Выздоравливай, Кейт. (джен)

Сильно гудела голова, и, цикая сквозь зубы, я аккуратно спустила ноги: где-то там, на прохладном полу у дивана, покоились мои тапочки. И каждое движение приносило муку: сама нога была словно чужая, а от правого бедра по всему телу, будто бы вспоротому остриём, стреляла колкая боль...

"Дьявол! Черт!" — с беззвучной руганью и упором на руки, приподняв непослушное тело, кое-как сместилась на край дивана. Сглотнула с трудом: безудержно, прямо-таки нестерпимо хотелось пить, и язык невольно потянулся к пересохшим, горько-солёным от пота губам: вода в бутылях ещё бултыхалась, но махровое полотенце, небрежно наброшенное на голову, не мешало бы смочить: подсохнув, оно перестало держаться и с ленивым шорохом опустилось на бедра. Понятно, что ране легче не стало, но ведь бойцы не сдаются!

"Хотя... Какой же я теперь боец..." — и желчно усмехнулась: всего лишь несколько шагов по направлению к кухне, небольших, неторопливых, но неимоверно трудных, с до боли и крови зажатым краешком губы. Всегда и во всём, привыкнув рассчитывать только на себя, теперь зачем-то доказываю самой себе свою же собственную исключительность. Наверное, всему виной те самые проклятые обстоятельства, и… и ещё кое-кто…

Растрепанные локоны сбились на лоб, закрывая обзор, но я тупо и невидяще смотрела перед собой, тихонечко двигая пальцами раненой ноги. Поморщилась: простреленное место чутко реагировало на малейшее движение, тупой болью напоминая о себе, и руки сами собой нервно сжались в кулаки, натягивая и стаскивая простыню.

"Проклятье! Проклинаю беспомощность! Ненавижу! Ненавижу и презираю!" — и я опять крепко выругалась. Смахнула со лба обильный пот, оценивая свои силы. Вот так, осторожно лечь на постель левым боком и так же осторожно, по четверти дюйма выпрямлять больную ногу. Вот так, теперь уже немного легче и можно перетерпеть, чтобы обшарить пол у изголовья...

Горящая ладонь скользнула по грубому линолеуму под диван, проникая глубже, пока не коснулась пальцами чего-то гладкого и прохладного. Ещё немного усилий, и... Ага, есть! Тонкая алюминиевая трубка наконец-то оказалась в руке, и, подтянув костыль к себе, я уселась вертикально с опорой на него, припав к чашке воспаленным лбом.

"Пфф... Ну вот теперь хоть можно собраться с силами. .."- и с квелой улыбкой на лице я невольно погрузилась в воспоминания.

...Там, в двенадцатом участке, остались мои коллеги и друзья. И парни, что на руках вынесли из-под огня. И внешне невозмутимый Перлматер, всучивший мне костыль. И Рой, с тревоги потемневший лицом. И лучшая подружка Лейни, что, задвинув куда-то негативные эмоции, обеспокоенно хлопотала вокруг: ловкий укол обезболивающего, заботливая обработка раны и профессионально наложенная повязка. И вот они, уже на пару с Сидни, настоятельно агитируют меня в больницу, но я отказалась наотрез. И ничто не могло повлиять на моё решение: ни долгие уговоры о необходимости надзора, ни гипотетическая возможность осложнений, ни куча других медицинских страшилок — не подействовали на меня никак: оставаться в больнице я категорически отказалась (и отчасти потому, что ненавижу их с детства). Домой, и только домой, в собственный укромный мирок, многолетнее убежище от всех невзгод. Туда, где можно дать свободу эмоциям и чувствам, и быть самой собой. Где можно делать всё, что угодно, только бы не видеть его, Касла..

«Чёрт, и почему я упомянула «Его»? — и с досады скрипнула зубами. — "Наверное, потому что... "

...Касл тоже был там. Никого не спросив, забрался в «скорую», которая, завывая сиреной, помчалась по авеню, распугивая водителей и пешеходов. Сидящих у борта нещадно бросало из сторону в сторону, качалась капельница над моим носом, и Касл не раз порывался что-то сказать, но слушать я категорически отказывалась. Нет, я догадывалась, ЧТО у Касла было на уме, но в полемику вступать не было никакого желания. И я уничтожала своего напарника, гипотетически, хлестала его взглядом, наотмашь, да так, что он бледнел и потел, подпирая горбом железный борт, и после особо колкого и ненавидящего взгляда даже оторопело отшатнулся. Его лицо скривилось в страдальческой муке, и Касл прикрылся ладонями, продолжая следить за мной сквозь слегка расставленные пальцы.

Однако я уже не обращала на него никакого внимания, потому что до смерти хотелось покоя. Чтобы никто не сочувствовал, не теребил, не лез в душу, и с закушенной до боли губой я мерно покачивалась в такт движенияю машины, рассеянно слушая наставления Лени. Её голос звучал то громче, то совсем затихал, всё сильнее желая попросить помолчать, и, взирая на моё бледное, страдальческое лицо, доктор Пэрриш оборвала сама себя.

Остаток пути до моего дома мы преодолели молча. Вытянувшись в струнку вдоль носилок, аккуратно прижав руку к больной ноге, я усиленно старалась отрешиться от происшедшего. Лейни нашла-таки немного слов утешения, что вызвало мою вялую улыбку. Лекарство уже подействовало, в ноге появилась онемение, и мне реально стало легче. Даже путешествие на носилках вверх по лестнице не претило моему духу и никак не отразилось на общем состоянии. И пока вся компания не очутилась в моей квартире, я всё пребывала в лекарственной полудреме.

Размещением внутри руководила Лейни. По её указаниям разложили на диване постель, аккуратно туда меня пристроив, подкатили к изголовью журнальный столик, с парой бутылок воды, и только после этого парамедики удалились. В комнате остались лишь Пэрриш и Касл. Приоткрыв глаза на ободряющий хлопок по плечу, я заметила Лейни, что присела на краешек дивана, и сердито прищурилась на Касла, что стоял поодаль. Тот смотрел непрерывно в мою сторону, но не выдержав дуэли взглядов, поёжился и страдальчески вздохнул. Затем, с преувеличенным вниманием, уставился на потолочную люстру, разглядывая пыльные "рожки". И выглядел Касл тоже неважно: лицо потемнело и осунулось, а небольшой шрамик над левой бровью стал резче и чётче. Однако, когда Касл хмурился, шрамик терял свою форму, теряясь в морщинках, и эту особенность его мимики я заметила совсем недавно... Тогда, когда руку мальчишки прошила пуля, и Касл первый кинулся ему на помощь. И я даже опомниться не успела, как Касл уже бинтовал простреленное плечо ребенка обрывками своей рубашки. На лице напарника, всегда таком живом и эмоциональном, резко отразились боль и страдания, и вот тогда-то я и приметила тот рубец. И я даже знаю, что двигало тогда Каслом, если бы... Если бы в той перепалке не пострадала ещё и я...

