушках которого прятался Невилл.

— Ты не тронешь ребенка, Рудольфус, — перегородила ему путь черноволосая девушка. — Только не его.

— Пропусти меня, Белла, а то хуже будет, — прорычал мужчина. — Это щенок авроров, и он не заслуживает жизни!

— Они, верно, тоже так думали, когда убивали нашего сына, Руди. Думали, что ребенок Пожирателей не достоин жизни, — по щекам ведьмы текли слезы, но она не сдвинулась с места. — Сколько бы боли они ни принесли нашему роду и мне лично, ребенка я тебе пытать не позволю.

— Белла, — угрожающе прошипел ее муж. — Отойди.

— Нет, — твердо сказала она и подняла свою палочку. — Ты подойдешь к нему только через мой труп, Руди.

— Ты совсем сдурела? — взревел он и попытался ударить ее, но жалящее проклятие от Крауча-младшего сбило его руку. — А ты что, щенок, тоже страх потерял? — развернулся он в сторону Барти.

— Не трогайте ребенка, он вам ничего не сможет сказать, — опустив палочку и направив глаза в пол, сказал Барти. — И Беллу не осуждайте, она недавно потеряла свое дитя, а смерть или муки другого будут напоминать ей о нем. И да, бить ее я вам тоже не позволю, — сказал он уже увереннее и снова поднял палочку, готовую защищать своего хозяина и единственную девушку в их компании.

— Она моя жена, Крауч, и я буду делать что захочу, и когда захочу, понял? — рыкнул Лестрейндж. — Захочу, возьму ее прямо здесь в охапку и тр… — на этом поток его речи оборвался, потому как терпеть его слова Белла больше была не в силах и послала в него Силенцио. А после, когда он в шоке стал оглядываться по сторонам, врезала кулаком ему в нос со всей дури, вложив в удар всю свои боль и магическую силу. Упав, тот ударился об угол дивана и потерял сознание.

— Ты что делаешь, дура? — закричал Рабастан, прерывая пытки Лонгботтомов и направляясь в сторону Беллы, однако был вырублен одним точным заклинанием Крауча.

— Меткий удар, Барти, — сквозь слезы улыбнулась Лестрейндж.

— Не лучше твоего, Белла, — зеркально усмехнулся тот. — Что будем делать? — спросил он, глядя на четыре бессознательных тела: авроры уже еле дышали, а братья-Пожиратели были в очень глубоком нокауте.

— Смываемся, Барти. Этих, — она кивнула на мужа и деверя, — оставим здесь. Если их упекут в Азкабан — я буду только рада. Никогда не хотела замуж за этого идиота. А Лонгботтомы… Пусть я и не хотела, чтобы Рудольфус трогал их ребенка, смерть своего, пусть и от этого козла, — она пнула мужа ногой, — я им не простила. Выживут — значит, такова их судьба, нет — горевать я не стану, — она отвернулась и зашагала прочь.

— А ребенок? — нервно глянул на Невилла Крауч. — Мы что, так просто его тут бросим? А если они очнутся раньше? — махнул он головой в сторону братьев.

— И что ты предлагаешь? — обернувшись, она посмотрела на него, но подходить не спешила. — Мне что, колдомедиков ему вызвать или авроров позвать? А, нет, лучше его бабушку предупредить, вот та рада будет.

— Нет, но… Может, мы хоть свяжем их? Ну, на всякий, — пробормотал Крауч. — Не хотелось бы, чтобы, очнувшись, они от злости пустили малышу Аваду в лоб.

— Ладно, — махнула рукой Белла, и тела обоих братьев спеленали крепкие веревки. — А теперь сматываемся.

— Уже бегу, — еще секунда, и Барти Крауч-младший с Беллатрисой Лестрейндж покинули поместье Лонгботтомов, а Невилл даже не попытался этому помешать.

В голове у Лонгботтома-младшего сейчас был полный кавардак. В той своей жизни ни он, ни кто либо другой не знал, что у Беллатрисы был ребенок, который умер вследствие действий авроров. И еще хуже было думать, что это могли быть его родители, которых он спас всего какой-то час назад. Верить в это не хотелось, однако из слов Беллатрисы он понял, что это были именно они.

Еще один вопрос, который его волновал, — странное поведение Крауча и Беллы и то, что они успели уйти. Нет, они ничего не сделали, никого не пытали и даже пытались спасти его, но это было очень сильное расхождение с той жизнью. Почему Белла никого не пытала? Ведь на суде в той жизни после сыворотки правды все четверо утверждали, что неистовствовала больше всего именно она. И тут же понял почему — Алиса не успела активировать артефакт Дамблдора. Тот был ментального действия, а этот раздел магии, как они выяснили с Гарри, для нее особо противопоказан.

Тогда из этого вытекал другой вопрос: будет ли он — Невилл — способствовать тому, чтобы Крауч-младший и леди Лестрейндж сели в Азкабан? И после непродолжительного обдумывания решил: нет. Только сейчас он подумал, что и в первую магическую у магов могло не быть выхода, кроме как воевать. Как пример идеалистов и маньяков им всегда приводили Барти и Беллу, но он-то теперь точно знал, что это не так.

Да и Лестрейнджи… Пусть они тут и буянили, но они, как ни прискорбно, было это осознавать, могли быть в своем праве. Невилл иногда поступал еще и похлеще. Стоило вспомнить, как они с Гарри расправились с убийцами Драко, что сделали с похитителями дочери Нотта, или… еще что-то. Так что они могли иметь на это право, и это угнетало его. Как бы сильно Лонгботтом ни любил родителей, убийство ребенка — недопустимое преступление. Особенно для Невилла. Он мог простить любой поступок, но только не такой.

Решив что-то для себя, Невилл стал оглядываться в поисках пера, а когда нашел, попытался расцарапать себе руку, чтобы написать для Нэнни приказ, но его прервали.

— Не стоит, милорд, — сказала домовичка, которая уже немного пришла в себя, — когда мы проводили ритуал и вы направляли через меня силы, часть их осталась, так что пока они не иссякнут, я смогу общаться с вами мысленно. Для постоянной связи необходим ритуал привязки призванного, но для временного хватит и этого.

«Нэнни, — обратился он к ней, когда наконец осознал смысл сказанного ей, — перемести меня к родителям».

— Да, милорд, — прошептала она и переместила его в комнату, в которой на большой кровати спали в обнимку Фрэнк и Алиса.

— Легилименс, — еле выговорил он, держа свои ручки у висков отца.

То, что он увидел, поразило его и разозлило до глубины его израненной души. Авроры, во главе с Руфусом Скримджером, будущим главой Аврората, а впоследствии и министром магии, напали на менор Лестрейнджей по анонимной наводке Наземникуса Флетчера. В составе десятка авроров, которые прорывали все охранные системы, были и его родители.

Невилла несказанно поразило увиденное. Он ни разу не видел, чтобы на лице у людей была написано настолько сильное безразличие. Но теперь увидел. Большинству из них было плевать на то, что под их ногами когда-то росли прекрасные цветы, а на том месте, куда они послали Бомбарду, когда-то стоял фонтан с сапфировыми рыбками, которых на планете больше не осталось. Им было абсолютно все равно. Его родителям было все равно.

Когда они ворвались в дом, то сразу же обездвижили двух служанок, которые оказались у самого входа, а в хозяйку дома послали костедробящее заклинание. Однако они не учли — или не захотели учесть, — что у нее в руках был маленький ребенок, в которого и попало заклятие.

— Нет! — крик отчаянно испугавшийся женщины разрезал тишину менора.

Беллатриса упала наземь и стала пытаться спасти своего ребенка, но ничего не могла сделать, потому как все косточки в его маленьком тельце были разбиты на мелкие осколочки. Они вытекали из тела ее сына вместе с кровью и впивались в ее ладони, которыми она тесно прижимала к себе тело своего уже мертвого сына. По лицу ее текли отчаянные горькие слезы, а перед глазами стояла пелена. Она не могла поверить, что тот, кого она так любила, тот, кто стал смыслом ее жизни, ведь был первым и единственным возможным ребенком, умер у нее на руках.

Просматривая эти воспоминания, Невилл плакал вместе с ней. Он будто бы чувствовал ее боль, чувствовал эти страх и чувство беспомощности. Ему казалось, что он даже слышит этот противный металлический запах крови, что доводил Беллу до крайней степени отчаяния. Он задыхался. Невилл был внутри воспоминания, но не мог оттуда вырваться. Крик Беллы застрял у него в голове и прокручивался снова и снова. Хотелось выть вместе с ней, хотелось убить всех этих людей, ведь они лишили женщину смысла всей ее жизни. Ему было паршиво, ведь он знал, каково ей, ведь он и сам испытал когда-то нечто подобное.

Аврор же, который только что убил ребенка, смотрел на мать, убивающуюся над смертью своего дитя, с безразличием. Казалось, что он даже не увидел разницу между разбитым вдребезги фонтаном и маленьким тельцем. И от этого Невиллу было еще больнее. Но что самое ужасное, так это то, что на эту боль наложилось еще и тянущее ощущение вины, ведь тем, кто послал это злополучное заклятие, был его отец.

После просмотренных воспоминаний отца Невиллу захотелось выпить. Хотя нет, не так. Ему захотелось накидаться так, как накидывались пьянчужки в Лютном — до потери человеческого вида, до беспамятства, до такого желанного сейчас забытья. На душе у него скребли кошки, а в голове развивались противоречивые мысли. В том, в своем мире, Невилл за такое убивал, и не единожды. Никогда и никто из детоубийц, маг это, или маггл, после встречи с ним не оставался в живых. И надо бы не поступаться своими принципами и сейчас, но… Это его родители. Это те, кого он боготворил в той своей жизни. Это те, кого он так сильно любил, что готов был отдать свою душу, лишь бы убить ту, что свела их с ума. Это те, кто подарил ему право на долгую и счастливую жизнь.

«Нэнни, перенеси ро… Фрэнка и Алису в подземелья и закрой туда вход для всех, кроме меня, — решительно сказал ей Невилл. — А потом возвращайся за мной. Ты сегодня будешь варить зелье».

— Милорд… — начала было домовичка, но ее бесцеремонно прервали.

«И не говори, что не умеешь — не поверю, слишком уж ты отточено чертила руны, — сказал Невилл и закрыл глаза, из которых до сих пор текли слезы. — Обо всех наших с тобой странностях поговорим позже».

Домовичка не стала возникать, лишь молча кивнула и пропала вместе с четой Лонгботтомов. Если быть откровенной — этот хозяин нравился ей намного больше, чем Фрэнк, пусть она и понимала, что это, скорее всего, кто-то чужой, кто убил ребенка ее хозяев и занял его тело. Но ведь магия была той же? Значит договор не нарушен. Так что оставив супругов в одной из камер и обновив на них сонные чары, она подхватила Невилла и отправилась в лабораторию.

Что за зелья они будут варить, Невилл ей не сказал, но все действия расписывал настолько подробно, что не то что домовичка, самый последний маггл сварил бы то, что нужно. Так что спустя шесть часов на столе стояло два флакончика с зельями: одно было ярко-аквамариновым, а второе — малиново-красным.

«Нэнни, — обратился он к домовичке, которая уже с ног валилась. — Выпей розовое зелье, а мне помоги принять зеленоватое».

