День Победы (джен)

Бывают дни, когда проснёшься утром и сразу чувствуешь — сегодня непременно произойдёт что-то весьма значительное для тебя. Порой эти предчувствия оправдываются, порой нет, но каждый раз они влекут за собой массу треволнений — человек начинает лихорадочно размышлять, чем это может быть, и в процессе этих размышлений может упустить из виду немало действительно значимых для себя вещей; поэтому трудно сказать, являются ли такие предчувствия благом или нет. Лишь одно можно утверждать наверняка — в той или иной степени они посещают каждого человека на нашей планете. Не стал исключением и я, Сергей Филатов, обычный преподаватель истории Санкт-Петербургского государственного университета.

В первый раз это случилось со мной семь лет назад, когда я занимался «чёрной археологией» и носил прозвище «Борман». Вместе с группой… приятелей (назвать их друзьями не поворачивался язык) я, пользуясь своими историческими познаниями, раскапывал неизвестные захоронения времён Великой Отечественной войны и всё, что удавалось найти, — медали, ордена, оружие и прочее — продавал теневым коллекционерам. Поначалу я с огромным трудом заставлял себя участвовать в этом, ибо мне казалось, что тем самым я оскверняю память о подвиге советских солдат (как человек, серьёзно занимающийся историей, я хорошо осознавал всё его значение), но со временем жажда наживы затмила во мне голос совести. Редкие вспышки последнего я глушил мыслями о том, что лежащим в могилах эти вещи уже не нужны, а так они принесут хоть какую-то пользу. Но в глубине души у меня всё же сохранилось крошечное чувство стыда; повинуясь ему я, в частности, не позволял своим «коллегам» глумиться над останками наших солдат — а такое желание у них порой возникало. Компания у нас, надо сказать, подобралась весьма разношёрстная: геймер Виталий Бероев (он же «Чуха»), мой давний приятель, которому и принадлежала идея начать зарабатывать подобным образом; увешанный дредами рэпер (или кто он там был) Андрей Смирнов (он же «Спирт»), самый циничный из нас; наконец, убеждённый скинхед Олег Васильев (он же «Череп»), присоединившийся к нам из желания найти настоящее немецкое оружие тех времён. И вот такой компанией мы колесили по местам былых сражений, не подозревая, что история не любит, когда над ней глумятся столь циничным образом. И она преподала нам жестокий урок…

Когда меня накануне очередного выезда посетило вышеупомянутое предчувствие, я, естественно, решил, что оно предвещает особо ценную находку. В каком-то смысле так оно и оказалось: мы откопали целый блиндаж и уже потирали руки в ожидании кучи трофеев, когда внезапно обнаружили… собственные военные документы времён Великой Отечественной. Решив, что это пьяные галлюцинации (до этого мы успели хорошенько принять на грудь), мы бросились освежиться в ближайшее озеро… и вынырнули в 1942 году, в самый разгар очередного сражения (причём документы каким-то образом переместились вместе с нами).

Наше вынужденное путешествие в прошлое продолжалось около месяца, но по ощущениям — больше трёх лет. За это время мы смогли сполна ощутить на своей шкуре все испытания, выпавшие на долю наших дедов и прадедов. Чего только нам не пришлось перенести — и собственно боевые действия (как атакующие, так и оборонительные), когда смерть буквально дышит тебе в лицо; и разведывательные операции на территории врага, когда боишься лишний раз вздохнуть, чтобы не обнаружить себя; и пребывание в немецком плену… Но самое тяжёлое испытание досталось мне. Именно там, в прошлом, я встретил девушку, которую полюбил по-настоящему (причём взаимно), — санинструктора Нину Полякову; и тем горше было моё отчаяние, когда я осознал, что именно её останки мы ранее обнаружили в том злополучном блиндаже, и что как бы я не старался, но не сумею спасти её в силу проклятой предопределённости. Так оно и случилось: Нина погибла у меня на глазах от прямого попадания артиллерийского снаряда…