— Кейт, ты как? — искренне сопереживая, Лейни склонилась надо мной, готовая исполнить любую прихоть. — Тебе сюда, помимо воды и костыля, ещё что-либо принести? Могу сделать заказ в китайском ресторане.

В благодарность я нащупала её горячую руку и легонько сжала.

— Халат подай... И полотенце намочи. А так всё... хорошо... — медленно, словно пробуя слоги на вкус, ответила я. — У меня... всё хорошо... Но у меня... совсем нет аппетита... И хотелось бы... побыть одной... Совсем... одной... Я справлюсь...

— Ладно, детка, — Пэрриш ответила таким же невесомым рукопожатием. — Я или кто-нибудь из медиков будем навещать тебя. Уколы, таблетки, перевязки: от этого никуда не деться, и хорошо, что ничего серьезного не задето. Обезболивающее нужно? Нет?! Тогда держи телефон под рукой, ладно? Касл?!

— Он... тоже уходит... Прямо сейчас и надолго... И безо всяких... условностей...

Даже сквозь дрему я расслышала его тяжкий вздох, потом клацнули ключи о столешницу, и две пары ног затопали на выход. Лейни, правда, потом ненадолго вернулась, а я осталась одна, что, впрочем, не очень-то меня и расстраивало. Я ещё как-то смогла дотянулся до воды, чтобы смочить иссушенное горло, а затем долго пыталась устроиться в импровизированной постели. И пришел тяжелый, нездоровый сон, и в нём я дергалась, металась, в кого-то стреляла, кого-то звала, и мне было больно, было жутко, и панический страх охватил меня всю...

* * *

Очнулась я в холодном поту, когда на улице уже зажглись фонари, и в комнату проникали лишь рассеяные отблески: портьеры никто так и не раздвинул. И свет горел только в прихожей. С непривычки похлопала глазами, приходя в себя, провела ладонями по лицу, раздирая слипшиеся веки. Шевельнулась и тут же вскрикнула: раны только в комиксах заживают быстро, но это не значит, что ситуация подавила меня. Сквозь стоны и скупую слезу, на пределе сил, нужно как-то в бытовом плане обслужить себя: умыться, переодеться и может даже кофе сварить, но первая же попытка встать на ноги уложила обратно в постель.

"О, Господи! Как больно!" — да, сейчас я уже сожалела, что отвергла предложение запастись таблетками: заморозка прошла, и теперь простреленное бедро противно, тягуче ныло. И от малейшего движения мельтешило в глазах, но у меня не было выбора. Раз сама за себя решаю, значит, и страдаю сама за себя. И никто не вправе мне в этом посочувствовать. Особенно тот несносный писатель, по чьей милости я, хоть и добровольно, заточена в четырех стенах. И моя обида на него ещё не скоро пройдёт. Если пройдет вообще...

Постанывая, спустила с постели ноги: костыль находился рядом, и я повисла на нём всем своим телом. Понятия об уходе и постельном режиме остались где-то за гранью прошлого, но каждый шаг был достоин похвалы. Одеревеневшая нога, бранные слова и искусанные чуть не до крови губы сопровождали этот трудный и долгий моцион по квартире. Шкаф с бельём, ванная, а если сил хватит — то и кухня. И то, что у меня в холодильнике, кроме полок, ничего больше не было, не особо меня беспокоило. Телефон есть, и можно заказать себе съестного, а если двигаться уж совсем не в мочь, портье откроет входную дверь: уж такая у нас договоренность. А завтра приедет Лейни (до неё продержусь как-нибудь!), вколет антибиотик и сделает перевязку. И жизнь, чёрт возьми наладится, но...

— Какого чёрта, Касл! — дыша, как загнанная лошадь, я остановилась на пороге кухни и тут же разразилась несусветными ругательствами. — И кто тебя только просил?

А в том, что это именно его "проделки", не было никаких сомнений: промасленный пакет с символикой известной пекарни, что лежал по центру острова, и тут же рядом — плотный тканевый колпак для чашек. А под ним...

Да, я в этом почти не сомневалась, и спустя несколько минут сопенья, пыхтения и насилия над своим же несчастным телом я убедилась в собственной прозорливости: дежурная безликая кружка была наполнена кофе почти до краёв. И пончики в пакете, такие пышные, маслянистые, пахучие ванилью и в сахарной обсыпке искушали меня почище библейской Евы. Но... в нынешней ситуации это больше смахивало на какую-то подачку, неуклюжую попытку искупить вину, которую, по факту, трудно было чем-либо загладить, и поэтому пончики безжалостно отправились в урну, а я, сглотнув обильную предательскую слюну, кое-как взгромозилась на стул, боком приткнутый к острову. Чтобы дать отдых рукам, пришлось зажать костыль между ног и только после этого, энергично встряхнув кистями, нерешительно дотянуться до чашки.

Да, это был он, мой обожаемый напиток, столь знакомый и волнующий до дрожи, что был так важен мне и необходим. И в каждом целительном глотке таилось достаточно положительных эмоций, чтобы затмить всё неприятное вокруг. И я поднесла кружку к губам, но...

Реакция организма была неожиданной и отвратной: спустя всего пару глотков, горячо любимого, но уже прохладного кофе, меня чуть не вырвало. Ударило изнутри сладковатым в нос, затряслись, завибрировали руки, и по всему телу разлилась неприятная слабость: так плохо мне не было никогда. Закружилась голова, стены и мебель пустились вскач, и я едва сглотнула липкий ком, что навязчиво подваливал к горлу.

— Пффф... Вот так сюрприз... — не без сожаления я оставила чашку в сторону и теперь тупо пялилась в столешницу перед собой. — Это фиаско, Кейт, и что-то с тобой не так. Нет здоровья, нет настроя и даже кофе не лезет в глотку. Пожалуй, нужно лечь, и какие тут к черту книги...

С костылем под мышкой, перебирая по стене плечом и руками, я двинулась в обратный путь. И с каждым шагом я выключалась буквально на ходу, но всё же билась за себя, безжалостно терзая губы и обламывая ногти. И тут, на полпути к дивану, в дверь внезапно позвонили...

— Кто это, черт возьми? — дотянувшись руками до простенка, я вжалась в него лопатками, чтобы перевести дух. — Как не вовремя и на ночь глядя!

И я молилась про себя, что это кто-то чужой и просто ошибся дверью, но звонок повторился ещё раз, и ещё: он явно подпинывал меня, проверяя на храбрость и стойкость. И я поняла, что если не открою, то перестану себя уважать. Я сильная, я Беккетт, я смогу, и пусть только попробуют во мне усомниться.