Домовичка сразу и без возражений выполнила то, что от нее требовалось, а через несколько минут упала на холодный пол, разбивая в кровь локти удлиняющихся рук. Ее крутило, корежило, все тело чесалось и жгло. Невилл рядом испытывал нечто похожее: его выворачивало, растягивало, разминало, дробило. Казалось, что в один момент он стал похож на распластанный кусок теста, из которого умелый повар собирался вылепить произведение искусства.

Через четверть часа боль прекратилась так же резко, как и пришла. Только на полу лаборатории уже были не домовичка и ребенок, а молодая симпатичная девушка лет девятнадцати, и молодой парень лет двадцати пяти. Первым поднялся Невилл.

— Нэн-ни, — прохрипел он. Связки хоть и укрепились, но говорить ему все еще было сложновато и, откровенно говоря, больно.

На его зов стала подниматься девушка с густыми черными как смоль волосами и карими глазами. Выглядела она так, как будто пила всю ночь и не спала несколько дней. Впрочем, Лонгботтом выглядел точно так же.

— Милорд, — в ужасе произнесла она. — Что это было?

— Держи, — только и сказал он, протягивая ей пару флакончиков с другими зельями, что стояли в аптечке у Лонгботтомов.

Нэнни хоть и остерегалась пить что-либо, после того, то произошло из-за предыдущего, но все же сделала то, что хотел парень, ведь такие же флакончики он опустошил и сам. После того, как она проглотила свои зелья, ноющая боль сразу отпустила, в голове прояснилось и будто бы прибавилось сил.

— Лучше? — задал логичный в данной ситуации вопрос Невилл.

— Лучше, — подтвердила домовичка. — Но что это было? — с неподдельным интересом спросила она.

— Мой друг когда-то придумал зелье, чтобы домовик мог принимать человеческий вид. Но хватало этого ненадолго. Для более длительного превращения он создал рунную цепочку, которая наносилась на кожу домовика с помощью специального артефакта. Тогда тот мог по своему желанию принимать человеческий вид, но только на то время, пока он не исчерпает свои магические силы.

— А ваше? — не унималась она.

— А у меня — зелье, которое помогает принять свой же облик, только двадцатипятилетнего. Это зелье я получил совершенно случайно, когда пытался приготовить усовершенствованное оборотное по рецепту моего друга и зелье роста для растений в его саду. Они взорвались, соединились и окатили меня еще до того, как я добавил в них несколько последних ингредиентов, а когда друзья ворвались в лабораторию, чтобы помочь — я был чуть больше чем на полвека моложе. Как оказалось, работало оно в обе стороны: молодые становились старше, а взрослые — моложе. Но только на двенадцать часов. А потом — истощение минимум на неделю. Хотя Драко вроде бы почти усовершенствовал его, но… в общем, так и не успел доделать, — выдохнул Невилл и сморгнул слезы.

— Но зачем нам это? — удивилась домовичка.

— А мы идем пить, Нэнни. Кстати, имя Нэнни не очень подходит такой девушке, как ты, — усмехнулся он, глядя на довольно-таки симпатичную девушку с довольно большими глазами.

— Зовите меня Нинель, милорд, — глядя в пол, произнесла она.

— Нинель Лонгботтом — звучит, — улыбнулся Невилл. — И да, давай сегодня без милордов, ты будешь просто моей дальней родственницей, которая следит за изрядно выпивающим родственником.

— Хорошо, но как мне вас называть? — сразу согласилась она. Спорить с таким душевно разбитым человеком она не решилась.

— Зови меня Виконт, — сказал он, вспомнив одно из своих поддельных имен, и аппарировал вместе с ней в какой-то миром забытый бар на окраине Лютного.

* * *

— Виконт, пойдемте домой, вам уже хватит, — уговаривала Невилла «девушка» уже через три часа после их появления там.

— Нет! — упирался тот, стараясь заглушить боль от непрошеных воспоминаний уже третьей бутылкой огневиски.

— Всем оставаться на своих местах, это проверка на причастность к нелегальным группировкам, всем сдать палочки и показать предплечья! — раздался в кабаке голос Аластора Грюма, который прибыл туда с отрядом авроров человек на тридцать.

Невилл вздохнул. Аппарировать оттуда он в таком состоянии не смог бы, да и купол авроры уже наверняка поставили. Грюм. Когда-то давно тот ценой своей жизни помог доставить Гарри в безопасное место, и за это Невилл его уважал. А сейчас тот мог вполне отправить его за решетку как очень подозрительного субъекта, ведь о Виконте и Нинель Лонгботтомах никто не знал, а отказ от предоставления палочек — которых у них не было — мог быть расценен как отказ от сотрудничества. Невилл уже начал раздумывать, как решить этот неприятный вопрос, как…

Хлопок — воронка аппарации — гостиная Лонгботтом-холла, откуда уже успели забрать тела поддельных Фрэнка и Алисы.

— Нинель, — выдохнул Невилл, но сказать больше ничего не смог, так как от выпитого алкоголя и непреднамеренного перемещения его вывернуло прямо на ковер.

— Лучше ничего сейчас не говорите, сэр, — нахмурилась она и щелкнула пальцами, убирая последствия перемещения пьяного тела. — Я решила, что встреча с аврорами нам ни к чему, даже если вы и думали по-другому. Мой прошлый хозяин тоже надирался в кабаках, а потом нарывался на приключения, — сказала она. — И одно из его приключений закончилось оторванной головой для него и поиском работы для меня. С того дня я предпочитаю спасать своих подопечных до начала «приключений» и вне их желания!

— Нинель, — попытался снова что-то сказать Невилл, но его опять вывернуло.

— Да замолчите же вы! — взмолилась она. — Если вам нужно что-то говорить или слушать, то давайте, пока вы не придете в себя, я расскажу вам свою историю, все равно же собирались разобраться, — Невилл осторожно кивнул и присел в расположенное неподалеку кресло.

Голова у Лонгботтома хоть и перестала так сильно кружиться, но мутить его стало только сильнее.

— Я не обычная домовичка, а призванная, — начала она свой длинный рассказ. — Меня призвал один маг еще в начале девятнадцатого века для того, чтобы я обучала всех наследников его рода мастерству и после его смерти. Мастерство у него было крайне специфическим — он был профессиональным взломщиком. Мог попасть в любой менор и вынести что угодно без единого следа, как магического, так и маггловского. Ему ничего не стоило ради интереса взломать кабинет министра магии и перемешать бумаги на столе, что он, впрочем, и делал, пока не свел с ума министра магии. Перевыборы тогда устроили заранее, потому что тот маг снял с себя полномочия уже после двенадцатого визита. Но сейчас не об этом, — сделала она пас рукой, будто отмахиваясь от неуместных сейчас воспоминаний.

Невилл на это только приподнял бровь. Такого поворота сюжета он не ожидал, хотя и догадывался, что ее история будет не из простых.

— Когда он меня призвал, то стал учить всему, что знал сам, одновременно со своим сыном. К моменту его смерти мне было уже сорок ваших лет, но я все же не знала всего. Маркус, так звали его сына, отправил меня обучаться ремеслу и дальше по тем книгам и воспоминаниям, что успели собрать их предки. Обычно наследник выбирал только одну специализацию и тратил на ее совершенствование около пятнадцати лет, я же должна была знать их не менее двух десятков. К началу двадцатого века я знала и умела все, что только можно использовать в нелегком деле грабежа и махинаций: убраться из-под купола, вскрыть мэнор, попасть в скрытые помещения, обвести вокруг пальца Аврорат или гоблинов, навести неснимаемую иллюзию, провести простейшие ритуалы, излечить некоторые болезни, даже зелья и те варила, потому как последний представитель фамилии был в зельеварении сущей катастрофой. Хотя, судя по вашим оговоркам, вы тоже не фонтан.

Невилл усмехнулся. «Не фонтан» — это еще мягко сказано. Он скорее маленький локальный катаклизм зельеварческого дела.

— И все было бы хорошо, но этот последний представитель был катастрофой и в жизни. Он был вспыльчивым, легко заводимым, глупым и неуправляемым. Мог зависнуть в кабаке на несколько суток, а потом отправиться на дело с ужасной головной болью и оставить кучу следов, от которых я в спешке избавлялась. Мог снять девиц и за вечер растрепать им все секреты семьи, а потом уйти и оставить все так как есть. Мне же потом приходилось в срочном порядке искать их и стирать бедняжкам память за несколько дней. И хорошо, если только им. Однажды одна из девиц растрепала все своим подружкам, так что пришлось чистить память и им. Мог задеть кого-то и подраться прямо за час до важнейшей встречи. Собственно, так он и погиб — оборотни оторвали ему голову в одной из драк в очередном кабаке. Спустя час погибла бы и я, но Эдуардус Лонгботтом, ваш дед, тогда еще совсем молодой парень, друживший с моим хозяином, в том же кабаке принял меня в род Лонгботтомов, дав работу сначала библиотекаря, а потом няни Фрэнка, потому как именно в роли няньки я была ему представлена. Я же дала себе клятву забыть все, что знала раньше, и уверенно следовала ей до сегодняшнего дня.

— Это… весьма неожиданно, — ответил Невилл, которого уже начало отпускать. Неисследованной, но несомненно очень интересной особенностью этого «Серебряного», как назвал его Блейз, зелья было то, что действие алкоголя на организм шло очень быстро: быстро пьянеешь и быстро трезвеешь, хотя из крови алкоголь никуда не девается. — Но и моя история не менее странная. Начну с того, что я, это все таки Невилл Лонгботтом, и мне позавчера исполнилось сто двадцать пять лет…

История Невилла растянулась на несколько часов, за которые он успел приговорить еще две бутылки огневиски. Нинель, как ни старалась, не могла этому помешать. К тому же к концу первой бутылки действие ее зелья закончилось, так что историю дослушивала уже домовичка Нэнни.

После того, как Невилл рассказал о том, что увидел в голове отца, он замолчал и о чем-то крепко задумался. Нэнни его не тревожила. Она понимала, что ему нужно обдумать все, что произошло, понять, как жить дальше и что делать.

— Нэнни, — вдруг прервал тишину пустого дома Невилл. — Позови поверенного рода Лонгботтом, сейчас же.

— Но, сэр, во-первых, вы пьяны, а во-вторых, сейчас четыре утра! — возмутилась Нэнни.

— Зови его сейчас, ибо завтра я буду уже не таким добрым, — сверкнул он глазами так, как делал это тот ее хозяин, что призвал ее еще в прошлом веке, когда был безмерно зол на кого-то.

Нэнни подчинилась, так что уже через четверть часа гоблин, который вел счета Лонгботтомов, предстал перед ним, сонный и недовольный.

— Мистер Гроболь, — склонил голову в приветствии поднявшийся из кресла Невилл. — Рад видеть вас в своем доме в добром здравии и искренне извиняюсь за столь ранний вызов. Боюсь, вопрос, который я хотел бы с вами обсудить, не терпит отлагательств.

