Золотой Вестник (джен)

"Золотой Вестник" вышел из варпа в аварийном режиме, и вместо лёгкой дрожи его опять ждала мощная встряска. Настолько мощная, что даже на мостике снова были пострадавшие, но после случившегося кошмара такие потери казались более чем приемлемыми. Зато одержимый, пытавшийся, несмотря на раны, подняться с пола, обмяк и испустил дух.

В реальном пространстве Эрик вздохнул с облегчением. Конечно, корабль надо будет как-нибудь переосвятить — а это дело дорогое и долгое. Пока что нужно было просто залатать повреждения и искать способ вернуться к относительно безопасному проходу Пасти. Какую бы неприязнь ни питал капитан к варп-переходам, другого выхода просто не было.

Выпрямившись на командном троне и стараясь не замечать наскоро залитую синтеплотью рану, Эрик раздавал указания своим подчинённым. Доложить о состоянии корабля, доложить о потерях среди экипажа, доложить о том и об этом…

Новости хорошими было не назвать, но всё же они оказались лучше, чем Эрик опасался. При экстренном выходе из варпа ещё сильнее пострадал корпус, оказались повреждены двигательные системы, а стабильность поля Геллера корабельный магос всё ещё не мог гарантировать. Но плазменное ядро реактора и ядро варп-двигателя уцелели, так что прямо сейчас не было риска, что "Золотой Вестник" вдруг взорвется. Другое дело, что при попытке снова прыгнуть в варп он мог просто развалиться. И всё же они не застряли в пустоте насовсем, все повреждения оказались либо устранимы вне верфи, либо их можно было довести до состояния, в котором были бы хорошие шансы до верфи дотянуть. Ремонт предстоял долгий и сложный, но механикум могли справиться своими силами. И к тому же, корабль шёл по единственному проходу в пространство Коронус, и хоть и отклонился от курса, основной путь был ещё близко, сигнал бедствия мог кто-нибудь уловить.

Хуже было с экипажем. Потери составили более шестидесяти процентов, точную цифру выяснить пока не представлялось возможным. Палубы буквально опустели и погрузились в непривычную тишину. В иллюминаторах теперь было жуткое зрелище. Тела погибших обычно отдавали пустоте — просто выбрасывали в воздушный шлюз, но сейчас их оказалось слишком много. Поблизости не было массивных космических объектов, и тела кружили вокруг корабля, словно спутники вокруг планеты, никакое другое притяжение не могло убрать их прочь. И редко удавалось посмотреть в окно и не увидеть там очередное побледеневшее лицо мертвеца. При других обстоятельствах Эрик приказал бы поднять щиты и прекратить это неприятное соседство, но теперь перегружать из-за ерунды системы "Золотого Вестника" не стоило. Приходилось терпеть.

Впрочем, всё это было сущей мелочью по сравнению с главным: как только корабль вышел из варпа, ирреальный кошмар закончился. Резко и сразу, как будто ничего и не было. Даже часть матросов, поддавшихся безумию, пришла в себя. Ничто больше не скреблось в тёмных углах, не мелькали в коридорах смертоносные тени, не слышались потусторонние голоса, не выступали из стен демонические лица, когти и щупальца… Так спокойно, что даже не верилось. Но Эрик очень хотел поверить, что ему наконец повезло. Он проверял всё, но надеялся на лучшее и благодарил Императора за чудесное спасение.

* * *

На корабле теперь стало пусто, тихо и гулко. После клацанья когтей, рёва, завываний и шелестящего шёпота, что был страшнее рыка, тишина казалась оглушительной. Ещё недавно стенка была отвратительно влажной и склизкой, а вонь от неё шла такая, что кого-то из парней стошнило — и вдруг на её месте оказался самый обычный металл, шершавый от ржавчины и нагретый теплом человеческих тел.

Шенг и остатки его банды прятались в узких проходах технических коммуникаций, забились в тихую и тёмную щель в том месте, которое показалось им наиболее спокойным. У них не было еды и воды, но терпеть голод и жажду было лучше, чем попасться наводнившим корабль демонам. Сюда же никто так и не сунулся, только одна из стенок покрывалась мерзкой слизью — это тоже ещё можно было переносить. Потом "Золотой Вестник" дрогнул и как будто сжался от удара, переборки прогнулись, и троих раздавило вдруг вдавившейся внутрь металлической конструкцией, так что остальным пришлось сидеть рядом с трупами, а значит, скоро потребовалось бы менять убежище.