Подволакивая гиреподобную ногу, я еле-еле добралась до прихожей: майка и халат на спине промокли насквозь. Глянула в глазок, в сомнениях покусывая губы: кто-то стоял боком или спиной, но, кажется, уже было ясно, кто тут приперся на ночь глядя. Щелкнул замок, и костыль словно приклеился к моей руке.

— Привет, — да, это был он, мой неугомонный напарник. — Как ты?

Рискнул улыбнуться и тут же резко отшатнулся: таким жестоким и беспощадным было выражение моего лица.

— Нормально! — я угрожающе вздернула бровь. — Ты что-то забыл?

— Ннет, — Касл потупил голову, как нашкодивший школьник, а руки держал за спиной. — Просто... Мимо проходил...

Я резко и жарко выдохнула ему в лицо.

— И что? Сбился с направления?

Его взгляд заметался, Касл нахмурился и выдавил из себя:

— Прости... Просто... я подумал: откуда при пустом холодильнике взяться силам?

— У меня есть кому обо мне позаботится, Касл! — мой непреклонный и звенящий от недовольства тон не допускал иных толкований. — Дальше то что?

— Я просто... Просто оставлю это там, — Касл показал пакет с давно известной эмблемой, что держал в руке, и голова его сделала характерный жест. — Это ведь не идет вразрез с энергетическими потребностями твоего организма?!

— Как и куда посмотреть...— ещё немного, и моя желчь выплеснулась бы наружу. — У тебя всё?

Напарник замялся, что-то пробурчал, и если б я смогла, то с удовольствием врезала бы ему костылем, но Касл так умоляюще, так преданно посмотрел на меня, что я лишь брезгливо поморщилась: нужно было что-то решать, потому что я вдруг почувствовала, что капитально выдохлась, и полторы ноги меня уже совсем не держат. И мне опять стало дурно и страшно: завалиться в прихожей на глазах у Касла было бы наихудшим казусом в моей жизни. Сил осталось только на слова, а я ведь видела, как пристально и с жалостью смотрит на меня Касл. И он точно подставил бы мне плечо, но я не собиралась давать ему шанс...

— До кухни, Касл, и обратно, — костыль скрипел под моим весом, но я упрямо смотрела себе под ноги, чтобы не видеть встревоженное лицо Касла. — А после — отправляйся вон. И я не буду по сто раз тебя упрашивать...

— Понимаю... — смиренно склонил голову Касл, и выглядело это абсолютно ненаигранно.

Он буквально просочился в щель между мной и косяком, и спустя несколько минут просунулся обратно, едва не получив дверью, которую я тут же захлопнула.

Теперь никто мне не мешал, и едва щелкнул входной замок, я буквально сползла по стенке на пол, и слезы облегчения обильно запрыгали у меня по щекам: не будет, не будет у Касла триумфа, а у меня — позора...

Вставать на ноги я уже больше не пыталась и, стараясь не шуметь, полуползком, на получетвереньках, поковыляла на место сна. На диван еле забралась, абсолютно иссякшая и злая. Кое-как перевела дыхание, убрав с лица слипшиеся пряди, облизала пересохшие губы. Нужно постараться заснуть, а иначе на грустных мыслях долго не вытянуть. И где-то тут была вода... О, и таблетки, оказывается, тоже...

* * *

Возвращение в реальность было не самым радостным, и на лбу от рукоятки точно останется след. Но мне уже больше не заснуть: голод, жажда, подбитая нога никак этому не сопуствуют. К тому же, хоть и наступило утро, но от порции ночных кошмаров душа моя пребывает не в лучшем виде...

Мои часы, благодаря предусмотрительности Лейни, лежали тут же, на столике, и я прихватила их вместе с водой. Стрелки показывали начало восьмого, и несколько жадных, взахлеб глотков неприятно теплой, безвкусной воды немного сгладили внутренние спазмы, но это пока что вся моя пайка до прихода Лейни. Потому сейчас меня кольнула мысль, что вездесущий Касл может разговорить любого и тем более такого несносного болтуна, как швейцар Фьюри. Чего мне как раз и не нужно, как не нужно знать про меня лишнего и обсуждать до последней косточки — тем паче. И снова тогда возникает вопрос — что же все-таки нужно мне и как дальше быть? От дела меня отстранили, звонить с притворством отцу — не было никакого желания, и вот эта моя вынужденная никчемность, при жгучей деятельности моей натуры, бесила больше всего. И резкой, импульсивной вспышкой, я согнула бы о колено этот злосчастный костыль, если бы... если б не дверной звонок....

* * *

Да, это снова был Касл: он отлично держался, но шрам выдавал волнение. И в пристальном, обращенном на меня взгляде будто бы нетающие льдинки застыли: Касл явно прокручивал сложившуюся ситуацию.

— Что тебе нужно, Касл? — меня уже начинала раздражать его кажущаяся невозмутимость, но я старалась выдержать тон разговора. — Если ты пришел пожалеть меня, то можешь смело отправляться обратно, я никого не держу.

— Сильные женщины не нуждаются в жалости, Беккетт, она унижает их, — несмотря на внешнее спокойствие, его выдавала и маленькая синяя жилка, бешено пульсирующая на шее. — А я не привык унижать женщин.

— Тогда зачем пришел? У меня нет никакого желания с тобой разговаривать, — повиснув всей массой на костыле, я напряженно ждала его хода. И меньше всего я нуждалась в словах утешения, но Касл уже явно что-то решил. В чем не было никаких сомнений.

— Можешь считать меня навязчивым, но за время совместного поиска плохих парней я выработал себе отличную привычку — варить кофе по утрам, и поэтому не собираюсь себе изменять. И сейчас уже утро, а кофе я ещё не пил, и готов поклясться, что ты тоже.

Его глаза странно, завораживающе сверкнули, и сердце предательски дрогнуло, оттаяв всего одним краешком: Касл видел меня насквозь… Кофе… Извечная и любимая тема... И неважно, что организм встретил его в штыки. Может быть, это временно, побочное действие лекарств, может — просто нервы, но сложно, почти невозможно было отказаться от такого предложения, тем более — на голодный желудок. Да, Касл нажимал на болевую точку, и одним молчанием и устрашающими взглядами от него не отобьешься. И его настойчивость поражала меня, выводя из себя и одновременно заставляя восхищаться. У меня не было слов, чтобы возразить, уже не было сил, чтобы выгнать прочь и не было никакой возможности удержать напарника на расстоянии. Хотя сейчас, возможно, я несу несусветный бред, думая о какой-то дистанции, когда Касл так рядом, что протяни руку — и коснешься. И он точно смог бы, но приняла бы это я? Сто раз нет, и эту мысль я чуть не сказала вслух. И меня охватила паника, сердце судорожно ёкнуло, сжимаясь от испуга в комок. Но Кэтрин Беккетт должна, должна была удержать себя в руках, и если…

— Кажется, я догадываюсь, Беккетт, о чем ты думаешь, — веско и уверенно, он оборвал полёт моих мыслей, и мне было всё труднее смотреть ему в глаза.