Гоблин, глядя на Невилла, вначале распахнул глаза от удивления, а потом сузил их до микроскопических щелочек. В их банке уже давно привыкли к ночным заскокам пьяных клиентов, которые со злости и от огромного количества выпитого алкоголя могли наворотить дел, и Гроболь шел именно к такому, но… Во-первых, перед ним стоял глава рода, однако это был определенно не Фрэнк Лонгботтом, который своим поведением так разочаровал гоблина. Во-вторых, хоть артефакт и показывал гоблину, что в молодом человеке было не менее пяти с половиной промилле алкоголя — а это очень много даже с учетом повышенной выносливости волшебников, ведь если сравнить с нормой магглов, то это была смертельная доза — вел он себя как трезвый, к тому же был весьма учтив, что бывало далеко не со всеми и в обыкновенное время суток. Кто же он?

— Здравствуйте, лорд Лонгботтом, — поздоровался с ним гоблин. Хоть он и не знал, кто этот молодой человек, но кольцо лорда на его пальце, пусть оно и было скрыто, видел хорошо. — И что же это за вопрос, который не терпит отлагательств? — спросил он, ставя на стол свой портфель.

— Образование младшей ветви рода без наследования ими титула старшего рода и ежегодного перевода капитала, с запретом без моего разрешения на возвращение в Британию на три поколения и попытки хоть как-то навредить старшей ветви и ее окружению до десятого колена.

— То есть вы просто изгоняете из рода часть семьи с сохранением фамилии и части капитала, запрещая им возвращаться на родину и искать встречи с кем-либо из вас и ваших знакомых? — с неподдельным изумлением поинтересовался гоблин.

— Все верно, мистер Гроболь, — твердо сказал Невилл.

— Простите, и кто же так провинился, что его буквально вышвыривают из Британии? — не удержался от вопроса Гроболь.

— Фрэнк и Алиса Лонгботтом, — так же безэмоционально ответил Невилл.

— Бывший наследник, не принятый родом как глава, и его жена, — задумчиво протянул Гоблин. — А их сын?

— А их сын, мистер Гроболь, новый признанный лорд рода Лонгботтом в Британии, — оскалился Невилл, отчего гоблин слегка отпрянул от него и подумал о том, зачем же он вообще открывал свой рот, ведь видел же, что с этим лордом что-то не так. — Когда все будет готово?

— Все бумаги будут готовы через три дня, лорд Лонгботтом, — сказал гоблин. — Какую страну для переезда вы выбираете?

— Испанию, — после минутной задумчивости ответил Невилл. — У нас там есть неплохой дом на четыреста квадратов. Пусть он теперь принадлежит им, как и четверть состояния Лонгботтомов. Однако артефакты, украшения и любые другие материальные ценности к ним не относятся, только золото. Откройте там для них ячейку на верхнем уровне, ключ отдадите мне вместе с договором.

— Хорошо, — поставил отметку гоблин в своем блокноте. — Что-то еще?

— Да, — задумчиво протянул Невилл. — Две трети от оставшегося у меня капитала пустите в оборот. Необходимо…

Далее в течение получаса Невилл расписывал все места и предприятия, куда нужно вложить средства и что сделать, чтобы эти средства активно приумножались. К концу разговора гоблин был уже намного приветливее, чем в начале, и почти обожал нового лорда, потому как от дохода рода зависели и его собственные доходы, а они теперь грозились резко возрасти.

— На этом, пожалуй, все, мистер Гроболь, — сказал Невилл, поднимаясь из кресла. — Большое спасибо, что уделили мне время, и еще раз простите, что вызвал вас так рано.

— Ничего страшного, лорд Лонгботтом, — усмехнулся гоблин. — Ради повышения капитала рода я готов прийти к вам хоть глубокой ночью. До свидания, — попрощался с ним гоблин и направился к камину.

— До свидания, — ответил ему Невилл, а после этого гоблин пропал в зеленом пламени.

— Вам не кажется, что это слишком жестоко? — не удержалась Нэнни. — Они же ваша семья!

— Семья… — горько протянул Невилл. — Ты права, они моя семья, которую я так жаждал вернуть. Семья, которую так хотел иметь. Семья, глава которой убил ребенка костедробящим и даже не дрогнул. Семья, в которой мать с безразличием наблюдала за горем другой. Вот такая у меня семья, — по его лицу потекли слезы. — Знаешь, если бы это был не он или если бы я увидел в его глазах хоть толику сожаления, то может быть и передумал бы, но ее там не было. Он просто стоял и смотрел, как малыш умирает! — с последним словом его голос сорвался на крик. — Он стоял и смотрел, как умирает ребенок, так же, как стоял тот маг, что убил моего сына! — он кричал, а Нэнни стояла, боясь пошевелиться.

Домовичка не знала раньше, почему тот отреагировал так остро, зато теперь поняла — кто-то в той жизни убил сына Невилла. И Невилл откуда-то знал, что тому была совершенно безразлична смерть его ребенка.

— Он бросил заклятие и просто смотрел! Понимаешь? — Нэнни не знала, о ком он уже говорит: о своем отце, или о том маге, но она понимала, насколько это бесчеловечно. — Костедробящее… Маленький ребенок умирает от него практически мгновенно, хоть в этом повезло ребенку Беллы. Мой сын умирал целых пять минут, и это были самые ужасные минуты моей жизни. Я аппарировал к сыну и его няне сразу же, как сработал следящий артефакт. Но было поздно — спасти ребенка я уже не мог. Кровь из его маленького тельца вытекала невероятно быстро, одновременно с этим выталкивая осколки костей. Какое бы заклинание я ни использовал — ничего не помогало. Через минуту после меня появился Гарри — он накладывал заклинания Старшей палочкой со скоростью метеора, но и они не помогали. Жизнь по крупицам покидала тело моего сына, пока не покинула окончательно, а я ничего, совершенно ничего не мог поделать. С последним его вздохом умер гриффиндорец Невилл. Умер тот, то жил справедливостью и благородством. Умер тот, кто ни разу в своей жизни, несмотря на пережитую войну, не убивал.

— Ох, — зажала Нэнни рот рукой.

— Да, на людях я был тихим скорбящим отцом, успокаивал жену, улыбался знакомым и друзьям, но это было не более чем притворство. С того дня я обезумел. Я специально по ночам выискивал тех, кто убивал детей. Маг, маггл, сквиб — мне было без разницы. Сколько, оказывается, гадости может быть в не такой уж и большой стране, как наша. Я убивал с особой жестокостью всех, кого считал виновным в смертях детей. Я знал, что у тех людей тоже были семьи, жены, дети, но считал, что лучше уж совсем без отца расти, чем с таким уродом, что убивает детей. Когда пошел второй год моего безумия, Гарри явился сюда, в Лонгботтом-мэнор, спеленал меня и бросил в своем подвале. Три недели я числился в командировке. Об истинном моем месторасположении знал только Гарри. Даже остальные из нашей пятерки не догадывались об этом, хотя Драко с Гарри жили в одном доме.

Нэнни была в ужасе от того, что происходило с этим молодым человеком, и восхищалась его выдержкой. Ему наверняка при просмотре воспоминаний хотелось убить обоих Лонгботтомов, даже несмотря на то, что это были его родители.

— Через три недели я снова стал собой, но что это были за недели, — он прикрыл глаза и покачал головой. — Гарри безотлучно сидел рядом, выслушивал мои истерики, успокаивал, пил со мной и снова успокаивал. Он пропускал через меня свою магию, которая исправляла магические потоки, которые успели оборваться, от той жгучей ненависти, что затапливала мое сознание. Он излечивал мою душу по дюйму, он собирал ее по крупицам и снова оживлял. Стало намного легче, но мне было все еще тяжело осознавать, что посредника убийства моего сына я так и не нашел. Киллера, который исполнял заказ, а потом прислал мне воспоминания, чтобы поглумиться, я в прямом смысле этого слова подвесил на его же внутренностях. Он умирал долго и мучительно, а я все смотрел на его муки и не мог уйти. Заказчик тоже понес не менее тяжкое наказание, вот только был еще кто-то третий, кто придумал способ, нашел киллера и взял деньги. Его нашел Гарри спустя огромное количество времени, когда искал того, кто убил Драко.

Невилл уставился невидящим взглядом в стену, снова проживая все те моменты, что долгие годы сводили его с ума.

— Смит… Жалкий никчемный человек, которого я презирал. Он после школы попал в бандитскую группировку, в которой спустя тридцать лет стал главарем. Гарри пытал его после смерти киллера, убившего Драко. И узнал много нового, в частности, и о смерти Джейми. Тот с упоением рассказывал, как наслаждался выражением моего лица, когда я прижимал к груди умирающее тельце. Как насмехался над Гарри, когда тот пытался спасти Драко… Скажу тебе одно: в тот день рухнула еще одна стена в моем сознании — я впервые упивался муками этого человека. Он умирал долгих двое суток, и все то время и я, и Гарри были рядом. Мы понимали, что оба были как обезумевшие маньяки, но мы не могли так просто отпустить его душу в ад. После того, что мы сделали, нам было плохо, но все же камень неотомщенности с души ушел. Стало легче думать, легче дышать, легче жить…

Он тяжело вздохнул, покрутил в руках коньячный бокал и запустил его с стену. За ним полетел второй, потом бутылка, следом он перевернул стеклянный столик, который разлетелся вдребезги, а потом Невилл беспомощной кучкой свалился в кресло.

— Так что сегодня я еще поступил милосердно, Нэнни, — сказал он, а после ушел в долгожданное небытие.

Проснуться и открыть глаза оказалось очень и очень трудно: голова раскалывалась и кружилась, во рту было сухо, тошнило, а руки тряслись как у заядлого алкаша или старого паркинсоника. Нет, Невилл, конечно, ожидал похмелья, но встретиться с ним было откровенно неприятно. С трудом приняв сидячее положение, он огляделся. На улице было темно, что говорило о том, что уже ночь, а значит, он проспал весь день, хотя это и не было удивительным, с такого-то перепоя. К тому же, после приема возрастного зелья, защиты дома, побега от Пожирателей и переноса во времени.

— Наконец-то вы очнулись! — выдохнула взволнованная Нэнни, которая совершенно беззвучно появилась в комнате около его кровати. — Я уже боялась, что вы никогда не придете в себя!

Невилл удивился — с чего бы это ему не прийти в себя? Он вроде бы предупреждал ее, что будет слаб, да и то, сколько он вчера выпил, говорило в пользу того, что скоро он не проснется. К чему же тогда такая паника? Он же не месяц проспал, в конце концов, чтобы так причитать и волноваться.

— Вы проспали три месяца! — выпалила домовичка и уставилась на него немного обвиняющим взглядом, пока он сам пытался прийти в себя.

«Три месяца?! Это что же я такое пил?»

— Три месяца я не понимала, живы вы или сошли с ума, как «ваши родители» — она сделала характерный жест своими маленькими тоненькими ручками. — Три месяца уже гоблины ждут вашего ответа, ведь они уже давно подготовили все документы, а вы знаете, чем чревато их злить! Три месяца ваши родители «спят» под моими чарами, впрочем, как и ваша бабушка!

К концу разговора домовичка не просто нервничала, она была в гневе: глаза ее горели, волосы были растрепаны, а руки сжимались в кулачки, будто они хотела ими кого-нибудь хорошенько стукнуть. Хотя почему кого-то? Она определенно хотела стукнуть именно его. Все-таки три месяца стресса мало кого приведут в благодушное состояние.