Нужно ли говорить, что после всего пережитого в своё время мы вернулись (так же неожиданно и через то же самое озеро) с изрядно прочистившимися мозгами. Прожив бок о бок с советскими солдатами, усилиями которых ковалась Великая Победа, и воочию увидев, какой ценой она нашему народу досталась, мы дружно решили раз и навсегда покончить с прежними занятиями и кардинально изменить свою жизнь. И надо сказать, каждый из нас сдержал слово. Андрей, избавившийся от дурацких дредов, экстерном окончил консерваторию и сейчас играет в симфоническом оркестре. Виталий завязал с компьютерными играми и неожиданно открыл у себя литературный талант; на сегодняшний день вышло уже три его фантастических романа, высоко оценённых критиками и читателями; особый фурор произвёл первый из них, под названием «Мы из будущего», посвящённый истории попадания четырёх молодых людей из нашего времени на фронт Великой Отечественной войны (хотя в описании своих героев Виталий несколько сгустил краски — мы всё-таки не были настолько безнравственными и циничными). Но сильнее всех изменился Олег. Сразу по возвращении он содрал с себя скинхедскую татуировку (именно содрал, вместе с кожей), решительно порвав с прошлыми убеждениями; в настоящее время он является активным участником волонтёрского движения, занимающегося сохранением исторической памяти о Великой Отечественной войне и помощью ныне живущим её ветеранам. Что до меня, то я восстановился на исторический факультет, откуда меня ранее выгнали за занятия «чёрной археологией», а после окончания стал там преподавать.

И вот сегодня утром столь же сильное предчувствие чего-то значительного накрыло меня второй раз, вызвав лихорадочную дрожь. Кое-как справившись с волнением, я, как обычно, отправился на работу, размышляя, что же такого должно случиться на сей раз. В университетских стенах я почти полностью успокоился, войдя в рабочую колею. Первая половина дня прошла в обычном порядке: я прочитал пару лекций, провёл один семинар и только-только приступил к проверке студенческих рефератов, как предчувствие не замедлило сбыться; вестником его стала появившаяся на пороге преподавательской фигура нашего декана.

— А, вот вы где, Филатов, — произнёс он вместо приветствия. — А я вас везде ищу.

— Что случилось? — я старался говорить как можно спокойней, хотя внутри всё так и сжалось.

— Через две недели, как вы знаете, будет семидесятилетний юбилей Дня Победы, и в связи с этим из ректората пришло поручение: в приказном порядке, — подчеркнул декан последние два слова, — персонально поздравить одного из почётных профессоров нашего университета, являющегося ветераном Великой Отечественной войны; и я решил, что именно вы лучше всего подойдёте для этого.

— Почему именно я?

— Потому, что всему факультету известно, что вы испытываете повышенный интерес ко всему, что связано с этой войной, — в голосе декана прозвучала ирония, а со всех сторон раздались смешки навостривших уши коллег. Знали бы они, в чём причина моего интереса…

— Ладно, согласен, — проворчал я.

— Вот и отлично, — декан протянул мне какую-то папку. — Здесь вся необходимая информация. Подарки через неделю заберёте в ректорате.

«Подарки, как же. Небось ограничатся одной поздравительной открыткой».

Когда декан ушёл, я стал изучать вручённую мне информацию.

«Так, что тут… Дёмин Алексей Николаевич, 1918 года рождения, почётный профессор Санкт-Петербургского государственного университета, доктор химических наук, ветеран Великой Отечествен… Стоп. Дёмин?!»

От внезапного озарения («Неужели это он?!») у меня отхлынула от лица вся кровь. Не обращая внимания на продолжающих скалиться коллег, я бросился к своему компьютеру, торопливо набирая адрес сайта, содержащего информацию обо всех участниках ВОВ.

«Так, посмотрим… Дёмин Алексей Николаевич, родился 11 ноября 1918 года в Петрограде (ныне Санкт-Петербург)… Окончил школу с отличием… После школы был призван в армию… Воевал с июля 1941 г. по май 1945 г., несколько раз был ранен… Имеет множество боевых наград… За участие в Пражской операции присвоено звание Героя Советского Союза… Принимал участие в Параде Победы 1945 года в составе роты красноармейцев, бросавших немецкие знамёна к подножию Мавзолея… Демобилизовался в 1947 году в звании подполковника… После демобилизации поступил на химический факультет Ленинградского (ныне Санкт-Петербургского) государственного университета, по окончании которого стал там же преподавать… Защитил кандидатскую, а затем и докторскую диссертацию… Автор ряда научных работ… В 1995 году ушёл в отставку в звании почётного профессора… Участвовал в юбилейных парадах Победы в 1965, 1985, 1995 и 2000 гг. …»

На сайте также были представлены несколько военных фотографий, при взгляде на которые сомнений у меня не осталось: ветераном, которого мне поручили поздравить, был (как бы странно это не звучало) мой бывший командир. Предчувствие и на этот раз оправдало себя. Теперь я уже не мог отказаться от поручения, ибо оно стало для меня не только общественным, но и личным долгом.

