Из тех, что остались с нами (джен)

Ангел №517 захлопала в ладоши: маленькая девочка, сосредоточенно закусив нижнюю губу, сделала первый шаг по самой широкой тропинке Эдемского сада.

— Молодец, Ева! Эй, ангел Двести-сколько-то-там-с-хвостиком! Ты видел? Видел? Наша девочка скоро будет бегать!

— Да поможет нам создатель! — откликнулся с верхушки грушевого дерева ангел №262.

Непоседливый Адам вновь забрался куда не следует, и стащить его вниз не было никакой возможности.

— А я ещё расстраивался, — пропыхтел №262, безуспешно стараясь разжать вроде бы детские, слабые кулачки, — что наших подопечных создали без крыльев...

№517 с сомнением хмыкнула, правым крылом придерживая качнувшуюся Еву.

— А мне до сих пор жалко. Мы бы научили их летать... Представляешь? — сказала она мечтательно.

Шмяк!

Прямо у ног №517 шлёпнулась перезрелая груша.

Захныкала испуганная Ева, мигом потерявшая равновесие.

— Ты представляешь, где бы мы сейчас были, будь у этих неугомонных крылья? — пробурчал №262, ещё раз облетая дерево.

Его собственные крылья красиво взблескивали на солнце, но отвлечь Адама было непросто. Кажется, он твердо вознамерился просидеть там до заката.

— Да прекрати, — махнула рукой №517, — посмотри, какие они миленькие, — сказала она.

Ева подняла на нее глаза, прозрачные, как умытое дождем утреннее небо.

И принялась сосать палец.

— Тебе просто повезло, Пятьсот-и-еще-кусочек, что тебе досталась младшая, — улыбнулся №262, медленно спланировав вниз. — Вот подрастут они, и тогда...

* * *

— И что тогда?! — дрожащим голосом спросила №517.

— Их изгоняют.

Над Эдемом бушевала самая первая гроза. Небо почернело, будто от гнева, лил страшный, плотный дождь, хлеставший все кругом безжалостно — если бы такой дождь увидел человек тысячелетия спустя, он бы сравнил его с плетью.

Но ангелы не знали плетей.

Будто в ответ на эти слова, громыхнул раскат.

№517 ойкнула.

Лицо №262 ничего не выражало. Будто стертое, мокрое — от дождя, от слез?

— Мне страшно, — сказала №517.

— Мне тоже. Говорят, теперь нас отправят раскладывать росу на травы. Очень ответственное задание, — сказал №262 глухо.

— Как ты можешь?! Это же наши малыши. Мы учили их ходить. Мы снимали их с деревьев... Мы... Мы... Ты что, не понимаешь?!

Лицо №262 искривила болезненная гримаса.

— Наши малыши выросли! А мы! Мы с тобой за ними не уследили! И теперь их изгоняют на землю, знаешь ли, Пятьсот-с-хвостиком! Где ни один зверь больше не откликнется на из зов, а каждый глоток воздуха и каждый шаг будет мукой! И никто, больше никто их не защитит! Потому что ты будешь раскладывать росу, а я — проектировать форму облаков!

№517 застыла, побледнев так, что почти слилась с цветом собственных крыльев.

— Может, тебе и досталась самая глупая на свете напарница, — сказала она медленно. — Но мы должны что-то сделать.

* * *

— Вы не сможете отправиться на землю в своем облике, — сказал Ангел Врат едва ли не с жалостью. — Вы не сможете объяснить им, кто вы на самом деле, вы не сможете...

— Мы сможем общаться с ними глазами, — голос №517 звучал твердо. — Они будут знать, что мы любим их.

— Что мы спустились на землю, чтобы защищать их.

— Я вижу будущее, — покачал головой Ангел Врат. — Они не вспомнят. Ваши дети узнают, что такое боль. Холод. Предательство.

Их будут гнать прочь. Слабых. Больных. Беспомощных. Забывших, что такое крылья.

№517 и №262 взглянули друг на друга.

Кивнули.

— Нам все равно, — сказали они в один голос. — ведь мы любим их. А они, и их дети, и дети их детей, будут любить нас. Наши малыши никогда не останутся без защиты.

— Будь по вашему.

Голос Ангела Врат, казалось, отразился от каждого уголка Эдема.

А затем он коснулся огненным мечом их сплетённых рук — и все исчезло.

* * *

В самом начале времён к изгнанным из рая людям явились собаки.

И это были последние ангелы из тех, что остались с нами.