Но безумие на корабле прекратилось. Дыхание матросов в душном закутке сделалось шумным и гулким, где-то просачивалась вода, и звук падения капель порождал эхо. Кто-то изменил положение, вытягивая затёкшие ноги, и казалось, что это в грузовом отсеке ворочают огромные мешки. Шенг кашлянул — звук снова отразился эхом.

— Вы… выбираемся? — спросила Роза, в первый момент вздрогнув от звука собственного голоса. Она покосилась на застывшее, уже распухшее и посиневшее лицо с выпученными глазами, так и застрявшее между переборками неподалёку от неё. Стремление девушки поскорее убраться отсюда трудно было не понять.

— Заткнись, — одёрнул её главарь. — Выждать надо.

Они и выждали — ещё пару часов в тишине, нарушаемой только падением капель и их собственным дыханием. А потом раздался сигнал начала смены. Самый обычный, стандартный, он гудел на притихших палубах, как будто ничего и не случалось. Обычно под этот гудок матросы плелись на работы, и его мало кто любил, но теперь он показался таким родным и долгожданным. Среди разверзшегося вокруг кошмара хочется цепляться за любые нормальные и привычные вещи. Шенг поднялся и зашагал к узкому техническому люку, через которые они сюда и пролезли.

В коридорах царила разруха. Двери выломаны, на полу, стенах и потолке вмятины, кое-где металл разорван и перекручен. Ящики разломаны и опустошены, лампы штатного освещения разбиты, кое-где пострадали и аварийные, техника превращена в груды металлолома. Некоторые двери были герметично закрыты — наверняка за ними был вакуум. Повсюду было холодно и душно, поскольку системы жизнеобеспечения работали с минимальным расходом энергии. Но хуже были разбросанные повсюду тела. Разорванные на куски, выпотрошенные, обезглавленные, с отсечёнными конечностями, наполовину сожранные, изломанные и перекрученные в немыслимых позах. На одних лицах застыли гримасы животного ужаса, на других — невероятного извращённого наслаждения. Некоторые раздулись, как от какой-то страшной болезни, некоторые мутировали до неузнаваемости. И выживших, всех, кроме ремонтных команд, отправили таскать эти тела к воздушным шлюзам. Шенг и его банда тоже таскали и таскали, бесконечно, пока не падали от усталости. Только к больным и мутантам они не прикасались: с помощью стабберного пистолета всегда можно объяснить другим бригадам, что лучше им заниматься такой гадостью.

Вместо гудка, обозначающего конец смены, в положенное время раздался искажённый помехами механический голос, сообщающий, что длительность смен увеличена. Впрочем, никто и шёпотом не возмутился по этому поводу. Даже столь изнурительная и неприятная работа была лучше, чем недавнее вторжение тварей варпа. Матросы шатались от усталости, но офицерам почти не приходилось подгонять их.

А когда, спустя много часов, всё-таки прозвучал долгожданный сигнал отбоя, в уцелевшие кубрики поплелись вымотанные до предела, но очень счастливые люди. Из обломков и жёсткого матраса Шенгу соорудили подобие кровати — теперь единственное в разгромленном помещении, и он устроился там с Розой. Девушка вцепилась в него и провалилась в сон мгновенно, время от времени вздрагивала, но улыбалась. Засыпая, Шенг подумал, что даже с размазанной косметикой и перепачканная в фраг знает чем, она всё равно довольно милая.

* * *

— Двадцать погибших во время ремонта, триста пятьдесят погибших при тушении пожаров, две сотни задохнулись без подачи воздуха в замурованных отсеках. Сейчас экипаж составляет чуть меньше тысячи человек.

Далее первый помощник перечислял успехи ремонтных команд на всех участках. Они пока не впечатляли, но корабль хотя бы не разваливался дальше. Эрик привычно побарабанил стальными пальцами по подлокотнику трона.

— Происшествия?

— Несколько драк среди матросов, жертв нет, зачинщики уже понесли наказание.