День Победы… Один из немногих (если не единственный) по-настоящему народных праздников в нашей стране; и он наверняка останется таковым, несмотря ни на какие политические пертурбации — мне, как историку, хорошо известно, сколько их было в одном только XX веке.

Сколько себя помню, я всегда относился к этому празднику с большим уважением, поскольку воспитывался на различных книгах по русской истории (что, кстати, и определило мой профессиональный выбор), прославлявших подвиг наших солдат; это отношение не изменилось даже в период занятия «чёрной археологией». А уж после того, как мы с приятелями сами побывали участниками Великой Отечественной войны, День Победы приобрёл для нас поистине сакральный статус. С тех пор мы каждый год обязательно собирались вместе в этот день, чтобы вспомнить свой боевой путь (пусть он и был относительно недолгим) и помянуть тех, с кем нам выпала честь воевать плечом к плечу. Звучало во время наших бесед и имя Дёмина, которого мы помнили старшим лейтенантом. Поэтому, узнав, что Дёмин по-прежнему живёт в нашем городе, я тотчас стал звонить своим боевым товарищам (как бы парадоксально это не звучало). Но Андрей оказался по уши занят репетициями со своим оркестром, которому в День Победы предстояло выступить с праздничным концертом (семидесятилетие Победы, как-никак), а Виталия неожиданно (по его словам) пригласили принять участие в жюри какого-то литературного конкурса, тоже приуроченного к круглой дате. Поэтому составить мне компанию во время встречи с нашим бывшим командиром согласился лишь Олег. Выяснилось, однако, что он уже давно знает о Дёмине, и даже более того — ведёт над ним шефство как волонтёр Победы и как раз собирался нанести ему визит на праздник. На мой вопрос: «Почему же ты мне ничего не рассказал?», Олег многозначительно промолчал; осознав, почему, я почувствовал себя полнейшим дураком. Действительно, мне самому ничего не мешало навести все необходимые справки, было бы желание; тем более, что тогда, в сорок втором, Дёмин рассказал, что мы с ним земляки, и даже ходили в одну и ту же школу (в разное время, конечно). Почему я этого не сделал, я и сам не знаю — мне словно бы что-то мешало. В ходе разговора мы с Олегом договорились встретиться девятого мая у дёминовского дома. После этого мне оставалось только считать дни.

* * *

Чем ближе я подходил к дому Дёмина, тем сильнее меня охватывало волнение по поводу предстоящей встречи. В конце концов мне даже пришлось присесть на скамейку у парадной, дабы унять захлестнувшую всё тело крупную дрожь. Если подумать, то вся ситуация отдавала каким-то сюрреализмом: мне предстояло увидеться с человеком, которого я помню молодым, при том, что с момента нашей последней встречи для меня прошло семь лет, а для него семьдесят три. Ох уж эти путешествия во времени и связанные с ними парадоксы!..

— Действительно, — произнёс подошедший в этот момент Олег, присаживаясь рядом со мной. — О чём таком ты задумался?

— Да так… — я неопределённо пожал плечами, поняв, что последнюю мысль невольно сказал вслух. Бывший скинхед понимающе хмыкнул, но ничего не сказал. Несколько минут мы с ним молча сидели, бездумно глядя в разные стороны, пока Олег вновь не заговорил:

— Ну что, пойдём, чего тянуть?

— Да, пожалуй, — вздохнул я.

Дёмин жил в одной из тех типичных хрущёвок, которыми во множестве был уставлен наш город. Когда мы поднялись на нужный этаж, нам открыла женщина средних лет (как оказалось, внучка), сообщившая, что её дедушка уже ждёт нас у себя.

Когда мы вошли в комнату бывшего командира, первым делом мне в глаза бросились два укреплённых на стене флага — советский государственный и копия полкового знамени времён войны. Под ними располагались несколько десятком фотографий военных лет. Тут же были, насколько я мог разглядеть, копии поздравительных телеграмм от тогдашнего советского руководства. Рассматривая всё это, я даже не сразу обратил внимание на сидящего в кресле хозяина комнаты, облачённого в парадный военный мундир с множеством боевых наград, среди которых особо выделялась золотая звезда Героя Советского Союза.

