Поттер в Форксе (джен)

Ты дышишь на ветер и плачешь на совесть,

Слегка оттолкнувшись, встаешь на крыло и на воздух.

А я хочу крикнуть «Зачем? Зачем, ты все это можешь?»

Ответом мне станут бездушного неба слезы.

отрывок

Небольшая полянка в красоте уходящего дня дышала рыжим сумеречным теплом. Пышные кроны и кряжистые стволы деревьев окружали ее широким почтительным караулом, легкий ветерок разносил по округе щебет засыпающих птиц, шуршал в наползающих тенях под любопытными лапами зеленых папоротников. Здесь и там раздавалось тихое стрекотание, а в цветочном полотне прятались мягкие белые звездочки ромашек, высокие косички сердечника, паутинки мелких синих стебельков, названия которых Гарри не знал. Желтые солнышки одуванчиков кое-где уже успели превратиться в белые пуховые шарики.

Вступая в ласковую свежесть вечернего воздуха, Гарри чувствовал, насколько проще стало дышать. Полянка ластилась к ногам, неслышно шептала губами-травами, и Гарри купался в этой чуждо родной обволакивающей заботе. Зеленый ковер щекотал голые ступни. Ветер скользил по щекам, ерошил волосы и целовал глаза. Шорохи и пересвист поляны сливались в общий журчащий стрекот — приветливую нежность дикого Леса.

Гарри шагнул навстречу и пошел, ступая босыми ногами по мягкому цветочному узору, заглядывая в бархатный купол неба, где наливались багрянцем облака.

Сделав десяток шагов, Гарри остановился где-то посреди этого живого мира, закрыл глаза и, делая глубокие размеренные вдохи, с затаенной надеждой обратился к колючей, въевшейся в сердце, пружине. Когти своевольной, неласковой силы впивались в душу и царапали едва начавшие крепнуть камни плотины, оставляя глубокие борозды.

Гарри осторожно тронул шипастую пружину, приглаживая рваные крючья и принимаясь бережно разворачивать ее кольца, словно смертельно ядовитого младенца. Как бы то ни было, эта больная сила — все еще его родная магия, его часть, его суть. Травинки под ногами колышутся, щекочут лодыжки, а Гарри гладит свою ощетинившуюся душу, шепчет и успокаивает. Просит. Океан болит и щерится, но все-таки подпускает к себе, дается в призрачные руки и почти доверчиво обволакивает призрачные ладони. Осторожно просачивается в пальцы и здоровается с ветром.

Гарри открывает глаза. Невидимая сила кружится, боязливо радуется, стелется по земле и вихрится ураганчиками. Здесь и там переливается алыми отблесками, проникая в закатные тени на листьях окрестных деревьев. Гарри улыбается. Его радость отзывается порывом ветра, сила ликующе взвивается вокруг, подхватывая лепестки и травинки, пляшет и кружится. Прекрасная картина единения пьянит своей долгожданностью.

Вдруг волоски на руках встают дыбом, все тело напрягается, готовое сбежать. Гарри еще не понимает, в чем дело, но магия подхватывает его сбившееся счастье, ощетинивается и прокатывается по поляне тяжелым густым порывом, задевая деревья, сминая цветы и стряхивая их в воздух. Нехороший холодок ползет по позвонкам вверх, сердце ухает о ребра, отдаваясь в висках. Щебет и свист вокруг смолкают мгновенно, остается только гулкий звон силы в воздухе и шорох трепещущей листвы. Гарри не видит опасность, но чувствует ее отчетливо настолько, что ясно: бежать поздно — она уже здесь, где-то рядом, вокруг или, возможно, за спиной. Гарри резко оборачивается, но видит все то же — алые всполохи заката в небе, наползающие тени леса и вьющийся ветер, несущий лепестки и пух. Магия скалится, сворачивает кольца, поднимая все новые порывы ветра, треплет волосы — распахнутая куртка бьет полами по бедрам. Цветы и травы, поднявшись в воздух роем ураганчиков, струятся вокруг рваными потоками. Взгляд скользит по округе, пытаясь увидеть хоть что-нибудь в непрерывном мельтешении красок, но безуспешно — зрение смазывают зеленый, желтый, белый, белый — кроваво-рыжий в закатных лучах — белый…

И он, наконец, понимает.