— Я имею в виду аномалии, Вейл.

— Ни одной, — в обычно бесстрастном голосе первого помощника сквозило огромное облегчение. Такое же испытал и капитан.

— Случаи помешательства среди экипажа?

— Тоже нет.

— Слишком хорошо… — пробормотал себе под нос Эрик.

Перед ним на планшете были открыты сообщения от Механикум о состоянии важнейших систем корабля, и состояние это было всё ещё плачевным, но имело шансы исправиться. Одно только в этих отчётах настораживало: магос Аргент обычно утруждал себя общаться с капитаном так, чтобы его выкладки были понятны хотя бы в общих чертах, теперь же сыпал терминами, через которые продраться было крайне тяжело, а ещё ни разу не упомянул дух машины "Золотого Вестника", хотя раньше апеллировал к его состоянию и настроению постоянно. Это могло говорить только об одном: магос чего-то не понимал и не мог пока решить проблему, однако признаваться в собственной некомпетентности не хотел. Возможно, проблема и была с духом машины — но какая?

Спустя четверть часа Эрик уже шагал к залу генератора поля Геллера, которым сейчас занимался Аргент. Магос в окружении младших адептов и снующих вокруг сервиторов, ремонтировал сложнейшее устройство и был, очевидно, очень занят, так что даже капитану пришлось подождать, пока он закончит текущий этап работы и сможет отвлечься.

Наконец он отложил свои дела, раздал распоряжения адептам и неторопливо прошествовал к капитану, смерив его ничего не выражающим взглядом изумрудных глазных линз. Его массивная сгорбленная фигура была почти полностью скрыта алой мантией, а в том, что можно было разглядеть, вовсе не осталось плоти. За его спиной мерно гудел короб когитатора и пощёлкивали четыре многосуставных механодендрита, лицо представляло собой серебряную маску с тремя линзами и вокс-передатчиком, кисти рук, видневшиеся из-под широких рукавов тоже были аугментическими и имели по десять тонких пальцев.

Эти самые пальцы он сложил в сложную конструкцию — сжал кулаки — как только услышал вопрос.

— Я изъясняюсь максимально упрощённым языком, капитан, — механический голос был лишён интонаций, но раздражение Аргента нетрудно было угадать. — Отвечаю на вопрос номер один. Лингвистический анализ с целью более понятного для экипажа изложения данных о состоянии корабля не входит в мои обязанности и сферу интересов. Отвечаю на вопрос номер два. Дух машины пребывает в состоянии отдохновения, и его не следует беспокоить на данной стадии ремонта корабля, которая продлится ещё от пятнадцати до тридцати двух дней. Вы удовлетворены ответами, капитан?

— Вполне. Не смею больше задерживать.

С этими словами Эрик развернулся и удалился, гулко ступая по металлическому полу. На корабле стало очень пусто, повсюду гуляло эхо. В действительности ответы его не удовлетворили. У него не было весомых аргументов, но внутреннее беспокойство росло и росло, и на сей раз Эрик решил довериться своим чувствам. Правда, никакие активные действия предпринять всё равно не представлялось возможным.

Поглощённый своими опасениями и подозрениями, Римман сам не заметил, как почти добрался до своих апартаментов. Из дверей кают-компании, мимо которых он проходил, вышли под руку Вейл и Эния. Оба они закончили со своими служебными обязанностями и намеревались приятно провести время.

— Ммм… нет, может, лучше пойдём в твою каюту, милый? В моей меня не покидает… какое-то странное чувство…

Эрик случайно уловил обрывок разговора. Ерунда, конечно. После такого кошмара "странное чувство" может быть по любому поводу. Но интонация, с которой эта невинная фраза была сказана, настораживала. Эния, обычно храбрая до безрассудства, явно чего-то боялась. А ещё к Вейлу, как раньше было заметно, она не питала особого интереса. Не сошлась ли она с ним лишь затем, чтобы не оставаться в одиночестве?

* * *

В конце следующей смены всех, кто не был занят на работах, собрали на богослужение. Проповедник Илиан выжил и выглядел помятым, но бодрым и полным энергии. Взамен золотого посоха ему сделали другой, с аквилой из обычного отполированного железа, но священный символ Императора от того взмывал ввысь не менее гордо.

