Из тьмы льётся свет (джен)

— Ой, ну всё, — закатил глаза Гиксос и шмыгнул в дальний угол лаборатории.

— Что всё?! Что всё?! — крикнула Сехмет, стукнув кулаком по столу. — Это уже просто невозможно! Ты отвергаешь всё, что касается твоего состояния, тогда как тебе нужна помощь!

— Да не нужна мне помощь, — отозвался из своего убежища Гиксос, — помощь нужна Маат!

— Маат? — удивилась львица и даже перестала злиться, что с ней случалось редко.

— Она никак не освоится ни с новой жизнью, ни с новым посохом, помогла бы лучше ей, чем мне.

Сехмет фыркнула.

— Маат и сама справится, а вот ты вчера умудрился заработать синяк непонятным мне способом.

— Откуда ты узнала? — недоверчиво спросил изобретатель.

— Я видела его. Или ты думаешь, что чёрная одежда не закрывает твои руки?

Теперь фыркнул Гиксос.

— Это из-за Маат, — сказал он. — Она меня нечаянно подбила, когда тренировалась.

— Извинилась?

— Ну да. Так что я в порядке.

— А головные боли? — не отставала Сехмет, которая с каждым днём становилась всё озабоченней.

— Да лепёшка!⁽¹⁾ — слегка ругнулся Гиксос. — Ну у кого голова не болит?

— Так, чтоб стонать ночами?

Гиксос молчал, и Сехмет уже решила, что он сдался, но он вдруг возмущённо спросил:

— Ты что, ходишь ночью в мою спальню?! И вообще — не было такого, я не стонал!

— Ты что, ничего не помнишь? — оторопело спросила Сехмет, так что у Гиксоса сразу пропало желание кричать.

— Чего не помню?

— Сегодня ночью ты вломился в лабораторию, почти уронив столик, этим меня разбудил, а потом, когда я тебя спросила, что происходит, ты сказал, что у тебя разболелась голова. Я тебя отослала в твою спальню, а когда пришла с обезболивающим и кубком воды, ты лежал и тихо стонал от боли. Но потом обезболивающее подействовало, и ты уснул. Ты не помнишь?

Гиксос молчал, не издавая ни звука. И чем дольше длилось молчание, тем больше Сехмет убеждалась, что он ничего не помнит. Это обеспокоило её ещё сильнее, ведь для той травмы лёгкая амнезия не была характерна, а травм головы у Гиксосане было. Возможно, головная боль была настолько сильной, что из-за неё он и забыл ночное происшествие, но почему боль была такой сильной? Может это быть связано с его переживаниями? Или есть какой-то фактор, который она не знает? «Осирис знает о нём то, чего не знаю я», — внезапно подумала она и даже сама удивилась своей мысли.

— Ну, может, и было такое, — согласился он наконец. — Но это всё равно не повод заставлять меня проходить какие-то обследования и лечить.

— Ты и от Осириса так бегал?! — взорвалась вдруг Сехмет и только через несколько секунд поняла, что перешла черту. Но она не могла не думать о своём учителе, тем более потому, что он был опытнее и знал Гиксоса лучше.

Сам Гиксос сначала хотел раскричаться, его так и тянуло устроить скандал из-за напоминания о прошлой жизни, но вопрос Сехмет зазвучал вдруг в его ушах по-новому. Он понимал, почему она так спросила, понимал, что сам виноват, но сейчас не мог ничего сказать. Его вдруг захватило горькое чувство, и он тяжело сполз на пол по стене. У него появилась какая-то слабость, и тело пронзила несильная боль, останавливаясь в той злополучной травме позвоночника, которую сок редкого плода так и не смог вылечить. Юноша услышал, как Сехмет вышла из лаборатории. «Здорово, — с сарказмом подумал он, злясь на себя, — кажется, я поссорился с единственным живым существом, которому было до меня хоть какое-то дело. Отлично. Лучше не бывает». Но он тут же понял, что бывает и хуже, поскольку травма вдруг начала слабо ныть.