И я по-прежнему молчала, а слова застревали в пересохшем горле. Ноги наливались свинцовой тяжестью, немели поврежденные мышцы, но я упрямо и будто назло ему изводила себя. И видела его напряжение, видела по выражению его лица готовность прийти на помощь, но я не могла ему этого позволить. Однако, над его эмоциями я не властна, зато всё ещё владею своими, и мимика меня точно не выдаст...

— Кстати, я мог бы закрыть дверь изнутри, пока ты раздумываешь, — Касл выжидательно переминался с ноги на ногу, всё также не ведая, куда приткнуть мешающие руки. — И у тебя сквозняк, я спиной чувствую.

— Тоже мне, шутник...- презрительно фыркнула больше по привычке, но что-то мне явственно подсказывало, что Касл не собирается отступать, и выбрать стратегию поведения было наипервейшим делом, а пока...

...я подозрительно смотрела в эти чистейшей прозрачности глаза, подспудно ожидая насмешки, но Касл был абсолютно серьезен, и раунд оставался за ним. Ладно, я согласна была его временно пустить, но должна быть настороже, и тогда мое самолюбие не пострадает.

И я сдалась, потому что реально замерзли ноги. Разворот не занял много времени, гораздо труднее было сделать первый шаг, дальше должно было бы быть легче. Или совсем нет. Бедро пронзало будто сотней иголок, предательские слезинки катились по щеке, и стон едва не выдавал меня с головой. Я сделала короткую остановку, стараясь вдохнуть как можно незаметнее: из-за напряженных нервов взгляд Касла чувствовался буквально кожей. А останавливаться нельзя, нужно идти, скрипя зубами, и крепко сжимать в побелевших пальцах ручку костыля. Трудно, очень трудно...

Вот и диван уже близко, и я уже знала, как лучше опуститься, а Касл за моей спиной уже исчез на кухне. И в руках напарник держал неприлично громадный пакет, хоть и в дверях стоял вроде бы с пустыми. Что, неужели блинчики? Хотя, какая теперь разница…

И пристроилась в постель, как могла, радуясь, что Касл пока меня не видит.

И даже, несмотря на своё состояния и текущие обстоятельства, мне придётся сопротивляться, что есть мочи, его обаянию, его силе убеждения и незримой поступи в мою сторону, этим мимолетным фразам или невинным жестам, несущие в себе особую потайную суть, подтачивающую мой обособленный мирок. Но вы не думайте, что Касл слишком бесцеремонен и навязчив; скорее всего, это не так, как не убийственно это для меня звучит. Просто, это человек, многогранный и не постижимый, не умеющий отступать и сдаваться, обладающий концентрацией внимания, как у кокер-спаниэля, и фантастической способностью находить незаметное, но важное для истины. И это всё он — Касл.

К сожалению (или к счастью), совместный завтрак так и не сложился: нам обоим было неловко, и разговор совсем не клеился. И когда хлопнула входная дверь, его уход странно повлиял на окружающее меня пространство. Сразу же наступила вязкая, зловещая тишина, окутывая меня, приглушая слух, будто ватными тампонами прямо в уши. Тук-тук. Тук-тук: сердце отбивало повышенный ритм, дробными стуками отдаваясь в виски. И руки сами собой потянулись к чашке. Короткий глоток, и остывшая капелька кофе скатилась внутрь, вызвав мелкую, противную дрожь.

"Бр-р!" — и на душе (который раз за сутки!) возникло чувство неудовлетворённости. Да, вот именно сейчас горячий кофе точно пригодился бы, но… Касл был выгнан вполне сознательно, хоть никакой радости от этого я не испытала. Понимая, что всё это временно, не собиралась киснуть, чтобы абстрагироваться от ситуации и с учётом физических возможностей, найти себе подобающее занятие. Пожалуй, сейчас меня спасла бы только книга, хоть и без бокала вина в теплой расслабляющей ванне.

"Жаль, жаль, очень жаль," — и я грустно вздохнула, потому что времени у меня в достатке, и моё пространство практически свободно, хотя Касл и говорил, что на него не претендует.

Тогда на что же? На что? На моё тело, на моё сердце или на всю меня целиком? Такую, какая есть — с грудой тягостных воспоминаний и нерешённых психологических проблем, ушедшей с головой в работу, и не замечающей ничего вокруг? Да, мне хватало того мира, в котором я жила, но он невольно (или нарочно) добавил к нему свой. Увы, это произошло помимо моей воли, и, что самое плохое, я до сих пор не знаю, что мне со всем этим делать.

...головная боль усилилась, вызвав очередной приступ злости, и тут же стало понятно, почему. Мне удавалось контролировать себя, но одно не давало покоя — сегодня Касл уже не чувствовал себя виновным. Совсем. И это жутко бесило. Нет, он переживал из-за моего ранения, и если бы я позволила, то с удовольствием остался бы, просто сводя с ума одним своим присутствием. И наговорил бы кучу всякой ерунды, но чтобы Касл о себе не мнил, его чары не подействовали на меня, хоть я была недовольна и обескуражена тем, что Рой его поддержал. Ведь идея Касла — заставить Стайерса сдаться — изначально была бредовой, и хоть Касл трепался там что-то про социотипы и особенности поведения подобных личностей, куча его сумбурной информации, была взята, как мне показалось, с потолка. Мы тогда дико посмеялись, втроём, но только не капитан. Отмахнувшись от моих доводов о штурме, он выдал карт-бланш Каслу, вызвав у того несусветную радость, но всё пошло не так. Этот подонок Стайерс прикрылся семьёй сестры, и что мы получили в сухом остатке?

Мрачные мысли перебил звонок. Отчаянно молясь, что это будет не Касл, я подхватила телефон, и, видя Лейни на картинке входящего контакта, выдохнула с облегчением.

— Беккетт.

— Привет, подружка! Как прошла ночь?

Мне удаётся улыбнуться, несмотря на поганое самочувствие.

— Спала плохо. Голова раскалывается, знобит немного. И нога…

— Кажется, детка, ты расстроена, и по-моему, я знаю причину.

Подружке не откажешь в проницательности, и ободряюще-весёлые нотки принудили меня капитулировать. Откашлявшись, я выдала как можно спокойнее и непринуждённее:

— Он пришёл в начале восьмого. Был самоуверен до безобразия, неприлично смел, и… сильно нервничал.

— И ты, конечно же, его выгнала, — резюмирует Периш, явно стараясь меня дожать. — Или нет? Насколько я знаю Касла, обычно выдержки ему не занимать. И он умеет прятаться в себе.