Голые трупики стебельков сиротливо лежат на земле, но белые зонтики — пепельные бабочки кружатся-кружатся в воздухе, играются в прозрачных ветреных водоворотах, путаются в его волосах, гладят лицо и касаются ладоней… Одуванчики — вот, что его напугало. Легкие перышки, белый пух… Гарри отшатывается, но ядовитая стихия не вокруг — внутри него, отравленная красота следует за каждым шагом, пробирается под кожу, пробивая иглами легкие. Шипы пружины болезненно дергаются внутри, вышибая воздух, и Гарри падает на колени, сам скручиваясь в ее подобии.

Щелям пальцев не удержать контроль, гремучий поток беснуется, расшатывает стены, рычит и рокочет, разбивается об оседающие камни заслонов. Боль застилает взгляд, все, на что его пока еще хватает, — держать магию в ветре, не позволяя пожрать лес. Гарри хватается за спасительные браслеты, ищет опору, но опоры нет: они осыпаются пеплом и покореженными кусочками почерневшего металла, оставляя на руках глубокие полосы ожогов. Эта новая боль почти не ощущается, пружина рвет грудь и бьет наотмашь шипастым хвостом. Так плохо не было уже очень-очень давно, но сейчас — теперь — он один, барьеры сорваны, от них остались лишь едва заметные, тонкие столбики. Таймер сломан, взрыв неизбежен.

Таймер... таймер — время, тик-тик-так. Не мысль даже, ее отголосок просачивается в затуманенное алой болью сознание и разгорается спасительным светом. Время, что ходит по кругу, — бесконечная петля, не имеющая конца-начала: тик-тик, так-тик-так.

С трудом осознавая, что делает, Гарри впивается пальцами в землю, прижимается к ней ладонями и титаническим усилием, рывком возвращает сознание. Мысленно он самыми кончиками пальцев подцепляет обжигающую зыбку и, не разжимая тисков хватки, толкает, разгоняя по кругу, меняет вектор движения, не выпуская за закольцованную границу поляны. Скользкая, горячая, своевольная, но его магия отзывается. Закручивается петлей, в спираль, отрезая от внешнего мира сплошной белой-белой стеной-коконом. Крылатые зонтики, ядовитые бабочки.

Гарри судорожно проталкивает в грудь густой раскаленный воздух — кажется, шипы оставили в ней сквозные рваные дыры, — из плотины-решета льется-льется, сила выплескивается через край, как из стеклянно-хрупкого переполненного стакана. Ему кажется? Крохи контроля ускользают — мокрые капельки пламени срываются с пальцев, струятся вокруг, оседая в дымящейся траве. По плотно белой стене бегут рыжие узоры, но ему нужно еще немного времени, совсем чуть-чуть.

Кольцо бешеным потоком бьется вокруг на невозможной скорости. Уже не чувствуя впившихся глубоко в горящую землю пальцев, Гарри последним отблеском разума, на инстинктах, кое-как вспоминает крылья. Удерживая воспоминание где-то самым тонким краешком мыслей, всем, что в нем есть, он обращается к взбесившейся магии и, не позволяя себе передумать, настойчиво тянет обжигающую спираль внутрь, в оставленные ею же дрожащие дырявые щели. Как только зверь поворачивает к нему ощеренную пасть, почти не надеясь, что выживет, Гарри толкает ядовитую силу в землю, штопором, сквозь свое тело.

И мир взрывается красным.

Примечания:

Вот и готов новый кусочек повествования)

Shevurr, ты лучшая!