* * *

Сехмет прилетела на плантацию, но и в этот раз опоздала: все плоды были уже собраны, и ни за каким камнем не завалялось даже самого крошечного плодика. Вздохнув, львица с недовольством и тяжестью подумала, что придётся лезть в лабораторию Осириса. Уговорить остальных было легко, трудно было достать сок из Золотого города и привезти в Тёмную пирамиду.

Конечно, она могла бы отказаться от этого, могла бы просто перестать помогать Гиксосу, но последние месяцы выработали у неё новые привычки и изменили её мышление — она не могла бросить его, не могла оставить его боль, не могла перестать помогать ему. Сехмет, размышляя о том, что иногда она бессильна, вернулась в пирамиду, стараясь отогнать одну навязчивую мысль, которая казалась ей то абсурдом, то единственным выходом.

Она вернулась уже вечером, но успела как раз к ужину. В большой трапезной уже сидели остальные важные персоны. Тот о чём-то разговаривал с Маат, Накт, Хатанор и Карнак о чём-то спорили, хотя их беседа была более оживлённой, нежели агрессивной, а Анубис спросил у Сехмет, удачно ли она слетала. Ответив, что всё было напрасно, она села за стол, отметив, что стул Гиксоса пустует. Вскоре прислужницы-мумии подали тарелки с кусками большого пирога с курицей и кувшины питья. «Каждый раз одно и тоже, — с досадой подумала Сехмет, — определённый день недели — определённая еда. Только когда присоединение Маат праздновали, они приготовили нам больше еды и подали фрукты. Но они не так умны и, к тому же, не располагают теми средствами, которые есть у Золотого города. Просто ужас».

Ужин прошёл достаточно быстро, но Гиксос так и не появился. Завернув его долю пирога в салфетку, Сехмет направилась в лабораторию, раздумывая над причиной его отсутствия. Когда она вошла, то увидела, что юноша что-то мастерит. Он даже не повернулся на звук открывшейся двери. Сначала львица хотела сказать, что морить себя голодом — не лучшая идея, но потом, заметив напряжение на лице изобретателя, молча положила кусок рядом с ним. Но он снова не отреагировал.

Сехмет уселась в кресло и взяла планшет, занимаясь прежними исследованиями и изредка поглядывая на Гиксоса. Постепенно в его молчании и движениях она углядела причину его поведения: их маленькая утренняя ссора была для него весьма сильной, и, скорее всего, он не обижался, а чувствовал себя виноватым.

Внезапно Гиксос, потянувшись за какой-то колбой, громко ойкнул и, пошатнувшись, рухнул на пол, едва не разбив колбы и пробирки, стоявшие рядом с ним. Сехмет, кинув планшет на кресло, очутилась рядом с изобретателем и слегка сжала его плечо, давая понять, что хочет знать причину. Он замычал и помотал головой, и она поняла, что он ждёт, пока пройдёт приступ боли, из-за которого он сейчас даже толком не сможет всё объяснить.

Через несколько минут, отдышавшись, Гиксос рассказал о боли, начавшейся ещё утром, в пояснице — именно в той травме, которую им так и не удалось вылечить. Девушка дала ему обезболивающее и задумчиво на него посмотрела. Она решилась. Нужно было лишь немного подождать.

* * *

Осирис медленно шёл по коридору, раздумывая над побегом Маат и всеми последствиями. Ра, казалось, не был обеспокоен, даже наоборот — доволен, словно побег женщины был для него долгожданной радостной новостью. Но вот на Гиксоса он разозлился и почти повелел, чтобы при встрече с изобретателем того убивали на месте. Но тут за друга вступился Кефер, сказав, что Гиксос только обездвиживал воинов, причём его луч это делал совсем не больно — в отличие от пламени Анубиса. Ра, всё взвесив, велел просто захватить предателя в плен при первой возможности. После этого события о Гиксосе с Осирисом не говорили, и учёный уже решил, что три воина отказались от своих планов, но час назад Кефер собрал своих единомышленников и объявил о ещё большей решимости вытащить Гиксоса из Тёмной пирамиды. План пока прорабатывался — чтобы не вызвать ни у кого подозрений, нужно было дождаться благоприятного момента.