Снисходительно хмыкнув, даже зная, что меня не видят, я отрицательно мотнула головой.

— Его тоже можно прочитать. Всего лишь одна деталь в его облике, — я замялась и через некоторое время выдавила из себя: — Это… это такая… короче, это, кхм, шрам над левой бровью...

— Шра-ам? — и мне явственно представились округлившиеся глаза Лейни. — А это-то тут причем?

— Да всё просто. Шрам становится резко очерченным, когда Касл переживает или нервничает. По-моему, он сам этого не сознает…

— Вау! — готова была побиться об заклад, что глаза Периш лихорадочно заблестели. — И давно ли ты следишь за его мимикой, а? А ну, колись давай!

— Мм… Не могу сказать точно, не уверена, но это было, кажется, в день ареста фальшивомонетчиков.

— Охохо! — веселый тон обратился в недоверчивый, и я прямо-таки увидела, как Лейни подозрительно прищурилась. — А ты точно уверена? Сдаётся мне, что это случилось раньше… Намного раньше… Или я не права?

"Чееерртт..." — и лихорадочно заметались мысли, а мочки ушей вспыхнули, словно в жарком пламени. Из последних сил я всё ещё старалась удержать марку, но недоверие Лейни взяло меня за живое, и я сдалась.

— Да, пожалуй…

— Это было после взрыва, — своей уверенностью она припечатала меня к стене, безапелляционно вынося вердикт. — Не знаю, почему ты не замечаешь его преданности, это так очевидно. Всем, кроме тебя. Я бы даже сравнила его с собакой.

— Чёрт, вот этого только мне и не хватало… Собаки… Скажи на милость, почему я постоянно должна следить за тем, чтобы он чего-нибудь не натворил? Почему я должна об этом переживать? Я не нанималась ему в няньки. И вообще, я с самого начала была против.

— Нуу, зря ты так…. Касл может быть и взрослым, и рассудительным, и ответственным. Ты только посмотри, как он относится к Алексис!

— Об его отношении к женщинам я тоже знаю!

— Перестань, перестань себя накручивать. И почему ты упрямо не замечаешь в Касле всё то положительное, что и составляет его «я»? Может, просто потому, что не хочешь?

— Это большой ребенок, Лейни! — уговоры уже выбесили меня, и всё тело просто затрясло. — Он просто достал меня уже, своими фантастическими теориями, и суя везде свой нос, воображает себя пупом земли, светочем Вселенной, мегазвездой. И в конце концов, его дутое самомнение всё дороже и дороже нам обходится! — забывшись, я по запалу хлопнула себя по ноге и чуть не выронила от боли телефон. Перед глазами закружился хоровод искорок, болью стрельнуло в виски. И услышав моё судорожное дыхание и всё прекрасно понимая, Лейни не стала пытать меня расспросами, а лишь спросила осторожно:

— Говорить можешь?

— Да, черт возьми! — я с трудом сглотнула комок. — Вот, например, вчера, я сто раз пожалела, что его послушалась. И что теперь? Я сижу тут одна, без работы и без…

И резко осеклась, чуть не прикусив язык. Вот, чего только не скажешь в горячке. Неужели выдержка изменила мне? Ну, нет, только не сейчас…

— Алло! — неприлично затянувшаяся пауза взволновала Лейни. — Кейт, ты что замолчала? Тебе плохо?

— Неет…

— Тогда, подружка, — Лейни откровенно начала злиться, — договаривай, пожалуйста. Что ты хотела этим сказать — и без…? Неужели без него, Касла?

"Касла?" — ярость охватила меня, еще немного — и «болтливый» кусок пластика полетел бы в угол, обрывая неприятный разговор. Сильно гудела голова, нога постоянно напоминала о себе, все тело прошиб обильный пот. Крупные капли скатывались по лицу, затекали в глаза, и, смахивая их, я вытирала руку о промокшую насквозь майку. Даже не смотрясь в зеркало, я знала, что сижу с бледным лицом и гневным, уставившимся в никуда взглядом. И зачем только Лейни вернулась к этой теме...

— С чего ты взяла? По-моему, я уже ясно сказала, что выгнала его и не смогу с ним нормально общаться после того, что Касл учудил. Ведь если бы он не влез со своими переговорами, то всё было бы по другому.

— Он действовал во имя добра, Кейт, и всё равно придёт, даже если ты будешь против, даже если выгонишь опять, огрев сковородкой. Хочешь узнать, почему?

— Ннет....

Мой голос завибрировал, подчеркивая неуверенность, и Лейни сбавила напор. Я даже видела, как она хмурит брови и касается указательным пальцем нижней губы, потом сказала тихо и мягко, подбирая каждое слово:

— Хави поведал мне всё, в малейших подробностях и без утайки: Касл был ни в чём не виноват, это просто стечение обстоятельств. Ну, подумай сама: разве Рой позволил бы ему выступить переговорщиком, если бы не был уверен в результате? Да Рик кого хочешь смог бы уговорить, если бы не лошадиная доза "винта" в крови Стайерса.... Поэтому, подружка, успокойся и хорошенько подумай, прежде чем вздумаешь наговорить колкостей. В крайнем случае, ну просто промолчи…

Последняя фраза просто убила наповал, и меня начало трясти. В горле возник шершавый ком, уголки глаз предательски защипало, эмоции опять взяли верх, и мне захотелось кричать.

— Лейни, о чём ты вообще говоришь? Я же не слепая, и прекрасно понимаю, что преступник мог оказаться под кайфом, со всеми вытекающими отсюда последствиями. И случившееся только подтвердило очевидную вещь — зачем вообще Касл туда полез? Какого чёрта ему там надо было? Нервы пощипать, поиграть в мальчика-ковбоя? Или потешить своё гипер-эго? Наверное, он забыл, что это я — коп, и в мои обязанности входит рисковать жизнью. А у него даже пистолета нет, и чтобы я сказал его родным, если бы подстрелили его, а не меня? Как бы я посмотрела им в глаза, а? Задумав высунуться, Касл совсем об этом не подумал, и его безрассудство могло обойтись нам ещё дороже. Теперь, по его милости, я торчу в четырёх стенах, а ведь работа для меня — это всё. И я ненавижу болезни, ненавижу больницы и ненавижу всё, что с ними связано…

Слёзы душили меня, и, не договорив, я швырнула телефон на постель. Скрипя зубами, откинулась на спину: плечи тряслись от рыданий, обида засела в груди, не давая вздоха, голова кружилась, как после "сумасшедших горок". Дьявол, ну почему Касл опять оказался свидетелем моей слабости, почему именно он? Ненавижу его за это, проклинаю, и готова растерзать в клочки.