«Бабушка? А она-то чего?» — недоуменно подумал Невилл и пожалел, что не создал с Нэнни крепкую связь, чтобы она могла понимать его даже мысленно.

Ни капли злости на своенравную домовую не было — Невилл понимал, каково это: бояться за своего подопечного до дрожи в коленях. Его-то подопечный не был похож на ангела, даже если представить эталоном ангела одного из близнецов Уизли. Да даже если обоих. Впрочем, и он сейчас не был идеалом. Так что Нэнни он понимал хорошо. Даже очень хорошо.

— А как бы я ей объяснила ваших родителей в подвале, и то, почему вы спите беспробудно?! — Нэнни же, хоть и не могла читать его мысли, но все же поняла, о чем он подумал. — Когда она появилась в доме, то сразу же бросилась к вам, а вы не просыпались. Она собиралась вызывать целителей, и мне пришлось действовать по обстоятельствам… — Нэнни еще раз обиженно на него посмотрела и отвернулась. — Вы знаете, как я переживала? — до Невилла донесся жалобный всхлип. — Я бы не простила себе, если бы вы погибли…

— Нэ-н-ни, — прохрипел Невилл.

Связки были у него плохо развиты и не давали ему нормально разговаривать, вместо слов причиняя огромную, просто невыносимую боль. Они были словно деревянными. Да даже кричать и плакать было больно, словно что-то жгло в горле и сильно пекло. Вероятно, в детстве он болел чем-то, что колдомедик неправильно лечил или не заметил последствий. Неудивительно, что в той жизни он не говорил лет до шести — попробовал бы кто сам поговорить с такой болью, странно, что вообще заговорил.

— Зель-е.

— Вы опять хотите его принять?! А мне потом вас что, еще год выхаживать?

Нэнни, конечно, злилась, но и понимала необходимость этого шага. Разговор с Августой, с родителями, с гоблинами, ритуалы по отделению новой ветви и ее привязке — ребенок не сможет это провернуть, а она еще не так сильна, чтобы обмануть гоблинов. В конце концов она решилась.

— Я согласна, — выдохнула она. — Но пить вы больше не будете! — ее грозный голос вкупе с ее милой внешностью домовенка звучал смешно.

Невилл усмехнулся — теперь не только у Гарри будет личная заноза в… кхм. Домовик инициативный, в общем, будет не только у Поттера. И это радовало его безмерно. Все-таки как бы то ни было, но он всегда по-доброму завидовал Гарри. Ему бы тоже не помешал такой инициативный маленький друг.

«Интересно, как там Гарри без своего Парсмеи?» — подумал Невилл, прежде чем снова уснуть.

— Готово! — через некоторое время произнесла Нэнни, аппарируя в его комнату со склянкой в руках. — Вы что, за три месяца не выспались?! — возмущению домовички не было предела. Опять спать?! — Просыпаетесь и пейте! Уже утро.

— Прости, Нэнни, — улыбнулся Невилл после того, как выпил все положенные зелья и, через боль, снова стал взрослым. — Ты как так быстро справилась?

— Как я уже вам говорила — я быстро учусь, — сквозь надутые губки проворчала она. — И кстати, вас через четверть часа будет ждать ваш поверенный. Времени, если я правильно помню, у нас немного, а дел — полно, так что я осмелилась его позвать сама. А если вы опять отключитесь на несколько месяцев, нужно справиться хотя бы с их частью — сонные чары у меня, конечно, хорошие, но злоупотреблять ими не советую.

— Ты права, Нэнни. Ну что ж, тогда я пойду приму душ и переоденусь, а ты подготовь ритуальный зал. Сегодня проведем и выделение новой ветви, и твою привязку. Хватит уже ловить крупицы магии рода, пора наладить стабильную связь, — он улыбнулся и шаткой походкой направился на выход.

— Как дитё, ей-Мерлин, — выдохнула Нэнни и направилась в ритуальный зал — и как волшебники без них раньше справлялись?

* * *

— Мистер Гроболь, приветствую вас! — Невилл в новой белоснежной рубашке с синей канвой и в темно-синих брюках выглядел изумительно — не зря все-таки домовичка потратила некоторое время на снятие мерок с него пьяного.

Мужчины же никогда не подумают о внешнем виде, если им не напомнить!

— Доброе утро, лорд Лонгботтом, — поприветствовал того гоблин, удивляясь тому, как такой молодой человек может так хорошо вести дела и так исключительно любезно себя вести.

Любо-дорого смотреть. Особенно на контрасте с Фрэнком, который не вызывал у гоблина ничего, кроме чувства брезгливости. И даже промедление не испортило этого впечатления.

— Прошу прощения за задержку — обстоятельства не давали мне возможности встретиться с вами, — искренне извинился Невилл, чем ещё больше поразил гоблина: маги никогда не извинялись перед гоблинами. По крайней мере аристократы. И не лорды уж точно. — Надеюсь, вы не в обиде за этот инцидент?

— Нисколько, — искренне улыбнулся тот. — Все ваши распоряжения относительно финансирования уже исполнены, и я с радостью сообщаю, что уже были собраны первые плоды! Это просто невероятно эффективная модель управления!

— Я рад, что смог сохранить с вами прекрасные отношения, мистер Гроболь, — серьезно сказал молодой лорд. — Пусть я и знаю, что контракт обеспечит наше взаимодействие без проблем, но все же предпочитаю простые уважительные отношения без принуждения с чьей-либо стороны. Однако… — Невилл не договорил, но сделал конкретный намек: по тому, как поведет себя гоблин, будет понятно, стоит ли вести с ним дела дальше.

— Не стоило волноваться, милорд, вы более чем меня устраиваете как клиент, и я клянусь вам, что буду действовать строго в ваших интересах. Но вы правы — контракт контрактом, однако и простых доверительных отношений это не отменяет. К тому же помимо контракта нас свяжет еще и договор о честном сотрудничестве, что убережет обе стороны от невольного раскрытия. Думаю, все же лучше начать с него, я прав?

— Истинно, мистер Гроболь, — улыбнулся Невилл.

Этот гоблин всегда ему нравился, но, как любил говорить Рональд Рейган: «Доверяй, но проверяй». И гоблин прошел проверку.

— Ну а теперь, — Гроболь вернул манжеты своей рубашки в исходное положение после заключения честного договора, — перейдем к делу. Вот здесь, — гоблин выставил на стол черный кожаный чемоданчик с кодовым замком, — все необходимые документы для мистера и миссис Лонготт — по всем подсчётам наших специалистов, именно такая фамилия у них и будет после ритуала. Причем документы тут как магические — результаты СОВ, ЖАБА, экзаменов в академии Аврората, свидетельство о браке, так и маггловские — аттестаты средней школы, ещё одно свидетельство о браке, документы на недвижимость, так как дом не наделён магглоотталкивающей системой и простецы прекрасно его видят, медицинские страховки и другие необходимые им там документы. Так же в испанском маггловском банке у них открыт счёт, совмещённый с магическим — там и располагаются полагающиеся им средства. Портал же до испанского дома располагается так же в чемодане — вы его увидите, это обыкновенная маггловская ручка.

— Благодарю вас, мистер Гроболь. Честно говоря, я даже не рассчитывал, что вы сможете подготовить для них и маггловские документы — это значительно упростило мою задачу.

— Это было нетрудно, — гоблин улыбнулся. — Наш банк может предоставить самые разнообразные услуги.

— Да, я помню, «Любой каприз за ваши деньги» — на автомате сказал Невилл, читая контракт, который должны будут подписать его родители.

Гоблин посмотрел на него с ещё большим интересом, прищурился, а потом выразительно хмыкнул. А он все думал, как это полуторагодовалый младенец стал лордом двадцати пяти лет от роду.

* * *

Разобравшись с чуть ли не готовым расцеловать его гоблином, Невилл наконец выдохнул. Пусть он и мог работать как властный и сильный глава могущественного рода, но все же он не любил этого. В той его жизни всеми делами занималась Августа, и он был искренне уверен, что ей это нравилось, однако оказалось, что это не так. Леди Лонгботтом занималась всеми этими бумажками только для того, чтобы избавить от этого своего внука, которого до самой своей смерти воспринимала как не способного ни к чему путному ребенка, ведь при ней он так себя и вел. Сначала не хотел расстраивать старушку, показав, что давно вышел из возраста, когда нуждался в ее опеке, потом не желал пугать. Все-таки ему не хотелось, чтобы его чистая и светлая бабушка увидела его таким, каким он был: жёстким и хладнокровным убийцей. И в чем-то отчасти он даже был прав: та Августа, сломленная и убитая горем, этого бы не пережила.

— Нэнни! — разнёсся по поместью голос Невилла. Все же нужно было работать, и времени для самобичевания и рефлексии не оставалось. — Нэнни! — чуть громче повторил он, хотя точно знал, что даже скажи он это имя шепотом, домовичка все равно бы его услышала.

— И незачем так кричать, милорд, — появилась перед ним домовичка в новом белом полотенце с рунами. — Я вас прекрасно слышу и так.

— Прости, я просто нервничаю, — Невилл ещё раз посмотрел на ритуальный круг и вздохнул. — Я ещё ни разу не проводил этот ритуал. Только малый ритуал привязки, но он намного легче — дал своей крови, и готово. А тут…

— А тут нужно убить меня и призвать заново, иначе я так и останусь зависимой от призвавшего меня рода, пусть он и прервался.

— Да, я понимаю, но вдруг что-то пойдет не так и я останусь один? Ещё и усну на несколько месяцев, — он вздохнул. Такой исход ему не был нужен, а значит, сделать все нужно правильно. — Ладно, начинаем. Чем дольше тянем, тем страшнее становится.

И он действительно начал. С первым ритуальным словом с него словно шелуха слетело все волнение и он снова стал собой, каким и был в свои сто двадцать пять — решительным, умным, скорым на расправу, бесстрашным и беспощадным. Все эти качества пропитывали каждое его слово, каждый его жест, каждый взгляд, каждое дрожание мускула. Он был главой рода, и это было видно. Он был тем, кто убивал, и это чувствовалось. Он был тем, кто не прощал ошибок и не забывал предательства, и это явственно ощущалось. Он просто был тем, кого так давно ждал род Лонгботтомов, потомственных боевых магов земли.

* * *

— Бабушка, — мягко выдохнул Невилл и нежно провел рукой по ее скуле. Августы с ним не было всего пять лет, а казалось, что намного, намного дольше. Он так привык к ее присутствию, что смерть оказалась очень пугающим событием, хоть и ожидаемым. Все-таки ей было тогда больше двухсот лет.