Осирису оставалось пройти один поворот, чтобы добраться до своей лаборатории, как вдруг из того коридора повалил дым, послышался какой-то шум, а затем из-за поворота выскочил Гиксос с коробкой в руках. Юноша застыл, увидев своего учителя. Казалось, он собирался с духом и уже готов был что-то сказать, как вдруг сквозь пелену дыма выскочил Анубис и тоже увидел учёного Золотого города. Гиксос выстрелил под ноги Осирису, так что того откинуло и скрыло пыльной завесой, а затем Тёмные воины пронеслись мимо.

Пыль немного рассеялась, и Осирис встал. Тут же раздались крики: «Учитель!» — и его ученики выскочили из-за угла. Девушка помогла мужчине встать, а ученик сказал:

— Вашу лабораторию обокрали... Ваш прошлый ученик.

Осирис медленно прошёл в свою лабораторию, увидел следы несильного погрома, развеял сильный, но безвредный дым и стал осматривать свои вещи, пытаясь узнать, что же у него украли. Тем временем новость о ещё одном удачном проникновении в Золотую пирамиду разлетелась молниеносно, и скоро Ра с сыновьями, Правящим советом и элитным отрядом воинов пришёл в лабораторию.

— Они украли почти весь сок самута, — сказал Осирис.

— Если они сделают с его помощью оружие, нам придётся плохо, — мрачно изрёк Ра.

— Сок можно использовать в разных целях, — заметил учёный.

— Тогда мы находимся в неведении, — сказал Кефер, незаметно кивнув Осирису. — Отец, мы можем пробраться в Тёмную пирамиду, чтобы узнать, для чего им сок. В том числе и какое оружие они собираются сделать.

— Хм-м, хорошо. Эксатон, ты лучше всех знаешь Тёмную пирамиду, вы с Кефером должны всё узнать. Можете ещё вызвать Лео, помощь юного фараона Земли может быть необходима.

Все разошлись, а Кефер и Эксатон стали дожидаться Лео, за которым отправился Рамзес, в лаборатории Осириса, пока учёный искал устройство, с помощью которого в случае опасности воины смогут вернуться в Золотую пирамиду. Кефер опасался, как бы отец не передумал и решил бы всё-таки убить Гиксоса, ведь было совершенно очевидно, что вылазки Тёмных воинов в Золотую пирамиду являются удачными только благодаря участию изобретателя.

Лео, очень удивлённый случившимся, появился очень скоро, и воины отправились сразу.

Эксатон провёл их тайным лазом в лабораторию Сехмет, куда и должны были доставить сок самута. Золотые воины выглянули в маленькое окошечко, расположенное высоко в стене, и увидели лабораторию Сехмет и её хозяйку вместе с Гиксосом. Игра Кефера началась.

Гиксос сидел за столом, положив локти на него и уткнув лицо в ладони. Сехмет смешивала раствор фиолетового цвета — сок плода уже пошёл в дело. В лаборатории царило молчание, и воины огляделись. Рядом со львицей лежали старый сломанный посох Маат и какой-то новый, серебряный.

— Я ведь выстрелил, — сказал Гиксос, облокотившись на стол, и воины увидели, что он мучается.

— Ты выстрелил ему под ноги, — успокаивающе сказала Сехмет.

— Но он мой учитель, — с горечью сказал юноша.

— Рядом появился Анубис. Ты ведь сам сказал, что выстрелил, чтобы опередить Анубиса. Я уверена, что Осирис поймёт, что ты его спасал.

— Я ведь враг, предатель, — вздохнул Гиксос.