* * *

Не знаю, сколько прошло времени, как я отключилась, наревевшись вдосталь. Опять зазвонил телефон, перемигивая в складках простыни, и от заставки на экране заломило зубы: это Касл. Суется ко мне, как ни в чём не бывало, и как удав перед атакой на кролика, я уткнулась в дисплей ненавидящим взглядом, втайне надеясь, что Касл-таки даст отбой. И да, гипноз подействовал, но ненадолго. Смолкнув, через несколько минут телефон затрезвонил опять, и во мне вскипела волна раздражения: рука сжалась в кулак, дыхание с хрипом вырывалось из груди, и навязчиво долбило в виски. Со смачной руганью, взяла прохладный пластик во влажную ладонь, чтобы ответить, сухо и официально:

— Беккетт.

— Эй, привет. Мне нужна твоя помощь! — он обескуражил меня первой же фразой, но злость — это было моё второе "я".

— Неужели "котик" снова где-то потерялся? — и казалось, что от изрядной порции сарказма обязательно задымится трубка. — Извини, но я в проводники к тебе не нанималась. Надеюсь, что у тебя всё.

— Эээ, да ты не дослушала меня, — Касл старался говорить как можно деловитее, и ни грамма иронии, никакого язвительного подтекста. — Да, я оставил бы тебя в покое, но мне нужен, очень нужен совет моего друга и напарника. Надеюсь, что в этом плане ничего пока не изменилось?

Мне очень хотелось наговорить грубостей, но меня остановило что-то непонятное. Однако язвить я не перестала.

— Ты что, сожалеешь, что рано выбился из-под материнской опеки? Вообще-то, ты обратился не по теме, у меня не курсы домашних психологов, да и "таблетки храбрости" тоже не раздаю.

Касл внимательно выслушал меня, и будь я проклята, но мне показалось, что он улыбнулся. Хотелось бы знать, чему…

— …ну так вот, мне предложили написать комикс, — слух уловил лишь обрывки фразы. — Три издательства, три разных темы, и мне нужен твой совет, на чём следует остановиться.

И я не поверила своим ушам. Он, что серьёзно?

— Чтооо? Касл, о чем ты сейчас говоришь? — я сердито скрипнула зубами. — И откуда это у нас, в 12м участке, возмëтся шеф-редактор занимательной анимации, а? Ты вообще-то в курсе, что обратился не по адресу?

Повисла тягостная пауза, и я услышала, как на том конце трубки тяжко вздохнул Касл. Понятно, что с учётом моего состояния, трудно ответить достойно, но выйдет ли отвадить Касла колкостью и непринятием? И тот просто перевёл дух.

— Ну же, Беккетт, — он говорил не то чтобы ласково, а как-то особенно тепло и по-домашнему, — всего лишь одно твоё слово. И если же ты посчитаешь, что меня низко ценят, и мне не стоит связываться с этими издателями — то я готов послать их к чёртям собачьим!

— Вот, зараза! — это выскочило помимо моей воли, и я поняла, что невольно дрогнул голос.

— Что? — не сразу вник он в смысл фразы, но я его довольно-таки невежливо перебила:

— Кажется, ты зря меня уговариваешь, Касл. Ведь ты всё решил и без моего участия. И вообще, ты всегда делаешь то, что хочешь, и зачем тебе тогда я?

— Ты мне нужна, — осторожно начал он, но тут же поправился. — Просто у тебя немного другие взгляды на жизнь.

— А ладно, чёрт с тобой!

* * *

Я и не заметила, как прошло три часа с того момента, как приехал Касл. Он выглядел лучше, чем во время нашей утренней встречи, рубец разгладился и почти не напоминал о себе. Касл притащил с собой коробку с пиццей, пакет из китайского ресторана и объёмную увесистую сумку. Свалив пакеты в кучу, он аккуратно примостился на стоящее недалеко от дивана кресло, стараясь выглядеть весело изо всех, но мне всё время казалось, что он притворяется, стоило лишь посмотреть на шрам. И да, я не ошибалась: за показной веселостью скрывалась тревога. Рик улыбался во весь рот, шутил, чем вызывал у меня несмелые улыбки, и в тоже время беззвучно спрашивал взглядом «как ты?».

И мне стало неловко: Касл настолько был неподражаем в своих попытках меня развеселить, что в конце-концов я не выдержала:

— Говори, что хотел, а то я сильно устала... что-то...

И, кажется, он заметил мои скупые слёзы.

— Тебе нужно подлечиться.

Это прозвучало мило, но опять вызывало моё негодование. Что он о себе возомнил? Я открыла было рот, собираясь отпустить что-то едкое и даже обидное, но Касл остановил меня коротким движением пальца, чтобы невозмутимо пояснить:

— ...а иначе в будущем рискую лишиться одного из моих самых любимых зрелищ!

— Это… каких же?

— Вид косяков, которые с треском вышибает твоя нога. Это так незабываемо и… так изящно.

Мне осталось закатить глаза: и как это у него так получается? Большой и неподражаемый ребенок, со своими комплексами и причудами, он который раз удивил меня, заставляя сдать свои позиции. И обнажая меня перед самой собой, Касл всё время держит меня в фокусе своего внимания.

Что ж, пришлось смириться с его присутствием, хотя и не понятно, зачем это Касл притащился ко мне. Явно тянул время, но то и дело поглядывал на часы, изподтишка. Думал, наверное, что я, из-за своего болезненного состояния, ничего не замечаю, но я же вижу! Я детектив, Касл, а не ты, и это мне присуща особенность подмечать детали. Даже если в этом плане и ты высокого мнения о себе. Но все-таки, что же такого у тебя было в сумке, что ты об ней ни словом не обмолвился? Захотел устроить розыгрыш? Но у меня совсем не игровой настрой. Может, задумал театральную сценку? Но я к тебе в зрители не нанималась. Притащил видеопроектор? А что, как вариант, но вряд ли ты принёс свои любимые мультики или коллекцию домашнего порно. Я не твоя подружка, Касл, а просто напарница, и мне сейчас важнее побыть одной. Но...

Похоже, что Касл реально домой не собирался и все что-то говорил, рассказывал, жестикулируя, а по ходу дела притащил к дивану и журнальному столику ту самую загадочную сумку, да... и вывалил на него её содержимое. Столик скрипнул, зашуршали переплёты, в нос ударило свежей типографской краской — это были комиксы! Много комиксов, и будь я проклята, если знакома хотя бы с одним из них. Но Касл не должен был ничего заподозрить, и с деланно-скептическим видом я прихватила один комикс за уголок.

— Да, Касл, — и я до жути боялась, что меня снова выдаст голос, — всяких мужиков приходилось видать, но таких, с неистребимым детством в душе — практически впервые...