Глядя сейчас на нее, он понимал, что с этой женщиной еще не произошли все те ужасные вещи, что привели к ее необратимым изменениям. Сейчас он еще видел в ней силу, он видел молодость, пусть и скрытую под маской старости и немощности. На данный момент у нее еще не было признаков заскорузлой печали, что появилась после многих лет безнадежных поисков лекарства для сына и невестки; после стремительного разорения, что стало следствием ее невнимательности из-за горя; после жизни практически в бедности с одной единственной домовичкой, что ни за что ее не бросала, пока сама не погибла в Лютном; после вести о смерти мужа, что вновь умчался за какой-то гадостью в Южную Америку, оставив сына и невестку в опасности. Не было еще тех постыдных шепотков за спиной, что единственный наследник рода Лонгботтом, ее отрада и любовь — жалкий сквиб, а после первого магического выброса — тряпка и слабак, который не сможет быть лордом. Не было ещё обидных предложений женить его на бойкой девице и отдать в другой род, чтобы род Лонгботтом отошёл к более достойному лорду, рожденному от «правильной и сильной дочери рода», пусть и боковой ветви. Этого всего еще не было. Не было и боли от потери правнука, что сильно подкосила ее, заставив несколько лет провести в инвалидном кресле не вставая даже для похода в туалет. Не помогали тогда ничего — ни лекарства, ни разговоры с колдомедиками, ни уверения внука — тот и сам не верил в то, что говорил. Спас ее тогда опять-таки Гарри. Тот вообще имел способность спасать всех и вся. А у Лонгботтомов был вообще какой-то абонемент на спасение от Гарри Поттера. Именной. На весь род.

— Бабушка, — он смотрел на нее и не мог насмотреться.

До этого самого дня он и не понимал, как сильно ему ее не хватало. Он жил с этой болью, растворяясь в ней без остатка. Она оставалась у него одна, после…

— Что? — не понимая, где она, и что с ней, Августа приподнялась и посмотрела расфокусированным взглядом на молодого человека перед собой. — Кто вы? — властно поинтересовалась она, пытаясь как можно незаметнее найти палочку.

— Это я, бабушка, Невилл, — он склонился перед кроватью, на которой она полулежала, на колени и взял ее за руку. — Я обязательно тебе все расскажу, просто поверь мне сейчас.

— Невилл? — Августа не знала что сказать.

Увидеть в этом высоком, красивом и таком взрослом парне своего нескладного бутуза-внука было неожиданным. Она не могла в это поверить, но не поверить было нельзя.

Невилл знал, что Августа может не поверить ему сразу, и принял меры. Алая гостиная в поместье, в которой они сейчас находились, была зачарована. В ней могла быть произнесена правда, правда и только правда. Не стоило говорить, сколько жертвенной крови было пролито в ней представителями рода для создания такого эффекта. И не только животной. И не только своей.

— Да, бабушка, это я. Невилл, — он мягко улыбнулся ей и посмотрел прямо в глаза. — Мне уже больше сотни лет, я магистр гербологии, заместитель начальника Отдела тайн, отец и дедушка замечательных ребят, достойный лорд Лонгботтом, кавалер ордена Мерлина первой степени и уже много лет как вдовец.

— Но… Как такое возможно? — Августа решительно не понимала, как ее внук мог стать таким взрослым. — Неужели прошло столько времени? Я так долго спала?

— Нет, ты спала всего несколько месяцев, и то по моей вине, прости. Если бы я вместо глупых переживаний занялся делами рода, то ты была бы в курсе значительно раньше. Но… Я все-таки слаб, и не смог пережить все те события, о которых мне напомнили здесь. А теперь что уж поделаешь.

— Но за несколько месяцев ты не мог так вырасти! Это невозможно! — Августа не любила что-то упускать или не знать, а сейчас происходило именно это.

— Когда ты знаком с Гарри Поттером, то знаешь, что ничего невозможного нет, — он как-то грустно усмехнулся. — Я пришел к другу в гости, а попал назад на сто двадцать четыре года.

— Но такого не может быть! — Августа понимала, что дурить ее не могут, но слова внука казались такой чушью, что она не знала, как на нее реагировать. Все его слова шли вразрез с ее знаниями. — Ты молодой, а маховик…

— Это, скорее всего, был не простой маховик. И… Мне кажется, что я знаю, кто все это устроил, я видел его силуэт перед тем, как упал прибор, хотя это и невозможно. Но смотри пункт первый. Это Поттер. А с Поттером возможно всё.

— Ты думаешь, что тебя твой друг специально в прошлое отправил?

— Нет, это не Гарри, по крайней мере, не специально, а вот тот, о ком я думаю, мог. И не мог одновременно.

— Люди многое могут, — философски заметила Августа. — Особенно если от них такого не ждут.

— Да, многое, — согласился он с ней. — Если они живы.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурились она.

— Только то, что в прошлое меня отправил мой уже почти тридцать лет как мертвый друг.

* * *

— Чего ты хочешь, ребенок? — темный, практически черный шар, от которого шел мягкий и понимающий голос, переливался всеми оттенками черного и был просто невероятно красив.

— Только одного — вернуться к своей семье, — дрожащий маленький шар менялся во время разговора несколько раз от ярко-синего до практически белого.

— Цену знаешь? — поинтересовался одновременно насмешливый и понимающий голос.

— Да, — выдохнул шар. — Моя душа отныне ваша.

— Ты пойдешь к ним сегодня? — Августа была недовольна тем, что ее сына практически изгоняют из рода, ещё и так быстро, и практически ничего не объяснив, но понимала, что она лишится либо сына, либо внука. И если она все таки выберет сына — роду Лонгботтом конец. Этот молодой человек справится даже без поддержки рода, без поддержки семьи, а вот они — нет. Не смогут они. Слабы. Позор для рода известнейших когда-то боевых магов.

— Нужно решить это сейчас, пока я ещё взрослый. Резать, так по-больному, пока не началась гангрена и не пришлось убирать больше, — жёстко ответил Невилл, отдернул манжет рубашки и развернулся к Августе спиной. Сердце женщины дрогнуло. Он сказал это без единой эмоции. Холодно. Отстраненно. Словно не родителей выгонял, а собирался на прогулку по месту, где был раз пятьсот не меньше. — И кстати, пока я буду спать, посмотри мои оставшиеся воспоминания. До этого я показал тебе только общие черты. Если после этого будешь так же в этом уверена — тогда и поговорим о неправильности моих действий.

— И все-таки это как-то… — Августа не оставляла надежды переубедить внука. Ну а вдруг сыновнее сердце дрогнет?

— Неправильно? Жестоко? Неоправданно? Да, — он на секунду прикрыл глаза. — Все, что ты хочешь сказать — да. Но я уже не тот, кем был когда-то. Во мне нет жалости, нет терпимости к таким поступкам. Мы не выживем вместе. Я просил тебя выбрать — я или они. И ты, кажется, свой выбор сделала. Или я не прав? — он так изогнул бровь, что Августа на секунду вздрогнула.

Он сделал это так же, как когда-то в будущем делал в его воспоминаниях Снейп. Ей было странно видеть привычки чужих людей у собственного внука, при этом не находя ни одной присущей ее сыну или невестке. Даже ее привычек у парня не было.

— Прав, Невилл, но… Он все-таки мой сын, и мне тяжело его так вот вычеркнуть из своей жизни, — Августа вздохнула и прикрыла глаза.

— А кто сказал, что ты должна выкинуть их из своей жизни? Никто не запрещает тебе перемещаться к ним хоть каждый день. Ты даже можешь жить с ними, — тон его был небрежным, словно его и не интересовал ее ответ, но в глубине души он все-таки боялся, что Августа выберет сына вместо неизвестного и откровенно чужого взрослого, который является ее внуком только номинально. Он все же любил ее, пусть эта женщина и не будет той его бабушкой, которая вырастила его и создала таким, каким он стал, но она так же его любит, и все ее привычки, жесты и даже манера разговора на месте.

— Ну а тебя же я не могу бросить! — воскликнула та и осуждающе на него посмотрела. — Как ты себе это представляешь?

— Не можешь или не хочешь? — Невилл прищурился. — Если не можешь, то не переживай, со мной прекрасно справится Нэнни, она привычная уже, к тому же привязана ко мне. Ты не обязана со мной сидеть, я не ребенок уже. А если не хочешь, то это только твой выбор, и тебе решать, как быть и что делать.

— Я не хочу тебя оставлять, Невилл. Когда я впервые тебя увидела, то поняла, что ты — самое дорогое, что у меня когда-нибудь будет. Я безумно люблю сына и готова многое ему простить, но выбирая между ним, взрослым лбом, и тобой, я все же выберу тебя.

— Не забывай, что я еще больший лоб, — он негромко усмехнулся и посмотрел прямо на нее. — Мне все-таки уже больше сотни, и я сам давно уже дедушка.

— Ой, да какой из тебя взрослый, дитя дитём. Пусть и старое дитё, да в совете нуждаешься, — Августа мягко улыбнулась внуку и обняла его.

— Я рад, что ты выбрала меня, бабуль, я очень боялся другого ответа, — Невилл мягко улыбнулся и обнял ее в ответ. — Я люблю тебя.

— И я люблю тебя, внук, и буду любить, что бы ни случилось и что бы ты ни сделал.

* * *

В комнате, в которой лежали двое, муж и жена, бывший наследник и младшая дочь не так давно созданного рода, стоял сильный молодой маг. Он не будил их, не тревожил. Он просто смотрел. Смотрел и думал, возможно ли было принять другое решение? Можно ли было простить и забыть? И сам же себе отвечал: «Нет».

Маг еще раз посмотрел на спящих и, наконец, решился.

— Здравствуйте, — голос неизвестного разбудил Алису и Фрэнка, заставив вздрогнуть и спрыгнуть с кровати, на которой они лежали. — Не нужно меня бояться, я безоружен, — Невилл поднял руки вверх и показал отсутствие палочки.

— Кто вы и что вам нужно? — взвился Фрэнк и стал так, чтобы прикрыть жену, хотя тело его все еще было на удивление слабым даже для того, кто только что проснулся.

— Невилл, — словно само собой разумеющееся, ответил маг и посмотрел на реакцию родителей. — Невилл Фрэнк Лонгботтом, единственный внук Августы Магдалины Лонгботтом.

— Этого… Этого не может быть! — выкрикнул Фрэнк и начал лихорадочно искать свою палочку, которую он никогда не забывал и не терял. Ну, кроме как в случае, если ее вытащили заранее. — Вы нагло лжёте, молодой человек! — выкрикнул он, когда понял, что палочки таки нет. — Нашему сыну всего полтора года!

— Фрэнк, мы же в Алой гостиной! Это не может быть неправдой! — охнула Алиса.

Она всегда соображала быстрее мужа. Сказывались пуффендуйская выучка и дружба с Когтевраном.

— Какая сообразительная у меня однако мать, это приятно, — Невилл усмехнулся. — Даже жаль будет с вами прощаться.

— В смысле прощаться? Что вы собираетесь с нами сделать? — в голосе Алисы проскочили нотки паники, а Фрэнк снова стал прикрывать жену собой.

— Оу, ничего такого, о чем вы подумали, — Невилл поднял руки в примирительном жесте, — Я бы мог вас медленно и чинно подготовить к предстоящим новостям, как и положено в таких ситуациях, но времени у меня в обрез. Так что внимательно слушайте, что я вам скажу: с недавнего времени я являюсь лордом рода Лонгботтом, — Алиса вздрогнула от понимания ситуации, а Фрэнк в неверии дернулся.

— Ты не мог стать им, пока я жив! Раз говоришь, что мой сын, то значит, по праву наследования я выше, — попытался уличить он Невилла во лжи.

— Мне тебя убить, чтобы все стало как надо? — более холодно поинтересовался тот, и Фрэнк понял — такой убьет не глядя.