В свои девяносто семь лет Дёмин выглядел максимум на восемьдесят. Несмотря на совершенно седые волосы, его лицо было едва тронуто морщинами, а взор был столь же ясным и проницательным, как и во время нашей последней встречи. Да и сила, с которой он пожал нам руки, также свидетельствовала об отличном здоровье. Когда он заговорил, то несмотря на надтреснутый голос, речь его была вполне ясной и чёткой.

— Здравствуйте, молодые люди, — произнёс он. — Рад видеть вас, особенно тебя, Олег. Приятно, что не забываешь старика. Ну, а вы кто будете и откуда? — последний вопрос был адресован мне.

— Здравствуйте, Алексей Николаевич, — от волнения мой голос сбивался; я даже не сразу вспомнил его имя. — Меня зовут Сергей. От имени Санкт-Петербургского университета я поздравляю вас с семидесятилетием Победы в Великой Отечественной войне.

— Университета? — губы Дёмина искривились в усмешке. — Ну надо же, вспомнили спустя столько лет… Эх, да что говорить… Ладно, давайте, что там у вас…

Не поднимая глаз, я вручил ему поздравительную открытку — красиво оформленную, содержащую цветистые слова за подписью ректора, но всего лишь открытку.

— Что ж, спасибо и на этом, — вздохнул Дёмин. — Хоть вспомнили, и то хорошо… Ну а ты, Олег, чем порадуешь?

Деликатно отвернувшись, пока Олег вручал старому ветерану подарки от своей волонтёрской организации (кажется, это были то ли книги, то ли альбомы), я вновь стал рассматривать привлекшую моё внимание стену. Вывешенные на ней фотографии, как оказалось, иллюстрировали боевой путь подполковника Дёмина: вот он принимает военную присягу; вот он сидит у костра в окружении других солдат; вот он куда-то бежит с автоматом наперевес (видимо, снято в момент атаки); вот он обнимается с другим солдатом в каком-то полуразрушенном европейском городе; вот он получает из рук маршала Конева золотую звезду Героя; вот он в парадной форме бросает немецкое знамя к подножию Мавзолея… Были там и фотографии других красноармейцев, очевидно, сослуживцев.

— Вижу, вам интересно, Сергей? — голос Дёмина оторвал меня от созерцания. — Это внучка, вы её видели, уговорила меня устроить такой вот памятный уголок к празднику — юбилей Победы всё-таки, да ещё круглый… Да… Победа… Семьдесят лет уже прошло, а я до сих пор помню всё как вчера… Мы в тот день ещё дрались под Прагой… Проклятые немцы никак не желали сдаваться… И вот возвращаемся мы в расположение части и слышим, как по радио объявляют… — его голос дрогнул. — Мы сначала даже не сразу поверили, что всё, войне конец… Даже сейчас, спустя столько лет, я часто думаю, как же мы сумели выдержать…

Эти слова заставили меня вспомнить ещё одного нашего сослуживца — старшину Емельянова, который однажды во время боя спросил у меня, когда настанет конец этой войне, а услышав мой ответ, с надеждой воскликнул: «Неужели выдержим!». Через несколько минут после этого он героически погиб, прикрывая наш отход…

От этого воспоминания меня опять бросило в дрожь, и чтобы скрыть её, я ещё пристальней уставился на памятную стену. И тут моё внимание привлекла ещё одна фотография. На ней была изображена… Нина, а рядом с ней… я, елозящий пластинку на патефоне. Да… помню я эту свою выходку во время вечернего концерта; потом мне долго было за неё стыдно. Вот не знал, что нас тогда кто-то щёлкнул… Машинально я протянул руку и коснулся лица девушки…

— А-а-а, — произнёс Демин, заметивший моё движение. — Да… первой красавицей у нас в роте была, как сейчас помню… Ниной её звали, санинструктором служила… Погибла в сорок втором… — тут он внезапно замолчал, переводя взгляд с фотографии на меня и обратно, а затем резко осел в кресло.

— Не может быть, — прошептал он, весь побледнев. — Филатов?..

— Да, нехорошо получилось, — виновато произнёс Олег. — Клянусь, Серёга, я не знал, что у него есть эта фотография, иначе бы обязательно предупредил тебя!