— Знаешь, я ведь тоже пошла за Эксатоном, а ты сказал, что Осирис говорил обо мне не со злобой и ненавистью. Я уверена, что ему сейчас очень больно, душевно, потому что мы оба не с ним.

Гиксос снова уткнул лицо в ладони, а Эксатон и Кефер обменялись удивлёнными взглядами: они никак не ожидали услышать такой личный разговор. Да и Сехмет вела себя непривычно, а Гиксос… страдал.

— Так, первая порция готова, — Сехмет перелила жидкость в кубок, который воины раньше не видели, и поднесла Гиксосу. Он одним махом осушил кубок и положил голову на стол с кряхтением. Сехмет вернулась к работе.

— Если они узнают, что сок в основном идёт на моё лечение, нас с тобой сразу убьют, — сказал Гиксос, безразлично уставившись на коробку.

— Не убью-ют, — не согласилась Сехмет, сосредоточенно подсыпая в жидкость порошок, — я же делаю новый жезл для Маат. А на него нужно не так уж и мало сока. Да и потом — ну лечу я тебя, что в этом запретного? Мне иногда приходилось лечить их самих теми веществами, которые я использовала для какого-либо опасного изобретения.

Кефер вздохнул. Он узнал достаточно много, но хотел подождать ещё. Однако учёные молчали.

— Кефер? Ты чего такой мрачный? — шёпотом спросил Лео.

— Если они используют сок в основном для лечения Гиксоса, их кража не была настолько ужасной, — ответил он. — Сок лечит одну сильную и неприятную травму.

«Осирису это не понравится», — подумал он, пока Эксатон рассуждал о том, почему для лекарства понадобилось столько сока. Если для жезла Маат его нужно было не так уж и много, возможно, они планировали ещё какое-то оружие.

— Тебе лучше? — спросила Сехмет, оторвавшись от работы.

— Боль ушла, — монотонно ответил Гиксос, а потом выпрямился на стуле: — Я одного не пойму, почему это снова началось, да ещё с такой силой?

— Мне кажется, ты запустил, вот и вернулось. А ещё ты часто нервничаешь, это тоже фактор.

— Думаешь, может дойти до операции?

— Нет, не думаю, — после минутного раздумья ответила Сехмет, но Кефер понял, что она думает и о таком варианте.

— Операции? — не понял Лео.

— Там нужно что-то вырезать, хирургическое вмешательство, — пояснил Эксатон, заметивший сосредоточенность брата.

— Гиксос, иди поспи, — предложила девушка, — ты выглядишь совсем плохо.

Кефер ожидал от Гиксоса шутки, как это бывало с ним в Золотом городе, но изобретатель вдруг недовольно замычал, однако встал и пошёл на кровать, расположенную в дальнем конце лаборатории. Сехмет проводила его взглядом, а потом вернулась к работе. Воины посидели ещё какое-то время, а потом вернулись в Золотую пирамиду.

Ра, выслушав их, очень удивился, а Осирис расстроился, что не ускользнуло от внимания фараона. Но Ра и так знал, уж если при той травме заговорили об операции, дело серьёзное. Позже Осирис, Кефер, Рамзес и Ка думали, что делать дальше. Добытая информация расстроила их, но её всё равно было мало, чтобы начать действовать. И тогда Кефер припомнил, что у Гиксоса сложились хорошие отношения с Сехмет, что он наверняка больше всего доверяет ей.

— Она знает то, чего не знаю я, но не знает того, что я знаю, — сказал Осирис, — можно попробовать как-то с ней повзаимодействовать, но ведь для этого нужно побольше обо всём этом узнать.

— Первый шаг уже сделан, — сказал Кефер, — я подозреваю, что это большое поле одной сложной игры, а игроков на нём, возможно, больше, чем мы думаем. Может быть, кто-то затеял свою игру прямо сейчас.

1) Как наше «блин».

Вернуться к тексту