— Ты…

Слов у обоих супругов не было. По крайней мере, цензурных.

— Я. Все, что ты сейчас подумал — я. И даже хуже. Но опустим обсуждение меня, речь сейчас о вас. С этого дня я не желаю вас больше видеть ни только в поместье, но и в роду Лонгботтом.

— Как? — Фрэнк выдохнул в отчаянии, когда все-таки узрел перстень лорда на пальце у парня. — Но что тогда?

— Вот так. Теперь вы будете мистер и миссис Лонготт, с приличным состоянием и домиком в Испании. Ритуал отделения я уже провел, а гоблины подготовили все документы, — Невилл оглянулся, поднял с пола и поставил на столик около кровати черный кожаный чемоданчик на кодовом замке. — Причем документы тут как магические — результаты СОВ, ЖАБА, экзаменов в академии Аврората, свидетельство о браке, так и маггловские — аттестаты средней школы, ещё одно свидетельство о браке, документы на недвижимость, так как дом не наделён магглоотталкивающей системой и простецы прекрасно его видят, медицинские страховки и другие необходимые вам там документы. Так же в испанском маггловском банке у вас открыт счёт, совмещённый с магическим — там и располагаются полагающиеся вам после разделения средства. Портал же до испанского дома располагается также в чемодане — вы его увидите, это обыкновенная маггловская ручка.

— Это какая то бессмыслица, какой-то страшный сон! — Франк начал бегать по комнате и бормотать себе под нос ругательства.

— За что? — только и спросила Алиса, у которой по щекам текли слезы.

— За что? — горько переспросил ее Невилл. — За безразличие. За высокомерие. За слабость. За глупость. За то, что преступили кодекс рода. За то, что ославили род. За смерть Антареса Рудольфуса Лестрейнджа. Ребенка, что был чист душой, телом и магией.

— Что?.. — переспросила Алиса, а Фрэнк замер на месте.

— Скажи, ты ни капли не жалеешь о своем поступке? — Невилл не обратил внимание на мать и в упор посмотрел на отца.

— Да это же ребенок Пожирателей! — будто оправдание всему выкрикнул отмерший Фрэнк. — Как о нем можно жалеть? — словно не замечая, что из-за этого Невилл замер, продолжал его «родитель». — Он бы стал таким же темным уродцем! Мир должен быть нам благодарен, что на одного ублюдка стало меньше.

— А теперь на минуту, — в глазах Невилла вспыхнула ничем не замутненная ярость, — всего на одну минуту представь себе, что ты сидишь и смотришь, как из тела твоего горячо любимого сына капля за каплей выходит жизнь. Смотришь и ничего не можешь с этим поделать. И ни магия, ни жизнь, ни сама Смерть ничего не могут с этим сделать. Представь, что Старшая палочка с ее сильнейшими заклинаниями летает как заведенная над твоей головой, но это не помогает. И все, что тебе остается, это обнять медленно умирающее тело своего ребенка и плакать, наблюдая затем, как твой сын просит помощи, которую оказать ты ему не в силах. В эту самую секунду ты можешь лишь молчать и глупо смаргивать текущие по твоим щекам слезы, ведь умом ты все-таки понимаешь, что для твоего ребенка уже все закончилось. Потому что ты понимаешь, что не можешь ему помочь, а можешь лишь продлить его агонию. И эти пять минут, за которые он умирает, для тебя остаются на всю жизнь. Ты закрываешь глаза и видишь сквозь закрытые веки его мольбу. И через год, и через два, и через пять — ты закрываешь глаза и видишь это снова и снова. И ты не можешь спать, ты не можешь есть, ты не можешь жить. Ты понимаешь, что должен был что-то сделать, как-то помочь, защитить. Но ты не смог. И как ты после этого будешь жить?

— Я… — Фрэнк хотел что-то сказать, но под яростным взглядом сына не решился дальше перебивать его.

— Представь, что от падения в бездну отчаяния в ту же самую секунду тебя спасала только дружеская рука на плече, что помимо негласной поддержки она забирала и часть твоей боли, ведь не только ты потерял сына, но и он крестника. Увидь, как наяву увидь, состояние души себя такого. И то, как больно потом притворяться перед всеми, что все в порядке, что ты смог пережить все это, особенно если видишь его глаза каждую ночь в кошмарах.

— Но…

— А еще подумай, — чуть повысил голос Невилл, — каково смотреть на свою любимую жену и понимать, что она сходит с ума от горя, от того, что не смогла защитить свое дитя. Как тоже пытается храбриться, даже перед тобой, но ты знаешь, что по утрам, когда ты уходишь на работу, она обнимает подушку сына и плачет на его кровати часами. Как на все праздники готовит его любимые блюда и иногда, забываясь, ставит на стол его любимую тарелку с медвежатами. Как крутится во сне, поглощенная кошмаром, в котором к ней тянет руки ее ребенок. И тебе приходится каждый вечер накладывать на неё заклятие сна только для того, чтобы она смогла хоть немного отдохнуть. Ты видишь что ей больно, видишь, что она бледнеет с каждым днём, становится всё тише, что в её глазах затухает огонь, который ты так любишь. И лишь ваши дети могут пусть и ненадолго, но отогнать от нее эту смертельную тоску. Но они уже взрослые, у них своя жизнь, а у вас своя. И боль у вас своя. Особая.

— Нет! Я не хочу этого представлять! — глаза Фрэнка были расширены от переполнявшего его возмущения.

Каждое слово Невилла взрывалось в его голове кровавой картинкой. И он как наяву чувствовал боль и опустошение.

— И однажды, когда ты приходишь домой, то обнаруживаешь в гостиной ее еще живое тело с перерезанными венами. А перед ней на коленях стоит ваш сын и мученически тянет: «Приди ко мне, папочка, мне холодно тут одному». И пусть это всего лишь боггарт, но тебя парализует такой страх, что ты невольно забываешь об умирающей жене и ищешь нож, ведь воспользоваться палочкой не можешь. И снова тебя спасает лишь помощь друга — и в тот момент ты благодаришь Мерлина и Снейпа, что один твой друг первоклассный зельевар, а другой всегда носит все зелья с собой. Иначе быть твоим детям сиротами, ведь жену ты все-таки спасти не смог. Упустил. Просчитался. Оплошал.

— Зачем ты это нам говоришь?! — выкрикнула Алиса, но Невилл как будто ее не слышал.

— И как же удивительно цикличен бывает мир, — он горько усмехнулся. — Ведь именно так, как умерла моя жена, чуть не погибла Беллатриса Лестрейндж, после смерти своего ребенка, в печальной и короткой судьбе которого виноват мой отец. Разница лишь в том, что ее спасти успели. — Невилл перевел взгляд на Фрэнка. — Можно сказать, что ты виноват в смерти собственного внука и самоубийстве невестки и нисколько не раскаиваешься в этом.

— Это неправда! Это не может быть правдой! — закричал Фрэнк, обхватив голову руками. — Ты всё лжешь! Лжешь!

— Это правда, жестокая правда. И скажите спасибо леди Лестрейндж, что она не отплатила вам той же монетой и я остался жив.

— Да лучше бы отплатила! — на эмоциях выкрикнул Фрэнк, а Алина охнула и прикрыла рот рукой.

— Как скажешь, Фрэнк, как скажешь…

* * *

Ужин проходил в гнетущем молчании. Августа прекрасно расслышала последнюю фразу своего любимого сына, и та ей не просто не понравилась, она привела ее в такое бешенство, что леди готова была броситься к Френку и показать ему, как нужно себя вести наследнику рода, пусть и бывшему. Причем метод она бы выбрала подоходчивее, раз в детстве плохо объяснила. Определенно уходить от методов воспитания ее отца было опрометчиво, хотя ей они и казались чересчур жестокими. Невилл еле смог отговорить ее от этого. Сам же он просто лишний раз удостоверился, что поступил в отношении своих родителей правильно. Но вот только менее больно от этого не стало. Он спасал их ценой всего, хотя мог спокойно спрятаться и не менять историю, а Фрэнк сожалел, что его не убили… Беллатрикс в этом плане оказалась куда человечнее — она спасала от агрессивного супруга даже не своего сына, а сына убийцы.

— Лорд Лонгботтом, сэр, в каминной комнате женщина, которая плачет и зовёт леди Августу, — домовик появился внезапно и тут же затараторил.

— Какая женщина, Таки? — оживилась Августа.

— Таки не знает, мадам, — эльф опустил уши. — Таки не смог добиться от дамы представления.

— Это бывшая леди Крауч, — сказала появившаяся Нэнни. — Она прибыла сюда из-за приговора, я полагаю.

— Приговора? — удивился Невилл, а Августа вся обратилась в слух.

— Да, милорд, — Нэнни улыбнулась — ей нравилось читать и искать информацию, а когда это ещё и не порицалось, а поощрялось, было просто замечательно. — Неделю назад был зачитан приговор Лестрейнджам: лорду, леди и наследнику…

— Беллатрису посадили? — резко прервал ее Невилл.

— Да, милорд, ее муж сам дал против нее показания. И по одному из десяти названым им эпизодам даже нашли доказательства, пусть и косвенные. Собственно, всё доказательство было в том, что по показаниям свидетеля преступницей была женщина с черными волосами, а у Беллы у единственной из женщин нашли метку, к тому же она темноволосая.

— Скверно, — задумался Невилл. — По моим данным, — он многозначительно посмотрел на Нэнни, — Белла никого ни убивала в восьмидесятых, кроме Лонгботтомов. Да и тех не добила. Воевала — да, калечила и увечила — да, но не убивала.

— В нападении на Лонгботтомов ее тоже обвинили, но второстепенно. Лестрейнджи указали, что все это устроил Барти Крауч-младший и сам запытал Фрэнка с Алисой до помешательства. Самих же братьев он связал там и бросил для прикрытия. Им за это даже срок скостили до десяти лет заключения вместо пожизненного.

— И Визенгамот им поверил? Поверил, что мальчишка положил двух авроров и трёх Пожирателей? — Августа была в шоке. Маленького Барти она знала с младенчества. Его мать была ее подругой, а сам Барти — ее крестником.

— Двух Пожирателей, миледи, — уточнила Нэнни. — Леди Лестрейндж приписана как его сообщник, так как тоже не была обнаружена в доме. Сейчас же они ищут Барти Крауча, чтобы проверить его на наличие метки и осудить на пожизненное, так как леди Лестрейндж они уже осудили и закрыли.

— Но почему они не спросят у его отца? Барти сказал бы им, что это бред! — Августа была против резких мер без доказательств. — Да и метка ещё не доказательство! Невилл, он не мог! — Августа практически с болью посмотрела на внука. — Невилл, Барти хороший, правда, просто увлекающийся, немного зацикливающийся, но не убийца! Он умница, отличник, но не палач, — в глазах у неё стояли слёзы.

— Сам Барти Крауч-старший и подписал приказ о поиске после того, как в порыве гнева изгнал сына из рода, — мрачно отметила Нэнни, пока Невилл молчал.

И именно его реакция убивала Августу еще больше. Она всем сердцем хотела помочь крестнику, но если Невилл окажется против — она не сможет ничего сделать.