Я лишь махнул рукой, показывая, что ни в чём его не виню. В самом деле, весьма опрометчиво было надеяться, что Дёмин не узнает меня, как не узнал Олега. Да, я несколько изменился после путешествия в прошлое, но не настолько, чтобы стать неузнаваемым для тех, кто видел меня прежнего. К тому же в памяти Дёмина я наверняка запечатлелся очень ярко (в отличие опять же от Олега), ведь фактически увёл у него Нину — до моего появления он ухаживал за ней, насколько это было возможно на фронте. Но… случилось то, что случилось. И теперь мы с Олегом, понурившись, сидели во дворе, выгнанные внучкой Дёмина (которую, кстати, тоже звали Ниной — несложно догадаться, в честь кого) за то, что чуть не довели её деда до сердечного приступа — в его возрасте подобные переживания весьма нежелательны.

— Только бы с ним ничего не случилось! — Олег нарушил молчание, практически озвучив мои мысли. Да… преподнесли мы ветерану подарок на День Победы, нечего сказать… Как дальше быть, я не представлял. Рассказать Дёмину про путешествие во времени? Или соврать, что я внук того Сергея Филатова, очень на него похожий?..

Мои невесёлые размышления прервало появление во дворе Нины.

— Дедушка зовёт вас обоих к себе, — сердито сказала она. — Я пыталась его переубедить, но тщетно. Так что идите, но смотрите у меня! Чтоб подобное больше не повторилось!

Когда мы вошли, Дёмин по-прежнему полулежал в кресле, тяжело дыша, но страшная бледность с его лица исчезла.

— Значит, мне не показалось, — произнёс он, вновь увидев меня. — Извините старика, я просто слегка переволновался, а в моём возрасте это бесследно не проходит. Просто вы очень похожи на человека с той фотографии, Филатовым его звали. Служили мы с ним в сорок втором. Ну, как служили… Странная там история была, как сейчас помню…

Мы с Олегом переглянулись. В его взгляде ясно читалось, чтобы я не смел рассказывать об этой действительно странной истории, но я едва заметно покачал головой: врать престарелому ветерану насчёт мифического внука мне не позволяла совесть.

— Алексей Николаевич, — заговорил я, тщательно подбирая слова, — я должен вам рассказать… Дело в том, что моя фамилия действительно Филатов, и это я изображён на той фотографии.

Дёмин недоумевающе посмотрел на меня, а Олег исподтишка, но весьма недвусмысленно погрозил мне кулаком; но я уже стронулся с места и продолжал говорить.

Долгим вышел мой рассказ. Всё поведал я своему бывшему командиру: и про занятия «чёрной археологией», и про то, как меня с приятелями неведомым образом забросило на фронт Великой Отечественной войны, и про встречу с Ниной, и про то, как я тщетно пытался спасти её от неминуемой гибели… Припомнил я множество подробностей, которые мог знать только очевидец тех событий, чтобы убедить ветерана в своей правоте.

На протяжении моего рассказа Дёмин внимательно слушал, не перебивая, и время от времени хмурился и мрачнел. Когда же я закончил, он долго сидел в задумчивом молчании.

— Вот оно что, — наконец произнёс он. — Значит, вы действительно были из будущего… А я, грешным делом, тогда решил, что у вас от контузии сознание помутилось, и вы просто бредите. Да… если бы не фотография, не знаю, поверил бы я этому или нет… После того боя мы долго вас искали, но тщетно. Решили, что вы попали в плен, и записали в сводках пропавшими без вести. А вы, значит, просто вернулись назад… И ты, Олег, получается, тоже там был? Да, теперь я припоминаю. Только ты был тогда лысым вроде?

— Да, Алексей Николаевич, — смущённо подтвердил Олег. — Видите ли, я тогда был скинхедом…

— Скинхедом? — лицо Дёмина враз посуровело. — Одним из этих бритоголовых молодчиков, которые ходят по улицам и славят Гитлера?! Но, надеюсь, ты прекратил этим заниматься?