Всех собрали в большом пустующем ангаре, и оставалось только поразиться, как мало уцелело матросов — они не только уместились, но и свободного пространства осталось довольно много. Впрочем, эта удручающая картина мало занимала умы собравшихся. Илиан говорил о чудесном спасении от тварей варпа, о защите Императора и о бесконечном милосердии Его, о надежде, которая Его волей есть у каждого пустоходца… Он говорил и говорил, и лица людей светлели. Ужас пережитого постепенно, по капле покидал их, оставляя место восторженной радостной вере. Тех, кто не проникся проповедью, пожалуй, вовсе не нашлось. Шенг тоже слушал раскрыв рот, Роза, не скрываясь, плакала от радости, да и у половины бойцов банды глаза были на мокром месте. От молитвы и вдохновенной проповеди Шенг успокоился настолько, чтобы вернуться к своим тёмным, но весьма доходным делам. Святые слова — это ещё не всё, и чтобы успокоить нервишки, матросы точно захотят кайфануть.

И той же ночью Шенг пошёл проверить, что стало с запасами обскуры. В одном из бесконечных технических проходов, между толстыми электрическими кабелями были спрятаны ящики с дурью, и они, как ни странно, неплохо сохранились. На изоляции остались следы когтей, пара ящиков оказались разломаны и содержимое рассыпалось по полу, но остальные были в порядке. Но и то, что рассыпалось, не пропало — порошок стоил дорого, его можно было и с пола пособирать. Шенг присел на корточки, взял пальцами щепотку обскуры, рассмотрел. Порошок вроде был белым, как обычно, но при определённом наклоне фонаря переливался всеми возможными и невозможными цветами, и запах имел другой — пряный и приторный. Проверив ящики, Шенг обнаружил то же самое. С товаром явно было что-то не так. Впрочем, какая разница? Это были деньги, а сам Шенг очень редко баловался наркотой, так что легко мог отказаться от неё вовсе. Роза будет рыдать и умолять, но ей он тоже такую не даст, и ещё отвесит оплеух, чтобы слушалась. И парни тоже потерпят. А остальные матросы пусть берут, что есть.

Ссыпав хорошую порцию в мешочек, Шенг выбрался из схрона и вернулся в кубрик.

— Завтра снова продаём товар, — воодушевлённо заявил он.

— Ше-енг, — елейным голосом протянула Роза, для большей убедительности призывно выгнувшись и заглядывая ему в глаза. — А можно мне немножечко?

— Нет, — отрезал главарь.

— Но Ше-енг, — Роза как бы невзначай потянула молнию рабочего комбинезона и нагнулась вперёд, — у нас полно товара. Ты же знаешь, как мне нужно.

Вместо ответа главарь резко, но без замаха залепил ей ладонью по лицу.

— Шлюз захлопни.

Роза взвизгнула и плюхнулась задом на койку, а Шенг обвёл взглядом остальных.

— Товар порченый, никто из вас его не вдолбит. Ясно?

— А как мы порченый товар толкать будем? — осторожно спросил Келл.

— Как-как? За деньги! — фыркнул главарь. — Не захотят — не возьмут.

Он и сам почувствовал укол совести, но благополучие его собственной банды было важнее, чем если кто-то потравится порченой обскурой. Да и вообще, потравится ли? Может, всё и обойдётся.

Обскура странного цвета и со странным запахом расходилась даже лучше, чем обычная. Может быть, она почему-то казалась с виду более забористой, а может, после пережитого ужаса матросы были готовы на всё, чтобы хоть ненадолго расслабиться и забыться. В первый же вечер желающих оказалось немногим меньше, чем до катастрофы, пришли даже те, кто раньше не сидел на обскуре. Шенг снова восседал на ящиках, у него на коленях примостилась расфуфыренная Роза, которая, жадным взглядом провожала каждую отмеренную дозу — но главарь был неумолим и не позволил ей взять ни крупинки. Остальные ребята тоже косились на дурь с завистью, но авторитет главаря и страх перед его тяжёлыми кулаками пока перевешивали желание всё-таки попробовать обскуру.