— Нэнни, а ты сказала "бывшая", что это значит? — заговорили одновременно Невилл и Августа, а после Августа смутилась.

Лорда нельзя было перебивать , но она никак не могла привыкнуть, что у рода есть лорд. Столько времени она была леди-регентом, ведь ее муж не был Лонгботтом, а сына перстень не принял. И только теперь она поняла, почему — клятвопреступников перстень не принимал. Основатель рода вписал в кодекс правило — не убивать детей, ибо магия рода Ланцет, основанная на крови невинно убиенного младенца, перестала отравлять всех носителей крови только тогда, когда матери Магии и госпоже Смерти были принесены клятвы об искуплении, о ненанесении вреда детям и о запрете предательства. И получили они тогда новое имя и новый кодекс. И блюли его по сей день.

— Миссис Крауч отреклась от мужа на алтаре Краучей, и магия приняла ее просьбу и разделила их с мужем на две ветви одного рода. Крауч-старший пока остался холостым лордом, а его супруга и сын стали младшей ветвью, но с большим количеством прав, чем члены семьи. Если у старшей ветви не появится наследник, то все, как и положено, отойдет Барти-младшему, но при этом власти у Крауча-старшего над ними нет.

— Умно, — усмехнулся Невилл. — Я определенно должен познакомиться с этой женщиной.

— Ты решил помочь Барти? — с надеждой посмотрела не него Августа.

— Я решил как минимум заплатить по счетам.

— Добрый день, миссис Крауч, — голос молодого человека, вышедшего навстречу Элеоноре вместо старой подруги, вмиг прервал ее рыдания и породил в ее глазах дикий, практически необузданный страх.

— К-кто вы? — выдавила она в ужасе, пока её воображение рисовало тысячу и один способ казни её сына.

«Неужели Августа поверила, что все эти гадости с ее сыном и невесткой сделал Барти, и вызвала авроров? Какая же я была дура, что решила прийти за помощью именно сюда. Нужно было догадаться, что она не простит и не поймет!»

— Можете называть меня Невилл, мадам, — молодой человек вроде как улыбнулся ей, а по телу женщины пробежал обжигающий холодок страха. — С некоторого времени я являюсь лордом рода Лонгботтом и отвечаю за все, что происходит в этом доме, — и твердо добавил: — И за всех.

— Простите, милорд, — Крауч еле удерживала голос от дрожи. — Я, вероятно, ошиблась, ведь была уверена, что прибуду к старой подруге, и поэтому не предупредила о своём визите заранее. Мне крайне совестно, и я хотела бы уйти, чтобы никоим образом не нарушить ваши планы...

— Вы не ошиблись, мадам, бабушка сейчас приведёт себя в порядок и подойдёт. Она крайне рада будет вас видеть. Как и Барти, — добавил он как бы невзначай, но для знающего человека было понятно — здесь знают, что леди прибыла не одна.

— Я... — зрачки женщины расширились от страха, а глаза наполнили слезы. — Милорд, разрешите, он уйдет? Он ни в чем не виноват, — после этих слов она полноценно разрыдалась, упав перед ним на колени и вцепившись в руки. — Он ни в чем не виноват. Не виноват, — слезы текли из глаз женщины бурным потоком. — Это все он! Это все мой муж! Это из-за него Барти ввязался в плохую компанию. Я прошу вас, я умоляю, я готова на все, только отпустите сына! — она стала целовать руки молодого человека. — Я сделаю всё, что вы прикажете!

— Элеонора, прекратите и встаньте, — Невилл насильно помог ей приподняться и отряхнуть платье. — Никто не собирается арестовывать вашего сына или сдавать его аврорам. Более того, как крестный сын моей бабушки он получит здесь убежище. Мы не выдадим его и попробуем обелить имя. Это не просто и не быстро, но я думаю, что всё-таки возможно.

— Спасибо, — глаза женщины блестели от слез и благодарности. — Спасибо, — повторила она ещё раз и, закатив глаза, упала в кресло без чувств.

— Миссис Крауч!

— Мама! — одновременно закричали Невилл и Барти, который до этого момента прятался под мантией-невидимкой, и подбежали к ней.

— Мадам, очнитесь, — Невилл пытался привести ее в чувство лёгким похлопыванием по щекам.

— Мама, что с тобой? — Барти схватил первую попавшуюся вещь и старался махать ею перед лицом матери для создания прохлады.

Леди в себя не приходила, а только стремительно бледнела, и кожа ее с каждой секундой холодела все сильнее.

— Молодые люди, что тут у вас происходит?

Два взволнованных парня резко повернулись на голос и увидели стоящую в дверях Августу.

— У нас неожиданные трудности, — Невилл перевел взгляд на гостью. — Мадам Крауч стало дурно, и она потеряла сознание.

— Так вели Нэнни перенести ее в спальню и вызвать колдомедика, что ты как маленький, Невилл, — нахмурилась женщина. — А ты что, Барти, тоже все мозги растерял?

— Крестная...

— Замолчи! — прикрикнула она. — Замолчи, пока я тебя самолично не высекла, Барти! Говорила я Эл, что она тебя распустила, да она все не верила. Впрочем, я и сама хороша: так же, как и она, вырастила пустоголового идиота на свою голову. И тебя вовремя не уберегла. Видела же, что что-то с тобой не так, что волком смотришь, что не улыбаешься, — Августа присела в кресло, где до этого была бессознательная Элеонора, забранная сейчас Невиллом и Нэнни в комнату, и прикрыла глаза рукой. — Я должна была понять, что вы оба вляпались по самые уши!

Сказав это, Августа заплакала. Весь такой длинный день она пыталась быть сильной, пыталась не показывать все те эмоции, что захлестнули ее с головой, ведь для одного человека столько потрясений сразу — это очень много. И пусть она была сильной, но все же пока не железной.

— Ты тоже иди отдыхать, бабушка, — мягко взглянул на нее Невилл. — Это был длинный день. Мы поговорим с тобой позже, — он на секунду замер. — Многим позже.

— Хорошо, наверное, ты прав, Я так и сделаю, — кое-как придя в себя, ответила ему Августа. — Вы тоже долго не сидите, мальчики, — улыбнулась она и вышла.

— Вы и правда мне поможете? — после непродолжительного молчания задал волнующий его вопрос Барти.

— Да, — коротко ответил Невилл, начинающий чувствовать приступ тошноты, предваряющий потерю сознания перед обратной трансформацией.

— И за что такая щедрость? — прищурился Крауч. — Только из-за того, что я крестник леди Августы?

— За то, что отринул страх перед сильнейшим, чтобы защитить ребенка и женщину, — ответил Невилл, теряя сознание и растворяясь в воздухе, чтобы в ту же секунду появиться в своей постели.

Нэнни всегда была на страже благополучия своего хозяина.

* * *

— Августа, прости, прости меня! — Элеонора снова плакала. — Я не знала, что Барти попал к Пожирателям, честно! А когда он пришёл ко мне бледный и сказал, что Лестрейнджи напали на Френка и Алису, и единственное, что он смог сделать, это спасти Невилла, и то с помощью Беллы — я так испугалась! Я сразу послала к тебе патронуса, но он вернулся ни с чем! Дом был закрыт, совы возвращались, на работе ты не появлялась. Я думала, ты тоже погибла! А потом явился Барти. Глаза его горели огнём, и в них читалась жажда крови нашего сына. Как он кричал! — она зажмурилась. — Мне было по-настоящему страшно. В тот день он впервые ударил меня. Именно тогда я поняла, что должна спасти сына. Муж ничего не хотел слышать. По его словам, место Барти в тюрьме, иначе он не станет министром. Это дракклово кресло ему дороже сына! Ненавижу его!

— Вот скунс! — Августа была солидарна с подругой. Кажется, им обеим не повезло с мужьями. — Ну ничего, ты правильно поступила, что создала младшую ветвь и ушла. К дракклам его! А с Барти мы что нибудь придумаем. Кроме показаний Лестрейнджей, у них на него ничего нет!

— И Каркарова... — тихо добавила Крауч.

— Что? И этот... Этот... я не знаю, как его назвать, тоже дал показания? — Августа была зла.

Каркаров в их бурной молодости ухаживал за Элеонорой, и очень даже красиво ухаживал. Высокий, статный, красивый иностранец, когда он начал оказывать юной мисс Фоули знаки внимания, долго ждать не пришлось. Юная Элеонора влюбилась в него по уши. Однако длилось это недолго. Спустя пару месяцев после их знакомства лорд Фоули узнал о наглом иностранце, что хотел опорочить его дочь. Тогда он быстро договорился о помолвке и скорой свадьбе с сыном лорда Крауча. Тот уже был стар и хотел увидеть внука или внучку до смерти, и традиционно длинная помолвка его не устраивала, так что скорая свадьба была для него лучшим решением, как и для Фоули. Элеонора тогда хотела сбежать вместе с Игорем, они даже договорились о побеге за день до свадьбы, но тот просто не пришел на место встречи. Спустя пару недель после свадьбы Элеоноры Августа узнала, что Каркаров просто взял деньги у Фоули, обещая взамен не портить свадьбу Краучей. Молодая леди Лонгботтом хотела тогда отомстить Каркарову, но Элеонора со слезами на глазах упросила ее это не делать. Видимо, зря. Удавила бы она его тогда — не было бы проблем сейчас.

— Да.

— Скверно.

— Знаю, — утихающим голосом согласилась Элеонора, — но...

Её прервал стук в дверь.

— Крёстная, можно?

— Заходи, Барти, мы как раз о тебе, — Августа жестом остановила порывающуюся что-то сказать подругу. — Расскажи-ка нам, дорогой, как так получилось, что ты связался с такими людьми, как эти Пожиратели?

— Я... Я хотел доказать отцу, что могу добиться чего-то без его протекций, — тот опустил голову и покраснел. — Он постоянно издевался, что без него я ни на что не годен, что даже дары семейные во мне не проснулись.

— И как, вышло? — со смешком поинтересовалась леди Лонгботтом.

— Да фигово как-то вышло, крёстная. Семью разрушил, будущее — тоже, в тюрьму билет себе купил, вас подставил, проблем добавил. Да и Синтия ушла.

— Синтия... Это Кэрроу которая? — постаралась вспомнить девушку Августа. — Черноволосая когтевранка с замашками слизеринки?

— Да.

— А не из-за нее ли ты к Пожирателям попал, Барти, а? — прищурилась леди Лонгботтом.

— Нет, крёстная, она была лишь одной из причин, — понурил он голову.

— Ну да, ну да. В любом случае, я слышала, что с некоторого времени Синтия стала леди Джоркинс. Вдовец Джеймс быстренько нашёл замену Пенелопе. — Барти отчетливо скрипнул зубами. — Хотя я слышала, что кто-то пытался отравить лорда, но не вышло.

— Жаль, что не вышло.

— Барти! Надеюсь, это был не ты? — взволновалась Элеонора.

— Нет, конечно, мама, но я пожал бы руку тому, кто это был...