— Зря ты так, — нахмурившись, Касл вроде даже как обиделся. — Люди старались, воплощая чьи-то пожелания, они думали о тех, кто будет это читать и смотреть, и от кого будет зависеть их финансовое благополучие. Ночей не спали, придумывая графические темы, а потом нужно было образы героев в краске воплотить, да так, чтобы соблазна не было комикс отложить. Это же целая индустрия, Кейт, только для одних это развлечение, а для других — тяжкий многодневный труд!

И Касл был так убедителен в собственном мнении, с таким жаром отстаивал точку зрения, что я почувствовала нечто вроде укола совести. Правда, негоже Каслу знать, что меня связывает с комиксами и в какой степени, а совет бесплатный и так можно дать.

И не показывая, что взволнована, я перелистнула следующую страницу, а потом ещё и ещё: сюжет оказался занимательным, хоть я и изо всех сил изображала бесстрастность и скептицизм, а Касл... Он пожирал взглядом каждое моё движение: лёгкое перекладывание страниц, небрежный взмах руки, подправляющей чёлку, усердное покусывание ногтя и мимолетную болезненную гримассу, когда мне нужно было сменить позу. А я тем временем взяла другой сборник, который тоже и необъяснимо привлек к себе моё внимание, и, чёрт возьми, во мне резко проснулся критик. То меня не устраивал формат сценки, то цвета какие блеклые, персонажи сливаются, а вот и физиономия главного героя, что смахивала на приплюснутую катком новогоднюю маску, и т.п., и т.д. Да, я тупо не заметила, как втянулась в этот увлекательный процесс, а Касл, до этого практически молчавший, вдруг начал со мной спорить. И не раз, и не два, рьяно тыкая пальцем в разворот листа, до ругани и хрипоты в горле, когда никто и никому не хотел уступать, и чтобы победить сухость во рту, Каслу пришлось сбегать на кухню за водой, а я... К своему полному стыду, я подзабыла как-то и про рану, и про события предыдущего дня, и про то, что если б не нога, то Касл запросто отправился бы с лестницы вниз головой. И лишний раз, втайне, я поразилась способности напарника создавать вокруг себя ореол доброты и душевного комфорта, но... Касл — это Касл, а Беккетт — это Беккетт, и никакой взаимной химии у нас быть не может, потому что мы, хоть и считаемся напарниками, фактически сами по себе.

"И да: дистанцию, Кейт, держи дистанцию!" — мои пальцы с усилием прижались к вискам, как вдруг в дверь бесцеремонно позвонили.

— Ага! — обрадовался было Касл, отбрасывая очередной комикс, но тут же резко наткнулся на мой недоумевающий взгляд.

— Я прямо сейчас никого не жду, Касл, — мой голос прозвучал устало и с хрипотцой. — А раз это не ко мне, то кого или что ещё ты сюда притащил? И уж не много ли ты себе позволяешь?

И с весьма стойким недоверием я посмотрела на него, но Касл лишь виновато улыбнулся и резво сорвался с своего места.

— Ты не пожалеешь...- и поскакал к двери крупной рысью.

— Уже... О, чёрт! — и я практически закрылась, сложив руки на груди и прикусив ноготь, но мне всё-таки, скрепя сердце, хотелось бы знать, что это за звуки доносятся там из прихожей: приглушённый базар Касла с каким-то чуваком, стуки, скрипы и ещё какой-то жалобный звук, напоминающий то ли скрип, то ли скулеж, то ли взвизг, то ли что-то в этом роде...

Но вот тихонько клацнула входная дверь, и не успела я ничего сообразить, как в комнату ворвался прыгучий шоколадный комок и разразился тонким заливистым лаем. И моё сердце ëкнуло. В хорошем, по счастью, смысле.

— Это что — собака? — я провела ладонью по лицу, собирая чёлку назад. — Касл, ты принёс мне собаку? Касл?! Касл!!!

— Иду, иду! — сияющий, как хромированный поднос, Касл ввалился в комнату, нагруженый донельзя: в одной руке он держал большой пакет собачьего корма, в другой — какую-то странную конструкцию, напоминающую поилку для птиц. Осмотревшись так, словно видел мою квартиру впервые, Касл выкатил колесом грудь и громко произнёс:

— Шелби — это Кейт! Кейт — это Шелби!

Он представил нас с таким умопомрачитальным пафосом, чточто, едва-едва не рассмеявшись, я чуть не испортила всё дело. А Касл, уже не обращая на меня никакого внимания, сгрузил посреди комнаты свой багаж и теперь крутил головой, высматривая пса, который уже исчез с поля зрения.

— Шелби! Шелби, ты где? Фьюить! Замри! — это уже относилось ко мне. — Слушай!

Четыре человеческих уха вслушивались в окружающее пространство, и будь я проклята, если не расслышала смачные причмокивания: они доносились из-под дивана. И я даже отреагировать не успела, как Касл с широко раскрытым ртом плюхнулся рядом со мной на колени и невообразимо вывернулся, заглядывая под низ.

— Шелби! Вот ты где... Аааа! Фу, Шелби, фу! Беккетт! Он грызет твою тапку!

— Чёрт! — забывшись, я дернулась всем телом и чуть не взвыла от резкой боли, а Касл, распластавшись на пузе, уже шарил подо мной руками.

— Фу! Фу! Противный пёс! Отдай! Отдай это мне!

Касл сделал резкое движение, и песик с визгом выскочил из-под дивана. Громко облаяв Касла и заодно — меня, он пулей метнулся мимо нас и скрылся на кухне. Через некоторое время оттуда раздались настойчивые скребущие звуки.

— Вот бандит! Его явно не успели покормить! — подиспачканный в пыли, Рик сел рядом со мной прямо на пол и протянул мне тапку с надкусанным задником. — Как видится, тут можно и без crime-line обойтись...

— Я детектив, Касл, но очевидные вещи — на то и зовутся очевидными! — я указала Каслу на пол, чтобы положил туда тапку, а сама невольно задела его плечо. И Касл артистично выпятил нижнюю губу.

— А как у тебя на кухне обстоит дело с норами?

— Чтоооо?

— Ну, с норами. Шелби же норная собака, соответственно, ей удобнее жить в привычной среде обитания... Ауч!

Мой палец безжалостно вонзился ему в плечо, а я, подозрительно сощурив глаза, произнесла устрашающе-ледяным тоном:

— Если это произойдет, Касл, мое отношение к вам уже не будет таким дружественным? Ты понял меня? Касл?!

— Да понял я, понял! — и Касл мгновенно вскочил на ноги. — И я постараюсь этого не допустить!

Я лишь снисходительно усмехнулась в удаляющуюся спину и на всякий случай запахнула поглубже халат. Чтобы сию минуту назад не говорила, Каслу не стоит знать, что строгость моя не всерьёз. По крайней мере, с его стороны это своевременный и правильный ход — притащить собаку, чтобы реабилитироваться самому и скрасить моё добровольное затворничество. Потому что я пока не собираюсь его прощать, несмотря на заступничество Лейни и явные попытки загладить вину. По крайней мере, с пёсиком нужно будет познакомиться поближе.