* * *

Ночью Эрик не спал. Он не любил вычурную мебель и захламлённые помещения, поэтому его каюта была обставлена строго и просто. Кровать, шкаф, письменный стол, стул, когитатор, зеркало на стене. Иллюминатор, в котором опять маячило чьё-то замёрзшее лицо. Труп прилип к стеклу с противоположной стороны, а руки его замёрзли в таком положении, будто он отталкивал от себя что-то. И теперь казалось, что мёртвый матрос упёрся в стекло и ломился внутрь. Лицо его было наполовину обожжено и застыло в уродливой гримасе, напоминающей болезненный оскал.

Некоторое время Эрик наблюдал за этой неаппетитной картиной, раздумывая, закрыть иллюминатор шторой или оставить так, но в итоге просто отвернулся к стене. Но стоило ему закрыть глаза и погрузиться в чуткую полудрёму, предшествующую сну, в иллюминатор постучали.

Эрик вскинулся и сел на постели, ещё сонным, непонимающим взглядом вперившись в иллюминатор. Труп всё так же упирался ладонями в стекло, только вместо изуродованного, но вполне человеческого лица на капитана смотрела демоническая морда одержимца, которого он убил на мостике. Но мгновение — и всё исчезло. Эрик только успел вскочить, слепо нашаривая пистолет. Он помотал головой и тихо выругался. Конечно, это просто нервы шалят, мертвец в окне просто оказался последней каплей…

Однако спать уже не хотелось, и капитан, одевшись и взяв с собой оружие, вышел из каюты и поплёлся на мостик. Во всём теле была жуткая слабость, ноги ещё слушались — организм посчитал, что кошмар закончился, и теперь ему можно расслабиться. Но усилием воли Эрик заставил себя собраться и шагать твёрдо.

Где-то на полпути он услышал крик. Дикий, яростный, полный какой-то безумной, первобытной злобы. Эрик замер, пытаясь определить, откуда кричали, а затем вопль повторился уже ближе. И за ним последовал другой — полный отчаяния и ужаса, переходящий в истошный визг. Теперь уже сомневаться не приходилось, и Эрик побежал на звук, на ходу выхватив пистолет.

Первый всё ещё орал что-то нечленораздельное, но невероятно злобное, другой взвизгивал короче и тише, а потом и вовсе затих.

За очередным поворотом коридора он увидел сержанта абордажной команды, склонившегося над распростёртым на полу офицером мостика. Тот уже не подавал признаков жизни, но абордажник раз за разом вонзал в него широкий боевой нож. Его лицо, руки и форма были густо перемазаны кровью, кровавые струйки текли по подбородку, как будто он только что грыз свою жертву зубами. Глаза его тоже налились кровью и были совершенно пусты и безумны. В перерывах между воплями он что-то неразборчиво бормотал, и теперь, вблизи, Эрик смог разобрать.

— Кровь… черепа… кровь… черепа… костяной трон… кровь… черепа…

Сержант повторял и повторял, пока наконец не обнаружил, что он здесь не один. Завидев капитана, он резко развернулся на корточках, а затем резко прыгнул вперёд с тем же безумным воем, занеся нож для удара.

Но у Эрика было в запасе время, и он не преминул его использовать. Пистолет он уже держал наизготовку, и теперь отступил на полшага вбок и сделал выстрел. Лазерный заряд прошил живот сержанта, но тот как будто не заметил. Он развернулся, снова силясь достать капитана ножом, но следующий выстрел был удачнее — точно промеж глаз, после чего абордажник мешком свалился на пол.

Вспоминая все известные ему ругательства, Эрик на всякий случай прострелил ему ещё и затылок, а затем добрался до офицера и попытался нащупать пульс на его шее. Это последнее он сделал тоже на всякий случай, ни на что особо не надеясь, потому что несчастного уже искромсали в кровавые ошмётки. Разумеется, тот был мёртв.

Единичные случаи безумия среди экипажа были вполне ожидаемы, так что капитан снова не дал волю излишней подозрительности. Но бойцы абордажной команды обладали, как он надеялся, достаточно устойчивой психикой. Оказалось, и у них нашлось слабое звено.

Спать теперь тем более не хотелось, и Эрик развернулся и продолжил свой путь к мостику, на ходу отдавая распоряжения — избавиться от тел и устроить наутро смотр и проверку абордажников.