* * *

— Нет, никакого зелья я больше варить вам не буду! — взбеленилась Нэнни, как только Невилл сформировал ей свое желание-приказ. — В этот раз вы снова не просыпались почти три месяца! Вы совсем ядро свое и сердце не бережёте?! Что это за график такой, сутки через три месяца? Вам жить надоело? И не надо на меня так осуждающе смотреть, смотрели уже и не раз, и не два, и не три! Со всеми срочными и нет делами сможет справиться леди Августа, а с чем не сможет, помогу или я, или леди Элеонора. Они с мистером Барти живут теперь у нас, и леди надеется, что вы будете не против. Вы же не против? — тоном, не терпящим возражений, спросила Нэнни.

Невилл покачал головой, против Краучей он не был, это точно. Но вот против бытия ребёнком — был, это факт. И то, что домовичка его не слушалась, Невилла жутко раздражало.

«Я не хочу быть ребёнком! Я взрослый мужчина! Я приказываю тебе! »

— Нет, — сощурила глаза Нэнни. — Вам необходимо смириться с тем, что вы теперь ребёнок, милорд, — листья растений, щедро расставленных в комнате, затрепетали от нескрываемой ярости Невилла. — Чем быстрее вы примете этот факт, тем легче вам будет в будущем. Вы и так потеряли полгода своей жизни!

«Но я не могу быть ребёнком! Как ты себе это представляешь? Мне ползать по поместью, есть кашу и капризничать?»

— Ну, с последним вы неплохо справляетесь, — пожала она плечиками.

«Нэнни!»

— Всё не так плохо, как вы себе представляете, милорд. Через месяц вам уже будет два. Всё жильцы в доме в курсе, что вы уже не ребенок. Правда, не всё знают, по какой причине. Августа сказала, что вы попали во временной разлом и прожили до двадцати пяти лет в совершенно другом мире, а потом, после трёхмесячной комы, вернулись сюда. Какое-то время вы были взрослым, но всё-таки так как тут вы были ребёнком, то снова стали им, но память у вас сохранилась.

«Вот это фантазия у Августы!»

— Вся остальная история в ваших руках. Но это не фантазия. Пару столетий назад такая ситуация произошла с одним из ваших предков. В возрасте двадцати лет он впал в кому на пять месяцев, а когда вышел из неё, выглядел как старик старше сотни. А за последующие несколько недель снова стал собой внешне, но не внутренне. Он знал и умел столько, что укрепил позиции Лонгботтомов, не будучи лордом или наследником, что крайне сложно. К нему прислушивались даже другие лорды.

«Знаешь, Нэнни, у меня такое ощущение, что всё, что с нами происходит, уже происходило когда-то давно с кем-то другим. Будто ничего нового и не бывает».

— Жизнь циклична, милорд. События проходят, забываются, а потом снова происходят, и всё уверены, что это впервые. И кстати, магией вам пользоваться сейчас нельзя.

«Что?»

— Из-за больших перегрузок ваш организм не выдерживает и отключается. Чтобы этого не происходило, вам необходимо развить каналы до размеров вашего ядра. Зелья для того, чтобы это происходило быстрее, я вам приготовила, благо один из моих предыдущих хозяев создал такое для своего сына-сквиба. Он добился того, что сильный сквиб стал слабым, но магом. А вору много сил и не надо. Главное: умения и ловкость.

«Особенно если у него есть ты, Нэнни».

— Не буду скрывать, я помогала, чем могла. С ним, конечно, было труднее, чем с остальными, но я наловчилась со временем.

«Ты чудо, Нэнни».

— Спасибо, — улыбнулась эльфийка. — Помимо зелий для каналов я приготовила вам зелья для того, чтобы снять спазм с голосовых связок — их разработка теперь не будет доставлять вам боли, а цветы, которые стоят в комнате, будут гасить ваши выбросы, пока каналы не будут готовы к работе.

«Это же...»

— Да, они. Я не знаю, были ли вы в курсе в той жизни, но...

«Но дядя Элджи хотел стать лордом Лонгботтом и таскал мне эти цветы, чтобы все уверились, что я сквиб?»

— Кхм, да, сейчас он изгнан из рода за попытку убийства главы рода, а цветы помогут нам с проблемой осознанного колдовства.

«Хорошо, я понял. Но я надеюсь, кормить меня всё же будут в этом доме?»

* * *

— Э-э-э, здравствуй... те? Я Барти. Вы, э, помните, наверное, — Крауч смутился и прикрыл глаза. Ну что это с ним? С момента его здесь появления прошло уже больше полугода, а он всё ещё боялся показываться на глаза юному лорду, но сегодня всё-таки пересекся с ним, не успев ретироваться вовремя из библиотеки.

— Здравствуй, Барти, — усмехнулся Невилл.

Мерлин, как же ему нравилось, наконец, нормально говорить! Если бы он только мог, он бы прибил Элджи, который напоил его той дрянью, что почти сожгла ему всю глотку, прожгла связки и чуть не сделала немым. А он-то на колдомедиков грешил!

— Может, хватит?

— Вы о чем?

— Я о твоём поведении. Ты ведь не такой, правда? Ты не нежная фиалка, чувства которой растоптали. Ты сильный, смелый, резкий, дерзкий. Где это всё? — Невилл внимательно посмотрел на дрогнувшего на этих словах парня.

— Я стараюсь забыть об этом. Забыть обо всем, что произошло.

— Став книжным червём?

— Да, — после небольшого промедления ответил он. — Каждый раз, когда я хочу поступить как раньше, я вспоминаю... Неважно.

— Важно, — покачал головой Невилл. — Все, что ты чувствуешь, — важно. Что ты вспоминаешь?

— Я вспоминаю то, что делал! Понятно? — вспылил Крауч. — Я вспоминаю смерти, пытки! Мне нравилось это, понимаешь? Нравилось! Это чувство...

— Опьянения, которое будоражило до самой глубины души. Чувство превосходства над остальными. Чувство, что твоих проблем не существует. Что здесь и сейчас именно ты управляешь своей жизнью, а не кто-то другой, что именно ты — главный, да?

— Да, — выдохнул Барти и сдулся.

— Я понимаю тебя, Барти, — Невилл присел рядом с ним. — У меня тоже был такой период.

— Да? — с сомнение протянул тот.

— Да. Я убивал. И многих. Было несколько раз даже с особой жестокостью. Я не горжусь этим, но меня успокаивало, что они были мразотными людишками. Но это чувство... только Мерлин один знает, насколько оно мне знакомо. Плохо обычно только первые разы, а потом наступает опьянение. И вот оно не дает остановиться и подумать хорошо. Но меня еще и подталкивали другие чувства: злость, ненависть, жажда мести. Я был безумен и могу признать это, — Невилл замолчал, вздохнул и прикрыл глаза.

Какое то время оба парня молчали. Крауч переваривал услышанное, а Лонгботтом успокаивал разбушевавшееся сердце. Он надеялся, что боль прошла, ан нет, она с ним, просто глубоко внутри.

— Скажи, почему ты не дал меня пытать тогда? — прервал-таки тишину Невилл.

— Э-э-э, ну, ты же был не виноват в том, что сделали твои родители. Да и ребенок же. Фу, детей пытать, — он скривился так, будто его сейчас вырвет.

— А те, кого ты пытал? Они были виноваты?

— Ну, в основном это были магглы, от которых как-то пострадали маги. В развлечениях, где издевались просто так, я никогда не участвовал — у меня запала не было. Лорд сказал как-то, что мне, видимо, скучно с ними, и в тот раз я оказался в одном положении с магглами, спасибо, что не добили в конце. Но больше меня на такие мероприятия не звали, видимо, он подумал, что одного раза с меня хватит, а магглов и так на всех не хватало, — Крауч хмыкнул. — Эти идиоты даже устраивали дуэли за право пытать. Я, кстати, так первый раз туда и попал. Выиграл две дуэли, а когда отказался — меня отдали тем, кому проиграл.

— Весело развлекаются в ставке лорда, — усмехнулся Невилл. — Раз, два, три, четыре, пять, вышел маггл погулять...

— Ага, до безумия весело, — хмыкнул Крауч.

— Барти, — окликнул того Невилл.

— А?

— Будь собой, пожалуйста. Меняйся, если чувствуешь, что так нужно, но не ломай себя. Ты хороший парень и будешь хорошим лордом, но если сломаешься — обезумеешь, я знаю это, — Лонгботтом сжал его руку.

— Спасибо. Знаешь, — Крауч посмотрел Невиллу прямо в глаза, — очень странное чувство, когда ты общаешься с кем-то взрослым, кто выглядит как трехлетний ребенок.

— Хах, понимаю тебя, — он усмехнулся. — Скажи, а у тебя есть друзья?

— У меня были друзья. Эйден Эйвери и Эван Розье, но друзья ли они мне сейчас? Я не знаю.

— Напиши им и спроси. Если соврут, мы узнаем, поверь.

— Чтобы они решили, что я хочу их подставить в обмен на свободу? Все же знают, что меня ищут. Они могут подумать, что я так выкупаю свободу. У наших, как я понимаю, это сейчас в порядке вещей.

— Чтобы они знали, что у них есть к кому обратиться, если нужна помощь. Чтобы ты мог поддержать их, а они тебя.

— И чем я смогу им помочь? — горько произнёс Барти. — Я сейчас беглый преступник...

— Зато я смогу, — просто ответил Невилл. — Как минимум убежище, как максимум — оправдание.

— Зачем тебе это?

— Не знаю, вот хоть убей, не знаю. Сам себя не понимаю. Вроде как и ненавидеть вас должен, а не могу. Я всю свою сознательную жизнь хотел вернуть родителей, ненавидел Пожирателей, а сейчас... Нет, я не простил и под знамена Лорда не пойду, но частично я вас понял. Это война, и война не ради войны, а за самостоятельность, за свободу, за семью. У каждого свои причины, — Невилл замолчал, а потом резко перевел тему разговора. — Ты знаешь, что это? — он раскрыл руку и показал Барти кулон.

— Э-э-э, подвеска? — немного растерянно ответил Крауч.

— А если посмотреть внимательнее?

— Старинная подвеска? Прости, я не очень разбираюсь в украшениях.

— А если так? — Невилл натянул на нос Барти специальные артефакторские очки.

— Ого! — выкрикнул тот. — Это же... — палочка его мгновенно показалась из рукава и запорхала над украшением.

Минут двадцать Барти разглядывал украшение со всех сторон — крутил, вертел, на зуб только не попробовал.

— Ну что, увидел? — поинтересовался у задумавшегося парня Лонгботтом.

— Это достаточно сильный ментальный артефакт. Судя по вот этим красным линиям, он должен влиять на агрессию, понижая ее, а вот эти линии, — он указал на синие, — должны погружать всех людей с плохими намерениями в зоне его действия в сон. Вроде как все.

— Ты неплох в артефакторике, Барти, но ты не профессионал, как и мой отец, как и Джеймс Поттер, у которого Фрэнк консультировался. Если бы вы были профессионалами, вы бы заметили, что руны немного странно написаны.

— Ну есть такое, но я подумал, что это как с почерком.

— Нет, просто большинство рун здесь нарисованы зеркально, причем именно те, что на первый взгляд не отличаются, как Альгиз. К тому же — их чертили вверх ногами. Этот артефакт ужасен. Он раскрывает жестокость и дает силы на ее реализацию.

— Но зачем он тебе? — в ужасе посмотрел на украшение Крауч.

— Дамблдор дал его Фрэнку для моей защиты.