— ... а вот и мы! — в проёме кухни показался Касл, бережно прижимая к груди пса. И тот не делал попыток вырваться, а наоборот, изо всех сил старался достать напарника своим длинным розовым языком. Как я уже разобралась в породе, собачка была таксой, такого красивого шоколадного окраса с едва заметными полосками по бокам. И размером псина была с домашнего кролика: такая в любую щелку пролезет.

— Он скребся об один из ящиков кухонного гарнитура и обязательно проскреб бы там норку, если б я не поспешил на помощь — говоря чуднЫе вещи, Касл был абсолютно серьёзен. — Надеюсь, шкаф отблагодарит меня преданностью, и мы подружимся.

Перехватив пса поперек живота, Касл ногой и свободной рукой подтолкнул кресло вплотную ко мне и наслаждением на него плюхнулся. Пёс сразу же принялся зализывать писателю ухо, и Касл смешно и неповторимо кривился и морщился, тараторя несусветный бред. И тут я поняла, что ревную...

— И где же ты взял это чудо, Касл? — сдержанно улыбнулась я.

— Знаешь, Беккетт... мнмуа... — это Касл не смог увернуться от пса, что лизнул его в губы, — есть собаки-поводыри, а есть собаки-доставлялки радости. И их тоже можно взять напрокат. Конечно, у них бывает вздорный характер, и пакости тоже могут сотворить, но общение с ними приносит только позитив. Ты же сама говорила, что всегда мечтала о псе, мечтала поить, кормить, гулять, приучать к командам и ещё к многому чему, но не было такой возможности. Ммм?

— Гуулять? — и тут в душе шевельнулась тревога: наличие собаки предполагает движение, но Касл, видимо, предугадывая вопросы в лоб, сразу же пояснил:

— Не парься, я все предусмотрел. Пока я бегаю по Яблоку, Шелби скрасит твоё одиночество. Это чтобы Касла не было слишком много. Поилку и кормушку я настрою, а гулять мы будем два раза в день. И тебе ничего не нужно будет делать. Читай книгу, спи, восстанавливай силы, а Шелби будет забирать твою отрицательную энергию. Ты ведь знаешь, с какой стороны гладить холку, чтобы результат был ощутим?

— А что — есть разница? — сдержанная усмешка тронула мои губы.

— Есть! — Касл даже не посмотрел на меня, теребя пса под челюстью. — Вот увидишь!

— Ладно, но лишь бы мне не пришлось пожалеть об его присутствии, а иначе пожалеешь ты!

Я извернулась, как могла: щипок за мочку уха был дружеский, но чувствительный, и Касла всего передернуло.

— Предупреждать надо, — проканючил он таким тоном, что я сразу же просекла прикол. — А вдруг я неготов?

— У меня есть пистолет, Касл, — и мстительно, плотоядно улыбаясь, я ущипнула его ещё раз. — К тому же, скоро должна появиться Лейни, и я не хочу, чтобы ты тут ошивался.

— Всё, понял, не дурак! — Касл подсадил таксу на диван и начал собирать комиксы в сумку. — Дело, как говорится, за малым!

Пока Касл копошился рядом, я рассеянно наблюдала за ним, но едва собака взобралась мне на руки, как я испытала натуральный шок: "Вот оно! Вот то, чего мне сегодня не хватало! Вот, она, моя реабилитация и моё успокоение!"

И словно позабыв о существовании Касла, я поднесла собаку к лицу, и тут же была атакована, лаской: пёс лизал меня и в нос, и в щёки, тянулся к бровям, вылизывал подбородок и шею, а его стройное, поджарое тельце, ласкаемое моими непослушными пальцами, покорно и знакомо вздрагивало. И в этом акте взаимного доверия словно заново родилось и выросло что-то, что, казалось бы, было утеряно и пропало безвозратно, ранее, тогда, когда мы остались с папой, вдвоем. И я гладила и не могла нагладиться этой шелковистой, податливой шерсткой, а душа моя запела новыми радужными нотками. И я улыбалась, открыто и расслабленно, так, как уже давно разучилась улыбаться, и мне стало хорошо, несравнимо хорошо и спокойно, и даже боль куда-то отступила. Словом, это был маленький, но праздник, и его устроил мне Касл...

— Касл?! — я невольно подняла голову и тут же перехватила его взгляд: он смотрел на нас с Шелби с невыразимой тоской и нежностью.

— Что, Касл? — пришурила глаз я. — Ты хочешь мне что-то сказать?

— Нет, — ответил он и как-то слишком быстро отвернулся. — По-моему, я уже все тебе обрисовал. Просто... Просто.. Просто нужно поилку настроить... Да и собачьи игрушки где-то тут были..

И Касл шагнул к своим баулам, затем, покопавшись внутри, перебросил мне несколько набивных игрушек, с пищалкамии прочей мишурой. А я гладила собаку, и все смотрела, как он настраивал поилку: залил воды, добавил в лоток корма, придирчиво опробовал оба механизма, встав для этого на четвереньки и чуть не тестируя устройство на язык. Походу, Касл забыл уже и про кофе, и про пиццу, и когда я его о чем-то спрсила, Касл лишь махнул рукой и потопал на выход. Что-то его явно тревожило и беспокоило, но я не полезла бы к нему в душу, как и он не должен был лезть ко мне. Мы всего лишь напарники, а не нечто более.

Касл прикрыл за собой дверь, а собаку я спустила с рук: тот устремился к поилке и теперь жадно хлебал воду. И чем больше я смотрела на пса, тем сильнее ощущала какую-то пустоту. Не хватало явно каких-то слов, хоть и действий было в избытке, но как когда-то обмолвился Касл, даже в печали нужно находить прекрасное. И вряд ли оно связано только с Каслом. Пройдет всего лишь несколько дней, и как только хоть немного заживет нога, я сразу же вернусь в участок. Буду пить кофе, ментально разыскивать плохих парней и составлять отчёты. Буду ли дистанцироваться от Касла — честно говоря, не знаю, это всё решится по ходу жизни, а пока... Пусть приходит гулять с собакой, варит мне кофе — пожалуй, это то единственно немногое, что ему в моей жизни дозволяется....

В кармане завибрировал телефон, оповещая об СМС, но я почему-то медлила, стиснув трубку в кулак, и профессиональное чутьё уверенно подсказывало, от кого сей месседж. Надеюсь, Касл просто что-то забыл, и не будет в тексте ни неясностей, ни условностей, а я всё медлила, скребла ногтями пластик и всё опасалась неизвестно чего, хотя фраза оказалась проще некуда: " Да, чуть не забыл, Беккетт, сказать тебе самое главное: Просто выздоравливай, Кейт!"