— К-конечно. Иначе бы я не смог стать волонтёром Победы…

— Ах, ну да, — облегчённо вздохнул Дёмин. — Что ж, наверное, это ваше путешествие во времени потому и случилось, чтобы у вас мозги на место встали. А то подумать страшно — один медали продаёт, кровью омытые, другой Гитлера славит… И это на нашей земле… Да… будущее… Если бы мы тогда, на фронте, могли представить, каким оно будет… Что Советский Союз, за который мы собственных жизней не жалели, развалится, а все его народы начнут грызться между собой… Что нас будут вовсю поливать грязью и величать кровавыми оккупантами, служившими самому бесчеловечному на свете режиму… Что у русских людей совсем не останется чести и совести, особенно у молодёжи, и все будут смотреть друг на друга волками, готовыми убить друг друга за лишнюю копейку… Что власти будут открыто торговать своей страной и позволять себе хамские и циничные высказывания о её народе… Что станет модным активно плевать на прошлое, причём чем смачнее, тем лучше… Что товарища Сталина, с именем которого мы шли в бой, начнут поносить всякие бульварные писаки, объявляя кровавым тираном… Когда мы бросали фашистские знамёна к Мавзолею, могли ли мы вообразить, что однажды его станут называть дьявольским сооружением, которому не место на русской земле?.. Что настанет время, когда те, кто прошёл эту страшную войну, станут не нужны своему государству, и оно лишь изредка будет вспоминать о них, преподнося жалкие подачки как великое благодеяние?.. Что День Победы, ради которой мы столько вынесли, превратится в праздник для торгашей и политический балаган с георгиевскими ленточками?.. Что в нашей стране начнут массово снимать кино, выставляющее нас сворой озверевших шакалов, которые только и могут грабить и насиловать?.. Да… Не за такое будущее мы воевали…

Мы с Олегом молча опустили головы, будучи не в силах возразить ветерану, ибо он был совершенно прав. Всё это, увы, действительно имело место в нашей стране, и с каждым годом всё больше и больше. Именно поэтому мы четверо, побывавшие в прошлом, никогда не ходим девятого мая на так называемый Парад Победы, поскольку не можем смотреть на это безобразие: кучи торговых палаток со всякой всячиной (в основном жральней), пьяные рожи и крики «Можем повторить!», пресловутые георгиевские ленточки повсюду… Действительно балаган, как сказал Дёмин, причём донельзя пошлый. А для властей — ещё и повод лишний раз побряцать оружием, дескать, вот мы какие грозные!

— Простите старика, — тяжело вздохнул Дёмин, нарушив повисшее было в комнате тягостное молчание. — Наболело у меня в душе, вот я и не сдержался, да… Что ж вы, гости из будущего, не могли хотя бы намекнуть, что нас ждёт?..

— Не до того нам было, Алексей Николаевич, — в свою очередь вздохнул я. — Мы были растеряны и ошарашены, сами долго не могли поверить, что всё это реальность.

— Да уж, могу себе представить, — по губам Дёмина скользнула улыбка. — Для вашего-то изнеженного поколения попасть в те условия…

— И потом, вы же сами сказали, что нас и так считали контуженными, а если бы мы ещё и стали распространяться о таком будущем… Не говоря уже о том, к каким последствиям это могло привести.

— Я понимаю, — снова тяжёлый вздох. — Ход истории и так далее… И всё же на вашем месте я бы наверняка попытался бы хоть что-то изменить, даже ценой собственного существования…

И вновь в комнате воцарилось тягостное молчание.

— Мы, это, пойдём, пожалуй, Алексей Николаевич, — наконец пробормотал Олег.

— Нет-нет, останьтесь ещё, пожалуйста, — попросил Дёмин. — Мне уже давно не было так хорошо. Словно бы вновь встретился со своими фронтовыми друзьями. Никого из них уже не осталось, да… И тут вы…

Мы с Олегом переглянулись и синхронно кивнули друг другу.

В тот день мы пробыли в квартире Дёмина до самого вечера. Бывший командир рассказал нам о своём боевом пути; многое из его рассказа я записал и обещал опубликовать как воспоминания ветерана (забегая вперёд, скажу, что это обещание я сдержал). Мы же, в свою очередь, рассказали ему о том, чем сейчас занимаемся, не забыв упомянуть и Андрея с Виталием. Ещё мы вместе посмотрели по телевизору праздничный концерт, в котором как раз участвовал Андрей (Дёмину очень понравилась его игра). Не обошлось и без небольшого застолья в память тех, кто не вернулся с той далёкой войны; отдельно мы помянули героически погибших старшину Емельянова и, конечно же, Нину. Перед тем, как уйти, мы пообещали Дёмину, что будем часто навещать его, а ровно через год, в следующий День Победы, непременно соберёмся у него, все четверо. Увы, этому не суждено было случиться: через три месяца после нашей встречи ветеран Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза, подполковник Алексей Николаевич Дёмин скончался…