* * *

Обскура разошлась на ура, и в заготовленном мешке не осталось ни крупицы. Роза даже не стала это проверять, ведь если Шенг застукает её за этим, то вместо нежностей ночью у неё будет знакомство с его тяжёлыми кулаками. И всё же ей хотелось разжиться дозой. Где хранится остальной запас, знали только Шенг и Келл, и у последнего выспрашивать тоже было бесполезно. Значит, оставалось только одно: попытаться перекупить обскуру у кого-нибудь. Пока шла бойкая торговля, Роза запоминала, кто брал больше, чем на один раз, про запас — и приметила целую компанию таких. Конечно, платить придётся втридорога, но деньги у неё водились.

Вечером, после смены и очередной проповеди, Роза тихо выскользнула из кубрика. Ей надо было спуститься на палубу ниже, в кубрик, который находился почти точно под логовом их банды, так что путь предстоял не такой уж долгий. Всего-то спуститься по узкой, местами проржавевшей лестнице, обойти по нечасто используемому коридору и заглянуть за вожделенным наркотиком. Если повезёт, никто и не заметит её недолгую отлучку.

По дороге всё было спокойно. Коридоры и так казались пустынными, а теперь усталые люди устраивались спать, и по дороге ей совсем никто не встретился. И только подходя к нужному кубрику, Роза услышала нечто необычное.

Переборка скосилась, и образовалась щель, через которую было слышно, что происходит. Люди пели нестройными пьяными голосами, и слова песни было не разобрать, а может быть, это просто была нечленораздельная имитация слов. Но кроме того, в песню очень органично вплетались другие звуки — крики и стоны то ли боли, то ли наслаждения. И это сочетание манило, притягивало внимание, заставляя Розу, как во сне, подходить всё ближе и ближе. Из-за двери чувствовался тот же запах, что и от обскуры — приторный и пряный, а ещё отдающий металлом запах крови. Инстинкт самосохранения сперва подсказывал, а потом просто кричал, что надо убираться отсюда, но девушка просто не могла уйти, не увидев, что же там происходит.

Так она добралась до образованной переборкой щели и приникла к ней. От открывшегося ей зрелища её чуть было не вывернуло в ту же минуту, ноги ослабели и стали ватными, ладони вспотели, и Роза зажала себе рот, чтобы не вскрикнуть.

Матросы собрались в круг и курили порченую обскуру, между затяжками выводя свою странную песню. Они ритмично покачивались в такт, качали головами, выделывали руками плавные жесты, как в танце. И время от времени они отвлекались на своего товарища, лежащего на полу. Тот был обнажён и жутко изуродован, а остальные резали его ножами. Вскрыли ему живот и извлекали внутренности, обмазывали кровью себе руки и лица, срывали с себя одежду и рисовали на телах узоры. Несчастный матрос кричал и стонал, но в наркотическом дурмане, похоже, не осознавал, что его потрошат заживо, и страдание на его лице мешалось с безумным экстазом. Время от времени, распалённые этим жутким ритуалом — почему-то в Розе на ум пришло именно это слово — они набрасывались друг на друга и непристойно ласкали.

Наконец один из матросов нагнулся к искалеченному товарищу, запустил руки ему в рану и стал вытаскивать и разматывать кишки, а другие накинули влажно блестящие от крови внутренности ему на шею и стали душить. На лице второй жертвы, покрасневшем от удушья, застыло то же самое безумно-сладострастное выражение.

Это было последней каплей, и в голове Розы словно сорвало какой-то предохранитель, и она с отчаянным визгом бросилась прочь. На лестнице, до середины которой она не вскарабкалась, а буквально взлетела, её всё-таки стошнило, а потом ещё и ещё раз, пока вместо скудной пайки из неё не стала выплёскиваться желчь.

Едва живая от ужаса, дрожа всем телом, она прокралась в свой кубрик и забралась под бок к Шенгу, который, к счастью, уже мирно спал. Рассказывать кому-либо она всё равно боялась, потому что тогда ей пришлось бы признаться, где она была… но обскуру надо было уничтожить, и она не знала, как убедить в этом главаря.